Игра теней Катериничев Петр
– А не забоится? Ну как раскулачат?
– Это кого? Костьку-то? Раскулачить? Да он сызмальства в райкомах сидел секретарем… Да и грамотный, на кривом мерине не объедешь.
– А вы за кого? – спрашиваю редактора.
– Я… Да все за них проголосуют.
– Почему?
– При них порядок был. Надоело людям безвластие-то…
– Это при Горбатом – порядок?
– А ты его к коммунистам не причисляй. Предатель он. Оборотень. Одно слово – Мишка-меченый. И вся его клика – такая же. Вы ж там на Москве сидите, не знаете, что ли? – Игнатьич смотрит на меня пытливо, внимательно. Такое ощущение, что для того, чтобы протрезветь окончательно, ему не хватает грамм ста…
– В смысле?
– Одна там шайка-лейка. Масоны. Решили нас под себя поработить, вот и поработили. Выбираться теперь надо.
– Кто о чем, а вшивый о бане, – комментирует Карповна.
– Да? Еще предки наши говорили: попасть в кабалу, А что такое кабала? Это и есть ихнее жидомасонское учение. – Игнатьич наливает себе лафитник и дергает одним махом. – Ты посмотри в телевизор: только и есть, что Хейфицы, Крамеры и прочие… И все комментируют, и как нужно – выворачивают. И в правительстве, и вокруг Президента – они же вьются! Сначала Америку под себя подгребли, теперь – нас хотят!
– Что, в Америке тоже масоны?
– А то как же! «Права человека» – это и есть права евреев. А мы для них не люди, а так, гои… Сейчас умные люди много про это книжек пишут, а власти наши – что? Молчок! Заодно потому что! Ты герб американский видел?
– Обязательно.
– Ну?.. – Игнатьич смотрит на меня настойчиво и требовательно.
– В смысле?..
– Какой он?
– Орел. С двумя лапами и одной головой.
– А над головой у него что?
Честно говоря, не помню я, что у американского орла над головой. Но уж точно не шапка Мономаха.
– Наверное, звездочки. По числу штатов.
– Да-а? Э-эх вы, сидите там на Москве, всякую глупость в газетах пропечатываете… – Главред долил остатки водки и снова выпил. – Может, еще за бутылочкой?…
Ларин тихо улыбнулся, достал из сумки очередную емкость. Чай – он и есть чай.
– Вот это по-нашему… – Главред задумчиво пережевал корочку хлеба. И выдал:
– Звезда Давида у него там. Шестиконечная. Уразумели?
– Где?
– Да над башкой у этого орла американского.
– Ну и что? Одни любят арбуз, другие – свиной хрящик. Была бы у этой птички над головой пятиконечная – нам что, жить бы легче стало?
– Да ты не понимаешь!.. – Игнатьич машет рукой в сердцах. – Просто если вы там не понимаете, то чего уж остальным… Или – боитесь?
– Кого?
– Сионистов, кого же еще! Они ж сейчас везде расселись – и в валютных фондах разных, и в правительстве… Распродают Россию-то! И ООН эта хваленая – ни гугу… Как сербов православных бомбить – нате вам пожалуйста, как по Багдаду – тоже, с дорогой душой, потому как мусульмане и арабы всякие – евреям главные враги и есть! А наши сидят, ручонками разводют: общечеловеческие ценности – то, общечеловеческие ценности – се…
– ООН как раз признала сионизм формой расизма и расовой дискриминации.
– Да ну?
– Ага. Двадцать лет назад, в семьдесят пятом, на тридцатой сессии Генассамблеи.
– Ну… Это они нарочно. Для отвода глаз. Я думаю, и войну в Чечне они затеяли…
– Да? А зачем?
– Да чтоб с мусульманами нас, значит, рассорить. Вот Хусейн – завсегда за нас был… Вообще от евреев – вред один в мире. ГУЛАГ нам создали тут – раз. Как Сталин за них взялся, так его отравили – два. Сейчас нас поразвалили – три.
Чтобы тащить, значит, все было сподручнее… А этот рыжий… прихватизатор…
Знай, все им за бесценок распродает… У нас тут трех парней посадили – ящик водки по пьянке из магазина уволокли, а этого разве посадит кто? Все – одной масти…
– Олег Владимирович, а что на Москве-то слышно, когда ту войну-то чеченскую прикончат, а? – спрашивает Карповна.
