Кукловоды. Дверь в Лето (сборник) Хайнлайн Роберт
– Ни то, ни другое, – твердо сказала Мэри.
– В смысле? – удивился клерк.
– Ни то, ни другое, – повторила она. – Это не денежный контракт.
Клерк откинулся на спинку стула.
– Леди, вы совершаете ошибку, – попытался уговорить он Мэри. – Джентльмен, как вы слышали, готов платить содержание, и он совершенно прав.
– Нет.
– Может быть, вам лучше посоветоваться сначала со своим адвокатом? В фойе есть общественный коммуникатор.
– Нет!
– Чтоб мне сдохнуть тогда, если я понимаю, зачем вам нужен контракт!
– Я тоже не понимаю, – успокоила его Мэри.
– Вы хотите сказать, что он вам не нужен?
– Нужен. Запишите, как я сказала: «Без содержания».
Клерк с беспомощным видом склонился над принтером.
– Теперь, видимо, все. Проще не бывает, – сказал он и забубнил: – Клянетесь – ли – вы – оба – что – изложенные – выше – факты – верны – что – вы – регистрируете – это – соглашение – по – собственной – воле – и – не – под – влиянием – наркотических – препаратов – что – никаких – скрытых – обязательств – и – прочих – юридических – препятствий – к – заключению – и – регистрации – брака – не – существует?
Да, клянемся; да, по собственной; нет, не под влиянием; нет, не существует.
Клерк выдернул лист из принтера.
– Пожалуйста, отпечатки больших пальцев. О'кей, с вас десять долларов, включая федеральный налог.
Я расплатился, и он сунул контракт в копировальную машину.
– Копии будут высланы по адресам, соответствующим вашим серийным номерам. Все. Какого рода церемонию вы предпочитаете? Могу я чем-нибудь помочь?
– Мы не хотим никаких религиозных церемонии, – ответила Мэри.
– Тогда я могу посоветовать как раз то, что вам нужно. Старый добрый доктор Чамли. Никакого предпочтения ни одной из религий, лучшее стереосопровождение в городе, все четыре стены и настоящий оркестр. Полный набор удовольствий, включая обряд плодородия и прочее, но все чинно, с достоинством. Плюс личные отеческие советы. После него вы действительно почувствуете себя семьей.
– Нет, – теперь это сказал я.
– Да полно вам! – принялся уговаривать меня клерк. – Подумайте о молодой леди. Если она сдержит свои обязательства по контракту, второго шанса у нее не будет. Каждая девушка заслуживает, чтобы у нее была свадьба. И, честное слово, я не бог весть какие комиссионные получаю.
– Вы сами можете нас поженить? Да? – спросил я. – Тогда вперед. И давайте покончим с этой процедурой.
– А вы что, не знали? – удивленно ответил он. – В этом штате люди женятся сами. Вы уже женаты, поскольку поставили отпечатки пальцев на лицензии.
Я сказал «О!». Мэри промолчала, и мы вышли на улицу.
На посадочной площадке к северу от города я взял напрокат машину – развалюхе исполнилось лет десять, но там стоял автопилот, так что нас она вполне устраивала. Мы облетели город по кругу, срезали над Манхэттенским кратером, и я запрограммировал автоматику. Меня переполняло счастье, и в то же время я ужасно волновался, но затем Мэри меня обняла... Не знаю уж, сколько прошло времени, но скоро – слишком скоро – послышалось «БИП! бип-бип БИП!» радиомаяка в моей хижине. Я высвободился из объятий и направил машину на посадку.
– Где это мы? – спросила Мэри сонным голосом.
– Над моей хижиной в горах, – ответил я.
– Я даже не знала, что у тебя есть хижина. Думала, мы летим ко мне.
– Там же полно капканов! И кстати, это теперь не моя хижина, а наша.
Она снова меня поцеловала, и я чуть не врезался при посадке в землю. Мне пришлось уделить несколько минут машине, а Мэри тем временем выбралась и пошла вперед. Я ее догнал уже у дома.
– Бесподобно, милый!
– Адирондак! Этим все сказано, – согласился я.
Солнце висело над самым горизонтом, а легкая дымка, окутавшая горы, придавала пейзажу какой-то особенный, удивительно объемный вид.
