Орудия Смерти. Город небесного огня Клэр Кассандра
Оборотни всех возрастов, но по большей части молодые, в расцвете сил, буквально усыпали опрятные, словно наманикюренные садовые дорожки. Трупы уже заметало пеплом, как снегом во время метели.
Оборотни инстинктивно стремились окружать себя себе подобными, жить общинами, которые по своей организации напоминали волчьи стаи, чтобы подпитываться силой и отвагой друг друга. Увидеть такое число убитых – все равно что получить рваную рану в брюхе. Из бытия с кровью выдрали кусок. В памяти девушки всплыли слова Киплинга, что совсем недавно украшали стены «Люпуса». Сила Стаи в том, что живет Волком, сила Волка – родная Стая[4].
Джордан, озираясь вокруг, немеющими губами шептал имена погибших: Андреа, Тил, Амон, Курош, Мара…
У самого берега Майя вдруг заметила какое-то колыхание. Чье-то тело, наполовину ушедшее в воду.
Она бегом бросилась туда, Джордан помчался за ней по пятам. За полосой пепла, где трава уступила место песку, Майя затормозила и упала на колени возле мертвеца.
Это был претор Скотт; он лежал ничком, до затылка уйдя в воду головой, разметавшийся венец волос был окрашен чем-то розовым. Подавшись ближе, Майя перевернула убитого и едва сдержала тошноту. Широко распахнутые глаза невидяще уставились в небо, глотка перерезана от уха до уха.
– Майя… – Девушка почувствовала руку у себя на плече. – Не надо…
Голос Джордана вдруг пресекся с каким-то странным звуком – и Майя вскочила, разворачиваясь в воздухе. Открывшаяся картина почти ослепила ее своим ужасом. Перед ней стоял Джордан, протягивая вперед руку, на лице полнейшее изумление, а из груди торчит лезвие меча. На клинке узор из черных звезд.
Зрелище настолько безумное, невозможное, что невольно подумалось – это наверняка розыгрыш. Подобрал, наверное, где-то кусок театрального реквизита, примотал изолентой и думает, что…
Вокруг стали расплылось багряное пятно, просачиваясь сквозь кожаную куртку. Джордан вновь издал странный хлюпающий звук и стал оседать. Клинок скользнул назад, а юноша окончательно опустился на колени, открывая глазам Майи то, что находилось за его спиной.
Над Джорданом, не сводя взгляда с Майи, стоял незнакомец с массивным черно-серебряным мечом в руках. Клинок был залит кровью, вернее сказать, кровью был залит и сам хозяин оружия: с головы до пят, будто постоял перед вентилятором, который разбрызгивал алую краску.
Он улыбался во весь рот.
– Майя Робертс и Джордан Кайл, – промолвил он. – Много о вас наслышан.
Пока Майя сама оседала на песок, Джордан стал заваливаться на бок. Девушка успела подхватить его голову, положила себе на колени. Скованная ужасом, оцепеневшая, будто ее парализовало ледяным холодом на дне реки. Джордан бился в конвульсиях у нее на руках, из уголков рта потекли кровавые струйки.
На миг Майе показалось, что незнакомец вышел прямиком из кошмаров Даниэля, ее брата. Он был прекрасен ликом и станом, как и Даниэль, хотя в остальном никакого сходства. В этом парне не было и намека на кожу медового цвета, которую они с Даниэлем унаследовали от родителей; нет, его словно вырезали из цельного куска льда. Белая кожа, резко очерченные бледные скулы, белые, как соль, волосы. Глаза смоляные, акульи, бесстрастные и холодные.
– Себастьян… – прошептала она. – Валентинов сын…
– Майя, – выдохнул Джордан. Его скрещенные на груди руки были уже по локоть в крови. С насквозь пропитавшейся футболки кровь стекала на песок, расплываясь багровым пятном. – Беги… не сиди…
– Тс-с… – Она поцеловала его в щеку. – Тебе надо беречь силы. И все будет хорошо.
– Вот уж вряд ли, – скучным голосом сообщил Себастьян. – Сдохнет он, никуда не денется.
Майя резко вскинула лицо.
– Заткнись, – прошипела она. – Заткнись, ты… мразь…
Его кисть сделала хлесткое движение – Майя в жизни не видела, чтобы кто-то двигался с такой скоростью, разве лишь Джейс, – и кончик меча уперся ей в ложбинку у горла.
– Сама заткнись. Нежить! Ты еще не посчитала, сколько вокруг тебя валяется трупов? Думаешь, меня волнует, одним больше, одним меньше?
Майя сглотнула ком в горле, но от меча не отпрянула.
