Миллионер для Золушки Дмитриева Марина
– Правда?!
– Нет, конечно, пошутила. Нечего задавать такие глупые вопросы. Я, вообще-то, порядочная девушка.
– Насколько я помню, ты первая стала задавать глупые вопросы.
В моем случае глупые вопросы – это сидящие внутри меня постоянные страхи.
– Ты уже приехала домой? – спросил Игорь.
Ой, последний раз, когда я ему писала в WhatsApp, указала, что скоро выеду.
– Я еще дома.
– Не понял? – устало спрашивал Игорь, видимо у него сегодня был очень тяжелый день.
– Я решила сэкономить деньги и подольше погостить в родном доме.
– Что за странная экономия?! Неужели у тебя не хватает денег на такси? – В мужском голосе явное недовольство.
Если честно, то не хватает, это для Богданова поездка на такси сущая мелочь, а для меня – существенные траты из моего скромного учительского бюджета.
Игорь правильно понял мое молчание.
– Если не хватает, то почему не написала мне?! – Недовольства в голосе добавилось.
Потому что я не хочу выглядеть меркантильной, потому что мама учила быть скромной и гордой.
– Игорь, это все-таки мой дом, место, где я родилась, где жила и была счастлива моя мама.
– Золушка, – грозно начал принц, – я просто зверею от мысли, что кто-то может тебя обидеть. Мне еще помнится сцена с твоей сводной сестрой во дворе дома, где ты снимаешь комнату. У нее взгляд маньячки, ей богу. Эта жаба подыхает от зависти.
– Игорь, ты зря переживаешь, со сводной сестрой мы помирились, Соня вообще сегодня очень милая, попросила у меня прощения, сказала, что ей очень стыдно за свое тогдашнее поведение. А папа, знаешь, он закодировался и теперь не употребляет спиртное. Правда, не уверена, что его надолго хватит, он уже несколько раз кодировался, – высказала свои опасения я. – Но папа целый вечер стойко себя вел, пил только минералку.
Отчитываюсь перед ним словно нерадивая служанка перед строгим господином.
– А еще представляешь, папа в лотерею выиграл большие деньги. Хотя для тебя они, наверное, не очень большие, но в рамках поселка Великомихайловский довольно приличные.
Ой, наверно, не надо было о выигрыше говорить. Но так хотелось показать этому современному принцу, что у меня не такая уж пропащая семья. Временами я очень боялась, что Игорь вспомнит пословицу «Яблочко от яблоньки недалеко падает» и начнет выискивать во мне какие-то изъяны.
– В лотерею, значит, выиграл, – вроде бы удивился Богданов, но голос был мрачный. Словно ему не понравился этот вполне счастливый, во всяком случае для нашей семьи, во всяком случае для отдельных ее членов, факт. – Да твой папа просто везунчик.
Почему Игорь говорит с иронией?!
– Д-да, – голос задрожал, – представляешь, какая удача.
– Представляю. И сколько из этого выигрыша досталось тебе?
Не в бровь, а в глаз. Обмануть Игоря сказками о счастливой семье не получилось. Он умный мужчина, удачливый бизнесмен, видит самую суть вопроса.
– Да мне ничего не надо.
Подумаешь, я свою дешманскую куртку уже третий год ношу, и сапоги вот-вот развалятся. У меня есть главное: любовь настоящего принца и тридцати учеников гимназии номер семь. Я никогда не была такой счастливой.
– Ясно, – ответил Игорь.
Мне тоже стало ясно, что Богданов никогда не изменит мнение о моей семье.
– Да что ты распереживался, Игорь? – примирительно начала я. – Что со мной может случиться? Тем более выходить из дома я никуда не собираюсь.
– Ладно, Дашунь, ложись спать, – сейчас принц говорил очень ласково, – утро вечера мудренее. Я буду думать о своей Золушке и поэтому непременно тебе приснюсь.
– Обещаешь? – полушутя-полусерьезно спрашивала я.
– Обещаю. – Теперь в голосе Богданова появилось так нравившееся мне рокотание влюбленного кота. Вношу поправочку: льва. На меньшее бы принц не согласился. – Обещаю, приснюсь и буду целовать свою девочку, долго-долго, горячо-горячо, сладко-сладко.
Жаба внутри Соньки просто раздувалась от гордости и важности, она такую шутку придумала. Зануда Дашка обхохочется, точнее, обрыдается. Так ей и надо, красавице чертовой. Губы у нее, видите ли, как аленький цветочек и вся она такая стройненькая и ладненькая. Ничего, Дашенька, скоро ты на себе почувствуешь правоту пословицы «Не родись красивой». Зануда чертова.
– Меня не интересует такой досуг, – злобно шипела в темноту Сонька, повторяя, вспоминая и еще больше злясь на слова сводной сестры.
Опять умняшку из себя корчит. Каждой фразой из своего аленького цветочка подчеркивает превосходство. Сука редкостная.
А потом расщедрилась: «Если хочешь, можно пойти в театр… Билеты не так уж и дорого стоят. Я подберу интересную пьесу и поговорю с Верой Ильиничной, чтобы она разрешила тебе переночевать». Пусть сама идет в свой скучный театр, смотрит на пафосные кривляния взрослых дяденек и тетенек.
– Я для тебя, сестренка, придумала другой театр, очень трогательный, даже драматичный. Прости, систер, – издевательски хохотнула Соня, – но тебе придется поплакать.
Потом полноватая девушка стала кому-то звонить.
– Алло, ты же меня не подведешь.
– Нет, конечно, скоро буду. Разве я могу пропустить такую шутку.
Жаба внутри полноватой блондинки снова радостно подпрыгнула, она так долго мечтала сделать Дашке по-настоящему взрослую гадость. Сколько дней лежала по ночам, сочиняя, как можно отомстить сестрице за ее неземную красоту. Больше всего ей нравилась мысль о кислоте, стереть словно ластиком прелесть девичьего лица. Одно останавливало: в тюрьме гнить не хотелось. Но вот теперь представилась возможность пусть не физически, а морально уничтожить сводную сестрицу. Дашенька будет так сильно рыдать бедненькая, все глаза выплачет.
– Даша Мельникова, видишь, я тебе приснился.
Игорь Богданов в великолепном темном костюме с галстуком сидел на уголке разложенного дивана, где на ночь расположилась я. Какой выпендрежник, даже в сон притащился при всем своем великолепии, разоделся, словно на бал собрался. А я в смешной, еще своей детской, изрядно поношенной пижаме с мишкой на пузе.
Мог бы, допустим, присниться в простом спортивном костюме, или в шортах, или… Нет, голым, пожалуй, не надо, обнаженным Игорь выглядит еще более великолепным, чем в костюме. Не принцем, а самым настоящим богом.
– Даже во сне от вашего сиятельства не спрячешься, – недовольно бурчала я, хотя сама готова была пищать от счастья.
Но, играя роль недовольной особы, в сон которой без ее ведома пробрался ужасный нахал, накрылась с головой простынкой, используемой в летнюю жару в качестве одеяла.
– Не спрячешься, я где угодно тебя найду и буду целовать.
Простынка поползла вниз… Являя для моего взора наглые каре-зеленые глаза и блистательную улыбку на порочных мужских губах, а для его взора – мою довольную физиономию, святящуюся счастьем.
– Иди сюда, малышка, – зазывным шепотом позвал Богданов.
Конечно, его низкий голос отозвался во мне горячим толчком, который потом рассыпался целой стаей трепещущих бабочек.
Идти к нему не стала, вредная я, подождала, когда он сам подойдет. Хотя «подойдет» не совсем правильное слово, принц предпочел прилечь на меня сверху. Огромный, здоровенный, колющийся электрическими зарядами, очень горящий на ощупь и безумно приятно пахнущий лось.
– Сладкая моя девочка… – шептали греховные мужские губы совсем рядом с моим открытым в попытке вдохнуть ртом.
Потянулась к нему как к солнцу.
Мужской язык жадно раздвинул створки моих зубов, настойчивый рот всасывающее заскользил сначала по одной губе, потом по другой. А требовательные пальцы заскользили по бедрам. Обхватила мужскую шею руками, полностью отдаваясь магии поцелуя, желая еще большего количества пьянящих пузырьков шампанского в крови и порхающих бабочек внутри живота.
– А ты сладкая, Дашка красивая мордашка.
Дашка красивая мордашка…
Мужская рука жадно легла на мою грудь. Что-то было не так, неправильно! В крови стали стремительно лопаться пузырьки шампанского. Красивой мордашкой принц никогда меня не называл… Я для него Золушка, милашка, строптивая коза… Но совсем недавно я слышала такое обращение по отношению к себе.
Чужие пальцы больно сдавили грудь.
Это мне сон такой страшный приснился?! Но разве во сне чувствуют боль?! Во сне или наяву, но стала отчаянно вырываться. Двинула что есть силы кулаком. Кажется, попала, чей-то мужской голос выругался матом…
– Ты что, совсем сдурела?!
Черт, это сводный брат навалился на меня сверху. В свете ночника прекрасно видно его красивое, до тошноты противное лицо.