Девушка с Легар-стрит Уайт Карен

– Сразу видна истинная леди, Мелани. Прекрасная, умная, способная к сопереживанию. Прекрасное сочетание, перед которым невозможно устоять.

Я почувствовала, что краснею. Несмотря на прошлое, что-то подсказывало мне, что комплименты Марка идут от чистого сердца, в то время как с Джеком я порой задавалась вопросом, что кроется за его льстивыми речами в мой адрес.

Я закрыла глаза и вновь мысленно отругала себя за то, что сравниваю этих двоих.

К нашему столику, с бутылкой шампанского и графином апельсинового сока, подошел официант. Марк улыбнулся.

– Надеюсь, вы не будете возражать. Я взял на себя смелость заказать нам «мимозу». – Официант наполнил оба бокала смесью шампанского и сока. Марк поднял свой бокал. – За прощение и новое начало! – провозгласил он тост.

Я чокнулась с Марком и, отпив глоток сладкого шипучего напитка, улыбнулась ему в ответ. Действительно, почему бы не доставить себе маленькое удовольствие?

Вскоре официант вернулся, и мы сделали заказ. Я с трудом удержалась от того, чтобы спросить, что у них есть на десерт. Официант ушел, а Марк вновь наполнил наши бокалы.

– Мелани, я совершенно серьезно говорю, что надеюсь получить еще один шанс. Моему прошлому поведению нет оправданий. Да, я был на грани отчаяния, но это не оправдывает меня. Поверьте, у меня к вам были… и сейчас есть… чувства. Я ненавидел себя за то, что вынужден лгать вам.

Не решаясь посмотреть на него, я уставилась на белоснежную скатерть.

– Я принимаю ваши извинения. Только не надо сразу рассчитывать на мое доверие. Но мы можем попробовать начать сначала, если вам этого хочется.

Марк улыбнулся, и я в очередной раз поняла, какой он красавец. Он поднял свой бокал и осушил его до дна.

– Обещаю, что искуплю свою вину перед вами.

Я в ответ подняла свой бокал.

– За новое начало, – повторила я и, сделав очередной глоток, откинулась на спинку стула. – Итак, расскажите мне о вашей книге, над которой вы работаете. Должна признаться, я слегка удивлена. Вы не очень похожи на писателя, если такой типаж действительно существует.

Марк изобразил оскорбленный вид.

– Может, мне стоит отрастить брюшко и начать носить твидовые пиджаки с замшевыми заплатами на локтях?

Я рассмеялась. Именно так я представляла себе писателя-мужчину. И даже злилась на Джека за то, что он не соответствовал этому стереотипу. Я посмотрела на мою хлебную тарелку и мысленно отругала себя за то, что снова вспомнила этого наглеца.

– Я говорю это совершенно серьезно. Да-да, я заинтригована. Вы успешный бизнесмен. Откуда в вас эта страсть к писательству?

Подождав, пока официант поставит перед нами тарелки, Марк заговорил снова:

– Думаю, у меня всегда была мечта опубликовать книгу. Недавно на меня снизошло вдохновение, и я набросал план и написал пару глав. Один мой знакомый, который, в свою очередь, знает кого-то в издательском бизнесе в Нью-Йорке, отправил ему мою пробу пера. Через два месяца у меня появился агент, и еще через месяц, после небольшой войны за права на мою книгу между двумя издательствами, у меня в кармане лежал договор.

– Потрясающе! Подозреваю, скольких авторов едва не хватил удар от зависти! Вряд ли обычно так происходит. Расскажите, о чем ваша книга.

Марк покачал головой:

– Пока это тайна. Судя по всему, сейчас еще один автор работает над похожей книгой, поэтому мы торопимся, чтобы моя вышла первой. Нет, мы не пытаемся украсть чью-то славу, но проиграть гонку мы тоже не имеем права. Как выразился мой агент, я должен быть первым, иначе это просто нет смысла печатать.

Мы взялись за еду. Надо сказать, что и сами блюда, и сервировка стола, и обслуживание были выше всяческих похвал. Пока Марк говорил, я не сводила с него глаз, невольно улыбаясь его энтузиазму. Он не стал почивать на лаврах своих деловых успехов, а нашел новую страсть, что не могло не впечатлять. Можно сказать, я смотрела на него новыми глазами. Я отметила про себя, какие густые и темные у него волосы, какой безупречный вкус в одежде и как мило он выглядит, когда улыбается мне. Единственным его недостатком были темные глаза. Если честно, я бы предпочла пронзительно-синие, как у Джека. Но ведь Марк не Джек.

