Миллионер для Золушки Дмитриева Марина
Вполне себе ничего, временами даже очень хорошо. Да что там говорить, никогда не чувствовала себя такой счастливой. Просто летаю от любви, с одного облака на другое, пузырьки шампанского в крови сделали меня совершенно невесомой.
Только от этого простого вопроса во рту словно горечь появилась, странно, что отец вообще этим интересуется.
– Все хорошо, папа.
Впрочем, скорее всего, вопрос «Как ты там?» – просто дань вежливости, вроде приветствия, а потом последует просьба занять (читай: «подарить») деньги на опохмелку.
– Дочь, чего домой уже больше месяца не приезжаешь?
Разве дома меня кто-то ждет? Мамину могилку только некому убирать. Но я не стала огорчать родителя таким ответом. Он все-таки мой отец и, возможно, хоть немного меня любит, просто страсть к горячительным напиткам оказалась сильнее всех других чувств и привязанностей.
– Вся в делах-заботах, некогда, пап.
– Ты у меня умница, дочка. Во всем на мамку свою похожа, она такая же хорошая была.
Господи, Даш, ну сколько можно сопли распускать. Но упоминание о маме снова увлажнило мои глаза.
– Приезжай, дочка. Ты же помнишь, у меня именины в пятницу.
– Помню, папа, конечно помню.
Только, если честно, собиралась ограничиться телефонным поздравлением и денежным переводом мачехе, потому что перевод папе чреват затяжным запоем. А так мачеха хотя бы приготовит что-нибудь вкусное для отца.
– Мы тут хотели немного посидеть по-семейному.
В том доме давно нет моей семьи, только горькие воспоминания о маме и счастливых прошлых днях.
– Соскучился я, дочка. Наталья вон тоже в гости зовет. Какие-никакие, но мы ведь твои родственники. Ты знаешь, Дашенька, я за ум взялся, закодировался, теперь ни капли в рот не беру.
Сколько раз на моей памяти отец брался за ум, только ум этот оказывался очень коротким, один-два дня, максимум пара месяцев. Сначала я неистово боролась за папку с зеленым змием. Плакала, просила, кричала, прятала горячительные напитки, вытаскивала его из различных пьяных компаний. Однажды меня чуть не изнасиловали его пьяные дружки, не знаю, как удалось вырваться. После этого случая устала бороться, появился страх, я с удвоенной силой засела за учебники, мечтая побыстрее вырваться из этого замкнутого круга житейской мерзости. Боялась, что он и меня засосет свой обыденной пошлостью и безнадегой.
– Правда, папа?! Это очень хорошо. Алкоголь большое зло.
– А у нас хорошие новости. Знаешь, Даш, мы машину купили, ремонт вот даже хотим в доме сделать.
Машину купили? Ремонт? Я не ослышалась?
– Пап, но откуда у вас появились деньги на такие большие траты?
– Не поверишь, дочь, я в лотерею выиграл. Почти случайно билет купил, а он вдруг счастливым оказался.
– Правда, папа?! – изумилась я.
– Да. Представляешь, как повезло?
– И много выиграл? – Вопрос вырвался сам собой. Что поделать, всем людям свойственно любопытство.
– Наталья не велит болтать, вдруг кто позавидует. Но дочке как не сказать. Почти полтора миллиона выиграл.
– Ничего себе! – еще больше и громче изумилась я. – Какая удача! Но ведь ты еще с этой суммы налог должен заплатить. А он, насколько я знаю, очень большой.
– Это уже за вычетом налога сумма. Они выигрыш не дают, пока налог не заплатишь. Я решил, что такая удача – знак изменить свою жизнь. Закодировался. А на деньги мы Олегу машину купили, подержанную, но вполне хорошую. Я тоже хочу попытаться права восстановить. Еще Наталью с Сонькой кое-какой одежонкой побаловал. На остальное вот ремонт небольшой планируем сделать.
Нет, я давно привыкла быть самостоятельной и не рассчитывать в денежном плане ни на отца, ни на мачеху, но все же обидно, что в этом перечне многочисленных трат ничего не нашлось для родной дочери. Хотя бы цветочек аленький подарил.
– Приезжай, дочка, посидим по-семейному.
А вдруг все-таки и для меня найдется цветочек аленький или какой другой сюрприз. Должен ведь папа помнить, что это я его родная дочь, а не Олег с Сонькой.