Мэри обернулась.
– Да. Только я не природу имела в виду, а твой дом. Давай зайдем?
– Конечно. Только это, скорее, просто хижина.
В общем-то, так она и планировалась. Внутри даже бассейна не было. Приезжая сюда, я хотел чтобы город оставался где-то там, далеко позади. Корпус – стандартный, из стали и стеклопластика, но снаружи обшит особо прочными плитами – тоже пластик, но в форме бревен. Внутри – все просто: одна большая гостиная с настоящим камином, мягкими коврами и низкими креслами. Все необходимое оборудование марки «Компакто Спешиал» находилось под фундаментом: кондиционер, энергоблок, фильтры, аудиооборудование, водоснабжение и канализация, радиационные датчики, сервомеханизмы – все, кроме морозильника и кухонного оборудования, упрятано вниз, и ни забот, ни хлопот. Даже стереоэкраны не сразу заметишь, пока они не включены. Почти настоящая бревенчатая хижина, но с водопроводом.
– Очень милая хижина, – сказала Мэри серьезным тоном. – Большой роскошный дом мне бы, наверно, не понравился.
– Значит, нас уже двое. – Я набрал комбинацию на шифрозамке, дверь разошлась в стороны, и Мэри прошмыгнула внутрь. – Эй! Ты куда?
Она вернулась на порог.
– Что такое, Сэм? Я что-то сделала не так?
– Еще бы! – Я вытащил ее на улицу, затем поднял на руки, перенес через порог, поцеловал и поставил. – Вот, теперь ты у себя дома.
Когда мы вошли, включился свет. Мэри обвела гостиную взглядом, повернулась и бросилась мне на шею.
– Дорогой...
Спустя какое-то время, она меня отпустила и принялась бродить по комнате, останавливаясь то тут, то там, приглядываясь, трогая вещи.
– Знаешь, Сэм, если бы я планировала обстановку сама получилось бы то же самое.
– У меня, к сожалению, только одна ванная, – признался я. – Будем жить в суровых полевых условиях.
– Меня это вполне устраивает. Я даже счастлива; теперь я знаю, что ты не водил сюда своих женщин.
– Каких женщин?
– Сам знаешь, каких. Если бы ты задумал этот дом как любовное гнездышко, здесь была бы вторая ванная комната.
– Тебя не проведешь.
Она не ответила и ушла на кухню. Спустя секунду оттуда донесся радостный визг.
– Что случилось? – спросил я, направляясь к ней.
– Я совсем не ожидала найти в холостяцком доме такую кухню.
– А я, кстати, неплохо готовлю. Мне хотелось хорошую кухню, вот я и купил все, что нужно.
– Бесподобно! Но теперь готовить для тебя буду я.
– Хорошо, это твоя кухня. Распоряжайся. Но может быть, ты хочешь сначала сполоснуться? Я пропущу тебя вперед. А завтра мы выпишем каталог и закажем еще одну отдельную ванную. Ее доставят воздухом.
– Иди первым, – сказала она. – Я пока поставлю обед.
Домашняя жизнь началась у нас так гладко и естественно, словно мы были женаты уже несколько лет. Нет, я не говорю, что медовый месяц прошел скучно, или что мы не узнали друг о друге ничего нового – ни в коем случае. Но мы уже знали достаточно – особенно Мэри – отчего и казалось, что нашей семье не первый год.
В памяти те дни сохранились не очень ясно. Помню только ощущение счастья. Видимо, я успел забыть, что это такое, или просто не понимал раньше. Да, случалось, кто-то вызывал у меня интерес. Случалось, я увлекался. Это славно, забавно, весело, но счастлив я ни с кем не был.
Мы ни разу не включали стерео и ничего не читали. Никого не видели и ни с кем не говорили. Только на второй день сходили пешком до поселка, потому что мне хотелось показаться на людях с Мэри. На обратном пути мы проходили мимо хибары местного отшельника Старого Джона по прозвищу Горный Козел, который присматривал за моим домом, и, увидев его, я помахал рукой.
Он помахал в ответ. Одет Джон был как обычно: старая армейская куртка, вязаная шапка, шорты и сандалии. Я хотел предупредить его насчет режима «Голая спина», но передумал и вместо этого крикнул:
– Пришли ко мне Пирата!