Отогнав эти мысли, я сосредоточилась на том, что говорит мне Марк. Оказалось, он задал мне вопрос.

– Извините, вы что-то спросили? – уточнила я.

– Да, я спросил, близкие ли вы подруги с Ребеккой Эджертон. Мне так показалось, когда я случайно столкнулся с вами у церкви Святого Филиппа.

Я взяла в рот еще одну ложку «рикотты гнокки» и принялась медленно жевать, пытаясь сформулировать ответ.

– Нет, я бы так не сказала. Она скорее подружка Джека. Она работает над материалом для газеты о моей матери, Джинетт Приоло.

– Что ж, это многое объясняет.

– Вы о чем?

Марк подозвал официанта и заказал для меня специальный десерт от шефа, даже не спросив, что это такое. Он удостоился от меня дополнительных баллов, когда попросил принести только одну десертную ложку. Официант ушел, а он продолжил свой рассказ:

– На прошлой неделе я пригласил ее на ланч. Хотел рассказать ей о моей винокурне и новом ресторане, куда я отвезу вас в следующий раз. Обещаю. Но вместо этого она, похоже, задалась целью выведать у меня все, что мне известно о вас и вашей семье. Мне показалось, что она… просто помешана на вашей генеалогии. Я даже подумал, что она из тех, для кого изучение предков – сродни альтернативной религии. В нашем городе такое встречаешь на каждом шагу.

В этот момент официант поставил передо мной шоколадное мороженое со взбитыми сливками. Но я не стала прикасаться к нему, пока Марку не принесли его кофе.

– Это довольно странно, но, с другой стороны, объяснимо. Она пишет о моей матери, но, как она объяснила мне, знание прошлого нашей семьи поможет ей глубже погрузиться в тему.

Я доедала последние ложки десерта, когда Марк произнес:

– Вообще-то сегодня чуть позже у нас с ней была назначена встреча. Мы хотели пройтись по ее статье. Но она отменила ее час назад. Сказала, что ей по срочному делу нужно в Ульмер.

Впервые за всю мою жизнь кусок десерта застрял у меня в горле. Я закашлялась и, прежде чем сумела его проглотить, была вынуждена выпить почти полный стакан воды.

– В Ульмер? – уточнила я. – Ульмер, штат Южная Каролина?

– Да. Это неким образом связано с ее исследованиями.

– Она не сказала, какими именно? – уточнила я и промокнула уголки рта салфеткой.

– Нет, но она однозначно дала понять, что не намерена говорить на эту тему. Сказала лишь, что вернется поздно, поэтому сегодня наша встреча не состоится. Однако пообещала, что готова увидеться со мной в любое удобное для меня время.

Я откинулась на спинку стула.

– Извините, Марк, но мне пора. Спасибо за ланч. Я уверена, что он не последний.

Он тоже встал. В глазах его читалась тревога.

– Надеюсь, я ничем вас не оскорбил. И что вы простили меня и больше не сердитесь.

Чувствуя искренность его слов, я шагнула к нему и взяла его руки в свои.

– Нет, вы ничем меня не оскорбили. Я просто вспомнила, что должна еще кое-что сделать. И да, я простила вас и очень надеюсь, что в скором времени вы позвоните мне.

Похоже, мои слова его успокоили. Когда же он наклонился и поцеловал меня в щеку, я подумала о Джеке, но только совсем чуть-чуть.

Чувствуя, как древесная пыль покрывает меня с ног до головы – волосы, одежду, бабушкины жемчуга и даже зубы, – я со стоном опустилась на пол в столовой моего дома на Трэдд-стрит. Я посмотрела на часы, считая каждую секунду до четырех часов, когда Софи наконец уедет в колледж читать лекцию и мы с Чэдом сможем извлечь на свет божий электрическую циклевочную машинку.

