Луна Верховного. Том 1 Эльденберт Марина

Глава 5

Насчет багажа верховный не шутил. Разве что сопровождающие меня в аэропорту вилемийцы относились ко мне не как к чемодану, а как к особо ценному грузу. Если я что-то просила, будь то стакан воды или журнал, тут же приносили. Но со мной никто не разговаривал, ни на шаг от себя не отпускали, и не подпускали ко мне никого, окружив волчьей стеной. Впрочем, в этом не было необходимости: от нашей компании шарахались даже те три человека, что оказались в бизнес-зале.

Устроившись за одним из столиков в углу, поближе к стене-водопаду, я рассматривала то бесконечно текущую воду, то «парковку» самолетов за окном. Как я себя чувствовала? Злилась. Для разнообразия не на себя, а на Рамона. За то, что не позволил мне ни с кем попрощаться.

– Ты же все равно собиралась от них сбежать, к чему эти сантименты? – поинтересовался он, когда я захотела поговорить с Чарли. – Не трать мое время.

Да ты что!

– Когда у тебя появится ребенок, с ним придется проводить время. Уверен, что потянешь? Или скажешь Доминику, что передумал?

Я всем сердцем надеялась, что он оставит мне моего малыша, но темный взгляд верховного раз за разом перечеркивал мои надежды.

– Ничто не заставит меня передумать, Венера. Он мой.

На этот раз это был не огромный Ноктон, а аэропорт Дрекстона, и в Вилемию мы летели частным самолетом. В тот же день.

Я не знала, что Рамон забыл в Крайтоне, но сильно сомневалась, что прилетал он исключительно ради меня и проверки нашего притяжения. Впрочем, свои дела он решил быстро, как и мой переход в его власть. Связанная клятвой альфе я не могла солгать, поэтому не стала ничего выдумывать и изворачиваться:

– Рамон мой истинный, – сказала я Доминику, когда он приехал в Кингтон.

Судя по звериному блеску в глазах, собиравшийся воевать альфа перевел взгляд с меня на верховного и обратно. Мы же устроились на диване чуть ли не обнимку, как настоящая пара. Только это раздражает. Раздражает его аромат, это клятое притяжение, а там, где соприкасаются наши бедра, обжигает даже через ткань.

– Ты уверена в этом?

– В ту ночь я себя не контролировала. Его запах, его сила подействовали на меня как афродизиак. Ни с одним мужчиной я ничего подобного не испытывала…

Ладонь Рамона, до этого небрежно лежащая на моей талии, сжалась так, что я побоялась за сохранность платья.

– Достаточно, – скомандовал этот любитель экономить время. – Она носит моего волчонка, поэтому я забираю ее.

– Как жену?

– Нет, как мать моего ребенка.

Теперь взгляд альфы врезался в верховного:

– То есть ты не собираешься жениться на Венере.

– Нет, Экрот. Супруги у меня нет и не будет. Это не отменяет того, что ребенка я признаю и забираю.

– Ребенок – твой, но Венера – член моей стаи. И моей семьи. Поэтому ей решать, где оставаться до рождения ребенка и после.

У меня защипало в глазах, когда Доминик это сказал, а главное – как он это сказал! Мне стало дико стыдно за то, что я не раскрылась перед ним. А еще за то, что покидаю их теперь.

– Исключено, – отрезает Рамон. – Ребенок будет рядом со мной, а значит, Венера до его рождения тоже. Но я заплачу любую сумму, чтобы я мы могли поскорее улететь отсюда.

Доминик сводит брови и теперь смотрит мне в глаза:

– Что ты выберешь?

– Я полечу с ним.

– Ты уверена? Однажды ты уже попала в западню.

Лучше бы он не вспоминал про Августа. Потому что эта история так сильно похожа на ту, что мне самой тошно. Тогда меня тоже продали в жены для рождения наследника. Но теперь все иначе: у меня нет розовых очков, нет глупой влюбленности, зато будет малыш и есть чувство собственного достоинства. Я уже не наивная девочка и сама могу за себя постоять.