– Кто такой Пират, дорогой? – спросила Мэри.
– Увидишь.
Едва мы вернулись домой, появился Пират, здоровый хулиганистый кот: дверца, что я для него сделал, открывалась на его «мяу». Он вошел, высказал все, что думает о хозяевах, которые исчезают слишком надолго, затем простил и ткнулся мордой мне в ноги. Я потрепал его по спине, и Пират отправился обследовать Мэри. Та опустилась на колени, пытаясь привлечь его звуками, которые издают обычно люди, понимающие кошачьи повадки, однако Пират оставался на месте и долго ее разглядывал, не скрывая своей подозрительности. Затем вдруг прыгнул на руки и, заурчав, уткнулся в подбородок.
– Ну, слава богу, – произнес я с облегчением. – А то я уж думал, что он не разрешит тебя оставить.
Мэри посмотрела на меня и улыбнулась.
– Не беспокойся. Я сама на две трети кошка.
– А еще на треть кто?
– Узнаешь.
С тех пор Пират почти все время оставался с нами; Мэри он уделял внимания даже больше, чем мне. Я его выгонял только из спальни – Мэри и кот протестовали, но тут я был неумолим.
Мэри очень неохотно говорила о прошлом – видимо, считала, что это ни к чему. Она слушала, когда я говорил о себе, но свое прошлое обсуждать отказывалась. Как-то раз, когда я пристал к ней с расспросами, она просто сменила тему, сказав:
– Пойдем полюбуемся закатом.
– Каким закатом? – недоуменно спросил я. – Мы же только что позавтракали. – Однако эта путаница со временем вернула меня в реальный мир. – Мэри, сколько мы уже здесь?
– А это имеет значение?
– Еще как имеет. Прошло, наверно, больше недели. Наши телефоны могут зазвонить в любую минуту – и все: назад на галеры.
– Да, но зачем беспокоиться заранее?
Однако я уже не мог успокоиться. Мне загорелось узнать, какое сегодня число. Можно было, конечно, включить стерео, но там наверняка наткнешься на сводку новостей, а это себе дороже: я все еще притворялся, что мы с ней в каком-то другом мире, где нет никаких титанцев.
– Мэри, – спросил я. – У тебя есть «Темпус»? Много?
– Ни одной пилюли.
– Ладно. У меня хватит на двоих. Давай растянем наш отпуск. Вдруг нам осталось всего двадцать четыре часа? Можно превратить их в целый месяц субъективного времени.
– Не надо.
– Но почему? Нам только и остается, что старое доброе carpe diem[3].
Она накрыла ладонью мою руку и посмотрела в глаза.
– Не надо, дорогой, это не для меня. Я хочу прожить каждое мгновение своей жизни, не беспокоясь о следующем. – Наверно, я выглядел очень упрямо, и она добавила: – Если хочешь принимать «Темпус», я не возражаю, но, пожалуйста, не уговаривай меня.
– Бог с тобой! Неужели ты думаешь, я тебя брошу и буду веселиться один?
Она промолчала, и надо заметить, это отличный способ выигрывать споры.
Не то чтобы мы часто спорили. Если я из-за чего-то заводился, Мэри обычно поддавалась, но в конце концов выходило, что не прав я. Несколько раз я пытался разговорить ее, заставить рассказать о себе – нужно же мне знать о своей жене хоть что-то, – и на один из моих вопросов о прошлом она задумчиво ответила:
– Иногда мне кажется, что у меня и вовсе не было детства. Может, оно мне просто приснилось?
Я спросил напрямик, как ее зовут.
– Мэри, – ответила она спокойно.
– Это твое настоящее имя? – я уже давно сказал ей свое, но она по-прежнему звала меня Сэмом.
– Конечно, настоящее. С тех пор как ты меня назвал этим именем, я – Мэри.
– Ладно, ты моя дорогая и любимая Мэри. А как тебя звали раньше?
В глазах у нее промелькнула какая-то затаенная боль, но она ответила:
– Одно время я носила имя Аллукьера.
– Аллукьера, – повторил я, наслаждаясь необычным звучанием. – Аллукьера. Какое странное и красивое имя Аллукьера. В нем есть что-то величественное. Моя дорогая Аллукьера.