Я закрыла глаза, отдаваясь во власть усталости и раздражения по поводу того, что все движется черепашьими темпами. Выйдя из ресторана, я как минимум десяток раз позвонила Ребекке на мобильный и всякий раз натыкалась на голосовую почту. Из чего я сделала вывод, что она либо забыла включить телефон, либо нарочно не принимала звонки. Я на всякий случай оставила ей сообщение на домашнем телефоне и на рабочем.

После чего попыталась дозвониться до Джека и до Ивонны, увы, с тем же нулевым результатом. В полном отчаянии – ибо я не могла назвать иных причин – я позвонила матери. Та спокойно предложила мне для снятия стресса какое-то время поработать наждачкой. На тот момент это показалось мне разумной идеей.

По всей видимости, я уснула, потому что лишь после третьего, если не четвертого, раза услышала, как звонит мой телефон. Выудив его из кармана, я открыла его за секунду до того, как он переключился бы на голосовую почту.

– Алло?

– Алло, Мелани. Это Ивонна Крейг из библиотеки Исторического общества. Отвечаю на ваш звонок.

Вспомнив идеальную осанку восьмидесятилетней дамы, я села прямо.

– Привет, Ивонна. Спасибо, что перезвонили. – Я поймала себя на том, что затаила дыхание, не зная, что я сейчас услышу: то ли некую новую информацию, то ли очередной вопрос.

– Я бы перезвонила вам раньше, но Ребекка Эджертон бомбардировала меня просьбами найти материалы для ее серии «знаменитые чарльстонцы», причем за последние пятьдесят лет. Обычно я ставлю ее в самый конец очереди, но на этот раз Джек позвонил от ее имени и сказал, что я окажу ему личную услугу, если передвину ее вперед.

– Он так и сказал? – В моем животе возникла странная липкая тяжесть.

– Вообще-то она была здесь чуть раньше. Вот почему я не могла ответить на ваш звонок.

– Она была у вас?

– Да. Искала новые фотографии вашей прабабушки Розы, а также вашей матери.

– Понятно. – Я нахмурилась. Странно, что Ребекка не стала посвящать меня в свои планы. Разумеется, она была слегка потрясена, когда уходила с Легар-стрит после происшедшего в потайной комнате, но поскольку она занимается историей нашей семьи, я бы предположила, что она, по крайней мере, должна была упомянуть о них. – Понятно, – повторила я. – Я звонила, чтобы выяснить, как там обстоят дела с окном. Есть что-то новое? Да, и по поводу генеалогического древа Крэндаллов.

Честное слово, когда она ответила, я «услышала» в ее голосе улыбку.

– Есть, по поводу и первого, и второго. Я сделала копии и положила их для вас в папку.

От радости я была готова потрясать кулаком в воздухе.

– Замечательно. Буду у вас через пятнадцать минут.

– В этом нет необходимости. Ребекка объяснила, что теперь вы с ней работаете вместе, и я отдала папку ей. Если честно, я не хотела ей отдавать ее, но она умоляла меня и пообещала лично доставить ее вам.

– Вот как? – удивилась я, пытаясь подавить нарастающую панику. – Она сказала, когда именно она мне ее завезет?

– Нет, она не сказала, но, как я поняла из ее слов, она собиралась отвезти ее прямиком к вам. Неужели еще не привезла?

Я с трудом вымучила улыбку:

– По крайней мере, мне это неизвестно. Правда, меня не было дома, так что, возможно, она оставила ее в почтовом ящике. Не переживайте. Я уверена, что папка где-то здесь.

– Я тоже. Хотя, признаюсь честно, я немного сердита на мисс Эджертон. После того как она ушла, мы недосчитались на полке книги по истории семьи Крэндалл. Не знаю даже, как это могло получиться. Я пыталась связаться с ней, но до сих пор так и не смогла до нее дозвониться. Если вы сможете сделать это раньше, чем я, моя к вам просьба, спросить ее про эту книгу. Надеюсь, она захватила ее с собой по чистой случайности. И все же…

– Я обязательно спрошу у нее, – сказала я с недобрым предчувствием.

– Если это хоть немного поможет, я помню информацию касательно переделки окна. К сожалению, другой библиотекарь получил копию генеалогического древа Крэндаллов, так что я абсолютно бесполезна в качестве источника информации о ней.

– Ничего страшного. Я посмотрю ее, когда она попадет ко мне в руки. Но что вы узнали про окно?

– Вы была правы, Мелани. Джон Нолан, тот, кто изготовил и установил окно, в тысяча девятисотом году продал свое дело какому-то ирландцу по имени Патрик – фамилии не помню, память уже не та, – и его семья владела фирмой до пятидесятых годов, когда спрос на художественное стекло упал и его бизнес пришел в упадок.

Я попыталась сдержать нетерпение.

– Все это очень интересно, Ивонна, но…

– Я знаю. Извините. Иногда я увлекаюсь подробностями. Как бы то ни было, я нашла две книги заказов новой фирмы. Первая относится к двадцатым годам, вторая – к сороковым.

– И? – Моя подошва начала выбивать по полу яростную барабанную дробь.

– Вы ни за что не поверите, кто разместил заказ на переделку окна.

– Говорите, – процедила я сквозь зубы.

– На бланке заказа значится имя Сара Маниго Приоло.

Я на мгновение оторопела. Я была уверена, что она назовет имя «Роза», но когда она сказала «Сара», я не знала, что на это сказать.

– Сара? Вы уверены?

– Абсолютно. Моей памяти могут позавидовать те, кто вдвое моложе меня.

– Знаю. Я не хотела вас оскорбить. Просто я… удивлена. Сара была моей бабушкой, я хорошо знала ее. И все же она не рассказала мне про окно.

Ивонна пору секунд молчала.

– А может, и рассказала. Вы говорили, что она обожала головоломки. Просто вы тогда ее не поняли.

Я подумала о том, сколько раз мы с бабушкой сидели в гостиной, как в это окно лился солнечный свет, и сколько раз по другую его сторону, в саду. Но в ту пору я была ребенком, и все, что она могла мне тогда сказать, было давно забыто. Возможно, она нарочно сажала меня рядом с окном, чтобы я лучше его запомнила.

– Может быть, – неуверенно произнесла я.

– На бланке заказа был эскиз. Я сняла с него копию. Хотя вы уже и так заметили все отличия с первоначальным заказом.

– И эта копия в папке, которую вы дали Ребекке.

– Да. И я очень надеюсь, что не совершила ошибку.

– Нет, Ивонна. Ваша помощь очень мне помогла. Тем не менее еще один вопрос. Вы помните, когда окно поменяли?

– Разумеется. – В голосе вновь прозвучали оскорбленные нотки, как будто я усомнилась в ее умственных способностях. Я поставила мысленную галочку быть в будущем осторожнее с моими вопросами. – Обычно даты я помню хуже, чем имена, но я точно помню этот год. Потому что в тот год я вышла замуж… в тысяча девятьсот сорок седьмом.

Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить даты на недавно виденном мной семейном древе, и моментально широко открыла снова.

– В тот год умерла Роза.

– Опять охотитесь на единорогов, Мелани? – Я услышала в голосе Ивонны улыбку.

– Думаю, она могла в чем-то признаться на смертном одре или сделать что-то в этом роде, и моя бабушка, таким образом, сохранила это признание для будущих поколений. Она действительно обожала головоломки.

– Отлично, Мелани. Джек сказал то же самое.

– Вы видели Джека?

– Нет. Он позвонил мне сегодня утром. Попросил меня проверить, нет ли каких-либо данных… свидетельства о рождении или смерти, брачного свидетельства, чего угодно, о некой Мередит Приоло.

Раньше я бы разозлилась, что Джек с его смекалкой опередил меня на один шаг. Теперь же, узнав, что Джек не забыл обо мне и о моих поисках, я испытала нечто вроде облегчения. Впрочем, я тотчас нахмурилась, подумав о том, что, возможно, он сделал это вовсе не ради меня. Я с силой сжала телефонную трубку.

– Он меня опередил. Это то, о чем я хотела вас просить. Скажите, вы уже выполнили его просьбу?

– Провела лишь предварительный поиск. И абсолютно ничего не нашла. Не подскажете, кем она может быть?

– Понятия не имею. Что-то подсказывает мне, что она современница Розы. Может, дальняя родственница?

