Трое против Зоны Левицкий Андрей
– И верно. А вообще крысы боятся огня. Мы можем сделать говноступы, потом поджечь дом. Мутанты разбегутся, и мы…
– Никита, заткнись, а?
– Да что такого?! – возмутился он. – Ты, конечно, старше, в горячих точках бывал, но у меня тоже кой-какой опыт есть!
– Тсс… – прошипел Шнобель. – Вы слышите?
Мы заткнулись оба, навострили уши. Где-то снаружи по-прежнему что-то еле слышно шуршало, но звуки заглушала паутина да писк крыс.
– Показалось. – Наемник присел возле дыры, пошатал одну из подгнивших досок. Напрягшись, выломал ее из потолка. В руках у него оказалась доска длиной в полметра. Шнобель задумчиво покрутил обломок.
– Пожалуй, могло бы получиться, – пробормотал он. – Привязать той же паутиной, а?
– Точно, Ромыч, голова! – обрадовался Пригоршня. – Не один ты, Химик, способен выдумать, как спастись!
– Тихо! – Теперь и я услышал какой-то неясный шум снаружи, за паутиной. – Что это?
Но Пригоршня уже загорелся своей идеей и вовсю отдирал доски, поддевая ножом шляпки гвоздей. Шнобель после недолгого колебания присоединился к нему.
– Надо же что-то делать, – пояснил он.
Деятели! Я покачал головой.
– По-вашему выходит, чтобы прогнать крыс, надо поджечь дом. Но чтобы поджечь дом, надо спуститься. А там крысы. Вас это не смущает? И как вы достанете паутину?
Шнобель увлеченно обкрамсывал ножом доски.
– Будем решать по мере поступления, – заявил он. – Что можем, то и будем решать.
Да-а, мужиков накрыло, понял я. Тоже своего рода реакция, вроде шока. Когда попадаешь в ситуацию, где есть очевидная угроза твоей жизни, но ты не способен себе реально помочь, есть две основные реакции. Или ты замираешь и тупо ждешь, что ситуация разрешится сама по себе. Или ты начинаешь делать хоть что-нибудь – просто чтобы не ждать тупо. В этом есть свой резон, но не очень большой. Это тактические выходы, а нужно мыслить стратегически, я считаю.
Поэтому я оставил Шнобеля с Пригоршней посреди чердака манстрячить «говноступы», как выразился Никита, и двинулся исследовать дом, попутно напряженно соображая. Очень мне не нравилась ситуация, в которую мы попали. Не в данный конкретный момент, хотя она и была очень опасной. А вся наша миссия. Не знаю, конечно, связаны ли все эти странности, случившиеся с нами, с целью нашего похода, вряд ли. Однако странностей вправду хоть отбавляй. Мне хотелось обсудить их с Пригоршней – только не в присутствии наемника. Но так как пока что не было возможности это сделать, приходилось самому раскладывать все по полочкам.
Хотя что «все»? Почти ничего не было. К некоторому своему сожалению, я не мог отрицать некоторых вещей, вроде разговаривающих мутантов. Верней, пытающихся издавать звуки, похожие на известные нам слова. Облачные буквы в небе, увы, видели все. Значит, Зона – или, будем рассуждать логически, кто-то или что-то с помощью средств Зоны, в одушевленную природу я по-прежнему не верю, увольте, – пытался донести до нас некую мысль. «Прочь», «Не ходите», «Уходите», «Назад»… Отсюда логически вытекает несколько вопросов. Во-первых, куда нас пытаются не пустить. Во-вторых, почему. В-третьих, кто или что. И в-четвертых – как. Как, Зона их всех разбери?! И могли ли эти события быть не реальными, а, скажем, наведенной галлюцинацией? Кто-то распылил вокруг нас галлюциногенный газ или подсыпал в воду наркотик вроде ЛСД, вызывающий видения. И потом как-то управлял этими видениями в нужном себе ключе. Такая версия кажется мне более правдоподобной, но есть одно небольшое «но». Моих скудных знаний по психологии хватало, чтобы знать: каждый галлюцинирует по-своему, в собственных образах. А мы трое видели общие галлюцинации. Что позволяет придать им статут фактов реальности. Здесь мы возвращаемся к первой версии. Итак: куда, почему, кто, как?
После недолгого осмотра я пришел к выводу, что это рыбацкий домик. Стоит на берегу, одна комната, стационарной печи нет, в углу чердака сохранилась секция чугунной трубы, явно от буржуйки. В крыше трубы уже не было, и сквозь отверстие в шифере во время дождя заливала вода. Поэтому доски чердака подмокли и подгнили. В домике давным-давно не жили.
Внизу по-прежнему копошились крысы, уже по третьему разу пытаясь составить башню и добраться до нас. Я опять нарушил их планы прикладом калаша.
