Сломанные куклы Кэрол Джеймс

56

Хэтчер сидел в баре «Космополитана» за дальним столиком. Перед ним стоял стакан с виски. Он выглядел еще более вымотанным, чем раньше. Я сел напротив, взял виски, который он заказал для меня, поднял стакан в знак приветствия и сделал глоток.

– Если я когда-нибудь видел человека, которому не помешает немного выпить… – начал было я.

– Немного? Да мне бутылка не помешает. Меня сняли с расследования, Уинтер.

– Они не имеют права!

– Имеют, и это уже произошло.

Я отвернулся к бару и стал обдумывать эту новость. За стойкой сегодня стояла уже другая девушка, но точно такая же, как предыдущая, – молодая привлекательная блондинка.

– Темплтон бы не понравилось, если бы она увидела, на кого ты смотришь, – сказал Хэтчер. Он вызывающе улыбался, ожидая, что я начну все отрицать.

– Между мной и Темплтон ничего нет.

– А по слухам, есть.

– Слухи есть слухи.

– Разве ты с ней сегодня не встречаешься вечером? И вчера вечером не встречался?

Я не знал, как до него дошла эта информация, но и не удивился тому, что она у него была. В среде полицейских слухи распространяются быстрее пожара, и чаще всего для поджога даже сухой веточки не нужно.

– Между нами ничего нет.

– Точно? – испытующе взглянул на меня Хэтчер.

– Точно. И ничего не будет. Мы из разных миров. Больше и говорить тут не о чем. Ладно, расскажи мне, что произошло.

– Последний гвоздь в мой гроб забил Уильям Трент. Он идет в суд и, скорее всего, отсудит компенсацию, потому что его адвокат лучше наших. И я оказался крайним, потому что санкционировал арест.

– Ты сказал, последний гвоздь. А еще что тебе предъявили?

– Пресс-конференцию, – вздохнул Хэтчер. – Все поняли, что она была постановочной. Куча репортеров жаждут моей крови.

– Они все скоро забудут.

– Тебе-то легко говорить.

Тут он был прав.

– Через пару месяцев все обо всем забудут.

Хэтчер осушил свой стакан и покачал головой.

– Не забудут. Неважно, сколько успешных операций у тебя было, сколько арестов ты совершил. Все помнят только твои неудачи. Ты и сам это знаешь.

Я знал это слишком хорошо. Сколько успешных карьер было разрушено одной-единственной глупой ошибкой, раздутой до невероятных размеров!

– Зря они сняли тебя с расследования, – сказал я.

– Иди и скажи это моему боссу.

– Я пойду, если это поможет.

– Ты серьезно?

– Да я не отстал бы от комиссара, если можно было бы отменить решение. Ты превосходный полицейский, у тебя отличная интуиция. Посмотри на твое личное дело, тебе же не просто так доверили это дело, у тебя за спиной тридцать лет безупречной работы.

– Спасибо еще раз за доверие, – выдавив улыбку, сказал Хэтчер.

– Я не из вежливости это говорю. Лучше тебя на эту должность человека не найти, и говорить нечего.

– Как скажешь, – Хэтчер допил свой виски. – Повторим?

– Почему бы и нет.

Хэтчер медленно, ссутулившись, пошел к бару. Он выглядел совершенно поверженным. Такова была специфика работы в полиции – от таких поворотов не был застрахован никто, даже самые лучшие. Мне было больно видеть Хэтчера в таком состоянии. Не говоря уже о том, что мы лишались важного ресурса. Чтобы поймать сообщников, лучшие игроки должны находиться на поле, а не сидеть в запасе. Я посмотрел на часы. Было начало девятого. Из-за непредвиденной поездки в Бристоль я перенес встречу с Темплтон на час позже, на девять. Хэтчер вернулся с напитками и сел.

– Кого ставят на твое место?

– Инспектора Дэниела Филдинга. Это безопасное решение. Ему скоро на пенсию, и он не допустит никаких отклонений от правил.

– Сейчас как раз нельзя играть по правилам. Сообщники хорошо их знают, и поэтому-то ты их и не поймал, – вздохнул я. – Значит, теперь все уходит в политическую плоскость. Ненавижу, когда так происходит. Что еще можешь сказать про этого Филдинга?