– Но почему?! Я думала, у тебя разборки только с Сумеречными?
– А-а… долгая история, – процедил Себастьян. – Достаточно сказать, что с лондонским Институтом вышла досадная промашка: он оказался чересчур хорошо защищен, так что расплачиваться за это пришлось вашему «Люпусу». Я же должен был кого-то убить сегодня? Просто заранее не решил, кого именно. Проснулся утром – бац! настроение во! – а кого убить, не знаю. Хотя в принципе утренние часы мне очень по душе. Такая масса возможностей открывается…
– Да разве «Претор Люпус» имеет хоть какое-то отношение к лондонскому филиалу?!
– О-о, здесь ты очень ошибаешься. Тут целая эпопея. Но это уже не суть важно. Ты права, конечно, что у меня война с нефилимами, и это означает, что их союзники – мои враги. Вот это, – он обвел свободной рукой окрест себя, показывая на дымящиеся руины, – мое послание. А гонцом станешь ты.
Майя принялась было мотать головой, но что-то до боли сжало ей ладонь. Пальцы Джордана. Она посмотрела ему в лицо. Юноша был бледен, как кость, но глаза еще жили, искали ее ответный взгляд. Казалось, он хотел сказать: «Умоляю, сделай, как он хочет».
– В каком смысле… послание?.. – прошептала она.
– Чтобы они не забывали шекспировскую мудрость, – улыбнулся Себастьян. – «Не отдохну, не перестану биться, пока мне очи не закроет смерть иль рок не даст исполнить меру мщенья»[5]. – Он подмигнул, и с его по-девичьи длинных ресниц сорвалась капелька чужой крови. – Передай всей нежити, – продолжил он, – что я поставил себе целью отомстить и добьюсь своего. Любого союзника Сумеречных охотников ждет то же самое. Делайте что хотите, мне все равно, только не лезьте в нашу битву на стороне нефилимов, ибо в этом случае вы станете тем мясом, которое возьмется кромсать мой клинок – и клинки всего моего войска, – пока последний из вашего рода не будет сметен с лица земли. – Себастьян дал мечу опуститься, чуть ли не срезая пуговицы с блузки девушки. Он по-прежнему улыбался. – Ну что, волчица? Доставишь мое послание, не перепутаешь слова?
– Я…
– Ясное дело, не забудешь, – кивнул он и перевел взгляд на тело Джордана, уже переставшее шевелиться в ее руках. – Кстати, твой дружок подох.
Он вернул меч в поясные ножны и пошел прочь, загребая сапогами клубы пепла.
Магнус не наведывался в «Охотничью луну» со времен сухого закона, когда из бара сделали подпольную забегаловку, где примитивные могли тихонько собираться, чтобы накачаться пойлом до отключки сознания. Где-то в середине сороковых заведение перешло в руки нежити и с той поры обслуживало именно эту клиентуру, в первую очередь оборотней. Выглядело местечко довольно убого, что в раннюю эпоху, что сейчас. Под слоем липких опилок не видно пола, вдоль одной из стен протянулась деревянная стойка с обшарпанной столешницей в бесчисленных, десятилетиями копившихся пятнах от мокрых стопок и испещренной длинными бороздами от когтей. Бармен Пит по прозвищу Ловкач в данную минуту был занят обслуживанием, а именно наливал колу Бэту Веласкесу, врио вожака манхэттенской стаи Люка.
Магнус задумчиво прищурился.
– Что, решил теперь на него переключиться? – поигрывая синими пальцами на стакане лимонного чая со льдом, спросила Катарина, сидевшая в сумраке напротив Магнуса. – А я-то думала, что после Вулси Скотта тебя уже не потянет на оборотней.
– Это совершенно ни при чем, – ответствовал Магнус, хотя Бэт действительно неплохо выглядел, особенно если тебе нравятся широкоплечие здоровяки с каменными челюстями. Впрочем, сейчас маг был погружен в глубокую задумчивость. – Меня интересует нечто принципиальное иное.
– Чем бы это ни было, заклинаю: не делай! – тут же отозвалась Катарина. – Может плохо кончиться.
– Ты о чем?
– О том, что у тебя на уме. Вечно одно и то же. Мы знакомы с давних пор, так что я абсолютно точно знаю, что говорю. Короче, так: если ты вновь затеял пойти в пираты, то лучше не надо. Говорю же, может плохо кончиться.
– Я на одни и те же грабли не наступаю, – оскорбился Магнус.
– Вот именно. Потому что всякий раз ты кладешь себе под ноги новые, еще более тяжелые и опасные, – сказала Катарина. – Не делай! Слышишь? Не устраивай восстание оборотней, не затевай ничего такого, что случайно приблизит конец света, а главное: ни в коем случае не иди в модельеры нижнего белья!