Пожимаю плечами…
– Да концы, известное дело, все в Москве схоронены. А то в Тель-Авиве да и в Вашингтоне том – не дознаться. Ничего, люди все видют, не без глаз.
Проголосуют, – горячится Игнатьич.
– За Жилиновского?
– А за кого же еще! Этот за русских стоит! При нем порядок будет, уж точно!
– Хм… Так ты вроде против евреев, а Жилиновский – …юрист, по отцу-то…
– А у них это не в счет! Вот если б мать была… А мать у него – русская! А как думаете, ребятки, вылезет Россия-то?
– Как Бог даст.
– На Бога надейся и сам не плошай!
– Это – как водится.
– А я, стыдно сказать, уже и не верю ни во что… – вздыхает Надежда Карповна. – Хотя и иконки дома, еще от родителей, а… Недавно сестре троюродной, в Велереченске она живет, сына прислали из Чечни… Всю службу там отвоевал… Уж как она убивалась, пока служил – каждый денек в церковь ходила да свечки ставила… И уж ждала, ждала… Осенью уволить должны были, а все держали – менять некем… А тут – уже и документы все получил, да попросили последний раз в наряд, значит… Броневик ихний на мине подбило. Сережка, сын, значит, выскочил чего-то, тут его пулей и убило. Насмерть. В последний денек…
Осиротели родители… На похороны я ездила – «чеченцев» много пришло, проводить, значит… А тут – ветеран какой-то, с Отечественной, видно, на могилку к кому пришел проведать… Подошел к ребяткам-то, спрашивает одного:
«А что, сынок, страшная война в той Чечне?»
«Самая страшная война, отец, та, на которой ты подыхаешь».
Господи, как ребят жалко…
Разлили, выпили не чокаясь.
Парадоксы войны… Те пацаны, что, воевали в Афганистане, стали у нас «афганцами», эти – «чеченцы»… В Таджикистане – тоже война… Кто возвратится оттуда – «таджики»?.. И снова соберутся все – «абхазцы», «тбилисцы», «вильнюсцы»
– в новый «Союз нерушимый»?.. Бред.
Парень погиб в последний день. В последнем наряде. Не приказали ведь – попросили…
Каждый, кто воевал, знает: с людьми в день гибели творится что-то странное… Одни – полны энергии, безудержно, беспричинно говорливы, другие, наоборот, – замкнуты и неразговорчивы. Не к месту вдруг что-то начинают вспоминать или просто суетятся, делают ненужные и необязательные вещи – начищают бляху ремня, ищут что-то, не зная даже, зачем и для чего… А у некоторых – полная и бесшабашная эйфория, ощущение собственного бессмертия!..
Предсмертное беспокойство…
Опытные командиры всегда замечают такое состояние бойца и именно в этот день парня в бой или на задание не берут. Одно «но»…
…Если у командира есть возможность выбирать.
У солдата такой возможности нет никогда.
– Значит, мать, говоришь, жить совсем невмоготу стало? При Борисе-то? – спрашивает Ларин.
– Да нет. Я же говорю, ничего… Кабы не та война… А молодым, тем лучше, это уж точно.
– Лучше?
– А вот внука возьму… Сын мой с невесткою, как времена меняться стали, скрепились, но ничего, работают. А внучок – тот головастый. Сначала в область уехал, у сестры как раз жил. Устроился аж на телевидении техником каким-то, ну что программы монтируют. Получаться у него стало, в Москву переехал. Сначала, понятно, победствовал – знакомств у него никаких особых, а там – закрепился.
Деньги хорошие получает. Приезжал – худющий, что жердь в заборе, хвост какой-то дурацкий себе заплел – мода, говорит, такая, а сам веселый. Работы, говорит, хоть отбавляй – да только искать ту работу нужно, какая по душе…
А раз по душе – и погонять не надо, и заработаешь хорошо: нравится ведь. Мы как привыкли? Пошел на службу, пришел со службы, хорошо ли, плохо ли – получку получи!
– Вот опять завираешься, Карповна! Что ж, люди, по-твоему, спустя рукава трудются? А огороды те взять? – заерзал главред.
– Да не о том я, Василь Игнатьич… Раньше – хоть семи пядей во лбу будь – никуда ты не прорвешься… Везде свои обсели…
– А сейчас – не так, что ли?
– Не так. Коль хорошо работаешь, да специальность освоил, да не ленишься, – держутся за тебя. Потому – прибыль от тебя хозяину.
– Не надо мне хозяев никаких!
