Дмитрий Коваль Кистяева Марина

— Дима, тебе снова плохо? — осторожно поинтересовалась она, интуитивно стараясь отсрочить казнь.

— Нет… Пока ты рядом…

Всё же его слова пробирали. Ирина говорила себе не обращать на них внимания, но не всегда получалось. В глубине души хотелось верить, что подобное отношение мужчины к женщине существует. Что где-то в параллельной вселенной мужчины с таким нескрываемым восхищением смотрят на партнершу, и та отвечает взаимностью.

Верить хотелось. Душа Ирины истосковалась по любви, по заботе.

— Ириша…

Он наклонил голову и шумно втянул её запах в себя. Провел носом по шее, задержавшись у уха. Пульс Ирины участился. Она приказала себе расслабиться. Да, ничего не менялось, и ехидная шутка про «расслабься и получи удовольствие» все же оставалась актуальной.

На удовольствие Ирина не рассчитывала. Не навредил бы.

— Посмотри на меня, девочка.

Ирина выполнила его пожелание.

Лицо Дмитрия оказалось близко. Она видела, как трепещут его длинные ресницы, как раздуваются крылья носа. Как нервно дергается верхняя губа.

— Хочу видеть твои глазки… Ирина, не сопротивляйся, пожалуйста… А? Я тебя очень прошу… Ты мне нужна! Я не знаю, что это за побочка такая, но я весь утонул в тебе. С головой. Никогда ни на одну девочку так не западал. А увидел тебя во дворе — и всё, — он говорил негромко, со свистом. Его по-прежнему обнаженная грудь поднималась и опускалась.

Ирина ничего не говорила.

Ей нечего было сказать.

Он продолжил гладить её щеку, периодически задевая подбородок. Его пальцы не были нежными или грубыми.

Они были чужими.

— Будь со мной, девочка. И я дам тебе всё, о чем ты только попросишь. Давай снимем футболку, иначе я её порву. Хочу видеть тебя.

Ирина снова подчинилась. Приподнялась корпусом и позволила с себя снять одежду.

Но за футболкой сразу же последовал и лифчик. Она рефлекторно дернулась, схватилась за чашку.

— Тссс… Пусти.

Вслед за словами пошли и действия. Ирина едва ли не намертво вцепилась в бюстгальтер, Дмитрий настойчиво разжал один её палец за другим. После чего откинул ненужную вещицу куда-то себе за спину.

— Ахренеть… Какая ты красивая! — в его голосе слышалось восхищение.

Не позволил он ей и прикрыться. Сначала отвел одну руку, потом и другую, раскрывая её для себя.

Ирина впервые обнажалась перед мужчиной. У неё и петтинга толкового никогда не было.

Лучше бы был. Всё было бы. Чем вот так.

Дмитрий не лукавил. Он находил её красивой. Здесь и сейчас.

Некто зудящий, ехидный, не дающий покоя даже в столь ответственный момент, неприятно заметил, что, окажись на месте Иры любая другая девушка, Коваль, всё же находящийся под воздействием своего чудо-препарата, так же смотрел бы и на ту, другую.

Не верила Ирина в искренность его слов!

Или не хотела.

Дмитрий громко сглотнул, отчего у него дернулся кадык.

— Я люблю тебя, Ириш. Ты даже не представляешь, как сильно.

Хотелось крикнуть: раз любишь — отпусти!

Ирина промолчала.

Её попросту не услышат.

Никто.

— Хочу видеть тебя всю, маленькая моя.

Вот.

Не слышит. И не видит.

Ни её реакции. Ни как она зажимается.

Только собственная похоть. Собственное чертово «я».

«Я хочу» и остальное не имеет значения.

Как Ирине удавалось сдержаться и не заплакать, она не понимала.

Где-то в глубине души хотелось верить нежности в голосе Дмитрия, но его безразличие, его эгоизм, его потребность удовлетворить свою похоть перечеркивали всё.

Мужские руки легли на её талию, скользнули ниже, добрались до резинки домашних брюк. И зачем она их только надевала? Кого тешила? Себя?

Ирина приподняла бедра, позволяя себя дальше раздеть.

Она выберется отсюда… Выберется… Чего бы ей это ни стоило.

А тело… Это только тело! И всё.

С брюками Дмитрий снял сразу и трусики.

И снова Ирина зажалась. Ничего не могла с собой поделать — природная стыдливость брала своё. Она свела ноги вместе, рукой прикрыв лобок и то, что ниже.

Но…

Могла ли её рука остановить Коваля?

Он словно больше ничего не замечал и ни на что не реагировал. Всё его внимание сконцентрировалась на вожделенной плоти. К ней он и устремился. Накрыл руку Ирины своей и снова отвел. Ирина сделала слабую попытку сопротивляться и сразу же услышала тихое:

— Не надо.

Ей захотелось закричать в ответ. Без слов.

По телу рассыпались холодные мурашки, не добавляющие приятных ощущений. В комнате было тепло, от мужского тела тоже исходил жар, но Ирина мерзла. Её холод шел изнутри. Вот-вот и зубы начнут стучать.

— Всё будет хорошо. Ты мне веришь?

Продолжающей нависать над ней непоколебимой стеной, он давил не только своим фактурным, идеально слепленным телом. Он давил яростным потемневшим взглядом, тяжелой аурой. Ирина дышала через раз.

То, что происходило в комнате, было насилием.

Чистой воды принуждением.

И он ещё смел говорить, чтобы она доверилась ему, чтобы поверила?!

— Нет, Дима.

— Зря.

Он же слышал её слова! Значит, откат в его сознании был не настолько серьезным, чтобы не видеть её страха и её нежелания!

Ему попросту было всё равно!

На её чувства… На неё…

Ирина задрожала.

— Мне холодно, Дима. Давай… под одеяло.

— Хочу тебя видеть, — чуть резче, чем до этого говорил, отозвался он.

— Дим! — она тоже повысила голос и заерзала, а потом и вовсе попыталась отползти от мужчины.

Тот среагировал быстро. Вытащил из-под неё одеяло и накрыл их сверху.

— Так лучше?

Какое…

— Да.

Он оказался ещё ближе. Одеяло их соединило.

Мужчина удерживал вес своего тела одной рукой. Вторую он пустил по телу Ирины. Начал с плеч. Потом ниже… К груди. Ирина прикрыла глаза, когда почувствовала, как крупная ладонь опускается ей на грудь. Соски давно напряглись. И когда ладонь коснулась одного, Ирина вздрогнула.

— Тихо… Тихо… Ну что ты… Ириша, я знаю, что ты девственница. Это я… помню.

Его «помню» раскаленной пикой прошлось по нервам Ирины. Как удобно, не правда ли? Что-то помнить, а что-то нет. Ирина промолчала, внутренне съежившись. Она больше и слова не скажет.

Потом… Всё потом… Когда останется наедине с собой, выговорится и выплачется.

Дмитрий надавил одним коленом, раздвигая её ноги. Ирина пересилила себя и развела бедра.

Пусть…

Меньше вреда ей причинит. Мягкая ткань его брюк соприкасалась с её воспаленной кожей. Ирина именно так всё воспринимала. Каждое прикосновение слишком остро, слишком… чуждо.

Дмитрий усиливал напор, воспринимая её податливость за согласие. Он сжал сосок, поиграл с ним. Склонил голову и дотронулся до него губами. Ирина инстинктивно подалась назад, желая как можно сильнее вжаться в матрас.

Некуда…

Его губы обжигали. Действовал он осторожно, по крайней мере, не терзая её, не оставляя синяков. Боже… Она начинает думать, как жертва стокгольмского синдрома! Её собираются изнасиловать, а она мысленно говорит насильнику «спасибо» за то, что он бережно её насилует!

Боли не было. Была обида, что захлестывала девушку изнутри. Она надеялась… Она мечтала… Она ведь ждала его, когда он не пришел!

И вот… Дождалась.

Губы ласкали грудь, а рука двинулась дальше. Вдавливаясь в кожу, потрогала мягкий живот, который Ирина тут же втянула в себя, шипяще выдохнув. На животе он не задержался.

Когда пальцы Дмитрия коснулись её складочек, Ирина распахнула глаза и подалась корпусом вперед. Она не знала, что мужчина её жест расценил, как порыв найти его губы. И он дал то, что она якобы просила. Накрыл её губы своими.

Ирина задохнулась, хотела снова вернуться назад, но рука мужчины удержала, запутавшись в растрепавшихся волосах и зафиксировав затылок. Он целовал, как собственник. Как человек, имеющий право. Он ласкал и брал одновременно, раздвигая языком сомкнутые губы, проникая внутрь.

При этом посылая бедра вперед, показывая всю степень возбуждения.

Он был повсюду. Руки, губы, тело. Весь он.

В какой-то момент у Иры закружилась голова. Напор Коваля опрокидывал её не на лопатки — он отбрасывал её за черту, ту, откуда прежней не возвращаются.

Он трогал её. Там. Между бедер. Она чувствовала…

— Черт! — в какой-то момент Дмитрий прижался к ней горячим лбом. Он по-прежнему температурил, но ничто его не останавливало. — Ты сухая.

Ирина вцепилась в его кисть, пытаясь убрать ненавистные пальцы.

— Дим… Прекрати… Пожалуйста… Я тебя последний раз прошу… Это…

Он её не услышал.

Нырнул под одеяло с головой и развел её колени шире.

Ирина ойкнула. Его руки надежно удерживали её, а губы накрыли плоть. Ирину повело. Она знала про куннилингус. Знала, что многие мужчины никогда его не делают даже женам и постоянным партнершам. Ей хотелось испытать его на себе. Почему бы и нет? В её представлении между людьми, которые любят друг друга и которые строят отношения, не может быть каких-то запретов.

Коваль разрушал представления. В прах.

Его губы трогали, мяли, слегка посасывали. Язык снова и снова проходился по ней, пробуждая что-то непонятное. Дыхание у Ирины сбилось.

Он — насильник…

Это насилие!

И то, что у неё внезапно задрожали колени, ничего не меняет.

Из-под одеяла доносились стоны Дмитрия. Тот явно получал удовольствие от происходящего.

А потом всё стремительно изменилось. Одеяло полетело в сторону, Дмитрий подтянул себя на руках, и так же быстро, безапелляционно обнажился. Выглядел мужчина нездорово. То легкое возбуждение, что помимо воли накатило на Ирину от его откровенных ласк, затормозилось при виде испарины на лбу Дмитрия и полностью безумного взгляда, казалось, окончательно потерявшего связь с действительностью. Ирина видела в отражении серых глаз себя.

— Иди ко мне, — с придыханием проговорил Дмитрий, едва размыкая сухие губы и подсовывая руку под её спину.

Он навис над Ириной. Лицо к лицу, тело к телу.

И начал входить.

Ирина протестующе пискнула, а потом, не в силах совладеть с распирающей силой внизу живота, подалась вперед, невольно ища защиту у того, кто обижал.

Было больно. Очень. Ирина, чтобы не закричать, впилась зубами в плечо Дмитрия. Мужчина толкнулся вперед.

— Потерпи… Надо полностью, сразу.

Какое полностью!

Дмитрий вошёл и замер, тяжело дыша. Он давал ей время привыкнуть. Не двигался, гладил по спине, целовал шею, плечо.

Опоясывающая боль сковала нижнюю часть тела. Ирина сама замерла, боясь пошевелиться.

— Ирина… Девочка… Ты моя… Слышишь?

Она не слышала. Не хотела.

Он задвигался, на этот раз осторожнее. И снова гладил её, целовал. Всю. Ирина прикрыла глаза.

Пожалуйста…

Пожалуйста…

Боль притуплялась, но никуда не исчезала. Каждое движение отдавалось в пояснице. Ирина понимала: безболезненным первый раз редко у кого бывает. Но всё же…

Дмитрий тяжело дышал. А потом задвигался резче, глубже.

Откинул голову и застонал громче, кончая.

Ирина вздохнула с облегчением.

Закончилось. Наконец-то.

Дмитрий навис над ней, не спеша выходить. Она знала: он на неё смотрел. Она же видеть его не могла.

Ни лица, ни выражения глаз. Довольных…

Он получил своё.

Получил её.

— Ирина…

Девушку точно током ударило. Она резко открыла глаза и уперлась руками в плечи мужчины, что есть силы отталкивая его от себя.

— Дим! Ты кончил в меня! — её накрыло паникой. Такой, с какой она раньше ещё не сталкивалась.

Мужчина и с места не сдвинулся.

Лишь слегка нахмурился.

Серые глаза блеснули опасным холодом, который она в порыве эмоций не заметила.

— Я знаю.

— Но… Черт! Дим… Я могу забеременеть и…

Она замолчала, потому что, наконец, увидела его глаза.

— И это я тоже знаю.

Повторно сказал Дмитрий Коваль.

И его слова прозвучали, как приговор.

Глава 12

— Ты как?

— В норме. Температура спала.

— Что кровь показала?

— Тоже всё ок.

Дмитрий откинулся на диван и завел руки за голову.

— Видео тормознул?

— Конечно. Будет желание, сам «клубничку» снимешь.

— Да пошёл ты…

— Позвони матери. Она мне сегодня только два раза звонила. Обещает тебе кары небесные.

— А батя что?

— Батя грозится и мне, и тебе башки открутить.

— Через это мы проходили. Маме позвоню.

— И пора возвращаться.

— Да. Пора…

— И ещё…

Дмитрию не понравилась пауза от Вано.

— Говори.

— Это по душу твоей Иры. Эй, не скалиться! Ни я, ни кто-либо на неё не претендует.

— Попробовали…

— Слушай, вот тебя кроет. Я думал… так, почти шалость, а ты реально.

Дмитрий сменил позу и подался вперед.

— Ты мне что-то хотел сказать.

— Телефон твоей Иры у меня. Я ему разрядиться не дал. Глянь. Думаю, тебе будет интересно.

— Давай.

Дмитрий взял телефон и положил рядом с собой на диван.

Хреново что-то.

И уже не самочувствие.

На душе паскудно.

Идея нового развлечения возникла случайно. Развлечения в духе «миллионер без денег в чужом городе» — уже пройденный этап. Даже шоу снимали с периодичностью раз в пятилетку. Но каждый из участников знал, что стоит закапризничать, устроить скандал — и его вернут. Дмитрий изучал подобные мероприятия.

Лично для себя ничего интересного не увидел.

Проект с обнулением пришёл в процессе разработки нового препарата для боевиков Ивана.

Это было уже интереснее… Полностью лишить человека памяти и забросить его в незнакомое место. Как вариант — не только по России. Тут уже на вкус и на цвет, как говорится. Самого Дмитрия больше интересовали поведенческие инстинкты человека, и в какой-то момент он решил поучаствовать сам.

Почему бы и нет?

Он — разработчик. И обезопасил себя, насколько мог.

Первое воспоминание — это адская дезориентация. Намного хуже, чем после контузии. Последняя с ним тоже случалась. Но сравнить ощущения он мог только, когда память вернулась к нему.

И голод. Просто зверский. Было чувство, что не ел минимум неделю.

Ни имени, ни кто ты, ни где ты.

Это потом уже проснется адреналин. И жажда исследовать, узнать себя.

А до этого будет она.

Девушка с чарующим голосом. Которая с опаской отнеслась к Диме, но, между тем, помогла.

Если вернуться назад, Дмитрий и сам не ответил бы на вопрос, почему он в первый вечер знакомства пошёл её провожать.

Так надо было.

Его тянуло в ее сторону. Потребность находиться с ней рядом поражала. Дмитрий снова и снова прислушивался к себе, поедая тот бутерброд и запивая его кофе. От стаканчика пахло не только кофе, но и легким, едва ощутимым женским парфюмом. Рецепторы проснулись, инстинкты обострились. Он воспринимал всё втрое ярче, чем обычно.

Мир разделился на «до» и «после».

Сейчас, когда действие препарата окончательно прекратилось, Дмитрий мог спокойно проанализировать то, что с ним происходило.

Зацепила бы его Ирина, не будь он под воздействием?..

Однозначно.

Однажды мама с отцом поругались. Сильно. Дмитрий не мог припомнить, чтобы хотя бы раз родители ругались настолько, что мама объявляла отцу байкот. У них патриархальная семья. Как отец говорил, так и было. По крайней мере, в восемнадцать лет Диме и Ване так казалось. Уже позже братья пришли к выводу, что мама у них больше брала мягкостью. Она никогда не спорила с батей при них, никогда не повышала голос. При этом если вступала в дискуссию, то всё раскладывала по полочкам, не придерешься. Аргументы и логика — это сильная сторона маминой натуры.

Когда дети растут, они многое не замечают. Отношения родителей — именно их родителей — воспринимаются как норма. Их родители любили и любят друг друга.

Просто отец относится к маме немного… иначе.

Одержимее.

Слишком ревнив. Слишком требователен.

Слишком… жаден.

Опять же, будучи детьми, не замечаешь, какими взглядами обмениваются родители, как невзначай прикасаются друг к другу, точно не могут сдержаться. Как пытаются быть ближе.

Осознание подобного приходит, когда сам начинаешь интересоваться противоположным полом.

Дмитрий знал, что отец без ума от матери. Он прилюдно не говорил о любви. Солдаты слов любви не знают — это про их батю. По крайней мере, прилюдно не показывают.

Но и Дмитрию, и Вано не раз попадало от него, если они не слушались маму или пытались перечить. Причем методы воспитания соответствовали авторитарному характеру отца. С ним они могли спорить, доказывать свою правоту. А с мамой…

Мама была мамой.

Девочкой для папы, которую он любил.

Страницы: «« « ... 89101112131415 » »»