– Гм… Любопытная мысль, – отметил Магнус. – Только я и не собирался менять профессию. Просто у меня из головы не выходит…
– Алек Лайтвуд? – ухмыльнулась Катарина. – Да уж, на него ты серьезно запал. Совсем на тебя не похоже.
– Ты еще мало меня знаешь, – буркнул маг, хотя и не очень уверенно.
– Я тебя умоляю. А кто, спрашивается, предложил мне поменяться местами при эвакуации Института, а? Чтобы кое-кто смог, видите ли, стоять в сторонке и не столкнуться с Алеком, когда тот будет проходить через Портал. А потом этот кто-то возьми да все же приди. Только не вздумай отрицать! Я не слепая.
– А я и не отрицаю. Потому что действительно пришел с ним попрощаться. Только зря. Ошибочка вышла. – Магнус залпом опрокинул стакан в рот.
– Да что ж это такое, я вас спрашиваю! – всплеснула руками Катарина. – А ведь и правда, Магнус. Ну расскажи, что тебя гложет? Я же помню, ты выглядел таким счастливым, когда вы были вместе. Хотя обычно, когда ты влюблен, вид у тебя самый разнесчастный. Взять, к примеру, Камиллу. Я ее терпеть не могла. И Рагнора от нее тошнило…
Магнус пару раз приложился лбом о столешницу.
– Да при виде нее всех буквально рвало! – не унималась беспощадная Катарина. – Злая, гадкая тварь, вот кем она была. Ну, положим, подманила хитрая сучка твоего бедненького, сладенького дружка, и что с того? Это ли причина рубить с плеча по великолепным отношениям? Все равно что подсадить кролика к удаву и обидеться на злосчастного зверька, что его все-таки сожрали.
– Алек не кролик. Он Сумеречный.
– Ага. Причем раньше у тебя не было Сумеречных. В этом, что ли, все дело?
Магнус отодвинулся от стола, устав от запаха прокисшего пива, которым насквозь пропиталось дерево.
– В каком-то смысле, да, – сказал он. – Времена меняются. Ты не замечаешь?
– Что именно? – бросила на него взгляд Катарина.
– Нефилимы сохраняли статус-кво целое тысячелетие. Но что-то грядет, какая-то великая перемена. Мы всегда считали их за некую данность, однако найдутся колдуны, чей возраст позволяет им утверждать: мол, были времена, когда нефилимы не топтали землю, что их враз можно смахнуть с нее.
– Но ты же всерьез не…
– Сны. Мои сны, – прервал он. – Ты ведь знаешь, что порой я вижу вещие сны.
– Из-за отца. – Катарина кивнула, отставляя чай. Сейчас на ее лице отражалось напряженное внимание, ни малейшего намека на юмор. – А ты не думал, что он просто тебя пугает?
Катарина принадлежала к тем немногим, кто знал правду об отце Магнуса. Еще одним носителем тайны был Рагнор. Магнус не любил говорить на эту тему. Одно дело, когда у тебя родитель просто демон. И совсем другое, когда этому демону принадлежит изрядная доля адской недвижимости.
– А какой ему интерес? – пожал плечами маг. – Я же не в центре коловращения грядущего смерча.
– Но ты опасаешься, что в этом центре окажется Алек, – заявила Катарина. – И вот почему заранее отталкиваешь его, чтобы не потерять близкого человека позже.
– Ты давеча упомянула конец света. Дескать, ничего не делай, а то как бы его не приблизить… Я знаю, ты просто пошутила. Но мне как раз не до шуток, потому что не могу избавиться от ощущения, что апокалипсис действительно на подходе. Валентин Моргенштерн едва не уничтожил Сумеречных, а ведь его сынок раза в два умнее и в шесть раз злее. Причем явится он далеко не в одиночку. С подмогой от демонов похлеще моего папаши, не говоря уж про других…
– Откуда тебе это известно? – насторожилась Катарина.
– Да так. Покопался.
– Я думала, ты уже перерос ту фазу, когда помогал Сумеречным. – Катарина вскинула ладонь, прося помолчать. – Секундочку. Просто ты так часто это говорил, что ничего серьезного уже ожидать не приходится.
– В том-то и хитрость, – кивнул Магнус. – Покопался в одном месте, другом, третьем – и ничего не нашел. Кто бы ни был в союзниках у Себастьяна, дорожку следов к ним он заметает более чем тщательно. Мне постоянно кажется: вот-вот ухвачу за хвост, – ан нет, опять впустую… Так что, Катарина, не думаю я, что сумею помочь Сумеречным. Да и никто, пожалуй, не сумеет.