– А когда оно было, без хозяина-то? Председатель в колхозе, если хозяин был, так при нем и люди справно жили. Секретарь в райкоме, если не лизоблюд, а заботливый, – тоже хорошо. И стране хозяин нужен.
– И я про то… Вот при Сталине…
– Нет, Игнатьич… При Сталине люди дрожмя дрожали, не хозяин он был – вроде как в чужой стране царствовал.
– А войну выиграл!
– Войну люди воевали, солдаты. А без Сталина, глядишь, столько народу не положили бы…
– Сейчас лучше, да? И тащут, и тащут… При нонещних-то! Скоро в лес за грибами не пойти – сеткой огородют, напишут: «частная собственность» Штейнберга какого ихнего, и охрану выставят – не суйся! Свергать их надо, правителей таких!
– Карповна… А за кого все же проголосуют? – спрашиваю я.
– Люди, они привычкой живут… За коммунистов. Да… И власти областные и районные – за них.
– Да сколько тех властей…
– Знаешь, Владимирыч… Я тридцать лет в комиссиях, по выборам-то.
Только… Ты это в газетке своей не прописывай…
– Не буду.
– Ну вот. Знаешь, был раньше председателем Коренев, заврайоно. Еще при Брежневе да при Черненке… Так у него голосовали за не девяносто девять и девять десятых, а сто пять процентов избирателей!
– Как это?!
– А «открепные»? Уразумел?
– Нет сейчас открепных.
– Знаешь, как по селам голосуют? Как все! За кого люди, за того и я… А то бабка придет или к ней пойдут, так она спросит просто – за кого? Или: «Милые, при ком пенсию давать станут?» Вот тебе и все голосование! Да и обижен сильно народ на власть…
Карповна права – обижен. И еще… В России никогда не голосуют за, всегда – против. В девяносто первом не за нынешнего президента горой встали – против прежнего!
– А там – районные комиссии, областные… Да и по местам – те бюллетени, какие незаголосованные останутся, в комиссии пометят как надо да в ящик и сунут!
– А наблюдатели?
– Все ж свои, наблюдатели те… Что они, с Луны прилетят?
– Ну а если принципиальный какой объявится?
– Не уследить ему… Да и власти – как? Наметют в Велереченске районы, где избирателей числом поболе, да там и смухлюют.
– А вы – будете?
– Честно? Нет. У нас и так за коммунистов.
– Демократы те масонские опостылели народу, – грозно подытожил Игнатьич.
Вторая бутылка почата давно, выпили еще по одной. И – тоскливо как-то на душе, невесело… Вырос я при коммунистах. И отчетливо помню ощущение ватной стены вокруг, в которой вязнешь, вязнешь…
Василий Игнатьич сильно засмурел. Карповна, и та то ли устала, то ли что…
– Знаете, мужики, не о том вы все думаете и говорите не о том… И делаете не то… Не важное все это…
– А что важно?
Карповна улыбнулась краями губ, пригубила стопку и запела неожиданно чистым и сильным голосом:
- Виновата ли я, виновата ли я,
- Виновата ли я, что люблю,
- Виновата ли я, что мой голос дрожал,
- Когда пела я песни ему…
Заночевали мы с Лариным там же, в школе.
Утро выдалось ясное и морозное. Центр Пречистого сиял изморозью на ветвях, чисто выметенными дорожками сквера…
В центре сквера на свежевыбеленном постаменте выкрашенный бронзовкой Ильич… Указующая рука – в сторону Москвы… Ну что ж… И ехать удобно – по ровной и гладкой, как недостижимый горизонт, дороге, построенной на чернобыльские «гробовые»…
А на взгорке, рядом с выстроенной в прошлом веке городской управой, уносилась в высокую синеву неба островерхая колокольня. Сама церковь – красного кирпича – сложена где-то в конце прошлого века умело и добротно, на века. Вот только…
Двери заколочены досками. Наглухо.
Глава 11
В шесть утра Дэвид Брэг проснулся. С трудом разлепил опухшие веки, приподнялся, поморщился от неожиданного головокружения и тошноты. Прошел на кухню, нашарил в шкафчике аспирин, принял сразу четыре таблетки, вытащил из морозильника банку колы, открыл, заглотал, обжигая ледяной водой горло…
Прошел в душ, пустил горячую воду, потом холодную, потом снова горячую…
Вчерашнее он помнил смутно. Пил, возился у компьютера… Ах да… Его возмутила эта сучка… Что еще?..
