Прекрасный секрет Лорен Кристина
– О господи, – выдохнул он.
Я скользнула рукой в его плавки, он сглотнул, и его кадык дернулся, он запрокинул голову. Я опять изумилась, какой у него тяжелый, длинный член, и высвободила его, опустившись на колени.
– Кажется, мне нужна еще помада, – прошептала я.
С усилием он кивнул, посмотрел на меня и моргнул.
– Конечно.
Его пальцы слепо ощупали стол, роняя ручки и бумаги на пол, потом он нашел серебристый тюбик.
С щелчком крышечка отскочила, и Найл моргнул, трясущимися руками выкручивая помаду.
Взяв меня ладонью за подбородок, он прижал помаду к моей нижней губе и осторожно провел ею от центра налево, потом направо, потом по верхней губе.
– Руби.
Я улыбнулась, не отводя взгляд и прижимаясь губами к его члену.
Найл хрипло застонал и вцепился в стол.
– Господи.
– Хорошо?
Он кивнул.
Я спустилась губами ниже, оставляя следы помады на его члене. Я изучала его так, как не смогла изучить прошлой ночью, наслаждаясь его ощущением в моих руках.
– Какой ты красивый! Даже не знаю, с чего начать.
Скажи мне, мысленно просила я. Скажи мне.
– О-оближи, – выдохнул он. Он понял. – Пожалуйста, милая.
Я улыбнулась и провела языком по всей длине члена. Найл низко застонал.
– Все?
– Нет-нет, пожалуйста.
Я улыбнулась, снова прикасаясь к нему губами.
– Где?
Он на секунду закрыл глаза и сглотнул, потом ответил:
– Головку. – И снова встретился со мной взглядом. – Оближи головку.
Я чуть не растеклась лужицей от возбуждения, и между ног у меня запульсировало. Проведя языком по его широкой головке, я почувствовала пот и соль, вкус мужчины и услышала его тихий облегченный стон.
Длинные пальцы пробежали по моей щеке и волосам, сжавшись в кулак, когда я вобрала в рот всю головку, потом еще пару дюймов, потом двинулась назад и увлеченно занялась минетом, который, как я подозревала, был для него первым за много лет.
И какое несоответствие. Его член был такой большой, длинный, казался таким необузданным в своем нетерпении, а руки, нежно придерживающие меня за волосы, дрожали.
Вверх, вниз, скольжение, влага. Мне было наплевать, какие звуки я издаю в процессе, вбирая его по самое основание, у меня потекли слезы из глаз, и я задыхалась. Он смотрел на меня так, словно я волшебная фея, и от этого мне хотелось доставить ему максимальное удовольствие, какое может испытать мужчина.
Я взялась одной рукой пониже, второй сжала его бедро, безмолвно поощряя его: давай, давай, давай. Я хотела, чтобы он начал двигаться навстречу, и он ответил, сначала осторожно и неглубоко, потом все глубже и глубже, помогая мне, скользя по губам и языку.
Интересно, его также возбуждают эти звуки, как и меня? Мои прерывистые стоны и вздохи, когда он погружается глубже, когда он теряет контроль и дергается, когда он нетерпеливо тянет меня за волосы? Это было так хорошо, и мы оба сходили с ума.
Он отдался наслаждению – то ускорялся, то замедлялся, пока не установил единый ритм. Я наблюдала за его лицом, чувствуя языком, как он становится еще тверже, и видя, как его лицо искажается в гримасе. Его пальцы еще сильнее ухватили меня за волосы.
– О! – выдохнул он, и я вспомнила его слова и прочитала в его глазах, что он тоже вспомнил: «Хочу этого. Хочу, чтобы ты жадно сосала мой член и умоляла меня разрешить тебе проглотить».
Глядя ему в глаза, я попросила.
– О, милая, я… о… О боже!
Да.
Да.
– О! О! Я сейчас… О! Я…
У него закатились глаза, член набух еще сильнее, и с беспомощным стоном он кончил.
Руки Найла ослабели и легли мне на плечи. Я отстранилась, целуя головку и слизывая сперму, потом поцеловала его живот и села на пятки.
Он открыл глаза, сделал глубокий вдох и уставился на меня.
– Руби… Это было…
Я рассматривала его все еще твердый член, торчащий из брюк, живот и грудь, покрытые яркими пятнами помады, и растерянно-блаженную улыбку. Сказала:
– Чувствую себя преступником, оставившим кучу улик.
Он рассмеялся, окинув взглядом свое тело.
– Я определенно не чувствую себя жертвой преступления. – Его большие ладони опустились вниз, приводя в порядок брюки. – У меня просто нет слов.
– Хорошо. – Я провела пальцем по уголку своего рта, гордо улыбаясь.
Он взял меня за локоть и помог встать.
– Колени?
– В порядке.
Мы молча застегнули его рубашку, а потом я провела руками по его плечам, пока он старательно завязывал галстук. Мне хотелось, чтобы он сжал меня в объятиях, поцеловал, почувствовал свой вкус на моих губах.
– Руби?
Я взглянула в его лицо.
– М-м?
– Спаси…
Я положила пальцы ему на губы, и мое сердце упало.
– Не надо.
– Не благодарить тебя? – спросил он из-под моих пальцев.
– Нет.
Секунду Найл выглядел растерянным, потом осторожно отвел мою руку.
– Но это было потрясающе.
– Мне тоже понравилось.
Он посмотрел мне в глаза.
– Правда?
– Когда ты хочешь кого-то, как я хочу тебя, доставлять удовольствие чуть ли не приятнее, чем самой наслаждаться.
Он молчал, поглаживая большим пальцем мою нижнюю губу, на которой, видимо, не осталось ни следа помады.
– Я, наверное, в беспорядке?
– М-м-м, – промычал он, наклоняясь и целуя меня. – Еще каком. Мне нравится.
Поцеловал меня крепче, приоткрыв губы и скользнув языком в мой рот. Отстранился и посмотрел на свой указательный палец, поглаживавший мою шею.
– Я все-таки в изумлении от… – начал он и умолк, сжав губы и покачав головой.
– От переживаний? – спросила я.
– Да. Переживания. Но я понятия не имею…
Я подождала, пока он договорит, но он просто кивнул и сказал:
– Ладно.
Внезапно я поняла, что имел в виду Макс, когда говорил, что к Найлу трудно пробиться снаружи. Дело не в том, чтобы соблазнить Найла. Дело в том, чтобы помешать ему замкнуться в себе сразу после.
– Я пойду приведу себя в порядок. – Я потянулась, поцеловала его в щеку и пошла к двери. Осторожно выглянула в коридор – никого. И бросилась в туалет.
Оказавшись внутри, я посмотрела на себя в зеркало: припухший розовый рот, следы помады на лице, потекшая тушь.
На самом деле мне не требовалось, чтобы Найл заканчивал свою мысль. Я и так знала, что он имел в виду, даже если он сам не до конца понимал это. Я все-таки в изумлении от переживаний… но я понятия не имею, что делать с тобой после этого.
Если после обеда Найл был так же рассеян, как и я, он не подавал вида. Его внимание было сосредоточено на выступавшей, которая рассказывала о планах. Он тщательно записывал и почти не смотрел в моем направлении. А я все еще чувствовала губами его форму и помнила короткие задыхающиеся вздохи, которые он издавал, перед тем как кончить. Но не могла в это поверить. Мы занимались этим прямо в кабинете. Я стала вести себя совсем неосторожно.
Черт меня побери, если я стану сожалеть о своих сексуальных желаниях, но я не позволю ему сделать меня безответственной.
Но… после сегодняшнего утра, после минета и того, как он снова замкнулся в своих мыслях, я чувствовала себя неуверенно. А я терпеть не могу это ощущение.
Я передвинула ногу под столом и коснулась его ноги. Он изумленно взглянул на меня, и по его глазам я поняла, что он угадал мое беспокойство. Я хочу знать, что с тобой все в порядке.
Он прижался ко мне щиколоткой, и это был такой же наш секрет, как и то, что под дорогой рубашкой вся его грудь измазана помадой. Секрет только для двоих.
Я никогда не задумывалась о том, сколько нервных окончаний существует в человеческой ноге, но в течение ближайших двух часов я почувствовала их все. Я ощущала каждое движение его ноги и каждое прикосновение ткани. Я чувствовала жар его тела и при этом не могла ничего сделать. Безумие. Когда пришла его очередь выступать и он встал, я смотрела на те части тела, которые носили следы моей помады. Я сохраняла невозмутимое выражение лица, но внутри вся пылала.
Возвращение в Штаты не означало, что с меня снимаются мои обязанности по отношению к Англии. Когда я не была с Найлом, мне приходилось работать дополнительные часы. Я закончила курсовую работу, но если я рассчитываю осенью попасть в программу профессора Шеффилд, мне нужно еще многое сделать. Именно поэтому я решила отказаться от ужина с коллегами, хотя это означало, что я пожертвую временем, которое могла бы провести с Найлом.
Поскольку Найл был руководителем нашей группы, он не мог не пойти. Бросив на меня извиняющийся взгляд, он сказал, что присоединится ко всем в ресторане через полчаса.
Я направилась к лифту, вздрогнув, когда он догнал меня. Мы могли бы проводить каждую свободную секунду вместе, но сегодня нет. Меня одолел приступ упрямства и нежелания что-то объяснять.
– Все хорошо? – спросил он, когда следом за нами в лифт вошли люди.
– Да. – Я с улыбкой оглянулась на него. – Просто несколько часов мне надо побыть взрослым человеком, и это заставляет меня капризничать.
Он не мог ни поцеловать меня, ни ласково прикоснуться. Все казалось таким шатким. Наши отношения – словно карточный домик, и я начала понимать, почему он не торопится в плане близости: как таковых нас еще нет. Нет моментов, когда я могу подумать: о-о, это мой парень.
В глубине души я думала, что осложнила дело рассказом о Поле. Это правда, что я до сих пор время от времени вспоминаю об этом, но большей частью я горжусь тем, что смогла пережить это и не позволила этой ситуации повлиять на меня. Мне надо убедиться, что Найл это тоже понимает.
– Ты будешь работать в отеле? – спросил он.
Я кивнула, и мы вышли из здания.
– Я тебя провожу.
Я улыбнулась и поблагодарила его.
Мимо нас с гудками проносились такси. Холодный мартовский ветер забирался под пальто. Найл обнял меня, оберегая от толпы и наклонившись к моему уху.
– Если вдруг я забуду тебе об этом сказать, знай, что мне намного легче благодаря твоей честности. И на всякий случай, я не думаю, что ты капризная.
И у меня в животе запорхали бабочки.
Мы поболтали о совещании, о том, что нам предстоит делать на саммите в течение ближайших дней. Он держал меня за руку, и я с гордостью осознала, что привыкла к его размашистым шагам. Нам легко было идти в ногу. Но что-то все равно разделяло нас.
– Ты хотел честности? – прошептала я, когда мы поднимались на лифте в номер, и прижимаясь к нему.
– Да.
Я склонила голову и посмотрела ему в лицо.
– То, что было сегодня, – это слишком быстро?
Он сглотнул, осознав мой вопрос.
– Может быть. Но я не уверен, что хотел бы останавливать тебя или что смог бы это сделать.
Я закрыла глаза, ощутив слабость.
– Или что мне стоило бы это делать, – тихо добавил он, положив пальцы мне на подбородок и поворачивая мое лицо к себе. – Руби, это было потрясающе.
Я кивнула и выдавила улыбку.
– Придешь ко мне потом? После ужина?
Он долго смотрел на меня, глаза в глаза, потом кивнул и нежно поцеловал меня.
– Вот ключ, – сказала я, давая ему запасную карточку. – У меня куча дел, поэтому я, может быть, буду работать всю ночь или… кто знает, вдруг ты обнаружишь меня спящей на столе в лужице слюны.
Он рассмеялся, и в этот момент он нравился мне так, что у меня аж все заныло. Еще раз поцеловав меня в губы, он убрал карточку в карман. Я вышла из лифта и помахала, а он поехал вниз.
Я проснулась от звука открывающейся двери. Лучик света из коридора упал на ковер и сразу же исчез, когда дверь закрылась. Как я сказала, я работала, пока у меня глаза не начали слипаться, а потом вытащила себя из-за стола, переоделась в футболку и упала в кровать.
На фоне окна появился силуэт Найла, он аккуратно снял пиджак и рубашку, перед тем как сесть у меня в ногах. Я почувствовала, как под его тяжестью просел матрас, и ждала, когда он заговорит. Несколько секунд слышалось только тиканье его наручных часов, а потом он прошептал в темноту:
– Ты не спишь?
В номере было так тихо, что я вся напряглась. Что произошло после того, как мы расстались у лифта? Он провел вечер в раздумьях о том, что между нами происходит? Я не могла пошевелиться и выдавить из себя хоть слово и подумала, что будет, если я промолчу. Он ляжет в постель и обнимет меня? Или встанет, оденется и вернется к себе? Я боялась ответа.
– Руби?
– Который час? – наконец спросила я.
– Около часа ночи.
Я села, подтянув колени под подбородок.
– Ты только что пришел?
– Нет, – ответил он, и хотя я не могла рассмотреть его лицо, я заметила, что он провел ладонью по волосам. – Я два часа сидел внизу.
Мое сердце стукнуло, и я не могла решить, темнота – это благословение или проклятие. Он два часа сидел внизу?
– Почему?
Он издал сухой смешок.
– Думал о том, чем мы занимались.
– О.
– Ты не удивлена?
Я откинула волосы с лица и задумалась, до какой степени честной мне стоит быть.
– Я бы скорее удивилась, если бы ты повел себя иначе.
– Я настолько предсказуем?
– Я бы сказала, последователен. – Между нами повисло молчание, и наконец у меня больше не было сил его выносить. – Хочешь поговорить об этом?
Секунду он молчал, а потом кивнул.
– Думаю, да. Да.
Я улыбнулась в темноту, подумав, что это для него большой шаг вперед.
– Я думал о том, что, наверное, это было для тебя непросто. Да еще я смущаю тебя своими противоречивыми сигналами. – Он умолк, взял меня за руку и провел кончиком пальца по ладони к запястью. – Я говорил тебе, что мне не хочется торопиться, а потом… – Он согнул ногу и положил колено на матрас, повернувшись ко мне лицом. – А потом делал все это… красил тебе губы помадой…
– Я была не против, – ответила я. – Такие вещи не всегда происходят по плану. Иногда в пылу момента ты делаешь что-то такое, из-за чего потом переживаешь. Пока мы честны друг с другом, не думаю, что мы можем сделать что-то не так.
Секунду он обдумывал мои слова, потом просто сказал:
– Спасибо.
– И ты не единственный, кто склонен к умствованиям, – заметила я. – Просто мне лучше удается говорить не думая или бросаться куда-то очертя голову.
– Ты меня утешила.
Снова повисло молчание.
– Раз уж мы честны друг с другом, могу я задать тебе вопрос?
Он сжал мою руку.
– Конечно, милая.
– Та часть тебя, которая хочет не торопить события, она имеет отношение к тому, что я рассказала прошлой ночью?
Несколько секунд он не отвечал, и я почувствовала, как он ерзает на матрасе.
– После того, как он поступил, – сказал он, – я чувствую, что должен…
– Остановись. – Я оказалась права. Дело не в том, что он не уверен в себе. Он не хочет торопить и меня. – Я рассказала тебе о том, что сделал Пол, потому что я тебе доверяю и потому что ты спросил меня. Я хочу, чтобы ты понимал, как я стала такой, какая я есть. Я ведь тоже хочу знать тебя. То, что было, никуда не денется, потому что это часть моего прошлого, но я не хочу, чтобы из-за этого ты обращался со мной как-то по-особенному. Я не неженка, и со мной не надо осторожничать. Только не это. Я скажу, если мне что-то не понравится, и ты мне тоже говори, но мы должны доверять друг другу.
Он подался вперед, проведя ладонями по своему лицу.
– Понимаешь, я просто чувствую себя не в своей тарелке, – сказал он. – То, что мы так открыто обсуждаем эти вещи, – для меня откровение. Я был одинок в браке, и она тоже, я думаю. И я боюсь, что дело не в Найле и Порции, а дело только во мне. Я знаю, что молчалив… что если ты… кто-то устанет вытягивать из меня ответы клещами?
– Найл…
– И что, если после того, как первая радость завоевания схлынет, ты поймешь, что я не такой, каким ты представляла меня? Я… я не знаю, что я буду с этим делать.
– Я знаю, что люди могут восприниматься иначе, – сказала я. – Тебе кажется, что ты слишком скрытен, а я наоборот. – Он рассмеялся и провел пальцами по моей щеке. – И если уж мы честны друг с другом, мне и правда трудно, когда приходится угадывать твои мысли. Например, сегодня утром. Я не имею в виду, что мне надо знать все, что происходит у тебя в голове… но мне нужен тот, с кем можно разговаривать. Кто может выйти из своей зоны комфорта и сделать шаг мне навстречу. Вот что мне надо.
В комнате повисло настолько тяжелое молчание, что оно ощущалось третьим собеседником.
Моменты, когда мне приходится угадывать его мысли? Вот один из них. Потом мне пришло в голову, что надо было принять во внимание его неуверенность и уточнить, что когда я говорю «кто-то», я имею в виду конкретно его.
Но Найл, кажется, был готов сделать шаг навстречу. Он придвинулся еще ближе, прижавшись лбом к моему лбу.
– Я постараюсь, – сказал он. – Ради тебя я постараюсь.
Глава 12
Найл
Я никогда не встречал женщин вроде Руби. Вместо того чтобы ожидать серьезных шагов, подтверждающих мою заинтересованность, в течение следующей недели она довольствовалась мелочами: прикосновением моей ладони к талии, пока мы ждали поезд в метро; ласковым взглядом, когда мы стояли в очереди за обедом; долгими поцелуями на рассвете. Но в то время как накал наших отношений немного стих, она ни разу не попыталась надавить на меня и ни разу не просила объяснений вроде того, что было ночью в ее номере.
Я и правда хотел попытаться. Она это знала и просто была рядом.
Руби удивляла меня и в других смыслах. Она была умна, намного умнее, чем я изначально думал, и мгновенно усваивала новую информацию. Я и сам всегда все записываю и обычно могу быстро найти любые сведения, но в течение следующей недели Руби несколько раз поражала меня, когда во время совещания возникал вопрос, на который она немедленно находила ответ. Это было нечто.
У нас установился привычный распорядок работы и приемов пищи, а по вечерам мы долго болтали в кровати и целовались, а потом засыпали в обнимку, и ее теплая кожа льнула к моей. Это была сказочная жизнь (думаю, Руби думала так же): мы жили в шикарном отеле, ели в ресторанах и могли проводить весь рабочий день вместе и при этом быть эффективными.
Поэтому во вторник я удивился, обнаружив, что Руби нет поблизости, и вспомнив, что я не видел ее с самого утра, когда она ушла из моего номера. Я провел множество переговоров и совершил кучу звонков, чтобы подвести итоги первого этапа саммита. Все последующие дни до нашего отлета в Лондон будут куда более спокойными, поскольку от меня потребуется просто быть на телефоне. Я одновременно боялся и ждал этого. С одной стороны, я хотел свободнее распоряжаться собой днем и уделять больше времени тому, что между нами происходит. С другой стороны, я волновался, что начну слишком много думать о наших отношениях, о том, как сильно они отличаются от всего, что было прежде, и о том, что я буду с этим делать, когда мы вернемся в Лондон.
Наконец Руби присоединилась ко мне в вестибюле, когда я разговаривал с одним инженером. Краем глаза я заметил, что она ждет, когда я закончу беседу, и мне показалось, что она аж дрожит от нетерпения. Я попрощался с Кендриком, и она помахала мне рукой, которую до этого прятала за спиной.
В кулаке она сжимала два билета.
– Что это? – спросил я, забирая у нее один.
Bitter Dusk, «Боуэри Боллрум», 29 марта, 18:30.
Концерт сегодня вечером?
– Что это? – опять спросил я. Она широко улыбалась. Она же не ожидает, что я…
Она повернулась в сторону лифта.
– Концерт, о котором я тебе говорила. По невероятному совпадению мы пойдем туда сегодня вечером.
Я поморщился, представив себе зал, полный потных людей, раскачивающихся и трущихся рядом со мной, и дикие вопли гитары, режущие уши.
– Руби, я правда не уверен, что мне это понравится.
– О, разумеется нет, и все будет еще хуже, чем ты себе представляешь, – сказала она, постучав меня по лбу. Мы вошли в лифт, и я с удовольствием увидел, как она радуется, что мы остались вдвоем.
– И даже хуже, – продолжила она. – Клуб слишком маленький для такой группы, и там будет полно народу. Везде потные пьяные американцы. Но я хочу, чтобы ты пошел.
– Должен признать, твои навыки продажника немного хромают.
– Я хочу напоить тебя, поскольку завтра тебе не надо работать. – Она потянулась поцеловать мой подбородок. – Готова поспорить на сто долларов, что ты прекрасно проведешь время и захочешь вознаградить меня оргазмами.
– Я уже хочу вознаградить тебя оргазмами, прямо сейчас.
– Считай это побудительным мотивом, чтобы пойти на концерт. – Она бросила меня взгляд, по которому я понял, о чем она думает. Это именно то, о чем мы говорили. Сделай это со мной.
Я вздохнул с притворным раздражением, выходя следом за ней из лифта. Хотя моя кожа горела от желания почувствовать, как она скользнет под одеяло и устроится рядом со мной, тем не менее мне нравилась идея сходить с ней куда-нибудь.
– Я знаю хотя бы одну их песню?
– Лучше, если да. – Она игриво глянула на меня через плечо. – А если нет, то узнаешь. Это моя любимая группа.
Она напела несколько строк из композиции, которую я и правда знал, – одной их тех, что крутят в общественных местах. Руби пела тонким голосом и совершенно не попадала в ноты, но ей было наплевать. Господи, есть ли хоть что-то, что мне в ней не нравится?
– Прямо сейчас ты думаешь, что я ужасно пою, – предположила она, толкнув меня в бок.
– Да, – признался я, – но я слышал эту песню. Я выживу сегодня вечером.
Она с притворным восхищением взглянула на меня.
– Как благородно с твоей стороны.
Снаружи «Боуэри Боллрум» напомнил мне старую пожарную станцию: незамысловатый известняк, широкая центральная арка, зеленая неоновая вывеска, освещающая боковой вход. Мы вышли из метро совсем рядом с клубом, и Руби чуть не подпрыгивала от нетерпения и тянула меня ко входу. Внутри здание оказалось намного менее просторным, чем я ожидал. Узкую сцену по бокам отделяли тяжелые бархатные портьеры, и они находилась лишь в метре от зрительного зала. Я понял, почему Руби так волновалась: в таком заведении она окажется намного ближе к своей любимой группе, чем в других местах.
Наверху в задней части зала и по бокам находился балкон. Он уже начал наполняться людьми, держащими в руках коктейли. Зал тоже начал наполняться, и воздух, влажный от большого количества тел, вызвал у меня приступ клаустрофобии. И словно чувствуя мою панику, Руби потянула меня за рукав к бару.
– Два джина с водкой и лаймом! – прокричала она бармену. Он кивнул, взял два стакана и наполнил их льдом. – Побольше лайма, пожалуйста, – добавила она.
Хипстерского вида бармен улыбнулся ей, посмотрел на ее губы, потом на грудь.
Я импульсивно обнял Руби за плечи и прижал к себе. Мой жест удивил ее. Я понял это, когда она положила ладони мне на руки и радостно засмеялась. Потом скользнула ладонями назад и притянула меня ближе.
Она повернула голову, прижалась к моей груди, а я наклонил голову, чтобы лучше ее слышать.
– Я сходила по тебе с ума несколько месяцев, – напомнила она и укусила меня за челюсть. – Видеть, как ты ревнуешь, – это прекрасно.
– Не люблю делиться, – предупредил я.
– Я тоже.
– И флиртовать с другими.
Она помолчала, осознавая глубину моей реакции. Порцию я никогда не ревновал; даже когда она пыталась вызвать во мне это чувство, танцуя на вечеринках, напиваясь и флиртуя с моими друзьями. Но Руби… это был какой-то инстинкт, желание предъявить на нее права, от которого мне сразу стало неловко.