Соль. Судьба первородной Александрова Марина

— Сперва присядьте, — спокойно сказал он, указывая на три кресла перед своим столом, — и просто послушайте то, что я хочу сказать.

— Но какой в этом толк, если ты…

Рэйн тяжело вздохнул, уже жалея о том, что решил открыть брату глаза на происходящее именно сейчас. Должно быть, было бы лучше обойтись в этой беседе без него.

— Просто слушать, Эрдан, не забудь, — и сказано это было таким тоном, что даже если бы ему и захотелось забыть, то он уже явно не смог бы. — Ну что же вы? — изогнув бровь, поинтересовался Рэйн, взглянув на приемных родителей.

— Сынок?! Как же так, нам сказали… — следом за Эрданом пришла в себя и Филиция. Женщина так же, как до этого момента Эрдан, попыталась подойти к Рэйну, вот только на этот раз вмешался Ферт.

— Господин отдал приказ, — достаточно жестко пресек он ее попытки обнять приемного сына.

— Что ты себе позволяешь? Что происходит, Рэйн?! — достаточно резко отреагировала женщина на подобное вмешательство слуги.

— Что происходит, что происходит, — глубоко вздохнул Рэйн, а подушечки его пальцев поочередно коснулись поверхности стола. Стоило ему это сделать, как трое членов его семьи тут же сели на предложенные им места и в кабинете воцарилась тишина. Каждый из них знал, что такой жест их главы не может предвещать ничего хорошего. — И правда, что происходит в моем доме? Вопрос ироничный, особенно из уст главы тайной службы империи, — краешком губ усмехнулся Рэйн. — Признаться честно, еще неделю назад я искренне полагал, что умру, так и не разворошив осиное гнездо, что образовалось под крышей моего дома. Я искренне считал, что это будет всего лишь бесполезной возней перед неизбежным концом, который лишь усугубит развязку. Я смирился. Смирился, что так или иначе моим наследником станет кто-то из братьев, хотя ни один из вас к этому не готов. Смирился с тем, что скорее всего это станет концом Дома Ариен, как и с тем, что вероятнее всего вы сами пустите этот род под откос… Жалел я лишь об одном — что вовремя не смог переключиться с проблем внешних на те, что так давно назревали у меня под носом. Что ж, спасибо моему младшему брату, но у меня появился шанс все исправить… Филиция Иль Таррен…

Глаза Филиции широко распахнулись, стоило ей услышать свое имя от названого сына. Никогда прежде он не называл ее так.

— …Если в этот вечер я увижу твои слезы, — тем временем продолжил Рэйн, — ты лишишься глаз. Уже этой ночью Аргус будет лишен зачатков крыльев.

— Р-рэйн… — в миг онемевшими губами попыталась что-то сказать женщина.

— Я, кажется, забыл добавить, что если ты решишь хоть что-то сказать мне здесь и сейчас, то останешься без языка, — холодно добавил он. — Твоя дочь Джемма будет также лишена крыльев, уже завтра я начинаю переговоры о ее замужестве. Поздравляю тебя, мама, твоя дочка выходит замуж и отправляется в далекие земли Илонии, не абы к кому, а к самому сыну Парчи Риссана Аз Чар… Ему как раз нужна замыкающая жена в гарем.

Филиция лишь в ужасе прикрыла ладонями свой рот, поскольку понимала, что этот мужчина слов на ветер не бросит… не теперь.

— Да, — коротко кивнул он, — пятой женой быть непросто, но думаю, ее умения ей пригодятся, если она, конечно, все еще захочет выживать. Заметь, — он наставительно поднял палец, — я не лишаю твоих детей жизни, не обрываю твою ветвь рода, и как бы там ни было, если у твоих детей найдутся силы встать с колен, они смогут прожить пусть и недолгую по нашим меркам, но все же жизнь. Аргус станет участником военной кампании, которую организовывает император в ближайшие месяцы, и даже если он погибнет — это будет героическая смерть. Мы будем гордиться, что такой юный имперец настолько любил свою родину, что добровольно решил вступить в армию императора, невзирая на возраст и то, что война не лучшее место для столь юного создания.

Да, Рэйн говорил о возможной гибели члена своей семьи, но каждый из присутствующих уже знал, что Аргус с войны не вернется. Этого возможного «если» не было.

— Но все еще остается один вопрос… Что же будет с матерью, которая не сможет вынести трагедии, что случится с родным сыном? Покончит ли она жизнь самоубийством? Добровольно лишится крыльев в знак траура по сыну, решив умирать медленно? Или, быть может, у нее есть свой вариант того, как сложится ее жизнь после? Я разрешаю, скажи мне, — кивнул он Филиции, лицо которой стало белее мела.

— Ты не поступишь так, — дрожащим голосом, полным слез, произнесла она.

— Я уже поступил, не так ли, Ферт? — взглянул он на своего помощника, что тенью замер в темном углу кабинета.

— Осталось не больше получаса до полноценного изъятия крыльев юных Иль Таррен, — спокойно произнес мужчина.

— Нет… — прошептала она, хотя больше всего ей хотелось сейчас кричать в полную силу легких. Но был страх. Только сейчас она поняла, что боится за себя так сильно, что не может позволить себе горевать по своим родным детям. Боится стать калекой, даже понимая, что совсем скоро ее просто убьют! — Нет, — уже тверже сказала она, доставая из рукава свой последний и самый драгоценный козырь. — Их отец не позволит тебе! Он не простит!

— Ты знаешь, — задумавшись всего на миг, возразил Рэйн, — он уже позволил, а его прощение мне не нужно. Решай, что ты хочешь для себя, я дарю тебе исход, разумеется, после общения с Трионом…

Филиция вздрогнула и бросила нервный взгляд в сторону Эрдана, который выглядел откровенно шокированным.

— Не смей, — жестко бросил Рэйн, — не смей просить его, ты ему никто, ты едва не убила его, так что даже не пытайся искать в нем защитника. Ведь не обошлось и без твоей руки в этом гнилом деле, кто-то должен был знать, где и когда надо напасть, чтобы застать его без охраны, одного. Что же, если ты не можешь выбрать, я сделаю это сам, — сказал мужчина, ставя на стол пузатую склянку с прозрачной жидкостью внутри. — Мне ближе такой финал.

— Отравишь меня? — прищурившись, тихо спросила она.

— Нет, — скупо качнул он головой. — Все, что нужно, ты сделаешь сама.

Женщина как-то резко встала и, схватив предложенную склянку, швырнула ее в стену.

— Я не стану! Ни за что! Ты не заставишь меня!

Рэйн смотрел на ее выпад, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не собирался растрачивать эмоции на то, что уже было решено. Исход будет один, что бы Филиция ни пыталась предпринять, сказать или сделать.

— Что ж, раз ты отказалась… Тебя повесят на третий день после того, как умрет Аргус. Для империи твой сын будет героем, ты — страдающей матерью. Не волнуйся, мои люди умеют писать хорошие предсмертные записки — твой образ в памяти людей останется светлым. Это все, ради чего я собрал вас здесь. Димитрий, — впервые за весь разговор Рэйн обратился к родному дяде, — ты покинешь мой дом завтра на рассвете. Я не желаю видеть тебя здесь ближайшие двадцать лет. Могу я быть спокоен за тебя? — вопрос прозвучал так, словно бы мужчина спросил, следует ли мне убить и тебя или ты не доставишь проблем?

— Да, глава, — коротко кивнул он Рэйну, и казалось, в этот момент аланит говорит действительно то, что думает.

— Эрдан останется со мной.

Эрдан невольно вздрогнул, будто только что очнулся от странного оцепенения, и бросил быстрый взгляд на отца и мать. Сам же Димитрий понимал, что Рэйн не просто так сказал ему о сыне. Эти слова прозвучали будто завуалированная угроза.

— Брат, — на этот раз Рэйн посмотрел на младшего брата так, как, пожалуй, никогда до этого себе не позволял, — словно признавая его. И впервые Эрдан ощутил себя действительно его братом, а не незнакомцем, живущим по соседству. Хотя, похоже, у него просто помутился рассудок. Он никак не мог понять, что сейчас произошло. Он вроде бы понимал смысл слов, но все равно они казались полнейшей ерундой и бессмыслицей. — Нам следует поговорить, но уже завтра.

Эрдан лишь скупо кивнул, но так и не смог произнести ни слова. Слишком… все это было слишком.

Я стояла на самой крыше резиденции дома Ариен. Теплый ночной воздух нес с собой запах моря, а вместе с ним и обещание того, что где-то живет радость в этом мире. Стоит лишь поглубже вдохнуть этот аромат соленой воды, солнца и теплого песка, и ты точно узнаешь, где именно она живет. Запах надежды… вслед за которым ты однажды все же сможешь пойти. Эта странная ассоциация приходит ко мне всякий раз в такие ночи. В ночи, когда я чувствую оборот Двуликого, я ощущаю пустоту. Если я хоть что-то понимаю еще в живых, то сегодня состоится обмен и Двуликий примет жертву. Три к одному, это справедливо? Трое умрут, один останется жить. Так бывает всегда, жизнь одного — это чья-то смерть. Таков баланс. Возмездие? Должна ли я радоваться тому, что виновные получат по заслугам? Я жрец, который должен дарить жизнь, любая смерть опустошает меня. Но я все понимаю…

— Вот вы где, — голос Рэйна, раздавшийся со спины, заставил невольно вздрогнуть.

Я молчала. Что я должна была сказать ему сейчас? Слова утешения, поздравления, поддержки? Что может сказать человек, который знает наверняка: все слова — это пустое сотрясение воздуха. От слов не перестанет болеть сердце, ты ничего не забудешь, хотя ничто уже не будет так, как раньше.

— Да, я здесь, — вместо всего прочего тихо ответила я.

Тем временем он подошел ко мне и встал рядом.

— Я ценю, что вы не спрашиваете. Зная вас, думаю, что вам должно быть нелегко проявлять тактичность…

— Хреничность, — фыркнула я. — Или ты и впрямь думаешь, что я впервые вижу нечто подобное? Всегда одно и то же. Кто-то всю жизнь ненавидит и мечтает о чьей-то смерти, кто-то устает мечтать и берет в руки нож и делает замах. Кто-то бьет и попадает в цель, а кто-то промахивается и умирает сам. Эта вшивая возня происходит изо дня в день, из года в год. И если сейчас промахнулась она, значит, в цель попал ты. Все довольно прозаично, а детали… какое они имеют значение…

— Вшивая возня? — изогнув бровь, посмотрел он на меня.

— Тебе не нравится такое определение? — в тон ему спросила я. — Тогда не стой со мной здесь и сейчас, иди туда, где ты на самом деле сейчас нужен.

— И где же это?

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что твой придур… простоватый брат ни сном ни духом о том, что творилось в этом доме. Иди и говори с ним, пока он не сумеет понять. Не дай взрасти семени, которое позже принесет совсем не те плоды, на которые ты рассчитывал. И рожу попроще сделай, а то вечно ходишь, будто в штаны…

— Лучше остановитесь, — предостерегающе поднял он палец.

— Мне даже договаривать не надо, сам все знаешь. Иди, — уже тише добавила я, стараясь, чтобы это прозвучало как доброе пожелание.

Он постоял еще немного рядом со мной, а потом молча развернулся и ушел.

— Верное решение, — прошептала я ветру, который, похоже, решил принести на земли Алании грозу.

Вот так, жизнь переходит от одного витка к другому, когда в одной семье, под крышей одного дома разбиваются чьи-то песчаные замки золотых иллюзий родом из детства, и теперь лишь двум братьям будет дано решить, каким станет их мир после грозы, что пройдет в эту ночь. Найдет ли в себе силы один из них пережить то, что еще вчера казалось реальностью, а уже сегодня развеялось по ветру у него на глазах? Сумеет ли второй стать для младшего брата новым домом, семьей, заслужит ли его доверие? Я не знаю… но я не стояла бы на этой крыше здесь и сейчас, если бы разучилась верить в завтрашний день. Идиотка.

Две недели спустя

— Ты все собрал?

— Я все собрал.

— Нет, ты точно все собрал?

— Да, пресветлые боги, я скоро сбегу от вас! Как я могу жить с вами и работать на вас, когда мы и пяти минут не можем поговорить спокойно?! Вы задолбали, честное слово! Я все собрал! Ясно?

— Точно?

И лишь когда маленький Кит, протяжно рыкнув, выбежал из нашей комнаты, я наконец счастливо улыбнулась и плюхнулась на кровать.

— Ну наконец-то ушел, — пробурчала я.

Силой мысли потянулась к замку на двери, закрывая ее.

— Никакого личного пространства, так и свихнуться недолго, — прокомментировала я события последних дней нашего пребывания в доме Ариен. Дней, которые для меня совпали с не самыми приятными днями в жизни женщины. И не лучшая идея — пытаться притвориться дедулей, живя в смежной комнате с неугомонным подростком, который везде без конца шныряет! Живот сильно ныл, настроение скакало, хотелось поплакать и почему-то копченого угря?! Но я стоически терпела, ибо это, пожалуй, единственная хворь, с которой справиться собственными силами я не могла. И надежда на то, что дела мои временные и с возрастом сойдут на нет, исчезла, когда мне перевалило за первую сотню. Одно успокаивало мою злорадную душонку и заставляло-таки наслаждаться особо болезненными ощущениями и при этом даже не пытаться пить какой-либо обезболивающий отвар — Рэйнхард Эль Ариен мучился от замысловатых кишечных колик уже второй день, благородно отказываясь от моей помощи и делая вид, что он настоящий мужик. Связь работала идеально и проверку в полевых условиях проходила на «отлично».

Это был последний день, который я и Кит должны были провести в доме благородного семейства. Рэйнхард быстро шел на поправку и уже вовсю приступил к своим непосредственным обязанностям. Ни Филицию, ни двух ее детей я не видела уже две недели. Я не спрашивала, что он с ними сделал. Не хочу этого знать, и так понимаю, что ничего хорошего. Димитрий также покинул дом, но я видела, как он это делал, находясь в полном здравии. Эрдан же… Все произошедшее сильно изменило его. Порой многое можно сказать даже по глазам, и взгляд младшего брата Рэйна стал чем-то напоминать мой. У мужчины с такими глазами есть история, это понимаешь сразу, как и то, что спрашивать о ней — не лучшее решение. Как мне кажется, они с Рэйном сблизились за эти дни, и теперь Эрдан всюду таскался за старшим братом, а тот, в свою очередь, даже получал удовольствие от этого. Ну, так мне кажется. Хотя я порой склонна к неуместным фантазиям с легким оттенком сказки.

Пришло время уходить. Я сделала для его исцеления все, что могла, и теперь чувствовала необычайную легкость, будто птица, готовая встать на крыло и взлететь. Мой пациент жив и здоровье его восстанавливается — это наполняет радостью сердце. Так работает мой дар, и никуда от этого не деться.

Кит действительно собрал все наши вещи. Мальчик был весьма исполнителен, а может быть, он просто не хотел лишний раз связываться с противным старикашкой, который мог с легкостью превратить его желание отлынивать от работы в нечто изощренное и весьма выматывающее. Недавно я начала учить его читать и писать, так что он знал, чем закончится для него любая провинность. Диктант — это для любого подростка похлеще плетки будет. Правда, пока мы пишем только буквы, но и этого ему хватает.

Несколько дней назад Ферт отвел нас посмотреть на дом, который соблаговолил купить мне Рэйнхард. Ну, что я могу сказать? Ариен не разорилась, это точно. Хотя все, о чем я просила, тут было, а большее мне стало бы в тягость. Домик оказался небольшим, огороженным от улицы, на которой стоял, живой изгородью из зарослей дикого винограда и странным замысловатым плетением чужой силы, которое я чувствовала, но не понимала. Все же я не была аланитом и тем более искусным магом. Но не сложно было догадаться и так, что магическое плетение вряд ли имеет декоративную функцию. Клетка номер один оказалась на поверхности. Я не злилась и не обижалась, потому как все это было предсказуемо и ожидаемо. Он не собирался давать мне шанс на побег, я не собиралась плясать под его дудку, но и спешить тоже. Всему свое время, и именно времени у меня было предостаточно. Даже несмотря на то, что я понимала, чем закончится исцеление Рэйнхарда, я все равно расстроилась, стоило мне увидеть мою новую клетку. Нет, конечно, домик был само очарование. Небольшой, уютный, с хорошей мебелью и ремонтом, во дворе был разбит чудесный сад. Как я и просила, он оказался на окраине, правда, окраине весьма относительной. Если посмотреть на город с высоты птичьего полета, то несложно заметить, что форма его напоминает эллипс, и если резиденция Ариен была на севере, а мой дом на юге, то, условно говоря, оба наших дома были вроде как и в центре, но в то же время на окраине. Правда, мой домик был ближе к морю, а резиденция находилась на возвышении и ближе к горам. Фактически жить я буду в центре, хоть и на окраине. Вообще район для состоятельных горожан, и непонятно, каким чудом здесь оказался столь маленький домик? Скорее всего, он прежде принадлежал какому-нибудь хозяину многочисленных лавочек, что находятся на соседней, центральной торговой улице. Как объяснил Ферт, если идти по этой улице прямо, то совсем скоро можно оказаться на центральной площади, прямо за которой расположен главный университет Аланис, столицы Алании, а стало быть, и мое новое место работы. Там же, если пройти еще несколько кварталов, будет и центральный госпиталь. Короче, с тропки не свернуть, не затеряться, на работу придется ходить строго по прямой.

— Вам нравится? — думаю, чисто из вежливости поинтересовался Ферт, когда я угрюмо разглядывала мое новое жилище.

— В моем возрасте, юный Фертимон, нравятся шерстяные тапочки и глубокие кресла и совсем не нравятся дома, расположенные недалеко от работы, на которую не слишком хочется ходить.

— Только не говорите, что в вашем возрасте вам тяжело передвигаться, я прекрасно помню, как лихо вы скакали на кровати господина, а после весьма сноровисто ободрали всю мебель и стены…

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — монотонно пробурчала я и решительно распахнула дверь в свою новую обитель. — Горазд же ты приврать, как я посмотрю, — фыркнула я напоследок.

Внутри наблюдались совершенно крошечные прихожая, гостиная и кухня. Наверху находились две спальни и ванная комната со всеми удобствами — одна на двоих, к слову сказать.

— Что? — вредно осведомилась я. — Нельзя было мне отдельный нужник организовать? Столько денег, а всё жмутся…

— Я подумал, что вам на двоих будет достаточно…

— Подумал он?! А ты не думай, Фертерий! Тьфу, бесит прямо, не буду тут жить, — со всей присущей мне вредностью резюмировала я.

— Я не Фертерий, не Фертемон и не Фертиций, — сквозь зубы процедил мужчина, которому почему-то не нравилось, когда я называла его именами благородных аланитов. — И если вы откажетесь, то вам придется вернуться в дом Ариен, но уже на этаж для слуг.

Смерив мужчину уничижительным взглядом, я все же решила, что Лурес с ним, надоел, совсем не хочет поддерживать беседу и развлекать меня.

— Будем считать, я проникся, — хмыкнула я.

После того как я «проникся», прошло три дня, и, собственно, уже завтра утром мы готовы были съехать. Все смешалось у меня в душе. Я не могла сказать, что меня обидели в этом доме. Ведь если подумать, то могло быть гораздо хуже. Чего уж там, я знала, насколько хуже может быть, когда попадаешь под крыло могущественной семьи. Был период в моей жизни, когда я жила с петлей Двуликого на шее не один год, и снимали ее только в том случае, когда нужен был мой дар. Побои, голод, унижение… я помню, что значит быть вещью в богатом доме. Я ненавижу быть вещью, пусть даже такой, которую берегут, а не швыряют из угла в угол. И в то же самое время я не могла себя заставить ненавидеть или хотя бы относиться с неприязнью к своему, можно ли сказать, пленителю? Было ли причиной то, что мне пришлось его лечить? Или просто я настолько одичала в пустыне, что готова была проникнуться симпатией к первому встречному симпатичному мужчине?

— Фу, блин, самой тошно, — пробормотала я себе под нос.

Я стояла у окна и смотрела, как Рэйнхард впервые за столь долгий срок взял мечи в руки. Внизу, во внутреннем дворике своей резиденции, он пробовал свое тело, будто музыкант, давно не державший в руках инструмент. Обнаженный по пояс, с собранными в тугой пучок волосами, он будто порхал, едва касаясь земли в своем танце. Раны на его коже почти затянулись, и теперь я действительно могла увидеть, насколько привлекательным он был. Подумав, что можно и спуститься, я не стала себе отказывать в мимолетном желании.

Мое появление тут же было замечено. Оборвав себя на середине связки, он поприветствовал меня небрежным кивком головы.

— Добрый вечер, Соль, — чуть улыбнувшись, сказал он. — Вы искали меня? — изогнув бровь, спросил, подходя ближе ко мне.

— Скорее, пришел посмотреть, — правдиво ответила я.

— И как? — не скрывая усмешки, поинтересовался он.

— Очень даже, — усмехнулась я, думая о том, как бы он воспринял мои слова, знай, что я совсем не старый дед, и усмехнулась еще шире. Флиртовать, будучи старикашкой, было даже весело.

— Стоит ли мне попросить вас стать моим партнером на сегодня? — похоже у кого-то было игривое настроение, что неудивительно для того, кто впервые за пол года может не то что безболезненно поднять руку, а взять в нее меч.

Хотя мне его предложение показалось весьма забавным, я постаралась не хохотать, неприлично хрюкая в повязку на лице.

— Будем считать это дружеским спаррингом?

— Я не умею, — пожала я плечами, — да и староват…

— Соль, — оборвал он меня на середине фразы, — я прекрасно знаю, чего стоит ваше «Староват я», — забавно передразнил мой сиплый голос. — Ну же, — продолжал настаивать он. — Я знаю, что из себя представляет каждый из моих бойцов, и мне правда интересно попробовать сделать это с вами?

И опять у меня в голове закрутились образы совсем не того, что имел в виду Рэйнхард. Вовремя я решила вспомнить, что вроде как женщина. Забавно…

— Я не беру в руки мечи уже очень давно, — выразительно посмотрела я на свой посох, — с моим призванием убивать и калечить выходит не слишком продуктивно. Вот наподдать кому для лучшего кровообращения — совсем другое дело, — подбросила я свою палку в руке.

— Что ж, посох — значит, посох…

— Сперва уговор, — поспешила я вставить слово, — в зубы не целиться! Когда растут новые, ощущения — хуже не бывает!

И это правда, тут вам полный набор грудничка, начиная с жара, зуда, рвоты и заканчивая совсем уж непотребными последствиями.

— Договорились, — поспешно согласился Рэйн, давая знак своим людям, а уже спустя всего минуту у него в руках был новенький посох из темного дерева.

Не то чтобы я была виртуозным бойцом, не знавшим поражения, но, когда ты заражен долгожительством, обладаешь всеми необходимыми способностями вкупе с мерзким характером, частенько возникают моменты, когда тебе хотят набить морду. Это как бы естественное следствие. При всем при том, даже несмотря на то, что на мне все быстро заживает, когда тебя колотят — все одно неприятно. А если взять во внимание тот факт, что чем я злее, тем несдержаннее, то частенько дело не ограничивается простой затрещиной. А уж когда тебе под ребра загоняют нож или бьют булыжником по темечку… одним словом, нужно уметь за себя постоять. Потому очень давно я выбрала для себя простое оружие, не требующее особого разрешения, поскольку и оружием-то не считается. Да, в Алании мечи дозволялись лишь военным, стражам порядка и благородным. Нищебродам мечей иметь не полагалось. Во всяком случае, средь бела дня с ними по улице никто не ходил. А тут вроде бы старикашечка с палочкой или бабуля, а иногда и девчонка, смотря куда мне надо сходить, ничего особенного. Естественно, что я не самоучка, заниматься начала, еще когда существовала Эйлирия, то есть очень давно, и с мастерами своего дела, которые должны были научить юных целителей защищаться.

Я не любила долгие прелюдии перед боем. То самое время, когда двое противников кружат друг напротив друга, стараясь увидеть что-то такое, что впоследствии сыграет им на руку, казалось слишком скучным и утомительным. Бесполезной нервотрепкой. Чему быть, того не миновать, и когда дело касалось тренировочного поединка, я предпочитала просто получать удовольствие от происходящего. Потому стоило Рэйну показать мне свой шест, как я резко ушла в сторону и нанесла первый удар. Он отразил его мгновенно, как и всю серию последующих. Я нападала, он защищался и, судя по тому, какой искренний задор отражался в его глазах, уже видел себя победителем, полагая, что в таком темпе я быстро устану. Но мое телосложение, особенности физиологии и годы тренировок сделали из меня выносливого и быстрого бойца. Хотя стоит признать, один прямой удар — и я позорно рухну, как любая нормальная девушка. Быстрые точные удары, дерево о дерево — и двор наполняется эхом стонущей древесины. Если я хочу удержать преимущество, то не должна позволить ему перейти в нападение, потому уже через несколько секунд к простым ударам шестом добавляются удары ногами, сложные переходы и стойки. Все эти приемы когда-то выполнялись мастерами моей родины, а теперь я даже не знаю, дерутся ли так еще? Но Рэйн — искусный воин, и даже если то, что умею я, и ново для него, он весьма умело подстраивается, держит ритм и не дает мне спуску. В какой-то миг эта схватка перестает быть такой уж легкомысленной и развлекательной для меня. Вдруг начинает казаться, что я сражаюсь вовсе не с ним, а будто бы у меня лишь один враг — я сама и мне во что бы то ни стало необходимо одержать победу. Это важно! Я забываю… слишком быстро рядом с ним я забываю, и кто я, и что именно заставило уйти меня однажды под жалящее солнце Элио. Почему столько лет были отданы затмению моей души, жизни, чувств. Зачем я подпускаю его ближе, чем на самом деле требуется? Почему спустилась во двор, когда следовало отвернуться от окна и выкинуть его из головы? Почему сейчас даю ему право думать, будто бы мы приятели. Нет. Надо помнить! Я должна помнить — он мой враг. Рано или поздно круг замкнется и все вернется на свои места. Маски будут скинуты, и все станет очевидным, правильным, настоящим…

С каждой такой моей мыслью мои удары становились яростнее, жестче, сильнее, пока наконец я не ударила со всей силы, на какую была способна, и дерево под моим посохом жалостливо затрещало.

— Решили меня убить? — усмехнулся удивленно Рэйн, рассматривая треснувший шест. — Из какого дерева ваш посох, Соль?

Тяжело переведя дыхание, я устало оперлась о свой шест.

— Дерево? Таких деревьев больше нет. Как и я, этот посох — последний в своем роде.

— Эйлирский вяз? — неверяще прищурился мужчина.

— Он самый, — просто кивнула я, испытывая сейчас вместо удовлетворения острый приступ тоски. Я знаю, что я одна. Но быть одной и чувствовать себя одинокой — немного разные вещи. Сейчас, стоя на залитом солнцем внутреннем дворе Ариен, я как никогда остро чувствовала себя призраком прошлого, по странной воле судьбы застрявшим в толще страниц настоящего. Рэйн смотрел на меня тепло и дружелюбно, а я… Я словно была давно выцветшей картинкой прошлого, совершенно не сочетавшейся с яркими красками настоящего… Гребаные критические дни!

— Мне жаль, — вдруг сказал Рэйн, а я по своему обыкновению ощетинилась.

— Тут не о чем жалеть, — просто пожала я плечами, — кто бы ни растворился в песках времен, жизнь на этом не остановится. Как бы странно это ни прозвучало, но смерть никогда не мешает жизни, и Двуликий каждому рано или поздно дает увидеть оба своих лика.

— Вы философ, Соль, — усмехнулся Рэйн, с интересом рассматривая трещину на своем шесте, — философ, который вопреки стереотипам неплохо дерется.

— Это потому, что я забил на книги несколько десятков лет назад и решил заняться спортом на старости лет, — хмыкнула я.

— Ну да, я так и подумал.

— Чё я, собственно, пришел-то, — неожиданно возникшая пауза в разговоре вдруг показалась неуютной, и мне до ужаса захотелось сказать хоть что-то, лишь бы оборвать это молчание между нами. — Завтра я съезжаю…

— Я в курсе, — поспешил заверить он меня.

— А я в курсе, что ты в курсе, — заворчала я, — если бы ты не был в курсе, то был бы поваренком на кухне, а не главой Дома.

— Хорошо-хорошо, — примиряющее поднял он руки, легко улыбнувшись, — я понял, что вы что-то хотели сказать и мне не стоит вас перебивать.

— Лучше поздно, чем никогда, — фыркнула я. — Собственно, решил, чтоб ты знал, — глубоко вздохнула я. — Ты мне нравишься, Рэйнхард Эль Ариен.

Вот ради одного такого взгляда, когда черные словно ночь глаза распахиваются так широко, что кажутся размером с половину его лица, стоило это сказать!

— Кхх… — что-то попытался он сказать, но, по всей видимости, не смог найтись сразу с ответом. — Я… Спасибо, — наконец-то промямлил он.

— На здоровье, — достаточно серьезно кивнула я. — Это странно, потому что мне никто не нравится, — подытожила я.

— Мне уже страшно, — хмыкнул он.

— Это правильно.

— И что теперь делать с этим открытием?

— Не знаю, — пожала я плечами, — как придумаю — скажу. Все, я пошел. Спать пора.

— М-м… — промычал он мне на прощание, а я довольная собой решила спокойно выспаться.

Уже завтра меня ждал новый виток моего пребывания в Аланис, а новые витки, как водится, приносят с собой больше проблем, чем чего-то стоящего.

Глава 7

— Чё за побрякушки, Фертибальд? — прямо спросила я, увидев тот ворох артефактов, что принес с собой Ферт в это утро в мою комнату, как раз перед самым моим отъездом.

Мужчина глубоко вздохнул, но все же ответил спокойно.

— Это, — указал он на ворох, — приказ господина. Выберите то, что вам подходит, и носите это…

— Надо же, как щедро, — хмыкнула я, беря в руку первый попавшийся перстень, — я-то уж подумал, что ограничимся клеймом.

— По неизвестной мне причине господин предложил вам альтернативу клейма, хотя, если спросите меня, я считаю, что это не рационально.

— Как все же удачно, что тебя никто не спрашивает.

— Вы просто не понимаете, какие нравы царят в империи, — зло отчеканил он, — если вы вдруг окажетесь без этого, — вновь кивнул на ворох, — кто угодно сможет заявить на вас права! Любой Дом, узнав о том, кто вы, сможет забрать вас под свое покровительство!

— Да брось, Фертисимос, — скептически хмыкнула я, — твой господин уже оформил все полагающиеся бумаги на меня. Тебе просто не нравится, что я могу это снять и выйти куда-то без вашего ведома.

— К вам будет приставлена круглосуточная охрана и вам запрещается покидать дом без этих вещей.

— Ну и ладно, — пожала я плечами.

— Так просто? — скептически прищурился он.

— Да, — легко кивнула я. — Я пока не собираюсь тебя бросать, не переживай, а когда соберусь… ты все равно с этим ничего не сможешь поделать.

— Самоуверенно!

— Нормально, — заверила я его. — Ладно, возьми дедушкины сумки и неси их вниз, а я пока принаряжусь, — выудив еще одно колечко, самое невзрачное из всей кучи, я надела его на указательный палец. — Чего замер-то? — посмотрела я на так и не сошедшего с места мужчину.

— Я вам не слуга, — хмуро бросил он.

— Ну и что? Тебе сложно дедушке помочь, что ли? Вон ряху какую отожрал, а лишний шажок трудно сделать.

— Ряху отожрал? — как-то нехорошо закатив глаза и тут же прищурившись, переспросил мужчина. — То, что вам благоволит Дом Ариен, еще не означает, что вы имеете право коверкать мое имя, — решительно начал наступать он на меня, — говорить мне гадости…

— Конечно, — кивнула я, предупреждающе выставив посох перед собой, — все это значит лишь то, что вы имеете право указывать мне, как жить, где жить и кому служить, так? Или ты, юный Фертерий, наивно полагаешь, что я так вам всем благодарен за счастье торчать тут, что у меня аж дыханье схватывает? А может, ты там себе вообразил, что спасти двух наследников твоего Дома — это такая охренительная честь? Ну же, давай, скажи мне? Молчишь? Вот и помалкивай, бери мои сумки и тащи их вниз, растрясешь пузцо хоть.

— Пузцо?! — умудрился шепотом прорычать Ферт.

— Не пузцо, так жо…

— Господин, — неожиданное появление Кита почему-то заставило нас обоих замолчать, что само по себе странно: мальчик-слуга вызывает смущение у двух господ.

В это утро он вопреки обычаю остался дома и сейчас смотрел сквозь широкое окно в своем кабинете на то, как пределы его резиденции покидает старик, что всего несколько недель назад спас его жизнь. Странный старичок, даже удивительно, как с таким характером и откровенно миниатюрным телосложением ему удалось прожить столь долгую жизнь. Порой в голове не укладывалось, сколь сильным был этот на вид хрупкий старец. «Вредный» — это не то определение, которое могло бы охарактеризовать старика, скорее «вредоносный», но и весьма полезный. Отличное приобретение для его дома.

— Ты не боишься так просто его отпускать за пределы дома? — со спины раздался голос младшего брата. За эти недели Эрдан заметно изменился, и сейчас Рэйн испытывал смешанные чувства, смотря на него. С одной стороны, брат стал взрослее, сильнее, на многое учился смотреть иначе, это могло стать гарантом его выживания в этом мире. Но… положа руку на сердце (и он мог признаться в этом лишь самому себе), Рэйну было очень жаль, что все это коснулось его младшего брата. Неужели нельзя взрослеть, не испытывая боли, разочарования и предательства самых близких? Видимо, не в их семье.

— Нет, — скупо качнул он головой, так и не оторвав взгляда от маленького старичка, что скоро семенил впереди своего ассистента, который тащил за ним с десяток тюков, и активно жестикулировал руками. Просто гиперактивный старик, молодым остается только завидовать.

— Даже в расчет не берешь, что он может сбежать?

— Это невозможно.

— Без клейма? — усмехнулся Эрдан. — Для этого ненормального, похоже, нет таких слов, как «невозможно» и «нельзя».

— То, что клейма нет на коже, вовсе не означает, что клейма нет совсем. Пока Соль жив, его местоположение всегда под контролем, не стоит переживать по этому поводу.

— Думаешь, те артефакты, что ты ему дал, его удержат…

— Мусор, — отмахнулся Рэйн. — Я же не ребенок, чтобы позволять событиям идти своим чередом. Старик не выносит ошейников, я ему благодарен и могу подарить иллюзию свободы…

— А свободу?

— Зачем же? — наконец повернувшись лицом к брату, поинтересовался мужчина. — Мы заключили сделку, и в нее не входил уговор о свободе. И потом, империи нужен тот, кто сможет улучшить положение дел в сфере здравоохранения. От того, что он поделится своими знаниями, он не пострадает.

— А если он не хочет?

— Это не вопрос желания — делать то, что должен.

— Он не наш раб…

— Тебе стоило об этом подумать прежде, чем ты оглушил его и притащил сюда…

— Но…

— Нет. Я не требую от него чего-то невозможного, не издеваюсь и практически ни в чем не ущемляю его прав, почему же ты хочешь меня устыдить?

— Я не то имел в виду, — потупив взор, тихо сказал Эрдан.

— Хорошо, — спокойно согласился Рэйн, садясь за стол. — Хорошо потому, что совсем скоро может начаться война, брат, и у меня совсем нет времени на то, чтобы терзаться мыслями, достаточно ли я щедр и благодарен. Соль не сможет покинуть Аланию, как бы ему этого ни хотелось, внутри же он волен перемещаться как ему вздумается. Тщательно контролируемая свобода или просто свобода — разница лишь в том, где он будет ложиться спать и с какой пользой для общества проживать свою жизнь.

Даже несмотря на то, что он ступал чуть слышно, его шаги эхом отражались о глухие серые стены подвала. Последний раз в подвалах дома Ариен он был не одно десятилетие назад, разумеется, тот визит еще помнило его тело. Такое просто так не забывают. Да и вообще, не стоит просто так забывать то, что следует помнить, иначе как жить дальше?

В кромешной тьме он легко ступал по влажному каменному полу, и, казалось, темнота никоим образом ему не мешала ориентироваться в бесконечных лабиринтах дома. В какой-то момент он остановился у небольшой двери с маленьким зарешеченным оконцем, чуть наклонился, чтобы наверняка определить, туда ли пришел, и скупо улыбнулся, увидев на полу, в дальнем углу, то, что больше всего напоминало ворох грязного тряпья. Но стоило мужчине зажечь на своей ладони небольшой магический светлячок, как «ворох» слабо зашевелился и на свету оказалось все перемазанное чем-то бурым женское лицо.

— Ты… — слабо зашептала Филиция, — пришел за мной? Да? Я знала, — слабо улыбнулась она, подползая к двери. — Он меня не бросит, ведь так?

— Не совсем, — улыбнулся мужчина, сверху вниз посмотрев на женщину. В свете магического огня его глаза цвета весенней травы показались неестественно зелеными и зловещими. — Ты через многое прошла, ведь так? Я не чувствую в тебе больше силы твоих крыльев, они выдрали их из тебя, да?

Женщина болезненно прикрыла глаза и всхлипнула.

— Да, — тихо ответила она.

— Хорошо, — немного шире улыбнулся мужчина, в то время как глаза Филиции широко распахнулись. — Это меньшее, что могла ты отдать за мои потери, — жестко сказал он. — Жаль только, что ты оказалась такой дурой. Я научил тебя, как убить подобного тебе так, чтобы оказаться в стороне, но ты и твои детки даже этого не смогли, — раздраженно дернул он подбородком в знак своего пренебрежения. — Хотя если не ты — значит, кто-то другой, и вот я пришел за тобой.

— Почему? — тихо спросила она, не находя в себе сил на крик.

— Потому, что теперь в этом моя нужда, — просто ответил он, не встречая сопротивления от женщины, касаясь ее подбородка открытой ладонью. Сотни тончайших голубых нитей протянулись от ладони мужчины к коже женщины, всего на краткий миг касаясь ее. Филиция упала на пол, словно одно это прикосновение остановило ее сердце.

Некоторое время мужчина просто смотрел на тело, лежавшее у самой двери в камеру. Взгляд его был холоден и бесстрастен. Произошедшее не принесло ему ни единой эмоции, будь то радость от свершенного или удовлетворение.

— Ничего, — устало сказал он, — еще немного…

Первый день на новом месте был милостиво отдан мне в качестве выходного. Ну, если под выходным подразумевается день, посвященный обустройству на новом месте жительства. Хотя мне все равно, я отдыхала, сославшись на острый приступ радикулита. Кит, конечно, не особенно в это поверил, но его новая должность обязывала верить мне на слово. Потому ему пришлось самостоятельно разложить наши вещи, купленные мною не так давно на рынке, по шкафам и сходить за продуктами. Стоило ему вернуться, как я неожиданно почувствовала себя лучше и, решив лишний раз не рисковать пищеварительной системой, приготовила нехитрый ужин.

— Мой отец говорил, что мужчинам должно быть стыдно стоять у плиты, — неожиданно поделился Кит, наворачивая приготовленное мною. — Почему вы не попросили выделить вам кухарку?

— Стыдно сидеть голодным, когда у тебя есть руки и ноги. Стыдно не слезать с нужника, кушая то, что приготовил неизвестно кто и из чего. А быть самостоятельным и независимым — это повод собою гордиться, — поделилась я жизненным опытом.

— Вам просто надо было жениться, когда были помоложе, конечно, и тогда самостоятельным быть бы не пришлось, — резонно заметил молодой человек.

— Хм, — усмехнулась я. — Возможно, сейчас и не скажешь, но когда-то давно я был весьма хорош собой и имел привлекательный склад души, что особенно нравилось во мне противоположному полу, так что и… жена у меня была весьма… ммм… хороша собой во всех отношениях, — невольно улыбнулась я, представив Его в женском платье и переднике.

— Должно быть, это было очень давно, — усмехнулся парень, на что получил меткий бросок кухонным полотенцем в лицо.

— Не забудь приготовить мне одежду на завтра, остряк, — буркнула я, поднимаясь из-за стола. — И, к слову сказать, кухарку я все же просил, но, похоже, то, что сегодня мы ночуем тут, не считается. Итак, молодой человек, — вновь обратилась я к нему, подойдя к лестнице, — твоя комната — та, что слева, моя — справа, понятно?

Кит лишь пожал плечами, что было расценено мною как утвердительный ответ.

— И ко мне не входить, ясно?

Тут он уже утвердительно затряс головой, тщательно подъедая то, что осталось на дне его миски. Растущий организм, что ни говори.

Поднявшись в комнату, я тут же зашторила все окна в комнате и с нескрываемым удовольствием стянула с головы уже опостылевший тюрбан. По плечам тут же рассыпались тяжелые черные локоны моих волос. Как бы ни было это нерационально, но всякий раз, когда я приходила к мысли о том, что проще всего их обрезать, брала ножницы и подносила их к волосам… Я просто не могла этого сделать. Я до сих пор помнила, как его ладони касались их, как он любил пропускать тугие кудри сквозь пальцы. Помнила, как его губы легко целовали их. Все эти воспоминания, казалось, могут исчезнуть, если исчезнет то, к чему они до сих пор привязаны. Всякий раз, стоит мне взять простой гребень в руку, провести им по волосам, я вспоминаю… Картинки давно минувших дней оживают, и мне становится легче дышать. Одни воспоминания о нем… хорошо, что остались хотя бы они.

Легко потянув за завязки на крутке, я сняла и ее, следом брюки и обувь. Оставшись в одной рубашке до середины бедра, я подошла к зеркалу и, опустившись на небольшой табурет перед ним, посмотрела на свое отражение.

— Я скоро забуду тебя, — бросила я смуглокожей девушке с невероятными аквамариновыми глазами. Мое отражение… как усмешка всем законам природы. Если судить по человеческим меркам, то на вид мне не больше двадцати. Как жаль, что только на вид…

Когда дверь за моей спиной с легким скрипом отворилась, я почувствовала себя героиней комедийной пьесы. Я полуголая перед зеркалом, а за спиной онемевший подросток, бестолково выпучивший глаза и пытающийся то ли заорать во все горло, то ли еще что… Но как же все же хорошо, что мне не двадцать и я не трачу энергию на то, чтобы смущаться и бестолково тянуть рубаху к коленам. Зато резко вскочить на ноги, подбежать к онемевшему на долю секунды парню и утянуть его в комнату, схватив за грудки, и как следует приложить о стену, я могу.

— А ну, рот закрой! — возможно, грубее, чем следовало, все еще старческим голосом просипела я.

Кит лишь попытался что-то ответить, но и это вышло не слишком связно и больше всего напоминало вялое мычание.

— Просто сделай вдох, парень, просто дыши, — посоветовала я, вместе с тем поправляя голосовые связки, чтобы мой голос сочетался с образом, который предстал перед взглядом мальчика.

— Вы… ты… вы… кто вы? — все же определившись с местоимением, все еще часто дыша, поинтересовался он.

— Твоя бабушка, придурок, — для лучшего эффекта я отвесила ему легкую оплеуху.

— Больно! — возмущенно проорал он.

— Нормально! — резонно заметила я. — Я тебе что сказала? Не заходить!

— Так я к себе шел… — вяло промямлил парень, все еще не до конца понимая, что происходит.

— Где лево, дубина?!

Подросток уверенно поднял правую руку и с возмущением уставился на меня.

— Видите, я все правильно вошел, а вы — девчонка! — вдруг заорал фальцетом Кит, за что схлопотал еще одну затрещину.

— А ну заткнись, гадина! В твоих же интересах, ребенок, закрыть рот и просто забыть об этом, понял меня?

— Но почему? — повинуясь гормональному всплеску переходного возраста, взгляд мальчика заинтересованно скользнул на мои губы, шею, грудь, что виднелась в вырезе рубашки, а вместе с тем на его лице заиграла какая-то придурковатая улыбка.

Страницы: «« « 345678910 » »»