В общем, результаты осмотра получились неутешительные. Никаких путей отступления, ничего, чтобы зацепиться и составить нормальный план побега. А торчать в этом коконе уже надоедало. Сколько мы тут, наверное, около часа? Кокон такой глухой, выяснить, что за ним, никакой возможности – честно говоря, из-за этого меня даже нечто вроде клаустрофобии одолело. Только не боязливой, а такой, агрессивной. Хотелось порвать паутину в клочья и развеять по ветру. А потом того, кто нам это устроил…
Пригоршня со Шнобелем полезли на крышу добывать паутину. Заинтересовавшись, я последовал за ними. Как они собираются?..
Эти двое уже придумали. Мутанты оплели окружающие дом деревья и затем сплели нечто вроде крышки на получившуюся банку с неровными стенками. Пауканы свою паутину смачивают специальным секретом – для липкости. Крышка нашей банки состояла из нескольких слоев паутины. Деревья на болоте низкорослые, да еще паутина под собственным весом прогнулась, так что висела она совсем невысоко. Пригоршня подбросил калаш, держа его за ремень. Автомат прилип. Никита потянул и вместе со стволом притянул и паутину. Вместе со Шнобелем они принялись отдирать от нее слой за слоем, радостно переговариваясь.
– Послушайте, – попытался я их образумить. – Тут что-то не чисто. Давайте смотреть на пару шагов вперед. Если кто-то или что-то пытается нас остановить, умея управлять мутантами, то ваши говноступы не помогут. Стоит выбраться отсюда, и мы опять попадем…
– Химик, примерь, – перебил Пригоршня, протягивая нечто вроде широкой лыжи – два обломка доски, плотно обмотанные липкой паутиной.
– Вы меня слушаете?! – Я рассердился.
Никто не успел ответить: паутина в дальней части кокона взорвалась обрывками нитей. Огромные хитиновые лезвия несколькими движениями взрезали плотную сеть, и нашим потрясенным взорам предстала гигантская верлиока, под три метра ростом. Адская тварь лишь отдаленно напоминала богомола. Мутант стоял на четырех ногах, еще две пары торчали спереди – жуткие хитиновые пилы. Острые, как акульи зубы, они легко распороли толстенную, слипшуюся в клейкую массу паутину. Из всех сочленений торчали хитиновые шипы, и такие же шипы, даже длиннее, покрывали спинной панцирь.
Тварь завращала черными, пустыми глазами и раскрыла пасть. Нестерпимый, на грани ультразвука визг пробуравил воздух – и наши барабанные перепонки.
Мы повалились на ломкий шифер, зажимая уши.
Верлиока двинулась к дому, хищно шевеля ногами. Шипы на сочленениях кровожадно подрагивали. Приподняв голову, я обнаружил, что на некоторые насажены пауканы – видно, не успели убежать. Похоже, мутант не брезгует и своими.
Двигалась она на удивление быстро. Через мгновение верлиока была у дома. Мы не успели испугаться. Взметнулись передние ноги – и в воздух полетели осколки искромсанного шифера и досок. Пытаясь добраться до нас, верлиока рубила крышу, кроша ее, как камнедробилка – известняк.
– Сматываемся!
Не помню, кто это закричал, может, даже я. Пилы мелькали перед нами, в лицо летела шиферная крошка. Это не хитин, хитин бы уже не выдержал! Мы развернулись и побежали вверх по скату, спасаясь от смертоносной молотилки.
Первым перевалил через гребень крыши Пригоршня. Он не успел затормозить – нога соскользнула, Никита взмахнул руками и упал в дыру, черневшую посреди ската. Я присел, вцепившись в гребень. Крыша сотрясалась под ударами верлиоки. Стоявший ближе всех к краю крыши Шнобель потерял равновесие. Кусок шифера, под которым лопнуло подгнившее стропило, сломался, и наемник рухнул на чердак. Оттуда донесся его крик.
Еще несколько рубящих ударов – и мутант обнаружил, что жертвы исчезли из поля его зрения. Верлиока остановилась, занеся передние ноги-пилы, завертела башкой. Черный зрачок в единственном глазу задвигался, сканируя пространство, и задергались усики-локаторы.
Я немного сполз по скату, заглянул в дыру:
– Что у вас?
На чердаке было темно, и я ничего не видел. Затем послышалось шевеление и голос Пригоршни:
– Ромыч, где ты?
С другого конца чердака донеслась приглушенная ругань. «…завалило обломками!» – разобрал я.
Усики верлиоки задрожали, словно приняли сигнал, башка мутанта стала поворачиваться на голоса.
– Химик, отвлеки ее! Я Ромыча вытащу, ему ногу привалило, – попросил Никита.
– Слышал, сделаю, – отозвался я и пополз обратно, перетаскивая калаш на грудь. И замер, едва не свалившись с крыши: на меня смотрел огромный влажный глаз, черный зрачок ходил кругами, рассматривая меня. Как быстро и тихо эта тварь двигается! Я дернул ствол – но верлиока уже была на противоположной стороне дома, у проделанной ею же дыры, и заглядывала туда, словно выбирая жертву.
Судя по звукам, Никита нашел Шнобеля и освобождал из-под обломков. Усики верлиоки хищно задвигались, ее жвала раздвинулись, тварь склонилась над искромсанной в решето нижней частью ската.
Я вскочил, поднимая ствол и целясь. Но тут темноту чердака под верлиокой распорола вспышка.
– На, гнида! – крикнул Шнобель.
Раз, два, три! Одна за другой три пули вошли в огромный глаз.
Отпрыгнув, тварь заверещала, задрав башку к небу и разевая пасть. Ворсинки между жвалами затрепетали. Я заметил, что тонкая шея мутанта защищена хитиновыми, или что это такое на самом деле, пластинами.
Чувствуя облегчение, я выпрямился. Ну все, верлиоке конец, глаз – самое уязвимое ее место. Сейчас эта тварь сдохнет…
Но мутант и не думал подыхать. Наоравшись так, что мы чуть не оглохли, верлиока бросилась мстить. Потеря глаза не сильно испортила ее скорость и координацию – тварь крутилась вокруг дома, иногда нанося сильные удары по крыше и стенам, с каждым ударом выбивая фонтан щепок и осколков шифера. Рыбацкий домик содрогался до основания. Я крутился за ней, едва держась на ногах, и стрелял по мутанту короткими очередями. Все зря: или не попадал вообще, или пули застревали в толстом хитиновом, ну или что это, панцире. Расстреляв один магазин, я перезарядился, но второй закончился еще быстрее.
– Берегись! – крикнул я, когда верлиока вернулась к проломанному ею отверстию и попыталась всунуть туда свои пилы.
– Химик, Ромыч ногу повредил, я бинтую, держи ее! – закричал снизу Пригоршня.
Вот черт! Пули ее не берут, может, попробовать что посильнее? Я сдернул с пояса гранату, выдернул чеку и швырнул гранату в мутанта.
Тварь уклонилась, верней, именно в этот момент ей приспичило извернуться, чтобы глубже просунуть ногу в дыру на чердак.
Граната упала немного в стороне и взорвалась. Я успел пригнуться. Уши заложило, и я пропустил новый, еще более сильный визг верлиоки. Когда я приподнялся, то увидел, что тварюгу посекло осколками: панцирь в некоторых местах сочится зеленоватой жижей, кое-где торчат перекореженные куски металла, как будто верлиока вдруг отрастила себе новые шипы.
А еще она отломала себе лапу. В первый момент мутант замер, согнувшись, выставив далеко в сторону изогнутую ногу, острейший крюк на конце которой остался засунутым в отверстие в крыше.
Тут атаковали крысы, выжидавшие удобного момента под опутанными паутиной деревьями. Они бросились на верлиоку, захлестнули мутанта волной – но не стали нападать на нее. Они карабкались по ней, держась цепкими лапками, и затем перепрыгивали на крышу!
– Вот черт! – я защелкнул предпоследний магазин и стал стрелять по бегущим ко мне крысам. Глаза у них были пустые, без агрессии. Не сами бежали – чья-то воля вела их. Только чья?
Часть крыс бросилась на чердак сквозь проломанное верлиокой отверстие. С чердака понеслись ругательства и почти сразу – выстрелы.
Замершая на момент верлиока разморозилась с оглушающим, сбивающим с ног визгом. Она дернулась – сочленение правой верхней передней ноги с громким хрустом сломалось, нога осталась торчать, как толстая антенна. Оставшиеся три ноги беспорядочно молотили воздух. Вконец озверевшая верлиока ринулась к дому и стала крушить крышу и стену, пытаясь добраться до сидящих на чердаке. Не успевшие перепрыгнуть с мутанта на крышу крысы разлетались в разные стороны и с сочными шлепками падали на землю.
– Химик!
Дом сотрясался до основания, казалось, он вот-вот рухнет. Я кое-как подобрался к пролому на своей стороне, откуда торчали головы Пригоршни и Шнобеля, помог Никите втащить наемника на крышу. У того была перевязана лодыжка. Наемник обнимал свой рюкзак.
– Надо линять! – заорал Никита. Покоцанная верлиока визжала так, что приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
– Догонит! Ничто ее не берет! – закричал в ответ я.
Мы огляделись, держась друг за друга. Крыша тряслась, мы присели, хватаясь за гребень, чтобы не съехать вниз. Тварь билась о домик, круша его беспорядочными ударами. Противоположная стена поддалась, и строение с громким треском перекосилось. Другой скат ушел вниз, и наша часть крыши стала почти горизонтальной. Еще секунда – и верлиока обнаружит нас своими хищно шевелящимися усиками-локаторами. И тогда нам точно конец.
Крысы на земле бесновались, с писком прыгали на дом, карабкались по стенам. Одна острая мордочка высунулась из проема возле нас, Шнобель отправил ее обратно ударом приклада. Затем начал быстро вдеваться в рюкзак, балансируя на крыше, качающейся, как палуба корабля в сильный шторм.
– Что будем делать?!
Никита сорвал с пояса гранату.
– Сейчас я ее!..
– Стой! – заорал я, хватая его за руку. – Не поможет!
– Она сейчас доберется до нас! – Шнобель вскинул автомат.
Усики верлиоки зашевелились, мутант задрал башку, дергая и крутя ею из стороны в сторону. Наводится!
– Где твои говноступы? – закричал я, снимая свою последнюю гранату. – Бери их! И взорви паутину со стороны берега! Беги сразу после взрыва!
Дом скрипел и оседал на один бок, наш скат заваливался все больше, наклоняясь в другую сторону. Верлиока подняла башку, ее лопнувший глаз посмотрел на нас, передние три ноги замолотили воздух, приближаясь.
– Рома, стреляй по крышке! – крикнул я, указывая вверх. – Чтобы паутина накрыла ее! И прыгай!
– А ты?! – Пригоршня выдернул чеку.
– Взорву эту дуру к бесовой бабушке!
– Ты спятил?!! – заорал Никита, но было уже поздно.
Вскинув автомат, наемник ударил очередью по паутине у нас над головой. Крышка кокона все кренилась, лишившись опоры с одной стороны, когда внутрь ворвалась верлиока. Теперь Шнобель перебил крышку посередине длинной очередью. Под собственной тяжестью толстая липкая сеть рухнула на мутанта, облепив верлиоке башку, шею, грудь и передние ноги, на короткое время обездвижив ее.
Никита швырнул гранату. Я побежал вперед, оттолкнулся от накренившегося ската и прыгнул на спину верлиоке, чудом не напоровшись на торчавшие по хребту шипы. Панцирь слегка пружинил. Это точно не хитин!
Верлиока замотала башкой, почувствовав движение, а потом удар по панцирю, но как в замедленной съемке, – толстый слой паутины тормозил ее. Налипшие на шею нити рвались, но их было много, и пока что они держали.
Я выдернул чеку и сунул гранату в открывшуюся щель между щитком и мягкой шеей. Граната намертво влипла в паутину.
– Ложись! – заорал Никита.
Оттолкнувшись от панциря, я прыгнул с мутанта на землю.
И почувствовал, что подошвы прилипли к спине верлиоки. Схватившись за шипы, я рванулся изо всех сил, помогая себе руками, – и сумел отодрать себя.
Почуявшая жертву верлиока крутанулась, благо ноги у нее оставались свободными. Меня мотнуло в сторону, я оторвался от мутанта – и понял, что падаю. Крысы внизу подняли морды и разинули пасти, готовясь вонзить зубы в меня сразу же, как только я окажусь на земле.
Взрывы грохнули почти одновременно. Меня смело ударной волной, швырнуло на крыс. Те не успели даже пискнуть – я раздавил их. В голове, да нет, во всем теле загудело! Рядом в воздух взлетели ошметки верхней части панциря и башка верлиоки. Ноги затанцевали – и подломились. Мутант рухнул на землю, давя оставшихся крыс.
У дома обрушилась крыша, и из окон прыснули грызуны, которые пытались добраться до нас изнутри. Вместе с крышей рушился Шнобель. Лежа щекой в мох, я наблюдал, как наемник в последний момент спрыгивает на землю и, прихрамывая, бежит ко мне.
Он помог мне подняться, вдвоем мы кинулись к Пригоршне, который уже стоял у неровной дыры в паутине, пробитой взрывом между двумя деревьями. Деревья посекло осколками, кора на них тлела, вокруг валялись оторванные ветви.
– Говноступы! – Никита сунул нам в руки обмотанные паутиной деревяшки. – Надевайте, прикрою!
И он ударил длинной очередью по крысам, которые, сгрудившись в стаю, помчались за нами, с черными, тускло поблескивавшими пустыми глазами.
Мы вылезли из кокона на берег. Тут, за грядой камыша, нам по колено, начиналась топь. Тонкий слой сплавины колыхался. Шнобель стал быстро приклеивать к ботинкам округлые деревяшки, кое-как обтесанные ножом. Я срезал двумя короткими очередями высунувшегося из-за кокона паукана и тоже приладил себе на ноги слепленные паутиной обломки досок. После чего повернулся к Пригоршне:
– Теперь ты!
Пригнувшись, он рыбкой нырнул в отверстие, а я стал отстреливать крыс одиночными: патроны заканчивались.
Никита быстро нацепил говноступы.
– Давай, Химик!
Я развернулся, и мы побежали.
Деревяшки ерзали на подошвах, было очень неудобно, мы переваливались, раскачивались на колыхавшемся слое мха и травы – но не проваливались.
Повылезавшие из-под земли пауки не рискнули преследовать нас – а крысы толпой ринулись по сплавине. Так как они были небольшие и легкие, то сплавина хоть и прогибалась, но держала их.
Шнобель хромал, он был с рюкзаком и бежал медленнее всех. На плечах у Пригоршни висел мой вещмешок – его рюкзак остался на чердаке. Я несколько раз оборачивался, придерживая крыс одиночными выстрелами, – но они все равно нагоняли. Потом кончились патроны.
Мы остановились, тяжело дыша. Бежать получалось медленно, приходилось высоко поднимать отяжелевшие ноги. Развернувшись, мы приготовились встретить крыс лицом к лицу. Никита поднял калаш, Шнобель вытащил нож, я перехватил автомат как дубинку, уже в который раз за день.
Вдруг крысы побежали медленнее, глаза их изменились, стали осмысленнее. Как будто державшая их воля ослабела.
Наверное, так и случилось. Поведение крыс изменилось. Видимо, они пришли в себя и обнаружили, что находятся посреди болота, в середине топи, и от илистой жижи их отделяет всего лишь тонкий слой влажного мха.
Крысы запаниковали. Ровный бег их нарушился, зверьки поскакали зигзагом, затем остановились – и стали метаться туда-сюда, принюхиваясь и быстро-быстро шевеля усами, тихо, тоскливо попискивая.
Затем они разом развернулись и помчались прочь, волоча голые хвосты, оставляя во мху узкие дорожки. Их больше никто не контролировал, и они бежали к твердой земле, спасая свои маленькие жизни. Мы их больше не интересовали.
Глава 8
Предательство
Мы сидели в клубе старого пионерлагеря, промокшие, продрогшие. Костер развели прямо в помещении – в металлическом поддоне, найденном на кухне. Еще мы там нашли мятую алюминиевую кастрюлю и теперь грели в ней воду. Чая не было. Из еды – два брикета натовского сухпайка из моего вещмешка, оставшиеся от Федора. Рюкзак Пригоршни сгинул, а Шнобель не нес продуктов, только артефакты и боезапас.
Помещение было небольшое, да и весь лагерь мелкий – два десятка домиков, разбросанные среди деревьев на берегу речки. Целым остался только клуб, поэтому мы и разместились в нем. Одежда наша сушилась возле костра, а мы, завернувшись в полусырые одеяла, сидели на каких-то пуфиках, которые попахивали плесенью. Штаны с куртками исходили паром – мы все-таки окунулись в холодную воду, убегая из болота. В темном окне отражались языки пламени и наши всклокоченные головы.
Протягивая к огню красные от холода руки, Шнобель сказал:
– Хотел бы я знать, что это такое с нами случилось. Больше всего оно смахивало на охоту загоном. Крысы эти, пауки… А верлиока, гнида?! Кстати, вы глаза их видели, этих крыс? А как они потом бросили нас и ушли? Гнали-гнали – и вот… Как будто их кто-то вел до того момента, а потом раз – контроль ослаб. И крысы слиняли. Они ж воду не переносят. У кого какие соображения? Пауканы нас реально заперли там! Кто может управлять пауками и крысами? И главное – зачем? При чем тут мы?
Пригоршня бросил на меня вопросительный взгляд, словно испрашивая разрешения.
– Управлять мутантами может кто угодно, – отозвался я, стараясь не стучать зубами. – Для сильного телепата это не представляет никакой проблемы. Ведуны или бляки какие-нибудь… Или человек с такими способностями.
– На хрена?!
– Это я хотел у тебя спросить. Сколько мы ходили этой дорогой – ничего подобного не случалось ни разу.
Шнобель ударил себя кулаком в грудь:
– Парни, да при чем тут я! Я сам в шоке! Сам ничего подобного никогда…
Вмешался Пригоршня:
– Химик, да чего сразу Ромыч? Мало ли от чего эта мистика вся дурацкая! Расшалилась Зона, бывает…
– Ни фига себе «расшалилась», – хмыкнул я. – Как-то целенаправленно она «расшалилась», не находишь? В нашу сторону.
– Да может, и совпадение все? – Пригоршня кинулся защищать Шнобеля.
Я махнул рукой.
– Может, и я причина, – сказал Шнобель, приподнимаясь, и, обернув руку одеялом, снял с огня кастрюльку с закипевшей водой. – Только, парни, хоть убейте, не понимаю, в чем дело. Враги у всех есть, чего скрывать… Но мои враги – обычные люди, я вам клянусь, и такого наворотить не могут. Ну вообще никак! Я реально не могу в толк взять, что за ерунда творится. Это ж точно мистика какая-то, как вон Пригоршня сказал. А я в мистику и не верю. Но теперь даже не знаю, может, и надо было бы поверить… А? Фигня какая!
Во мне нарастало раздражение: слишком уж необъяснимо непонятной была вся эта ситуация, неподвластной логике и разуму. Мысли метались, пытаясь придумать объяснение, но никак не получалось связать все странности воедино. Хотя основа у них была одна, ясно же, как день!
– Не верю в мистику, не верю! – твердил Шнобель, незаметно для себя повышая голос. – Это уже выходит за любые рамки странностей самой Зоны. Ну хоть убейте, не верю!
– Ну так и нечего орать, – одернул я его. Поднялся, чтобы взять оставшуюся на столе у выхода кружку. Дверь была сломана и закрывалась только наполовину. – Хотя, конечно, ум за разум заходит. Хочется крикнуть в лицо этой Зоне: не верю!
Не сдержавшись, я сделал шаг наружу и, задрав голову к черному небу, полному звезд, заорал, выплескивая накопившееся за последние дни напряжение:
– Не верю!!!
Звезды погасли на миг и снова включились, сильный порыв ветра прошел по берегу, стекла в окне задрожали – весь мир, а точнее, вся Зона вздрогнула с низким рокочущим грохотом. Он быстро стих.
– Что за срань господня?! – Шнобель с Пригоршней вскочили, озираясь. А я окаменел, вцепившись в косяк.
И эхом грохота отозвался в ушах, померещился – сухонький смешок школьной училки. Той, из отражения.
Шнобель, против обыкновения, с лопаткой ушел не вечером, а с утра. Солнце низко висело над рекой, заглядывая в окно, высвечивая неприглядность нашего убежища. Мы с Пригоршней сидели вокруг поддона, где еще теплился костерок, и по очереди прихлебывали кипяток из единственной кружки.
– Не нравится мне все это, – сказал я наконец. – Чувствую, дальше будет хуже. Пора заканчивать с этой миссией, Никита. Федора мы уже потеряли… Не хотелось бы потерять и тебя. Я к тебе привык уже, знаешь ли.
Пригоршня широко улыбнулся и передал мне кружку.
– Я тоже к тебе привязался, Андрюха, – он хлопнул меня по плечу так, что я поперхнулся кипятком. И затем заботливо начал стучать меня по спине.
– Кончай эти телячьи нежности! – прикрикнул я на напарника. – Ты что, не понимаешь? До «Березок» еще два дня, слишком большой шанс, что мы просто не дойдем! Не знаю, как ты, а я лично ценю свою жизнь больше тех денег, что мы наварим на этих артефактах. Сейчас Шнобель вернется, и я скажу ему, что мы дальше не идем.
Никита поднялся, сильно, до хруста, потянулся.
– Без паники, Химик! Нельзя миссию бросать. Мы же уже аванс потратили, забыл? Не возвращать же теперь. Прорвемся, не дрейфь!
Еще и деньги за это возвращать? Нет уж! Тогда я иду до конца!
Я тоже встал.
– Где этот твой Ромыч? Что-то он долго со своей лопаткой гуляет. Пойду навстречу, скажу, уже выдвигаться пора.
– От Федора заразился? – ухмыльнулся Пригоршня. – Смотри в аномалию не угоди.
– При чем тут Федор? – поморщился я, выходя наружу.
Сегодня было не так холодно, как последние дни, солнце даже немного пригревало. Я не собирался следить за Шнобелем, с чего бы? Хотя определенные подозрения на его счет у меня имелись. Ничем не подкрепленные, правда. Все эти странности начались только в этом походе. Значит, вероятнее всего, связаны они либо с самим наемником, либо с содержимым его рюкзака. Логично? Еще как. И я хотел задать Шнобелю пару вопросов без свидетелей, в интимной обстановке, так сказать. Чтобы Никита не начал опять выступать. Из-за этой его защиты наемник чувствует, что его как будто обвиняют. А если я расспрошу его – он может сказать что-нибудь, что наведет меня на мысль. В конце концов, Шнобель мог быть первопричиной всего этого, но невольно, и сам быть совершенно не в курсе.
Я углубился в лесок, ведущий к болоту, из которого мы вчера с таким трудом выбрались. Косые лучи солнца пронизывали его, на пожухлой траве лежали длинные тени деревьев. Ближе к трясине подлесок стал гуще, кусты лещины и малины стояли по пояс и выше. По дороге я продолжал обдумывать наше положение и не сразу понял, что заставило меня пригнуться за кустами.
Наверное, инстинкты сталкера сработали. Осторожно выглянув из-за кустов, я обнаружил в нескольких метрах впереди наемника. Я так углубился в размышления, что среагировал на знакомого как на чужака, чисто на автомате.
Осознав ошибку и испытав облегчение, я собирался встать из кустов навстречу Шнобелю, но вдруг до меня дошло, что он делает.
Я зашел немного сбоку и хорошо все видел. Наемник сидел под деревом. Держа на коленях свой блокнотик, Шнобель писал в него огрызком карандаша, который всегда носил в кармане. Закончив карябать, наемник сложил бумажку, сунул в ямку перед собой и забросал землей. Выпрямившись – кстати, он был в штанах, то есть и дела-то не делал, за которым ходил, – Шнобель сунул в карман карандаш с блокнотом, поднял лопатку и сделал на дереве зарубку. Затем набросал еще земли на месте, где закопал бумагу, похлопывая лопаткой плашмя, соорудил маленькую, хорошо заметную башенку. Развернулся и, весело насвистывая, ушел к лагерю.
Дождавшись, когда он скроется из виду, я подобрался к месту, где сидел наемник. Что это он, Зона его забери, делал?
На измазанной землей бумажке я разобрал наспех набросанную карту местности и несколько слов. «Мост к северу, потом по дороге на восток до деревни…» Да это же план пути на сегодня! Зачем Шнобель это написал и зарыл тут? Какого хрена…
Да он же ведет кого-то за нами! – дошло до меня. Вот двуличная душонка! Клялся и божился, что все понимает, уважает чужой бизнес, – а сам вел по нашим пятам конкурентов. Прав был Федор, наемник-то с душком! Решил перехватить дело! Ну погоди, сейчас я тебя выведу на чистую воду…
Я гневно скомкал бумагу. Ну сволочь хитрожопая! Теперь понятно, почему он каждый вечер так тщательно про маршрут выспрашивал. Говоришь, хочешь знать ориентиры, если вдруг опасность и надо действовать самостоятельно? Говоришь, карта в полиэтилен запаяна и ты ничего на ней не отмечаешь? А что на листочки потом карту перерисовываешь – об этом сообщить забыл! Запамятовал как-то, да? Ну сейчас я тебя выведу на чистую воду! Все тебе выскажу! Посмотрим, как ты оправдываться станешь, лжец хренов…
Весь кипя от негодования, я повернулся, чтобы скорей вернуться в лагерь.
И чуть не столкнулся с выходящим из-за кустов Шнобелем. Тот посмотрел на бумажку у меня в руках, затем поднял на меня взгляд, лишенный обычной доброжелательности.
– Зря ты это сделал, Химик, – серьезно сказал он. И добавил полувопросительно, полуутвердительно: – Если я попрошу забыть, ты ж этого не сделаешь?
Мы стояли друг против друга на небольшой поляне.
– Нет, конечно, – отозвался я, следя за каждым его движением. – Кого ты ведешь за нами?
– Это не то, о чем ты подумал, – быстро заговорил он. – Химик, я правду сказал, вашему бизнесу ничто не угрожает. Слушай, вы мне нравитесь, парни. Я предлагаю, чтобы ты бумагу обратно убрал и сделал вид, что ничего не было. Пока еще не поздно. Скоро здесь будут люди…
Говоря это, Шнобель медленно двигался по краю поляны, ступая мягко и осторожно. Я столь же медленно и аккуратно двигался по кругу в противоположную сторону, ни на миг не выпуская его из поля зрения.
– Что ты задумал? Кто за нами тащится? Что вам от нас надо?
– Глупо это, – продолжал сокрушаться наемник. – Я правда не хочу, чтоб вы пострадали. Что ж вы такие любопытные-то?
– Кто еще? – Догадка пришла сразу. – Федор? – Я вскипел. – Что он тебе сделал?! Пацану еще жить и жить бы!
– Эй, эй, полегче! Я не хотел его убивать, честно. Федор первый кинулся, я защищался. Он парень вспыльчивый, сам знаешь. Был…
Признание стало последней каплей. Хоть Шнобель искренне сожалел о смерти молодого, что было видно по лицу, по интонациям, – я понимал, что Федор увидел то же, что и я, поэтому был обречен в любом случае. Скорее всего, наемник и меня попытается убрать. Я должен был его опередить.
Он был крупнее, я – быстрее. Он, скорее всего, сильнее. У меня черный пояс по джиу-джитсу, но я давно не тренировался. У него явно имелся опыт драки без правил, на выживание. Это было заметно по тому, как наемник держал дистанцию и обшаривал взглядом пространство вокруг, прикидывая, чем можно воспользоваться.
Не дав Шнобелю договорить, я бросился на него и сбил с ног. Наемник ждал нападения, но все равно отреагировал медленнее, чем следовало. Через минуту ожесточенной борьбы я сидел у него на груди, прижимая лезвие своего десантного ножа к его горлу, чтобы он не вздумал рыпнуться.
Может, Шнобель и впрямь за нас ратовал и плохого не хотел. Но то другое, о чем он говорил, было, скорее всего, еще менее полезно для меня с Пригоршней, чем слежка за бизнесом. Поэтому я заранее прикинул возможные исходы драки, а также приемы, которыми наемник может ответить; я был готов. А Шнобель, похоже, всерьез предполагал меня уболтать и драки избежать.
– Химик, не глупи, – прохрипел Шнобель, не делая попытки вырваться. – Сейчас сюда придут…
– Не заговаривай мне зубы! – прошипел я, чувствуя, что руки немного дрожат от порции адреналина, выброшенной в кровь во время драки. – Коротко и по существу: кто, сколько, зачем?
Шнобель выкатил глаза, скосив взгляд мне за плечо, как будто там кто-то был.
– Оглянись! – просипел он полузадушенно.
– Такими приемами меня не купишь! – прикрикнул я. – Еще раз: кто…
– Я бы на вашем месте последовал совету, молодой человек, – раздраженно сказал резкий голос у меня за плечом. – И нож бы убрал, если вы дорожите своим другом.
Я почувствовал, как каменеет от напряжения спина. Мучительно медленно, чтобы не спровоцировать тех, кто стоял за мной – кто? – я отвел лезвие от горла предателя. Затем поднялся и повернулся. Шнобель вскочил и начал отряхиваться, после чего, кивнув мне, как будто мы только что обменялись дружеским рукопожатием, отошел к своим.
Невозможно было ошибиться: на той стороне поляны стояли наемники.
– Какого хрена… – начал я – и заткнулся.
Из леска послышались крики, удары, и трое наемников вытолкали на поляну сопротивляющегося Пригоршню. Вели его двое, третий шел сзади, держа АК-103 так, что ствол упирался моему напарнику в затылок. Руки у Никиты были заломаны назад, на скуле наливался желтизной будущий фингал.
– Ромыч – предатель, сука! – крикнул Пригоршня, когда его выволокли на поляну. – Не верь ему!
– Да понял уже, – буркнул я, стараясь не делать резких движений. Хотя меня так и подмывало начистить кому-нибудь фотокарточку.
– Брось нож и подойди, – велел мускулистый наемник в камуфляже с обрезанными рукавами, направляя на меня ПП-90М1, – я узнал шнековый магазин на шестьдесят четыре патрона под стволом.
Глава 9
Буря
Их было пятеро. Пока нас с Пригоршней вели обратно к лагерю, я исподтишка разглядывал их. Главарь был хорошо накачанным, камуфляжная куртка на нем трещала по швам. Видимо, рукава он отодрал, потому что бицепсы не влезали. Лицо у него было хищное, с красивым орлиным носом и подвижными тонкими губами, густыми черными бровями, очень смуглое; черные волосы коротко сострижены. Бабка его явно согрешила то ли с испанцем, то ли с итальянцем.
Кроме главаря и Шнобеля, в отряде имелись близнецы – высокие сильные парни, начинающие полнеть, оба с длинными сальными волосами. Это они держали Пригоршню. Звали их, как удалось выяснить позже, Перец и Песец. Различал я их только по вооружению. Песец тащил АК-12 с барабаном на девяносто пять патронов, а у Перца грудь крест-накрест перетягивали ремни сразу двух АК-104 – укороченных.
Ствол к затылку моего напарника приставлял среднего роста мужичок с мелкими чертами лица и тонкими усиками. Когда главарь приказал двигаться, он ткнул Пригоршню в затылок так, что у пленника мотнулась голова.
– Крыса, хватит! – прикрикнул главарь. – Они нужны целые и здоровые, кому сказал! Боцман, отвечаешь за второго.
Я так понял, что фингал на скуле Пригоршни – его рук дело, этого Крысы. Ну что же, запомним на всякий случай.
Меня взял на мушку приземистый мужик в тельнике под расстегнутой камуфляжной курткой. Он был хорошо выбрит и плохо выглядел: глаза красные, нос синий. Явный любитель заложить за воротник, понял я. Со стажем. На тыльной стороне ладони – татуировка в виде якоря. Надпись я не разглядел.
– Где Сикорский? – спросил Шнобель, подходя к главарю.
Тот сплюнул:
– В болоте сгинул.
Шнобель помрачнел.
– Второй уже… Прими его Зона.
Они с главарем легонько хлопнули друг друга ладонями один раз и, перевернув руки, второй, словно совершая какой-то свой ритуал. После чего нас погнали сквозь малинник к клубу.
– Эй, качок! – окликнул я главаря. – Чего вам от нас надо?
– Узнаешь, – хмуро отозвался он. – Кончай болтать.
– Какого хрена вы тащились через весь Любеч за собственным мешком с артефактами?
– Заткнись, а то ща по зубам получишь, – любезно отозвался он.
Я собрался еще раз спросить, уточнив, не возьмут ли они плату за охрану, которой они все это время занимались, но тут мы пришли. На пороге клубного домика стоял… чертов пожилой родственник собственной персоной. Дядя!
Вот уж кого я менее всего ожидал тут увидеть. Приперся! Чего только и потерял тут?