Скопление неприятностей Панов Вадим

– Поэтому сиди ровно и, если потребуется, помогай Онисиму.

– Понял, – Элки покосился на коллегу. – Получишь все, что от меня понадобится.

Купер молча кивнул.

– Онисим, твоя задача – галанитские детективы, – теперь Грау смотрел на второго помощника. – Проверь списки инопланетников, прибывших в сферопорт за последние две недели, поставь на уши Карусель, напряги всех осведомителей, делай все, что умеешь, но чтобы к завтрашнему вечеру поименно знал всю галанитскую банду и не выпускал их из поля зрения.

– Сделаю, – уверенно ответил Купер. – Если они в Виллемгофе – я найду их к утру.

И все знали, что Онисим не хвастает: раз пообещал – найдет.

– Ну и главное, друзья, – голос маршала стал запредельно холодным, а черные глаза заблестели яростным огнем, – галаниты не должны добраться до Лаборатории.

– А если доберутся?

Вопрос был важным, поскольку все слышали откровенный намек Бравурчика на то, что может ожидать убийц галанитов, любых галанитов, и Зорман с Купером хотели знать, как далеко готов зайти Грау.

И узнали.

– Если галаниты доберутся до Лаборатории, вы их всех закопаете, – медленно ответил Аристотель. – И не рассказывайте мне – где.

«Особую прелесть нашим путешествиям придают места, которые доводится посещать… Гм… Нет, пожалуй, не так… Согласитесь: странно путешествовать, не посещая никаких мест, да? Собственно, смысл путешествия заключается в том, чтобы побывать там, сям и еще где-нибудь и написать потом отчет в Астрологическое общество. Или книгу мемуарных географических историй «Как я топтал Герметикон и что из этого получилось». Говорят, Валентин тщательно записывает приключения мессера, чтобы впоследствии издать собрание… уж не знаю, сколько потребуется томов…

Но я отвлекся.

Когда я написал «особая прелесть», я, разумеется, не имел в виду всякие горы, степи, острова и прочие природные красоты. Не поймите меня неправильно: я наслаждался великолепием уникальной Террасы двенадцати озер в Ашкорских горах Линги; я не дыша следил за закатом над океаном Силле, где местное солнце исчезает в окружении короны ярчайших звезд; я восхищался гигантскими деревьями Фархи; у меня кружилась голова от звездного неба Михнии, но… Но сейчас я говорю о другом: особую прелесть в путешествиях мне доставляет посещение веселых районов, из которых Энди бежит, как галанит от налогового инспектора.

Когда мы останавливаемся в каком-нибудь сферопорту, мессер отправляется к своим друзьям или в выбранный Теодором роскошный отель, или остается на «Амуше», если, по мнению Валентина, планета неспособна предложить мессеру гостиниц должного уровня. Что же касается команды, она предоставлена самой себе, и, если мне выпадает счастье выбирать пристанище, мы с Энди оказываемся в самом веселом районе сферопорта. Пару раз этот мерзавец менял квартиру, но я твердо заявил, что судьба сама определяет, где нам жить, и, если он не прекратит так себя вести, я тоже буду менять выбранные им отели.

На том и порешили: когда в сферопорт приходит Энди, мы оказываемся рядом с какой-нибудь библиотекой; ну а насчет меня вы уже все поняли…

А теперь представьте мою радость, когда неожиданно выяснилось, что на Тердане мы поселимся в Карусели, криминальном районе Виллемгофа, наполненном пороками и страстями. Именно этого требовал план расследования, и, несмотря на мольбы Энди дать ему поблажку, Дюкри, чтоб у него все опыты сходились, остался непреклонен и не позволил нам снять квартиру в тихом центре. А вишенкой на торте стало то, что мы получили строгий приказ скрывать принадлежность к Астрологическому флоту, никому не рассказывать, что служим знатному лингийскому адигену, и старательно изображать обыкновенных цепарей, спустившихся на берег после долгого похода.

Сказать, что я был счастлив – значит просто промолчать. Но радость моя продлилась недолго: едва мы заселились, как этот зануда Энди вернулся и испортил мне первый вечер…»

из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.

– Хорошо устроился? – осведомился Дюкри, когда алхимик вышел из подъезда доходного дома вдовы Муто и они зашагали вниз по улице.

Вопрос вызвал у скромного Энди смущение. Он сбился с шага, покраснел, поправил шляпу, потом очки, догнал остановившегося спутника и, запинаясь, поинтересовался:

– Э-э… а что сказал… э-э… Галилей?

– Галилей промолчал, – коротко ответил Уран.

– Он… э-э… заметил, что его сняли с цеппеля? – уточнил алхимик, надеясь перевести разговор на астролога и, возможно, в шутливое русло.

– Думаю, заметил, – уверенно ответил Дюкри. Но тему менять не стал: – Так ты хорошо устроился?

И Мерса вновь замолчал, совершенно не находясь с ответом.

С одной стороны, он не хотел обижать спутника сообщением, что даже его каюта на «Пытливом амуше» была несколько больше, а главное – намного чище, чем нынешняя «комфортабельная меблированная комната со всеми удобствами». Не говоря уже об апартаментах, которые он снимал во время стоянок в Даген Туре у матушки Пра, где в цену входили щедрый, сытный и очень вкусный домашний завтрак, вид на прекраснейшее озеро Даген и разрешение проводить время в садике. Не то чтобы Мерса привык к роскоши, но он был офицером, а на «Амуше» это звание значило много, и Теодор Валентин зорко следил за тем, чтобы офицеры не позорили мессера Помпилио, например… Например, проживая в гадючнике, который им предложили на Тердане.

– Возможно, в отеле нам… э-э… было бы уютнее, – выдавил из себя алхимик. – Пусть даже не очень дорогом.

И его воображение молниеносно нарисовало небольшой, не очень дорогой отель, содержащийся энергичной и весьма достойной женщиной, чем-то напоминающей матушку Пра, с небольшими комнатками, выходящими на тихую улочку, чистым бельем…

– В отелях полно лишних глаз, – сообщил Дюкри. – Обслуга отелей знает о постояльцах намного больше, чем горничные меблированных комнат.

– Как так получается?

– В отелях работают бойкие ребята, а в меблированных комнатах – деревенские девки, – пояснил Уран. – Кроме того, в отелях множество постояльцев, к которым приходит немало гостей, так что вычислить тех, кто станет за нами приглядывать, мне будет намного сложнее.

– А за нами станут приглядывать? – зачем-то осведомился Мерса.

– После первой же встречи, – уверенно подтвердил Дюкри.

– Зачем?

– Не «зачем», а «почему?», – уточнил Уран и объяснил: – Потому что мы проводим опасное расследование и действуем под прикрытием.

– А-а…

Энди вспомнил, с кем говорит, и решил, что спорить с офицером тайной полиции не имеет смысла.

– Я абсолютно доверяю вашему выбору… э-э… Уран.

– Вот и хорошо.

Но в памяти алхимика вновь всплыл образ комнаты, в которой он только что поселился, и Мерса против воли добавил:

– К тому же, насколько я понял, наше пребывание на Тердане не будет… э-э… слишком долгим?

– Зависит от обстоятельств, – ушел от прямого ответа Дюкри.

– Иногда эти обстоятельства становятся размером с бутылку бедовки, – неожиданно произнес Галилей. – С гигантскую бутылку бедовки. В горлышко которой может пройти цеппель.

До сих пор астролог молчал, размеренно шагая по левую от Урана руку, и что побудило его высказаться, осталось загадкой. Как, впрочем, и смысл высказывания. Некоторое время офицеры молчали, а затем неожиданно «включившийся» Галилей многозначительно посмотрел на алхимика и с нажимом сообщил:

– Я заметил, что мы сошли с цеппеля.

– И как тебе твоя комната? – мгновенно среагировал Энди.

Как и ожидал алхимик, сложный вопрос заставил Квадригу задуматься. Но ненадолго.

– На Андане было веселее, – заявил он, позабыв уточнить, что именно имеет в виду под определением «весело».

– На Андане мы жили… э-э… в центре города, – проворчал Мерса. И улыбнулся, потому что остановку на Андане они провели в отеле его мечты: недорогом, уютном, расположенном на тихой улочке. – Правда, всего пару дней…

– Больше было не надо, – строго произнес Дюкри.

– Да, больше было не надо, – эхом отозвался алхимик. – А жаль…

Всего пару дней… А еще в эти дни на Андане проходил один из бесчисленных карнавалов. На этот раз – посвященный желтым цветам. Не важно, каким именно, главное – желтым. Сферопорт нарядился в желтое: цветы, флаги, одежды… Сферопорт шумно веселился, как умеют только анданийцы – с заразительной беззаботностью. И если Дюкри воспринял смену обстановки с хладнокровием настоящего профессионала, то на его спутников разительный контраст между ярким Анамараком и мрачноватым Виллемгофом подействовал угнетающе. К тому же на Тердане им пришлось поселиться не в центре и даже не в районе средней руки: Дюкри выбрал квартал, вплотную примыкающий к Карусели – местному району Омута, не совсем, конечно, заброшенный, не самый нищий, но далеко не богатый и производящий не лучшее впечатление. На улицах грязно, дома обшарпанные, уличной едой не пахнет, а воняет, к тому же Мерса подозревал, что в его «комфортабельной меблированной комнате со всеми удобствами» кого-то убили. Причем недавно. Он хотел поведать об этом Урану, но постеснялся.

Зато в доходном доме было несколько выходов, с западного крыла можно было легко перепрыгнуть на крышу соседнего здания, и все это очень нравилось осторожному и предусмотрительному Дюкри.

– Я правильно понимаю, что мы изображаем контрабандистов? – неожиданно сменил тему Квадрига.

– Ну, не совсем контрабандистов, но людей не в ладах с законом, – уточнил слегка удивленный Уран.

– То есть вы еще не определились с легендой?

– Вполне определился, – ответил Дюкри.

– И что я должен отвечать?

– Кому?

– Людям, – Галилей неопределенно взмахнул рукой.

– Людям ты рассказываешь, что служишь астрологом на «Счастливом цехине» и больше ничего не знаешь, – ответил Уран. – Все остальное людям буду говорить я.

Дюкри надеялся, что на этих словах Квадрига успокоится, но ошибся.

– Ну, я, допустим, могу сыграть и контрабандиста, и даже адигена, если потребуется, у меня талант, – продолжил Галилей. – А вот насчет Мерсы не уверен. Он наше слабое звено.

– Это кто, простите, слабое звено? – робко возмутился алхимик. – Ты, прошу прощения, можешь сыграть только одну… э-э… роль – астролога на расслабоне, и то иногда переигрываешь.

– А тебе все нужно повторять дважды, – парировал Квадрига, довольный тем, что наконец-то задел Энди.

– А ты постоянно все забываешь.

– Кроме курса, – поднял указательный палец Галилей, не согласный терпеть безосновательные обвинения.

– Кроме курса, – согласился алхимик. – Но, кроме него, у тебя в памяти вообще… э-э… ничего не держится.

– Я помню оба твоих имени.

– Вы совсем идиоты, да? – поинтересовался Дюкри.

Поскольку до сих пор офицеры «Пытливого амуша» так себя не вели, Уран несколько растерялся и ляпнул фразу, не подумав.

– Поэтому нас и держат вместе – мы заразные, – хихикнул Квадрига. И вытащил из внутренного кармана летней цапы плоскую стеклянную бутылку с бедовкой. Пустую более чем наполовину.

– Его держат вместе… э-э… со мной, – сбивчиво не согласился алхимик. – А нас всех – с ним. Не знаю, за что.

– Мерса, ты опять теряешь нить беседы.

– Заткнись.

Галилей сделал большой глоток бедовки, вытер губы тыльной стороной ладони и, абсолютно неожиданно для Урана, вернулся к предыдущей теме:

– Так что насчет легенды? Кем я должен притворяться?

– Когда ты молчал, ты нравился мне гораздо больше, – не стал скрывать Дюкри.

– Он всем нравится больше, когда молча сидит в… э-э… астринге.

– Это расизм.

– Нет. Это называется не так.

– А как? – Квадрига вопросительно посмотрел на Энди. – Как как это еще можно назвать? Мне стыдно за тебя, Мерса! – Алхимик робко задохнулся от гнева, но его эмоции не особенно заботили астролога. – Так все-таки, капитан, кем вы нас назначаете? Контрабандистами?

– Можно я не буду контрабандистом? – попросил Энди.

– Неприятные воспоминания? – Квадрига повернулся к Дюкри. – Это он после тюрьмы такой робкий.

– Я никогда не был в тюрьме! – возмутился алхимик.

– Значит, я тебя с кем-то спутал… Ничего, походишь с мое на «Амуше» – побываешь и в тюрьме. – А в следующий миг астролог поднял голову и прочитал большую, ярко подсвеченную вывеску: – «Кляча»! Нам сюда?

– Да, – коротко подтвердил Уран, радуясь тому, что они наконец-то дошли.

Но радуясь напрасно.

– Смотрите, там… э-э… дерутся, – сообщил наблюдательный алхимик, указывая пальцем в переулок.

Дюкри хотел пройти мимо, но Квадрига остановился и прищурился, разглядывая двух здоровенных амбалов, пинающих валяющееся на земле тело. Тело стонало, а значит, было еще живо.

– Не дерутся, – качнул головой астролог. – Двое бьют третьего.

– За что?

– Да мало ли? – Галилей швырнул опустевшую бутылку на мостовую. – Хочешь поучаствовать?

– Нет.

– Могу устроить.

– Как? – поитересовался Дюкри. Через мгновение прикусил язык, но было поздно.

– Эй, придурки, хватит борзеть! – В глазах астролога вспыхнули веселые огоньки. – В полицию захотели, дегенераты?

– Всегда так делает, – вздохнул Энди, шагнув назад и оказываясь в тени. – За это его Бедокур очень любит: Галилей во всех кабаках драки устраивает, даже без «вышибалы» обходимся.

– Предупредить нельзя было? – в сердцах поинтересовался Уран.

– Я думал, вы взрослый человек, капитан, и следите за языком в присутствии астрологов.

Эти ребята и в самом деле были непредсказуемы.

– Ты кого придурком назвал?

Их было двое. Здоровенные, как стальные верзийские сейфы, но не такие умные. Опытные, конечно, однако с Ураном ошиблись, не сообразили, что если бы длинный и худой, которого они записали в слабаки, действительно был таким, ему следовало броситься наутек.

А Дюкри стоял, дожидаясь, когда амбалы подойдут ближе.

– Все, урод, сейчас ты сдохнешь!

Они думали, что успеют нанести удар, но ошиблись. Ошиблись дважды: в длине рук Урана и в длине телескопической дубинки, которая выскользнула из его рукава. Дюкри раскрыл ее в движении и резко ударил того, что справа – по глазам. Никак не среагировал на вой, словно не услышал, ловко изогнулся, нанес левому сокрушительный апперкот, а следующим движением ударил правого в висок.

Громилы мешками повалились на заплеванную мостовую, а Уран повернулся к астрологу:

– Зачем ты это сделал?

– Что сделал? – искренне удивился тот. – Пошли внутрь, капитан, здесь прохладно, и я хочу чего-нибудь крепкого.

– А я хочу есть, – добавил вышедший из тени Мерса. – Извините.

Довольно большая площадь Мае-Дан находилась в самом центре Карусели и напоминала грязное озеро, в которое втекало то ли пять, то ли семь еще более грязных рек-улиц. В северной части площади валялось несколько остовов разобранных грузовиков, а в южной ставшие бандитами селюки устроили грядки с вонючим звунцем, продавая товар всем желающим.

Кем именно был Мае-Дан, доподлинно никто не знал. Одни говорили, что легендарным основателем Карусели, самым знаменитым в истории Тердана карманником, ставшим жертвой суровых правоохранительных репрессий; другие шепотом сообщали, что на сленге анданийских уголовников «мае-дан» означает дешевый публичный дом, кое обстоятельство и заставило местных остановиться именно на этом названии. Потому что Мае-Дан был почти полностью отдан борделям: проституткам нравилось прогуливаться по большой площади, изредка устраивая командные или одиночные схватки на потеху неблагородной публике. Разумеется, были на Мае-Дан и наркопритоны, и лавки скупщиков краденого, и офисы ростовщиков, но основу площади, ее красу и гордость составляли именно дома терпимости.

И главным из них считалась шестиэтажная «Кляча», предоставляющая клиентам исключительно «услуги экстра-класса». В переводе с бандитского фраза означала, что вероятность подхватить что-нибудь неприличное составляет менее пятидесяти процентов. Принадлежала «Кляча» Молчуну, бывшему боксеру тяжелого веса, но он был только ширмой, следил за порядком и подписывал документы, потому что в действительности заведение служило штаб-квартирой самой мощной банде Карусели – Сыновьям Нуланда, главари которой – Кайл и Кеннет – заглядывали в «Клячу» ежедневно.

– Мне говорили, что на первом этаже вкусно кормят, – протянул Уран, с подозрением разглядывая грязное меню.

– Бабарский говорил? – уточнил Галилей. Он велел официанту вместе с меню притащить бедовки, с ходу хлопнул две рюмки и заметно повеселел.

– Да, Бабарский, – не стал скрывать Дюкри. – А что?

– ИХ – не гурман.

– Не гурман, – подтвердил Мерса.

– Но бедовку они не разбавляют.

– Я буду половину… э-э… гуся с яблоками. Кто хочет вторую половину?

– Давай лучше сожрем утку, – предложил Квадрига. – Я в настроении. – И вновь посмотрел на Урана: – Прочитать тебе меню?

– Я пока не уверен, чего хочу, – ответил Дюкри, скользя взглядом по строкам.

– Что мы здесь делаем? Недалеко от нашего доходного дома есть кабаки не хуже.

– Оглядываемся.

– Зачем?

– Мы будем вести дела с Сыновьями Нуланда, – объяснил Уран. – Вот я и решил посмотреть на их штаб-квартиру.

– Вести дела? – повторил Галилей. Затем выпил еще рюмку, оглядел большой зал, в котором ели и выбирали девиц, хихикнул и вынес вердикт: – Похоже, домику осталось недолго…

– Каким был Огнедел? – неожиданно спросила Орнелла.

Не в том смысле неожиданно, что долго молчала, а теперь вдруг подала голос, совсем нет: только что компания бурно обсуждала достоинства Виллемгофа, решала, в какие заведения нужно заглянуть обязательно и на какие красоты поглазеть, раз уж оказались на Тердане. Говорили долго, потом замолчали, «переваривая» услышанное, а затем Орнелла неожиданно сменила тему.

– Каким был Огнедел?

Вопрос она задала единственному из всей компании человеку, которому имело смысл его задавать.

– Я рассказывал, – тихо ответил Патрик Фелди.

– Мы обсуждали, что он из себя представляет как противник, как террорист, а я хочу знать, что он был за человек.

– Зачем? – удивленно спросил Эрсиец.

Орнелла не ответила.

– Зачем? – еще тише повторил Фелди.

Ему она не могла не ответить.

– Затем, что Огнедел – уникальный преступник, ставший известным на весь Герметикон. Мне он интересен.

– Ты сказала, что Огнедел мертв, – чуть помолчав, произнес Фелди, которому явно не хотелось говорить о человеке, сломавшем ему жизнь.

– Мы в этом уверены, – подтвердила Орнелла.

– На сто процентов?