Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня Мафи Тахира
– Потому что я могла тебя убить?
Адам тихо засмеялся.
– Я считал, что недостоин тебя.
На мгновение я становлюсь живым сгустком изумления.
– Что?!
Он касается кончиком носа моего и наклоняется, пряча лицо у меня на шее. Обматывает прядь моих волос вокруг пальцев. Я не могу, не могу, не могу дышать.
– Ты замечательная, – говорит он.
– Но мои руки…
– Никогда не делали ничего, чтобы кому-то навредить.
Я готова запротестовать, но он уточняет:
– Не делали намеренно. – Адам откидывается на спинку кресла. В темноте вижу, как он растирает шею. – Ты никогда не давала сдачи, – говорит он через секунду. – Я всегда недоумевал почему. Никогда не кричала, не сердилась, не говорила обидных слов. – Мы будто снова оказались в третьем, четвертом, пятом, шестом, седьмом, восьмом, девятом классе. – Черт, ты, должно быть, прочла уйму книг. – Я слышу, что, говоря это, он улыбается. Пауза. – Ты никому не докучала, но ежедневно становилась мишенью. Ты же могла дать отпор, проучить любого, если бы захотела!
– Я не хочу никому причинять боль, – говорю я едва слышным шепотом, не в силах прогнать воспоминание о восьмилетнем Адаме, лежащем на земле, избитом, брошенном, плачущем в грязи.
Люди много чего делают ради власти.
– Поэтому ты никогда не станешь той, кем тебя хочет видеть Уорнер.
Уставившись в точку в темноте, мучаю свой мозг сомнениями.
– Почему ты так уверен?
Его губы совсем близко к моим.
– Потому что тебя по-прежнему не тянет властвовать.
Прервав мой короткий вздох, Адам целует меня глубоко, сильно, ничего не боясь. Его руки поддерживают меня под спину и медленно опускают, пока я не оказываюсь почти в горизонтальном положении. Мне нет до этого дела. Голова касается сиденья, надо мной Адам, его руки сжимают мои ягодицы сквозь разодранное платье, и меня жжет желание столь нестерпимое, что я едва дышу. Он как горячая ванна, как тяжелое дыхание, как пять дней лета, спрессованные в пять пальцев, пишущих рассказы на моем теле. Я – тянущаяся к нему растерянная масса нервов, контролируемых единственным электрическим потоком, курсирующим по моему внутреннему контуру. Его запах штурмует мои чувства.
Его глаза.
Руки.
Грудь.
Губы у моего уха, когда он говорит:
– Мы, кстати, приехали. – Он дышит тяжелее, чем когда бежал со мной на руках. Его сердце колотится о мои ребра, голос похож на прерывистый шепот. – Пойдем внутрь, там безопаснее. – Но он не делает попытки встать.
С трудом понимаю, о чем говорит Адам, и киваю – голова мотнулась на шее, но тут же спохватываюсь, что он не видит меня. Я стараюсь вспомнить, как говорить, но все внимание занимают пальцы, бродящие по моим бедрам, и я не могу составить фразу. В абсолютной темноте, в невозможности видеть, что происходит, меня наполняет пьянящее приятное безрассудство.
– Хорошо, – выдавила я наконец.
Адам помогает мне сесть и прижимается лбом к моему лбу.
– Прости, мне трудно остановиться… – Его голос опасно отрывист, слова покалывают кожу.
Мои руки скользнули под его рубашку, и я ощутила, как он напрягся, сглотнув пересохшим горлом. Обвожу скульптурный рельеф его тела: гладкая кожа и сухие мышцы.
– А ты не останавливайся, – шепчу я.
Его сердце начинает биться так быстро, что я не отличаю его толчки от собственного пульса. Воздух между нами раскаляется до пяти тысяч градусов. Его пальцы у впадинки пониже живота терзают крошечный лоскуток ткани, символическое напоминание о приличиях.
– Джульетта…
– Адам?
Я вскидываю голову от удивления, страха, тревоги. Адам замирает. Я оглядываюсь по сторонам и, никого не видя, начинаю паниковать. Адам резко открыл люк и выпрыгнул, и тут же снова послышалось:
– Адам, это ты?
Какой-то мальчик.
– Джеймс!
Приглушенный звук столкновения двух тел. Два голоса слишком счастливы, чтобы тут таилась опасность.
– Не могу поверить, что это правда ты! Я, конечно, подумал, что это ты, потому что мне показалось – я что-то слышал, сперва решил – ничего, а потому подумал – схожу проверю на всякий случай, потому что окажись это ты… – Он замолчал. – А что ты тут делаешь?
– Домой приехал, – усмехается Адам.
– Правда? – тоненько вскрикивает Джеймс. – Насовсем?
– Да, – вздыхает Адам. – Чертовски рад тебя видеть.
– Я о тебе скучал, – вдруг как-то тихо говорит Джеймс.
Глубокий вздох.
– Я тоже, малыш. Я тоже.
– Так, ты что-нибудь ел? Бенни только что принесла мою упаковку с ужином, могу поделиться…
– Джеймс!
Мальчик замолкает.
– Да?
– Я кое с кем хочу тебя познакомить.
Ладони мгновенно вспотели, сердце бьется в горле. Слышу, как подходит Адам, но не понимаю, что он сунул голову в кабину, пока он не включает свет. Слабенькая аварийная лампочка освещает внутренность танка. Привыкнув к свету, вижу футах в пяти маленького мальчика с грязными светлыми волосами, круглолицего, с очень знакомыми голубыми глазами. Сосредоточенно сжав губы, он разглядывает меня.
Адам открывает дверь с моей стороны и помогает мне подняться, с трудом сдерживая улыбку. Меня поражает собственная нервозность. Я не знаю, почему волнуюсь, но, Боже, как я волнуюсь! Мальчик явно важен для Адама. Я не знаю почему, но этот момент кажется важным и мне. Я боюсь все испортить. Я пытаюсь скрыть прорехи на платье, расправить помявшуюся ткань, пригладить волосы. Бесполезно.
Бедный малыш будет в ужасе.
Адам подводит меня к мальчику. Джеймс на несколько дюймов ниже меня, но по его лицу я сразу понимаю, что он юн, чист и неискушен в жесткостях нашего мира. Мальчик радует глаз красотой невинности.
– Джеймс, это Джульетта. – Адам смотрит на меня. – Джульетта, это мой брат Джеймс.
Глава 31
Его брат.
Стараюсь унять нервную дрожь и улыбнуться мальчишке, изучающему жалкие обрывки ткани, едва прикрывающие мое тело. Почему я не знала, что у Адама есть брат? Как это я столько лет не знала?
Джеймс повернулся к Адаму:
– Это и есть Джульетта?
Я стою воплощением нонсенса, позабыв о манерах.
– Ты знаешь, кто я?
Джеймс, как пружинка, снова разворачивается ко мне:
– А то! Адам столько о тебе рассказывал!
Залившись краской, невольно бросаю взгляд на Адама. Он смотрит в пол и смущенно кашляет.
– Очень приятно познакомиться, – выдавливаю я.
Джеймс наклоняет голову набок.
– А ты всегда так одеваешься?
Мне захотелось провалиться сквозь землю.
– Эй, малыш! – перебил брата Адам. – Джульетта с нами поживет немного. Сбегай проверь, нигде на полу трусы твои не валяются?
На лице Джеймса мелькает выражение испуга, и он без долгих слов бросается в темноту.
Становится тихо. Тишина тянется так долго, что я теряю счет секундам. Слышно, как где-то далеко что-то капает.
Покусывая нижнюю губу, я стараюсь подобрать правильные слова – и не могу.
– Я не знала, что у тебя есть брат.
– Но это же ничего? – беспокоится Адам. – Мы будем жить все вместе, и я…
Я холодею.
– Конечно, ничего! Я только… ну, это… Ты уверен, что мое присутствие для него безопасно?
– Трусов нигде не валяется, – объявляет Джеймс, выходя на свет. Я гадаю, куда он исчезал и где этот таинственный дом. – Так ты будешь с нами жить?
– Да, – отвечает за меня Адам. – Она у нас поживет некоторое время.
Джеймс смотрит то на Адама, то на меня и протягивает руку.
– Ну что ж, познакомимся наконец.
Помертвев, я не могу отвести взгляд от маленькой, протянутой мне руки.
– Джеймс! – довольно резко говорит Адам.
– Я пошутил! – хохочет Джеймс, опуская руку.
– Что? – Я едва дышу. Голова кружится, я ничего не понимаю.
– Не волнуйся, – говорит Джеймс, смеясь. – Я не коснусь тебя. Адам мне все рассказал о твоей волшебной силе.
– О чем, о чем?
– Слушайте, может, в дом пойдем? – Адам откашливается чересчур громко. – Я только сумки возьму.
Он бежит к танку. Я стою и смотрю на Джеймса. Он не скрывает любопытства.
– А сколько тебе лет?
– Семнадцать.
Он кивает:
– Адам так и сказал.
– Что еще тебе рассказал Адам? – не без раздражения спрашиваю я.
– У тебя тоже нет родителей. Ты вроде нас.
Мое сердце – тающий брусок масла, случайно оставленный на жаре в летний день. Мой голос смягчается:
– А тебе сколько лет?
– В следующем году будет одиннадцать.
Я улыбаюсь:
– То есть сейчас десять?
Он хмурится и скрещивает руки на груди:
– А через два года будет двенадцать!
Мне кажется, я уже люблю этого пацана.
Падающий из открытой двери танка свет гаснет, и все погружается во мрак. Тихий щелчок, и кружок слабого света немного освещает гараж.
– Джеймс, почему бы тебе не пойти первым? Показывай дорогу!
– Есть, сэр! – Мальчишка вытягивается перед Адамом, утрированно козыряет и убегает так быстро, что догнать его нет никакой возможности. Я не могу сдержать улыбки.
Адам берет меня за руку и ведет вперед.
– Ты как?
Я сжимаю его пальцы.
– Ты рассказал своему десятилетнему брату о моей волшебной силе?
Он смеется:
– Я ему много чего рассказывал.
– Адам!
– Да?
– Разве не к тебе домой Уорнер нагрянет в первую очередь? Нам же опасно здесь оставаться!
– Приехал бы, но, согласно публичным архивам, у меня нет дома.
– А твой брат?
– Стал бы его первой мишенью. Для Джеймса безопаснее там, где я могу приглядывать за ним. Уорнер знает, что у меня есть брат, но не знает где. А пока он будет выяснять – рано или поздно выяснит, конечно, – мы подготовимся.
– К войне?
– К обороне.
Даже в тусклом свете фонарика я видела, как он собран и решителен. Мне захотелось петь.
Я закрыла глаза.
– Хорошо.
– Чего вы так долго? – закричал Джеймс издалека.
И мы пошли быстрее.
Парковочный гараж расположен под старым заброшенным офисным зданием, скрытым тенями. Пожарный выход выводит на первый этаж.
Джеймс, ликуя, вприпрыжку носится по лестнице, взбегая на несколько ступенек, возвращаясь и сетуя на то, что мы едва плетемся. Адам ловит его и поднимает в воздух.
– Смотри шею не сломай!
Джеймс вяло протестует. Он слишком счастлив возвращению брата.
Сердце болезненно сжимается от какого-то полузабытого чувства. Печаль смешана с радостью, чего я не могу объяснить. На душе тепло и равнодушие.
Кнопками Адам вводит код на массивной стальной двери. Раздается мягкий щелчок, короткий писк, и он поворачивает ручку.
И я застываю при виде того, что внутри.
Глава 32
Перед нами настоящая гостиная, просторная и стильная. Толстый ковер, мягкие стулья, диван у стены. Зеленые, красные, оранжевые тона, и лампы мягко освещают комнату. У меня еще нигде не возникало такого сильного ощущения дома. Воспоминания о холодном, одиноком детстве не идут ни в какое сравнение. Мне стало так спокойно, что я испугалась.
– Нравится? – улыбается Адам, которого, без сомнения, позабавило выражение моего лица. Спохватившись, закрываю рот.
– Очень, – говорю я – про себя или вслух, не знаю.
– Это все Адам сделал, – гордо сообщает Джеймс, выпячивая грудь. – Для меня.
– Ничего я этого не делал, – возражает Адам со смехом. – Только прибрал тут немного.
– Ты здесь один живешь? – спрашиваю я Джеймса.
Он сует руки в карманы и кивает.
– Иногда Бенни со мной остается, но в основном один. Но я только рад.
Адам бросает сумки на диван, проводит рукой по волосам. Я смотрю, как двигаются мышцы на его спине, как он тихо выдыхает и расслабляется.
Спрашиваю Джеймса, уже зная ответ:
– Почему рад?
– Потому что у меня бывают гости. К другим детям никто не приходит.
– Здесь и другие дети есть? – спрашиваю я с едва скрываемым ужасом.
Джеймс часто кивает, и я боюсь, что его голова оторвется от тонкой шейки.
– Еще бы, вся улица! А своя комната только у одного меня. Это все мое, Адам принес. Но тут все должны делиться. У нас есть что-то вроде школы. Бенни приносит мне упаковки с едой. Адам разрешает играть с другими детьми, но сюда их приводить нельзя. – Джеймс пожимает плечами. – Ну и ладно.
От этих простых и страшных слов у меня жжет под ложечкой, как от яда.
Улица осиротевших детей.
Я догадываюсь, отчего они осиротели.
Оглядываю комнату, автоматически перечисляя про себя предметы. В углу крошечный холодильник с малюсенькой микроволновкой сверху, рядом шкафчики. Адам принес всевозможные консервы и долго хранящиеся продукты. Кроме этого, в спортивных сумках у нас туалетные принадлежности и одежда – на какое-то время хватит.
Джеймс достает из холодильника станиолевую упаковку и старательно запихивает в микроволновку.
– Джеймс, ты что, не делай этого, – пытаюсь я остановить его.
Он застывает, глядя на меня расширенными глазами.
– А что?
– Нельзя же класть фольгу в микроволновку!
– Что такое микроволновка?
Растерянно моргаю.
Джеймс стягивает гибкую крышку с фольгового контейнера и показывает маленький кубик вроде бульонного. Указав на кубик, он кивает на микроволновку.
– Я всегда ставлю в Автомат, и ничего.
– Автомат считывает молекулярный состав пищи и увеличивает ее объем. – Адам встал рядом со мной. – Питательной ценности, конечно, не прибывает, но ощущение сытости длится дольше.
– И дешево! – говорит Джеймс, улыбаясь и снова засовывая пакет в хитроумное устройство.
Остается только поражаться, как все изменилось. Люди так отчаялись, что начали подделывать еду.
Меня распирают вопросы. Адам нежно сжимает мое плечо и шепчет:
– Позже поговорим, обещаю.
Но я энциклопедия со множеством пустых страниц.
Джеймс засыпает, положив голову Адаму на колени.
Доев свою порцию, он говорил без остановки, выкладывая мне все о своей «вроде школе», друзьях и Бенни, пожилой леди, которая о них заботится, потому что «по-моему, ей больше нравится Адам, чем я, но она тайком приносит мне сахар, так что все нормально». Все соблюдают комендантский час. После заката никому, кроме солдат, не позволено находиться на улице. Солдаты вооружены и могут стрелять по собственному усмотрению. «У одних людей еды и вещей больше, чем у других, – говорит Джеймс, – но сейчас всех обеспечивают в зависимости от полезности Оздоровлению, а не потому, что живые люди имеют право не умирать с голоду».
Мое сердце покрывается трещинами с каждым словом Джеймса.
– Ничего, что я много болтаю? – Он уставился на меня.
– Ничего.
– Все говорят, что я болтун. – Он пожал плечами. – Но что же мне делать, если хочется много чего сказать?
– Кстати, о болтовне, – перебил брата Адам. – Никому не говори о том, что мы здесь.
Джеймс застыл с открытым ртом, заморгал и пристально уставился на брата.
– Даже Бенни?
– Никому, – повторил Адам.
В глазах Джеймса мелькнул проблеск понимания. Десятилетний ребенок, которому можно полностью доверять.
– Ясно, – кивнул он. – Вас тут не было.
Адам отводит со лба Джеймса непокорные вихры, вглядывается в лицо спящего братишки, будто запоминая каждый живописный мазок на старинном холсте. А я смотрю, как он глядит на Джеймса.
Знает ли Адам, что держит в руке мое сердце? Я прерывисто вздохнула.
Адам поднял глаза, я потупилась – мы оба смутились по разным причинам.
– Пожалуй, уложу его спать, – шепчет он, но не двигается. Джеймс крепко-крепко спит.
– Ты давно его не видел? – спрашиваю я, понизив голос.
– С полгода. Но я часто разговаривал с ним по телефону. – Улыбка трогает уголки губ Адама. – Много рассказывал о тебе.
Я вспыхиваю и пересчитываю свои пальцы.
– Разве ваши звонки не отслеживают?
– Отслеживают, конечно, но у Бенни хитрая линия, ее не отследишь, к тому же я всегда старался быть кратким. Джеймс уже давно о тебе знает.
– Правда? – не удержалась я, чувствуя, как в животе порхают бабочки.
Адам поднял глаза, но отвел взгляд. Потом все же посмотрел на меня и вздохнул.
– Джульетта, я искал тебя с того дня, как ты перестала ходить в школу.
Верхние ресницы у меня почти коснулись бровей, а рот приоткрылся.
– Я волновался за тебя, – тихо добавил он. – Я не знал, что они с тобой сделают.
– Но почему… – Голос пресекся. Я сглотнула. – Почему ты вообще обо мне волновался?
Он откинулся на спинку дивана и провел свободной рукой по волосам. Сменяются времена года. Взрываются новые звезды. Кто-то идет по Луне.
– Знаешь, а я ведь до сих пор помню первый день, когда ты появилась в школе. – Адам негромко засмеялся. – Я был еще мал и многого не знал, но в тебе было нечто, к чему меня сразу потянуло. Я захотел оказаться рядом с тобой, потому что в тебе было добро, которого я не видел. Нежность, которой не было у нас дома. Я очень хотел услышать твой голос. Я хотел, чтобы ты меня увидела и улыбнулась. Каждый день я обещал себе, что заговорю с тобой – хотел тебя узнать, но каждый день трусил. А однажды ты просто исчезла. Ходили слухи, но я не верил. Я знал, что ты никого не обидишь. – Он смотрел в пол. Земля разверзлась, и я падала в трещину. – Это может показаться странным, – совсем тихо произнес он, – что я не находил себе места, ни разу с тобой не заговорив, но я не мог не думать о тебе. Я гадал, куда ты делась, что с тобой случилось. Боялся, что ты не сумеешь себя защитить.
Он так долго молчит, что мне хочется прокусить себе язык.
– Я должен был найти тебя, – шепчет он. – Я спрашивал всех, но нигде не получал ответов. Мир рушился, дела шли все хуже, я не знал, что делать. Надо было заботиться о Джеймсе, найти способ выжить, я записался в армию, но не забывал о тебе. Я всегда надеялся, – его голос дрогнул, – что однажды снова увижу тебя.
У меня не осталось слов. Карманы наполнились бессвязными письмами. Мне так хочется что-нибудь сказать, но я молчу, боясь, что сердце вот-вот взорвется.
– Джульетта?..