Девушка с Легар-стрит Уайт Карен

Глава 12

Балансируя пончиками и кофе, я, пятясь, вошла в двери офиса «Бюро недвижимости Гендерсона». Ветер нещадно трепал полы моего пальто и волосы, так что я почти ничего не видела. Дверь, когда я изо всех сил пытался схватить ее, вырвалась от меня, однако в следующее мгновение откуда-то возникла маленькая женская рука и открыла мне, чтобы я могла войти в здание. Я с улыбкой обернулась, чтобы поблагодарить мою спасительницу. Увы, улыбка тотчас соскользнула с моего лица, как только я поняла, что передо мной Ребекка Эджертон.

– Доброе утро, Мелани, – сказала она. Ее лицо и бодрый вид, да еще в такую рань – видеть все это было выше моих сил. – Я знаю, что это ужасно рано, но Джек сказал мне, что вы такая же ранняя пташка, как и я. Поэтому я подумала, что это лучшее время, чтобы поймать вас.

Нэнси вышла из-за стойки администратора, чтобы помочь нам с нашими пальто. Увидев на ней трикотажный спортивный костюм в ромбик, я заставила себя отвернуться. Представляю, чего ей стоило отказаться от игры в гольф, когда погода противоречила ее планам. Я решила, что костюм в ромбик – это ее способ справиться с дурным настроением.

– Спасибо, Нэнси. Это Ребекка Эджертон, репортер из газеты. И старая знакомая Джека.

Наверно, зря сказала эти последние слова, потому что Нэнси расплылась в улыбке от уха до уха.

– О, знакомая Джека! Как мило. Давно я его не видела. Как он поживает?

– У него все отлично. Чуть позже этим утром он едет в аэропорт, чтобы встретить мать Мелани.

– Что-что? – уточнила я, шокированная тем, что ей это известно, а вот мне – нет.

– Да. Несколько дней назад она позвонила Джеку с просьбой, чтобы он ее встретил. Похоже, она закончила все свои дела в Нью-Йорке и готова въехать в свой дом.

От ее слов мне стало муторно. Я не знала, то ли потому, что мать исключила меня из своих планов, то ли потому, что ее возвращение означало, что сегодня вечером меня ждет моя первая ночь в доме на Легар-стрит. Софи никак не могла дождаться, когда она наконец займется полами, но я объяснила ей, что одна не проведу в том доме ни единой ночи.

– Интересно, почему она не позвонила мне? – недовольно спросила я.

И Нэнси, и Ребекка посмотрели на меня. Наконец Ребекка сказала:

– Наверное, потому, что она не была уверена, что вы ей ответите.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но тотчас закрыла, понимая, что в принципе она права. Вместо этого я повернулась к Нэнси:

– Будь добра, отвечай на мои звонки и принеси Ребекке кофе, хорошо?

– Конечно, без проблем. Вы любите сливки и сахар, Ребекка?

– Побольше сахара и настоящих сливок, если они у вас есть. Мне всегда бывает мало сахара!

Она издала смешок, однако тотчас заметила, что мы с Нэнси странно на нее смотрим.

– Нет проблем, – сказала Нэнси, выразительно указывая бровью на мой пакет с пончиками и латте с двойным сахаром. – У нас всего этого хватает.

Я направилась обратно в свой кабинет и жестом пригласила Ребекку следовать за мной.

Поставив кофе и пончики на стол, я села и указала Ребекке на стул напротив. Она терпеливо ждала, пока я, положив рядом с собой свой «блекберри», щелкала по компьютеру и открывала календарь встреч, чтобы при необходимости согласовать свой график. Я знала, что такое усердие было излишним, но, когда у меня появился «блекберри», я не спала ночами, страшась пропустить назначенные встречи, если вдруг потеряю телефон, а резервная копия на моем ноутбуке пропадет. Моим девизом было «лучше перестраховаться, чем потом сожалеть», а все потому, что еще в детстве я научилась ставить для моего отца два будильника, чтобы он не опоздал на работу.

Подняв глаза, я увидела, как Ребекка пожирает взглядом мой, весь в жирных пятнах, пакет с пончиками. Открыв второй ящик стола, я, прежде чем она успела попросить меня угостить ее пончиком, сунула пакет внутрь.

