Скопление неприятностей Панов Вадим

– Если ты накосячишь, мы можем рассориться с терданами, а у нас на носу подписание нового торгового договора.

– А если мой план сработает, мы сможем продиктовать условия этого договора.

– Или ты все испортишь! – Было видно, что Клоун, который отвечал за взаимоотношения с Терданом, недоволен вмешательством Абедалофа.

– Что ты предлагаешь? – осведомился Дудочник.

– Я как раз планировал посетить Виллемгоф, – ответил Клоун, глядя Арбедалочику в глаза. – Будет разумно предложить терданам сделку.

– Получится, что ты их предупредишь, – насупился Абедалоф.

– Ты боишься трудностей?

Арбедалочик сжал кулак, но промолчал.

– Это предложение нужно взвесить, – решил Патриарх. – Продолжим обсуждение завтра.

В их спальне было так много окон, что утреннее солнце иногда терялось, не зная, в какое заглянуть первым. А растерявшись – выбирало все окна сразу, надеясь наполнить большую комнату светом, и отступало, натолкнувшись на темную ткань. Но продолжало упрямо посылать лучи, пытаясь отыскать щели в обороне плотных штор, проскользнуть в них и рассказать спящим, что день уже начался и нужно подниматься, потому что он – этот день – будет замечательным.

Нужно выйти на широкую террасу, полной грудью вдохнуть чистый, свежий воздух и насладиться восхитительным видом на огромное, самое большое на Линге, озеро, подступающие к берегу горы, вершины которых терялись в дымке утреннего тумана, широкую плодородную долину и прелестный старинный город, раскинувшийся там, где зеленая грудь долины встречалась с голубым простором озера.

Под чистым лазурным небом, которым славилось владение Даген Тур – родовое гнездо самого знаменитого путешественника Герметикона.

Замок Помпилио был выстоен на высокой скале, чтобы его пушки держали под прицелом удобнейшее для десанта побережье, и даже сейчас, в эпоху воздушного флота и тяжелой артиллерии, казался неприступным. Он был красивым, поскольку последний раз его перестраивал художник, а не военный, но неприступным, поскольку художник был лингийцем и адигеном. А у подножия скалы был разбит прекрасный парк, тянущийся вдоль берега озера Даген на добрую половину лиги, плавно переходя от регулярного к дикому. Правда, с террасы спальни парк совсем не было видно, но Киру это не смущало: ей было достаточно любоваться парком во время прогулок.

А вот великолепный вид на Даген Тур девушка полюбила с первого взгляда. С того момента, как несколько месяцев назад впервые оказалась на Линге.

Они прилетели ранним утром. Дорога получилась долгой и утомительной, к тому же Кира только-только пережила смерть отца и его похороны, плохо себя чувствовала, и Помпилио разбудил ее всего за десять минут до того, как цеппель пришвартовался к Штандарту, увидел, что рыжая совсем слаба, и на руках отнес в комнату, которая тогда еще не стала их спальней. Вышел с ней на широкую террасу, кольцом охватывающую башню, постоял, давая невесте возможность оглядеться и тихо сказал:

– Все, что ты видишь, скоро станет твоим.

Но в то мгновение девушка не осознала смысл фразы: она была поражена чудесной картиной. И долго, очень долго смотрела на мир, который решила считать своим.

Который вскоре стал ей родным.

Не сразу, но стал.

С тех пор Кира видела Даген Тур сотни раз: и ранним утром, только просыпающимся, и рабочим днем – деловым, тихими или шумными вечерами – развлекающимся или отдыхающим, и спящим ночью. Видела под дождем и ярким солнцем, видела веселым, празднующим и отчего-то мрачным, даже хмурым, видела разным, но не смогла бы объяснить, что именно заставило основателя династии Кахлес влюбиться в это захолустье и назвать его сердцем дарства. И почему его лысые потомки никогда не превращали Даген Тур в официальную резиденцию, но проводили в нем больше времени, чем в своих дворцах. Не смогла объяснить, но сама стала называть городишко «жемчужиной» и улыбаться, думая о нем.

Но в последнее время Кира получала от созерцания увиденного намного больше радости и удовольствия, поскольку теперь любовалась им не одна, скучая на широкой террасе, а в объятиях любимого мужчины, или стоя рядом с ним и касаясь его плечом, или сидя, держа за руку. И мир, который ее восхищал, заблистал новыми красками, стал не только красивым, но и теплым. Стал по-настоящему родным.

А комната, в которую Киру когда-то внес на руках Помпилио, из ее спальни превратилась в их спальню. Девушка захотела так: чтобы муж пришел к ней, а не наоборот, чтобы он наполнил ее маленький мир собой, и Помпилио не стал спорить.

– Помпилио… – Кира повернулась и, не открывая глаз, провела по соседней подушке рукой. – Помпилио…

Но лысой головы мужа не обнаружила и улыбнулась: привыкший к путешествиям Помпилио часто поднимался намного раньше, иногда – еще до рассвета, и тихо уходил, не желая будить жену.

– Помпилио… – Кира потянулась, на мгновение став похожей на довольную рыжую кошку, после чего прищурилась: – Кажется, ты что-то задумал…

А затем вскочила и потянула за шнур, одновременно раздвигая шторы на всех окнах спальни и впуская в комнату яркий свет нового дня.

Некогда, в те времена, когда замком Даген Тур владели дары Кахлес, этот зал назывался Тронным. Он был не самым большим – находящийся на первом этаже Бальный зал превосходил Тронный в два раза, – и не самым роскошным, но очень красивым. Украшенным каменной резьбой и расписанным лучшими мастерами старинной петрийской школы. Зал производил впечатление, но без вычурности и уж тем более – без официоза. После того как владение Даген Тур перешло к Помпилио, необходимость в Тронном зале отпала. Прекрасный трон вернулся в резиденцию дара Антонио, а в освободившемся помещении Помпилио распорядился обустроить рабочий кабинет, в котором проводил большую часть свободного времени. Здесь стояло несколько письменных столов, шкафы с книгами и отчетами различных Астрологических обществ, висели звездные и географические карты.

В кабинете Помпилио встречал гостей, диктовал отчеты о путешествиях или готовился к следующим. Или просто узнавал, что в Герметиконе нового.

– В своих перспективных планах Астрологический флот наконец-то вернулся в лингийский сектор и планирует продолжить исследование Северного Бисера, – доложил Теодор Валентин, держа в руках лист с сообщением, но не заглядывая в него. В обязанности слуги, помимо прочего, входило чтение почты, причем – всей приходящей почты, и он давно научился запоминать большие тексты. – Лингийское Астрологическое общество в восторге. Председатель Роже дер Карчер прислал письмо, с вопросом, не желает ли мессер присоединиться к путешествию?

– Ядреная пришпа! – проворчал Помпилио. – Где взять столько времени?

Облаченный в тонкий, расшитый золотом домашний халат, он с комфортом развалился в любимом кресле, держа в руке чашку с горячим кофе, но смотрел не на слугу, а в одно из раскрытых окон. В то, из которого был хорошо виден эллинг «Пытливого амуша».

– Совершенно с вами согласен, мессер, – поддержал хозяина Теодор.

– Они предполагают что-то интересное?

– Лингийский звездный сектор будет исследовать Девятнадцатая Астрологическая экспедиция под командованием капитана Алистера дер Жи-Ноэля.

– Хороший капитан, – кивнул Помпилио. – Если не ошибаюсь, верзиец?

– Совершенно верно, мессер, – подтвердил Валентин. – Дар Дерек считает его одним из самых перспективных капитанов Астрологического флота. И иногда в шутку говорит, что капитан дер Жи-Ноэль со временем превзойдет вас.

– Прекрасно…

– Я тоже воспринял эти слова дара Дерека с иронией, мессер.

– Не сомневаюсь, Теодор.

– Да, мессер.

Теодор Валентин служил дер Даген Туру больше двадцати лет. Он стал первым слугой Помпилио, сопровождал хозяина во всех путешествиях, и мессеру даже в голову не могло прийти, что кто-то способен занять его место. Всегда спокойный и хладнокровный Валентин носил строгий черный костюм с жилетом, блестящие туфли, идеально белую сорочку и перчатки. Ростом он был высок, на полголовы превосходя коренастого Помпилио, лицо имел вытянутое, волосы черные, с проседью, аккуратно зачесанные на пробор, носил бакенбарды и тоненькие усики. В последнее время в правом глазу все чаще появлялся монокль.

Главной же особенностью Валентина было умение делаться заметным лишь в те мгновения, когда он был действительно нужен, а все остальное время держаться в тени.

– Какова цель Девятнадцатой экспедиции? – поинтересовался Помпилио, продолжая смотреть в окно.

– Капитан дер Жи-Ноэль рассчитывает отыскать на Пелерании точку перехода на одну из пригодных для жизни планет Туманности Берга, – сообщил Валентин, доливая в чашку хозяина кофе.

– До сих пор это никому не удавалось.

– Капитан дер Жи-Ноэль полон решимости досконально исследовать Пелеранию.

– Надеюсь, у него получится.

– Да, мессер.

Туманность Берга была заветной целью исследователей лингийского сектора Северного Бисера. До сих пор считалось, что ее планеты недостижимы для межзвездного прыжка, и это ставило крест на дальнейшей экспансии Линги в направлении Туманности, и если дер Жи-Ноэль сумеет отыскать рабочую точку перехода, он станет героем.

– Теодор, напомни, сколько миров он собирается найти в Туманности?

– По оценкам Астрологического общества, в ней находится не менее десяти пригодных для жизни планет.

– То есть мы получим пограничное скопление, которое можно будет развить с целью дальнейшей экспансии.

– Совершенно верно, мессер.

– Да, пожалуй, ты прав: будет интересно, – было видно, что Помпилио загорелся планами Флота. – Десять планет! Когда они собираются отправляться?

– Точная дата не определена, однако подготовка идет полным ходом. Корабли Девятнадцатой экспедиции начали прибывать на Лингу.

– Почему они сразу не отправились на Пелеранию?

– Наши дары пообещали Флоту массу дополнительного снаряжения и готовят для Экспедиции не менее двенадцати вспомогательных судов.

– Дядюшки почуяли добычу.

– Да, мессер, – Валентин помолчал. – Что ответить адиру дер Карчеру?

– Ядреная пришпа, Теодор, ты прекрасно знаешь, что нам придется ответить дядюшке Роже, – недовольно ответил Помпилио. – В ближайшее время нам есть чем заняться.

– Да, мессер.

– Позвольте добавить, что, на мой взгляд, было бы разумно отложить нашу экспедицию в Туманность Берга до полной починки «Пытливого амуша», – подал голос сидящий в соседнем кресле Дорофеев. До сих пор капитан молча пил кофе, внимательно слушая доклад Валентина, но, увидев загоревшиеся глаза Помпилио, решил напомнить о себе.

– Безусловно, Базза, – кивнул дер Даген Тур. – Я не рассматриваю возможность серьезного похода на каком-либо ином цеппеле.

– Благодарю вас, мессер.

– Кроме того, у нас полно времени: я не хочу рисковать и прыгать на неосвоенные планеты до установки Сфер Шкуровича.

– Совершенно с вами согласен, мессер, – кивнул Валентин. – Лишний риск не всегда разумен.

– Хочу напомнить, Теодор, что я – известный сорвиголова, бесстрашный исследователь и пионер, – скучным голосом произнес Помпилио. – Риск – мое… – он быстро посчитал на пальцах свои имена, сбился, кажется, на пятом и закончил: – Риск – одно из моих имен. Все это знают.

– Да, мессер.

– Я всего лишь хочу дождаться, когда «Амуш» будет полностью отремонтирован.

– Да, мессер.

– К тому же поиск точки перехода – крайне скучное и однообразное занятие, удовольствие от которого способны получать исключительно астрологи.

– Вы абсолютно правы, мессер.

– Я знаю.

Экспансия Герметикона проходила по старой, давным-давно отработанной схеме. Сначала астрологи тщательно изучали ближайшие к пограничному миру звездные системы в поисках пригодных для жизни планет. Если таковые находились, начинался поиск точек перехода – мест, из которых можно совершить грандиозный прыжок через Пустоту, преодолев за несколько минут гигантское, измеряемое триллионами лиг расстояние. В случае успешного завершения второго этапа на планету отправлялся передовой отряд Астрологической Экспедиции: грузовой цеппель со Сферой Шкуровича, неугасимым маяком, на чей сигнал наводили корабли бортовые астрологи. Самые опытные из них могли построить и удержать переход на саму планету, не связывая корабль и Сферу незримыми узами, но такие прыжки считались опасными и часто приводили к катастрофам.

А место установки Сферы Шкуровича становилось сферопортом – воротами планеты в огромный мир Герметикона.

– К тому же неизвестно, сумеет ли капитан дер Жи-Ноэль найти точку перехода.

– Верно, – благосклонно кивнул Помпилио. – Но мы, лингийцы, должны надеяться на лучшее. Будем верить, что усилия капитана принесут результат, а значит, рано или поздно мы окажемся в Туманности Берга… Базза, как продвигается ремонт «Амуша»?

Этот вопрос дер Даген Тур задавал регулярно, то есть – несколько раз в день, и его капитан знал, что должен ответить:

– В точном соответствии с планом работ, мессер.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Хорошо… – Помпилио помолчал. – Еще кофе?

– М-м…

– Теодор!

– Да, мессер, – Валентин долил в чашку Дорофеева кофе. – Булочку?

– Спасибо, Теодор, я сыт.

– Как вам будет угодно.

Базза Дорофеев, капитан исследовательского рейдера «Пытливый амуш», был единственным во всем Герметиконе человеком, кому Помпилио говорил «вы». Что побудило его принять такое решение, не знал никто, даже Теодор, но факт был налицо, и этот факт поднимал авторитет капитана на недосягаемую высоту: как нужно относиться к человеку, которому говорит «вы» тот, у кого для даров, королей, президентов и прочих сильных мира сего есть исключительно «ты»?

Дорофеев этим отношением дорожил, но никогда не показывал, что он – ровня Помпилио.

Что же касается внешности, она выдавала в Баззе типичного верзийца: густые каштановые волосы, крупное, грубоватое лицо с широкими скулами и тяжелым квадратным подбородком, темные глаза. В целом заурядное лицо, необычность которому придавал длинный старый шрам от сабельного удара: он тянулся от лба до подбородка, и, судя по всему, левый глаз Базза сохранил чудом. Шрам капитан приобрел во время штурма Бреннана: в свое время Дорофеев считался одним из самых дерзких пиратов Герметикона, и так достойно сражался против посланной на усмирение пиратской планеты армады, что изумленный Помпилио спас его от виселицы и сделал своим капитаном.

– Я собираюсь посетить эллинг в ближайшее время.

– Очень хорошо, мессер.

– Возможно, сегодня.

– Мы будем ждать, мессер.

Во время событий на Фархе «Пытливый амуш» вел бой против вооруженного пушками импакто, победил, но получил тяжелейшие повреждения и едва не погиб. Помпилио приезжал в эллинг не каждый день, и потому на утренних совещаниях говорил о своем визите, как о возможном, а не обязательном.

– Как вы находите качество выполняемых работ, Базза?

– На высочайшем уровне, мессер, – спокойно ответил Дорофеев.

– Хорошо…

– Позволите вопрос, мессер?

– Разумеется.

– Может, вы не будете спешить с расследованием до окончания ремонта?

– Увы, это невозможно.

– Но…

– Базза, я знаю, вы не хотите отпускать меня в путешествие, но волноваться не следует: все под контролем.

– В прошлый раз вы говорили точно так же, – заметил капитан, намекая на предпринятое дер Даген Туром путешествие на Фарху, которое едва не закончилось его гибелью. Несколько раз чуть не закончилось гибелью, потому что началось путешествие с того, что Помпилио хотели повесить…

– Тем не менее, Базза, в прошлый раз все закончилось благополучно, – с нажимом произнес дер Даген Тур.

– Да, мессер.

– А еще, в результате тех событий, я обрел семейное счастье…

– Чему я несказанно рад, мессер.

– Я, в целом, тоже, – не стал скрывать Помпилио. – Однако в последнее время явственно ощущаю позыв к глубоким философским размышлениям.

– Это нормально, мессер, если мне будет позволено высказаться, – неожиданно произнес Валентин.

– Теодор, откуда тебе знать? – вздохнул дер Даген Тур, отдавая слуге чашку с недопитым кофе.

– Если верить наблюдениям, которые я веду на протяжении многих лет, все мужчины, обретшие семейное счастье, постепенно становятся философами.

– Абсолютно все? – недоверчиво прищурился Помпилио, который внезапно не захотел быть «одним из всех». – Ты уверен?

– Те, чей интеллектуальный уровень это дозволяет, – поразмыслив, уточнил Валентин.

– Вот здесь ты прав, Теодор: далеко не всякий мужчина сумеет выразить переживаемые чувства в форме изящного философского эссе.

– Да, мессер.

– Я – могу.

– Безусловно, мессер.

– Правда, я еще ничего не написал, но, возможно, вскоре возьмусь за перо.

– Это будет удивительный опыт, мессер.

– Базза!

– С полным сочувствием, мессер, – ляпнул задумавшийся капитан.

– Что вы сказали?

– Прошу прощения, – опомнился Дорофеев. – Как вам будет угодно, мессер.

– М-да… – Помпилио потер подбородок, затем перевел внимательный взгляд на невозмутимого Валентина, выискивая на лице слуги признаки улыбки, не нашел и вновь обратился к капитану: – Базза, вы знали, что так будет?

– Ни в коем случае, мессер, ведь у меня нет подобного опыта.

– Гм… пожалуй.

– Но я с удовольствием изучу ваш, – неожиданно продолжил капитан «Амуша». – На будущее.

В этот раз Валентин удержал спокойствие с огромным трудом.

– Это мой долг: быть примером для подданных.

– Именно так, мессер.

Некоторое время в кабинете царила тишина, а затем Помпилио осведомился:

– А что, Базза, не хотите ли и вы жениться? Можем устроить прекрасную церемонию… да и подданные обрадуются дополнительному празднику. Жизнь в Даген Туре достаточно скучна, как вы наверняка знаете.

– Я пока не думал о женитьбе, мессер.

– Это событие не всегда происходит обдуманно.

– Я это запомню, мессер.

– Конечно… – дер Даген Тур вздохнул, пошевелил пальцами, словно подбирая следующие слова, но произнести их не успел.

– Помпилио, ты здесь? – Кира вошла в кабинет, и мужчины тут же поднялись с кресел.

– Кира, – на лице Помпилио появилась улыбка. – Доброе утро.

– Доброе утро.

– Адира, – склонил голову Дорофеев.

– Капитан, рада вас видеть. Теодор… Помпилио, я вас не отвлекла?

В отличие от мужа, который по старой привычке позволял себе разгуливать по замку в халате, адира дер Даген Тур вышла в скромном домашнем платье и с уложенными волосами. Без косметики, однако даже сейчас, вскоре после сна, она Кире не требовалась: прелестная девушка дышала свежестью.

– Мы как раз заканчивали, – мягко произнес дер Даген Тур, беря жену за руку.

– Планировали очередной поход?

– Изучали планы Астрологического общества.

– И как они?

– Весьма интересны.

– Ты завтракал?

– Еще нет – ждал тебя… Теодор?

– Стол будет накрыт через четверть часа.

– Прекрасно… Базза, вы составите нам компанию?

– Боюсь, что не смогу, мессер, – ответил капитан. – Прошу разрешения вернуться в эллинг.

– Конечно…

Дорофеев кивнул и вышел. За мгновение до этого кабинет покинул Теодор, и Помпилио остался с Кирой наедине.

– Что ты задумал? – прошептала рыжая, прижимаясь к мужу.

– С чего ты решила, что я что-то задумал?

– Потому что я тебя знаю, – она посмотрела Помпилио в глаза. – Я знаю тебя лучше всех…