Магнус отвернулся, чтобы не видеть сочувственной физиономии напротив, и его взгляд упал на барную стойку в другом конце зала. Навалившись на столешницу, Бэт возился со своим телефоном. Свет экранчика падал ему на лицо, раскрашивая тенями разных оттенков. Тенями, которые Магнус видел на лицах всех смертных: людей, Сумеречных охотников, всякой твари, которой на роду написано умереть.
– Их всех ждет один и тот же конец, – промолвила Катарина. – Ты сам всегда это знал и тем не менее позволял себе влюбляться.
– Но не так сильно, как сейчас.
Она изумленно втянула воздух сквозь зубы:
– Да ты… О-о… – Катарина вновь взяла в руку стакан с чаем. – Магнус, – мягко сказала она. – Ты невозможный дурак.
Прищуренные глаза впились ей в лицо.
– Вот как?
– Если это настолько сильно, ты просто обязан быть рядом с ним. Вспомни Тессу. Она тебя ничему не научила? Про любовь, что стоит той боли, когда ее теряешь?
– Он в Аликанте.
– И? – вздернула брови Катарина. – Ты же вроде как официальный представитель от колдунов в составе Совета. Правда, только на бумаге, потому как самоустранился, взвалил на меня всю работу… Словом, отправляйся в Аликанте. И вообще, мне кажется, тебе есть что сообщить и Конклаву, и Совету – во всяком случае, намного больше, чем мне. А кстати… – Она полезла в карман форменного медицинского халата: в бар Катарина заглянула по дороге домой, возвращаясь из больницы, где работала. – Вот.
Магнус принял из ее пальцев мятый листок бумаги.
– Званый ужин? – недоуменно вскинул он глаза.
– Мелиорн от имени Дивного народца приглашает нежить в составе Совета отужинать в ночь накануне заседания, – пояснила колдунья. – Типа, жест доброй воли и всякое такое. А может, просто хочет поиграть у всех на нервах своими ребусами. Как бы то ни было, а скучать не придется.
– Кухня фейри, – мрачно покивал Магнус. – Глаза б мои ее не видели. Я уж не говорю про деликатесы, после которых штормит ближайшие сто лет. Сыроеды… Разложат раздавленных жуков по тарелкам…
Он оборвал себя на полуслове. Сейчас сидевший у барной стойки Бэт держал мобильник возле уха, другой рукой вцепившись в столешницу.
– Что-то не так, – медленно сказал Магнус. – Что-то в стае случилось…
Катарина давно знала своего собеседника и хорошо усвоила, что он редко ошибается. Отставив стакан, она повернула голову, переведя взгляд на Бэта. Тот успел захлопнуть свой телефон и сейчас сидел весь белый, отчего шрам на щеке особенно четко бросался в глаза. Подавшись через стойку, он что-то сказал Ловкачу, затем сунул пальцы в рот и свистнул.
Звук вышел похожим на гудок паровоза, прорезав гул голосов. Через секунду все оборотни были уже на ногах, хлынув к барной стойке. Магнус тоже поднялся, и Катарина придержала его за рукав:
– Не взду…
– Чушь!
Он стряхнул ее пальцы и полез раздвигать плечом толпу, которая полукольцом уже окружила Бэта. Оборотни кидали подозрительные взгляды на колдуна, затесавшегося в их ряды, и старались держаться поближе к вожаку. Какая-то блондинка все же решилась было преградить магу путь, но Бэт вскинул ладонь: все в порядке, Анабель.
– Магнус Бейн, если не ошибаюсь? – сказал он, пусть не очень дружелюбно, но все же вежливо. – Верховный маг Бруклина? Помнится, Майя Робертс говорила, что вам можно верить…
– Можно.
– Просто замечательно. Но у нас, знаете, семейные дела тут срочные… Вы что-то хотели?
– Вам только что позвонили, – показал Магнус на мобильник Бэта. – Это случайно не Люк? Что-то случилось в Аликанте?
Бэт отрицательно помотал головой, сохраняя совершенно непроницаемое выражение лица.
– В таком случае нападение на очередной Институт?
Магнус привык, что всезнайкой является как раз он, и потому терпеть не мог подобные ситуации. Хотя нью-йоркский филиал был сейчас полностью эвакуирован, это не исключало возможность битвы за какой-то другой Институт – битвы, в которой Алек мог принять участие…
– Нет, дело не в Институтах, – сказал Бэт. – Звонила Майя. «Претор Люпус» сожгли дотла. Погибло не меньше сотни наших, в том числе претор Скотт и Джордан Кайл. Война Себастьяна Моргенштерна теперь пришла и к нам.