– Он хорошо выглядит по ТВ, пресса его любит, – Хэтчер покачал головой и потер усталые глаза. – Филдинг будет с улыбкой выдавать нужный текст, и все проглотят его наживку. Но с точки зрения оперативной полицейской работы он некомпетентен.

– То есть ты не его бы выбрал себе на замену?

– Его? Да он последний человек, кого я бы выбрал. С Рэйчел Моррис случится то же, что и с предыдущими жертвами, – Хэтчер опять покачал головой и стал тереть руками лицо.

– Ну, и в этом месте ты должен сказать, что это ты во всем виноват.

– Я виноват, Уинтер. Я мог был сделать больше. Я должен был сделать больше, черт возьми!

– Ладно, – сказал я. – Хватит жалеть себя. Вот что ты сейчас сделаешь: ты допьешь и пойдешь домой, и сегодня больше не пей. Ты мне нужен с ясной головой завтра утром. Завтра мы найдем этого маньяка и арестуем.

– Тебе какое слово из фразы «меня сняли с дела» непонятно?

– Это просто формальность. В самом худшем случае, что они сделают, если ты продолжишь им заниматься?

– Меня могут снять и с дежурства. Вообще уволить могут.

– Ничего у них не получится, – сказал я. – И вообще, давно ли ты стал бояться потерять работу?

– Мне о пенсии надо думать, Уинтер.

– Это все не главное.

– Как же не главное! Я не сказал, что мне дали другое дело?

– Ничего, в Лондоне никто не умрет, если завтра ты не займешься парковочными штрафами. Все, иди домой, больше ничего не пей и выспись. А завтра утром позвони на работу и сошлись на болезнь. Жду тебя здесь ровно в семь.

57

В отелях лучший вид – из люксов. Я стоял на балконе и смотрел на панораму города, переливающегося огнями окон, автомобилей и автобусов, фургонов и фонарей. Рождественское освещение сияло в темноте всеми цветами радуги и делало город похожим на узор калейдоскопа. В нем жили миллионы людей – хороших, плохих, а по большей части средних. В данный конкретный момент меня интересовали из этих миллионов только два человека.

Я сделал затяжку, и кончик сигареты сверкнул оранжевым огоньком. Было без пятнадцати девять. Темплтон наверняка решит опоздать на пять минут, а значит, до ее прихода – двадцать минут.

С улицы доносился непрерывный гул от автомобильного трафика, электричек, шагов снующих по своим делам людей. День заканчивался и приносил с собой тяжелое чувство в груди, которое появлялось у меня каждый раз, когда в ходе расследования наступало затишье. Мы сделали все, что могли, проделали все, что было необходимо, теперь оставалось только ждать.

Репортаж с пресс-конференции до шестичасовых вечерних новостей не продержался, но с полудня до пяти это был первый сюжет всех выпусков. За пять часов сообщники наверняка успели его увидеть. Обычно преступники трепетно смотрят новости, потому что для них это возможность получить подтверждение того, что им удалось перехитрить полицию. Это музыка для их ушей. На этом допущении строилась наша тактика.

Я попытался представить, в каком состоянии сейчас находится Рэйчел Моррис. Догадалась ли она уже, кто ее похититель? Мне казалось, что да. В новостях очень много говорили об этом деле, так что она, скорее всего, уже знает, чего ожидать – пыток, увечий и лоботомию. Я стал строить догадки о том, насколько она сильный человек, но потом решил, что на самом деле это неважно. Сколько бы сил у нее не было, рано или поздно он сломит ее дух. Если мы не успеем освободить ее до этого момента.

Я выбросил сигарету и вернулся в теплую комнату. На лэптопе играла вторая часть моцартовского концерта для кларнета с оркестром. Эта часть – мое самое любимое произведение. Грусть кларнета так берет меня за душу, что дыхание перехватывает. Моцарт написал двадцать семь концертов для фортепиано и только один для кларнета. Я думаю, он решил остановиться на этом одном, потому что ничего лучше написать уже было нельзя.

Я уже успел принять душ и переоделся в чистую футболку с группой «Doors». Никаких дел больше не было, оставалось только ждать. Я никогда не любил ждать. Я люблю движение и действие, люблю занятость. Когда делать нечего, мой мозг продолжает работать на повышенной передаче, а такая работа вхолостую ни к чему хорошему не приводит. На часах было без пяти девять, оставалось еще десять минут.

Чтобы убить время, я решил проверить почту. Там были обычные запросы на помощь в расследованиях и несколько писем со спамом. В одном из запросов было много приложенных файлов. Любопытство восторжествовало, и я их открыл.

Запрос был от шерифа одного из неизвестных мне округов штата Алабама. Были похищены и убиты две тринадцатилетние девочки, и шериф волновался, как не допустить появления следующей жертвы. Я просмотрел отчет судмедэкспертов и криминалистические характеристики преступления, и все части мозаики сложились в голове сами собой почти сразу. Решение крылось в деталях. На первый взгляд оба убийства казались идентичными, но это было не так. Кто-то очень постарался, чтобы они выглядели одинаковыми, и этот кто-то был отчим первой жертвы.

Обе девочки получили по двадцать ножевых ранений почти в те же самые места. Первое отличие состояло в глубине ранений. У первой жертвы раны были глубже в среднем на пять сантиметров. Второе отличие было в том, что вторая жертва сначала получила удар в сердце, а значит, остальные девятнадцать ран были лишними, поскольку она уже была мертва. Убийце нужно было, чтобы она лежала неподвижно, пока он наносит остальные девятнадцать ударов в нужные места.

Первая девочка была убита в состоянии аффекта, в этом преступлении мотивы были исключительно личные. Вторую девочку убили хладнокровно, без тени той ярости, которая присутствовала в первом случае. Вторая жертва была нужна для отвода глаз, девочке просто не повезло оказаться не в то время не в том месте.

Я зашел в почтовую программу, открыл окно для ответа и начал печатать. Первым делом я написал шерифу, что преступник – отчим первой девочки. Второе – что ему не нужно волноваться о третьей жертве, потому что отчиму явно хватило двух. И в заключение я сказал, что нож он найдет под стопкой порножурналов в гараже дома первой жертвы.

Часы на экране показывали десять минут десятого, но я посмотрел и на свои наручные часы, на случай, если компьютерные сбились. Они шли верно. Я вытащил мобильный, но решил подождать еще пять минут. Положив телефон рядом с лэптопом, я стал ждать. Прошло пять минут, Темплтон не было. Я нашел ее номер, набрал. Через пять гудков включилась голосовая почта. Я оставил короткое и бодрое сообщение: «Привет, ты где?»

Когда опоздание составило пятнадцать минут, я снова позвонил ей на мобильный. Все повторилось, Темплтон не отвечала. Сообщение оставлять было бессмысленно, потому что никаких возможных объяснений не оставалось. Телефон не мог затеряться на дне ее сумки, она не могла его не слышать. Это было невозможно – она, девушка двадцать первого века, всегда была на связи. Без телефона она никуда не ходила, а если бы и отошла от него куда-то, то не дальше чем на три гудка. Если бы она опаздывала, она бы позвонила.

Я набрал Скотланд-Ярд, если она вдруг решила заехать на работу. Вероятность была маленькая. Если бы она вернулась туда, она бы позвонила. В полиции мне сказали, что последний раз видели ее днем. Мой собеседник экстренно опросил коллег, но никто ее не видел.

Я вышел на балкон выкурить еще одну сигарету и стал думать, кому еще звонить. Домашнего номера Темплтон у меня не было, я не был знаком с ее подругами. Я вообще ничего не знал о ее жизни вне работы. Я предполагал, что у нее есть личная жизнь, но она работала в полиции, поэтому гарантий не было никаких. Полицейский – это призвание, а не просто одна из сфер профессиональной деятельности.

Я позвонил Хэтчеру. Он ответил после первого гудка.

– Мне нужен домашний адрес и телефон Темплтон, – без предисловий сказал я.

– Что случилось? Я думал, вы сегодня должны были встретиться.

– Она не пришла.

– Я уверен, есть уважительная причина. Она просто опаздывает.

– Она не опаздывает, с ней что-то случилось.

– Ты слишком рано волнуешься, Уинтер. С ней ничего не случилось.

– Она не пришла в отель, она не на работе и она не отвечает на звонки. Скажи мне, Хэтчер, это не похоже на то, что с ней что-то случилось?

Громкий вздох, пауза. Хэтчер принимал тяжелое для себя решение.

– Хорошо, жди. Сейчас приеду.

