Кукловоды. Дверь в Лето (сборник) Хайнлайн Роберт
– Не знаю, потяну ли я на эксперта, но для оперативной работы вроде бы гожусь.
– А как зовут? Извините за навязчивость, но и отвечаю здесь за режим секретности. Фамилия – Келли.
Я тоже назвался. Он кивнул.
– Вообще-то, я видел, как вы появились на базе. Ладно, мистер Нивенс, а как вы насчет того, чтобы промочить горло?
– Спрашиваете! Кого надо прикончить, чтобы налили?
– ...и насколько я понимаю, – говорил Келли, – режим секретности здесь нужен, как роликовые коньки кобыле. Результаты нашей работы надо публиковать в печати и как можно скорее.
Я заметил, что он совсем не производит впечатление твердолобого солдафона. Келли рассмеялся.
– Поверьте, далеко не все «твердолобые солдафоны» на самом деле таковы. Они ими только кажутся.
На это я сказал, что да, мол, маршал Рекстон, например, действительно не так прост, как можно было бы подумать.
– Вы с ним знакомы? – спросил Келли.
– Не то чтобы знаком, но мы встречались с ним по работе. Последний раз я видел его сегодня утром.
– Хм... Я никогда не встречался с этим джентльменом лично. Похоже, вы вращаетесь в более высоких сферах, сэр.
Я объяснил, что это всего лишь случайный поворот судьбы, но тем не менее он стал относиться ко мне с гораздо большим уважением.
Спустя какое-то время Келли принялся рассказывать мне о работе лаборатории:
– Сейчас мы знаем об этих мерзких созданиях больше самого дьявола. Но известно ли нам, как уничтожать паразитов, не убивая носителя? Увы. Разумеется, если бы мы могли заманивать их по одному в какую-нибудь камеру и усыплять газом, тогда носители оставались бы целы и невредимы. Но знаете эту старую шутку про то, как ловить птиц? Все, мол, очень просто, если можешь подобраться достаточно близко и насыпать ей на хвост соли. Сам я не ученый – всего лишь полицейский, хотя и числюсь по другому ведомству, – но я разговаривал с теми, кто здесь работает. И одно ясно уже сейчас: для победы в войне нужно биологическое оружие – микроб, который кусает паразита, но не носителя. Вроде бы не так сложно, да? Нам известны сотни болезней, которые смертельны для титанцев – оспа, тиф, сифилис, энцефалит, болезнь Обермейера, чума, желтая лихорадка и так далее. Беда в том, что все они убивают и носителей.
– А нельзя использовать что-нибудь такое, против чего у всех есть иммунитет? – спросил я. – Всем, например, делают прививки от тифа. И почти все вакцинированы от оспы.
– Ничего не выйдет. Если у носителя есть иммунитет, паразиту болезнь не передается. Теперь, когда они научились отращивать себе этот наружный панцирь, все контакты с внешней средой идут у них через носителей. Нет, нам нужно что-то такое, что наверняка убьет паразита, а у человека разве что насморк вызовет.
Я хотел что-то ответить, но тут заметил в дверях Старика, извинился перед Келли и встал из-за столика.
– Что там из тебя Келли выкачивал? – спросил Старик.
– Ничего не выкачивал, – ответил я.
– Это тебе только кажется. Ты знаешь, кто он?
– А должен?
– Да должен бы. Хотя может, и нет. Он никому не позволяет себя фотографировать. Это знаменитый «Б.Дж.Келли», величайший криминолог современности.
– Тот самый Келли?! Но ведь он не имеет никакого отношения к армии.
– Почему? Возможно, он в запасе. Но я думаю, ты догадываешься теперь, насколько важна эта лаборатория. Пойдем.
– Где Мэри?
– Сейчас тебе к ней нельзя. Она приходит в себя.
– С ней... что-нибудь случилось?
– Я же обещал тебе, что все будет в порядке. Лучше Стилтона в этой области никого нет. Но нам пришлось копать очень глубоко и преодолевать ее сопротивление. Это всегда тяжело для объекта.