– Итак, что привело вас сюда этим ранним утром? – спросила я, пытаясь изобразить интерес.

Она хлопнула руками по коленям.

– На самом деле две вещи. Во-первых, вчера вечером мы с Джеком так весело провели время за ужином, что я забыла спросить его, удалось ли вам хоть что-нибудь обнаружить в Мимоза-Холле. – Ее голубые глаза буравили меня насквозь, пока она ждала, что я ей отвечу, и это явно было не досужее любопытство.

– Сама поездка в Ульмер прошла без приключений, – медленно сказала я, пропуская сладкий картофель, лужу ледяной воды и бренди. – Но внутри дома мы увидели портрет девушки с медальоном на шее, который был как две капли воды похож на медальон девочки на портрете, который мы нашли на чердаке дома на Легар-стрит.

– В самом деле? Как интересно. Вы сделали снимки?

– Джек, а не я. У нас еще не было возможности их сравнить. Я сунула портрет обратно на чердак, потому что на этой неделе в дом приходят маляры, и наши с Джеком графики не совпадают. – Я не стала рассказывать ей про угрожающий голос, не желая делиться этой информацией с Ребеккой. Я по-прежнему сомневалась, стоит ли ей доверять: кто поручится, что то, что я ей скажу, на следующий день не окажется на страницах газеты?

– На нем были инициалы, что на найденном вами портрете? – Ребекка едва заметно подалась.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить сквозь туман выпитого бренди.

– Да. Вообще-то были. Буква «А».

При моих словах ее бледное лицо стало еще бледнее.

– А? Вы уверены?

– Определенно. Никаких сомнений. Думаю, Джек сделал крупный план, чтобы вы могли спросить у него, когда увидите его снова. – Я безуспешно пыталась скрыть издевку в моем голосе. Я пристально посмотрела на нее. – С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?

Она кивнула, но ее улыбка получилась вымученной.

– Я плохо спала прошлой ночью.

Она не объяснила, почему, я же не хотела вдаваться в подробности. Тем не менее вид у нее был такой, будто она вот-вот опрокинется и свалится со стула. С тяжелым вздохом я вытащила из своего ящика пончики.

– Может, вам стоит что-нибудь съесть?

Стоило ей заметить в жирных пятнах пакет, как глаза ее прояснились.

– Спасибо. Думаю, это поможет.

Я расстелила на столе две салфетки, положила на них пончик и пододвинула к ней.

– Осторожнее с сахарной пудрой. Можно испачкать одежду.

Нэнси вошла, неся кофе, и поставила на стол две кружки. Не успела я взять свою личную кружку – ту, на одной стороне которой была фраза «Я – № 1», а на другой – магическое изображение дома, которое, когда внутрь наливали горячую жидкость, заменялось словом «ПРОДАНО», – Ребекка заграбастала ее и сделала глоток. Я уставилась на вторую кружку, сплошь разрисованную шарами для гольфа, и на всякий случай подвинула ее к себе, чтобы Ребекка не схватила и ее тоже.

Нэнси посмотрела на пончики.

– Должно быть, здесь происходит нечто важное, потому что я никогда не видела, чтобы Мелани делилась пончиками с кем бы то ни было. Люди боятся за свои пальцы, если они окажутся к ней слишком близко.

Я послала ей испепеляющий взгляд.

– Ребекке нездоровится. Похоже, ей стоит слегка поднять уровень сахара.

На глазах у нас обеих Ребекка откусила от своего пончика огромный кусок, а затем быстро запихала в рот оставшуюся часть. Она улыбнулась нам с набитым ртом и, прежде чем заговорить, сделала еще один глоток из моей кружки.

– Извините. Боюсь, я сильно проголодалась.

На глазах у Нэнси я пододвинула пончик ближе к себе и в подтверждение своих слов быстро откусила кусок. Если честно, я даже думала лизнуть его для пущей убедительности.

– Я купила для офиса булочки с корицей, – сообщила Нэнси. – Я могла бы принести вам пару, если вы все еще голодны.

Ребекка оживилась еще больше:

– О да. Пожалуйста. Если, конечно, это не слишком вас затруднит. – Ее улыбка сделалась шире, и крупинка сахарной пудры упала с ее нижней губы.

Вопросительный взгляд Нэнси быстро сменился вежливой улыбкой.

