Прекрасный секрет Лорен Кристина

– Я склонна к флирту, да, – призналась она, ища глазами мои глаза. – Но я никогда не сделаю ничего такого, что тебя обидит.

Почему-то я ей поверил. В слабом свете бара, посреди шумной толпы наш разговор казался особенно интимным.

– Я не помню, чтобы мне с кем-то было так же весело, как с тобой, – сказал я. – Я доверяю тебе, пусть даже иногда мне кажется, что я знаю о тебе так много, а иногда – что мы едва знакомы.

Мне пришлось напомнить себе, что Руби всего двадцать три года, что у нее больше сексуального опыта, чем у меня, и что у нее намного больше опыта по части флирта, но при этом у нее никогда не было длительных отношений, которые могли бы научить ее, как беречь нечто хрупкое. Мне хотелось найти золотую середину между ее склонностью бросаться во все очертя голову и моей склонностью прятать голову в песок.

– Мы не «едва знакомы», – возразила она, ущипнув меня за руку. – То, что наши отношения только начались, не означает, что я не знаю о тебе что-то, что неизвестно другим. Как еще, по-твоему, это все может начинаться? Нельзя сразу быть в курсе всего.

Бармен принес наши напитки, я отпустил Руби и расплатился, пока она не успела вытащить кошелек из сумочки. Она сердито взглянула на меня, а потом поцеловала. Я думал, это будет легкое прикосновение губ, но оно превратилось в глубокий поцелуй, ее язык скользнул в мой рот, нахально давая понять, что мы вместе.

На секунду я забыл, что мы не в уединении нашего отеля и не в Лондоне. Я положил ладонь ей на затылок, она прижала руки к моей груди, и остались только Руби и я, двое возлюбленных, с головокружительной скоростью стремящихся навстречу этому.

Я отстранился, чтобы перевести дыхание и утихомирить пульс, внезапно понимая, что вокруг нас толпа людей, которые смотрят на нас, а кое-кто даже достал смартфон, чтобы сфотографировать. Бармен положил на стойку сдачу с таким выражением лица, что стало понятно, он тоже наблюдал за нами. Но Руби было наплевать. Она взяла свой стакан, весело посмотрела на меня и сделала глоток.

– Ты классно целуешься, – заметила она.

Я с улыбкой выудил несколько ломтиков лайма из своего стакана и положил на салфетку. Я равнодушен к лайму, но моя Руби, похоже, предпочитала не джин с лаймом, а лайм с джином.

Моя Руби.

Я сглотнул, глядя на нее и слизывая сок с пальцев. Моя Руби. Она завороженно наблюдала за тем, как я это делаю.

– В этот самый момент, – ухмыльнулся я, – ты представляешь, насколько глубоко я могу засунуть в тебя язык или то, сколько моих пальцев уместится в тебе?

У нее перехватило дыхание, глаза помутнели, а потом она вернула уверенность в себе и заулыбалась в ответ.

– На самом деле я думаю о том, понравится ли тебе наблюдать за тем, как я облизываю пальцы. Мне нравится наблюдать за тобой.

Я опять сглотнул, глядя на ее полуоткрытые губы. Они блестели от влаги и из-за привычки Руби вечно их облизывать, и я сразу же вспомнил, как они обхватили мой член, припухшие и скользкие.

– Я бы предпочел увидеть, как ты сосешь кое-что другое, – признался я, и по моему телу разлилось тепло, кончики пальцев запульсировали от адреналина. – Снова.

Она смотрела на меня, и тут я услышал, как за ее спиной какая-то женщина говорит:

– Вот видишь? Готова поспорить, они трахаются каждый божий день.

Глаза Руби расширились, она заулыбалась и слегка наклонила голову, прислушиваясь.

– Да он небось из нее не вынимает.

Брови Руби взлетели вверх, и я заморгал, с трудом удерживаясь от смеха. Руби все еще улыбалась, когда я осмотрелся по сторонам.

– Они говорят о нас? – почти беззвучно произнесла она.

Я кивнул. Определенно о нас.

Она осмотрела свое тело, потом взглянула на меня и прошептала:

– Ох нет. Сейчас ты не во мне.

Я провел ее рукой по своему животу и ниже, по члену.

– Да, сейчас нет.

Но мне хочется этого больше всего на свете.