– Хорошо, папа, я приеду.
Родителей, как известно, не выбирают. И если отец зовет меня в гости, значит, действительно соскучился.
– Отлично, дочка, приезжай. Наталья и все остальные будут рады.
Вот в этом я очень сильно сомневалась. Не получалось у меня наладить отношения ни с мачехой, ни с другими сводными родственникам. Впрочем, возможно, моя вина в этом тоже присутствовала, я идеализировала маму и нашу прошлую семейную атмосферу, поэтому все другие мне казались просто недостойными. А люди все разные…
Богданов позвонил только в полдесятого вечера.
– Здравствуй, моя дорогая Золушка.
Боже, как приятно быть его, пузырьки шампанского снова атаковали кровь. Только бабаханье на заднем фоне музыки не дало им разгуляться. Кажется, Игорь совсем не скучно проводит время в командировке.
– Даш, ты меня слышишь?! – повысил голос Игорь.
– Слышу, ваше сиятельство, децибелы музыки вашему командирскому голосу совсем не страшны.
– Партнеры потащили меня в какой-то дурацкий клуб, а тут слишком громко.
Сердце с болезненной ревностью сжалось в груди, ладошки противно вспотели. В голове снова паническая мысль: «Вдруг принц найдет там другую Золушку или принцессу, в ночных клубах наверняка полным-полно принцесс». А я даже под одной периной горошину не почувствую.
– У вас там, наверное, весело, – уныло пролепетала я.
Язык почему-то не слушался. Соберись, тряпка! Если Игорь способен так быстро увлечься другой Золушкой-принцессой, то зачем тебе сдался такой ветреный принц?
– Нет, ужасно скучно, – сексуально рокотал в трубку Богданов. – Ужасно соскучился по своей девочке.
Пузырьки шампанского в крови разом подпрыгнули вверх. Возликовала: значит, даже в окружении веселых, наверняка выпивающих партнеров, многочисленных, исходя из моего бурного воображения, золушек и принцесс Игорь помнит о своей скромной учительнице.
– Ты скоро приедешь? – с придыханием спрашивала я, потому что тоже очень сильно соскучилась по своему сиятельному принцу.
– Завтра еще на завод. Нужно проконтролировать строительство, боюсь, вернусь только в субботу утром. И снова заберу тебя из дюймовочкиной комнаты злого дракона Веры Ильиничны.
– Ваше сиятельство, грех называть весьма милую пожилую женщину драконом.
– Прости меня грешного. Но иногда мне хочется дать ей денег, чтобы она выставила тебя вон. Вдруг тогда бы ты согласилась ко мне переехать.
– Только попробуй, лось всемогущий.
– И тогда я увижу, как упрямая коза умеет бодаться, – веселился в трубке мобильного телефона Богданов.
– Бодаться и кусаться, – улыбалась я, – а еще превращаться в беснующуюся ведьму.
– Очень заманчиво звучит, – не отреагировал на мои угрозы Игорь. – Всегда мечтал полонить ведьму.
– А вообще, знаешь, хорошо, что ты приезжаешь только в субботу, поскольку в пятницу я собираюсь домой съездить.
– Куда домой? – моментально напрягся Богданов.
– В поселок Великомихайловский, где я родилась и жила почти до совершеннолетия.
– Зачем тебе это? – В сиятельном голосе явное раздражение. – Насколько я понял, тебя там не сильно-то и ждут. Злая мачеха, завистливая сестра и отец алкоголик.
Хотя слова Игоря были на сто процентов правдивы, сама совсем недавно так думала, внутри всколыхнулось возмущение, а может, обида за своих непутевых недостойных родственников. Это как с Родиной: сами мы можем сколько угодно критиковать и говорить, как у нас все плохо, но стоит кому-то из иностранцев сказать что-то унизительное про Россию, мы сразу вспоминаем, какая у нас великая страна.
– Ах, простите, ваше сиятельство, но не у всех отцы олигархи.
– Олигархи тоже бывают подлецами, – глухо сказал Игорь.
– Ты намекаешь, что мой папа подлец? – завелась еще сильнее я.
На каком основании Богданов, совершенно не зная моего отца, бросается такими обвинениями. Нет, папа, конечно, не всегда поступал красиво, но это из-за слабости, а не из-за подлости.
