Все в его поцелуе Куин Джулия
Она знала, что у него нет денег на дорогих портных, и то, что он никогда ни о чем не просит свою бабушку. Тем не менее камзол сидел на нем идеально.
– Мисс Бриджертон, – сказал Гарет, присаживаясь на диван и закидывая одну ногу на другую, – сегодня, очевидно, вторник?
– С утра это так и было.
– Как поживает Присцилла Баттеруорт?
Ее удивило, что он знает, какую они с леди Данбери читают книгу.
– Она бежит к скалам, я беспокоюсь за ее безопасность. Вернее, обеспокоилась бы, если бы нам осталось читать еще одиннадцать глав.
– Жаль. Сюжет книги был бы куда интереснее, если бы Присцилла умерла.
– А вы читали книгу? – вежливо осведомилась Гиацинта.
– Бабушка пересказывает мне ее, когда я навещаю ее в среду. А я всегда бываю у нее по средам. А также почти всегда по пятницам и воскресеньям.
– В прошлое воскресенье тебя не было.
– Я ходил в церковь, – будничным тоном пояснил он. Гиацинта чуть было не поперхнулась печеньем.
– Разве вы не видели, как молния ударила в колокольню? – обратился он к Гиацинте.
– Я была слишком поглощена проповедью священника.
– Он нес всякую ерунду на прошлой неделе, – провозгласила леди Данбери. – Стареет, наверное.
Гарет хотел что-то возразить, но трость бабушки остановила его.
– Не смей начинать свой обычный комментарий словами «кто бы говорил».
– Мне бы и в голову это не пришло.
– Я тебя знаю. Ты не был бы моим внуком, если бы не сказал этого. Ты согласна со мной, дорогая? – обратилась она к Гиацинте.
К чести Гиацинты, она скромно сложила руки на коленях и ответила:
– Уверена, что на этот вопрос нет правильного ответа.
– Умница, – леди Данбери.
– Я беру уроки у мастера. Графиня просияла.
– Если оставить в стороне его наглость, – она посмотрела на Гарета так, словно он был каким-то подопытным насекомым, – на самом деле он необыкновенный внук. Лучшего я не могла бы и желать. Конечно, – добавила она, – ему не с кем соревноваться. У остальных всего три извилины на всех.
Это было не слишком лестным заявлением, если учесть, что у графини было двенадцать внуков.
– Я слышал, что некоторые животные поедают своих детенышей, – пробормотал Гарет.
Леди Данбери проигнорировала его замечание и сказала:
– Поскольку сегодня только вторник, что привело тебя ко мне, мой мальчик?
Гарет нащупал в кармане книжку. Он был настолько заинтригован дневником, что у него совершенно вылетело из головы, что по вторникам бабушку навещает Гиацинта Бриджертон. Ему следовало подождать до вечера. Но он пришел, и это следовало как-то объяснить. Иначе его бабушка решит, что он пришел специально, чтобы увидеть мисс Бриджертон, и потребуется несколько месяцев, чтобы разубедить ее в этом.
– В чем дело, говори.
Гарет повернулся к Гиацинте, довольный тем, что она смущенно поежилась под его пристальным взглядом.
– Почему вы навещаете бабушку? – спросил он.
– Потому что люблю ее. А вы почему?
Гарет не мог сказать, что навещает ее только потому, что она его бабушка. Леди Данбери была для него не только бабушкой, а строгим судьей, но никогда он не воспринимал общение с ней как обязанность.
– Я тоже ее люблю, – ответил он, не сводя глаз с Гиацинты.
– Прекрасно.
Они долго смотрели друг на друга, словно соревновались, кто же опустит глаза первым.
– Мне нравится, какой оборот принял наш разговор, – громко сказала леди Данбери, – о чем, черт побери, вы здесь толкуете?
Гиацинта откинулась на спинку дивана и посмотрела наледи Данбери так, словно ничего не произошло.
– Понятия не имею. – Она допила чай и добавила: – Он задал мне вопрос.
Гарет с интересом посмотрел на Гиацинту. С его бабушкой не так-то легко было подружиться, и если Гиацинта Бриджертон с радостью пожертвовала своими вторниками, чтобы навещать ее, это явно говорило в пользу девушки. Не говоря уже о том, что леди Данбери редко кого жаловала своим вниманием, а мисс Бриджертон она восхищалась при каждой возможности. Частично это происходило потому, что она желала их свести. По части такта или тонкости в обращении у его бабушки всегда были проблемы.
Но одну вещь Гарет все же усвоил за все эти годы: его бабушка очень хорошо разбиралась в людях. К тому же дневник был написан по-итальянски. Даже если в нем и содержались какие-либо интимные секреты, мисс Бриджертон вряд ли о них узнает.
Приняв решение, Гарет достал из кармана дневник.
Глава 4
С этого момента жизнь Гиацинты наконец-тостановится такой же волнующей, как жизнь ПрисциллыБаттеруорт. Правда, необходимо исключить скалы...
Гиацинту заинтриговали явные сомнения Сент-Клера. Прежде чем обернуться к бабушке, он сначала внимательно изучил ее своими ясными голубыми глазами. Гиацинта, естественно, старалась не выдать своего интереса. Она понимала, что он колеблется – доверить ли свое дело бабушке в ее присутствии – и подозревала, что если каким-то образом вмешается, это повлияет на его решение.
Но видимо, она прошла проверку, потому что через минуту он достал из кармана маленькую книжечку в кожаном переплете.
– Что это? – Леди Данбери взяла книжку в руки.
– Дневник бабушки Сент-Клер, его сегодня принесла Каролина. Она нашла его среди вещей Джорджа.
– Он на итальянском, – заметила графиня.
– Да, я это понял.
– А почему ты принес его мне?
Гарет улыбнулся:
– Ты всегда говорила мне, что знаешь все. Если не все, то уж всех точно.
– Мне вы тоже сказали об этом сегодня, – поддержала его Гиацинта.
– Благодарю вас, – оттенком покровительства сказал Гарет, повернувшись к Гиацинте. В тот же момент на нее сердито посмотрела леди Данбери.
Гиацинта слегка поежилась. Но не потому, что графиня на нее рассердилась. К этому девушка давно привыкла. Ей не понравился снисходительный тон мистера Сент-Клера.
– Я надеялся, что ты, возможно, знаешь какого-нибудь уважаемого переводчика, бабушка.
– С итальянского?
– Да, похоже, потребуется знание именно этого языка.
– Хм. – Леди Данбери постучала тростью по ковру так, как обычный человек постучал бы пальцами по столу. – Итальянский? Он не так распространен, как французский, который знаком всякому приличному человеку...
– Я умею читать по-итальянски, – вмешалась Гиацинта.
– Вы шутите, – опередил графиню Гарет.
– Вы не все обо мне знаете, – Гиацинта леди Данбери.
– Да, конечно, но итальянский?
– В детстве у меня была гувернантка-итальянка. Ей нравилось учить меня своему языку. Говорю я, конечно, плохо, но если прочитаю одну-две страницы, то пойму, о чем идет речь.
– Но здесь больше чем одна-две страницы.
– Разумеется, но я буду читать больше чем две страницы за один раз. И потом... он вряд ли написан в стиле старых римлян.
– В таком случае это была бы латынь, – ехидно заметил Гарет.
Гиацинта стиснула зубы.
– Ради Бога, мальчик, дай ей книжку.
Гарет не заметил, что дневник был в руках у бабушки, что, по мнению Гиацинты, свидетельствовало о том, что он крайне взволнован. Он встал, взял у леди Данбери дневник и повернулся к Гиацинте. С минуту он колебался, и Гиацинта, возможно, этого и не заметила бы, если бы не смотрела ему прямо в лицо.
Он протянул ей книжку и пробормотал:
– Прошу, мисс Бриджертон.
Гиацинта приняла книгу со странным чувством, будто он вручил ей свою судьбу. Девушка даже слегка поежилась под его изучающим взглядом.
– Вам холодно, мисс Бриджертон?
Она покачала головой и стала рассматривать книжку, чтобы избежать его взгляда.
– Страницы очень хрупкие, – сказала она, осторожно переворачивая одну.
– О чем это говорит?
Гиацинта снова стиснула зубы. Она чувствовала дыхание Гарета Сент-Клера на своей шее, и это вовсе не доставляло ей удовольствия.
– Что ты над ней навис! – рявкнула леди Данбери. Он немного отодвинулся, но недостаточно, чтобы Гиацинта почувствовала себя непринужденно.
– Ну что? – требовательно спросил он.
– Она пишет о своей предстоящей свадьбе. Я думаю, она должна выйти замуж за вашего дедушку через... три недели. Полагаю, церемония состоялась в Италии.
Гарет кивнул и потребовал:
– Продолжайте.
– И... – Гиацинта наморщила нос, как она всегда делала, когда задумывалась. Этот жест был не слишком привлекательным, но не могла же она сейчас не думать!
– Что она написала? – нетерпеливо спросила леди Данбери.
– ...О, правильно! Она не очень счастлива, что выходит замуж.
– А кто бы был счастлив? – вставила леди Данбери. – Этот человек больше напоминал медведя, да простят меня те в этой комнате, кто с ним одной крови.
Гарет проигнорировал реплику бабушки.
– Что еще?
– Я же сказала вам, что не очень хорошо знаю итальянский, – вспылила Гиацинта. – Мне нужно время, чтобы разобраться.
– Возьмите его домой. Вы все равно увидите Гарета завтра вечером, – сказала графиня.
– Вот как? – спросила она в тот же момент, как Сент-Клер сказал:
– Как это?
– Ты должен сопровождать меня на вечер поэзии к Плейнсуортам. Или ты забыл?
Гиацинта с удовольствием наблюдала за тем, как рот Гарета Сент-Клера сначала открылся, а потом закрылся в явном страдании. Она даже решила, что он немного напоминает задыхающуюся рыбу.
– Я право же... То есть я хочу сказать, я не могу...
– Можешь и пойдешь. Ты обещал.
Он смотрел на бабушку с недоумением.
– Что-то я...
– Если не обещал, то должен был, и если ты меня любишь...
Гиацинта кашлянула, чтобы скрыть смех, а потом напустила на себя серьезность, когда он бросил на нее злобный взгляд.
– В моей эпитафии, – сказал Гарет, – будет написано: «Он любил свою бабушку даже тогда, когда никто ее не любил».
– И что в этом плохого?
– Я приду, – покорно вздохнул он.
– Захватите вату, чтобы заткнуть уши, – посоветовала Гиацинта.
– Неужели это будет хуже вчерашнего музыкального вечера? – Его ужас был неподдельным.
– Леди Плейнсуорт до замужества была Смайт-Смит.
Леди Данбери подавила смешок.
– Мне лучше поехать домой. – Гиацинта встала. – Я постараюсь перевести первую запись до завтрашнего вечера, мистер Сент-Клер.
– Буду вам очень признателен, мисс Бриджертон.
Гиацинта кивнула и пошла к дверям, стараясь не замечать странного ощущения у себя в груди. Господи, это же только книга! А он всего-навсего мужчина.
Ее раздражало странное желание произвести на него впечатление. Она хотела сделать нечто, что свидетельствовало бы о ее уме и интеллигентности, нечто, что заставило бы его смотреть на нее по-другому, а не с нескрываемым сарказмом.
– Разрешите проводить вас до двери.
От удивления Гиацинта остановилась. Она не ожидала, что он окажется так близко.
– Я... а...
Все дело было в его глазах. Они были такими голубыми и пронзительно чистыми, что ей показалось, будто она может читать его мысли. Однако наделе выходило, что это она ничего не могла от него скрыть.
– Да? – Он взял ее за локоть.
– Нет, ничего.
– Подумать только, – говорил он, провожая ее в холл. – Я никогда не видел, чтобы вы не находили слов. Разве что вчера вечером, – добавил он, слегка склонив голову. – Я имею в виду музыкальный вечер. Он был замечательный, не правда ли?
– Мы едва знакомы, мистер Сент-Клер. Откуда вам знать, как часто я лишалась дара речи.
– Ваша репутация известна.
– Так же, как и ваша.
– Вы меня сразили, мисс Бриджертон.
Увидев у дверей свою горничную, Гиацинта высвободила руку.
– До завтра, мистер Сент-Клер.
Она могла поклясться, что, когда за ней закрывалась дверь, он ответил:
– Arrivederci[2].
Гиацинта приезжает домой.
Ее мать ждет ее, и это не сулит ничего хорошего.
– Шарлотта Стоукхерст, – заявила Вайолет Бриджертон, едва Гиацинта появилась на пороге входной двери, – выходит замуж.
– Сегодня? – поинтересовалась Гиацинта, снимая перчатки.
Вайолет посмотрела на нее с нескрываемым неудовольствием.
– Она обручилась. Ее мать сказала мне об этом сегодня утром.
Гиацинта огляделась.
– Вы ждали меня здесь, в холле?
– За графа Рентона, – добавила Вайолет. – За Рентона.
– У нас еще остался чай? Я всю дорогу шла пешком, и мне очень хочется пить.
– За Рентона! – воскликнула Вайолет, в отчаянии воздевая руки. – Ты меня слышала?
– За Рентона, – покорно повторила Гиацинта. – У него толстые лодыжки.
– Он... Почему ты смотрела на его лодыжки?
– Больше смотреть было не на что. – Гиацинта отдала ридикюль с итальянским дневником служанке.
– Отнеси, пожалуйста, это в мою комнату. Подождав, пока служанка уйдет, Вайолет сказала:
– В гостиной есть для тебя чай, и я не вижу ничего необычного в лодыжках Рентона.
– Значит, тебе нравятся толстые лодыжки, мама, – пожала плечами Гиацинта.
– Гиацинта!
Тяжело вздохнув, девушка поплелась вслед за матерью в гостиную.
– Мама, у тебя шестеро детей женаты и замужем. И все они довольны своим выбором. Почему тебе непременно хочется навязать мне неподходящего жениха?
Вайолет села и налила дочери чашку чая.
– Я ничего не навязываю, но ты могла хотя бы посмотреть...
– Мама, я...
– Или хотя бы притвориться ради меня.
Гиацинта не смогла удержаться от улыбки.
Вайолет протянула Гиацинте чашку, но потом добавила в нее еще одну ложку сахару. В семье только Гиацинта пила очень сладкий чай.
– Спасибо. – Она попробовала чай, он был не так горяч, как она любила, но девушка все же его выпила.
– Гиацинта, – начала мать таким тоном, который неизвестно почему заставлял Гиацинту чувствовать себя виноватой, – ты же знаешь, что я просто хочу видеть тебя счастливой.
– Да, я знаю.
Если бы Вайолет стремилась выдать дочь замуж из соображений социального статуса или финансового положения, ее желания можно было легко проигнорировать. Но мать любила ее и желала ей счастья, поэтому Гиацинта изо всех сил старалась поддерживать хорошее настроение матери.
– Я не требую, чтобы ты выходила замуж за человека, общество которого тебе неприятно.
– Я знаю.
– И если ты никогда не встретишь подходящего человека, я буду совершенно счастлива видеть тебя незамужней.
Гиацинта посмотрела на мать с недоверием.
– Хорошо, – поправилась Вайолет, – не совершенно счастлива, но ты знаешь, что я никогда не заставлю тебя выйти замуж за кого-либо недостойного.
– Я знаю.
– Но, дорогая, ты никогда никого не найдешь, если не будешь искать.
– Я ищу, – запротестовала Гиацинта. – Я выезжала в свет почти каждый вечер на этой неделе. Я даже была вчера на музыкальном вечере у Смайт-Смитов. На котором, смею добавить, тебя, мамочка, не было.
– У меня небольшой кашель.
Гиацинта ничего не сказала, но ее взгляд нельзя было истолковать превратно.
– Я слышала, ты сидела рядом с Гаретом Сент-Клером, – после подобающей паузы сказала Вайолет.
– У тебя везде есть шпионы?
– Это значительно облегчает жизнь.
– Для тебя, возможно.
– Он тебе понравился? – настаивала мать.
Понравился ли ей Гарет Сент-Клер? Странный вопрос. Гиацинту раздражала та снисходительная насмешливость, с которой он к ней обращался, даже после того, как она согласилась перевести дневник его бабушки. Она не могла сказать, о чем он думает, испытывала в его присутствии какое-то внутреннее беспокойство, если не сказать тревогу.
– Ну, что ты скажешь?
– Немного.
В глазах Вайолет появился нехороший блеск, напугавший Гиацинту.
– Не надо, – предупредила Гиацинта.
– Он прекрасная партия, Гиацинта.
Девушка так посмотрела на мать, словно у той вдруг выросла вторая голова.
– Ты с ума сошла? Тебе хорошо известна его репутация.
Вайолет тут же отмела это заявление.
– Никто не вспомнит о его репутации, когда вы поженитесь.
– Даже если он будет продолжать проводить время с оперными певичками и им подобными женщинами?
– А он перестанет.
– Откуда ты знаешь?
– Просто у меня такое чувство.
– Мама, – терпеливо возразила Гиацинта, – ты знаешь, что я очень тебя люблю...
– Интересно, – в задумчивости сказала Вайолет, – почему я не ожидаю ничего хорошего, когда слышу предложение, начинающееся с этих слов?
– Но ты должна простить меня, если я не соглашаюсь выходить замуж за человека только потому, что у тебя появилось чувство, будто...
Вайолет продолжала безмятежно пить чай.
– Пока я еще никогда не ошибалась.
– Мама, – Гиацинта помолчала чуть дольше обычного, чтобы выиграть время и привести в порядок свои мысли, – я не собираюсь преследовать мистера Сент-Клера. Он не тот человек, который мне подходит.
– Я не уверена, что ты узнала бы подходящего тебе мужчину, даже если бы он появился у нас на пороге верхом на слоне.
– Я бы подумала, что слон является замечательным знаком того, что мне следует поискать в другом месте.
– Гиацинта!
– Кроме того, – добавила девушка, вспомнив, с какой снисходительностью на нее всегда смотрит мистер Сент-Клер, – мне кажется, что я не очень-то ему нравлюсь.
– Чепуха, – отрезала Вайолет с решительностью наседки. – Все тебя любят.
– Нет, думаю, ты ошибаешься.
– Гиацинта, я твоя мать, и я знаю...