Я обдумал его слова и спросил:
– Ты получил, что хотел?
– И да, и нет. Мы еще не закончили.
– А что ты хочешь найти?
Мы шли по одному из бесконечных подземных коридоров базы, потом зашли в небольшой кабинет и сели. Старик нажал клавишу коммуникатора на столе и сказал:
– Частная беседа.
– Да, сэр, – послышалось в ответ. – Мы не будем записывать.
Одновременно на потолке зажегся зеленый сигнал.
– Верить им, конечно, нельзя, – пожаловался Старик, – но по крайней мере, пленку не будет слушать никто, кроме Келли. Теперь о том, что ты хотел узнать... Хотя, по-правде говоря, я не уверен, что тебе положено это знать. Да, она твоя жена, но душа ее тебе не принадлежит, а то, что нам стало известно, крылось слишком глубоко в душе. Мэри и сама не подозревала, что там есть.
Я молчал, и он продолжал задумчиво, обеспокоенным тоном:
– С другой стороны, может быть, лучше рассказать тебе что-то, чтобы ты понял, о чем я говорю. Иначе ты начнешь дергать ее, а мне бы этого очень не хотелось. Ты невольно можешь вызвать у нее какой-нибудь нервный срыв. Она вряд ли что-то вспомнит – Стилтон работает предельно осторожно – но ты можешь здорово осложнить ей жизнь.
Я глубоко вздохнул и сказал:
– Сам решай.
– Ладно. Я расскажу тебе кое-что и отвечу на твои вопросы – на некоторые из них, – если ты поклянешься никогда не беспокоить на эту тему свою жену. У тебя просто нет нужного опыта.
– Хорошо, сэр. Я обещаю.
– В общем, не так давно на Земле существовала группа людей – культ, можно сказать, – к которым все остальное человечество относилось довольно неприязненно.
– Я знаю. Уитманиты.
– А? Откуда ты узнал? От Мэри? Нет, Мэри не могла ничего тебе рассказать; она сама не помнила.
– Нет, не от Мэри. Сам догадался.
Старик посмотрел на меня с удивлением и уважением одновременно.
– Возможно, я тебя недооценивал, сынок. Да, уитманиты. И Мэри была в детстве с ними, в Антарктике.
– Стоп! Они же перебрались из Антарктики... – я напряг память, и нужная дата вдруг всплыла, – ...в 2034-м!
– Точно.
– Но тогда Мэри должно быть около сорока.
– А тебя это беспокоит?
– В смысле? Нет, видимо. Но этого не может быть.
– На самом деле может. Хронологически ей действительно около сорока. Биологически – примерно двадцать пять. А субъективно она еще моложе, потому что у нее нет сознательных воспоминаний о жизни до 2050-го.
– Что ты имеешь в виду? Я могу понять, что она не помнит свое детство, не хочет его вспоминать. Но что означает все остальное?
– То что я и сказал. Ей ровно столько, на сколько она выглядит... Помнишь ту камеру на корабле титанцев, где она начала что-то вспоминать? Лет десять или даже больше Мэри провела в анабиозе точно в таком же аквариуме.
28
С возрастом я не становлюсь грубее и крепче; скорее наоборот – мягче, сентиментальнее... Мэри, моя любимая жена, плавающая в этой искусственной утробе, не живая, не мертвая – законсервированная, словно саранча в банке – нет, это было уже слишком.
Откуда-то издалека вновь донесся голос Старика:
– Спокойно, сынок. С ней же все в порядке.
– Ладно... Дальше.
Внешне жизнеописание Мэри выглядело довольно просто, хотя элемент загадочности в нем тоже присутствовал. Ее нашли в болотах под Кайзервилем у северного полюса Венеры. Девочка ничего не могла о себе рассказать и знала только свое имя – Аллукьера. Никто не счел имя важной деталью, да и вряд ли кому пришло бы в голову искать связь между маленькой девочкой-найденышем и крахом уитманитов: еще в 2040-м команда грузового корабля, доставлявшего припасы в их колонию в Новый Сион, сообщила, что там никого не осталось в живых. Целых десять лет времени и двести миль непроходимых джунглей разделяли крохотное поселение Кайзервиль и забытую богом колонию уитманитов.
Неизвестно откуда взявшийся ребенок на Венере? В 2050-м году? Да, событие невероятное, но на планете не нашлось ни одного человека, который заинтересовался бы этим делом и захотел разобраться. Кайзервиль в то время – это горняки, шлюхи, несколько представителей «Двухпланетной компании» и, пожалуй, все. А когда целыми днями ворочаешь на болотах радиоактивную грязь, ни сил, ни желания чему-то удивляться уже не остается.
Девочка росла, называя всех женщин в поселении «мамами» или «тетями», а игрушки ей заменяли покерные фишки. Со временем поселенцы сократили ее имя и стали называть девочку просто Лукки. Старик не сказал, кто платил за ее перелет до Земли, да это и не так важно. Главный вопрос заключался в другом: где она была с тех пор, как Новый Сион поглотили джунгли, и что случилось с колонией уитманитов?
Однако ответ на него хранился только в памяти Мэри – вместе с ужасом и отчаянием.
Незадолго до 2040 года – примерно в то время, когда появились сообщения о летающих тарелках над Сибирью, или на год-два раньше – титанцы обнаружили на Венере колонию Новый Сион. Как раз, видимо, за один сатурнианский год до нападения на Землю. Скорее всего, они прилетели на Венеру не ради землян, а на разведку. Но может быть, и наоборот, титанцы точно знали, где искать колонистов. Нам известно, что они похищали землян в течение двух веков, как минимум, и кто-то из последних пленников мог знать, где находится Новый Сион. Здесь темные воспоминания Мэри ничего не проясняли.
Она видела, как титанцы захватили колонию, как ее родители превратились в зомби, которые вдруг потеряли к ней всякий интерес. Очевидно, паразиты не использовали Мэри в качестве носителя, или же попробовали и отпустили, решив, что слабенькая девочка-несмышленыш ни на что не годится. Так или иначе, она целую вечность – в ее детском восприятии – оставалась в захваченном поселении: забытая, никому не нужная, без ласки и заботы. Ее не трогали, но даже есть девочке приходилось то, что удастся стащить. Титанцы, судя по всему, собирались закрепиться на Венере: в качестве рабов они использовали, в основном, венерианцев, а колонисты-земляне большой роли в их планах не играли. Но Мэри присутствовала при том, как ее родителей помещали в анабиотический контейнер – возможно, для использования в дальнейшем против Земли.
В конце концов, она и сама оказалась в таком контейнере. Либо на корабле титанцев, либо на их базе на Венере. Скорее всего, последнее, поскольку после пробуждения она все еще была на Венере. Тут в ее истории много неясностей. Неизвестно, например, отличались ли паразиты для венерианцев от тех, что управляли колонистами-землянами. Возможно, нет: жизнь и на Венере, и на Земле имеет одинаковую углеродно-кислородную основу. Судя по всему, способности паразитов изменяться и приспосабливаться к окружающей среде безграничны, однако им приходится подстраиваться под биохимию носителя. Если бы жизнь на Венере имела кремниево-кислотную основу – как на Марсе – или фторовую, одни и те же паразиты не могли бы использовать и венерианцев и людей.
Но важнее всего было то, что случилось с Мэри после извлечения из «инкубатора». Планы титанцев захватить Венеру провалились – во всяком случае она застала последние дни господства паразитов. Ее начали использовать в качестве носителя сразу же после анабиоза, но она пережила своего паразита.
Почему он умер? Почему провалились планы титанцев? Именно это и пытались узнать Старик с доктором Стилтоном, выискивая ответы в памяти Мэри.
– И это все? – спросил я.
– А по-твоему мало? – ответил Старик.
– Но тут больше вопросов, чем ответов.
– На самом деле, нам известно больше, – сказал он. – Но ты не специалист по Венере и не психолог. Я рассказал тебе, что знаю, чтобы ты понял, зачем нам нужна Мэри, и ни о чем ее не спрашивал. Будь с ней поласковей, на ее долю и так выпало слишком много горя.
Совет я пропустил мимо ушей, решив, что с женой мы поладим без посторонней помощи.
– Чего я не могу понять, так это как ты догадался, что Мэри имеет какое-то отношение к летающим тарелкам, – сказал я. – Надо думать, в тот первый раз ты тоже взял ее с собой не случайно. И оказался прав. Но как тебе это удалось? Только серьезно.
– Сынок, у тебя бывают предчувствия? – озадаченно спросил он.
– Еще бы!
– А что такое предчувствие?
– А? Видимо, ничем на первый взгляд не подкрепленная уверенность в том, что какое-то событие произойдет или не произойдет.
– Я бы сказал, что это результат подсознательного осмысления данных, о наличии которых ты даже не подозреваешь.
– Черная кошка в темном угольном погребе в полночь. У тебя не было вообще никаких данных. И не пытайся меня уверить, что твое подсознание обрабатывает информацию, которую ты получишь только на следующей неделе.
– Вот данные-то как раз были.
– Как это?
– Ты помнишь последнюю процедуру, которой подвергается кандидат перед зачислением в Отдел?
– Личное собеседование с тобой.
– Нет, не то.
– А! Гипноанализ! – Я забыл об этом по той простой причине, что объект и не должен помнить сеанс гипноанализа. – Ты хочешь сказать, что знал что-то о Мэри еще тогда? Значит, это не предчувствие?
– Тоже неверно. У меня было очень мало данных: добраться до информации, что кроется у Мэри глубоко в подсознании, не так-то легко. Кроме того, я успел забыть то немногое, что удалось узнать. Но когда все это началось, мне сразу пришло в голову, что здесь не обойтись без Мэри. Позже я прослушал пленку с ее гипноинтервью еще раз и тогда только понял, что она может знать гораздо больше. Первая попытка ничего не дала. Но я уже не сомневался, что Мэри сможет рассказать что-то еще.
Я задумался.
– Веселую жизнь ты ей устроил, чтобы добраться до этой информации.
– Ничего другого мне не оставалось. Извини.
– Ладно. – Я помолчал, затем спросил: – Слушай, а что было в моем гипноинтервью?
– Тебе этого знать не положено.
– Да брось ты.
– И я не мог бы тебе рассказать, даже если бы захотел. Я его просто не слушал, сынок.
– Как это?
– Распорядился, чтобы пленку прослушал мой заместитель. Он сказал, что для меня там нет ничего интересного. Я и не стал слушать.
– Да? Что ж, спасибо.
Он лишь проворчал в ответ что-то неразборчивое. Мы с ним вечно ставим друг друга в неловкое положение.
29
Паразиты на Венере умерли от какой-то болезни, которую они там подцепили – в этом, по крайней мере, мы почти не сомневались. Поначалу Старик рассчитывал вытащить из летающей тарелки тех людей, что плавали в анабиотических контейнерах, оживить их и допросить, но теперь мы вряд ли могли надеяться, что быстро получим подтверждение: пока Старик рассказывал мне о Мэри, из Пасс-Кристиан сообщили, что тарелку удержать не удалось, и, чтобы она не досталась титанцам, на нее сбросили бомбу.
Короче, другого источника информации, кроме Мэри, у нас не было. Если какая-то болезнь на Венере оказалась смертельной для титанцев, но не принесла вреда людям – Мэри, во всяком случае, выжила, – тогда нам оставалось проверить их все и определить, что это за болезнь. Хорошенькое дело! Все равно что проверять каждую песчинку на берегу моря. Список венерианских болезней, которые не смертельны для человека, а вызывают только легкое недомогание, просто огромен. С точки зрения венерианских микробов, мы, видимо, не слишком съедобны. Если, конечно, у них есть точка зрения, в чем я лично сомневаюсь, что бы там ни говорил доктор Макилвейн.
Проблема осложнялась тем, что на Земле хранилось весьма ограниченное число живых культур болезнетворных микроорганизмов Венеры. Это, в общем-то, можно было поправить – но лет так за сто дополнительных исследований чужой планеты.
А тем временем приближались заморозки. Режим «Загар» не мог держаться вечно.
Оставалось искать ответ там, где, ученые надеялись, его можно найти – в памяти Мэри. Мне это совсем не нравилось, но поделать я ничего не мог. Сама Мэри, похоже, не знала, зачем ее вновь и вновь погружают в гипнотический транс. Вела она себя достаточно спокойно, но усталость чувствовалась: круги под глазами и все такое. В конце концов я не выдержал и сказал Старику, что это пора прекращать.
– Ты же сам понимаешь, что у нас нет другого выхода, – тихо сказал Старик.
– Черта с два! Если вы до сих пор не нашли, что искали, то и не найдете уже.
– А тебе известно, сколько требуется времени, чтобы проверить все воспоминания человека, даже если ограничиться каким-то отдельным периодом? Ровно столько же, сколько этот период длился! То, что мы ищем – если у нее вообще есть нужная нам информация, – может оказаться каким-то едва уловимым штрихом ее воспоминаний.
– Вот именно «если есть»! – повторил я за ним. – Вы сами в этом не уверены. Знаешь, что... Если с Мэри что-то случится – выкидыш или еще что – я тебе своими руками шею сверну.
– Если мы не добьемся результатов, – сказал он спокойно, – ты сам не захочешь ребенка. Тебе что, понравится если твои дети станут носителями для титанцев?
Я закусил губу.
– Почему ты оставил меня на базе, а не отправил в Россию?
– Ты нужен мне здесь, рядом с Мэри, чтобы утешать ее и успокаивать, а ты ведешь себя как испорченный ребенок. И кроме того, лететь в Россию уже не нужно.
– Как это? Что случилось? Кто-то из агентов раздобыл информацию?
– Если бы ты, как положено взрослому человеку, хоть изредка интересовался новостями, тебе не пришлось бы задавать глупые вопросы.
Я торопливо вышел, узнал, что происходит в большом мире и вернулся. Оказалось, что на этот раз я прозевал сообщение об охватившей целый континент Азиатской чуме, вторым по значимости событии после нападения титанцев. Эпидемия такого масштаба последний раз была на Земле в семнадцатом веке.
Новости не укладывались в голове. Согласен, они все там в России ненормальные. Но здравоохранение и санитария поставлены у них весьма неплохо; там это делается «под гребенку» и без всяких глупостей. Чтобы в стране разразилась эпидемия, необходимо буквально нашествие крыс, вшей, блох и прочих классических переносчиков заразы. А русские бюрократы даже Китай вычистили до такой степени, что вспышки бубонной чумы и тифа отмечались там теперь редко и лишь в отдельных регионах.
А сейчас оба заболевания быстро распространялись по всей территории Китая, России и Сибири. Положение было настолько критическим, что правительство обратилось в ООН за помощью. Что же произошло?
Ответ напрашивался сам собой. Я посмотрел на Старика.
– Босс, в России действительно полно паразитов.
– Да.
– Ты догадался? Однако, черт, нам теперь нужно торопиться, а не то в долине Миссисипи будет то же, что и в Азии. Одна маленькая крыса и... – Титанцы совершенно не заботились о санитарии. И видимо, с тех пор, как они отбросили маскарад, на территории от канадской границы до Нью-Орлеана не мылся ни один человек. Вши... Блохи... – Если мы не найдем выхода, можно с таким же успехом закидать их бомбами. Смерть, по крайней мере, будет не так мучительна.
– Да, пожалуй, – вздохнул Старик. – Может быть, это наилучшее решение. Может быть, единственное. Но ты же сам понимаешь, что мы этого не сделаем. Пока остается хотя бы малейший шанс, мы будем искать выход.
Я задумался. Гонка со временем обрела еще один аспект. Неужели титанцы настолько глупы, что не в состоянии уберечь своих рабов? Может быть, именно по этой причине они вынуждены перебираться с планеты на планету? Потому что портят все, к чему прикоснутся? Потому что со временем их носители вымирают и им нужны новые?
Теории, одни теории. Но одно ясно: если мы не найдем способ уничтожить паразитов, в красной зоне разразится чума, причем очень скоро. Я наконец собрался с духом и решил, что обязательно пойду на следующий сеанс «просеивания памяти». Если в воспоминаниях Мэри есть что-то такое, что поможет расправиться с паразитами, возможно, мне удастся разглядеть это там, где пропустили другие. Понравится это Старику со Стилтоном или нет, но я буду там. В конце концов, мне надоело, что со мной обращаются не то как с принцем-консортом, но то как с нежеланным ребенком.
30
Нас с Мэри поселили в комнатушку, предназначенную для одного офицера. Тесно там было как на «шведском» столе, заставленном тарелками, но мы не жаловались. На следующее утро я проснулся первым и по привычке проверил, не подобрался ли к ней паразит. Пока я проверил, она открыла глаза и сонно улыбнулась.
– Спи-спи, – прошептал я.
– Я уже проснулась.
– Мэри, ты случайно не знаешь, какой у бубонной чумы инкубационный период?
– А должна?.. Слушай, у тебя один глаз чуть темнее другого.
Я ее чуть встряхнул.
– Я серьезно, женщина. Вчера вечером я был в лабораторной библиотеке и кое-что посчитал. По моим прикидкам, паразиты напали на Россию по крайней мере на три месяца раньше, чем на нас.
– Да, я знаю.
– Знаешь? А почему ты ничего не говорила?
– Никто не спрашивал.
– А, черт! Давай вставать. Я проголодался.
Перед выходом я спросил:
– "Вопросы и ответы" в обычное время?
– Да.
– Мэри, а почему ты никогда не рассказываешь, о чем они спрашивают?
– Я просто этого не помню, – удивленно сказала она.
– Так я и подумал. Глубокий транс, а потом приказание забыть, да?
– Видимо.
– Хм-м... пора внести в это дело кое-какие коррективы. Сегодня я иду с тобой.
– Хорошо, дорогой, – только и сказала она.
Вся команда, как обычно, собралась в кабинете доктора Стилтона: Старик, сам Стилтон, начальник штаба полковник Гибси, какой-то подполковник и целая орава техников – сержантов, помощников и прочей обслуги. Недаром говорят, что без десятка солдат генерал даже высморкаться не сумеет.
Увидев, что Мэри не одна, Старик удивленно поднял брови, но промолчал. Однако сержант в дверях попытался меня остановить.
– Доброе утро, миссис Нивенс, – сказал он Мэри, затем добавил, обращаясь ко мне: – А вас у меня в списке нет.
– Я себя сам туда включил, – громко объявил я и пролез мимо него.
Полковник Гибси бросил на меня сердитый взгляд, повернулся к Старику и забурчал что-то типа «какого-дьявола-кто-это-такой». Остальные следили за происходящим с застывшими лицами, и только одна девица-сержант не сумела сдержать улыбку.
– Минутку, полковник, – Старик доковылял до меня и так, чтобы только мне было слышно, сказал: – Ты же мне обещал, сынок.
– Я забираю свое обещание. Ты не имел права требовать от меня обещаний, касающихся моей жены.
– Но тебе здесь нечего делать. У тебя нет никакого опыта в подобных делах. Хотя бы ради Мэри, оставь нас.
До этой минуты мне и в голову не приходило оспаривать право Старика присутствовать на сеансе, но неожиданно для себя я заявил:
– Это тебе здесь нечего делать. Ты не психоаналитик, так что давай убирайся.
Старик бросил взгляд на Мэри, но на ее лице не отражалось никаких чувств.
– Ты что, сынок, сырого мяса объелся? – тихо спросил он.
– Опыты проводят на моей жене, и отныне я буду устанавливать здесь правила, – сказал я.
Тут в разговор вмешался полковник Гибси:
– Молодой человек, вы в своем уме?
– А вы что здесь делаете? – Я взглянул на его руки. – Если не ошибаюсь, на вашем перстне монограмма военно-морской разведки. Есть у вас какие-то основания здесь находиться? Вы что, врач? Или психолог?
Гибси выпрямился и расправил плечи.
– Похоже, вы забываете, что это военный объект.
– А вы, похоже, забываете, что ни я, ни моя жена не служим в армии! Пойдем, Мэри. Мы уходим.
– Да, Сэм.
Я обернулся к Старику и добавил:
– Мы сообщим в Отдел, куда переслать нашу корреспонденцию.
Затем направился к двери. Мэри последовала за мной.
– Подожди! – сказал Старик. – В порядке личного одолжения, хорошо?
Я остановился, и он подошел к Гибси.
– Полковник, можно вас на минутку? Я бы хотел переговорить с вами наедине.
Полковник Гибси бросил на меня «трибунальный» взгляд, но вышел вместе со Стариком. Все ждали. Сержантский состав сохранял каменные физиономии, подполковник немного нервничал, а маленькую девицу с сержантской повязкой буквально распирало от смеха. Только Стилтон ничуть не волновался. Он достал бумаги из «входящей» корзины и спокойно принялся за работу.
Минут десять или пятнадцать спустя появился еще один сержант.
– Доктор Стилтон, командир распорядился, чтобы вы начинали работу.
– Отлично, – откликнулся тот, посмотрел на меня и сказал: – Прошу в операционную.
– Стоп! Не так быстро, – остановил я его. – Кто все эти люди? Вот он, например. – Я показал на подполковника.
– А? Это доктор Хазелхерст. Два года на Венере.
– О'кей, он остается. – Тут мне на глаза попалась смешливая девица. – Эй, сестренка, что у тебя тут за обязанности?
– У меня-то? Да я вроде как присматриваю...
– Ладно, этим теперь займусь я. Доктор, может быть, вы сами решите, кто тут нужен, а кто нет?
– Хорошо, сэр.
Оказалось, что, кроме подполковника Хазелхерста, ему на самом деле никто не нужен, и мы двинулись в операционную – Мэри, я, и двое специалистов.
В «операционной» стояла обычная кушетка, какие можно встретить в кабинете любого психиатра и несколько кресел. С потолка глядело двойное рыло стереокамеры. Мэри подошла к кушетке и легла. Доктор Стилтон достал впрыскиватель.
– Попробуем начать с того места, где мы остановились в прошлый раз, миссис Нивенс.
– Стойте, – сказал я. – У вас есть записи предыдущих сеансов?
– Разумеется.
– Давайте сначала прокрутим их. Я хочу знать, что вы уже успели.
Он несколько секунд думал, потом сказал:
– Хорошо. Миссис Нивенс, может быть, вы подождете в моем кабинете? Я позову вас позже.
Возможно, во мне еще бродил дух противоречия: после победы над Стариком я здорово завелся.
– Давайте все-таки узнаем, хочет ли она уходить, – сказал я.
Стилтон удивленно вскинул брови.
– Вы просто не понимаете, о чем говорите. Эти записи могут нарушить эмоциональное равновесие вашей жены, даже нанести вред ее психике.
– Подобная терапия вызывает у меня серьезные сомнения, молодой человек, – добавил Хазелхерст.
– Терапия здесь ни при чем, и вы прекрасно это понимаете, – отрезал я. – Если бы вашей целью была терапия, вы использовали бы не наркотики, а метод эйдетической гипнорепродукции.
– Но у нас нет времени, – озабоченно сказал Стилтон. – Ради быстрого получения результатов приходится применять грубые методы. Боюсь, я не могу разрешить объекту видеть эти записи.