Страх нахлынул сразу, холодный липкий пот выступил по всему телу… Черт, что-то он сделал не так. Совсем не так. Запросы… Это может стоить карьеры.
Хотя – какая это карьера?.. Но… Ничего иного, кроме как копаться в чужом грязном белье, Дэвид Брэг делать не умел. Это была его работа, и, что греха таить, он получал от нее удовольствие. Возможность поломать кому-то жизнь была не просто приятна – она вносила в его существование смысл. К тому же за это платили. И очень неплохо. Однако вчерашний намеренно неверно оформленный и мотивированный запрос может быть вполне расценен как несанкционированный доступ, и его, Дэвида Брэга, вышибут из «фирмы» мгновенно… А военные разведчики постараются, чтобы это увольнение оказалось шакальим билетом, с которым его не примет на работу ни один отдел безопасности ни одной корпорации… Что останется ему, Дэвиду Брэгу?.. Жарить гамбургеры в «Макдоналдсе»?.. Терпеть шлюху-жену?..
Пить самопальное дешевое виски, купленное у латинос за доллар?.. Черт! Одевался Брэг судорожно-быстро. Необходимо все исправить. Немедленно, сейчас! Если еще не поздно…
Хэлен Джонсон работает за компьютером. Внимательно смотрит на экран, сверяет данные компьютера с записями в блокноте. Морщит лоб. Вынимает сигареты, закуривает.
Девушка курит нервно, быстро. Жадно затягивается дымом и тут же выдыхает.
Снова садится к компьютеру. Набирает ряд цифр и букв. Смотрит в блокнот.
Покусывает кончик карандаша. Глупая детская привычка, но ей кажется, так легче сосредоточиться.
Дэвид Брэг, перед тем как пройти в свой кабинет, чуть приоткрывает дверь и наблюдает за девушкой. Поглощенная работой, она не замечает этого.
Дэвид Брэг меряет кабинет шагами – из угла в угол. Смотрит на часы. Снова ходит. Время от времени он бросает взгляд на компьютер, застывает на месте, но подойти не решается, словно боясь разбудить бешеное животное. Снова смотрит на часы… Еще только четверть одиннадцатого… Черт! Так дальше нельзя… И пусть они думают, что хотят!
Брэг подходит к двери, приоткрывает ее, воровато. оглядывает коридор.
Жалюзи на стеклянных стенах прикрыты, и он никогда не открывает их, все привыкли к этому. Чуть-чуть помедлив, закрывает дверь на защелку. Подходит к шкафу.
Открывает. Вынимает стоящие в первом ряду папки. Наконец-то…
Он извлекает на треть початую бутылку шотландского виски. Откручивает пробку. Руки дрожат так, что емкость едва не выскальзывает из потных ладоней.
Брэг жадно приникает губами к горлышку и делает несколько больших глотков.
Садится за письменный стол, в глубокое удобное кресло, бутылку ставит на пол рядом. Ослабляет узел галстука, вытягивает ноги, закуривает сигарету… Вот так…
Нет, он не алкоголик. И пусть эти думают, что хотят… Просто выдался такой период. Он бывает у каждого в жизни. У каждого…
Время от времени Брэг поднимает бутылку и прикладывается к горлышку. Виски приятно согревает. Мужчина чувствует, как горячий пот катится по спине, накатывает тяжелая усталость… Еще глоточек, всего один… Вот так…
Брэг встает, плотно закручивает пробку, водворяет бутылку в шкаф на положенное ей место, прикрывает папками…
Так, что он хотел с утра?.. Ну да, разобраться с этой шлюшкой Хэлен Джонсон. Затея уже не пугала майора Дэвида Брэга, наоборот, она казалась ему остроумной и изящной… Ну а если и не так – то просто сегодня же отменить запрос, объяснив все обычной технической ошибкой… А интересно все же, что получилось?.. Мотивировка «несанкционированный доступ», которую он вписал во все требования по сержанту Хэлен А. Джонсон, уже заставила зашевелиться клерков во всех конторах… Ну, он-то хорошо знал, как там работают… Торопись медленно…
Если какая-то информация уже поступила, то скорее всего – обычная канцелярщина.
Что-то интересное начнет подходить не раньше четырех-пяти часов пополудни…
Может быть, отменить запрос?.. Пока не поздно…
Майор Брэг встает, снова начинает мерить шагами кабинет… Да, пожалуй…
Но не теперь… После ленча… Смотрит на часы. До ленча – пятнадцать минут.