– Пойду принесу вам булочки и вернусь.

– Спасибо, – сказала Ребекка ей вслед. – А когда у вас будет минутка, я хотела бы знать, откуда у вас эти брючки для гольфа. Они выглядят великолепно.

Нэнси довольно улыбнулась и зашагала в двери. Ребекка повернулась ко мне.

– На чем мы остановились? Ах да. Мы говорили о том, что я не спала прошлой ночью.

Я сунула в рот половину моего пончика, чтобы не сказать то, что очень хотела сказать, и вместо этого просто вежливо кивнула.

– Мне приснился еще один сон. Про вас, хотите верьте, хотите, нет. – Она неуверенно улыбнулась, и я заметила у нее на подбородке еще больше сахарной пудры.

– Вы были с мужчиной, и у меня было сильное впечатление, что между вами что-то было. Как будто вы были любовниками.

– Правда? – Я небрежно подняла свою кружку и сделала глоток.

– Это был не Джек.

Мне показалось, что в ее глазах мелькнуло нечто вроде злорадства.

– Какое облегчение, – сказала я, почему-то ощутив укол разочарования, и сделала еще один глоток кофе.

– Вообще-то, это был блондин. И он говорил по-английски, но с сильным акцентом.

Моя нога задергалась в колене; я опустила руку, чтобы ее придержать.

– Странно, – сказала я, стараясь не выказывать интереса. – И что мы делали?

Ребекка слегка поерзала на своем стуле.

– Ну, могу сказать, что я не видела что-то конкретное, но у меня возникло ощущение, что вы знаете друг друга довольно близко.

Я подавилась и выплюнула кофе. Резко встав, я вытащила из сумки с пончиками салфетку, чтобы вытереть подбородок и стол. Я хотела спросить ее, был ли тот мужчина одет в форму Войны за независимость, но тогда бы я себя выдала. Вместо этого я сказала:

– Это не может не беспокоить, ведь сейчас я ни с кем не встречаюсь.

– Я не говорила, что вы встречались с ним.

Наши взгляды встретились; она одарила меня полуулыбкой, полной недосказанности.

– Есть идеи, кто он? – спросила она.

– Никаких, – ответила я, не отводя взгляда, и откинулась на спинку стула. – Есть идеи, кем, по вашему мнению, он может быть?

Ребекка покачала головой:

– Не совсем, хотя я знаю, что вы были на кухне в доме на Легар-стрит. И он все время указывал на камин, которого, когда я была там, я не заметила.

– Интересно, – сказала я. – Потому что раньше на кухне был камин, но предыдущие владельцы заштукатурили его.

Она выгнула бровь:

– Ну что ж. Вдруг этот человек хочет, чтобы вы его восстановили.

– Может быть, – согласилась я. – Возможно, это какой-то мертвый защитник старины, который в ужасе от того, как теперь выглядит дом. Поверь мне. Даже у меня возник бы соблазн воскреснуть из мертвых, если бы кто-то сотворил такое с моим домом.

Нэнси вернулась в кабинет с двумя тарелками – на каждой булочка с корицей и вилка – и поставила их перед нами. Ребекка потянулась к своей вилке, прежде чем Нэнси успела выйти за дверь.

Ребекка улыбнулась и промокнула уголки рта салфеткой.

– Кстати, о старых домах, скажите, вы вспомнили имя нынешнего владельца Мимоза-Холла? Я подумала, вдруг это даст нам какие-то факты и поможет связать девушек на портретах.

– Их фамилия Макгоуэны, но они не первоначальные владельцы. По словам Джека, Макгоуэны купили дом у Крэндаллов в годы Депрессии. Миссис Макгоуэн – ее не было в городе, когда мы заехали к ним, – теперь роется на чердаке в поисках дополнительной информации, но она помнит про какую-то трагедию во второй половине девятнадцатого века, которая затронула их семью. Она пообещала Джеку, что сообщит, когда выяснит.

Рука Ребекки с салфеткой в ней замерла в воздухе у ее губ.

– У Крэндаллов? Вы уверены?

– Да, именно так мне сказал Джек. А вам что-то о них известно?

Она попыталась придать себе невозмутимый вид.

– Просто «Крэндалл» не похоже на местное имя, вот и все.