– По крайней мере, это уже сужает временные рамки. Как только я что-нибудь узнаю, я позвоню вам на мобильный. – Она немного помолчала. – И постарайтесь вспомнить, что вам могла говорить ваша бабушка. Нечто такое, что тогда могло показаться вам бессмыслицей. Кстати, я была знакома с вашей бабушкой. Не слишком близко, но думаю, я знала о ней больше, чем кто-либо другой. Ее острый ум и еще куда более острое чувство юмора не были ни для кого секретом. Все также знали, что она больше всего на свете обожала тайны, загадки и разного рода розыгрыши. А еще многие женщины в городе ненавидели ее за то, что она всю свою жизнь оставалась тощей, как щепка, хотя ела, как вьючный мул.

Я улыбнулась, вспомнив, как мы с бабушкой вели борьбу за самый большой кусок шоколадного торта.

– Непременно, Ивонна. И спасибо вам.

Не успела я дать отбой, как в фойе раздался стук высоких каблуков.

– Я здесь! – крикнула я, ожидая увидеть Ребекку и искренне этому радуясь. Увы, в комнату вошла моя мать. Я громко ахнула от неожиданности.

– С тобой все в порядке, Мелли? Ты как будто только что увидела призрака, – сказала она. В ее глазах плясали озорные огоньки, хотя сам вопрос был задан вполне серьезно.

Я встала и положила в карман телефон.

– Как смешно, мама. Но нет, я ничего не видела. Думаю, причина в огромном количестве народа, работающего здесь днем. Отчего они боятся даже высунуть нос? Ты искала меня?

– Вообще-то да. – Она наклонилась вперед и, прежде чем я успела отпрянуть, выхватила из моих волос кусок древесной стружки и подняла его вверх. – Не думаю, что тебе идет серый цвет.

Я невольно улыбнулась, пораженная тем, сколь естественно я восприняла то, что моя мать подшучивает надо мной, как и полагается матерям. По крайней мере, другие матери это точно делали. Но затем слегка смутилась и попятилась назад, на ходу выгребая пальцами мусор из волос.

– Так что ты хотела? – осторожно спросила я как можно более ровным тоном. Открытая враждебность между нами давно прошла, пусть лишь по той причине, что в противном случае жизнь под одной крышей была бы просто невыносимой. Возможно, отчасти это также объяснялось тем, что моя мать согласилась взять в руки дневник, зная, какой эффект это окажет на нее. Как бы я ни хотела это забыть, я не могла.

Мать нахмурила брови, и между ними тотчас пролегли морщинки.

– Какое-то время назад здесь была Ребекка.

Я мгновенно насторожилась.

– Она оставила для меня папку?

– Нет, – покачала головой моя мать. – Но мне кажется, что она что-то взяла.

– Что? В данный момент в этом доме, за исключением нескольких предметов мебели, нет ничего ценного. – Я вспомнила сапфировое колье и серьги, но после инцидента в кухне я хранила их в сейфе в моем банке. Мне казалось, что в моих собственных интересах держать их как можно дальше от дома.

– Дневник. Сначала я даже не поняла, что он исчез. Спустившись вниз, я почувствовала сквозняк. Дверь в кухню стояла открытой, Генерал Ли был на улице. Я вышла, чтобы взять его и вернуть в дом, и увидела, как Ребекка садится в машину. Я окликнула ее, но она либо не услышала меня, либо сделала вид. Как бы то ни было, она села в машину и уехала.

Лишь вернувшись в кухню, я вспомнила, что ты оставила на кухонном столе дневник. Но его там не оказалось. Я проверила все шкафы, все поверхности, куда его можно было бы положить. Но, увы. Его не было нигде.

Злость и тревога сплелись во мне, нарастая в груди, подобно лавине. Мне казалось, я вот-вот задохнусь. Я не знала, чему больше расстраиваться. Тому, что Ребекка украла дневник, или тому, что она оставила Генерала Ли мерзнуть на улице.

– Ты уверена, что это была Ребекка?

Мать пристально посмотрела на меня.

– Светлые волосы, розовое пальто, уверенная походка?

– Верно. – Я открыла телефон и, в очередной раз нажав кнопку повторного набора, позвонила Ребекке на мобильный. Как и в прошлый раз, мне ответил автоответчик. Я закрыла телефон.

Подумав пару секунд, я позвонила Джеку на сотовый телефон и на домашний. Увы, с тем же нулевым результатом.

– Ты знаешь, что у нее на уме? – спросила меня мать.

– Ни малейшего понятия, – ответила я и по стене скользнула вниз, прямо в груду опилок. Впрочем, мне было все равно. Я устала задавать вопросы и не получать на них ответов, и единственный человек, кто мог бы помочь мне это сделать, не отвечал на мои звонки.

К моему удивлению, мать тоже опустилась на пол, хотя и более элегантно. Более того, она умудрилась пройти через комнату, не задев ни одной груды опилок, которые подстерегали ее на каждом шагу, словно противопехотные мины.

– И что ты намерена делать?

– Наверно, ничего. – Я пожала плечами. – Даже не знаю, в каком направлении я должна сделать следующий шаг.

– Ты хочешь сказать, что ты сдаешься? Просто так опускаешь руки? Но это совершенно не в духе той Мелани Миддлтон, которую я знаю.

Я одарила ее колючим взглядом.

– О, ты наверняка слышала обо мне многое у себя в Нью-Йорке или где ты еще бывала!

Ее улыбка даже не дрогнула.

– Представь себе, что да. Где бы я ни была, я всегда просила присылать мне чарльстонскую газету. У меня есть блокнот, в котором отмечена каждая проведенная тобой продажа, каждая статья об очередном твоем успехе, каждая реклама, в том числе с довольно сомнительным выбором прически. Это все, что у меня есть. Можно сказать, книга материнской гордости.

Не зная, что ей ответить, я посмотрела на мои запылившиеся руки.

– Так что та Мелани Миддлтон, которую я знаю, – тихо продолжила мать, – натура упрямая и просто так не сдается. Мой тебе совет: воспринимай ситуацию как объявление, на которое поступил не один десяток откликов, и если недвижимость уйдет твоему клиенту, тебе причитается приличная комиссия.

Как ни странно, я улыбнулась.

– Это точно. При таком сценарии я точно знаю, что мне делать. Это все равно что разведывать новую территорию. У нас есть портреты двух девушек с одинаковыми медальонами, инициалы на которых для нас пока загадка. Далее – призрак, который почему-то ненавидит меня и хочет сделать мне больно. Далее – мертвый солдат, который почему-то решил приударить за мной. Потайная комната с пустым сундуком. Окно, в которое моя бабушка Сара поместила ключ к некой загадке, вот только какой? Мертвое тело на затонувшем судне, которое когда-то принадлежало нашей семье. У меня же нет ни единой мысли по поводу того, как все это может быть связано между собой или как что-то из этого способно помочь мне изгнать злого духа, который обитал в этом доме еще со времен моего детства.

Моя мать пристально посмотрела на меня:

– Что ты сказала про бабушку и окно?

– Ах, да. Мне позвонила Ивонна, библиотекарь Исторического общества. Она нашла бланк заказа от тысяча девятьсот сорок седьмого года – это тот год, когда умерла бабушка Роза, – и на нем стоит имя Сары Приоло. Так что именно бабушка поменяла окно, добавив к рисунку декоративную рамку, голову ангела и фигуры людей. Джек раскопал кое-какие факты, которые говорят о том, что наши предки были мародерами, грабившими выброшенные на берег корабли. И хотя, возможно, это ничего не доказывает, на окне тоже изображен берег и океан.

Лицо моей матери медленно осветила улыбка.

– Верно, Мелли. У твоей бабушки Сары действительно имелся ключ.

Я растерянно посмотрела на мать. О чем она?

– На ее могильном камне. Помнишь? – Она закрыла глаза и медленно продекламировала хорошо знакомые мне строки:

Я выпрямилась.

– Ребекка догадалась, что крошащиеся кирпичи должны быть связаны с чарльстонским землетрясением тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. А поскольку «Роза» исчезла в том же самом году, она подумала, что в последней строчке речь идет о судне. Но только я заметила, что строчки на надгробии совпадают с рисунком на окне в твоем доме. Что возвращает меня к самому началу. Ивонна – она уже давно помогает мне в моих исследованиях – приготовила для меня папку, в которую положила копию бланка заказа, сделанного моей бабушкой, а также генеалогическое древо семьи Крэндалл.

– Семьи Крэндалл?

– Да. В их доме в Ульмере висит портрет девушки примерно того же времени, с точно таким же медальоном, что и у девушек на нашем портрете. Мы с Джеком пытались установить личность девушки на этом портрете в надежде на то, что это прольет свет и на наших двух.