Группа, выступающая на разогреве, выбежала на сцену, и часть посетителей переместилась в ту сторону. Руби схватила меня за руку, в несколько глотков опустошила стакан и сделала жест, чтобы я тоже допивал. Под ее взглядом я прикончил свой напиток, поставил стакан на стойку и вопросительно поднял брови.

Она потянула меня за руку к сцене, но я придержал ее, наслаждаясь ее обществом и не желая так быстро его лишиться.

– Мое условие: ты проводишь этот вечер тут, разговаривая со мной, подальше от сцены.

Она склонила голову, загадочно улыбаясь.

– Забавно, что ты считаешь себя не склонным к флирту, – заметила она, утирая рот ладонью.

Сделав знак бармену, что мы хотим повторить, я спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– «Ты представляешь, насколько глубоко я могу засунуть в тебя язык, – процитировала она с британским акцентом, – или то, сколько моих пальцев уместится в тебе?» – Уткнувшись подбородком мне в грудь и глядя мне в лицо, она произнесла: – Это, дорогой мой, и есть самый настоящий непристойный флирт.

Я не сводил с нее глаз, кладя на стойку еще одну двадцатку и расплачиваясь на напитки.

– Голубка, не стоит критиковать меня за простой вопрос.

Она рассмеялась, игриво стукнув меня в грудь.

– Не надо строить невинность. Мне это нравится. Спокойный сдержанный мужчина на публике и развратник за закрытыми дверями.

Я замер, рассматривая ее. Неужели она это сказала? Я прокрутил в уме события минувшей недели, проведенной в ее обществе, и вынужден был признать, что мое поведение было далеко от привычного. Я сам себя не узнавал. В то же время нет ничего более естественного, чем подыгрывать ей.

– Когда ты позволил себе начать этим наслаждаться? – спросила она, и ее голос стал тише, когда толпа отхлынула послушать группу на разогреве. – Для меня это чересчур. Я не думала, что существуют мужчины вроде тебя. – Она взяла меня за руку. – Скажи мне, о чем ты думаешь прямо сейчас?

Я моргнул, сглотнул, сражаясь с желанием съежиться в ответ на этот вопрос, и напомнил себе, что ей очень важна открытость.

– Я рад, что ты заставила меня прийти сюда.

Она ждала, явно ожидая большего.

– Честность, да?

Она кивнула и подтвердила:

– Конечно.

– Прошлая неделя была очень приятной, пока мы притирались друг к другу. В глубине души я переживал, что для тебя это просто секс.

– Я хочу секса с тобой, – призналась она, – но это потому, что я хочу именно тебя, вот в чем дело. Не потому что мне нужен секс или потому что я пытаюсь что-то преодолеть. – Она отвела взгляд, уставившись на сцену.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что я испытываю ее терпение и что мои слова ранили ее чувства.

– Я не сомневаюсь, что нравлюсь тебе, – сказал я. – Надеюсь, что ты чувствуешь, что я к тебе тоже неравнодушен.

Она рассмеялась, целуя мой подбородок.

– Ты такой душка, такой правильный, я просто не могу удержаться.

Мы выпили по второму напитку, и я заказал по третьему, чувствуя, как алкоголь разливается в моей крови. Щеки Руби порозовели, и она весело смеялась в ответ на истории о моем детстве в Лидсе: о том, как Макс прибежал домой без штанов, после того как его поймали, когда он трахал дочь председателя муниципального совета посреди парка Падси; о свадьбе моей старшей сестры Лиззи, когда подружка невесты пролила бокал красного вина на ее платье, а дядя Филип так напился, что упал в свадебный торт; о знаменитой вспыльчивости другой моей сестры Карен, которую в студенческие годы неофициально считали лучшим боксером в городе.

Когда группа на разогреве – нелепая компания вопящих мужиков, именующих себя Sheriff Goodnature, – закончила, люди снова переместились в бар, чтобы выпить по напитку до начала главного выступления. Руби качнулась передо мной, поставила недопитый стакан на стойку и извинилась, собираясь выйти в туалет. Я пошел следом за ней в какой-то маленький коридорчик и подождал ее. Она заулыбалась, увидев меня. Я наклонился поцеловать ее.

– Не мог дождаться, когда я вернусь? – спросила она, покраснев от алкоголя.

– Виновен, – пробормотал я ей прямо в рот. – Ты прекрасна.