– Нет, они родом из Коннектикута. Согласно исследованиям Джека и Ивонны, к ним всегда приезжали в гости родственники с севера.

– Интересно, – сказала она слегка натянуто. – Может, мне есть смысл заняться их семейной историей? Вдруг это по крайней мере поможет выяснить, кто эта девушка с медальоном. А может даже, даст ключик к разгадке, кто эти две девушки на вашем портрете.

– Замечательно, – сказала я, пододвигая к себе календарь и мобильник и давая Ребекке понять, что мне нужно вернуться к работе.

Как ни странно, она поняла мой намек и встала.

– Тогда не буду мешать. Спасибо за пончик и булочку с корицей – лучший способ начать день не могу придумать.

Я нахмурилась, вспомнив, что она говорила это уже не раз.

– Спасибо, что зашли. Дайте мне знать, если узнаете что-нибудь о девушке на портрете.

– Непременно. – Она перебросила ремешок сумочки через плечо. – Ой, едва не забыла про еще одну вещь, о которой хотела вас спросить.

Держа наготове мой «блекберри», я в упор посмотрела на нее.

– Да?

– Вообще-то, это просьба. Каждый год историческое общество проводит рождественский тур по домам, и я предложила включить в него в этом году ваш дом на Легар-стрит. Понимаю, что сделала это в последний момент, но я подумала, что его непременно следует включить.

Я в ужасе уставилась на нее.

– Вы серьезно? Там внутри как в студенческой общаге, где каждый второй сидит на веществах. Мы никак не успеем провести там ремонт…

Ребекка взмахом руки перебила меня:

– В этом все и дело. Я подумала, что неплохо сделать дом на Легар-стрит первым в экскурсионном туре, чтобы показать людям, что происходит, когда историческая ценность старых домов игнорируется, а затем показать другие дома, так сказать, другой конец спектра.

Я покачала головой:

– Моя мать никогда не согласится…

Ребекка в очередной раз перебила меня:

– Вообще-то, она уже дала согласие. Я говорила с ней, когда она была в Нью-Йорке, и она сказала, что это отличная идея.

Я нахмурилась:

– Она ответила на ваш телефонный звонок?

Ребекке хватило совести покраснеть.

– Вообще-то, я одолжила телефон у Джека, пока он выносил мусор. Она не знала, что ей звоню я.

Я вновь нахмурилась, не зная, по какому поводу мне злиться больше – то ли из-за уловки Ребекки, то ли из-за того, что моя мать была готова открыть свой дом для экскурсионного тура.

– Она сказала «да»?

– Да. По ее мнению, это не только поможет собрать средства для исторического общества, но это также отличный способ вновь напомнить о себе жителям Чарльстона. Она уже пообещала, что в следующем году дом будет включен в экскурсию как пример дома «до и после». Она также сказала, что вы будете только рады выступить в качестве гида.

– Неужели? – Мое удивление мгновенно сменилось злостью. – Какая щедрость с ее стороны!

Ребекка кивнула:

– Я сказала то же самое. По ее словам, теперь вы настоящий эксперт по реставрации и могли бы провести экскурсию и объяснить ваши планы касательно дома.

Я покачала головой:

– Нет. Я не буду этого делать. Извини. Я не эксперт, и я не претендую на это звание. Спросите у Софи.

Ребекку мой ответ отнюдь не обрадовал.

– Но Джек сказал, что вы будете рады это сделать, и вы уже в списке.

Я уронила свой «блекберри» на стол.

– Джек?

– Да. Он уже работает над костюмами времен Гражданской войны. Он считает, что вы с ним могли бы сделать это вместе. – Ее лицо немного просветлело. – Там будут фотографы из «Пост энд Курьер» и чарльстонского журнала. По-моему, вашему бизнесу будет только на пользу, если ваше лицо и имя засветятся там.

Конечно же, она попала в нужную цель, как она и планировала. Пока я молча взвешивала все «за» и «против» переодевания и проведения тура по ненавистному дому ради такого благого дела, Ребекка узрела в этом для себя возможность сбежать и начала подбираться к выходу. Прежде чем я успела что-то сказать, она уже открыла дверь.

– Я могу сказать, что вы заняты. Когда подойдет время, я пришлю вам больше деталей. Еще раз спасибо.

Помахав мне, она ушла, оставив за собой шлейф дорогих духов.

Я стояла на крыльце перед домом на Легар-стрит, не зная, то ли мне постучать, то ли войти самой. В конце концов, это был дом чужого человека, и я не знала, как себя повести. Я стояла, созерцая дверь. Через мое плечо была перекинута сумка с остатками вещей, которые мне понадобятся в ближайшие нескольких месяцев: косметика, средства для ухода за волосами, фланелевая ночная рубашка и тапочки, а также несколько рабочих таблиц – я составила их для ускорения работ и сокращения времени, которое мне предстояло провести в этом доме. Я оглянулась на мою машину и Генерала Ли. Тот сидел сзади в своем автомобильном кресле, и его ободряющий взгляд дал мне хорошую порцию моральной поддержки.

На подъездной дорожке был припаркован незнакомый белый «Кадиллак», а вот «Порше» Джека, на мое счастье, не было видно. По словам Ребекки, он привез мою мать домой почти три часа назад. По моим собственным прикидкам, у него было достаточно времени, чтобы внести в дом ее чемоданы, попытаться очаровать ее и уехать. Именно поэтому я ждала до пяти часов, чтобы появиться здесь. Нервно взглянув на раннее вечернее небо, я подняла руку и осторожно постучала.

Пока я ждала, когда мне откроют, я в качестве приветствия для моей матери попыталась придать лицу холодное, безразличное выражение. Удержав его в течение долгих трех минут, я начала процесс заново, с трех куда более громких ударов.

После трех долгих минут мое лицо начало болеть, поэтому, с неохотой опустив руку, я взялась за ручку двери и, поколебавшись мгновение, повернула ее. К моему великому удивлению, дверь оказалась не заперта. Интересно, подумала, мать забыла ее запереть или тут явно что-то еще, как подсказывал мне мой жизненный опыт.

Я осторожно толкнула дверь и вздрогнула; шок от похожего на цирк интерьера ничуть не ослаб с предыдущего раза. Но где-то за аляповатыми красками и безвкусными деталями я ощутила знакомый запах старых домов: запах полированного дерева, старинных тканей и мягкого дыхания людей, давно ушедших, но чье присутствие по-прежнему витало в воздухе. И разумеется, свист огромного количества вылетающих в трубу денег.

При всей моей растущей любви к величественным особнякам к югу от Брод-стрит, по-прежнему случались моменты – обычно после очередного зверского сеанса соскабливания краски с резных молдингов или сдирания наждаком столетних слоев лака, – когда я с тоской представляла себе, как все проблемы, связанные с реставрацией дома, решались одним ударом тяжеленной строительной «бабы».

Я шагнула в пустой вестибюль. Мое внимание мгновенно привлекла закрытая дверь, которая вела в гостиную. Из-за двери доносилось тихое ритмичное бормотание. Мне тотчас вспомнилась похожая сцена, когда я была еще ребенком. Я опустила сумку и, движимая порывом гнева, шагнула вперед.

Вместо того чтобы остановиться у закрытой двери, я настежь распахнула ее. Мои мысли тотчас подтвердились, стоило мне увидеть мать и еще одну женщину, сидевших напротив друг дружки в двух виндзорских креслах. Последние подозрительно напоминали кресла из моего дома на Трэдд-стрит, которым, по словам Софи, она якобы нашла временный дом, пока в моем заново перестилают полы. Моя мама без перчаток держала руки другой женщины ладонями вверх. Глаза моей матери были открыты и обращены к потолку, который, как я впервые заметила, по неким необъяснимым причинам, был оклеен обоями с пурпурными звездами и облаками.

Я застыла в дверях. Внезапно меня обдало порывом холодного воздуха. Пустой взгляд моей матери переместился на меня, словно летящий на пламя мотылек. Лампочки замигали и потускнели. Нити пластиковых бус, висевших на окнах, начали раскачиваться, а нечто похожее на силовое поле вокруг моей матери надавило на меня, словно мягкий кулак. Но вместо того чтобы оттолкнуть, оно, казалось, притягивало меня, вернее даже, засасывало. Я вцепилась в дверной проем. Увы, ладони мои были влажными от холодного пота, а деревянный косяк – скользким. Я вновь посмотрела на омерзительный потолок и зеркальную люстру с тремя десятками небольших круглых лампочек. Внезапно те вспыхнули ярче – так, что их свет резал глаза, – и одна за другой начали лопаться. Их осколки летели вниз, словно падающие на землю звезды.

Обе женщины тотчас опустили руки и прикрыли головы.

– Уйди!

Я вздрогнула. В первый миг я даже не узнала голос матери, пока она не повторила свой приказ.

– Уйди! – сказала она громче. – Живо. Здесь небезопасно!

Я, спотыкаясь, попятилась из комнаты. Невидимая сила вокруг меня постепенно ослабла, словно пальцы ребенка, которые один за другим отпустили юбку матери.

Я рухнула на груду своих вещей, совершенно обессиленная и неспособная стоять на ногах, не говоря уже о том, чтобы двигаться. Я сидела, тяжело дыша, пока моя мать и ее гостья не вышли из гостиной. Мать торопливо пересекла комнату и взяла мои руки в свои. Ее прикосновение показалось мне абсолютно чужим, как иностранный язык. Я попыталась отстраниться, но она держала меня крепко.

– Ты чувствовала это, не так ли?

Я не ответила; мой взгляд был устремлен на женщину за ее спиной. Та стояла, заламывая руки, словно ей хотелось одного – поскорее отсюда уйти.

Я снова посмотрела на мать:

– Ты устроила гадание, не так ли? Ты же знаешь, отец не любит, когда ты это делаешь.

В ее глазах мелькнула лукавая искорка.

– Но ведь это мой дом. И твой отец мне в нем не указчик. – Она сжала мои руки и посмотрела мне в глаза: – С тобой все в порядке?

Я кивнула. К моему облегчению, она отпустила мои руки и встала.

– Это Глория Элмор, моя старая подруга, – пояснила она, указав на свою спутницу. – Она хотела поговорить со своим сыном.

Мне не нужно было спрашивать, мертв ли ее сын. Я видела, как он стоял рядом с матерью за миг до того, как взорвалась люстра; зияющая рана на его голове подтвердила мое подозрение, что его больше нет в живых.

Я встала и поздоровалась с миссис Элмор. Что-то подсказывало мне, что, когда я была маленькой, она была в числе многочисленных подруг моей матери, что обычно собирались вокруг нее на вечеринках и спиритических сеансах и чье присутствие в нашей жизни подпитывало напряженность между моими родителями.

Я подождала, пока моя мать, извиняясь и что-то невнятно твердя про перегоревшие пробки, проводит миссис Элмор до двери. Я чувствовала, как у меня покалывает затылок; ноздри щекочет безошибочный запах пороха. Я огляделась по сторонам в надежде увидеть моего солдата, но его нигде не было. Интересно, от кого он прячется?

Не успела за миссис Элмор закрыться дверь, как я набросилась на мать:

– Ты думаешь, что ты делаешь? Ты здесь всего один день и уже решила сделать нас посмешищами в глазах всего города. Тебе не приходило в голову, что у меня есть профессиональная репутация и твои шалости могут мне аукнуться? – Я подняла руку. – Впрочем, погоди. Какая разница. Мои страдания никогда не сдерживали тебя, так почему я жду этого сейчас? Так что давай, продолжай в том же духе, чтобы окончательно угробить мою жизнь, которую я с таким трудом все эти годы строила. Вернее, ту ее часть, которая уцелела, когда ты бросила нас с отцом.

Я было направилась к двери, чтобы демонстративно выйти вон, но, поняв, что идти мне больше некуда, остановилась. Когда мать заговорила, в ее голосе мне послышалась улыбка, как будто она тоже понимала.

– Просто мы такие, Мелли. Это наш дар. И нам решать, как нам с ним поступить – скрыть от мира или помогать другим. В любом случае он никуда от нас не денется.

Внезапно я ощутила себя совершенно опустошенной. Ведь я осознала правду ее слов еще тогда, когда мой отец впервые наорал на меня, требуя, чтобы я прекратила разговаривать с людьми, которых, по его словам, там не было. Именно этот дар связывал меня и мать, и я потратила годы, пытаясь развязать его узел. К сожалению, еще в детстве я поняла: страстно желать чего-то вовсе не означает, что ваше желание осуществимо. Наши взгляды встретились.

– Почему ты здесь? Что вынудило тебя вернуться?

Она выглядела такой же измученной, как и я. Заговорила она не сразу.

– Ради тебя, – тихо сказала она. – Все, что я когда-либо делала, было ради тебя.

– Странный, однако, способ показать это, – тихо сказала я; злость в моем голосе исчезла, уступив место усталости и смирению. А в следующий миг мое внимание привлекла вспышка света из гостиной. Мы с матерью как по команде повернули головы. Я было бросилась к двери, но мать удержала меня.

– Не бойся, – сказала она. – Это сын миссис Элмор прощается с нами.

Я растерянно посмотрела на нее. До того как бросить нас с отцом, она постоянно общалась с духами умерших. Так что кому как не мне было знать: явление, которому мы только что стали свидетелями, не из разряда обычных. Что-то изменилось.

– Но ведь пока я не вошла в комнату, ничего не случилось.

Она посмотрела на груду сумок и подошла, чтобы взять мою маленькую косметичку.

– Это наверняка как-то связано с проводкой. Ты не могла бы порекомендовать мне хорошего электрика. – Она улыбнулась. – Ладно, давай займемся твоим обустройством.

Я была достаточно взрослой, чтобы позволить моей матери и моему прошлому распоряжаться моей жизнью; в данной ситуации самым разумным было не противоречить ей, даже зная, что она не права. Я подняла с пола сумку с вещами.

– Мне нужно забрать из машины Генерала Ли. Но сначала скажи, какую комнату ты мне выделишь. Только не в дальней части дома, прошу тебя.

В ее глазах вновь промелькнула улыбка.

– Мы с тобой в двух передних спальнях, которые соединяются через гардеробную. Стены там окрашены в ядовито-зеленый цвет, и я обещаю, мы их перекрасим в первую очередь. Не хочу начинать каждый день с мигрени. – Она на мгновение умолкла. – В твоей спальне на потолке есть картина, изображающая, как мне кажется, сцену из последних дней Нерона. Если хочешь, можешь спать на боку, пока мы ее не закрасим.

Я с тревогой посмотрела на мать, но та уже шагала к лестнице. Впрочем, наполовину поднявшись на нее, она заговорила снова:

– Нам нужно обсудить вечеринку по поводу твоего сорокалетия. У меня уже родились кое-какие предложения. Например, в каком-нибудь ресторане у моря, со множеством фейерверков. Или в яхт-клубе. Но я всегда думала, что там будет твой свадебный прием, поэтому пусть этот вариант останется про запас. В любом случае, нужно что-то сделать с твоими волосами. Я подумала, может, тебе сделать мелирование? Или давай спросим у Джека, что он думает.

Я не поняла, что она имела в виду: мой день рождения или мои волосы. В любом случае, я скорее спрошу совета у обвешанного фотокамерами туриста или у Генерала Ли, чем у Джека. У меня не было ни малейшего желания видеть его самодовольную физиономию. Если я когда-нибудь и спрошу его совета, то разве по поводу того, где поставить диван или стол.

Не зная, что ответить, я лишь состроила в спину матери гримасу. Мои ноги, когда я поднималась по лестнице, казались свинцовыми – как будто опутанными тяжелыми кандалами вопросов, накопившихся за тридцать три года. Я смотрела ей в спину: ее голые руки избегали касаться перил. Мне же не давал покоя вопрос: почему спустя все эти долгие годы Джинетт Приоло Миддлтон вдруг решила снова стать моей матерью. Или почему этот факт не расстроил меня так сильно, как мне хотелось бы.

Глава 13

На следующее утро я проснулась оттого, что рядом со мной дрожал Генерал Ли – наше с ним дыхание витало облачками пара над нашими головами. Простыни и одеяла лежали грудами вокруг кровати, все четыре окна были широко распахнуты, длинные ярко-красные шторы трепетали, словно порхающие по комнате мотыльки. Прижав песика к груди, я кое-как закрыла окна, после чего вернулась в постель еще минут на двадцать, на сей раз под одеяла, пока мы с ним наконец не согрелись и не оттаяли настолько, чтобы снова выйти на улицу.

Я не боялась. Во всяком случае, этих призраков. Зная их с детства, я понимала: они просто напоминают мне о своем присутствии. Я даже удивила себя тем, что быстро уснула прошлой ночью, без излишних размышлений о том, как хорошо, что от смежной комнаты, где спит моя мать, меня отделяет всего одна дверь. Перед сном я попыталась читать – публикацию в университетском журнале о происхождении Фонда истории Чарльстона. Журнальчик дала мне Софи – для того чтобы я прониклась еще большей любовью к историческим зданиям города и усилиям по их восстановлению для нашего коллективного потомства. Уснула после первой же страницы. И вовсе не потому, что книга была плохо написана, а ее тема неинтересна; просто я каждый день на собственной шкуре испытывала все прелести реставрации исторического дома, и мои куцые ногти служили тому свидетельством. Не хватало мне перед сном усугублять мои страдания на сей счет.

Стараясь не обращать внимания на зеркальные потолки и стены, а также фестоны из красного бархата на окнах, которые куда больше подошли бы для борделя, я быстро приняла душ в соседней ванной комнате. Подставив спину под струи душа и держа один глаз открытым, чтобы видеть дверь, я намылилась, оттерла себя мочалкой, побрила ноги, вымыла голову и намазала волосы кондиционером. Втерев в кожу увлажняющий крем, я быстро оделась и направилась вниз. Генерал Ли увязался за мной.

Бормотание голосов – мужского и женского – привело меня в кухню. Я тотчас узнала голос моей матери и нечто похожее на ее хихиканье. Тотчас ускорив шаг, я подошла к кухонным дверям и распахнула их.

Мои родители, каждый с дымящейся кружкой кофе в руке и блюдом пончиков на столе между ними, сидели рядышком и смотрели друг на друга, словно подростки на вечеринке. На столе, рядом с чем-то похожим на стопку фотографий, лежал букет свежесрезанных розовых роз. Услышав, как я вошла, они одновременно подняли взгляд. В глазах обоих читалась смесь вины и ужаса, как будто их только что застукали за общением с врагом.

Мать резко встала. Кофе выплеснулся из кружки, и в этот момент моему взгляду предстал красный шелковый халатик, почти прозрачный, который едва прикрывал такую же ночную сорочку. Я открыла было рот, чтобы предложить принести мой махровый банный халат, но ничего не сказала, дабы не акцентировать тот факт, что моя мать носила более соблазнительное белье, чем я. Да и выглядела в нем гораздо лучше. Хотя нам обеим передались гены Приоло, отвечавшие за рост и стройность, ей неким загадочным образом достался ген неизвестной ветви генеалогического древа, благодаря которому у нее имелась грудь. В отличие от нее я в старших классах и колледже для галочки носила спортивные бюстгальтеры и даже сейчас могла бы легко обходиться без лифчика, и никто не заметил бы разницу.

– Доброе утро, – сказала я, в первую очередь для того, чтобы не дать сорваться с языка единственному слову, которое пришло мне в голову – «фу»! Подойдя к кухонному столу, на котором стояли кофеварка и чистая кружка, я налила себе чашку, после чего вывела Генерала Ли на улицу облегчиться. Когда мы вернулись, Генерал Ли мгновенно подскочил к миске с едой, в которую кто-то – должно быть, мой отец – уже насыпал корм. Я снова посмотрела на моих родителей.

– Доброе утро, Мелли. Твой отец заехал к нам и привез нам пончиков из пекарни Рут. Это было наше любимое заведение, помнишь? Я брала тебя туда маленькой девочкой.

Ощущая лицом горячий пар, я закрыла глаза. Как не помнить! Как бы я ходила туда все эти годы, если бы забыла? Но мне всегда не давал покоя вопрос: что тянуло меня туда снова и снова? Только ли чудесные пончики и кофе, которые там продавались, или же я пыталась найти там нечто такое, что давно потеряла, хотя и не могла вспомнить, что именно.

Я снова открыла глаза и повернулась к ним лицом.

– Нет. Пожалуй, не помню.

Неисправимая сладкоежка, я, не глядя ни на одного из них, подошла к столу и взяла глазированный пончик.

– Мне нравится твой костюм, Мелли, – сказала мать, критически на меня глядя. – Но юбку лучше слегка укоротить. У тебя потрясающие ноги, и их не стыдно немного показать людям.