– Во-первых, я говорил об олигархах, ты сама мои слова решила приложить к своему отцу, причем наверняка не просто так, значит, у тебя есть основания думать о родителе плохо. А во-вторых, я решительно против того, чтобы ты ехала домой. – В мужском голосе появились твердые командные нотки директора по инновациям холдинга «Родные просторы».
Против он… Какое Игорь имеет право быть против? И почему включает в разговоре со мной командные нотки? Мы довольно недолгое время встречаемся, а Богданов уже пытается указывать, что мне следует делать, а что нет. Горячее упрямство побежало по жилам. Больше я не позволю никому собой командовать.
– Родителей не выбирают, – повторила Игорю всем известную истину. – Какая ни есть, это моя семья. Поэтому, ваше сиятельство, идите на фиг со своими запретами.
– Даш, будь, пожалуйста, благоразумной, – продолжал меня убеждать Богданов. – Если родственники только расстраивают, зачем лишний раз рвать себе душу? Я еще помню, как ты жалостливо рыдала в моих объятьях после разговора со злобной сводной сестрой. Нет, мне, конечно, понравилось тебя утешать, но всех таких любителей поиграть на нервах нужно посылать лесом. Даже если они родственники.
– Как у тебя все просто, Игорь! А если твой отец или мама заболеют и своим болезненным видом или разговорами будут тебя огорчать, ты их тоже лесом пошлешь?
– Ну, это совсем другое дело, – сразу же отреагировал Богданов.
– Почему другое?! – горячилась я.
– Потому что мои родители меня любят, а твои родственники…
– Папа тоже меня любит! – убеждала даже не Богданова, саму себя. – И у него в пятницу день рождения. Как любой человек, он хочет, чтобы в этот день его окружали родные люди. Разве я могу не поехать?!
– Свободно можешь не поехать. Откуда эта непонятная жертвенность? Никто из твоих родственников ее не оценит. Даш, скажи, твой отец что-нибудь сделал для тебя хорошее? Если не считать весьма приятного для него участия в процессе твоего создания. Ты сама училась, работала. Насколько я знаю, деньгами тебе родные люди не помогали.
Откуда Игорь знает такие подробности моей жизни?! Ах да, у них в холдинге очень хорошая служба безопасности.
– Ты все меряешь деньгами, – продолжала злиться я.
– Хорошо, давай не будем брать денежный вопрос. Отец хотя бы раз стал на твою защиту, когда мачеха тебя третировала? Только честно мне ответь! – Опять эти командные нотки в голосе.
Ответить было нечего… Папа предпочитал не замечать «ссоры», которые происходили дома. Иногда был слишком пьян, а чаще просто не видел в этом необходимости, считая, что бабы всегда ругаются и сами между собой разберутся. Но я была маленькой девочкой, а не матерой скандальной бабой.
– Игорь, он мой отец, и я его люблю. Кроме того, еще помню его хорошего, когда мама была жива. Ее смерть папу сильно подкосила. Он сломался. Отец болен, у меня не получилось его вылечить. Была молода, была одна, была бедна, потом предпочла сбежать… Но он моя единственная семья.
– Ах ты ж боже мой, – продолжал нервничать Богданов, – Золушка, ты любого разжалобишь. Вылечить можно только тех, кто хочет лечиться. Мне категорически не нравится, когда тебя расстраивают. Тебе очень идет улыбаться, на одной щечке появляется такая симпатична ямочка. – Эту фразу Игорь произнес с теплотой. – Даш, я, конечно, не могу запретить тебе поезду домой, потому что далеко, был бы в городе, запер где-нибудь, фиг бы ты от меня убежала, вредная упрямая коза. Но прошу тебя, Золушка, не позволяй себя расстраивать. Иначе я приеду, всем надаю по шапке, а тебя стану безбожно щекотать, чтобы ты смеялась.
– Хорошо, ваше сиятельство, буду всех иголками острословия тыкать.
– Нет, иголки только мои.
– Не жадничайте, ваше сиятельство, на вас иголок тоже хватит.
Глава 7
Что удивительно, во дворе дома было убрано, мачеха расстаралась перед папиными именинами. Еще бы, столько денег выиграл, можно немного порадовать человека. Я купила папе красивую классическую рубашку голубого цвета. Простенько, но со вкусом. Про одежду для мачехи и Соньки отец сказал, а про обновки для себя почему-то не обмолвился. Скорее всего, ему из этих денег мало что досталось, Наталья Васильевна очень хваткая женщина.
Зашла в дом. В комнатах сегодня тоже прибрано. Сердце сжалось в груди, сейчас в доме так много вещей, которые были еще при маме, но после ремонта большинство из них выбросят. Мачехе наверняка захочется чего-нибудь более нового и современного.
В гостиной стоял уже разложенный стол. Он был куплен еще до моего рождения, очень удобный для приема гостей и не занимающий много места в сложенном состоянии, стол-книжка. Из кухни раздавались вкусные запахи, а поскольку я давно не ела, рот мгновенно наполнился слюной. Пахло домом, настоящим домом. На миг вдруг представилось, что на кухне над плитой колдует мама, она очень вкусно готовила. Впрочем, я наверняка снова идеализирую. Казалось, все, что делала мама, получалось в превосходной степени и другие люди, даже при всем старании, повторить были не в силах.
Нет, на кухне ворожила Наталья Васильевна, а Сонька с папой резали салаты. Порадовалась: отец выглядел трезвым, был причесан, побрит и даже вполне прилично одет в джинсы и чистую футболку. Только одежда была словно с чужого плеча, видимо Олеговы вещи донашивает.
– Добрый день! – весело и доброжелательно произнесла я.
– О, дочка приехала, – просиял отец.
– Добрый, добрый, – произнесла мачеха и поджала губы. – Давно не появлялась, совсем дорогу домой забыла.
Очень хотелось тяжко вздохнуть. Нет, от этой женщины я никогда не дождусь теплоты. Ласку и теплоту мачеха проявляла лишь к своему ненаглядному сыночку Олежке, даже к Соньке она была по большей части равнодушна.
Не стала обращать внимания на столь холодное приветствие. Этой стандартной фразой мачеха меня уже на протяжении пяти лет встречала. А если я, наоборот, приезжала каждую неделю, то Наталья Васильевна ворчала, что житья от меня нет. Ей невозможно угодить.
– С днем рожденья, папа! – Подошла к отцу, обняла и расцеловала в щеки.
От родителя не разило, как обычно, перегаром, а приятно пахло одеколоном.
– Желаю прежде всего здоровья и побольше радости в жизни. Пусть удача продолжает тебе во всем сопутствовать. Только, пап, всегда помни: «На бога надейся, а сам не плошай». – И преподнесла свой скромный подарок.
– Да уж, сплошные радости, – едко вставила мачеха.
Папа достал подарок из пакета.
– Спасибо, дочка, очень красивая рубашка.
Любопытная мачеха отошла от плиты, взяла подарок из рук отца, надменно повертела со стороны в сторону и снова поджала губы. Ну ни малейшего такта у человека, только желание задеть. Наверное, я зря приехала, зря пытаюсь искать семью и дом там, где их в помине нет. Но так больно чувствовать себя одинокой, никому не нужной сироткой.
– Скромненько как-то. Сонька сказала, что у тебя миллионер в кавалерах ходит.
Ну конечно, ждать, что сводная сестра промолчит о Богданове, было бы глупо.
Может, сказать, что это рубашка известного итальянского бренда и стоит целую кучу денег? Мачеха вряд ли разбирается в брендах.
– Предпочитаю тратить свои деньги. – Я правильная девочка, учительница, лгать не привыкла.
– Ну-ну, – пренебрежительно произнесла Наталья Васильевна, – а по твоей сумочке не скажешь, явно не на зарплату учительницы куплена.
Поторопилась, похоже, в брендах мачеха все-таки разбирается. Господи, до чего меркантильная и скандальная женщина. Который раз задалась вопросом, как папа мог на ней жениться? Злобный дракон – а на деле милейшая пожилая женщина – Вера Ильинична, несмотря на ворчание, дала мне намного больше теплоты, чем мачеха за все мои годы, прожитые в отчем доме.
– Папа сказал, что в лотерею выиграл, – попыталась я переменить тему.
– Выиграл, выиграл. Хоть немного обустроимся. Сонька, хлеб еще нужно порезать.
– Давайте я чем-нибудь помогу.
– Потратить выигрыш? – с ехидцей спросила мачеха, совершенно неправильно поняв мои слова.
– Я имела в виду подготовку к застолью. – В моем голосе арктический холод.
Нет, это уже переходит все возможные границы. В самом деле, уже ведь не маленькая девочка, сколько можно терпеть эти совершенно необоснованные издевки. Игорь был совершенно прав, моей жертвы здесь никто не оценит.
– Послушайте Наталья Васильевна, я приехала, потому что папа пригласил меня на свой день рожденья. И конечно, мне, как близкому человеку, радостно, что отец выиграл такую сумму денег, но поверьте, я абсолютно на них не претендую. Не нужно обвинять меня в меркантильности, за все годы обучения я у вас ни копейки не взяла.
– Но и в дом ничего не привозила, – парировала мачеха.
– Привозила, я никогда не приезжала с пустыми руками. Всегда с гостинцами. Пусть небольшими, но все же. – Стало обидно, даже слезы выступили на глазах. Все-таки позволила себя расстроить. – Вижу, здесь мне совсем не рады – и никогда не были рады.
Развернулась к отцу.
– Папа, еще раз поздравляю тебя с днем рождения, но, пожалуй, я поеду.
Повернулась к выходу.
– Ну что ты, дочка, останься, – нерешительно проблеял отец.
И за эту нерешительность я его всей душой сейчас презирала. Как ни горько сознавать, но мой отец не мужик, а просто половая тряпка.
– Мам, ну что ты, в самом деле. Разве нужен Дашке этот выигрыш, если у нее такой жених, – неожиданно заступилась за меня Сонька. – Ты иногда ведешь себя совершенно сволочным образом.
– Наташ, правда, давайте по-семейному посидим, – просящее вставил отец, – без всякой ругани.
– Ой, ну ладно, пошутить уже нельзя, – удивительно, но пошла на попятный мачеха. – Все такие нежные стали, лишнего слова не скажи, сразу обиды.
Нерешительно застыла в дверях, не зная, как поступить.
– Пойдите стол с Сонькой накройте, – как ни в чем не бывало отдала распоряжение мачеха.
– Оставайся, дочка, – жалостливо попросил отец, видя мои колебания.
Очень хотелось развернуться и уехать. Но папин жалостливый взгляд… Кроме того, отец, можно считать, впервые за меня заступился, пусть просяще, жалко, но ведь заступился.
– Пойдем, – встала со стула сводная сестра, – накроем на стол. Научи меня красиво салфетки сворачивать.
– Только стаканы и тарелки нужно от пыли протереть, – напутствовала мачеха.
Мы с Соней прошли с гостиную, накрыли стол скатертью. Судя по девственно-белому цвету, совсем новой, недавно купленной. Сводная сестра стала доставать из шкафчиков стенки посуду. Тарелки были еще мамины, точнее родительские, их коллектив Великомихайловского отделения «Родных просторов» подарил родителям на свадьбу. Мама пользовалась ими только по праздникам и всегда вспоминала «Родные просторы» добрым словом.
– Даш, знаешь, я хотела перед тобой извиниться.
– Извиниться? – невольно удивилась я.
И было отчего: в прошлом ни мачеха, ни Сонька никогда не утруждали себя извинениями.
– Да. За свое ужасное поведение тогда во дворе дома, где ты снимаешь квартиру. Я вела себя очень некрасиво. Оскорбляла тебя, гадости говорила. Не знаю, что на меня нашло.
Я знаю… Зависть нашла, застила глаза и душу плен захватила. Я ведь помню, как сводная сестра, смотря репортаж, облизывалась на Богданова и говорила о нем словно о высшем существе. Наверно, неприятно знать, что твое божество встречается со сводной сестрой. Но вслух не стала озвучивать свою мысль. Хорошо, что сестра поняла низость своего поведения и вообще умеет и готова извиняться. Значит, еще не все потеряно.
– Мы все-таки сестры, – продолжала каяться Сонька, – а я такого наговорила тебя, да еще при Богданове.
– Ничего, Сонь, давай забудем.
– Давай забудем, – просияла сводная сестра. – Знаешь, Даш, мне очень одиноко, и подруг совсем нет. Я некрасивая, – Соня тяжко вздохнула, невыразительные, излишне накрашенные глаза наполнились слезами, – никто не хочет со мной дружить.
Нет, здесь не только в некрасивости дело, просто Сонька унаследовала склочный характер мачехи и переняла ее манеру поведения. Но Наталья Васильевна Соньку тоже не баловала общением и лаской. Между ними никогда не было той близости и теплоты, как у меня с мамой. Ее любимчик – Олежка, это с него мачеха пылинки сдувала. Олежке то, Олежке это… Как мне рассказывала одна сплетница из поселка, Олега мачеха родила от своего любимого мужчины, который бросил ее, узнав о беременности, а потом она, будучи беременной, вышла замуж за человека намного старше себя, толстого и некрасивого. Сонька была от мужа.
– Может, сходим куда-нибудь вместе повеселиться? – вдруг предложила сводная сестра.
Это предложение еще больше изумило. Мы никогда не поддерживали с ней сестринских отношений. Сонька постоянно ябедничала и врала мачехе, списывая на мой счет свои прегрешения. Я и молоко проливала, и вещи всякие ломала, а еще постоянно еду таскала из холодильника. Если честно, идти куда бы то ни было с Сонькой совершенно не хотелось. И вообще, для меня все веселье сейчас заключалось в Богданове. Жила от одной встречи до другой. Но я добрая душа, мне стало жаль сводную сестру. Наверное, трудно жить такой некрасивой, да еще не любимой матерью.
– Повеселиться – это как? – натянуто произнесла я.
Мы совершенно разные с Сонькой, и наверняка нас веселят совершенно разные вещи. Кроме того, такое непонятное превращение из завистливой сводной сестры в хорошую вызывало недоверие. Хочет через меня подобраться к Богданову? Тут без вариантов, Игорь на нее даже не посмотрит. Я до сих пор не верю, что такой мужчина встречается со мной, а с Сонькой он может быть разве что по принуждению. Или думает в будущем, если наши с ним отношения сложатся, выпросить какие-то привилегии – допустим, работу в «Родных просторах». Очень подозрительно она себя ведет.
– Сходим куда-нибудь вместе? – повторила сводная.
– Не знаю даже.
Сказать решительное «нет» так и не смогла.
Соня, совсем как до этого мачеха, поджала губы. Обиделась?! Ладно, Даш, что ты, в самом деле, надо давать людям шанс.
– Сонь, если хочешь, можно пойти в театр… Билеты не так уж и дорого стоят. Я подберу интересную пьесу и поговорю с Верой Ильиничной, чтобы она разрешила тебе переночевать.
– Театр, – кисло скривилась Соня, – я под весельем понимала другое. Ну, там, выпить немного и потанцевать.
– Нет, выпивка и танцы не для меня.
– Ой, Даш, не включай, пожалуйста, строгую учительницу. Я же не предлагаю напиться в хлам – так, по чуть-чуть для поднятия настроения. Можно подумать, ты никогда не пила.
Пила, но не больше двух с половиной коктейлей. Причем даже после этого количества, как показала практика, вела себя не очень адекватно.
– Нет, Сонь, извини, меня не интересует такой досуг.
На миг лицо сводной сестры сковала раздражительная, даже злобная гримаса. По спине побежал холодок. И без того не слишком привлекательное девичье лицо стало еще более некрасивым. Я слышала, за глаза сводную сестру зовут жабой. Вот сейчас она действительно походила на какую-то отвратительную жабу. Не знаю, зачем Сонька извинялась, но точно не из-за участия и сестринской любви ко мне.
– О, кого я вижу, – в комнату зашел сводный брат, – Дашка красивая мордашка приехала.
– Привет, – кисло скривилась я и сосредоточилась на расстановке тарелок по праздничному столу.
От приближения Олега, его глумливой улыбочки и слов меня невольно внутренне передернуло. Мне он тоже кажется жабой. Хотя, в отличие от Соньки, сводный брат симпатичный, даже красивый парень. Русоволосый, зеленоглазый, до Богданова далеко, но в целом с хорошей мужской фигурой. И возможно, его порочная улыбка вкупе с наглым раздевающим взглядом казались многим представительницам противоположного пола привлекательными. Сколько себя помню, на нем всегда девки гроздьями висли. Во мне же сводный брат всегда вызывал плохо контролируемую неприязнь. Даже от его взгляда хотелось помыться.
Олег учился весьма посредственно, читать не любил, работал обыкновенным водителем, но преподносил себя так, словно он министр транспорта, не меньше, и сам глава государства у него каждодневно совета спрашивает. По части самоуверенности Олег даже с Богдановым мог поспорить. Только я совершенно не видела оснований для такого высокого мнения о своей персоне.
– Все хорошеешь, Дашка!
Обернулась и прямо задохнулась от раздражения: оказывается, сводный брат подошел почти вплотную ко мне.
– Помочь, сестренка? – И всегдашняя гадливая улыбочка.
– Ну что ты, Олежка, это ведь не мужская работа, пойди лучше на диванчике полежи.
Сонька фыркнула.
– Язва, – с намеком на сексуальность прошептал сводный брат и тронул пальцами мой локон.
Меня снова прошило неприязнью. Казалось, все, до чего дотрагивались руки этого самовлюбленного болвана, становилось липким, грязным и дурно пахнущим. Чтобы сдержаться, не наговорить кучу гадостей или, не дай бог, не стукнуть по наглой мужской морде, резво расставляя тарелки, прошла вперед.
– Придумала, – вдруг воскликнула Сонька.
– Что придумала? – была рада переключить разговор я.
– Придумала компромисс, куда мы сможем с тобой пойти, – загадочно произнесла Сонька и, словно торжествующе, улыбнулась. Бедненькая, даже с улыбкой на лице все равно жаба. – Ни тебе, ни мне, можно сходить в кино.
Глава 8
Удивительно, но семейный ужин прошел вполне спокойно. Папа держался молодцом, пил только минералку, мачеха – наверное, потому, что пришли соседи, – практически не отпускала беспардонных замечаний, старалась казаться веселой хлебосольной хозяйкой. Получалось так себе, но соседи тоже были знакомы с ее своеобразным характером. На лице Соньки весь вечер играла загадочная полуулыбка, словно она знала какой-то очень важный секрет. Может, влюбилась в кого. Или в нее кто-то влюбился.
Олег посидел немного и ушел. Как просветила мачеха, с прошлой своей девушкой, которая в последний мой визит была беременна, он разошелся. Наталья Васильевна пренебрежительно сказала, дескать, та нагуляла ребенка непонятно от кого и хотела повесить его на Олега. Что-то мне подсказывало, это не девушка непонятно от кого нагуляла, а ненаглядный Олежка еще не нагулялся и не хочет нести ответственность за свои гулянки. Бедный ребенок, еще до рождения никому не нужен. Теперь сводный лоботряс завел себе новую пассию. Надеюсь, эта новая девушка будет более осмотрительной и не станет полагаться в вопросах контрацепции на мужчин.
После ухода сводного брата, когда часы показывали восемь часов, тоже засобиралась ехать в город. Такси вызывать до поселка Великомихайловский было дорого, автобусы в такое время уже не ходили, но живущий через три дома дядя Коля иногда подрабатывал извозом.
– Даш, что ты такое придумала? Куда собралась на ночь глядя?! Завтра поедешь, – стала активно отговаривать меня Сонька, когда я, встав из-за стола, озвучила свои планы. – А сегодня дома останься ночевать, в моей комнате можно диван разложить. Дядя Колька, старый хрыч, дерет такие деньги за поездку, не хуже таксистов. А утром тебя Олег может отвести.
Вот уж не надо такой радости. Куда приятнее и безопаснее общественный транспорт. Бедненькая Сонька, наверное, ей совсем одиноко, так старается со мной подружиться.
– Конечно, оставайся, – поддержал сводную сестру отец, – это же твой дом, тут тебе всегда рады.
Только радость это своеобразная, в большинстве своем в виде упреков и претензий выражается.
– Чего на ночь глядя ехать, – продолжил папа. – А Колька совсем бессовестный, пользуется тем, что автобусы редко ходят, цены загибает.
И снова я растерялась, не зная, как лучше поступить. Моим домом уже давно стала дюймовочкина комната в квартире Веры Ильиничны. А этот дом ассоциировался у меня одновременно с большим счастьем и большой бедой. Но я часто по нему скучала, ведь тут очень много вещей, купленных еще при маме. И здесь целый пласт воспоминаний. Надо будем поговорить с папой и Натальей Васильевной: если они после ремонта соберутся выбросить какие-то мамины вещи, может, я заберу их себе. Все, чего касались мамины руки, казалось для меня священным.
– Уехать она надумала, – недовольно заворчала мачеха, – а мне посуду самой мыть?! И еду готовь, и посуду мой. А они посидят, как принцессы, поумничают и в город укатят.
– Оставайся, дочка, – жалостливо попросил папа, – посуду поможешь убрать, Наталья правда устала с этим днем рождения, а потом давай с тобой старые фотоальбомы посмотрим.
Трезвому отцу отказать не смогла. Ничего страшного не случится, если я останусь до утра, а потом с первым автобусом покачу в город. Игорь вряд ли приедет раньше меня, он, как и большинство мужчин, любит поспать.
После того как гости ушли, занялась посудой. Удивительно, если не обращать внимания и не отвечать на беспардонные замечания да постоянные мачехины придирки, с ней вполне можно ужиться. Ну, такой она человек, ей обязательно нужно полаять, гадость какую-нибудь сказать. В детстве, особенно после смерти мамы, которая была практически полной противоположностью Наталье Васильевне, ее постоянные нападки воспринималось острее. Сейчас, видимо, стала мудрее, а может, выпитое вино действовало умиротворяюще, сейчас мне просто было ее жаль. Это же ужасно – всю свою жизнь прожить в постоянном недовольстве, во всех людях (ну, кроме Олежки, разумеется) видеть, выискивать не их хорошие черты, а плохие.
С Сонькой мы даже мило побеседовали перед сном, она показала мне обновки, которые купил ей папа на выигрыш. Блестящий золотистый пуховик с шикарным натуральным мехом на капюшоне. По мне, слишком много блеска, тем более мода на сверкающие ткани в одежде вроде бы пошла на убыль. Мне, если честно, в пуховике понравился только песцовый воротник. Но Сонька сияла довольной улыбкой, было видно, что о подобном блеске она давно мечтала. Бедненькая, ее тоже было жаль, даже вся в золоте она все равно казалась жабой. Но свое мнение и свою жалость не стала озвучивать, лишь тактично сказала, что пуховик очень симпатичный и выглядит богато.
А потом зазвонил мой телефон. И хотя мы с Богдановым переписывались во время ужина, Игорь решил, что ему всенепременно перед сном нужно услышать мой голос. Жаркая волна радости хлынула к лицу, и, несмотря на то что за праздничным ужином я пила исключительно вино, в крови появились пузырьки шампанского. Только говорить с принцем при Соне было неудобно, не хотелось, чтобы она стала свидетелем нашего обмена любезностями с Богдановым, боялась вызывать в ней зависть.
Удивительно, но Сонька, как и мачеха не отличавшаяся тактом, правильно поняла мое смущение.
– Я пойду, поговорите спокойно, тем более мне кое-что нужно подготовить. – Глаза сводной опять сверкнули таинственным, словно торжествующим блеском.
Надо бы спросить, к чему она так усиленно готовится?
– Привет! – раздался в трубке мобильного телефона голос моего принца.
Сегодня он был почем-то грустно-лаконичен и не дурачился как обычно.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, чем обязана вашему звонку, – постаралась вернуть наш обычный сказочный настрой. Не хочу грусти.
– Вот же коза рогатая, просил же без сиятельства.
– Рогатая?! – выхватила слово я. – Неужели за время своего отсутствия вы уже успели наставить мне рогов.
Игорь Богданов весело засмеялся.
– Если смеешься, значит, не чувствуешь своей вины. А это, в свою очередь, может означать, что либо ты совсем бессовестный, либо в изменах не был замечен.
– Никаких измен, детектив Золушка, в моих мыслях только ты.
– Правда?! – наигранно грозно спрашивала я.
– Конечно, Дашка-милашка, только тебя люблю…
Бум-с, приятно взорвалось шампанское внутри живота, и пенные пузырьки побежали впрыскивать в кровь радость. Какая я счастливица, меня, скромную учительницу Дашу Мельникову, любит настоящий принц.
– Теперь очередь за тобой. Ну-ка, признавайся, Золушка, а ты мне случайно рогов не наставила? – В голосе Игоря звучали чуть снисходительные нотки, на самом деле он не верил в возможность того, что ему великолепному могут изменить.
Захотелось немного сбить спесь с этого всемогущего лося.
– Игорь, как на духу, изменить успела, но всего разок, так что не олень ты, а единорог.
Игорь сначала весело заржал, но потом, поняв смысл шутки, которую я озвучила, споткнулся в полусмехе.
Читать бесплатно другие книги:
