К оружию! К оружию! Пратчетт Терри
Ангва пожала плечами. Моркоу обратил внимание, как интересно двигается ее грудь.
– Наверное, нечто такое, что убийцы хранили и на что регулярно любовались? – предположила она.
– Так я и думал, – проворчал Ваймс. – Полагаю, теперь ты скажешь, что эта псина – свидетель…
– Гав?
Эдвард д’Муэрто задернул шторы, запер дверь на засов и прислонился к ней спиной. Это было так несложно!
Подойдя к столу, он положил на него тонкий сверток длиной около четырех футов.
Затем осторожно развернул его, и вот… оно… Нечто особенное.
«Нечто» было очень похоже на тот рисунок. Как это типично для человеческой природы: целая страница дотошных подробнейших чертежей арбалетов, и рядом – вот это, фактически на полях, будто что-то малозначительное.
Оно выглядело таким простым! Казалось бы, зачем это прятать? Вероятно, потому, что оно пугало. Люди всегда боятся настоящей мощи. Она заставляет их нервничать.
Эдвард поднял предмет и, немного покачав, обнаружил, что он очень удобно ложится в руки и идеально прилегает к плечу.
– Моя ж ты прелесть!
В тот самый момент Эдвард д’Муэрто, можно сказать, исчез. Что-то еще существовало некоторое время, но то, чем оно являлось и как оно думало, уже не имело ничего общего с человеческим.
На следующий день в полдень сержант Колон повел новобранцев на стрельбище, что на Лучном Вале.
А Ваймс тем временем отправился патрулировать город вместе с Моркоу.
Он чувствовал внутри себя бурление. Что-то щекотало кончики его изъеденных ржой, но еще активных инстинктов, пытаясь привлечь внимание. Поэтому сидеть на месте было нельзя. Капрал Моркоу едва поспевал за своим начальником.
Во дворе Гильдии убийцы-стажеры до сих пор убирали обломки.
– Убийцы при свете дня, – пробурчал Ваймс. – Удивительно, что они не превратились в пыль.
– В пыль превращаются вампиры, сэр, – подсказал Моркоу.
– Ха! Ты прав. До чего докатился Анк-Морпорк – всюду наемные убийцы, лицензированное ворье и кровососы! Знаешь, парень, а ведь когда-то он считался Великим Древним Городом…
Совершенно бессознательно они стали… следовать в ногу.
– Это когда у нас были короли, сэр?
– Короли… Короли? Черт возьми, нет!
Двое убийц удивленно оглянулись.
– Я тебе так скажу, – продолжил Ваймс, – Монарх – это кто? Абсолютный властитель, правильно? Главный, так сказать, босс…
– Если только он не королева, – заметил Моркоу.
Ваймс пристально посмотрел на капрала, затем кивнул.
– Ладно. Если королева, то главная боссисса…
– Нет, это годится только в том случае, если она молодая женщина. Думаю, королевы должны быть старше. Может… боссиняа? Нет, это скорее для совсем юных принцесс. Хм… Ну, тогда, наверное, боссиха…
Ваймс остановился. «В этом городе определенно что-то витает в воздухе», – подумал он. Если бы Создатель сказал: «Да будет свет в Анк-Морпорке!» – то он не смог бы ничего сделать, поскольку все жители немедленно принялись бы спорить, какого цвета должен быть этот свет.
– Ладно, остановимся на определении «верховная власть», – сказал он и зашагал дальше.
– Хорошо, сэр!
– Но это же неправильно, согласен? Когда один человек распоряжается жизнью и смертью всех подданных.
– Ну, если он хороший человек… – начал было Моркоу.
– Что?.. Что? Ну ладно… Ладно! Допустим, он хороший человек. Но его заместитель – он тоже хороший? Очень хочется в это верить. Потому что он тоже будет верховным правителем – «именем короля» и все такое. И весь остальной королевский двор… должен состоять из хороших людей. Потому что если хотя бы один из них окажется нехорошим, то немедленно расцветет коррупция и кумовство!
– Патриций – верховный правитель, – заметил Моркоу, кивнув проходившему мимо троллю. – Добрый день, господин Карбункул!
– Но он хотя бы не носит корону, не сидит на троне и не твердит по любому поводу, что правит по праву, – ответил Ваймс. – Терпеть не могу эту сволочь. Но, следует отдать должное, патриций – честный, как штопор.
– И все же хороший человек в роли короля…
– Ну хороший. И что дальше? Королевская власть сводит с ума, юноша. Честные люди начинают кланяться и приседать перед тем, чей дедушка был большим ублюдком-убийцей, чем их собственный. Слушай, я охотно верю, что когда-то у нас были хорошие короли, но! Короли порождают других королей. Кровь берет свое, и не успеешь оглянуться, как наверху оказывается кучка высокомерных ублюдков-убийц! Они начинают рубить головы королевам и драться с собственными кузенами каждые пять минут! Были у нас времена, когда такое продолжалось столетиями! И вот как-то раз один человек крикнул: «Довольно с нас королей!» – и мы восстали, и победили проклятую знать, и стащили короля с его трона, и приволокли на Саторскую площадь, и отрубили там его проклятую голову! Так-то!
– Ух ты! – произнес Моркоу. – А кто это был?
– В смысле?
– Ну, кто первый крикнул: «Довольно с нас королей»?
Ваймс заметил, что вокруг стали останавливаться люди и смотреть на него во все глаза. Его красное от гнева лицо стало красным от смущения. Впрочем, разница в оттенках была почти незаметной.
– Э-э… он был командиром Городской Стражи, – пробормотал он. – Его звали Старина Камнелиц.
– Никогда о таком не слышал, – признался Моркоу.
– Ну, о нем мало писали в исторических хрониках, – ответил Ваймс. – Бывают такие гражданские войны, после которых хочется делать вид, будто ничего особенного не случилось. Бывает, что человек совершит какой-нибудь важный для всех поступок, и о нем тут же забывают – ради его же блага. Видишь ли, именно он взялся за топор. Никто больше не осмелился. В конце концов, это королевская шея. А короли, – выплюнул Вайс, – они же особенные. Даже после того как все увидели… личные королевские покои и очистили их… немножко… Даже после этого никто не решался очистить мир. И тогда Камнелиц взял топор, послал всех к черту и сделал всё сам.
– А какой это был король? – не унимался Моркоу.
– Лоренцо Добрый, – сухо ответил Ваймс.
– Я видел его портрет в дворцовом музее, – кивнул Моркоу. – Толстый такой старичок. В окружении множества детей.
– О да, – опасливо ответил Ваймс, – детей он очень любил…
Моркоу помахал двум прохожим гномам.
– Даже предположить такого не мог… – признался он. – Я думал, случился жестокий мятеж или что-то в этом духе.
Ваймс пожал плечами.
– Всё есть в летописях. Просто надо знать, где смотреть.
– Значит, таков был конец королей Анк-Морпорка…
– Ну, кажется, в живых остался один сын. И еще несколько обезумевших родственников. Их всех изгнали. Считается, что для членов королевской семьи это ужасная кара. Хотя я не совсем понимаю, почему.
– А я, кажется, понимаю. Ведь вы тоже любите свой город, сэр.
– Само собой. Но если бы передо мной встал выбор: принять изгнание или потерять голову, то я бы немедленно начал собирать чемодан. Нет, это очень хорошо, что мы избавились от королей, но… когда-то этот город работал…
– И работает до сих пор, – заметил Моркоу.
Поглощенные беседой, они миновали Гильдию Убийц и поравнялись с высокими неприступными стенами Гильдии Шутов, занимавшей другую часть квартала.
– Нет, все просто идет своим чередом. Глянь, например, туда.
Моркоу послушно поднял глаза.
На пересечении Брод-авеню и улицы Алхимиков возвышался знакомый дом – с богато украшенным, но заляпанным грязью фасадом, который оккупировали горгульи.
Проржавевший девиз над портиком гласил: «НИ ДОЖДИ НИ ЛОДА НИ МАК НОЧИ НЕ ПОМЕШАТ ОНЦАМ В ИСПОЛНЕНИИ ИХ ДОЛГА». Возможно, так и было в более хорошие времена, но недавно кто-то счел необходимым прибить гвоздями продолжение, которое гласило:
НИ СПРАШЫВАЙТЕ ПРО:
– камни
– тролев с палками
– Всяких там драконов
– Госпожу Торт
– Бальшых зеленых зубастых тварей
– черных собак с оранжевыми бровями
– Дождь из спаниелев
– туман
– Госпожу Торт
– О! – произнес Моркоу. – Это же Королевская почта!
– Почтамт, – поправил Ваймс. – Мой дед рассказывал, что когда-то отсюда можно было отправить письмо, и его обязательно доставляли в течение месяца. Тогда не приходилось вручать его первому попавшемуся гному и надеяться, что мелкий пакостник не сожрет его прежде, чем…
Голос Ваймса затих сам собою.
– Ой, прости. Я не хотел тебя обидеть.
– А я и не обиделся! – весело ответил Моркоу.
– Дело не в том, будто я имею что-то против гномов. Но я всегда считал, что надо сильно постараться, чтобы выбрать лучших среди высоко-квалифицированных, законопослушных, трудолюбивых…
– …мелких пакостников?
– Да. В смысле, нет!
Они проследовали дальше.
– А эта госпожа Торт, – вновь заговорил Моркоу, – наверное, очень оригинальная женщина, да?
– Не то слово, – ответил Ваймс.
Что-то хрустнуло под огромной сандалией Моркоу.
– Еще одно стеклышко, – произнес он. – Далеко, однако, отлетело.
– «Взорвавшийся дракон», ха! До чего же богатое у девушки воображение.
– Гав-гав! – раздался голос позади.
– Этот чертов пес преследует нас всю дорогу, – проворчал Ваймс.
– Он заметил что-то на стене и лает, – сказал Моркоу.
Гаспод смерил их холодным взглядом.
– Гав-гав, черт подери, тяф-тяф, – произнес он. – Вы, вуф, совсем, что ли, слепые?
Гаспод был прав: нормальные люди не могут слышать его речь, поскольку знают, что собаки не разговаривают. Этот факт известен всем. Он хорошо известен на органическом уровне, как многие другие известные факты, перевешивающие доводы органов чувств. Это вызвано тем, что если бы люди постоянно замечали все, что происходит вокруг, то они перестали бы справляться со своими обязанностями[7]. Кроме того, почти все собаки на самом деле не разговаривают. А те немногие, что умеют это делать, являются всего лишь статистической ошибкой, которой можно пренебречь.
Однако Гаспод обнаружил, что его часто слышат на подсознательном уровне. Не далее как вчера вечером кто-то по рассеянности столкнул его в сточную канаву пинком сапога, и не успел этот нето сделать пары шагов, как вдруг в голову его пришла мысль: «Что же я делаю, сволочь эдакая?»
– Там что-то есть, – сказал Моркоу. – Смотрите! Что-то синее… свисает с той горгульи.
– Гав-гав-гав! А где спасибо?
Ваймс взобрался на плечи Моркоу и зашарил рукой по стене, но маленькая синяя ленточка по-прежнему оставалась вне досягаемости.
Горгулья скосила в его сторону каменный глаз.
– Ты не против? – осведомился Ваймс. – На твоем ухе что-то висит…
С каменным скрежетом горгулья подняла руку и отцепила привязчивый предмет.
– Благодарю.
– Не ‘а ‘то.
Ваймс проворно спустился вниз.
– Вам ведь нравятся горгульи, да, капитан? – спросил Моркоу, когда они зашагали прочь.
– Ага. Хоть они и дальние родственники троллей, но держатся всегда особняком, редко спускаются ниже второго этажа и если совершают преступления, то о них никто ничего не узнаёт. В общем, такие существа мне по душе.
Он развернул полоску.
Это был ошейник или, скорее, то, что от него осталось – обожженный с обеих сторон. Сквозь слой сажи едва читалось слово «Пухлик».
– Вот скоты! – выругался Ваймс. – Они в самом деле взорвали дракона!
Настало время представить самого опасного человека в Плоском мире.
За всю жизнь он ни разу не причинил вреда ни одному живому существу. Он расчленил нескольких из них, но только после того, как они умерли [8], заодно восхитившись тем, как ловко их собрали – учитывая, что делал это явно неквалифицированный специалист. Уже несколько лет этот человек не выходил за пределы большой, просторной комнаты, что для него было совершенно нормальным, поскольку почти все время он проводил внутри собственной головы. Бывает сорт людей, для которых даже тюрьма не может послужить наказанием.
Тем не менее однажды он решил, что часовая ежедневная физическая нагрузка совершенно необходима для здорового аппетита и правильного опорожнения кишечника, поэтому теперь восседал на специальной машине собственного изобретения.
Машина состояла из седла, установленного над парой педалей, которые вращали с помощью цепи большое деревянное колесо, приподнятое над полом металлической подпоркой. Другое свободное вертевшееся деревянное колесо располагалось перед седлом и могло поворачиваться влево и вправо с помощью румпеля. Дополнительное колесо и румпель нужны были для того, чтобы подкатывать спортивный снаряд к стене после окончания занятий. А еще они придавали конструкции приятную симметричность.
Он назвал свое устройство «машиной-для-вращения-колеса-с-педалями-и-дополнительным-колесом».
Лорд Витинари тоже работал.
Обычно он занимался этим в Продолговатом Кабинете или усевшись в простое деревянное кресло у подножия главной лестницы Анк-Морпоркского дворца. Наверху лестницы стоял трон – в настоящее время покрытый пылью. Это был королевский трон Анк-Морпорка, и он на самом деле был сделан из чистого золота. Лорду Витинари даже в голову не приходило пытаться на него сесть.
Поскольку день выдался прекрасный, Витинари решил поработать в саду.
Гости Анк-Морпорка часто с удивлением обнаруживают, что ко дворцу патриция примыкают несколько интереснейших парков.
Сам патриций был не из тех, кого интересуют сады и парки. Но некоторые его предшественники это дело очень любили, и лорд Витинари не стал ничего менять, поскольку никогда ничего не менял и не уничтожал, если для этого не находилось логической причины. Кроме садов патриций содержал маленький зоопарк и конюшню со скаковыми лошадьми, и даже признавал, что парки представляют чрезвычайную историческую ценность, тем более что это очевидно и так.
Поскольку их заложил сам Чертов Тупица Джонсон.
Многие великие садоводы-ландшафтники запомнились людям и навсегда вошли в историю благодаря своим садам и паркам, созданным с почти божественной мощью и прозорливостью. Они без тени сомнений выкапывали озера, сдвигали холмы и засаживали новые леса, дабы будущие поколения могли в полной мере насладиться красотой дикой Природы, трансформированной Человеком. Таковы были Одаренный Браун, Прозорливый Смит, Интуитивный Де Вир Слейд-Гор…
А вот Анк-Морпорку достался Чертов Тупица Джонсон.
Чертов Тупица «сейчас-выглядит-немного-помойно-но-взгляните-через-пятьсот-лет» Джонсон. Чертов Тупица «когда-я-рисовал-эти-планы-они-были-точными» Джонсон. Чертов Тупица Джонсон, наваливший две тысячи тонн земли прямо перед окнами Щеботанского замка только потому, что «я-сойду-с-ума-если-придется-весь-день-смотреть-на-деревья-и-горы-а-как-насчет-вас?».
Территория Анк-Морпоркского дворца считалась вершиной его карьеры, если это вообще можно было назвать таким словом. Например, здесь имелся декоративный форелевый пруд длиной в сто пятьдесят ярдов, но – из-за одной из тех пустяковых ошибок в обозначениях, которые стали отличительной чертой проектов Чертового Тупицы – шириной всего в один дюйм. Пруд стал домом только для одной форели – вполне комфортным при условии, если рыба не пыталась в нем развернуться. Некогда пруд украшал великолепный декоративный фонтан, который при первом включении пять минут зловеще стонал, а потом выстрелил на тысячу футов вверх маленьким каменным херувимчиком.
Кроме того, здесь имелось «хохо». Это как «хаха», только глубже. Как известно, «хаха» представляет собой незаметный ровчик со стеночкой, устраиваемый для того, чтобы землевладелец мог наслаждаться холмистым пейзажем без риска увидеть на своей лужайке случайно забредшую корову или безобразного бродягу. Согласно указаниям, сделанным неутомимым карандашом Чертового Тупицы, канаву вырыли глубиной в пятьдесят футов, и к сегодняшнему дню она забрала уже трех садовников.
А парковый лабиринт вышел настолько махоньким, что можно было легко заблудиться в попытках его отыскать.
Патриций любил придворцовые парки, но по своеобразной причине: у него сложилось определенное мнение об умственных способностях большинства людей, и данные парки полностью его подтверждали.
На лужайке вокруг кресла были разложены стопки бумаг. Писари периодически обновляли их или уносили прочь. Причем это были разные писари. Информация всех сортов и видов стекалась во дворец, но собиралась в одном-единственном месте – подобно нитям паутины, сходившимся к центру.
Великое множество правителей – хороших, плохих, а чаще всего мертвых, – знали о том, что произошло. Лишь некоторым из них с огромными усилиями удавалось узнать, что происходит. По мнению лорда Витинари, и тем и другим недоставало амбициозности.
– Да, доктор Проблемс? – спросил он, не поднимая головы.
«Как, черт возьми, у него это получается? – уже не в первый раз задумался Проблемс. – Я же знаю, что двигался совершенно бесшумно…»
– Э-э… Хэвлок… – начал он.
– Ты хочешь мне что-то сообщить, доктор?
– Оно… исчезло.
– Да. Но я нисколько не сомневаюсь, что вы его прилежно ищете. Очень хорошо. Желаю удачи.
Патриций даже не шевельнул головой. Он даже не поинтересовался, о чем, собственно, речь. «Он чертовски хорошо осведомлен, – подумал Проблемс. – Как так выходит, что он решительно обо всем знает заранее?»
Лорд Витинари положил лист бумаги на одну из стопок и взял в руки другой.
– Ты еще здесь, доктор…
– Могу заверить вас, милорд, я…
– Уверен, что можешь. Нисколько в этом не сомневаюсь. Однако остался вопрос, который меня весьма интригует.
– Милорд?
– Почему оно находилось в вашей Гильдии до того, как его украли? В то время как меня информировали, что оно уничтожено. Я хорошо помню, как отдавал приказ.
Именно этот вопрос больше всего боялся услышать убийца. Патриций был действительно великолепным игроком.
– Э-э… Мы… то есть мой предшественник считал, что оно должно служить предупреждением и примером…
Патриций поднял голову и лучезарно улыбнулся.
– Великолепно! – сказал он. – Я всегда свято верил в великую силу примеров. Уверен, что ты сможешь решить возникшую проблему с самыми минимальными неудобствами для всех нас.
– Конечно, милорд, – мрачно ответил убийца, – но…
Наступил полдень.
Наступление полдня заняло некоторое время, поскольку двенадцать часов дня в Анк-Морпорке устанавливалось через достижение всеобщего консенсуса. Как правило, первым начинал бить колокол в Гильдии Учителей – откликаясь на всеобщую молитву ее членов. Затем срабатывали водяные часы Храма Мелких Богов, приводя в действие механизм, бьющий по огромному бронзовому гонгу. После этого раздавался одинокий печальный бой черного колокола Храма Судьбы, но к тому времени в Гильдии Шутов уже вовсю бренчал серебряный карильон с педальным приводом. Помимо них уже звенело множество гонгов, колоколов и колокольчиков всех прочих храмов и Гильдий, и их трудно было отличить друг от друга, пока в дело не вступал безъязыкий магический октироновый колокол Старый Том на часовой башне Незримого Университета, двенадцать размеренных молчаний которого временно заглушали все прочие звуки.
Наконец, на несколько ударов позже всех раздавался звон колокола Гильдии Убийц, который всегда звучал последним.
Стоявшие рядом с патрицием солнечные часы дважды звякнули и упали.
– Ты что-то сказал? – мягко осведомился патриций.
– Капитан Ваймс… – пробормотал доктор Проблемс, – он проявляет интерес…
– Боже мой! Но ведь это его работа.
– Неужто? Я вынужден требовать, чтобы вы его отозвали!
Слова эхом разнеслись по всему саду. Несколько голубей сорвались с места и улетели прочь.
– Требовать? – ласково переспросил патриций.
Попятившись, доктор Проблемс отчаянно затараторил:
– В конце концов, он всего лишь служака! Не вижу причин позволять ему вмешиваться в дела, которые его не касаются!
– Полагаю, этот служака считает себя слугой закона, – заметил патриций.
– Он чинуша и наглый выскочка!
– Боже мой, я недооценил силу твоего разочарования. Но раз уж ты «требуешь», я немедленно приведу его к повиновению.
– Благодарю вас.
– Не стоит благодарностей. Не смею более задерживать.
И доктор Проблемс побрел туда, куда небрежным жестом указал ему следовать патриций.
Лорд Витинари вновь склонился над бумагами и даже не поднял головы, когда в некотором отдалении раздался приглушенный вопль. Вместо этого он протянул руку к маленькому серебряному колокольчику и позвонил.
Писарь появился немедленно.
– Сходи за лестницей, Барабонт, – велел ему патриций. – Кажется, доктор Проблемс свалился в «хохо».
Задвижка отодвинулась, и задняя дверь мастерской гнома Рьода Крюкомолота со скрипом отворилась. Выглянув посмотреть, есть ли там кто-нибудь, Рьод вздрогнул от холода.
Затем притворил дверь.
– Всего лишь сквознячок, – объяснил он тому, кто находился с ним в комнате. – Что ж, приступим.
Потолки в мастерской были низкие – не выше пяти футов. Но для гнома этого было более чем достаточно.
«О», – произнес голос, которого никто не слышал.
Крюкомолот осмотрел зажатый в тисках предмет и взял отвертку.
«О!»
– Чудесно! – произнес Рьод. – Думаю, если дернуть эту трубку вдоль ствола, то эти… э-э… шесть камер переместятся и следующая окажется возле… э-э… стреляльного отверстия. Вроде просто. Пусковой механизм – всего лишь элементарное устройство для трутницы. Пружина… вот здесь… проржавела насквозь. Но я легко ее заменю. Знаете, – сказал он, подняв голову, – это очень интересный прибор. Учитывая химикалии в маленьких контейнерах и все такое. Очень простая идея. Это что, клоуны придумали? Что-то вроде автоматической хлопушки?
Порывшись в ящике с металлическими обрезками, он вытащил оттуда подходящий кусок стали, затем выбрал напильник.
– Пожалуй, сделаю потом с него несколько эскизов, – сказал он.
Примерно через тридцать секунд раздался хлопок, и в воздух взвилось облачко дыма.
Рьод Крюкомолот поднялся с пола и покачал головой.
– Вот это мне свезло! – воскликнул он. – Еще немного и произошел бы ужасный несчастный случай.
Попытавшись развеять дым рукой, он вновь потянулся к напильнику.
Рука прошла сквозь инструмент.
– КХМ…
Рьод попробовал еще раз.
Напильник стал бесплотным, как дым.
– КХМ…
Владелец странного устройства с ужасом смотрел на что-то, лежавшее на полу. Рьод проследил за его взглядом.
– Ой! – вырвалось у него.
Понимание случившегося, маячившее где-то на краю сознания, наконец накрыло Рьода. Со Смертью всегда так. Когда он (а в Плоском мире – это именно Он) приходит к тебе, ты узнаешь о нем одним из первых.
Гость схватил устройство с верстака и торопливо засунул в холщовый мешок. Затем дико огляделся, схватил труп господина Крюкомолота, вытащил через заднюю дверь и поволок по направлению к реке.
Послышался далекий всплеск или нечто максимально похожее на всплеск, учитывая особенности реки Анк.
– О боже, – пробормотал Рьод. – Я же не умею плавать…
– НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЭТО СТАНЕТ ПРОБЛЕМОЙ, – успокоил его Смерть.
Рьод посмотрел на него.
– Ты гораздо ниже ростом, чем я предполагал, – сказал он.
– ЭТО ОТТОГО ЧТО Я ОПУСТИЛСЯ НА КОЛЕНИ, ГОСПОДИН КРЮКОМОЛОТ.
– Эта проклятая штука убила меня!
– ДА.
– Знаешь, со мной такое в первый раз.
– ВСЕ КОГДА-НИБУДЬ СЛУЧАЕТСЯ ВПЕРВЫЕ. УВЕРЕН, ТЫ ПРИВЫКНЕШЬ.