– А бланк заказа? Чем он может тебе помочь?

– Пока не знаю. Просто я надеялась, что если узнаю, какие изменения бабушка внесла в окно, это поможет мне догадаться, что она пыталась нам сказать.

Мать наклонилась ко мне ближе.

– Но мы уже читали, что она хотела нам сказать. На могильном камне. – Ее глаза вспыхнули, отчего она стала еще больше похожа на мою бабушку. Впрочем, чему удивляться? Ведь они обе – Приоло.

– Ты забываешь еще один фрагмент загадки – автора дневника. Мне кажется, что ее имя и есть ответ на вопрос, который мы пока не догадались задать.

Мать встала и, стараясь не задевать куч опилок, принялась ходить по комнате.

– Предположим, что Ребекка права, и в первой строчке речь идет о землетрясении. Предположим, что она также права относительно последней строки. – Мать подняла вверх затянутый в перчатку палец. – Итак, мы имеем неопознанное тело, а на нем медальон с буквой «М». – Она подняла палец на другой руке. – И у нас есть имя той, о ком нам ничего не известно. Мередит Приоло. Ты не просила свою Ивонну найти список жертв землетрясения?

Я смутно помнила, что где-то когда-то что-то читала о землетрясении, потрясшем наш город почти за сто лет до моего рождения. И даже с гордостью показывала потенциальным покупателям специальные штыри, вставленные в стены большинства исторических зданий города. Но только сейчас я впервые задумалась о возможных его жертвах.

– А они были? – осторожно спросила я.

Мать прекратила расхаживать по комнате, пристально посмотрела на меня и сокрушенно вздох- нула.

– Было разрушено около двух тысяч зданий общей стоимостью около шести миллионов долларов в тогдашних ценах. Примерно сто человек погибло. Точные цифры неизвестны, потому что документы были уничтожены, да и велся учет не так строго, как в наши дни. Некоторые из тел не были найдены.

– Верно. Я помню.

Мать одарила меня хмурым взглядом.

– В любом случае этот вопрос никто не изучал. И мы могли бы с этого начать. Одни. Без Ребекки. И даже без Джека.

Прочтя в моих глазах упрек, она взмахнула рукой.

– Я не слепа, Мелли. Я знаю: он давно не дает о себе знать, но я не собираюсь ни в кого указывать пальцем или кого-то обвинять. По крайней мере, пока. В чем я уверена, так это в том, что тебе пора прекратить жалеть себя и двигаться дальше. Да и вообще, нытики никому не интересны.

Она принялась что-то искать в сумочке. Я же со злостью стряхнула налипшие на ресницы опилки.

– И как только тебе хватает… – начала я.

– Ты слишком красивая, талантливая и успешная, чтобы на что-то жаловаться. Пора посмотреть правде в глаза: несмотря на то, что мы с твоим отцом сделали с нашей семьей, ты сама, без нас, добилась в жизни немалых успехов. – Она направилась к выходу. – Пойдем. Нас ждут дела.

– Но… – Я тщетно попыталась придумать для нее хорошую отповедь, но она сумела сказать обо мне что-то хорошее, и резких слов у меня не нашлось. Схватив с перил пальто, я затрусила за ней следом. – Куда мы?

– Искать Ребекку. Ты знаешь, где она?

– В Ульмере.

– Ты знаешь, как туда добраться? – Мать застыла на месте. Причем так резко, что я налетела на нее.

– Я была там один раз. С Джеком. Но я помню дорогу. Это займет часа два.

Мать посмотрела на часы:

– Ну что ж, тогда едем. Попробую доставить нас туда всего за час.

Я хотела сказать ей «нет», чтобы она знала: раны еще не залечены, что я тосковала по ней каждый божий день в течение тридцати трех лет, пока ее не было рядом со мной. Но она сказала «нас», и я поймала себя на том, что верю, что можно попробовать начать все сначала.

Сев на пассажирское сиденье ее новенького седана, я откинулась на обтянутую кожей спинку и вновь подумала о том, как резко изменилась моя жизнь за относительно короткий отрезок времени – с того момента, когда на меня внезапно свалилось наследство – исторический дом на Трэдд-стрит.