6. Братец Свинец и сестрица Сталь[6]
– Да не швыряй ты! Не швыряй! О! Ну что за бестолочь… – Джулиан вздохнул, провожая глазами ломтик жареной картошки, едва не угодивший ему в ухо.
– Ничего страшного, ребенок кушает, – заступилась Эмма за Тавви. Она сидела, опершись спиной о детскую кроватку, и наблюдала, как Джулиан справляется с процессом кормления своего младшего брата. Тавви достиг того возраста, когда ребенок становится разборчив в еде, и все, что не удовлетворяет его требованиям, тут же оказывается на полу или на родственниках. – Подумаешь, абажур слегка запачкался.
К счастью, мансарда семейства Пенхоллоу, где разместились «сироты войны» – так именовали нынче младших Блэкторнов и Эмму, – оказалась чрезвычайно практичным и надежно устроенным помещением, которое совсем не походило на остальную часть этого элегантного дома. Мансарда занимала весь верхний этаж: несколько комнат, небольшая кухня и ванная с туалетом. Сейчас раскладушки стояли как попало, повсюду были раскиданы личные вещи. Хелен поселилась с Алиной внизу, хотя к ребятам поднималась каждый день; Эмма получила в свое распоряжение отдельную комнату, как, впрочем, и Джулиан, который тем не менее почти не появлялся у себя. Дело в том, что Друзилла и Октавий до сих пор вскакивали по ночам с криком, и Джулс завел привычку ночевать с ними рядом, на полу, раскатав матрас возле кроватки Тавви. Поскольку высокого детского стульчика в доме не нашлось, сейчас Джулиан сидел напротив карапуза на испачканном одеяле, с тарелкой в одной руке, ложкой – в другой… и с выражением полнейшего отчаяния на физиономии.
Эмма перебралась ближе и, взяв Тавви на колени, уселась напротив. Чем-то малыш был явно недоволен.
– Мемма, – сердито сказал он.
– Покажи ему паровозик, – посоветовала девочка Джулсу. И невольно подумала: есть ли смысл добавлять, что у него кетчуп на волосах? Пожалуй, лучше не надо.
Джулиан принялся гудеть, выписывая замысловатые кривые ложкой, прежде чем сунуть ее в рот ребенку. Тот уже позабыл дуться и сейчас вовсю заливался смехом. Эмма молча смотрела, силясь подавить в себе чувство горькой утраты. В памяти всплыло, как отец послушно ковырял у нее в тарелке, когда она переживала фазу категорического неприятия любой еды зеленого цвета.
– И все-таки у него плохой аппетит, – тихо сказал Джулиан, собирая «вагончики» из кусочков хлеба с маслом, к которым уже нетерпеливо тянул липкие руки малыш.
– Но ведь ему грустно, – напомнила Эмма. – Пусть он и дитя малое, но все равно понимает, что случилось нечто плохое. Тоскует и по отцу, и по Марку.
Джулс устало потер глаза, добавив на правую скулу лишний мазок томатного соуса.
– Я их ему не заменю. – Кусочком яблока он попытался заткнуть рот ребенку. Тот немедленно расплевался, всем своим видом демонстрируя мрачное удовлетворение. Джулиан в который раз вздохнул. – Слушай, меня беспокоит, как там Дрю с близняшками. По идее, они должны сейчас резаться в «Монополию» в спальне, так что, сама знаешь, за ними глаз да глаз…
Чистая правда. Тиберий, с его аналитическим складом ума, почти всегда побеждал в любой игре. Ливви это ничуть не задевало, чего не сказать про Дрю, имевшую склонность всюду видеть соперничество, и, как следствие, многие матчи заканчивались трепкой за волосы с обеих сторон.
– Да не отвлекайся, я сама их проведаю.
Девочка передала ему Тавви и уже поднималась на ноги, когда в комнату вошла чем-то озабоченная Хелен. Когда она увидела Джулиана, ее задумчивость уступила место нерешительности с оттенком какой-то вины. У Эммы поползли мурашки дурного предчувствия.
– Хелен? – насторожился Джулс. – Что-то не так?
– Войска Себастьяна нанесли удар по лондонскому Институту…
Мальчик застыл. Эмме почудилось, что сейчас его нервы стали ее собственными, а его страх переселился и в нее. На лице друга – и без того худощавом – натянулась кожа, хотя руки продолжали легонько, осторожно придерживать ребенка.
– Дядя Артур?..