– Теперь меня зовут Мэри. – Как отрубила.
Я понимал, что где-то, когда-то с ней случилось какое-то ужасное событие, и память о нем до сих пор отзывается болью. Но видимо, мне просто не суждено было о нем узнать. Что ж, нет, значит нет. Она моя жена, какая есть, такая и есть – мы вместе и навсегда. От одного того, что она рядом, на душе становилось тепло и светло, а это, право же, не так мало.
Я продолжал называть ее Мэри, но имя, которое она носила в прошлом, не давало мне покоя. Аллукьера... Аллукьера... Меня не оставляло впечатление, что где-то я его слышал.
И неожиданно я вспомнил. Настойчивая мысль все-таки раскопала информацию на дальних полках памяти, заваленных всяким бесполезным хламом, от которого невозможно избавиться. Была в свое время то ли секта, то ли колония... Они пользовались искусственным языком и даже имена детям давали новые, придуманные... Точно. Уитманиты. Анархистско-пацифистский культ. Их вышибли из Канады, но они не смогли закрепиться даже в Литл-Америке[4]. Когда-то мне попала в руки книга, написанная их пророком, «Энтропия радости», где было полно псевдоматематических формул, указывающих путь к достижению счастья.
В мире все «за счастье», так же, как все «против греха», но культисты пострадали из-за принятых у них обрядов. Свои сексуальные проблемы они решали очень древним и не совсем обычным по современным понятиям способом, что создавало взрывоопасные ситуации, с какой бы культурой ни соприкасались уитманиты. Даже Литл-Америка была недостаточно далеко, и, если я правильно помню, остатки культистов эмигрировали на Венеру. Но в таком случае никого из них уже нет в живых.
Короче, думать об этом – только забивать голову. Если Мэри была уитманиткой или выросла в их среде, эта ее дело. И уж конечно, я не допущу, чтобы какая-то там культистская философия нарушала согласие в семье; брак, в конце концов, не купчая, а жена – не собственность.
22
В следующий раз, когда я упомянул «Темпус», Мэри не стала спорить, но предложила ограничиться минимальной дозой. Вполне приемлемый компромисс – увеличить дозу никогда не поздно.
Чтобы препарат подействовал быстрее, я приготовил инъекции. Принимая «Темпус», я обычно слежу за часами, и, когда секундная стрелка замирает, это означает, что мне уже достаточно. Но в хижине не было часов, а наши перстни остались где-то на столе. Мы лежали, обнявшись, на широком низком диване у камина и до самого рассвета так и не заснули.
Накатило ощущение тепла и покоя, но сквозь легкий туман пробивалось беспокойство, что препарат не подействовал. Потом я заметил, что восходящее солнце замерло на месте. За окном повисла птица, и, если вглядываться довольно долго, можно было заметить, что крылья у нее движутся.
Я посмотрел на жену. Пират устроился у нее на животе, свернувшись калачиком и сложив лапы вместе. И Мэри, и Пират, похоже, заснули.
– Как насчет завтрака? – спросил я. – Я умираю с голода.
– Готовь, – ответила Мэри. – Если я пошевелюсь, Пират проснется.
– Но ты поклялась любить меня, почитать и кормить завтраком.
Я наклонился и пощекотал ей пятку. Мэри вскрикнула и резко поджала ноги. Пират подскочил вверх и с недоуменным мяуканьем шлепнулся на пол.
– Ну зачем ты? – сказала Мэри. – Из-за тебя я слишком резко дернулась и обидела Пирата.
– Не обращай на него внимания, женщина. В конце концов, ты вышла замуж за меня. – Однако я понимал, что не прав. Когда рядом есть кто-то, кто не принимал «Темпус», двигаться нужно крайне осторожно. По правде сказать, я просто забыл про кота. Ему наверняка казалось теперь, что мы скачем и дергаемся, как пьяные суматошные зайцы. Я хотел приласкать его и заставил себя двигаться медленнее.
Куда там. Пират бросился к своей дверце. Я мог бы его остановить – ведь для меня он не бежал, а еле полз, – но решил, что не стоит, а то он напугается еще сильнее. Просто оставил его в покое и отправился на кухню.
Должен заметить, что Мэри была права: в медовый месяц «Темпус фугит» себя не оправдывает. Почти экстатическое ощущение счастья, что я испытывал до того, тонуло теперь в вызванной наркотиком эйфории. «Темпус» дает очень много, но и потеря была совершенно реальной: естественное чудо я променял на химическую подделку. В общем-то, день – или месяц – прошел неплохо, но лучше бы я держался за настоящее чувство.
К вечеру действие препарата кончилось. Как это всегда бывает после «Темпуса», я чувствовал себя немного раздраженно, однако нашел перстень с часами и занялся проверкой рефлексов. Убедившись, что все вернулось в норму, проверил Мэри, после чего она сообщила, что у нее действие препарата прекратилось минут двадцать назад – получалось, дозы я отмерил довольно точно.
– Хочешь попробовать еще? – спросила она.
Я поцеловал ее и ответил:
– Нет. По правде говоря, я рад, что все кончилось.
– И я рада.
У меня разыгрался бешеный аппетит (тоже обычное после «Темпуса» дело), и я сообщил об этом Мэри.
– Сейчас, – сказала она. – Я только позову Пирата.
Весь прошедший день – или «месяц» – я о нем даже не вспоминал; одно слово, эйфория.
– Не беспокойся. Он часто пропадает на целый день.
– Раньше этого не случалось.
– При мне случалось.
– Боюсь, Пират на меня обиделся. Наверняка обиделся.
– Он, скорее всего, у Старого Джона. Пират, когда на меня обижается, всегда уходит к нему. Ничего с ним не случится.
– Но уже поздно. Вдруг его сцапает лиса? Если ты не возражаешь, я выгляну и позову его. – Она направилась к двери.
– Накинь что-нибудь, – крикнул я. – Там холодно!
Мэри вернулась в спальню, надела пеньюар, что я купил для нее, когда мы ходили в поселок, и вышла за дверь. Я подбросил в камин дров и отправился на кухню. Раздумывая над меню, я услышал голос Мэри: «Вот негодник! Ну что же ты? Я же из-за тебя беспокоюсь». Таким тоном отчитывают только маленьких детей и кошек.
– Тащи его сюда и закрой дверь! Только пингвинов не пускай! – крикнул я из кухни.
Мэри ничего не ответила. Не услышав, как дверь сходится, я вернулся в гостиную. Она стояла у порога, но Пирата с ней не было. Я хотел что-то сказать, и тут поймал ее взгляд. В глазах Мэри застыл невыразимый ужас.
– Мэри! – позвал я и двинулся к ней.
Она вздрогнула, словно только что меня заметила, и бросилась к двери. Двигалась Мэри как-то судорожно, рывками, а когда она повернулась ко мне спиной, я увидел ее плечи.
Под пеньюаром торчал горб.
Не знаю, как долго я стоял на месте. Наверно, лишь долю секунды, но в памяти это мгновение осталось раскаленной добела вечностью. Я прыгнул и схватил ее за руки. Мэри обернулась, но теперь я увидел в ее глазах не бездонные колодцы ужаса, а два мертвых омута.
Она попыталась ударить меня коленом, но я изогнулся, и мне досталось не так сильно. Да, я знаю, что опасного противника бесполезно хватать за руки, но ведь это была моя жена. Не мог же я просто швырнуть ее на пол и добить одним ударом.
Однако у паразита подобных сомнении на мой счет не было. Мэри – вернее, эта тварь – пыталась прикончить меня, используя все свое – ее – умение, а мне приходилось думать, как бы не убить ее. Не дать ей убить меня, уничтожить паразита, не дать ему перебраться ко мне, чтобы я мог спасти Мэри, – не так-то это просто, когда обо всем нужно думать одновременно.
Я выпустил одну ее руку и ударил Мэри по скуле. Она этого словно и не заметила. Я снова обхватил ее, теперь и руками, и ногами, чтобы она не могла двигаться, и мы повалились на пол. Мэри оказалась сверху. Она попыталась меня укусить, и пришлось ударить ее головой в лицо.
Мне удавалось сдерживать ее, только потому, что а был сильнее. Затем я попытался парализовать ее, воздействуя на болевые точки, но она знала их не хуже меня, и мне еще повезло, что я сам не оказался парализованным.