58

Темплтон жила в маленьком доме в викторианском стиле, расположенном в конце целого ряда одинаковых домиков из красного кирпича. Все они выглядели старыми, но ухоженными. Район был хороший, чистый, было видно, что здесь живет зажиточный средний класс.

Свет был включен и на первом, и на втором этаже ее дома, и это был плохой знак. Темплтон была слишком дисциплинированной, чтобы уйти и оставить свет. Хэтчер дал мне ее домашний номер, но по нему отвечал автоответчик. На мобильном теперь сразу же включалась голосовая почта – телефон либо выключили, либо сел аккумулятор. Хэтчер с трудом втиснул свой автомобиль между «джипом» и «фольксваген-мини», и мы вышли.

– У меня плохое предчувствие, Уинтер, – сказал Хэтчер, глядя на освещенные окна и придя к тем же выводам, что и я. Факты говорили сами за себя, ошибки быть не могло. Он покачал головой и потер усталые глаза. – Я должен сообщить в полицию.

– Давай сначала посмотрим, о чем именно сообщать.

– Горит свет, Темплтон не отвечает на телефон, что ты хочешь там смотреть?

– В худшем случае Темплтон мертва. В лучшем – ее похитили. В любом случае десять минут ничего не изменят.

– Господи, Уинтер, кошмар какой-то.

– Десять минут.

– Хорошо, десять минут, и я звоню, – согласился Хэтчер.

Сначала мы проверили фасад. Входная дверь была заперта, эркерное окно – цело и невредимо. Занавески были завешены, внутрь заглянуть было невозможно. Тот, кто попал внутрь, сделал это явно не с фасада. Ничего другого я и не ожидал. Мы были практически на улице, и было бы уж очень рискованно врываться в дом, когда мимо ходят прохожие и ездят машины.

Мы обошли дом. На кухне горел свет, жалюзи были подняты, свет из окна освещал маленький дворик площадью где-то шесть на шесть метров. Не земле лежали бетонные плиты, между которыми прорастал мох и кое-где трава. Это были единственные островки зелени в сером царстве. Во дворике стояло несколько пустых цветочных горшков и горный велосипед на замке. Вокруг высились заборы.

Мои предположения подтвердились, когда я увидел разбитое стекло. Чтобы свести к минимуму шум и количество обломков, преступник оклеил скотчем маленькую форточку, разбил ее, а дальше оставалось только просунуть руку, открыть нижнюю часть окна и забраться внутрь. Задняя дверь была заперта.

Я вспомнил, как Темплтон шутила об установке дома банковской двери и как я ей ответил, что, какую дверь ни установи, желающие пробраться в дом это сделают. Впервые я был не рад, что оказался прав.

– Я должен сообщить в полицию, – сказал Хэтчер. Он достал телефон и стал искать нужный номер.

– Десять минут, – напомнил я ему.

– Это было пять минут назад.

– Отсчет начинается сейчас.

– Ну ладно, ладно. Если идем внутрь, нужно надеть это.

Хэтчер достал из кармана резиновые перчатки и бахилы. Зрелище было странное. Я все это надел и забрался на подоконник. Оттуда я просунул руку в окно, открыл его и влез внутрь. На кухонной сушке была расставлена чистая посуда, в раковине виднелись осколки разбитого стекла. В задней двери торчал ключ. Я отпер дверь и впустил Хэтчера.

– Девять минут, – сказал он.

– Девять минут, – согласился я. – Но мне нужно, чтобы ты молчал, пока я работаю.

Я подъехал сюда вечером, в темноте, потому что так работать удобнее. Но еще не поздно, вечер только начинается. Мне нужно успеть припарковаться до того, как с работы начнут возвращаться люди. Я один, потому что не знаю, сколько времени здесь пробуду. Было бы очень подозрительно, если бы моя сообщница ждала меня в машине. Кто-нибудь обязательно бы ее увидел и запомнил.

Свет в доме выключен, значит, Софи Темплтон дома нет. Я направляюсь прямо в задний дворик – иду быстро, но не слишком. Когда торопишься, это бросается в глаза. Веди себя естественно, и тогда никто никаких вопросов не задаст. Высокий забор закрывает окна первого этажа соседских домов, но окна второго этажа видны. Свет не горит ни у кого. На горизонте чисто.

Я оклеиваю форточку скотчем, разбиваю окно, забираюсь внутрь. Минуту я просто стою и привыкаю к звукам и запахам. Дом вряд ли в собственности, скорее, Темплтон его снимает. Он сдавался с частичной обстановкой – четко видна разница между вещами Темплтон и хозяйской мебелью. Я обхожу дом, захожу в каждую комнату и выбираю лучшее место для засады. Кухня не подходит: она слишком узкая и здесь слишком много предметов, которые могут служить оружием – ножи, сковородки, всякие тяжести. Речь ведь идет о сотруднике полиции, а она отличается от всех остальных. Лишний риск мне не нужен.

Прихожая – вариант, но тогда придется ждать в другой комнате, потому что из прихожей дверь открывается прямо на улицу и прятаться негде. Ванная наверху не подходит, потому что она слишком мала. Кладовая не подходит, потому что забита всяким мусором. Я вхожу в спальню.

На большой кровати трупа нет. На полу тоже нет. Запаха смерти нет.

Большой шкаф заполнен одеждой, а из комода вещи уже практически вываливаются. Под кроватью – пыль и мусор. На диване небольшой порез, подушки разбросаны в беспорядке. Вот здесь я и подожду возвращения Софи Темплтон.

Я приоткрываю окно, и в комнату врывается шум улицы. Я возвращаюсь на постель, сажусь и жду. Каждый раз, когда мимо проезжает машина, я прислушиваюсь. Когда кто-то идет мимо по тротуару, я тоже прислушиваюсь.

Я слышу шаги на дорожке около входной двери. В замке гремит ключ. Далее есть два варианта развития событий: либо она сразу же идет наверх переодеться, либо сначала заходит на кухню покормить кота. Я выхожу на лестницу, чтобы быть готовым к обоим вариантам.

Он был так близко и вместе с тем так далеко. Я смотрел на разрез на диване и думал о том, что если бы мы приехали сюда двумя часами ранее, то сейчас лицезрели бы маньяка. В стандартной 70-летней жизни 613 620 часов, так что два часа – это капля в море. В воздухе чувствовался едва заметный запах лосьона после бритья. Мы шли буквально по его пятам. Хэтчер стоял рядом, он тоже смотрел на разрез, и по его взгляду я понял, что он думал о том же, что и я.

Я четко представлял себе, как маньяк сидит на кровати. У него среднее телосложение, рост метр семьдесят семь, темно-русые волосы. Не хватало только его лица. Кот Темплтон вошел в спальню и прыгнул на кровать. Он посмотрел на нас так, как будто мы были представителями низшей формы жизни, и замяукал, выпрашивая корм. Судя по имени на ошейнике, его звали Мистер Боджанглс. Я пощекотал его под подбородком, и он довольно замурлыкал.

– Собственно похищение – самый опасный этап, – сказал я. – Могут возникать разные непредвиденные ситуации. Каким-то образом преступник нейтрализовал Темплтон, доставил из дома до своей машины и смог проделать все это, оставшись незамеченным. Как?

– Я должен позвонить в полицию, Уинтер.

– Нет, ты должен ответить на мой вопрос. Ты уже сказал мне, что Филдинг некомпетентен. Это означает, что только мы можем вернуть Темплтон. Мы должны делать свою работу, так что сконцентрируйся. Как ему это удалось?

– Он что-то ей вколол или подсыпал.

Я покачал головой:

– А дальше что? Он несет ее от входной двери до своей машины, и никто ничего не замечает? Нет, это невозможно, Хэтчер. По крайней мере, в этом районе.

– Ну ладно, возможно, у него был пистолет или нож.

– Пистолет в данном случае бесполезен. Если он сделает хоть один выстрел, через несколько минут здесь высадится сотня полицейских. И он сам это прекрасно знает, и Темплтон. С ножом проблема в том, что его можно использовать только на близком расстоянии. А Темплтон владеет навыками самозащиты, и она догадалась бы, кто именно к ней влез. Она бы вступила в бой. Ты видишь какие-нибудь следы борьбы?

Хэтчер покачал головой.

– Тогда как ему это удалось?

– Хороший вопрос, – ответил я и снова пощекотал Мистера Боджанглса под подбородком.

59

Врубился свет, открылась дверь, и Рэйчел вжалась в угол. Она не верила своим глазам – Адам вел с собой женщину. Чтобы убедиться, что она не сходит с ума, она моргнула, но женщина не исчезла. Это была не галлюцинация, все происходило в реальности.

Женщина шла неуверенной походкой, голова ее качалась из стороны в сторону, как будто бы ей было сложно держать ее в вертикальном положении. Адам подвел ее к креслу и привязал. Она была примерно того же роста, что и он. У нее были длинные ноги и длинные светлые волосы. И она тоже была красива. Ее красота бросалась в глаза, несмотря на то, что у нее были всклокоченные волосы, а сама она находилась под действием наркотиков.

Рука Рэйчел пульсировала в такт сердечному ритму, и каждый удар сердца приносил новый приступ боли. Последнее, что сказал Адам перед уходом в прошлый раз, – то, что в шприце был соляной раствор. Она сделала себе укол-пустышку. Адам в очередной раз развлекся, в очередной раз поиздевался над ней.

Она смотрела на открытую дверь и мысленно прокладывала маршрут до входной двери: по коридору, вверх по лестнице, по коридору с высоким потолком, в зал, мимо лестницы и на свободу через парадную дверь. Она посмотрела на Адама и снова перевела взгляд на открытую дверь.

– И как далеко номер пять надеется убежать?

Адам даже не обернулся в ее сторону и не стал закрывать дверь. Они оба знали, что она не предпримет попытки к бегству после того, что случилось в прошлый раз. Рэйчел прислонилась к стене и накрылась одеялом.

– Номер пять думает, что не выдержит новых мучений, но она ошибается. Она сильнее остальных, намного сильнее.

– Иди к черту.

За четыре прыжка Адам покрыл расстояние до матраса. Он отставил ногу, и Рэйчел съежилась, закрыла глаза и постаралась взять себя в руки. Ничего не случилось. Открыв глаза, она увидела склонившегося над ней Адама.

– Это плохое слово, – сказал он голосом Евы и засмеялся. Затем вернулся к блондинке в кресле и пару раз ударил ее по лицу. – Давай просыпайся.

– Оставь меня в покое, – промямлила женщина. Она говорила нечетко и почти бессвязно.

– Просыпайся! – заорал он ей в лицо. Схватив ее за волосы, он стал тянуть их до тех пор, пока ее глаза не открылись и она не сфокусировала на нем свой взгляд.

– Сара Флайт не умерла, не так ли? – спросил он.

– Не знаю.

Адам обернул ее хвост вокруг своей руки и еще сильнее потянул за волосы.

– Попробуем еще раз. Сара Флайт не умерла, не так ли?

– Она умерла, – выдохнула женщина.

– Так сказали в пятичасовых новостях, это было главной новостью. А потом в шесть часов про нее ни слова. Странно, да? Мне показалось это очень странным! Поэтому я задался вопросом, как такое может быть! И, должен сказать, я пришел к неутешительным выводам. Спрашиваю в третий и последний раз: Сара Флайт не умерла?

Женщина посмотрела Адаму прямо в глаза:

– Нет.

– Ты что, думаешь, я тупой?

– Нет, я не думаю, что ты тупой.

Адам наклонился к ней.

– У меня хватило ума найти тебя, так ведь? Я с самого начала знал, где ты живешь. Я знаю, где вы все живете. Я видел вас в парке, где я выпустил номер один, я видел тебя на работе, я проследил, как ты ехала в свою жалкую лачугу, в так называемый дом, а ты даже ничего не заметила, – он снова выпрямился. – Кстати, брюнеткой тебе лучше.

Адам глубоко вздохнул и улыбнулся. Рэйчел чуть было не выкрикнула женщине, что, когда Адам так улыбался, он был максимально опасен. Но, взглянув на свой отсутствующий мизинец, она прикусила губу. Пока Адам пытал ту женщину, сама Рейчел была в безопасности. Рэйчел смотрела на свою руку, охваченная чувством вины и противоречивыми импульсами. Она не сводила глаз с руки, чтобы ей не пришлось смотреть на женщину в кресле.

– Боюсь, так дело не пойдет, – сказал Адам. – Сделаем так: я буду тебя пытать, и ты расскажешь мне все, что я хочу знать. Все. Потом я продолжу над тобой издеваться, потому что я не люблю врунов. А потом я помучаю тебя еще – просто потому, что у меня есть такая возможность.

Он достал из кармана орбитокласт и показал его той женщине.

– Ты знаешь, зачем нужна эта штука?

– Да, – ответила женщина.

– Когда мне надоест тебя мучить, я ее использую, а потом передам тебя твоим коллегам. Чтобы впредь они дважды думали, прежде чем играть со мной.

– Если ты это сделаешь, тебе будет в два раза хуже. Ты совершил большую ошибку, похитив меня.

– Посмотрим.

Адам вышел и выключил свет.

– Ты в порядке, Рэйчел?

Рэйчел чуть было не сказала «да». Она замолчала и вдумалась в только что сказанные женщиной слова.

– Откуда вы знаете мое имя? Кто вы?

– Меня зовут Софи Темплтон. Я из полиции.

Рэйчел услышала только одно слово: полиция. Она бросила взгляд в сторону камеры и быстро переместилась к креслу.

– Здесь нужно тихо, – почти беззвучно проговорила она в ухо Софи. – Думаю, комната прослушивается. Ты работаешь под прикрытием? Кивни, если да.

Софи покачала головой.

– Как это нет? Кто-то ведь знает, что ты здесь?

Софи снова покачала головой.

– Но ведь полиция приедет? Кто-то же должен знать, что ты здесь.

– Нас найдут, Рэйчел.

Рэйчел еще плотнее завернулась в одеяло.

– То есть полиция не едет, да? Никто не приедет?

– Нас найдут. Надо верить.

60

– Свет в спальне был включен, – заметил я.

– И? – спросил Хэтчер.

– Это значит, что здесь он и устроил засаду. Темплтон вошла, включила свет, и он напал на нее.

– Я думал, это мы уже установили.

– Нет, мы установили, что здесь он ее ждал. Я не мог решить, где произошел сам захват – внизу или здесь, наверху. Думаю, все случилось здесь, потому что Темплтон включила свет. По-другому быть не могло. Сам он включить свет не мог, он ждал ее в темноте.

– Как ты можешь так уверенно это заявлять, Уинтер?

– Потому что, если бы свет был включен, когда она вернулась с работы, она бы заметила это с улицы, как и мы.

– Допустим, ты прав. Как он ее нейтрализовал?

– Подожди, не будем бежать впереди паровоза, – я положил кота на кровать, погладил его и получил в благодарность мурчание. – Главное действующее лицо здесь – кот. Как только Темплтон переступила порог дома, он бы сразу напрыгнул на нее, требуя еды. Она бы пошла на кухню, увидела разбитое окно, выбежала на улицу и вызвала подмогу.

Хэтчер задал вопрос, и я закрыл глаза, чтобы не отвлекаться на внешние раздражители. Хороший охотник всегда тщательно продумывает засаду. Если ты контролируешь окружающую обстановку, гораздо больше шансов добиться успеха. Преступник решил подождать Темплтон в спальне. Я был в этом уверен. Сначала я рассматривал в качестве варианта гостиную на первом этаже, но потом отказался от этой версии, потому что он не смог бы достаточно быстро спуститься вниз по лестнице. И получается, что ему пришлось бы сидеть в укрытии в тот момент, когда она увидела разбитое окно в кухне. И тогда она бы уже была в полной готовности и, возможно, вооружена. Этот вариант был нерабочий.

Вариант со спальней выглядел гораздо убедительнее. Только вот как он заманил ее наверх? Кот наверняка бы не дал ей и шагу ступить, пока она его не покормит. Так устроены кошки. Но что, если кот был не внизу?

– Кот был в спальне с маньяком, – решил я. – Темплтон пришла с работы и первое, что услышала, – кошачий крик наверху. Преступник, возможно, тянул его за хвост или заставил кричать другим способом. В любом случае, Темплтон решила, что кот захлопнул за собой дверь в одной из спален, и побежала наверх.

Я снова закрыл глаза и стал представлять себе всю сцену от начала до конца. Я перебирал возможные сценарии до тех пор, пока не вывел рабочий.

– Он стоял за дверью, когда вошла Темплтон. Там прятаться удобнее всего. Она вошла, включила свет и увидела кота. Она пошла к коту и взяла его на руки. Она наверняка начала с ним разговаривать, ругать за то, что он запер себя в комнате. Как только она поняла, что не одна в комнате, было уже поздно. И встает наш первый вопрос: как он ее нейтрализовал?

– Мы отказались от версии пистолета и ножа, – напомнил Хэтчер.

– Ставлю на электричество.