Заставь меня влюбиться Сокол Лена

– Дай. – Протянул руку, взглянул на фото, громко хмыкнул.

Девушки оживленно закивали. Да-да, этим они еще раз подтверждали важность того, что было на экране.

Денис бросил короткий взгляд на преподавателя и затем наклонился к ним. Шепнул что-то, заставившее подруг по очереди подпрыгнуть, создавая волну, как на футбольном стадионе. Вся аудитория оживилась. Те, кто доделал работу, кто еще не закончил – отвлеклись все. Звездам опять удалось захватить всеобщее внимание.

– Вот сами спросите, – добавил Денис.

– Игорь! Игорь! – Девушки принялись по очереди звать Костыля.

Они с Максом сидели возле окна, увлеченные какой-то новой игрой в мобильнике.

– А? – наконец обернулся он.

– Ш-ш-ш-ш, – зашумел бабский муравейник.

Костыль дернул головой, ясно давая понять, что ничего не услышал.

– Шшшш, – раздалось в ответ.

Террариум, блин. Я опустила глаза в тетрадку. Не хватало еще встретиться взглядами с этим придурком.

– Да? Да? Да? Да? – десяток пар глаз уставился на Костыля.

– Да-а, – усмехнувшись, произнес он и наклонился на спинку стула.

– Вот это да! – воскликнула Танька, тут же прикрыв рот рукой.

Вике словно бы и не было дела до всего этого обсуждения. Она спокойно дописывала свою работу. Не отвлекаясь, не прыгая на стуле, как остальные девочки, и даже ни разу не взглянув в сторону Игоря. Ей вообще было свойственно такое поведение. Будто ничто в этом мире не достойно ее внимания. Есть она, ее свита, а все остальные лишь презренные существа.

– И вы прям рядом живете, да?

– Угу, – кидая в рот мятную пластинку, ответил Игорь.

– Соседи-соседи? – снова вклинилась Диана.

Ты что, тупая? Мне хотелось спросить ее об этом каждый раз, когда она начинала кого-то переспрашивать о чем-то.

– Да.

– Правда-правда?

– Да-а, – буркнул он, отворачиваясь.

Ну, надо же. Кажется, зацепило и Костыля. Ему всегда нравилось внимание только к собственной персоне. А тут девочки явно были заинтересованы кем-то другим. Непорядок.

– Спасибо, – возвращая мне листок, шепнула Галя. Отвернулась и тут же повернулась обратно. – Маш?

– А?

– Ты его уже видела?

– Кого?

– Новенького.

– Нет. – Пожала плечами, возвращаясь к рисунку. – А у нас будет новенький?

– Я его видела сейчас у деканата. – В глазах Галочки зажглись безумные огоньки.

Ого, похоже, всеобщая лихорадка передается воздушно-капельным путем. Надо текать.

– И? – спокойно поинтересовалась я, поднимая глаза.

– Это. Просто. Улет. – Теперь она выглядела необычайно взволнованной. – Ты такого чуда еще никогда не видела. Это я тебе точно говорю.

– Не может быть, – ответила я. Безразлично и ровно.

– Диана даже щелкнула его на свой телефон, не постеснялась.

– Ясно.

Кивнула головой и полезла в сумку за карандашом. Какой мне толк с этого новенького? Ну, больше на одного человека в аудитории. И что? Ни холодно, ни жарко. Все равно я здесь одна, на последнем ряду, на своем наблюдательном посту недалеко от двери, в которую можно незаметно зайти перед самым началом занятий и так же выйти, и никто не обратит внимания.

Галочка разочарованно вздохнула и, поправив очки, отвернулась. Разумеется, ее печалило мое равнодушие. Даже ей с кем-то хоть иногда хотелось обсудить мальчишек и прочее. А Наташа… Галя зыркнула на соседку, которая ссутулилась над листком бумаги, доводя работу до совершенства. Наташа не подходила на эту роль никак. Инопланетянка, будь она неладна. Ботаноид с планеты Очкариус. Хорошо, хоть списывать можно. Главное, не окосеть к выпускному.

Мои мысли прервал громкий стук откуда-то справа. В дверном проеме показалась завкафедры Инна Владимировна. Грузная женщина лет пятидесяти с пышной химией на голове. Ее появление быстро привело в чувство всех студентов, а в особенности Серафиму, которая, оторвавшись, наконец, от телефона, подскочила со стула и натянула на лицо приветливую улыбку.

– Доброго дня! Я буквально на секунду, – зычным басом прогрохотала Инна Владимировна.

– Доброго! – подхватила Серафима и сложила руки на груди.

– Не буду вас отвлекать. Просто представлю нового студента вашей группы. – Она сделала шаг назад, освобождая проход. – Дима, проходи! Прошу любить и жаловать. Проходи. Ну, а я пойду, мне пора.

– Спасибо, – кивнула Серафима. – Проходите, занимайте любое место. – И обратилась к нам: – Ребята, сдаем свои работы. Передавайте по рядам.

Никто не обратил на нее никакого внимания. Все ждали. Ждали его появления, словно второго пришествия. Могу ошибаться, но, кажется, никто даже не дышал. По крайней мере, звук пролетевшей мухи показался мне ревом истребителя. Оглушающим и резким. А потом раздались шаги.

Шаг. Еще шаг.

Первыми из-за угла появились ботинки новенького. Угольно-черные кеды на низкой подошве. Затем джинсы. Темно-синие? Нет, почти черные, потертые, узкие. Свитер. Он ярким светлым пятном сразу захватил все мое внимание. Молочного цвета, вязаный, мягкий. К такому обычно хочется прижаться щекой. Из-под свитера торчала рубашка, темно-красная в мелкую клеточку.

Прикид со вкусом и явно дорогой.

Подняла глаза выше и почувствовала, как дыхание забилось в горле испуганным зверьком. Уже знакомые всклокоченные волосы, хмурый, будто невыспавшийся, взгляд сине-зеленых глаз. И яркие переливы рисунков по всей шее и на кисти левой руки, держащейся за карман джинсов.

Он поднял подбородок, лениво окинув притихшую аудиторию взглядом. Слева направо. Медленно. Кивнул в знак приветствия кому-то невидимому, а может, всем нам сразу. Поправил сумку на плече и сделал неуверенный шаг в кабинет. Дверь за ним захлопнулась.

– Продолжим занятие, – как-то неуверенно объявила Серафима.

Но никто и не думал оборачиваться к ней. Все застыли, беззастенчиво разглядывая вошедшего. Вот кто-то поднял руку. Краем глаза заметила, что это был Костыль. Махнул приветственно, подзывая новенького сесть к нему. Тот в ответ прищурился, видимо, прикидывая, как лучше было бы добраться туда, к окну, кивнул. И вдруг обернулся на звук.

Мне показалось, я сейчас умру. На месте. Он стоял, глядя прямо мне в глаза. Он! Псих, хам и преследователь! Чертов татуированный под хохлому подлец!

И все из-за предательски выпавшего из моих рук карандаша, с глухим звоном обрушившегося на стол. Плечи новенького распрямились, на лице засияла довольная улыбка.

Нет! Нет! Нет!

Секунда, и он уже двигался в мою сторону.

Бежать было некуда, в полной тишине под пристальным вниманием нескольких десятков пар глаз я наблюдала, как сокращается расстояние между нами. И слушала, как оглушительно бьется мое сердце. Бах-бах-бах!

Вдруг новенький остановился, бросил сумку на стул и сел вплотную ко мне. Отчаянно близко. Так близко, что я даже закусила губу.

Интересно, кто-нибудь видит нас?

Оторвала взгляд от его татуировок и повернулась. Все! Таращились все без исключения! И в тот момент, когда мое лицо залило красным, он наклонился к самому моему уху, погружая в терпкий запах своего парфюма. И улыбаясь, у всех на глазах медленно и четко произнес с такой характерной ему хрипотцой в голосе:

– Ну, вот. А ты переживала, что мы больше не увидимся.

Я повернулась к нему и уставилась взглядом, полным возмущения. Какого хрена он привлекает ко мне столько ненужного внимания?! Врывается в мое личное пространство. Дышит. Мне прямо в лицо. С шумом выталкивая воздух из ноздрей.

– Эй, ты что дышишь, как загнанный конь? – сказала ему одним взглядом. – Только что с «Гонки героев» вернулся, что ли?

Мои губы остались сомкнуты, но до него дошло. Поняла это по его улыбке. Рассмеялся. Беззвучно. Забалдел и, похоже, действительно был рад меня видеть. А еще ему нравилось меня раздражать. Это тоже было написано на его лице.

Все продолжали смотреть на нас. Мы смотрели друг на друга.

Сколько там сантиметров до его губ? Наверное, не больше десяти. Ладонь едва пролезла бы между нашими лицами. Он смеялся глазами, я метала молнии. Он улыбался, я злилась. Наверное, это длилось несколько секунд, но ощущалось вечностью.

Очередной спор? Игра в гляделки. Тогда поглядим, кто кого. Вздохнула. Секунда, еще одна. Эх…

Когда я уже была готова сдаться, он вдруг повернулся к остальным. У Галочки от неожиданности даже очки чуть не слетели с переносицы. Но запотели уж точно. От испуганного «ой», произнесенного одними ее губами. Отвернулась и склонилась над тетрадью.

Других тоже не пришлось уговаривать. Ребята, смущенные его строгим и серьезным взглядом, возвращались к своим делам. Наташа фыркнула что-то нечленораздельное. Я, уже привыкшая к ее языку жестов и звуков, расшифровала это как осуждение внешнего вида новенького. И правильно, лучше бы науку грыз, чем татухами кожу портить.

– Передаем свои работы, – напомнила Серафима, – и будем возвращаться к теме лекции.

Все закопошились, зашелестели листочками. Танька получила по плечу от Дианы за то, что никак не могла оторваться от созерцания такого странного союза, как обсуждаемый всеми новенький и местная девочка-невидимка. Когда она все-таки развернулась, среди ее подружек побежал благоговейный шепоток:

– К ней… к ней сел…

Ох, да, похоже, нужно было признать – разукрашка в живую понравился всем еще больше. Вот гад. И то, что я внезапно испытала, осознав это, обеспокоило меня не меньше, чем факт того, что этот тип уже сидел, прижавшись ко мне плечом.

– Хватит меня трогать, – прошипела я, отодвигаясь.

– Да, кладите листочки на мой стол. Итак… – Все. Серафима опять понеслась по волнам знаний.

Мои пальцы сами обхватили ручку, готовые конспектировать. Не стану обращать никакого внимания на его присутствие. Нет. Не-е-ет.

– Скучала, значит, – сказал тихим шепотом, заставив дернуться от щекотки.

Ужасно захотелось вмазать ему. Прямо сейчас. Прямо при всех. Аж зубы свело.

– Что? – Отодвинулась еще немного.

Его рука скользнула к моей тетради. Отодвинув гелиевые ручки, он указал прямо на клюв большой птицы, расправившей крылья. Постучал по ней и улыбнулся. Затем задрал подбородок повыше, указывая на рисунок на своей шее, и подмигнул мне.

Вот блин! Надо же было так опростоволоситься! Кто ж знал, что он придет и увидит. Я вырвала свою тетрадь из его рук и резко захлопнула. Будто таким способом можно было заставить забыть о том, что он только что видел.

– Вот видишь, – наваливаясь спиной на спинку стула, прошептал он, – скучала. И еще как!

– Вот еще. – Отвернулась, делая вид, что слушаю преподавателя. На самом деле просто вспоминала, как нужно дышать. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Только бы не лопнули мозги от усердия.

– Скуча-алаа, – напевая шепотом себе под нос, продолжил новенький-татуировенький.

Достал какой-то огрызок, когда-то бывший карандашом, тонкую ручку в металлическом корпусе и новенькую тетрадку. Нарядную, едва ли не в золотой обложке. Наверняка стащил у папашки-олигарха. Очередной мажорище на мою голову!

– Ты что заладил? Так и будешь, как попугай, мне это весь день повторять? – прорычала я сквозь зубы, даже не глядя в его сторону.

– Мне нравится, как ты бесишься, – делая вид, что внимательно слушает Серафиму, усмехнулся он. – Это я еще в автобусе заметил. Твои глаза. Безумные огоньки в них, которые появляются, когда ты на меня смотришь…

– Слушай, – обернулась я, – а у тебя щека не болит?

– Нет. – Он растерянно пожал плечами. – А должна?

– Будешь много говорить, – прошептала, отворачиваясь, – получишь еще одну затрещину.

– Ааа. – Потер скулу с левой стороны. – Вот ты о чем…

– Именно.

– Ну, – парень мечтательно задумался, – мне понравилось, какой ты можешь быть… резкой и грубой. Столько экспрессии в такой маленькой девчушке.

– Сам ты маленький.

– Я большой. – Немного подумал и добавил: – Везде вообще-то.

– Прекрати. – Давно мне не было так неловко. Хоть бы форточку кто открыл. Духота же невыносимая. – Давай без подробностей, хорошо? Они мне не интересны. А еще лучше иди и вымой рот с мылом. И не пори всякую чушь!

– Кнопка мелкая, а бурчишь, как чайник с кипятком.

– Иди ты к черту, д…

– Сурикова, вы хотите высказаться?! – недовольным тоном спросила Серафима.

И черт меня подери на этом самом месте, если десятки пар любопытных глаз вновь не уставились на нас.

У меня что, рога растут? Чего вылупились? Отвернулись бы. Я воинственно нахмурила брови.

– Н-нет, – закрутила головой и покосилась на расписного. Он сидел как ни в чем не бывало с невероятно умным лицом. Лицом человека, которого ничто не было способно отвлечь от важной лекции по практике перевода. Смотрел преподавателю прямо в глаза, закусив карандаш. Внимал, так сказать.

Вот так, значит, да? Мне даже показалось, что кожа пошла пятнами от такого пристального внимания.

– Может, вам есть что сказать о проблемах стилистики перевода?

– Я… я…

– Рот закрой, а то муха залетит, – усмехнулся новенький, прикрыв рот кулаком так, чтобы его губ не видела Серафима.

Выписала глазами круги на парте, подбирая слова. Вот подстава!

– Дима, – вдруг сказала, ощущая, как жар приливает к голове. Даже язык зажгло от его имени. Сосед обернулся ко мне, не веря своим ушам. – Дима-а… – повторила я, царапая ногтями собственные ладони. – Дима… хочет высказаться по данной теме.

– Вот как? – заинтересованно протянула Серафима, оглядывая чудо в перьях, с недоумением впивающееся в меня глазами.

О-о-о, в этом взгляде было все. Замешательство, оторопь, растерянность. Я даже позволила себе на секунду окунуться в эти глаза, рассказывающие целые истории яркими всплесками своих сине-зеленых радужек.

Признаться, на мгновение стало даже страшно, как он отреагирует на подобную подлость. Прищурился, будто принимая вызов, и одними губами произнес: «все, ты попала». Похоже, мне действительно несдобровать… Я даже спрятала желавшую расплыться на губах улыбку. Села.

Не, ну а как он хотел? Зуб за зуб, глаз за глаз. Это всего лишь маленькая месть за испорченное пальто… и поцелуй, который он взял тогда силой. Хотя напрягая память… Силой ли? Не я ли вцепилась тогда в его губы, как дикая кошка, а потом с силой лупанула по щеке, злясь на одну только себя.

– Да, с удовольствием, – кивая преподавательнице, встал новенький.

Теперь он возвышался надо мной на все свои… сколько там? Метр девяносто? Два? Вряд ли два метра. Но с моего места он казался нескончаемо длинным. В своем мягком стильном свитере и симпатичной рубашке, воротничком прикрывающей половину рисунков на шее.

«Рельса» – вывела я карандашом на полях. А что? Всего лишь в отместку за его прошлую реплику про кнопку. И тут же получила легкий тычок коленом по ноге.

– Дмитрий. Мы только что обсуждали различие степени экспрессии в двух языках – русском и английском. На примере произведения «Великий Гэтсби» Фицджеральда. Ты слышал, о чем я говорила?

– Да, – ответил уверенно и громко. Врет как дышит, вот ведь сволочь.

– Тогда я повторюсь с твоего позволения… – Она взяла учебник и отвела от себя на расстояние вытянутой руки, всматриваясь в строчки.

– Конечно.

– But his eyes, dimmed a little by many paintless days under sun and rain, brood on over the solemn dumping ground. Мы уже обсудили и пришли к выводу, что если передать значение, как «краска давно не подновлялась», то потеряем эпитет paintless. Какой перевод, на твой взгляд, здесь будет для него более удачным?

Он просиял. Нет, реально. Просиял. Ему что, конфетку кинули? Или кто-то врубил софиты над головой? С чего бы такой кайф ловить?

– Думаю, что… «краска немного полиняла от дождя и солнца… и давно уже не подновлялась» будет самое то, – спокойно сообщил он.

Я оценила. Хитрец. Он отлично вышел из положения. Еле удержала руки от восторженных аплодисментов. Этот самодовольный хмырь не только переводил на ходу, но умудрялся еще и быстро подбирать соответствующие эпитеты на русском. Окей, засчитано.

– Спасибо, садись, – удовлетворенно кивнула Серафима. – А теперь идем дальше. В любом языке есть отдельные элементы, не поддающиеся передаче средствами другого языка, поэтому становится очевидной необходимость компенсировать эти потери при переводе.

«Пупсик», – выхватив у меня из-под носа одну из гелиевых ручек, нацарапал он прямо в моем конспекте. Я с шумом выдохнула. Жаль, что я не огнедышащий дракон. Спалила бы его к чертям вместе с этой наглой ухмылкой.

«Оглобля», – вывела старательно, обведя каждую буковку дважды.

«Малявка», – не остался в долгу новенький.

А почему собственно мы чиркаем в моей тетрадке, а не в его? Я оттолкнула парня локтем и написала прямо посреди чистой страницы:

«Глиста в скафандре!»

И вздрогнула, чувствуя, что, пока я была занята написанием, он уперся лицом мне куда-то за ухо и втягивает носом запах моих волос. Отстранилась, сверкая глазами, сглотнула и уставилась на него. Типа «совсем, что ли, ошалел?». Но он и не думал смотреть на меня, уже писал красивыми печатными буквами:

«Шмакодявка!»

Я даже засмотрелась на его левую руку, лежащую рядом. Листики, переплетающиеся в причудливые узоры и похожие своими краями на женский профиль. Зрелая, с полными губами и тугими черными кудрями девица. На фоне красного заката. С прической из цветов и дивных лиан, убегающих от ее головы на запястье, а оттуда вверх, куда-то под свитер.

Сегодня на его пальцах не было колец. Удивительно. Видимо, приготовился к первому дню на новом месте. Даже ведь приоделся, почти на человека похож стал. Странные надписи, тянущиеся от мизинца к тыльной стороне ладони, никак не удавалось прочесть. Он кто? Хренов Майкл Скофилд? Чтобы записывать всю историю жизни на теле и шифровать ее, как карту.

Что за белиберда? Эй, я на инязе учусь или где? Старалась, старалась, поворачивая шею то туда, то сюда. Слева-направо. Справа-налево читала. Но буквы так и не складывались ни в одно из знакомых слов. Плясали, играя гранями на солнце, и дразнили своей неразгаданностью. Латынь, может быть. Или совсем не буквы… Может, детские каляки? Так, почиркал кто-то.

Я вдруг оторвалась от разглядывания соседа, почувствовав на себе его пронзительный взгляд. Чуть не ойкнула, растерявшись. Да-а, Сурикова не только засмотрелась на него, а еще и первый раз за эти несколько лет не конспектирует каждое слово подряд за преподом! Дела…

Перевела взгляд на тетрадь.

Шмакодявка, значит? Ла-адно!

«Бугай!»

Даже восклицательный знак поставила. О как! На-кася, выкуси!

Парень беззвучно рассмеялся, вытягивая под столом свои длинные ноги. Наклонился на спинку стула, задумывая, кажется, недоброе. И после недолгой паузы написал: «Маляус». Подумал и добавил: «Теперь только так».

Он что? Новое прозвище мне выдумал? И тут же почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Как-то под действием адреналина вдруг и забылось, что все веселье скоро закончится. Новенький сел ко мне только потому, что это было ближайшим удобным местечком. Еще и плюс: можно подразнить девчонку, с которой заключил глупое пари. Вот скоро он сойдется со всеми этими красивыми и успешными и тоже станет звать меня за глаза Сурикатом. А то и прямо в лицо. Не стесняясь.

– Ты чего? – вдруг толкнул он плечом, заметив мой потускневший взгляд.

– Ничего.

– Обиделась?

Я отрицательно покачала головой. Вдруг все стали вставать со своих мест. Конец пары. Галочка обернулась назад, не удержавшись от любопытства.

– Привет, – немного нагнувшись вперед, хрипло произнес ей в лицо новенький.

Хлоп-хлоп-хлоп. Галя захлопала ресницами и моментально зарделась, явно поддавшись обаянию мерзавца. Затем что-то смущенно промурчала в ответ, отвернулась и принялась быстро кидать тетрадки в сумку. Я тоже начала собираться. Если этот тип так действует на девочек, то его определенно ждет здесь популярность. Мне почему-то захотелось поскорее свалить.

– Эй, маляус, – он тронул меня за плечо.

Подняла взгляд, не в силах сдержать волнения.

– Что еще? – ответила слишком раздраженно и почти грубо.

Наклонился к самому уху, заставляя упереться взглядом в разноцветную птицу на его шее. Обдал запахом табака и свежестью парфюма.

– Тебя как хоть зовут?

– А есть разница? – схватив сумку, спросила я.

– Есть, конечно.

– Тогда Маша, – ответила негромко, нервно сгребая ручки, падающие со стола вниз прямо в сумку.

– Прекрасно. – Он продолжил бесцеремонно меня разглядывать, словно пытаясь понять метаморфозы в моем поведении, происходившие буквально у него на глазах. – Маша, покажешь, куда нам идти дальше?

Я открыла рот, чтобы ответить, но заметила, что сзади к нему уже подошли Костыль и все его ребята. И даже девочки. Ох, как бы сбежать незаметно?

– Эй, дружище! – бросив на меня лишь мимолетный взгляд, громко воскликнул Игорь и распахнул руки для объятия.

Новенький обернулся.

– ЗдорОво!

И они обнялись, как старые приятели. С уверенным похлопыванием по спине и движениями из стороны в сторону. Ох, видимо, долго не виделись и даже соскучились. Пойду-ка я.

– Игорь. – Требовательный, но ужасно милый голос Вики. Подружки выглядывали из-за ее плеча, как стая гиен в ожидании своей порции падали. – Познакомишь нас со своим другом?

– Конечно! – радостно отозвался Костыль.

Валить. Я закинула сумку на плечо и двинулась к выходу. Быстро, не оглядываясь и не дожидаясь, пока разомкнутся их дружеские объятия.

– И ты вот так просто ушла?

– Ну, да. – Я натянула перчатки.

Как там? Всегда путаюсь, когда в меню вводят что-то новое. Чесночная серая булочка, творожный сыр, курица, помидор, авокадо, моцарелла, шпинат и лук-порей. Друг за другом, и именно в этой последовательности. Ну, вот! Как обычно, ингредиенты отказывались помещаться в булке как положено.

Рррр! Странно, почему только у меня всегда возникала такая проблема? Положила, украсила листьями шпината. Посыпала сверху секретными специями из большой банки. Бургер, сэндвич, брускетта, или как тебя там обзывают в меню? Бейгл? Короче, готов! Фуу-ух…

– Зачем? – Аня взяла из моих рук тарелку с готовым блюдом и поставила на поднос. – Осталась бы с ним, показала следующую аудиторию. Усадила бы рядом с собой…

– Нет, спасибо, – фыркнула я, принимаясь за следующий кулинарный шедевр местного значения. Выдохнула, чтобы окончательно успокоиться. Как же трудно шевелить руками, когда ты не можешь удержать в них даже свою жизнь.

– Почему?

– Не хочу опять обжигаться. И вообще, пусть общается со своими новыми мажористыми друзьями. Он мне даже не понравился!

Только бы не перепутать чашки и порядок следования ингредиентов. Сначала сыр, потом курица и так далее. Я косяк еще тот… И зачем нужно каждый месяц придумывать новые блюда? То сэндвичи, то тортильи, теперь это чудо. В перьях и листьях.

– Ой ли, не понравился! То-то ты как пришла, давай сразу про него трепаться! – Солнце перехватила из моих рук тарелку и скрылась за поворотом. – Не понравился он ей, ага.

Мне до смерти хотелось рассказать подруге все в мельчайших деталях, но, придя с учебы и переодевшись в рабочую форму, я сообщила ей лишь сухие факты. Кратко, без подробностей. Почему-то показалось – если вдруг озвучу самые потаенные мысли и переживания, то все это непременно вновь обернется крушением надежд. Как с Игорем.

Еще рано рассказывать полностью. Пока даже в себе не разобралась как следует. Но Солнцева та еще заноза, она умела докапываться до сути. Всегда. С помощью ухищрений и системы словесных маневров. Если не помогало, переходила на следующий уровень: угрозы и даже пытки. Честно, я начинала ее немного побаиваться.

Судите сами. Человек за последний год испытал на себе почти все самые причудливые веяния моды прошлых сезонов. Разноцветные волосы: розовые, фиолетовые и кислотные сиреневые со жгутами, вплетенными в косички. Рваные в хлам джинсы, под которые носила колготки в крупную сетку. Сумочка-мошна на талии, какие были в моде у торгашей девяностых. И, наконец, каблуки со спортивными штанами. Просто жесть.

Можете считать меня консервативной и занудной, но я никогда не знаю, чего от нее ожидать в следующую секунду. Сегодня Солнцева убивается по йоге, завтра по фен-шую, а послезавтра что? Сетевой бизнес, косметика? Смена пола? А может, она примет иудаизм? Или устроится киллером? Не могу ручаться ни за один из пунктов.

Так что кефирная диета и бойкот мужчинам – мелочи, легкая блажь. Женская причуда, так сказать. Простительно и терпимо.

– Какие выводы я могу сделать из твоих слов? – Вернувшись, она остановилась у выхода, заняв удобную наблюдательную позицию. Правым глазом могла видеть весь зал и девочек на кассе. Левым – меня и остальную кухню, где трудились Оганес, наш шеф-повар, Лилечка, его главная помощница, и Степан, заведующий грилем. В данный момент им совершенно было не до нас: под легкий армянский мотивчик вся троица занималась выполнением заказов.

– И какие же? – Я встала на цыпочки, чтобы увидеть, сколько посетителей находилось в зале.

– Ты делишь все на два. Если сказала, что он высокий и не сильно страшный, значит, парень рослый, красивый и… сексуальный.

– Вовсе нет. – У меня опять никак не получалось равномерно распределить начинку внутри булки. Пришлось изловчиться и напихать так, чтобы содержимое не лезло обратно.

– Ты сказала, что он был прилично помят во время вашей первой встречи в автобусе.

– Да он вел себя невоспитанно, а выглядел, как чертов торчок!

– Значит, был немного помят. Раздражен. – Солнцева забралась на стойку возле прохода и принялась болтать ногами, опасливо поглядывая на дверь кабинета управляющего кафе за моей спиной. – А ты, Машка, просто придираешься. Мне бы взглянуть на него хоть разок, тогда точно скажу, стоит ли тебе забивать твою дурную голову мыслями о нем.

Я положила ложку обратно в контейнер с творожным сыром. Все, теперь можно было заняться нарезкой шоколадных пирожных.

– Ань, да он вылитый попугай. Изрисованный, разодетый! Только дыр в ушах не хватает для полного набора. И кольца в носу. – Поставила лист с десертом на стол и взяла специальный нож. Мммм, шоколадная заливка сверху, сливки, орехи и приятный тонкий аромат коньяка. Да, Лилечка постаралась сегодня.

– Я уверена, ты преувеличиваешь. – Аня закатила глаза, чтобы не соблазниться сладким. Ее бутылка кефира ждала своего часа в холодильнике и напоминала о любимых джинсах, в которые хитрая задница подруги никак не желала влезать еще с зимы.

– Вот тебе бы он понравился. Точно говорю. Ты любишь все яркое и цветное.

– Да и тебе, как я вижу, понравился. Иначе бы даже речи о нем не завела, тихушница! – усмехнулась она, спрыгивая. – Хочешь, даже возьму твоего брата на себя? Отвлеку, чтобы не нервничал. А то беспокоится, что его младшая сестренка может потерять девственность с неподходящим человеком.

– Ты же знаешь, что я не… – Мне ужасно хотелось избежать этого разговора, и теперь стало жаль, что не удалось.

– Но Павлик-то не знает. – Солнцева вытянула шею, разглядывая посетителей коктейль-бара. – И если бы у тебя вдруг появился парень, Суриков бы успокоился, поверь. Переложил бы заботу о младшенькой и не переживал больше.

– Ну-ну.

– Кстати, он вчера заходил.

– Не может быть, – хмыкнула я.

– Ага. – Аня подняла футболку и попыталась оттянуть рукой несуществующий жир на талии, прикидывая, сколько еще осталось худеть к лету.

– И как он?

– Как, как, на тебя похож, только выше и крепче.

– Да я не об этом. Что говорит?

– Ну-у… – Подруга намотала прядь волос на палец, силясь вспомнить.