Оставалось одно: раздавить самого паразита. Но я уже знал, какое жуткое действие это оказывает на носителя: Мэри может умереть, и даже в лучшем случае, если она останется в живых, последствия будут ужасны. Нужно было бы лишить ее сознания, а паразита сначала снять, а потом только убить... Согнать его огнем или стряхнуть.
Согнать огнем...
Однако додумать я не успел, потому что Мэри впилась зубами мне в ухо. Я перекинул правую руку и схватил паразита.
Никакого результата. Пальцы наткнулись на плотный кожистый панцирь – все равно что футбольный мяч пытаться раздавить. Когда я дотронулся до паразита, Мэри дернулась и оторвала мне кусок уха, но это был не спазм. Паразиту ничего не сделалось, и он по-прежнему держал Мэри в своей власти.
Попробовал поддеть его, но он держался как присоска: я даже палец не мог просунуть.
Мэри, однако, тоже времени не теряла, и мне здорово от нее досталось. Я перекатил ее на спину и, все еще сжимая в захвате, умудрился встать на колени. Пришлось освободить ее ноги, чем она тут же воспользовалась, но зато я сумел перегнуть Мэри через колено, поднялся и волоком потащил ее к камину.
Она билась, как разъяренная пума, и едва не вырвалась. Но все же я дотащил ее, схватил за волосы и выгнул плечами над огнем.
Я хотел только обжечь паразита, чтобы он, спасаясь от жара, отцепился. Но Мэри так яростно сопротивлялась, что я потерял опору, ударился головой о верхний край камина и уронил ее на раскаленные угли.
Она закричала и выпрыгнула из огня, увлекая меня за собой. Еще не очухавшись от удара, я вскочил на ноги и увидел, что она лежит на полу. Ее прекрасные волосы горели.
Пеньюар тоже вспыхнул. Я бросился гасить огонь руками и обнаружил, что паразита на ней уже нет. Обернулся, продолжая сбивать пламя ладонями, и увидел его на полу у камина. Рядом стоял, принюхиваясь, Пират.
– Брысь! – крикнул я. – Пират! Пошел вон!
Кот поднял голову и бросил на меня вопросительный взгляд. Я снова повернулся к Мэри и, только убедившись, что нигде больше не тлеет, встал. Даже не успел проверить, жива ли она. Чтобы не хватать паразита голыми руками – слишком рискованно, – нужно было взять совок у камина и...
Пират застыл в какой-то неестественно жесткой позе, а паразит уже устраивался у него на загривке. Я прыгнул и, падая, успел схватить его за задние лапы, когда он, повинуясь воле титанца, сделал первое движение.
Хватать взбесившегося кота голыми руками по меньшей мере безрассудно, а удержать, если им управляет паразит, просто невозможно. До камина было несколько шагов, но он за считанные секунды разодрал ногтями и зубами мне все руки. Из последних сил я сунул кота в огонь. Мех на нем вспыхнул, пламя обволокло мои руки, но я держался до тех пор, пока паразит не свалился прямо на раскаленные угли. Только тогда я вытащил Пирата и положил на пол, но он уже не трепыхался. Я загасил тлеющую шерсть и вернулся к Мэри.
Она еще не пришла в себя. Я опустился на пол рядом с ней и заплакал.
За час я сделал, что мог, для Мэри. Слева волосы сгорели у нее начисто, плечи и шея были в ожогах. Однако пульс бился сильно, а дышала она, пусть часто и неглубоко, но ровно. Я продезинфицировал и забинтовал ожоги – на всякий случай я держу в хижине все необходимое – и ввел ей снотворного. Затем занялся Пиратом.
Он лежал там же, у камина, но выглядел просто ужасно. Ему досталось гораздо больше, чем Мэри, и еще, возможно, у него обгорели легкие. Я думал, он уже мертв, но когда я тронул его рукой, Пират поднял голову.
– Извини, дружок, – прошептал я, и он тихо мяукнул в ответ.
Я обработал и забинтовал его ожоги, но побоялся вводить снотворное. После этого прошел в ванную и взглянул на себя в зеркало.
