Трое против Зоны Левицкий Андрей
За спиной у нежданного гостя топтался мужик, больше всего напоминающий видом работягу с кирпичного завода, – морда у него и цветом, и размером была как кирпич.
– Вы их обыскали, Валерьян? – резко спросил Дядя.
– Ща сделаем. – Главарь дал знак Перцу и Боцману ввести нас внутрь.
Нас с Пригоршней втолкнули в домик, туда же во-шли Дядя, главарь с редким именем Валерьян, а также Шнобель и Крыса с Боцманом. Близнецы остались снаружи.
– Дверь закрой, Крафт, – распорядился Валерьян. – Боцман, свяжи их. Крыса, держи их на мушке.
Работяга с кирпичного завода, то есть Крафт, посторонился, пропуская всех, и захлопнул дверь. В клубе стало тесно.
Меня и Никиту развели по разным углам комнаты, чтобы мы не могли переговариваться. Крафт вернулся к занятию, от которого его, судя по всему, оторвало наше появление, – к потрошению моего вещмешка. Он тщательно перетряс каждую вещь, ощупал и чуть ли не обнюхал саму ткань, все лямки и ремни.
– Карты нет, – доложился он, бросая мешок поверх кучи барахла.
– Обыщите уже их, – велел Дядя и принялся ходить из угла в угол, заложив руки за спину. Валерьян дал знак Шнобелю.
– Извиняйте, парни, – сказал наемник и начал выворачивать наши карманы. Никита, когда Шнобель приблизился, плюнул в бывшего товарища.
– Ничего, дело терпит, – пробормотал Шнобель и утерся рукавом.
Когда он взялся за меня, я отвернулся. А он про-шептал:
– Сказали бы сразу дорогу этому больному, ничего бы и не было.
Стоя возле стола с облезлым полиролем, Валерьян постукивал по столешнице длинными пальцами.
– Ничего, – наконец доложил Шнобель.
– Ты уверен? – Дядя недовольно зыркнул на него, останавливаясь посреди помещения.
– Так точно. – Рома изобразил взятие под козырек. – Карты нет, других бумаг тоже.
– Может, зашита где? Прощупай одежду! – разорялся Дядя.
– Да что я, этот, что ли? – возмутился наконец Шнобель. – Сами щупайте!
– Ищи, а то ща как дам в зубы… – начал Валерьян, хмуря красивые черные брови.
– Да пусть вон Крыса щупает! За ним не за-ржавеет.
– Я те пощупаю, – окрысился маленький на-емник.
– Карты нет! – повысив голос, чтобы перекрыть их спор, сказал я. – Кончайте этот балаган и объясните, зачем вы нас взяли. Что вам нужно?
Дядя посмотрел на меня с плохо скрываемой ненавистью.
– В голове держишь?
– Самое надежное место, когда надо уберечь важную информацию, – заверил я его. – К тому же мы не первый раз ходим, запомнить дорогу не проблема. А вот вы какого хрена перлись за нами через всю Зону? За бабло свое испугались?
Дядя рассмеялся неприятным каркающим смехом, который оборвался так же внезапно, как и начался.
– Тупица! – бросил он. – Дальше собственного носа не видишь, а туда же, выводы делать. Кому нужны твои артефакты, когда речь идет о несоиз-меримо большем! Тебе не людей водить, а курей разводить.
– Эй, ты моего напарника не оскорбляй… – угрожающе надвинулся на него Пригоршня.
Он не успел договорить: к нему подскочил Крыса и, вскинув автомат, прикладом ударил Никиту в челюсть. Пригоршня отклонился, так что удар прошелся по касательной, – но Крыса немедленно пнул пленника в колено. Никита охнул, приседая.
– Хватит тебе, они нормальные парни. – Шнобель положил ладонь приятелю на плечо. Крыса гаденько усмехнулся и вновь навел на Пригоршню ствол. Я уставился на него и сказал громко, чтобы наемник услышал:
– Ты, крыса! Еще раз ударишь моего друга, и я тебе руку сломаю.
Маленький наемник подскочил, как ужаленный, оборачиваясь, но я уже не обращал на него внимания, переключившись на Дядю.