– Ты бы смог навредить Шарлин?

Этот личный разговор, но сильно сомневаюсь, что верховный согласится оставить меня с Домиником наедине.

– Нет.

– Значит, и Рамон не сможет. Природа защищает истинных.

– Я люблю Шарлин, а он тебя – нет.

Это правда. Чистая. Но, к бесам, он говорит так, будто я недостойна любви!

– Ты не сразу ее полюбил.

– Некоторые не способны любить.

Мне ли не знать. Но мне не нужна любовь мужчины, мне достаточно безусловной любви моего малыша.

– Я справлюсь, – убеждаю я Доминика, а заодно и себя: – У меня теперь есть ребенок.

Я долго работала с альфой, чтобы понять, что ему все равно не нравится эта ситуация и совершенно точно не нравится верховный старейшина.

– Мы составим договор. По нему у Венеры будет столько же прав на ребенка, сколько у тебя.

Злость верховного я уловила каким-то шестым чувством: внешне он остался спокойным, но его ярость прокатилась по комнате, опалила мою кожу, впиталась в меня, заставив внутренне сжаться. Доминик тоже это почувствовал, я видела, как он весь напрягся, как хищник перед броском. Я много раз наблюдала за битвами вервольфов, в том числе, битвами альф, но никогда не думала, что окажусь в самом эпицентре сражения. Между двумя самцами. Они давили своими аурами так, что я не могла и слова сказать.

– Зачем тебе это, Экрот?

– Я поклялся, что позабочусь о Венере, Перес.

– Заодно и о ребенке верховного старейшины. Интересный план, обреченный на провал.

– О чем ты? – прищуривается Доминик.

– Мы оба знаем, что я тебя разгадал. Но ты ошибся. Когда она легла под меня, она перестала быть твоей и стала моей. Я мог бы сразу увезти ее, имел полное право, но решил сделать все по правилам.

– Договор – это по правилам.

– Тогда впишем в него пункт о том, что Венера должна забыть старую жизнь.

То ли я привыкла к этой подавляющей силе, то ли была настолько шокирована, что ко мне вернулся дар речи:

– Что значит – забыть?

– Если хочешь оставаться рядом с ребенком – в качестве кормилицы, няньки, прислуги, то ты должна забыть о прошлой жизни. Отказаться от стаи. От друзей. От Легории. От всего, что ты знаешь и любишь.

Каждое его слово падало камнем. С грохотом. Погребая под обломками всю мою жизнь.

– Ты начнешь все заново, на моих условиях. Либо вернешься в Легорию, когда мой сын или моя дочь появится на свет.

То есть либо я остаюсь с ребенком, с моим чудом… Либо отказываюсь от него и возвращаюсь к обычной жизни, но навсегда теряю возможность увидеть своего малыша.

Сердце разрывается только от одной этой мысли.

– Это жестоко.

– Это мой мир, Венера. Я тебя в него не приглашал.

Желание вцепиться в горло верховного становится настолько явственным, что я не набрасываюсь на него исключительно из-за присутствия Доминика.

Мерзавец! Не приглашал он, конечно.

Я буравлю его ненавидящим взглядом, но Рамону, кажется, плевать на ненависть.

– И еще, – добавляет он. – Раз мы говорим о договоре. У меня должны быть свои выгоды. Привилегии. Поедешь со мной в качестве любовницы.

Кого?!

Любовницами называли постоянных подружек вервольфов, с которыми они понятно чем занимались.

Рычание Доминика ворвалось в мое замешательство:

– Это неприемлемо. Венера волчица, не человек.

А до меня доходит: Рамон делает все, чтобы я передумала. Чтобы не подписывала клятый договор. Чтобы бежала от него так далеко, как могу. Без малыша, конечно. Как только я это осознаю, моя набирающая обороты злость сменяется уверенностью. Уверенностью, что я не оставлю своего малыша. А еще, что справлюсь со всем.

Справлюсь же?

Альфа ждал моего ответа, а у верховного был такой взгляд, словно он уже и так все про меня знал. Что ж, я его разочарую: меня нельзя купить или запугать. Да я любого порву за моего малыша! Это крошечное существо самое любимое на свете. Для меня он целый мир!

– Я согласна, – сообщаю, пока не передумала. Глядя ему в глаза. – Я выбираю быть со своим ребенком.

– Нет, Венера, – Доминик поднялся, – я поклялся защищать тебя. И как твой альфа не соглашусь на это.

– Ты поклялся не делать ничего против моей воли, и это мое решение.

Договор был составлен за пару часов и оказался достаточно простым. Доминик пригласил своих юристов, приехали представители Рамона. Мне «предложили» посидеть в спальне, а потом просто дали поставить подпись. С трудом превозмогая усталость (все-таки тревоги дня сказались на моем самочувствии) я вчиталась в пункты. Из них следовало, что у меня есть время до рождения ребенка. Время подумать и отказаться. Еще там было про медицинскую помощь и про мое обеспечение. Но от одного пункта к горлу подкатила тошнота: в случае моей естественной смерти ребенок доставался Рамону, но, если смерть будет насильственной – верховный обязан передать его стае Доминика. Размашистая подпись новоявленного отца говорила о том, что решать проблему со мной так радикально он не намерен. Это обнадеживало.

Еще обнадеживало, что в отличие от союза с Августом, договор с верховным будет рациональным соглашением, где каждый получит свое и останется довольным. Мне хватило парочки разговоров с Рамоном, чтобы понять: на его внезапную любовь к моей персоне рассчитывать не стоит. Но если он надеется, что я буду перед ним прыгать, как дрессированная собачка, то он сильно в этом ошибается.

Впрочем, поставив подпись, я сразу узнала, что собачка может хотя бы сорваться с поводка и убежать, а мне даже этого не позволят. Как не позволят попрощаться с Чарли и Анхелем или обнять перед отлетом Доминика. Забрать вещи! Рамон просто кивнул вервольфу, которого назвал Хавьером, и который не позволил мне позвонить альфе, и меня запихнули в знакомый внедорожник и привезли в аэропорт. Привыкшая к свободе выбора, я просто кипела от злости.

У Рамона что, нет семьи? Друзей? Нельзя же быть таким черствым!

Мои не самые радостные мысли прервала мелодия звонка. На этот раз никто не пытался выхватывать у меня телефон, поэтому я просто ответила.

– Ви! – почти прокричала Шарлин. – Что вообще происходит?

В ее голосе было столько тревоги, что мне на секунду стало стыдно. Я не могла с ней увидеться, но могла позвонить.

– Я улетаю, Чарли. Я встретила своего истинного, и не только поэтому…

– Я знаю. Доминик мне все рассказал.

– Тогда ты должна знать, почему у меня не получилось с тобой попрощаться.

– Так захотел этот бес! Он же Август номер два.

– Нет, – отрезала я, разозлившись за это сравнение. – Не ставь их рядом, пожалуйста.

– Прости, но он тоже желает подчинить тебя и всю твою жизнь.

– Пусть попробует! – неожиданно даже для себя выдаю я.

Чарли немного подвисает, прежде чем продолжить уже без паники:

– Я, кажется, тебя недооценила, подруга.

– Учусь у лучших.

Теперь она смеется, а отсмеявшись, совершенно серьезно говорит:

– Ты права. Я его не знаю, но надеюсь, что ребенок как-то на него повлияет. Он хотя бы ответственность за него взял, это о многом говорит.

Лучше бы не брал, но я не хочу расстраивать Чарли.

– Я рада, что у тебя будет свой ангел. Ты так этого хотела.

– Это стоит всего, – соглашаюсь я. Хотя расставаться с Шарлин, Домиником, Анхелем и стаей до сих пор страшно. Еще больше меня страшит неизвестность. Что меня ждет в Вилемии? Там, где я буду совершенно чужой. Без свободы, без друзей, без знания языка. Рядом с мужчиной, который считает меня кем-то средним между шпионкой и проституткой.

Подступающую панику я гашу глубоким вдохом и таким же выдохом. Сжимаю и разжимаю ладони, чтобы не выдать своего состояния. Шарлин внимательная: даже по голосу может все понять.

– Это не значит, что не надо строить его папашу! – подливает масла в огонь Чарли.

У меня вырывается нервный смешок: смогу ли я построить верховного старейшину?

– Я буду сильно скучать, – возвращаюсь к разговору с Чарли.

– Я тоже. Позвони, как прилетите.

– Конечно.

– И не пропадай!

После этого разговора я поняла, что злиться уже не получается. Во-первых, я все-таки попрощалась с Чарли, пусть даже немного странным способом. Во-вторых, успокоила себя тем, что интернет везде есть, и я смогу связаться с подругой или с Хелен по сети или по телефону. К счастью, мой яркий желтенький чемодан погрузили на самолет, а вместе с ним и ноутбук.

К самолету мы подъезжаем на машине, поднимаемся по короткой лестнице. Все по протоколу: сначала темнокожий вервольф, имени которого я не знаю, затем я и после Хавьер. Внутри самолет кажется еще больше, чем снаружи. Светло-бежевый салон, разделенный комнатами по всей длине. Мне представляют команду из двух пилотов и стюардессы: судя по характерной внешности, они тоже вилемийцы, а значит, прилетели вместе с Рамоном. Или летают с ним постоянно.

Мария, девушка в серебристой форме, показывает мне самолет и рассказывает, как все устроено. Телохранители остаются в самой большой части, там, где есть столики и закуски на них, и я выдыхаю спокойно, когда оказываюсь в «спальне». Здесь тоже все кремовое, большая кровать возле одной стены, два кресла возле другой, на столике – белые ирисы в прозрачной вазе. Следующая дверь ведет в ванную комнату, обитую темным деревом: с выложенной голубой мозаикой душевой кабиной, унитазом, двумя раковинами и большим зеркалом. Внизу белоснежные полотенца, наверху косметика марки «Ша» с натуральными ароматами. Жутко дорогой, я знаю, заказывала в прошлом для подружки Доминика. Если бы не иллюминаторы по обе стороны, решила бы, что просто вошла в ванную дорогого отеля.

– Оставьте меня одну, – прошу я, поймав в отражение любопытный взгляд стюардессы. – И уберите цветы. У них слишком навязчивый аромат.

– Да, конечно, – возвращается она к профессиональной улыбке. – Если что-то понадобится, здесь и в спальне есть кнопки для связи.

Она разворачивается на высоченных шпильках и скрывается за дверью, а я раздумываю о том, что она слишком хорошенькая. Большеватый рот, густые брови, взгляд нежной косули и стройная фигура. А еще рассматривала меня слишком внимательно, когда думала, что не вижу. Интересно, Рамон с ней спит? Человеческие женщины слишком легко западают на идеальных хищников, а вервольфы этому и рады! Август трахал все, что движется, о чем не стеснялся мне рассказывать.

Вот зачем Чарли напомнила мне о бывшем? Теперь я буду их все время сравнивать! А еще замечать взгляды женщин, и раздумывать, кто с ним делит постель. Принюхиваться, чтобы уловить его запах на их коже.

Р-р-р! Ну нет. Если хочет выполнения пункта со мной в роли любовницы, ему придется забыть о своих поклонницах со взглядами косуль!

Я помыла руки, нашла расческу и привела в порядок растрепавшиеся пряди. Легкий дневной макияж решила оставить: для перелета самое то. А вот воды лучше выпить, мне сейчас не только о себе нужно заботиться, но и о малыше.

В этот момент из динамика раздался приятный голос капитана, сообщающего, что мы готовы взлетать.

Что значит «взлетать»? А как же Рамон? Я, что, лечу без него?

Я бросила полотенце на раковину, так и не просушив ладони, и рванула в спальню. Убежала бы дальше, но распахнув дверь, натолкнулась на темный, как бездна, взгляд верховного. Он стоял возле кровати и… раздевался.

Точнее, успел сбросить пиджак, избавиться от галстука, и сейчас расстегивал последнюю пуговицу на рубашке. При виде темной поросли коротких волос на мужской загорелой груди, литых мышц живота, из моих легких будто резко выкачали весь воздух. Дыхание сбилось, а все мысли разом выскочили из головы. Те, что должны были там быть! Остались лишь воспоминания о том, как я касалась его кожи: руками, губами, чувствовала всем телом, когда он входил в меня…

Я тряхнула головой, чтобы прогнать видение, и оторвала взгляд от идеальной мускулатуры, чтобы встретиться глазами с вервольфом и споткнуться снова. На этот раз о его тьму, что горела во взгляде. Смотрел он так, будто разрывался между желанием трахнуть меня и желанием выбросить меня за борт пока еще не взлетевшего самолета.

Ладно бы смотрел, я за эту минуту осознала, что меня устраивают оба варианта! Но злиться на притяжение истинных – все равно, что пытаться убежать от потревоженного осиного роя. Бесполезно! Лучше сделать это своей силой.

Не только Рамон действует на меня возбуждающе, он тоже меня хочет. Это видно по тому, как бьется жилка на его шее, по изменившемуся аромату, даже по тому, как он смотрит. Поэтому я, изящно откинув волосы за спину, бесстрашно шагаю вперед и плавно опускаюсь на кровать.

– Не терпится скрепить договор? – интересуюсь я. И тут же оказываюсь в капкане рук Рамона. Он опирается ладонями по обе стороны от меня, втискивается между моих бедер, а между нашими лицами остаются считаные сантиметры.

– Ты при виде каждого мужика течешь?

– Как грубо, – мне хочется отодвинуться, потому что, несмотря на мою браваду, его слишком много. Он слишком близко. Но вместо этого я просто откидываюсь на локти, запрокидываю голову, демонстрируя шею – жест покорности и беззащитности. – Истинный у меня один.

– То есть до и после меня у тебя никого не было, – сарказмом Рамона можно отравиться, настолько он едкий.

– Нет. Ты не лишил меня девственности, если, конечно, переживаешь на этот счет.

Я снова заглядываю ему в глаза, дразняще провожу пальцем по мускулистой каменной груди, и оказываюсь не просто прижата: распластана по кровати, с зафиксированными руками над головой и с откровенно задранной юбкой. Перед глазами темнеет вовсе не от возбуждения, а от страха. Дыхание с хрипом вырывается из моей груди. Я дергаюсь, чтобы вырваться, но кто бы мне позволил? Я будто бабочка, наколотая на иглу. Как когда-то.

Меня выбрасывает в воспоминания: жуткие, в те, что я хочу забыть. Я распята на деревянном столе, ноги и руки привязаны крепко, не пошевелиться, и есть знание – пугающее знание, что никто не придет и никто не поможет. Никто не спасет меня.

Как сейчас.

– Пусти! – рычу я, из последних сил выталкивая себя из муторного видения.

На Рамона это не действует, он проводит ладонью по моей ноге, ощутимо сжимает ягодицу. Касается меня, будто клеймит, и, несмотря на все мои не самые лучшие воспоминания, несмотря на грубую ласку, возбуждение снова возвращается. От прикосновения его горячей кожи, от аромата истинного. Особенно когда он накрывает мою промежность, сдвигает трусики в сторону, сжимает и перекатывает между пальцами чувствительный бугорок клитора.

Если бы я могла, я бы выгнулась дугой: ощущение острое и одновременно приятное.

– Никогда не провоцируй меня, nena, – спокойствия в его голосе столько, сколько во мне желания. – Иначе действительно получишь то, на что ты так активно напрашиваешься.

А вот это уже унизительно!

– Осторожнее, – шепчу я хрипло. – Не навреди нашему малышу.

Это срабатывает, потому что меня резко отпускают. Он даже юбку на меня приглаживает, проведя ладонью по краю чулка.

– Моему ребенку.

– В договоре сказано, что он наш.

– Это не отменяет того, что в следующий раз лучше подумай, прежде чем пытаться мной манипулировать.

Рамон припечатал меня темным взглядом и скрылся в ванной, хлопнув раздвижной дверью, а я решила, что мне лучше остаться лежать. Для ребенка полезно. Для внутреннего равновесия тоже.

Равновесия не получилось: в спальню буквально тут же заглянула Мария. К счастью, сейчас, а не минутой раньше.

– Пожалуйста, пересядьте в кресло и пристегните ремень безопасности. Мы готовы ко взлету.

Пока мы с верховным выясняли, кто кого перевозбудит, самолет действительно мягко двигался, выруливая на взлетную, но сейчас остановился. Поэтому я сделала, как попросила стюардесса – заняла одно из кресел и щелкнула ремнем.

Рамон, видимо, решил не щеголять обнаженным перед Марией, потому что на ее стук сразу вернулся в спальню, переодетый в синий спортивный костюм из мягкой шерсти, и занял кресло напротив меня. Значит, любит летать с комфортом? А я думала, что он выпрыгивает из пиджаков и брюк исключительно ради секса и принятия душа.

Двигатели самолета загудели сильнее, и я непроизвольно вцепилась в подлокотники: летать я не любила больше аэропортов. Те хотя бы на земле находятся.

– Сколько нам лететь? – честно, я бы вообще с ним не разговаривала, но, по крайней мере, так получалось немного отвлечься от разгоняющегося самолета. – Девять часов? Десять?

– Четырнадцать.

– Значит, мы летим не в столицу?

– Мы летим ко мне домой.

– А дом где? На Западном побережье?

В этот момент самолет уходит вверх, и, так как я сижу лицом по ходу движения, меня спиной вдавливает в кресло, а внизу живота рождается противная щекотка. Как на карусели в детстве. Я крепко зажмуриваюсь, пока мы взлетаем выше и выше, но, когда открываю глаза, наталкиваюсь на взгляд рассматривающего меня Рамона.

– Ты позеленела.

– Ты просто мастер говорить комплименты, – огрызаюсь я. Он-то выглядит так, будто для него это нет разницы: автомобиль это или частный самолет.

– Боишься летать. Почему?

– Боюсь разбиться. Насмерть.

– Не бойся. Это мой личный самолет и моя команда, я летаю с ними более шести лет. Они все прошли проверку безопасности, а самолет проходит полный техосмотр перед каждым вылетом. Техниками и охраной.

– Охраной?

– На случай, если кто-то захочет его заминировать.

– Это ты так меня успокаиваешь?!

Кому вообще придет в голову закладывать бомбу в самолет верховного старейшины? Он просто параноик, или есть причина для опасений? Что-то я не готова обсуждать в небе врагов Переса. Предки, с кем вы меня связали?

– Я же сказал: не бойся, – спокойно повторил Рамон. – Теперь здоровье и жизнь моего ребенка – моя забота. Так что расслабься и наслаждайся полетом.

Ребенок. Малыш. Хоть в этом с Рамоном мы солидарны – в том, что волчонок превыше всего. Поэтому я глубоко дышала, пока мы набирали высоту, а после попросила свой чемодан. Быстро приняла душ, переоделась, заплела волосы в косу и оккупировала кровать. На самом деле я хотела смыть аромат истинного, но это не помогло: в салоне все равно все пахло им. Даже чистые наволочки. Как так?!

Где будет спать сам Рамон, мне, честно, было без разницы, да хоть рядом. Я на сегодня окончательно выдохлась, потому что, немного поворочавшись под одеялом, практически сразу уснула. А когда проснулась, то обнаружила верховного в кресле.

Он не спал, что-то читал на планшете, но мой взгляд почувствовал сразу.

– Выспалась? Хочешь пить или есть?

– Сколько я спала? – сквозь закрытые створки иллюминаторов не пробивалось ни единого солнечного луча, а значит, сейчас по-прежнему ночь.

– Одиннадцать часов.

– Сколько?!