– Он жив, он жив, – торопливо заверила Хелен. – Только ранен. Поэтому его эвакуация в Идрис немножко откладывается, но главное, что он жив. Мало того, в лондонском Институте потерь совсем нет. Атака отбита. Полностью.
– Как это? – Голос Джулса мало чем отличался от шепота.
– Мы не знаем… пока что. Сейчас я с Алиной иду в Гард, там будут Консул и все остальные, попробуем выяснить что к чему. – Она присела на корточки и погладила кудряшки Тавви. – Это очень хорошие новости, – настойчиво пояснила она, адресуясь конкретно Джулиану, который выглядел скорее ошарашенным, чем испуганным. – Да, я знаю, это вызывает опасения – то, что Себастьян вновь нанес удар, – но ведь ему дали по носу, и еще как!
Эмма встретилась глазами с другом. Наверное, полагается скакать от радости при таких известиях, однако девочку мучило гадкое чувство зависти. Ну почему лондонцам повезло, а вот ее семья погибла? Каким образом они сумели сражаться лучше, добиться большего?
– Это нечестно, – промолвил Джулиан.
– Нет, Джулс, – твердо сказала Хелен, вставая во весь рост. – Это называется «победа». Пусть небольшая, но она тоже кое-что значит. Теперь мы знаем, что можем одолеть Себастьяна с его войском. Можем разбить их. Переломить ход войны. Теперь не надо так сильно бояться. И это главное.
– Вот бы его живьем словить… – пробурчала Эмма, глазами разговаривая с Джулианом. – И казнить – публично, на площади Ангела… Ох, я бы посмотрела. Только чтоб помедленней, чтоб помучался…
– Эмма! – ужаснулась Хелен, однако в глазах Джулиана читалось полнейшее одобрение и согласие.
Никогда еще Эмма не переживала столь яркое чувство любви к нему – за то, что в его зрачках, как в зеркале, отразились самые темные стороны ее сердца.
Оружейная лавка побила все ожидания. Клэри никогда не думала, что слово «шикарный» может подойти к магазину, где торгуют оружием. Шикарным бывает закат или, скажем, вид на ночной Нью-Йорк с его небоскребами, но чтоб прийти в восторг от прилавков с шипастыми булавами, секирами и замаскированными под тросточку шпагами…
Тем не менее так оно и вышло. Вывеска оказалась в виде кованого колчана, по которому шла надпись вычурным курсивом: «Стрела Дианы». Внутри все стены завешаны своеобразными веерами из смертоносных клинков, искрившихся золотом и серебром искусных насечек. С потолка свешивалась массивная люстра, украшенная стилизованными изображениями оперенных стрел в полете. Что касается собственно боевых стрел, то для них были отведены резные деревянные этажерки. Тибетские прямоклинковые мечи, чьи рукояти украшались бирюзой, серебром и кораллом, соседствовали с изогнутыми бирманскими дха, хвостовики которых были надчеканены медью и латунью.
– Что это тебя разобрало? – спросил Джейс, снимая с постамента исписанную иероглифами японскую алебарду-нагината. Когда он поставил ее рядом, придерживая древко изящными длинными пальцами, узкое лезвие вознеслось выше его головы. – Я имею в виду этот внезапный интерес к железу.
– Когда двенадцатилетняя девчонка наставительно указывает тебе, мол, что за дрянь ты носишь на поясе, начинаешь понимать, что пора менять аксессуар, – пожала плечами Клэри.
Женщина, стоявшая за прилавком, рассмеялась. Присмотревшись, девушка узнала в ней татуированную японским карпом особу, которая задала вопрос на заседании.
– В таком случае, дорогуша, ты попала по адресу!
– Это вы хозяйка? – поинтересовалась Клэри, рассеянно проверяя остроту одного из длинноклинковых мечей с железной рукоятью.
Женщина усмехнулась:
– Да, это я. Диана. Диана Рэйбёрн.
Клэри потянулась за рапирой, но Джейс, прислонив нагинату к стене, покачал головой:
– Для тебя это все равно что двуручный меч. Хотя… Как говорится, вольному воля.
Девушка показала ему язык, но все же переключила внимание на соседний короткий меч. Вдоль клинка шли какие-то риски, которые она поначалу приняла за царапины. Но когда присмотрелась, стало ясно, что это надпись, только на незнакомом ей языке.
– Это руны, хотя не такие, как у нас, Сумеречных охотников, – пояснила Диана. – Меч викингов. Очень старый. И очень тяжелый.
– А вы не знаете, что здесь написано?
– «Только достойному», – ответила оружейница. – Мой отец любил говаривать, что великий клинок отличается от рядового наличием собственного имени. Или надписи.
– Вчера я один такой видела, – вспомнила Клэри. – Как там было-то?.. А! «Я той же стали и закалки, что Жуаёз и Дюрандаль».
– Кортана! – У Дианы загорелись глаза. – Клинок Хольгера Датского! Ничего себе… Все равно что владеть Экскалибуром или Кусанагино цуруги. Если не ошибаюсь, этот меч принадлежит роду Карстэйрсов. Вчера на заседании я видела Эмму. Это она сейчас хозяйка Кортаны?
Клэри кивнула.
Диана скорбно поджала губы.
– Несчастный ребенок, – промолвила она. – Да и Блэкторны… Потерять столько людей при одном-единственном ударе… Что бы такое для них сделать, чем помочь, ума не приложу.
– Как и я, – вздохнула Клэри.
Диана подарила ей оценивающий взгляд и, что-то прикинув в уме, нырнула за прилавок. Через пару мгновений она появилась с мечом, который длиной лезвия не уступал предплечью девушки.
– Ну как? Нравится?
Клэри не сводила с оружия глаз. Ничего не скажешь, воистину произведение искусства. Защитная крестовина, черенковый крыж и яблоко навершия были выполнены из чистого золота с зачеканенными вставками из обсидиана; собственно клинок – черненое серебро, до того темное, что его, должно быть, искупали в вечных сумерках. Девушка тут же перебрала в уме все известные ей типы рубящего оружия, что встречались на занятиях: палаши, ятаганы, сабли, тесаки, двуручные мечи…
– Чинкуэда? – наудачу предположила она.
– Нет-нет, чинкуэда относится к кинжалам, а это классический короткоклинковый меч, причем особенный. – И Диана молниеносным движением перевернула его другой стороной.
Глазам Клэри открылся узор из черных звезд, шедший вдоль лезвия.
– О-о… – У девушки дернулось, заныло сердце; она невольно отшагнула и едва не сбила с ног Джейса, который стоял позади, вытянув шею над ее плечом и хмуро помаргивая. – Это же меч Моргенштернов…
– В точку. – В глазах Дианы прыгали лукавые бесенята. – Когда-то их род заказал Вэйланду-Кузнецу комплект из пары мечей: один подлиннее, другой покороче, для отца с сыном. А коль скоро Моргенштерн в переводе означает «утренняя звезда», каждый из клинков был окрещен в честь одной из ипостасей этой звезды. Малый меч – вот этот – именуется Геспер, то есть «несущий зарю», ну а больший известен под именем Фосфор, что означает «светоносный». Ты, вероятно, видела Фосфор: ведь именно с ним ходил Валентин Моргенштерн; теперь им владеет его сынок.
– Вы знаете, кто мы, – сказал Джейс, и его слова не прозвучали как вопрос. – Кто такая Клэри.
– Мир Сумеречных охотников тесен, – пожала плечами Диана, поглядывая то на девушку, то на ее спутника. – А я к тому же член Совета. Да, дочь Валентина, в свое время я присутствовала при твоем допросе.
Клэри с подозрением косилась на клинок.
– Что-то я не поняла, – сказала она наконец. – Валентин ни за что не расстался бы с родовой реликвией. Откуда у вас этот… Геспер?
– Жена Валентина продала, – ответила Диана. – Еще моему отцу, который владел этой мастерской до Восстания. Меч принадлежал ей. Так что теперь он по праву может перейти к тебе.
Клэри передернуло.
– Большей версией этого меча владел сначала один мужчина, теперь владеет другой, но я ненавижу их обоих. На свете не осталось никого из Моргенштернов, кто бы не присягнул чистому злу.
– А как же ты? – напомнил Джейс.
Она покосилась на юношу, но тот стоял как ни в чем не бывало.
– В любом случае он мне не по карману, – нахмурилась Клэри. – Золото, черненое серебро, адамас… На такое оружие нужны немалые деньги.
– А кто сказал, что я его продаю? – поиграла бровями Диана. – Тебе я его и так отдам. Ты верно подметила, что народ ненавидит Моргенштернов; люди стращают друг друга историями про то, как создавались эти мечи, как в них вдохнули черную магию, чтобы одним взмахом погубить очень многих. Конечно, это всего лишь побасенки, но… Короче, эту вещь я вообще никому не смогу продать. Если даже захочу – что вряд ли. Меч просто-напросто должен попасть в добрые руки.
– Даже прикасаться не желаю… – прошептала Клэри.
– Стоит лишь раз испытать боязнь перед этим оружием, как оно тут же возымеет над тобой власть, – предостерегла Диана. – Так что бери-ка его в руки… чтобы перерезать брату глотку и вернуть честь роду.
С этими словами она придвинула лежавший на прилавке меч ближе к девушке. Та безмолвно обвила пальцами эфес – и обнаружила, что хват вышел идеальный, словно рукоять была отлита под ее ладонь. Несмотря на сталь клинка и драгоценные металлы, пошедшие на украшения, Геспер оказался легким как перышко; черные звезды, бежавшие по клинку, словно подмигивали новой владелице; на кромке вспыхивали искры, как если бы по лезвию струился жидкий огонь.
Клэри вскинула глаза, чтобы поделиться восторгом, но у Дианы в тот же миг возник в руке какой-то листок, словно она выхватила из воздуха материализовавшийся свет. Оружейница пробежала его глазами, с каждой секундой мрачнея все больше и больше.
– Ангел спаси и сохрани, – вздохнула она. – Лондонский Институт атакован.
Клэри едва не выронила клинок. Джейс за ее спиной втянул воздух сквозь зубы.
– И? – требовательно сказал он.
Диана перевела взгляд на юношу:
– И ничего. Судя по всему, лондонский филиал был защищен особым оберегом, о котором не знал даже Совет. Несколько раненых, но убитых нет. Себастьяново войско отбито. К сожалению, ни одного из Помраченных не то что не удалось взять в плен, среди них даже потерь нет.
Лишь сейчас, слушая оружейницу, Клэри обратила внимание, что та была в белом траурном одеянии. Получается, война унесла кого-то из ее родных тоже? Но когда? Во время Восстания или при атаках брата на Институты?
Сколько крови пролито руками Моргенштернов?
– Мне… очень жаль, – еле выдавила она сквозь перехваченное горло.
Перед глазами встал Себастьян, весь в алом, и не только из-за цвета одежды. Чужая кровь на серебристых волосах и серебристом клинке. Девушку повело, все кругом завертелось…
На плече лежала чья-то рука, легкие вдыхали свежий, морозный воздух. Сама не зная как, она очутилась на улице, мимо торопились прохожие, а рядом стоял Джейс.
– Клэри, – повторял он. – Успокойся, ничего страшного не случилось. Лондонцы спаслись все до единого.
– Но ведь Диана упомянула про раненых, – сказала она. – Из-за Моргенштернов вновь пролилась кровь.
Юноша бросил взгляд на клинок, до сих пор зажатый в ее правой руке, да с такой силой, что побелела кожа на пальцах.
– Ты не обязана принимать этот меч…
– Нет-нет, Диана права. Бояться Моргенштернов – значит… значит признать власть Себастьяна надо мной. Чего он и домогается.
– Согласен, – кивнул Джейс. – Поэтому я прихватил вот это.
Он протянул ей ножны из темной кожи, с тесненым узором из серебристых звезд.
– Ты же не можешь ходить по улице с обнаженным клинком, – добавил он. – В смысле, можешь, конечно, но народ станет коситься.
Клэри приняла ножны, вложила клинок и сунула себе за пояс, прикрыв затем полой плаща:
– Так лучше?
Он смахнул с ее щеки рыжий локон:
– У тебя впервые появилось настоящее оружие, нечто принадлежащее только тебе. Род Моргенштернов вовсе не проклят, Клэри. Наоборот, это честное, прославленное имя, которому многие сотни лет. Утренняя звезда…
– На самом деле это даже не звезда, – проворчала Клэри. – А просто планета. Нам все разъяснили в школе, на уроках астрономии.
– Увы-увы, система образования у примитивных до ужаса прозаична, – развел руками Джейс. – Взгляни-ка! – Он показал вверх. Клэри взглянула, но отнюдь не на небо. А на юношу, на его светлые волосы, в которых играло солнце, на линию его улыбчивых губ. – Задолго до раскрытия сущности планет люди знали, что в драпировке ночного небосвода есть какие-то прорехи. Звезды. Одна из них всегда вставала на востоке с приходом нового дня, и люди назвали ее утренней звездой, светоносной, провозвестницей зари. И что, разве это так плохо? Нести свет миру?
Охваченная внезапным порывом, Клэри поцеловала его в щеку:
– Ладно, убедил. Действительно, так куда поэтичнее, чем школьная астрономия.
Джейс снял руку с ее плеча и улыбнулся.
– Вот и славно, – сказал он. – Очень кстати. Пошли, займемся кое-чем поэтическим. Пошли-пошли, я хочу тебе кое-что показать.
Саймона разбудили чьи-то ледяные пальцы на висках.
– Открывай глаза, светолюбец, – потребовал нетерпеливый голос. – Разнежился тут, а времени в обрез.