– Всего лишь недостаток информации, чтобы делать правильные выводы, – сказал я ему. – Так о чем идет речь?
Дядя перевел быстрый взгляд с меня на Никиту, после чего, не отвечая, упал в кресло.
– Валерьян, когда мы будем на уже известном месте?
Главарь сверился с набросанным Шнобелем планом и картой.
– К вечеру.
– А где будем в полдень?
Мускулистый красавец опять сверился с картой:
– У переправы.
– Хорошо, тогда выходим, – кивнул Дядя. – Приготовьтесь к полудню.
Я заметил, что Валерьян слегка побледнел.
– Что на этот раз? – спросил он, махнув Шнобелю, чтобы забирал свой рюкзак.
– А я знаю? – раздраженно отозвался пожилой родственник. Хотя, конечно, я уже понял, что никакой он не родственник, ни близкий, ни дальний, ни седьмая вода на киселе. Просто чокнутый, который нанял отряд для какого-то грязного дела. Почему-то я не сомневался, что дело грязное. Почему? Думаю, дело в методах. Чистые дела грязными руками не делаются. – Но она точно что-нибудь устроит.
О ком это они? Ни черта не ясно, что происходит и о чем они говорят…
Крафт сгреб мои вещи, кроме патронов, запихнул в вещмешок и кинул мне, даже не завязав. Я не стал ловить поклажу.
– Никуда не пойду, пока не узнаю, зачем…
Удар был неожиданным, хотя я заметил движение. Крыса щучкой кинулся ко мне, занося ствол. Я поставил блок – но он предательски ударил снизу левой в печень.
Я молча скрючился, сцепив зубы, прижимая ладонь к боку. Боль, только что бывшая острой, растеклась по телу, теперь в месте удара тупо ломило.
Дядя поморщился.
– Валерьян, я который раз вас прошу, обуздайте этого крысеныша. Он портит мне человеческий ма-териал.
Человеческий материал? Это еще что значит?
Главарь шагнул вперед и без замаха дал Крысе в зубы. Тот отскочил, ощерившись, но ничего не сказал.
А Дядя повернулся ко мне:
– Как вас… Химик? Вечером вы все узнаете.
Я пошел – а что оставалось делать? Их больше, даже если удалось бы как-то договориться с Пригоршней, нам все равно их не одолеть. Они отобрали у нас оружие, связали нам руки и погнали по маршруту, который я сам обрисовал Шнобелю вчера вечером. Какое-то время я потратил, проклиная собственную неосмотрительность, а также доверчивость Пригоршни. Затем, понимая, что трачу время зря, стал приглядываться к своим спутникам.
Никиту пустили вперед вместе с Перцем и Крысой. Крыса этот не нравился мне чем дальше, тем больше. Кличку свою он совершенно оправдывал. За ними шагали, не придерживаясь особого порядка, Дядя с Крафтом и Валерьян. В конце я с Боцманом, Шнобель замыкал. Поначалу он пытался поддерживать беседу, но потом понял, что я с ним говорить не собираюсь, и заткнулся.
Путь пролегал вдоль реки. Было на удивление тихо. Замерло все, и природа, и звери, и птицы. Я шел, постоянно озираясь, потому что, честно говоря, подобная тишина конкретно настораживала. В Зоне, где мутанты вытеснили большинство обычных животных, все равно присутствует немолчный гул живой природы: листва шелестит, ветерок посвистывает, насекомые жужжат, птицы свиристят что-то свое, птичье. А тут – все будто вымерло. А ведь такого тут раньше не было. Даже солнце, казалось, застыло в небе и никак не могло подняться к зениту.
Было заметно, что наемники нервничают. Ближе к полудню они стали оглядываться, как и я, зарядили и по пять раз перепроверили оружие. Они будто ожидали нападения. Я попытался вспомнить, о чем говорил Дядя. Что должно случиться в полдень? Почему в полдень? Если нападение, то, может, стоит попросить оружие? Да нет, глупости, не дадут. Еще и в зубы можно получить… я вспомнил, что костяшки на правой руке у Валерьяна сбиты, видимо, у главаря это не пустая присказка, а реальный метод общения с подчиненными, наверняка и с пленниками он не миндальничает.
Идти, постоянно ожидая неизвестно чего, да еще не имея возможности защититься, – невольно и я немного занервничал.
Запястья стянули не слишком туго, но все равно довольно скоро заведенные за спину руки заныли, начали болеть, потом затекли и онемели. Я постоянно шевелил пальцами, крутил кистями, насколько позволяла веревка, однако это не помогало.
Дядя вполголоса переговаривался с главарем.
– Аномалий совсем нет, – тихо сообщил Ва-лерьян.
– Энергию копит, – отозвался Дядя. Он задрал голову, изучая небо. Я тоже бросил взгляд наверх. Кто копит энергию, для чего?
До переправы оставалось всего ничего, когда вдруг поднялся ветер. Он свежел, становился влажным. Небо резко затянуло тучами – откуда и взялись? На реке поднялись волны.
А ветер крепчал с каждой секундой, он бил в лицо, гудел в ушах.
– Бегом! – крикнул Валерьян. Дядя, подняв воротник, перешел на мелкую старческую рысь. Мы все побежали. Если нас накроет… в общем, лучше не надо. Буря в этих местах – опасное дело. Подгнивший лес, широкая река со склонностью к разливу, глинистые берега…
– На том берегу лодочная станция! – крикнул я, стараясь перекричать завывающий ветер. – Надо успеть переправиться!
Потемнело, начался дождь, усиливаясь с каждым мгновением. Ветер швырял в лицо горсти холодной воды, заливал за шиворот. Река вспучилась, волны захлестывали берег, вода поднималась с каждой минутой.
Через две минуты, промокшие насквозь, мы стояли у переправы.
У бывшей переправы.
Вздувшаяся река разметала мостки по бревнышку. Над волнами едва-едва виднелись верхушки опор, которые раньше поддерживали настил, вода бурлила вокруг них, завивалась в водовороты. Выше на берегу, привязанные за колышки, лежали перевернутые вверх днищем лодки.
– Переправимся! – сложив ладони рупором, прокричал Дядя.
– Самоубийство! – заорал в ответ Валерьян.
Он был прав. Ветер достиг почти ураганной силы, гнул деревья. Вода в реке все прибывала, уж не знаю, откуда она бралась. Черная, холодная, еще минуту назад она была метром ниже, а теперь лизала нам ноги. Было темно, как ночью, волны ходили по реке, вода закручивалась водоворотами, ревя и пенясь.
Мы поспешили подняться выше по берегу, ближе к лесу. Трава была мокрой и скользкой. Я запнулся обо что-то, не удержался, повалился лицом. В последний момент ухитрился упасть на плечо. Сильная рука схватила за куртку, Шнобель рывком поставил меня на ноги. Я облился холодным потом, представив, что было бы, если бы я упал в реку, со связанными-то руками.
Оскальзываясь и спотыкаясь, мы бежали вверх по берегу, а река наступала нам на пятки. Лес качался и скрипел. В какой-то момент Дядя остановился и потряс кулаком, грозя небу:
– Ты меня не остановишь! Я пробьюсь!
– Берегись! – страшным голосом закричал Пригоршня.
Неслышно за раскатами грома и общим скрипом, одно дерево качнулось, завалилось вперед и стало падать. Грохот, треск – ствол обрушился на берег, ломая ветки. И тут же крону захлестнула вода.
Мы метались по берегу, увязая в песке, скользя по островкам травы. Буря достигла невиданных размеров, природа рвала и метала, падали деревья, вода прибывала, сметая все на своем пути, дождь заливал глаза, гром оглушал, молния ослепляла.
– Лодки!!! – надрывался Дядя.
До меня дошло. Я толкнул плечом Шнобеля, который все еще держал меня за куртку.
– Спрячемся под лодку! – крикнул я ему. – Под лодку!
Очередной зигзаг молнии порвал небо, в синем свете разряда я разглядел непонимание в глазах наемника. А потом он кивнул и, пригибаясь, с трудом удерживаясь на ногах, бросился к лодкам, которые, привязанные к вбитым в землю кольям, не могли уплыть и качались, перевернутые, на волнах, бились друг о друга.
Меня несколько раз сбивало с ног порывами ветра. Дождь хлестал по лицу, слепил, я захлебывался в потоках льющейся с неба воды. Шнобель с Крысой поймали одну лодку и, по колено в воде, пытались вытащить ее на берег, перерезав веревку. Меня в очередной раз кинуло на берег, песок забился в рот. Уже не пытаясь встать, я кое-как поднялся на колени и закричал:
– Развяжите мне руки!
Вода подобралась ко мне, заливала колени. Сквозь штаны я чувствовал ее леденящий холод.
Вытолкнув лодку на берег, Шнобель подбежал ко мне, несколькими движениями перепилил веревку на запястьях, помог подняться. Втроем мы потащили лодку вверх и влево, на открытый участок, подальше от леса. Руки пронизывала боль, но я упорно тянул и толкал. Ничего не было видно, только в разрывах молний можно было кое-что разглядеть вокруг, и то недалеко. Все смешалось: воздух, вода, река, небо, лес, берег… Мы уже не видели других и только старались спастись сами.
Кое-как выбравшись подальше от воды, приподняли лодку и полезли туда. Когда я попытался нырнуть в укрытие, Крыса встретил меня ударом в лицо:
– Куда, сука! Без тебя места мало!
Ненависть сдавила горло. Сжав пальцы в «лапу ягуара», я врезал маленькому наемнику по глазам. Кажется, один глаз таки пробил. Крыса захрипел, выставив руки, попытался схватить меня. Тогда я вцепился ему в горло и начал душить. Он задергался, а я перевернулся через него и, оказавшись под лодкой, выпихнул наружу. До того я подпирал борт, теперь же лодка со стуком упала. Шум бури стал тише. Я повернулся. Рядом зажегся огонек – Шнобель щелкнул зажигалкой. Видел ли он, что случилось с Крысой?
По лодке снаружи застучали.
– Очень ты шетубной, – вдруг сказал Шнобель. Удара я не почувствовал – просто все потемнело перед глазами, и я провалился в беспамятство.
В себя приходил медленно и мучительно. Тело ломило, руки затекли, я их совершенно не чувствовал, начиная от плеч. Болела голова. Я не сразу понял, что лежу на земле, только когда ощутил, как холодит щеку мокрый песок. Приоткрыл глаза – но тут же пожалел об этом.
– Не слишком я тебя? – надо мной склонился озабоченный Шнобель.
– Какого хрена ты меня стукнул? – прохрипел я, пытаясь поднять голову.
– Да мало ли чего ты сделал бы с развязанными-то руками…
– Хорош валяться, подъем! – прозвучал рядом голос Валерьяна.
Меня подхватили под мышки и поставили на ноги. В этом положении я обнаружил, что голова еще и кружится, а во рту сухо, как в Сахаре.
Буря кончилась. Широкая полоса песка между лесом и все еще высокой рекой была занесена водорослями, мокрой травой, мусором, обломанными ветками. Поперек берега тут и там лежали упавшие деревья. Недалеко Боцман возился с костром, от котелка над огнем тянуло мясным запахом. Рот у меня наполнился слюной.
По ту сторону костра на земле сидел Пригоршня. Увидев, что я пришел в себя, он кивнул мне и пожаловался:
– Они меня чуть не утопили!
– Заткнись, – велел Валерьян, – не то ща…
– Знаю, знаю, в зубы дашь, – отмахнулся Пригоршня. – Придумай чего-нибудь новенькое!
Губы у напарника распухли, в уголке запеклась кровь. По щеке расплывался синяк, сливаясь с тем, что на скуле.
Главарь сплюнул и отвернулся. Увязая в песке, он двинулся к Дяде, который нагнулся и рассматривал что-то возле поваленного дерева. Подошедший Валерьян замахал своим, и к нему пошли Перец с Песцом.
А я обратил внимание, что нет Крысы. Куда он делся?
И тут же стало ясно куда. Дядя с Валерианом возвращались к костру, за ними Песец и Перец несли тело.
Упавшим деревом Крысе раздробило грудь. Тело успело закоченеть, лицо застыло в омерзительной полуухмылке, полугримасе, один глаз вытек. Видимо, после того, как я его выпихнул, он запаниковал, заметался, попытался забраться под другую лодку, тут-то его и раздавило.
Я отвернулся, не чувствуя ни грамма жалости к этой человеческой падали. Интересно, что Шнобель меня не выдал, не сказал о моем участи в смерти Крысы. Я почти уверен, что он видел нашу короткую схватку и ее результаты.
Интересно, они собираются покормить нас с Пригоршней? И не помешало бы хлебнуть чего-нибудь горяченького, а то и горячительного: меня уже пробирал озноб. На ветру-то да в мокрой одежде… Не хватало еще простудиться посреди Зоны.
Я повернулся к Дяде, который с Валерьяном оживленно обсуждал вопрос переправы.
– В одну сядем, другую разломаем на весла, – толковал Валерьян. – Эти пусть гребут… – он кивнул на Пригоршню.
– Мы не будем этого делать, пока вы нас не покормите, – громко сказал я.
От неожиданности оба вздрогнули. Я продолжал:
– Вы можете бить нас, можете пристрелить, конечно. Но если нас не покормить чем-нибудь горячим, мы сами сдохнем посредине реки. Сами вы до базы не доберетесь. От места, которое знает Шнобель и теперь вы, благодаря его карте, еще двадцать километров. К тому же без нас вас не пустят на базу. Захватить ее у вас не получится.
Дядя смотрел на меня без малейшей приязни, но, поразмыслив, согласился.
– Покормите, – отрывисто велел он.
Пригоршня по ту сторону костра подмигнул мне. Я подошел к огню, пытаясь хоть немного обогреться. Тут же подошел и встал между мной и Никитой Боцман, ненавязчиво так положив ладонь на цевье своего укороченного калаша.
– Ты как? – спросил я.
– Ничего, – ответил Никита. – Воды нахлебался.
– У меня вроде сотрясение, – сказал я. – Мутит как-то.
– Суки! – огорчился Пригоршня. – Я рад, что крыса эта сдохла. Так ему и надо, падле. Об одном жалею…
– Хорош болтать! – повысил голос Валерьян.
Стараниями Шнобеля нам досталась приличная порция еды на каждого. Дав подкрепиться, Валерьян загнал нас в самую крепкую из уцелевших лодок. Там мне и Никите развязали руки и вручили весла – обломки досок другой лодки, которой повезло меньше. Впрочем, гребли все, кроме Дяди и Боцмана, – этот последний сидел на корме с импровизированным рулем и подгребал в нужном направлении, а также командовал гребцами.
Был еще день, но пасмурно и сумеречно было, как вечером. Еще дул довольно свежий ветер, волны с силой хлестали в борт. Переправа длилась долго. Лодку бросало по реке, закручивало в водоворотах. Грести досками было сложно и малоэффектив-но. Я содрал ладони в кровь, но даже не пытался возникать или отлынивать: в любом случае надо было на другой берег.
Когда мы наконец причалили, почти стемнело. Я так устал, что валился с ног и не сопротивлялся, когда мне опять закрутили руки за спину. Вопросы о цели и смысле нашего похода уже не терзали мозг, как утром, я мечтал только об одном – добраться до любого укрытия и завалиться спать. Головокружение вроде прошло, но моментами казалось, что земля уходит из-под ног.
Этот берег был круче, он сильно зарос. Спотыкаясь о корни, мы шли по узенькой кромке песка между кустами и водой. Почти в полной темноте мы достигли лодочной станции. Никто не стал разводить огонь, заморачиваться с едой – все рухнули спать. Даже неугомонный Пригоршня был бледен, обессилен и не пытался сбежать. А я забыл потребовать, чтобы Дядя выполнил обещание рассказать все.
Утро выдалось солнечное, но прохладное. После завтрака, не дожидаясь, пока я вспомню, Дядя сам завел об этом разговор. Мы сидели в лодочной станции – небольшом дощатом сарайчике под крышей из дранки. Дядя расположился на шатком стуле у окна, нас с Никитой поставили в центре небольшого помещения, держа на прицеле. Наемники сидели кто где придется – на кровати, перевернутом ведре, покосившейся лавке. В домике пахло водорослями.
– Вчера был не очень подходящий момент, – начал он, – но ситуация требует некоторого прояснения. И не потому, что я считаю себя как-то обязанным рассказать вам что-то. Нет, вы просто должны быть в курсе, чтобы действовать.
– Действовать? – Пригоршня повернулся боком, чтобы продемонстрировать вновь связанные за спиной руки. – Ну-ну.
Дядя бросил холодный взгляд на моего напарника, свидетельствующий, что он весьма невысокого мнения об умственных способностях Пригоршни. Надо сказать, что я тоже не то чтобы в восторге от его выдающегося кругозора, широты мышления, отточенности и выверенности логических построений… Но мы сработались, понимаем друг друга без слов, и вообще Никита мой единственный друг. Так что я не испытал в этот момент ничего, кроме неприязни к Дяде и его манере заводить друзей.
Впрочем, этого козла не интересовало мое мнение по этому поводу. Он просто продолжал:
– Вас наняли не для того, чтобы нести артефакты на продажу. Мне необходимо попасть на базу. Вы знаете, где она, и там вас знают. Вы должны были быть моим пропуском туда.
– Почему же вы не пошли с нами? – не удержался я.
Он бросил на меня быстрый взгляд, говорящий, что и мои умственные способности он невысоко ценит. Но мне сейчас было начхать на его мнение по этому поводу, я хотел разобраться. Согласитесь, хочется понимать, какого лешего тебе вяжут руки и тащат куда-то, как барана на убой. Собственно, это был один из первых пунктов, которые стоило выяснить, – не на убой ли?
– Все шло по заранее составленному плану, – проскрипел он, и стало ясно, что он говорит далеко не все. – Вы должны были провести Шнобеля в «Березки». А он разобрался бы с охраной и впустил нас. Не один, конечно, на базе есть свой человек…
– Почему нельзя было просто тихо ночью открыть ворота? – опять не удержался я.
Теперь его взгляд говорил красноречивее любых слов, что его мнение о моих возможностях думать, анализировать и делать выводы ухудшилось. Впрочем, ответил он довольно спокойно:
– Чтобы меня не задели в перестрелке, когда будут уничтожать охрану, тупица.
– Ну ты… – опять угрожающе заворчал Никита, но я движением головы остановил напарника:
– Все ясно, я спутал ваши карты, когда обнаружил, что вы идете по нашему следу. Теперь, понятное дело, мы с Пригоршней никуда не пойдем, это вы, я надеюсь, понимаете. Не поведем вас в «Березки».
– Вы – нет, – согласился Дядя. – А вот ты поведешь.
– Ни за что. Там же десятки людей, которых вы собираетесь перебить!
Этот тип пару мгновений смотрел на меня с подобием жалости во взоре. Словно удивлялся, что такие тупые люди еще живут на свете и их как-то носит еще земля. Затем скучным голосом он объяснил так, как говорят очевидные вещи:
– Тогда умрет твой друг.
Пригоршня вскочил, но его с двух сторон схватили Перец и Песец и силком усадили обратно, а Боцман вытащил ствол и приставил дуло к его виску. Лицо у Никиты было злым и растерянным.
– Что ты несешь, чурбан?! – крикнул он.
– Я тебе не верю, – сказал я.
Дядя кивнул Валерьяну:
– Прострели ему ногу. Нет, руку, он еще должен ходить.
Главарь вытащил из кобуры на поясе FNP-9 и приставил к плечу Пригоршни.
– Ладно, прекратите, – повысил я голос.
– Подожди, – кивнул Дядя Валерьяну. Главарь скривил тонкие губы в гримасу, но послушался. А пожилая гнида продолжила:
– В действительности мне достаточно одного проводника. Ты немного более разумен, поэтому я ставлю на тебя. Подумай об этом. Твой друг жив только до тех пор, пока ты делаешь то, что мне нужно. Ты пойдешь со Шнобелем в «Березки» и предложишь там артефакты. Вы появитесь на базе вечером, и вас оставят ночевать. Ночью вы перебьете охрану и откроете для нас ворота.
Я опустился, размышляя. Обернулся к стоящему сзади Шнобелю:
– Ты это сделаешь? Убьешь всех этих людей, которых ты даже не знаешь?
– Мне это не очень нравится, но я наемник. Это моя работа, – пожал он плечами.
– Наемник, а не киллер!
Шнобель опять пожал плечами. Я повернулся, посмотрел на Пригоршню. Тот сидел, раскрыв рот, и в изумлении разглядывал Дядю, как диковинного мутанта. Я вдруг подумал, что Дядя и есть диковинный мутант. Как может культурный, явно хорошо воспитанный человек строить такие планы? Что ему надо в тех «Березках»? Кто он вообще?
– Что ты там забыл? – озвучил я эти вопросы.
– Не твое дело, – отрезал он. – Если в пять утра ворота базы не будут открыты, твой друг умрет. Это все, что тебе нужно знать.
Часть вторая
Глава 10
«Березки»
– Хорошо, – сказал я после непродолжительного раздумья. – Я сделаю это.
– И чтобы без фокусов, – желчно сказал Дядя.
До базы было недалеко. По плану Дяди с Валерьяном, попасть туда требовалось вечером, чтобы нас оставили внутри на ночь. Предполагалось, что никто не выгонит сталкеров ночью в глухую Зону. Я сильно сомневался, что режим секретности, действующий на базе, позволит это, но спорить не стал. Не до того было: рассматривал схему «Березок» и внимательно слушал объяснения Валерьяна, одновременно лихорадочно пытался сообразить, как выкрутиться из этого положения. Не мог я допустить, чтобы эти подонки грохнули Пригоршню, – но убивать невинных людей на базе тоже был не способен. Они мне ничего не сделали, эти охранники и ученые, девяносто девять процентов их даже не подозревало о моем существовании – а я буду их уничтожать вместе с наемниками? Нет уж! Надо что-то придумать, чтобы обвести бандитов вокруг пальца, спасти Пригоршню и население базы.
Но как? Сколь бы внимательно ни слушал, сколько ни изучал план – ни одной мало-мальски подходящей мысли пока не приходило. Одно ясно: сначала надо попасть на базу. Пока что сосредоточусь на этой задаче.
План был из технической документации, я посмотрел на подписи и печати – оригинал. Красным поверх плана были сделаны пометки: количество охранников, расписание дежурств, маршруты передвижения. Валерьян все время повторял: «наш человек», – стало ясно, откуда такая детальная информация.
Шнобель все перекладывал свои артефакты, стараясь упаковать рюкзак поудобнее, – контейнеры разъехались после тряски во время бури. Песец с Перцем оставались снаружи лодочной станции, охраняя, Боцман сторожил Пригоршню. Мой напарник, сидя в углу со связанными руками, бледный, с кругами под глазами, тем не менее не унывал, или не подавал виду, что унывает, и подавал комментарии.
– Все, – сердито сказал Дядя, – вам пора.
– Стойте, – сказал я. – Мне нужны гарантии, что когда я сделаю то, что вам надо, Пригоршня будет жив.
– Ну, и что ты хочешь? – Дядя зло уставился на меня.
– Не волнуйся, Химик, я так просто не дамся! – весело закричал Никита, но я видел, что веселье его было напускное.
Валерьян вручил Шнобелю АК-104.
– И мне ствол дайте, – сказал я. – А то охрана на базе заподозрит что-нибудь. Сталкер без оружия в Зоне? Кто в такое поверит!
Они с Дядей переглянулись, и Дядя, скривившись, кивнул. Тогда главарь наемников, после секундного колебания, взял другой «сто четвертый», выщелкнул магазин, пошарив по разгрузке, достал другой – пустой, – вставил и отдал ствол мне.
Шнобель осторожно встряхнул рюкзак, уминая контейнеры, взялся за лямки.
– Куда! – прикрикнул на него Валерьян. – Тебе этот, – и подтолкнул ногой к носатому наемнику другой рюкзак, поменьше, который чуть раньше Перец загрузил снаряженными магазинами и коробками с патронами.
Ясно, значит, теперь артефакты тащить мне… Впрочем, какая разница? Я вделся в апельсиновый рюкзак Шнобеля и крякнул. Вот это вес! А наемник тащил и не охнул ни разу. Да еще на руках висел с ним и не хотел снимать! По-новому я взглянул на фигуру наемника. Плечи широкие, но особенно мускулистым он не выглядел. Однако выходит, что силища у него приличная, раз он так легко тащил все эти контейнеры. Мне они показались сейчас просто чугунными.
Еще вдруг стало ясно, почему цвет у рюкзака такой вызывающий: чтобы идущие следом наемники видели нас издалека.
Дядя выглядел недовольным, он поглядывал на часы. Валерьян опять заторопил нас.
– Шнобель, у тебя два сухпайка лежит, пожрете в дороге. А больше – шиш. Чтоб соблазна не было не дойти. Ночевать на базе – и точка. Усек?
Я тоже бросил взгляд на свои командирские, в водонепроницаемом корпусе. Действительно, пора было выходить, чтобы успеть к «Березкам» к шести. Поправив рюкзак, я взялся за ручку двери. Солнце давно освещало помещение лодочной станции, день обещал быть теплым.
– Эх, Андрюха! – воскликнул вслед Пригоршня. – Куда ты без меня?
И он поспешно отвернулся, махнув рукой.
Мы со Шнобелем вышли на яркий солнечный свет.
Шнобелю в моей компании было явно не по себе. Он болтал больше обычного и шутил неудачно, причем сам это чувствовал. Пару раз разражался неестественно громким смехом вслед своей же шутке, но потом замолкал и мрачнел. Наконец наемник не выдержал:
– Ты, Химик, пойми! Ничего личного, вы мне понравились, нормальные парни. Я бы с вами в Зону пойти не побоялся. Но у меня своя команда, и я не могу подвести их. Вот вы с Пригоршней сколько вместе работаете?
Я молчал. Мы шли по нескошенному лугу, сухая трава давно полегла, прибитая ночными заморозками, ноги частенько путались в переплетении стеблей. Дядя с наемниками и Пригоршней следовали за нами где-то далеко сзади.
– Вот, – назидательно продолжал Шнобель так, будто получил ответ. – А мы пять лет вместе. Каких только дел не делали, куда не ходили! И в Тунгуску забирались, и… да что там говорить! Даже Крыса, уж на что гнилой человек, а и тот спину всегда прикроет. Прикрывал…
Он заткнулся, вспомнив, как погиб Крыса, помрачнел. Глинистая земля была твердой, как камень. Перевалившее через зенит солнце уже прилично припекало, да еще этот тяжеленный рюкзак с артефактами… я взмок. Спасал только сильный ветер, дующий через равнину, он охлаждал лицо, высушивал капли пота на лбу. Пожухлая трава громко шуршала под подошвами, пахло сеном и глиной. Шнобель после паузы продолжил:
– Ты, Химик, пойми, нет объективно плохих парней. Для себя каждый хорош. Просто у каждого свои методы, свои цели… Вы, которые считаете себя хорошими парнями, для нас можете быть плохими парнями. Ну, ты понимаешь. Лохи, тормоза, отсталые, своей выгоды не понимаете, над какой-то честью трясетесь… А это все другие парни придумали, про честность и прочее. Чтобы такие честные, как ты, свою выгоду видеть стыдились бы. И дорогу другим не перебегали бы. Сечешь фишку? Ну а потом эти честные парни называют себя хорошими, а парней, которые на правила для лохов плюют, – плохими. Но мы не плохие. Это вы нас так назвали.
– Может, ты еще и Гегеля читал? – не удержался я. – Развел тут диалектику. А сам сейчас пойдешь и положишь двадцать ни в чем не повинных людей. – Мне хотелось достучаться до него, Шнобель казался мне человеком с остатками совести, не окончательно потерянным.
– Ни в чем не повинные? – делано удивился Шнобель, поворачивая ко мне длинное лицо с поднятыми бровями. – Думаешь, они в жизни не украли, не убили, у ребенка конфету не отобрали, с чужой женой не переспали?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Они тебе ничего не сделали.
– Ты тоже убивал таких, – с дьявольской кротостью возразил Шнобель. – Если даже кто-то собрался тебя пристрелить – он же еще не ничего не сделал, верно? Только собирался. А ты его завалил!