Замирает на мгновение, подходит к шкафу. Нужно успокоить нервы. Глоточек виски не будет лишним. Небольшой, совсем небольшой…
Майор остановился тогда, когда почувствовал: бутылка заметно полегчала.
Оглядел себя в зеркале, вмонтированном в створку шкафа. Лицо слишком красное, это можно было бы объяснить полнокровием, если бы… Если бы эти дебилы в черных беретах не видели вчера, как он выруливал с автостоянки… Хотя среди них есть вполне симпатичные мальчики… Тот блондинчик, как его… Да, О'Нил… И мулат… Сержант Грейзи, кажется… У него такое сильное, мускулистое тело…
Дэвид Брэг наблюдал четыре дня назад из окна кабинета, как Грейзи выполнял упражнения на турнике… Кажется, он чувствовал даже запах пота – так это было волнующе…
Мужчина сидит в кресле перед камином. Он выглядит усталым, очень усталым.
Наверное, теперешний темп уже труден для него. И еще – бессонница…
Одно он знал наверняка – он не заболеет, пока все не закончено. Пока не будет одержана победа. Нервное напряжение просто-напросто выжигает в организме все возможные хвори. Это скажется, но потом… Обычно после окончания многомесячной операции организм еще дня три-четыре работает по инерции, затем наступает вялость. И он сваливается с тяжелейшей простудой – когда нет ни ветерка, ни дуновения, когда солнце светит ясно и люди наслаждаются теплом…
Болезнь длится неделю, другую и прекращается так же внезапно, как и началась…
А тело требует физической нагрузки – и он уезжает к морю. Неделю читает и плавает… А следующую неделю что-то начинает его беспокоить – море не радует, от солнца чувствуешь лишь усталость… Это значит, что пора приниматься за работу… Тем более, что жизнь гораздо короче всего, что мы хотим в нее вместить. И всегда приходится выбирать.
Он свой выбор сделал. Много лет назад. И никогда не путал служение Родине и партии. Времена переменились?.. Времена могут меняться сколько угодно…
Любовь… Долг… Честь… Это остается. Всегда.
Мужчина чиркает спичкой, раскуривает тонкую сигару. Поднимает трубку телефонного аппарата:
– Уровень «Стратег» вызывает уровень «Консул».
– Консул слушает Стратега.
– Приготовьте уточненный план второго этапа операции «Рубикон».
– План готов.
– Жду вас завтра в девять ноль-ноль.
– Есть.
– Уровень «Стратег» вызывает Центуриона.
– Центурион слушает Стратега.
– Объявляю готовность по второму этапу.
– Есть.
Мужчина откинулся в кресле. Все идет гладко. Плохо только одно: все идет слишком гладко… Где же ошибка?.. Или ее пока нет, а есть просто предчувствие?.. Ну что ж… В любом случае сегодня его снова ждет бессонная ночь…
Дэвид Брэг открывает глаза и не сразу понимает, где он. От неловкого движения локоть соскользнул со столика, и он едва не упал.
– Сэр, что-нибудь желаете? Прилизанный латинос застыл рядом.
– Виски. Двойной.
– Да, сэр.
Майор оглядел заведение. И как его занесло в такую дыру! И все же было бы куда хуже, если бы на ленч он остался на базе. Ну и набрался же он с утра…
Просто… Просто здесь такой климат. Сочетание жары и алкоголя – не для его мозгов. Эти грязные латинос лакают свое пойло с утра до вечера, и ничего с ними не случается…
– Ваше виски, сэр.
Брэг, обхватив бокал ладонями, наблюдает, как тает лед… Словно время – бессмысленно и безвозвратно… И какой идиот придумал засунуть базу разведки ВМС так далеко от моря?!
Майор основательно отхлебнул из бокала, и ему вдруг стало до слез жалко себя… Что он видел в этой паршивой жизни?.. Дни бежали за днями, и все ради того, чтобы оказаться в этом вонючем городишке…
Брэг встал, вышел в туалет. Отвернул кран, подставил голову под струю ледяной воды… Нет, эти латинос не зря выдумали сиесту. С утра они наливаются горькой и крепкой местной водкой, полдня дрыхнут, зато вечером… Жаль, что за все три месяца ему ни разу не пришло в голову посетить городок вечером. Нужно сделать это сегодня.
Майор повеселел. Наверняка в «квартале любви» он отыщет себе мальчика по вкусу. И вообще – сегодня особенный день…
В отличном расположении духа Брэг вернулся к столику. Допил виски. Вышел.
Сел за руль видавшего виды «форда». Он правильно сделал, что уехал с базы.
Появись он в баре или кафе таким, каким был три часа назад, – и можно считать его увольнение состоявшимся. А так – он автоматически добрался до машины, пехотинцы, мающиеся от дневной жары, никак не отреагировали на его мятое потное лицо и остекленевший взгляд. Он плохо помнил, как проскочил городок насквозь и забрел в эту забегаловку… В одном он был уверен точно: здесь его не знал никто.
Машина подъехала к воротам базы. Охранник равнодушно посмотрел на предъявленный жетон, нажал кнопку, створки ворот разошлись. Козырнуть «забыл».
Ну да, он, майор Дэвид Брэг, был для них чужим, человеком из Лэнгли, наполовину стукачом, наполовину придурком; хотя это отношение к себе Брэг ощущал уже третий месяц, привыкнуть так и не смог. Да и как можно привыкнуть к высокомерному презрению?
Дэвид Брэг прошел в свой кабинет. До конца рабочего дня – еще час. Никто не спросит, где он был все это время – приказы Дэвиду Брэгу мог отдавать только начальник базы капитан Лоурел. Но, Скотт Лоурел никогда этого не делал: терпел Брэга, как терпят досадное недоразумение, да и только.
Голова майора Брэга была как никогда чистой и ясной. Нет, не зря мексиканцы придумали сиесту, совсем не зря. Ничего, он покажет этим выскочкам, что такое профессионализм. Настоящий профессионализм. Под обвинение можно подвести любого человека; даже если потом выяснится, что тот невиновен, на его карьере будет поставлен крест: в разведке не любят неясностей и полутонов. И начнет он с Хэлен Джонсон.
Адмирал Макбейн смотрел на солнце. Он помнил солнце разным: в джунглях Вьетнама и Камбоджи вечерами оно было красным и четко очерченным, как огромное блюдо червонного золота; в океане оно казалось белым и ленивым, словно опущенным в соль; в Центральной Африке… В Африке Макбейну всегда казалось, что солнце попросту сливается с небом – огромное, блеклое, палящее, оно выжигало все…
Здесь, в горах, солнце было другим. Ослепительно ярким, блестящим, оно казалось единственным живым существом в этом мире из снега и камня… На глазах Макбейна были темные контактные линзы, их защищали очки со светофильтрами, не пропускающими ультрафиолета, и все равно смотреть на слепящее солнце было больно.
– Мистер Джафар…
– Да?..
– Обед готов.
– Спасибо, Махмуд. Я сейчас подойду. На маленьком костерке Махмуд Шариф, переводчик и проводник Макбейна, приготовил что-то вроде супа, но с огромным количеством жира. Макбейн давно отучил себя быть привередливым в еде; единственное, чего не хватало ему в здешней пище, – это сырых овощей…
– Вам нравятся горы, мистер Джафар?
– Да.
– Нет ничего прекраснее гор. Здесь не рождаются рабы.
«Рабы рождаются везде, – подумал Макбейн, но вслух произносить не стал. – Восточные люди не так прямолинейны, как мы, но обиды не забывают. И еще – невозможно порой понять, что станет для них обидой, что – нет».
Работа, которую он должен был выполнить здесь, почти завершена. Теперь оставалось только скоординировать все запланированные акции.
И еще – Макбейна тревожило что-то. Он привык доверять собственной интуиции.
Нет, исчезнуть время еще не пришло: в таких вещах, как жизнь и смерть, адмирал не ошибался никогда.
Что же тогда?..
По вечерам здесь становилось очень холодно. Макбейн закрывался в предоставленном ему доме, охраняемом его ребятами, а не местными. Открывал очередную бутылку шотландского виски и пил, пил… У него было одно желание: уснуть без сновидений. Но это как раз и не удавалось. Каждую ночь ему снилась стройная светловолосая американка, искренняя, порывистая, непонятная…
И еще снилось солнце. Яркое, блистающее, оно казалось единственным живым существом в этом мире камней, холода и льда…
Дэвид Брэг прошел в кабинет. Двигался он легким, пружинистым шагом.
Предощущение удачи, предчувствие удовольствия, которое он решил позволить себе этим вечером, – все это делало его уверенным и сильным.
Майор садится перед компьютером. Набирает шифр-код получателя информации:
Читать бесплатно другие книги:
