Кольцо Соломона Страуд Джонатан

26

Поначалу это было очень тихое побоище. Я не хотел привлекать внимания.

На то, чтобы управиться с Боско, ушло секунд пятнадцать. Несколько больше, чем я рассчитывал. У него очень некстати оказались бивни.

В следующие четыре минуты я посетил еще нескольких часовых в этой части садов. Каждая встреча, как и предыдущая, была краткой, внезапной и относительно безболезненной – для меня, по крайней мере[85].

Управившись с этим, я снова обернулся сверчком и довольно медленно, поскольку я слегка отяжелел после трапезы, полетел обратно в сторону девушки. Но пока что я направлялся не за ней; меня куда больше интересовал командир ночной стражи, стоявший возле зарослей рододендронов. Я подлетел настолько близко, насколько счел безопасным, затем приземлился на одну из наиболее причудливых Соломоновых статуй, заполз куда-то под колено и стал наблюдать за развитием событий.

События не замедлили воспоследовать.

На первом плане ифрит сам маскировался под статую – скромную молочницу или еще какую-то чушь в этом роде. На других планах он выглядел угрюмым серым огром с шишковатыми коленями, бронзовыми браслетами на запястьях и набедренной повязкой из страусовых перьев; иными словами, это был именно такой дух, которого мне не хотелось бы видеть в садах, когда через них будем пробираться мы с девушкой. На поясе у него висел громадный рог из слоновой кости, отделанный бронзой.

Итак, события начали развиваться. Из кустов выскочила обезьяна с болтающимися руками, ярко-розовой мордой и копной оранжевых волос на голове. Она резко затормозила перед ифритом, плюхнулась на корточки и коротко поклонилась.

– Зазил, дозволь сказать!

– Ну, Киббет?

– Я сейчас обходил южные сады. Боско нет на посту!

Ифрит нахмурился.

– Боско? Это который караулит рядом с сокровищницей? Ему дозволено отлучаться, чтобы патрулировать аллею Роз и восточные беседки. Ты наверняка найдешь его там.

– Я осмотрел все до последнего прутика и листочка! – отвечала обезьяна. – Боско нигде нет!

Огр указал на искрящийся купол, висящий над садами.

– Внешних границ никто не тревожил. Атак извне не было. Боско просто где-то шляется, когда он вернется, получит добрую порцию Раскаленных Игл. Возвращайся на пост, Киббет, явишься ко мне на рассвете.

Обезьяна удалилась. Сверчок удовлетворенно затрещал в своем безопасном убежище.

По-моему, часами стоять на постаменте не очень-то весело, однако огр Зазил, похоже, был вполне доволен собственной участью. В ближайшие две минуты он лениво покачивался с пятки на носок, пару раз согнул-разогнул колени и удовлетворенно причмокнул губами. Может быть, он бы простоял так всю ночь, если бы у него была такая возможность.

Но возможности такой ему не предоставили. Ломая ветки и сшибая листья, из кустов на четвереньках снова вырвалась обезьяна. Обезьяна выглядела куда более растрепанной, чем прежде: зубы у нее были оскалены, глаза выпучены.

– Зазил! Докладываю! Снова что-то не так!

– Опять Боско?

– Боско так и не нашли, господин мой. Но теперь пропали еще и Сузу с Тримблом!

Огр вскинул голову.

– Как?! А они где дежурили?!

– На укреплениях рядом с сокровищницей. Внизу, в саду, нашли копье Сузу, оно торчало из клумбы. Еще удалось обнаружить несколько раскиданных чешуек Тримбла. Но самих джиннов нет ни на одном из планов.

– А внешний купол по-прежнему цел?

– Да, господин.

Зазил шмякнул мясистым кулаком по ладони.

– Значит, извне сюда никто не входил! Если здесь бродит враждебный дух, его призвал кто-то из тех, кто находится во дворце! Нужно вызвать подкрепление и отправиться на место происшествия.

С этими словами огр схватил рог, висящий у него на боку, и хотел уже поднести его к губам, как вдруг во вспышке света рядом материализовался еще один мелкий дух.

Это был человечек, сидящий в устричной раковине.

– Хозяин, у меня новости! – пропищал он. – Часового Иквууса нашли сплющенным в кадке под водостоком; он несколько подавлен, не говоря уже о том, как он промок, но тем не менее жив. Он говорит, что на него напали…

Ифрит выругался.

– Кто?!

– Он видел лишь мельком, но… это был Боско! Он узнал его брюхо и хобот!

Огр едва с пьедестала не свалился от удивления. Он только собрался что-то сказать, как вдруг взметнулся фонтан сырой земли, и рядом с пьедесталом вынырнул третий мелкий демон, на этот раз с милой и грустной мордочкой газели.

– Хозяин, часового Валаама затолкали в навозную кучу и привалили сверху тяжелой статуей! Я услышал его сдавленные вопли и еле сумел его вытащить с помощью длинного шеста. Бедняга Валаам – в ближайшее время от него будет вонять отнюдь не серой! И как только он смог говорить, он назвал своего жестокого обидчика. То был джинн Тримбл!

– Зазил, – воскликнул Киббет, тот, что явился первым, – Тримбл с Боско явно взбесились! Нужно их отыскать как можно быстрее!

Огр решительно кивнул.

– Тут прослеживается определенная схема! Их нападения сосредоточены вокруг сокровищницы. Там находится все царское золото и множество бесценных сокровищ! Очевидно, эти джинны – или волшебники, их хозяева, – задумали ограбление или что-нибудь еще столь же ужасное. Действовать нужно немедленно! Киббет и остальные, быстро к сокровищнице! А я вызову помощь и встречусь с вами там. Как только соберем силы, предупредим визиря. И пусть уж Хирам сам решает, стоит ли тревожить сон царя.

Бес-газель нырнул обратно в землю; человечек захлопнул створки раковины и винтом ушел в небо; оранжевая обезьяна сделала сальто-мортале и, крякнув, рассыпалась дождем оранжевых звездочек, которые разлетелись прочь.

А что же ифрит Зазил? Он вскинул рог и затрубил.

Сады Соломонова дворца тотчас наполнились ревом, земля под ногами задрожала: это подчиненные Зазила торопились на его зов. Среди павильонов и увитых розами беседок в самых неожиданных местах вспыхивали яркие огни; меж кустов и в горшках с папоротниками моргали чьи-то глаза. Скульптуры приходили в движение, спрыгивали с постаментов; невинные на вид лозы, извиваясь, уползали прочь; лавочки расплывались и внезапно исчезали. По всей северной части садов скрытые часовые зашевелились – и явились на зов: рогатые, клыкастые, красноглазые, с пеной у рта, с извивающимися костяными хвостами, с перепончатыми крыльями и болтающимися животами; шныряющие и сочащиеся слизью; с ногами и без ног; мечущиеся букашки и прыгающие гули, блуждающие огоньки и бесенята, джинны и фолиоты, – все они безмолвно скользили через лужайки и по деревьям сада туда, где ждал их Зазил.

Ифрит отдал несколько отрывистых приказов и хлопнул в ладоши. В воздухе похолодало; пьедестал покрылся льдом, лед заблестел на листьях рододендронов. Огр исчез; на пьедестале вздымался столп клубящегося дыма и шевелящихся щупалец, из которого свирепо пялились два злых желтых глаза[86].

Дымный столп свернулся, как пружина, взлетел в воздух и исчез за кустами. Вслед за этим все вокруг пришло в движение: орды Зазила устремились в небо либо галопом поскакали по земле. Еще несколько секунд – и вся зловещая кавалькада двинулась на юг, в направлении сокровищницы – именно туда, где меня не было и где я быть не собирался.

А в северной части садов сделалось тихо и спокойно.

Восседавший на экзотической скульптуре сверчок злорадно подпрыгнул. Счет пока что был такой – 1:0, в пользу Бартимеуса Урукского в матче против Воинства Духов Соломоновых! Недурно для двадцатиминутной работы. Думаю, вы с этим согласитесь. Но праздновать победу мне было некогда. Неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем Зазил и компания вернутся.

Поэтому я срочно выдернул девушку из розового куста, и мы побежали через сад. По пути я изложил ей краткое описание своего триумфа – исключительно самую суть, кратко и сдержанно, как обычно сведя к минимуму исторические аналогии и завершив всего тремя хвалебными гимнами себе самому. Договорив, я выжидательно умолк, но девушка ничего не сказала: она была поглощена тем, что выдергивала из одежды застрявшие в ней шипы.

Наконец она коротко бросила:

– Хорошо. Ты молодец.

– «Молодец»?! И это все, что ты можешь сказать? – Я указал на пустынные деревья и беседки вокруг. – Ты погляди: вокруг ни души! Ни на одном из планов! Я расчистил путь к дверям Соломоновых покоев. Ни один марид не добился бы большего в предоставленное время. И после всего этого я всего лишь молодец? Тоже мне, комплимент!

– Это не комплимент, это благодарность, – ответила она. – А что, другие твои хозяева сказали бы что-то еще?

– Да нет…

– Ну вот.

– Я просто думал, что ты, возможно, видишь вещи в ином свете, – небрежно заметил я. – Ты ведь и сама рабыня…

Воцарилось молчание; впереди, между деревьями, показались царские покои: темное здание с куполом, вздымающееся черной массой в млечном сиянии звезд.

Девушка перепрыгнула узкий, выложенный плиткой канал, за которым начинались водяные сады. И сказала:

– Я не рабыня.

– Ну да, конечно. – Я снова принял человеческий облик: молодой шумер, бегущий легкими волчьими скачками. – Я помню. Ты потомственная стражница. Очень круто. Совсем другое дело. Кстати, а что значит «потомственная»?

– Неужто это не очевидно, Бартимеус? Я унаследовала должность своей матери, и ее матери, и так далее, на много лет назад. Я, как и они, выполняю священный долг: защищаю жизнь нашей царицы. И нет в мире более высокого призвания. Куда теперь?

– Налево, вокруг озера – там есть мостик для пешеходов. Так значит, тебя готовили к этому с рождения?

– Ну, с раннего отрочества. Младенцем я не могла держать кинжал.

Я покосился на нее.

– Это была шутка или просто чересчур буквальное мышление? Боюсь, что последнее.

Девушка сухо ответила:

– Не пытайся принизить меня, демон. Я занимаю высокое положение. В храме Солнца есть специальный алтарь, посвященный стражницам. На каждом празднике жрицы благословляют нас, каждую – лично. Царица знает нас по именам.

– Ну надо же, как здорово! – сказал я. – Погоди, на мосту осторожнее – там натянута сторожевая нить на втором уровне, если ее задеть, поднимется тревога. Когда дойдешь до верха, подпрыгни, вот как я. Ага, перескочила… Слушай, разреши задать тебе один вопрос. Ты хоть когда-нибудь в жизни могла выбирать, что ты будешь делать? Могла ли ты стать кем-то другим, а не стражницей?

– Нет. Да мне этого и не хотелось. Я унаследовала должность своей матери.

– Отсутствие выбора, – сказал я. – Все предопределено с рождения. Ты должна жертвовать собой ради жестокой, равнодушной хозяйки. Ты рабыня!

– Царица вовсе не равнодушная! – воскликнула девушка. – Она чуть не плакала, отправляя меня сюда…

– Отправляя тебя сюда, на смерть, – закончил я. – Да ты что, дальше собственного носа не видишь? Кстати, тут еще одна сторожевая нить, между вот этими деревьями. Согнись вдвое, вот так, еще пониже. Все, прошла. Уж поверь мне на слово, – продолжал я, когда мы побежали дальше, – ты, конечно, носишь почетное звание и неплохо владеешь оружием, но ты точно такая же рабыня, как те, кого держат в цепях. Мне тебя жаль.

Терпение девицы иссякло.

– Молчать!

– Извини, но истине рот не заткнешь. Единственная разница между тобой и мной в том, что я понимаю, что к чему. Я сознаю, что нахожусь в рабстве, и меня это бесит. Это дает мне хотя бы призрачную тень свободы. А у тебя и того нет. Эта ваша царица небось смеется над тобой до слез, с такой готовностью ты повинуешься любой ее прихоти!

Что-то сверкнуло в свете звезд; в руке у нее очутился кинжал.

– Не смей оскорблять царицу, ты, демон! – вскричала девушка. – Ты просто не представляешь, какая ответственность лежит на ее плечах! Она полностью доверяет мне, а я – ей. И я никогда не стану оспаривать приказа, который она мне дала.

– Да уж, вижу, – коротко ответил я. – Так, вот здесь осторожнее: нужно сделать три прыжка, один за другим, как можно выше. Готово. Теперь встань на четвереньки и ползи вперед… зад пониже опусти, будь любезна… еще чуть-чуть… Все, можешь встать.

Девушка с удивлением оглянулась на меня поверх пустынной лужайки.

– Сколько же тут было этих нитей?

Я, ухмыляясь, подошел к ней.

– Ни одной. Это был просто маленький пример того, что делает с тобой твоя царица. Ну и опять же, выглядело это довольно забавно. Ты же не приучена подвергать сомнению то, что тебе говорят. «Слепое повиновение с непонятной целью» – вот твой девиз.

Девушка негодующе ахнула; кинжал теперь был зажат между большим и указательным пальцами, готовый к броску.

– Да тебя убить за такое мало!

– Это верно. Но ты меня не убьешь. – Я отвернулся и принялся изучать огромные каменные блоки вздымающегося впереди здания. – Почему? Да потому, что это ничем не поможет вашей драгоценной царице. К тому же я сейчас не в круге. Здесь я отлично могу увернуться, даже теперь, когда смотрю в другую сторону. Но все равно попробуй, если хочешь!

Несколько секунд у меня за спиной не раздавалось ни звука. Потом я услышал шаги. Когда девушка поравнялась со мной, кинжал был у нее за поясом.

Она хмуро окинула взглядом массивную каменную кладку. У ее скошенного подножия северные сады сходили на нет, завершаясь красиво подстриженным нагромождением жасминовых кустов. Бледные цветы при свете дня, вероятно, были очень красивы, но в призрачном сиянии звезд напоминали груду черепов, взирающих на нас с выжидающей ухмылкой.

– Что, все? – спросила девушка.

Я кивнул.

– Ага. Возможно, во всех смыслах. Это башня царя Соломона. Там, наверху, на крыше должен быть балкончик, наверное, через него-то мы и попробуем войти. Но сперва – еще один, последний, вопрос.

– Ну?

– А что обо всем этом думает твоя мама? О том, что ты явилась сюда одна-одинешенька. Она так же довольна этим, как и ты?

В отличие от всех прочих моих каверзных вопросов на этот девушка ответила, не раздумывая.

– Моя мать погибла, защищая предыдущую царицу, – сказала она. – И я уверена, что сейчас, когда она взирает на меня из владений бога Солнца, она гордится тем, что я делаю.

– Ясно, – ответил я. И действительно, мне все стало ясно.

При прочих равных я бы в этот момент обернулся птицей рок, фениксом или еще кем-нибудь могучим и крылатым, ухватил бы девчонку за ногу и непочтительно поднял ее на балкон вниз головой. Увы, сделать это мне помешала новая опасность, обнаружившаяся в воздухе у нас над головами: множество яркозеленых светящихся Импульсов, парящих на разной высоте вблизи от стены. Двигались они не быстро, но местами их было очень много, и перемещались они хаотично, временами ускоряясь без всяких видимых причин. Любое летающее существо непременно наткнулось бы на них, с самыми неприятными последствиями.

Импульсы находились на первом плане, так что девушка их тоже увидела.

– И что нам теперь делать?

– Нужна подходящая маскировка… – сказал я. – Кто хорошо ползает по стенам?

– Пауки, – ответила она. – Или улитки.

– Не-е, пауки мне не нравятся. Слишком много конечностей, которыми нужно управлять, я в них вечно путаюсь. Улитка бы подошла, но так мы провозимся всю ночь, и к тому же как я тогда понесу тебя? – Я щелкнул пальцами. – Придумал! Здоровенная ящерица!

Сказав так, красивый юноша исчез, и на его месте очутился далеко не такой привлекательный огромный геккон, с колючей чешуйчатой шкурой, растопыренными пальцами с множеством присосок и глядящими в разные стороны выпученными глазищами по обе стороны ухмыляющейся пасти. Он высунул длинный язык и сказал:

– Привет! Давай обнимемся!

Визг девчонки, вероятно, был бы самым пронзительным, какой когда-либо издавала потомственная стражница из Савы, если бы его не приглушил кончик моего длинного, жилистого хвоста, который обвил ее и оторвал от земли. А потом ящерица стремительно заскользила наверх, хватаясь за камни цепкими лопаточками на своих растопыренных лапах. Одним глазом я смотрел вперед, на стену, а вторым, развернув его на девяносто градусов, приглядывал за парящими в воздухе Импульсами, на случай если какой-нибудь из них подплывет слишком близко. Жалко, что у меня не было лишнего, третьего, глаза, чтобы посмотреть на болтающуюся в воздухе девчонку, однако доносящиеся до меня цветистые арабские проклятия говорили о том, что с ней все в порядке.

Перемещался я быстро и, можно сказать, практически без помех. Только один раз Импульс подплыл к нам вплотную, и я ловко шарахнулся в сторону, чтобы избежать встречи с ним, – я ощутил, как воздух на миг сделался ледяным, когда Импульс оттолкнулся от каменной кладки рядом с моей головой.

Короче, все шло просто замечательно – до тех пор, как девчонка не крикнула что-то снизу.

– В чем дело? – спросил я, ядовито покосившись на нее одним глазом. – Я же тебе говорил, в пауков я превращаться не люблю. Все дело в ногах. Радуйся, что я не стал превращаться в улитку!

Лицо у нее было бледное – возможно, от подъема, – но она указывала наверх и куда-то в сторону.

– Да нет! – прохрипела она. – Паук там, наверху!

Ящерица обоими глазами уставилась в указанном направлении, как раз вовремя, чтобы заметить здоровенного, жирного джинна в обличье паука – он выползал из потайного отверстия в стене. У джинна было тело тарантула, здоровенное и распухшее, как туша дохлой коровы после сезона дождей. Каждая из его ног была жесткой и узловатой, как бамбук, и заканчивалась острым жалом. Однако лицо у него было человеческое, с аккуратной бородкой и в высокой конической шляпе. Очевидно, будучи стражем Соломоновой башни, он не состоял в подчинении у Зазила. А может, он был глухой, откуда я знаю. Факт тот, что сейчас он действовал весьма проворно. Мешковатое брюхо выстрелило липкой желтой паутиной, которая сшибла меня со стены. Я пролетел несколько метров, прежде чем ухитрился вцепиться в кладку и повис на одной лапе, опутанный паутиной, раскачиваясь над пропастью.

Где-то внизу вскрикнула девчонка, но мне сейчас было не до нее. Паук вскинул лапу, готовясь запустить в небо Вспышку: еще немного – и все Соломоновы рабы увидят ее и сбегутся на место действия.

Однако ящерица тоже не зевала. Свободной лапой я метнул в паука Плащ. Мое заклятие возникло в тот же самый миг, как он выпустил Вспышку: сгусток энергии угодил в Плащ, отлетел и ударил в раздутое паучье брюхо. Одновременно с этим ящерица освободилась от пут одним взмахом переднего когтя.

Паук, чья туша дымилась в том месте, куда угодила Вспышка, проворно разорвал Плащ удачным контрзаклинанием, согнул лапы и прыгнул вниз по стене мне навстречу. Я шарахнулся в сторону, увернулся от удара и, ухватив паука за колючую заднюю лапу, раскрутил его изо всех сил и запустил прямиком в Импульс, проплывающий футах в тридцати от нас.

Полыхнуло пламя; полосы черно-желтого света окутали джинна, стянулись – и с мерзким хлюпаньем раздавили его в ничто.

Сопутствующий выброс магии был очень некстати, его могли заметить с юга, но с этим ничего поделать было нельзя. Ящерица оглянулась на болтающуюся внизу девушку, ухмыльнулась и подмигнула ей.

– Ловко я его метнул, а? Я научился этому, метая белок вместе с монгольскими кочевниками[87]. Бывало, в тихие летние ночи мы… Ой! Нет! Ты что делаешь?!

Она снова выхватила серебряный кинжал и занесла руку для броска. Глаза у нее были выпученные и безумные.

– Не надо! – воскликнул я. – Ты нас обоих погубишь! Ты…

Взмах! Кинжал вылетел у нее из руки, сверкнул у меня перед мордой и с негромким, влажным, весьма впечатляющим чавканьем вонзился во что-то совсем рядом со мной.

Ящерица снова развернула глаза вперед, только затем, чтобы обнаружить второго жирного паука-джинна, который ошеломленно пялился на серебряный кинжал, торчащий в центре его брюха. Паучьи лапы, занесенные было у меня над головой, слабо шевелились, ощупывая отравленную рану. Его сущность побурела и потускнела, и джинн схлопнулся, точно старый гриб-дождевик, выбросив фонтанчик мелкой серой пыли. Он камнем рухнул со стены и пропал.

Все вновь затихло.

Я посмотрел вниз, на девушку, которая по-прежнему болталась у меня на хвосте.

– Хорошо, – сказал я наконец. – Ты молодец.

– «Молодец»? – Возможно, мне показалось из-за света звезд, а возможно, из-за странного угла, под которым она висела, но я мог бы поклясться, что она чуть заметно усмехается. – И это все, что ты можешь сказать?

– Ну ладно, – буркнул я. – Спасибо!

– Вот видишь? – сказала она. – Не так-то это просто.

Ящерица ничего не ответила, лишь негодующе дернула хвостом и продолжала путь. Секундой позже мы очутились на балконе.

27

Подъем по стене дался Ашмире нелегко. Ее изрядно укачивало – она сильно подозревала, что джинн нарочно мотает хвостом из стороны в сторону куда энергичнее, чем это необходимо, – но ей к тому же очень не нравилось чувствовать себя совершенно беспомощной. Болтаясь на хвосте между небом и землей и наблюдая, как ящерица отчаянно сражается с первым из отвратительных стражей-пауков, она впервые отчетливо осознала, как сильно зависит от своего раба. Она могла сколько угодно это отрицать, но без него она была бы совершенно беззащитна. Без Бартимеуса ей ни за что бы не удалось пробраться так далеко; без Бартимеуса у нее не было бы ни малейшей надежды продвинуться хоть на шаг к своей цели.

Разумеется, именно она, благодаря своей находчивости и силе духа, сумела призвать джинна и заставить его служить себе – она ловко воспользовалась подвернувшимся шансом. И тем не менее это был всего лишь счастливый шанс. Без него тут, во дворце, все ее умения и годы обучения ничем бы ей не помогли, и она не сумела бы оправдать доверия, возложенного на нее царицей. В одиночку она бы тут просто пропала.

Сознание ограниченности своих возможностей и собственной хрупкости нахлынуло на Ашмиру и, как уже бывало, вызвало все то же воспоминание. Она снова видела перед внутренним взором мать, стоящую на повозке рядом с троном, и убийц, сбегающихся к ней со всех сторон. Видела кинжалы, сверкающие на солнце. И снова ощущала это ужасающее бессилие, бессилие шестилетней девчушки: слишком медлительной, слишком слабой, находящейся слишком далеко, чтобы помочь…

Пожалуй, именно это ощущение, а не болтающийся хвост вызвало у нее тошноту и головокружение. И когда появился второй страж, это, скорее, принесло облегчение: она сумела выхватить кинжал и поразить врага. Как всегда, стремительное и точное действие заставило ее воспрянуть духом, ужас и тревога развеялись, она радовалась собственной ловкости. Со взмахом кинжала воспоминания о матери на время исчезли, и Ашмира снова смогла сосредоточиться на предстоящей задаче. Даже последние несколько мгновений подъема, когда демон размахивал ею еще сильнее прежнего, не развеяли этого чувства, и на балконе она очутилась в куда лучшем настроении, чем прежде.

Она стояла на галерее с колоннами, открытой звездам. Между колоннами возвышались статуи на постаментах; там и сям были расставлены столики и кресла. Над ними, теперь уже совсем близко, уходил в ночь купол башни. В основании купола, в конце крытого перехода, ведущего туда с балкона, зияла непроглядно-черная арка.

Ашмира обернулась, чтобы посмотреть на путь, каким она сюда добралась. Далеко внизу серебрились в звездном свете сады. Сады уходили на юг, и там, в южной их части, метались из стороны в сторону яркие цветные точки.

Небольшой барханный кот, с длинными, заостренными ушами, стройным телом и пушистым полосатым хвостом, обвитым вокруг передних лапок, восседал на каменных перилах и наблюдал за мечущимися огоньками.

– Все кружат возле сокровищницы, за тенями гоняются, – заметил кот. – Вот же сборище недоумков!

Он снисходительно покачал головой и взглянул на Ашмиру большими сиреневыми глазами.

– А представь, ты могла бы вызвать одного из них! Повезло тебе со мной, скажи?

Ашмира сдула со лба прядь волос, раздраженная тем, что джинн повторяет ее собственные мысли.

– Ну, так и тебе тоже повезло, – упрямо ответила она. – Учитывая, что я выпустила тебя из бутылки и только что убила того паука.

Она проверила пояс. Осталось два кинжала. Ну что ж, должно хватить…

– Я бы сказал, нам обоим повезло, что мы до сих пор живы, – заметил барханный кот. Он беззвучно спрыгнул на пол. – Что ж, давай проверим, надолго ли еще хватит этакого везения.

Задрав хвост и встопорщив усы, он заскользил между колонн, то ныряя в тень, то появляясь на свет.

– Никаких видимых преград, сторожевых нитей, свисающих щупалец… – бормотал он. – Проход свободен. Видимо, Соломон полагается на все, что было внизу… Вот, опять же, арка эта. Даже дверей нет, только тяжелые портьеры. Как-то все слишком просто, сказал бы я… и был бы прав: тут узы на седьмом плане. – Кот повернул пушистую башку к Ашмире. – Чтоб ты знала, они выглядят как такая жемчужная переливающаяся паутинка, которой затянут весь проход. Очень красиво, только очень опасно.

Ашмира нахмурилась.

– И что же нам делать?

– Ну, ты-то, как всегда, можешь только стоять и смотреть исподлобья. А вот у меня есть несколько разных вариантов. А теперь помолчи минутку. Мне надо сосредоточиться…

Кот замер совершенно неподвижно. Он сидел напротив арки и пристально на нее смотрел. Потом принялся чуть слышно шипеть. Пару раз он вскидывал передние лапы и водил ими из стороны в сторону, но в остальном как будто ничего и не делал. Ашмира недовольно наблюдала за ним. Ее снова злила необходимость слепо повиноваться своему рабу. А ведь он был раб, тут двух мнений быть не могло. И что бы там Бартимеус ни утверждал, между ним и ею ничего общего не было. Совершенно ничего общего! Заклинание, которое она произнесла, подчинило его, вынудив повиноваться. Это совсем не то, что ее добровольное повиновение своей царице!

Она подумала о царице Балкиде, которая ждет там, в Марибе, – надеется, молится за успех своей верной стражницы. До назначенного срока остался всего один день! Теперь они все, наверное, уже решили, что она потерпела неудачу, и готовятся отражать нападение… Какими заклинаниями жрицы оградят город, каких демонов они призовут для последней, безнадежной обороны?

Она стиснула губы. Цель близка! Все получится!

Кот внезапно хихикнул и удовлетворенно дернул хвостом.

– Ну вот и все! Погляди, какая красота! Крутая штука – Послушное Дыхание, скажи? Еще не было случая, чтобы оно не подействовало!

Ашмира уставилась на арку.

– Не вижу никакой разницы.

– Ну конечно не видишь. Ты же всего лишь человек, а потому, согласно неумолимым законам природы, совершенно безнадежна. Я использовал Дыхание, чтобы раздвинуть узы, и положил на него Печать, чтобы оно оставалось в таком положении. Теперь тут в самой середине отличная дыра. Но не слишком большая: нельзя было допустить, чтобы нити соприкоснулись. Так что нам придется прыгать сквозь нее. Ну да, я знаю, что тебе ее не видно. Просто делай, как я.

Барханный кот сделал мощный прыжок, пролетел через центр арки и мягко приземлился вплотную к портьерам. Ашмира. не колебалась ни секунды: запомнив траекторию полета кота, она отступила на пару шагов, разбежалась и рыбкой взмыла в воздух. В высшей точке прыжка она ощутила, как мимо пронеслось что-то холодное, но ее оно не коснулось и осталось позади. Она сделала кувырок в воздухе, приземлилась рядом с котом, но не удержалась и по инерции влетела головой в портьеру.

В конце концов она обнаружила, что стоит на четвереньках, наполовину высунувшись в находящуюся за аркой комнату.

Комната была внушительная, не комната, а целый зал, с квадратными белыми колоннами, выступающими из беленых стен. А между колоннами…

Ашмира чихнула.

Острые коготки впились ей в плечо и втащили обратно за портьеру. Ашмира еще раз чихнула. Воздух был теплый и спертый, и так густо насыщенный ядреным цветочным ароматом, что она поневоле скривила нос и поспешно прикрыла лицо рукавом.

Когда она пришла в себя, кот смотрел на нее. Он прикрывал нос лапой.

– Что, от притираний пробрало? – шепнул он. – Меня тоже. Это царские!

Ашмира вытерла глаза.

– Как сильно пахнет! Он, должно быть, только что прошел!

– Да нет, это могло быть несколько часов назад. Скажем так: Соломон любит душиться. Однако это к лучшему, что его не было поблизости: ты сейчас трубила почище разъяренного слона. Мы ведь его убивать собираемся, не забывай! Так что осторожность и скрытность не помешают.

Сказав так, кот устремился вперед и скрылся за портьерами. Подавив гнев, Ашмира. поднялась, глубоко вздохнула – и шагнула в личные покои царя Соломона.

Как она успела заметить за несколько секунд до того, комната была просторная, с высоким потолком. Пол был выложен мрамором с розовыми прожилками и во многих местах устелен вычурными коврами, затканными таинственными знаками. В центре комнаты находился круглый ступенчатый бассейн, заполненный водой, от которой шел легкий пар; вокруг были расставлены кресла, кушетки и разбросаны подушки с кистями. На ониксовом столике покоился большой хрустальный шар, а между пальмами в горшках стояли на изящных золотых подставках посеребренные подносы с фруктами, мясом, морепродуктами, сластями, кувшинами вина и тонкими стеклянными кубками.

Ашмира невольно разинула рот, глядя на всю эту небрежную роскошь. Ее взгляд перебегал с одной диковинки на другую. Она внезапно забыла о своей неотложной миссии. Ей захотелось причаститься этому великолепию: присесть на диван, пригубить вина, погрузить ноги в теплый бассейн и почувствовать, как уходит прочь усталость…

Она медленно шагнула вперед.

– Я бы не стал этого делать, – сказал барханный кот, дотронувшись лапкой до ее колена.

– Тут так хорошо…

– Ну да, конечно, он же наложил на все это Чары, чтобы завлекать неосторожных. Стоит отведать этих кушаний, одним глазком заглянуть в шар или хотя бы одним пальчиком коснуться воды, и ты застрянешь тут до рассвета, а на рассвете Соломон явится сюда и обнаружит тебя. Лучше вообще не смотреть.

Ашмира прикусила губу.

– Но тут так хорошо…

– На твоем месте, – продолжал кот, – я бы лучше полюбовался настенными росписями. Смотри, вот старина Рамзес на своей колеснице, а вот Хаммурапи в своих висячих садах; вот изображение Гильгамеша, не очень похожее… у него нос был сломан, между прочим, почему это не отобразили? Ну да, – продолжал кот, – все великие собраны здесь. Типичная черта типичного ближневосточного деспота: им всем хочется быть круче тех, что жили до них. Могу поручиться, что именно здесь Соломон замышляет свои нападения на такие страны, как Сава!

Ашмира по-прежнему глазела на струйки душистого пара, поднимающиеся с поверхности воды, но, услышав последние слова джинна, вздрогнула и невольно стиснула свой кинжал. Она оторвалась от созерцания зачарованного зала и уставилась на кота одурманенным, но яростным взглядом.