Она потащила меня обратно в зал, прямо в толпу потных двигающихся тел, нетерпеливо ожидающих появления Bitter Dusk. Наконец вышли члены группы, воткнули в розетки гитары, проверили микрофоны и забегали туда-сюда со сцены за кулисы. Я чувствовал, как Руби возбужденно дрожит, прижимаясь ко мне, и видел, как она не сводит с них глаз. Было слишком шумно, говорить невозможно, но пусть даже переполненный зал – не то место, где мне хотелось бы находиться, и я не люблю шум, но при виде того, как она счастлива, я забыл обо всем. Я мог бы наслаждаться этим зрелищем всю ночь.

Толпа умолкла, когда солист группы подошел к микрофону. Он не сказал ни слова, только взглянул на остальных членов группы и кивнул. Барабанные палочки ударили раз, два, три.

И они заиграли.

Барабаны и гитары сливались воедино, и это было чудесно. Музыка мигом вошла в мою кровь, и у меня мурашки побежали по телу. Мелодия была прекрасна: энергичная и богатая, чистая блюзовая гитара, аккуратные барабаны и поразительный вокал. Я знал, что к концу вечера у меня будут болеть уши от шума и Руби придется орать, чтобы я ее услышал, но это была магия, доселе неизведанная: я чувствовал музыку всем телом, внутри и снаружи.

Руби ничего не рассказала мне заранее, может быть, она думала, что я уже ходил на такие концерты, но правда заключалась в том, что нет. Я слушал симфонии, посещал балет и бесконечные театральные концерты вместе с Порцией в Лондоне, но я никогда не слышал ничего настолько задевающего за живое.

Во время одной песни в голосе солиста угадывались дым и грубые камни мостовой, а во время другой – мед и молоко. Слова пробуждали мое воображение, заставляя думать о самых неожиданных вещах: о сожалениях и чувстве вины, о предвкушении и облегчении. Я испытал странную грусть при мысли о бездарно потраченных на несчастливую жизнь годах и горячую надежду на то, что все может быть иначе – с этой самой секунды. Для меня это было чересчур. На зрителей падали лучи света, Руби, подпевая, подняла руки над головой.

Она танцевала передо мной, покачивая бедрами, и от этого зрелища я обезумел, мне захотелось схватить ее и прижаться к ней напрягающимся членом. Мои пальцы вцепились в ее бедра, я закрыл глаза и чувствовал, как все мое тело пронизывают звуки музыки. Она закинула руки назад, схватила меня за волосы и притянула лицом к своей шее.

Я присосался губами к ее коже, покусывал ее, стонал, а потом забыл о музыке и просто наслаждался этим прекрасным созданием, стоящим передо мной. Мне надо было решить, то ли утащить ее в укромный закуток, то ли оставаться здесь и слушать музыку. Я выпрямился, решив просто отдаться на волю случая.

Группа покинула клуб, толком не попрощавшись со зрителями и не прикоснувшись к пиву, заранее поставленному на колонки. Я никогда такого прежде не видел, и мне показалось, что я проникаю в сердце Руби: лучше понимаю ее энергичность, любовь к авантюрам и спонтанность. Неожиданно купить билеты, узнав, что ее любимая группа в городе. Я восхищался тем, как она доверяет своим инстинктам, полагаясь на которые, она привела меня сюда. Она знала о том, как я отношусь к музыке, свету и сотням людей, прыгающих перед сценой.

Мой рост – шесть футов и почти семь дюймов, так что я привык наклоняться, когда ко мне обращаются, пригибаться, проходя в двери, стоять сзади, чтобы не заслонять людям вид. Но когда мы возвращались в отель на метро, покачиваясь в такт движению вагона, я чувствовал, что охваченная возбуждением Руби хочет, чтобы я выпрямился во весь рост и она могла прислониться ко мне, ерзая и чуть ли не забираясь на меня с ногами.

Ее живот терся о мой член снова и снова, руки скользнули под пальто и рубашку, и она прижала холодные ладони к моему животу. Кончики пальцев ощупывали волосы вокруг пупка и ниже. Я почувствовал, как ее указательный палец скользит под ремень.

Черт побери, она прекрасно понимала, что со мной делает. Я читал это по ее лукавым глазам. Она то и дело скромно улыбалась и болтала о представлении, о зрителях, о песнях, и я сходил с ума от каждого прикосновения ее пальцев, ее тела. Я выносил эту муку молча, не сводя глаз с ее лица и впитывая каждое ее слово. Всякий раз, когда поезд останавливался, я считал, сколько еще осталось до того момента, когда я смогу ею насладиться.

Мы вышли из метро, и она остановилась подышать свежим воздухом. На достаточно долгое время, чтобы я смог прижать ее к стене здания рядом с нашим отелем, вдохнуть аромат ее кожи и прошептать:

– Ты что творишь?

– М-м? – Она потянулась, как кошка, в моих объятиях.

– Что случилось с моей любовью к порядку? Почему я больше не думаю, что мне надо вести себя с тобой осторожно?

– Тебе и не надо.

– У меня от тебя мысли путаются. Мы так хорошо проводили время, никуда не торопясь.

Ее руки обвились вокруг моей шеи, и она притянула меня к себе. Мы поцеловались, и у меня в груди что-то перевернулось. Нежное прикосновение рта, серьезность, с которой она подставляла губы, тихий всхлип, когда я провел языком по нижней губе и потом втянул ее в рот, сжав зубами.

– Мы и продолжаем хорошо проводить время. Я не стану заниматься с тобой любовью, пока ты не почувствуешь, что это любовь, – сказала она.

Нет, не сказала – заверила. Она давала понять: она знает, что мои мысли и, вероятно, мое сердце принадлежат ей, и она будет обращаться с ними бережно.

Почему-то слова о том, что она не станет заниматься со мной любовью, пока я не буду уверен, заставили меня потерять остатки рассудка. Я отстранился и потянул ее за собой по улице.

Как только мы оказались в номере, я содрал с нее пальто, швырнул свое через всю комнату и прижал ее спиной к двери. Ее кроссовки упали на пол где-то рядом с кроватью; я грубо стянул с нее джинсы и отбросил их в сторону.

Я еще никогда не испытывал такого голода; моя кожа горела и чуть ли не вибрировала. Руби смотрела на меня широко распахнутыми от волнения глазами, и ее освещал только уличный фонарь. Выражение предвкушения на ее лице и ноющий от возбуждения член одинаково действовали на мои мысли. Где-то в глубине души я знал, что надо взять себя в руки, но сейчас, когда мое сердце так сильно колотилось, что его стук отдавался в ушах, я был не в состоянии медлить.

– Что ты… – начала она, но я стянул свои джинсы до колен и тяжело упал на нее. Нас разделяли мои плавки и ее трусики, и только они мешали мне взять ее прямо на полу.

Мой член вжимался в то самое место, куда я хотел войти, и я чувствовал, какая она скользкая под шелковой тканью. Я стонал и отчаянно двигал бедрами, прижимаясь к ней, сорвал с нее блузку и лифчик и обхватил ее полную грудь.

Я представлял себе, как это могло бы быть – как это будет, когда ее ноги обовьются вокруг моей талии и ее бедра будут жадно двигаться подо мной навстречу моим сильным толчкам. Руки Руби сжали мои ягодицы, побуждая меня ускориться, и она застонала.

Я приподнялся над ней, опираясь на локти, но продолжил отчаянно целовать ее; мои зубы скользили по ее коже, рот втягивал в себя язык, губы, впивался в шею. Она не возражала против моей настойчивости, казалось, это возбуждает ее еще больше, и от ее стонов и жадных рук я окончательно сошел с ума.

Я был на грани того, чтобы кончить, слишком близко, но я могу доставить ей удовольствие и попозже. Я хочу облегчить эту жажду, вызванную ее близостью, попробовать Руби на вкус, почувствовать ее подо мной. Меня словно пронзило электрическим током, напряжение в спине все нарастало и нарастало, и с криком я сделал еще один мощный толчок вперед и кончил.

Руби выдохнула, вцепившись руками в мои волосы, когда я отодвинулся, сорвал шелк с ее бедер и прижался ртом к сладостной влаге, засунув язык ей между ног.

О, какое блаженство, как хорошо попробовать ее на вкус.

Она издала придушенный крик и приподняла бедра. Краем сознания я понимал, что надо быть осторожным, но когда я раскрыл ее пальцами и начал сосать и трахать языком, она обезумела.

– Найл… – мое имя превратилось в беспомощный задыхающийся всхлип. Она потянула меня за волосы, отодвигая от себя мой рот. – Положи меня на кровать, – выдавила она. – Я хочу посмотреть на тебя.

Я встал, стащил с себя брюки и рубашку, потом поднял ее и отнес в постель. Помог снять остатки одежды. Ко мне вернулось некоторое самообладание, так что я смог остановиться и просто посмотреть на нее, поцеловать ее шею. Она притянула меня к своему лицу.

– Мне очень нравится, – прошептала она между поцелуями, повторяя слова, которые я говорил ей в нашу первую ночь в ее номере, – нравится чувствовать свой вкус у тебя на языке.

Я закрыл глаза, наслаждаясь сладкими поцелуями. Она взяла мою ладонь и провела ею по своему телу вниз, между ног.

Я прижался губами к ее шее, потом поцеловал грудь и живот, перед тем как устроиться у нее между ног и поцеловать ее бедро.

– Ты вдруг стал таким спокойным, – прошептала она.

Я раздвинул ее складки и с наслаждением провел большим пальцем по скользкому клитору.

– Я сосредотачиваюсь.

Зачем вообще говорить сейчас, когда она так сладко стонет, задыхается и сжимает простыню в кулаках?

Я ласкал ее надавливающими ритмичными движениями, и ее бедра приподнялись над матрасом.

– Я… – начала она и с всхлипом умолкла.

– Ш-ш-ш. – Я нагнулся и прижался губами рядом с пальцем, облизывая и лаская ее одновременно. Я давно перестал мечтать об оральном сексе, потому что спустя несколько лет нашего брака Порция стала отказываться от него. Она предпочитала заниматься сексом только в миссионерской позиции и под аккомпанемент музыки, заглушающей наши стоны, с закрытыми глазами и выключенным светом.

Но мне нравился вкус женщины, мне нравилось это занятие. Целовать женщину в этом месте всегда казалось мне пиком чувственности и страсти для мужчины, который хочет попробовать на вкус источник своего удовольствия. Руби приподнялась на локтях, наблюдая за мной широко раскрытыми глазами. Казалось, ее веки опускаются под тяжестью густых темных ресниц.

Я описывал круги большим пальцем и языком, ее грудь вздымалась и опускалась, она резко вскрикивала, приоткрыв рот и то и дело облизывая нижнюю губу.

– Тебе это нравится? – еле слышно спросила она.

– Мне кажется, это неподходящее слово, – ответил я, целуя ее и поддразнивая. – Не думаю, что в мире есть что-то еще, способное доставить мне такое же удовольствие.

Она задышала медленнее, выгнулась, и я остановился. Она на грани.

– Найл. Пожалуйста.

– Пожалуйста – что, дорогая? – Я куснул ее бедро, нежную кожу рядом с моей ладонью и медленно погладил ее большим пальцем.

– Верни язык на место…

Я с трудом сдержал улыбку.

– Куда?

Ее глаза встретились с моими.

– Ты знаешь куда.

– На твою промежность, дорогая? – прошептал я.

Она заерзала подо мной.

– Я не могу…

– Можешь, – сказал я, наслаждаясь нашей игрой и тем, что я мог трогать ее, пробовать на вкус и позволить ей кончить под моими поцелуями.

Я увидел, как у нее задрожала губа, она закусила ее и умоляюще посмотрела на меня.

Это было так легко – довести ее до грани. Она столько раз мечтала об этом, что ее тело мгновенно отозвалось на мои прикосновения.

– Скажи мне… – прошептал я, наклоняясь пониже и выдыхая на ее клитор.

Она зажмурилась, вцепилась в мое запястье, настойчиво подталкивая меня. Она была такая влажная, напряженная, трепещущая, задыхающаяся.

Я умирал от восторга при виде ее наслаждения, приоткрытых губ, жилки, бьющейся на шее, и от вкуса, который я до сих пор чувствовал ртом.

– Скажи мне, голубка.

Я провел языком по клитору еще раз, потом еще, еще и еще.

Ее бедра дрожали.

– Я на грани.

– Нет, скажи мне, – повторил я, снова отстранившись.

Она с трудом открыла глаза и в замешательстве посмотрела на меня.

– Пожалуйста, я…

– У меня есть незадействованные пальцы, – заметил я и улыбнулся. – По-моему, это ужасно. Скажи мне… ты хочешь, чтобы я ими что-нибудь сделал?

Она застонала, когда я снова нагнулся и лизнул ее, и задрожала всем телом. Я понял, что она вот-вот кончит только от моих слов.

Я просто хотел, чтобы она знала, что я собираюсь с ней сделать, и без колебаний я глубоко ввел в нее пальцы, продолжая сосать ее, и чуть не сошел с ума, когда она закричала, выгнулась дугой на кровати и бурно кончила, сжимая ногами мои плечи и дрожа.

Я отнес ее в ванную. Ее ноги обвились вокруг моей талии, губы уткнулись в мою шею, целуя. Она хрипло шептала, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

Я тоже.

Руби вздрагивала в моих объятиях, ослабевшая и ошеломленная. Я аккуратно поставил ее на ноги в душевой кабинке, закрывая своим телом от сильных струй и намыливая каждый дюйм кожи. Она обняла меня за талию и молча смотрела. Ее глаза были полны чувства, и я внезапно испугался, что она сейчас произнесет это вслух. Глаза Руби ничего не скрывали: я знал, что она любит меня и что дело не только в том удовольствии, которое я ей только что доставил, и не в том, что моя стоическая сдержанность тает под ее чарами. Дело в любви. Она любит меня.

И если бы все было так просто, я бы занялся с ней любовью прямо сейчас, потому что я понимал, что мои чувства быстро прошли путь от первоначальной заинтересованности к чему-то более глубокому. Может быть, даже к любви. Но я так долго был с Порцией, искренне веря, что это любовь, что теперь не мог доверять себе. Я увлечен ею, да. Предан ей. Но любовь? Я больше ни в чем не уверен.

Внезапно я вспомнил вечер моей свадьбы. Мы танцевали перед гостями, и я чувствовал радостное возбуждение и надежду.

– Поразительно, ты такая красивая в белом. Это будет секрет, – и я поцеловал Порцию в шею. – Наш секрет.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и если бы я был тогда умнее, я бы по ее интонации и взгляду понял, что надо быть осторожнее.

Но тогда я не был умен.

– Я уже был с тобой, любимая, – сказал я. – И сегодня ночью буду иметь тебя снова и снова.

Порция застыла в моих объятиях, позволяя мне кружить ее по полу. Песня закончилась, и гости зааплодировали.

Я посмотрел ей в лицо, холодное и сдержанное в теплом свете, струящемся из люстр над головой.

– В чем дело?

Она выдавила из себя улыбку, поцеловала меня в щеку и сказала:

– Ты назвал меня шлюхой на нашей свадьбе.

Это было начало. Хотя так было не всегда, только чаще всего. Я сделал предложение Порции, подарив ей кольцо из киоска, и она так хохотала, что у нее слезы потекли, а потом крепко поцеловала меня, и ей было все равно, кто смотрит на нас на Пикадилли.

Наша помолвка была воспоминанием, которое терялось в череде равнодушных дней, которые за ней последовали. Я пытался вспомнить хорошие времена и цеплялся за них с жадностью, странной для мужчины, который не собирался восстанавливать отношения с бывшей женой. Я проигрывал их снова и снова, потому что мне нужно было помнить: когда-то наша свадьба была не просто ожиданием, а прекрасной мыслью.

То, что я чувствовал к Руби, стало для меня шоком – вожделение, восхищение, жажда и беззащитность. Я никогда не чувствовал ничего подобного по отношению к женщине, на которой был женат.

На меня нахлынул приступ вины – вины за то, что я напрасно потратил время, что я должен был дать Порции больше, чем дал. Вины за то, что я думаю обо всем этом, когда принимаю душ с женщиной, которой я увлечен.

Руби одновременно воодушевляла и пугала меня. Меня пугала скорость, с которой разворачивались события, и то, что это было не мимолетное увлечение.

Я провел ладонями по ее груди, бедрам, спине и ногам, намыливая ее всю. Я снова почувствовал возбуждение, неутолимое, и больше всего я боялся, что слишком привык к тому, как она на меня смотрит, что я буду зависеть от ее внимания и привязанности, как никогда не зависел от Порции. И я знал, сколько мы бы ни прожили с Порцией, я бы не испытал ничего подобного.

Я повернул Руби, подставляя ее под струи воды, и никак не мог оторвать руки от ее изгибов. Потом потянул ее ладонь к своему болезненно напряженному члену и наклонился, безмолвно умоляя ее поцеловать меня.

Она потянулась ко мне губами, и мы целовались под водой, пока ее рука двигалась по моему члену вверх-вниз.

Она зажмурилась, у нее вырывались слабые всхлипы, которые я ловил губами. Я не мог понять, это вода из душа или ее слез, но понял, что я ее люблю, осознав, с какой отчаянной радостью я наблюдаю за проявлением ее чувств. А потом у меня сжалось сердце, когда я подумал: если Руби когда-нибудь охладеет ко мне, как я буду жить?..