Ухо уже не кровоточило, и я решил его не трогать. Но руки... Я сунул их под горячую воду, заорал, затем высушил под струей воздуха, что тоже оказалось очень больно. Но забинтовать их я все равно не сумел бы, да и не хотелось: наверняка придется еще что-то делать.
В конце концов я вылил по унции крема от ожогов в две пластиковые перчатки и надел их на руки. В креме содержалось обезболивающее, и, в общем, стало терпимо. Я подошел к стереофону и позвонил местному врачу. Объяснил, что случилось, что я сделал сам, и попросил подъехать.
– Ночью? – спросил он. – Вы, должно быть, шутите.
Я сказал, что совсем не шучу.
– Это невозможно. Ваш случай уже четвертый в округе, и ночью здесь никто не выходит на улицу. Завтра с утра я первым делом заеду к вам и осмотрю вашу жену.
Я посоветовал ему катиться к дьяволу, прямо с утра, и выключил стереофон.
В первом часу ночи Пират умер. Я похоронил его сразу же – чтобы Мэри не видела, в каком он виде. Руки от лопаты болели нещадно, но яма для него нужна была совсем небольшая. Я постоял немного над могилой, попрощался и пошел в дом. Мэри лежала без движения. Придвинув кресло к кровати, я сел дежурить. Старался не заснуть, но несколько раз, кажется, проваливался в полудрему. В общем, не помню.
23
Под утро Мэри начала ворочаться и стонать. Я обнял ее и зашептал:
– Я здесь, родная, здесь. Все в порядке. Сэм с тобой.
Она открыла глаза, и в них уже знакомый мне ужас. Затем она увидела меня и успокоилась.
– Сэм! Мне такой жуткий сон приснился!
– Все уже в порядке.
– А почему ты в перчатках? – Мэри вдруг заметила на себе бинты; что-то в ее лице дрогнуло, и она все поняла. – Это был не сон!
– Нет, родная, не сон. Но ты не бойся. Я его убил.
– Убил? Ты уверен, что он мертв?
– Абсолютно.
– Иди ко мне, Сэм. Обними меня крепко-крепко.
– Тебе будет больно.
– Все равно обними!
Я обнял ее, стараясь не давить на обгоревшие плечи. Спустя какое-то время она перестала дрожать.
– Извини, дорогой. Я всего лишь слабая женщина.
– Ну что ты! Видела бы ты, в каком я был виде, когда меня спасли от паразитов.
– Я видела. Но ты должен рассказать мне, что случилось. Я помню, как ты запихивал меня спиной в камин. И это все.
– Извини, ничего другого мне уже не оставалось. Я хотел снять паразита, и по-другому никак не получалось.
– Я знаю, Сэм, знаю, дорогой. И очень тебе благодарна за то, что ты сделал. От всего сердца благодарна. Ты снова меня спас.
У нас обоих стояли на глазах слезы. Наконец я справился с собой, шмыгнул носом и продолжил:
– Ты не ответила, когда я тебя позвал. Я вышел в гостиную и сразу увидел тебя.
– Да, помню. Я так сопротивлялась!
– Я знаю, что сопротивлялась. Ты хотела уйти, – сказал я, глядя ей в глаза. – Но как тебе это удалось? Когда паразит на спине, это конец, с ним невозможно справиться.
– Да, мне не удалось... Но я старалась изо всех сил.
Каким-то образом Мэри сумела воспротивиться воле паразита, а это невозможно. Уж я-то знаю. Тем не менее я догадывался, кому обязан победой. Пусть она сдерживала паразита лишь чуть-чуть, но без этого я бы наверняка с ним не справился, поскольку не мог драться с Мэри так, как на самом деле умею.
– Надо было, конечно, взять фонарь, – продолжила она, – но знаешь, Сэм, мне и в голову не пришло, что здесь тоже опасно.
Я кивнул. Мне тоже казалось, что здесь, в горах, совершенно безопасно – как под одеялом или в крепких объятиях.
– Пират прибежал сразу же. Но я не видела этой твари, пока не коснулась, а потом было уже поздно. – Мэри вдруг села. – А где Пират, Сэм? С ним ничего не случилось? Позови его.
Пришлось рассказать. Она выслушала меня с застывшим лицом, кивнула и больше о нем не заговаривала. Я же решил переменить тему: