Ну, здравствуй, жена! Абалова Татьяна
А так… Связь прервалась, не успев завязаться.
Изегер отказывался верить, что чистая душой, так восторженно говорящая о благородстве и чести, Верочка Ртищева могла познать мужчину еще до встречи с ним, а потому сваливал неудачу со строном на то, что человеческие женщины, не обладающие и толикой магии, в принципе не способны вынести его мощь. Осознание сего факта напрочь перечеркивало надежду на возвращение родового амулета.
«Мертвую строн не притащит, а живой он не под силу…»
И вот теперь перед ним стояла девочка, которую родовой амулет принял. И своим появлением она опровергла все его прежние размышления о слабости людей.
«Эх, Вера, Вера…»
У него только и хватило сил, чтобы подойти ближе и, подцепив указательным пальцем цепь, потянуть амулет на себя.
– Где взяла?
– Я… я не хотела! – голос от страха не слушался. Незнакомка сглотнула и сделала полшага назад. Цепочка опасно натянулась.
– Воровка, что ли?
– Н-н-нет, я невеста. Я не хотела трогать, само как-то получилось. Вот…
Лорд Ханнор приблизил лицо, внимательно вгляделся в глаза девчонки.
Она от страха зажмурилась, а потом неожиданно стукнула коленом в пах. Почувствовав свободу, рванула к двери и исчезла в темноте коридора.
В комнату, бряцая оружием, заглянул стражник и застал командира скорчившимся в три погибели.
– Догнать? – неуверенно спросил он.
– Нет. Пусть бежит. Далеко не уйдет, – Изегеру от ломящей боли завыть бы, но нельзя. А тут еще этот болван сочувственно смотрит. Чтоб он провалился. И через вдох сквозь зубы, стараясь удержать вопль: – А ты пошел вон.
Дождавшись, когда стражник скроется, лорд Ханнор рухнул на колени. Враз намокшие волосы прилипли к лицу.
– Невеста… – прошипел он и глухо рассмеялся.
Юлька бежала по коридору словно заяц, на которого спустили свору собак. Как назло, длинный коридор был узок и не имел ответвлений ни влево, ни вправо. Петлять по нему, все равно что впечатываться плечами в каменные стены, а потому достаточно было тому лучнику, которого «невеста» сшибла с ног, натянуть тетиву, как стрела гарантированно нашла бы свою жертву.
Если на ее пути и встречались двери, то дергать за ручки, чтобы лишний раз убедиться, что за ними тупик, беглянка опасалась. Лучше уйти от преследования как можно дальше, забиться в какой-нибудь угол, а потом трезво (ну, здесь уж как получится) поразмыслить над тем, что только что произошло.
«Я, надевая чулки, резко наклонилась и хлопнулась в обморок? Как пить дать, еще и ударилась головой об трюмо! А может, мне делают операцию, и я под наркозом вижу всякие страсти? Точно! Со мной такое уже было. В детстве. Когда удаляли аппендицит, я тоже видела, как какой-то длинноволосый дядька тащит меня по черному тоннелю. Но если это галлюцинации, то куда я несусь?»
Юля, прервав свой стремительный бег, резко остановилась. И вовремя, еще бы чуть-чуть и она кубарем покатилась бы вниз по длинной лестнице, скупо освещенной факелами.
Схватившись от испуга за сердце, потому что чудом не сломала шею, задела и кулон. Он привычно обжег, но на этот раз холодом. «Черт, да что с ним такое?»
Галлюцинации – не галлюцинации, но раздавшийся за спиной лязг металла вновь заставил бежать. Даже во сне страшно получить удар в спину.
Последний факел из ряда тех, что были прикреплены к каменной стене, вдруг зачадил и резко пыхнув слабым язычком пламени, погас. Щурясь, пытаясь разглядеть хоть что-то в обманчивой полутьме, Юля конечно же оступилась и полетела вниз, не переставая надеяться, что падение не станет катастрофическим, а потому до последнего пыталась удержаться на полу-босых ногах (на одной все-таки был чулок).
Препятствие встретило ее вскрик «ох!» ответным гулом. Эхо отразилось от стен так, словно кто-то с силой ударила по барабану.
Успокоив дыхание, уже точно зная, что дальше катиться некуда, Юля пошарила по поверхности барабана и догадалась, что врезалась в круглый бок лежащей на полу бочки. Была ли та открыта с самого начала или пробка выскочила из-за резкого толчка, но в темноте ясно слышался звук бьющей о деревянный настил струи.
«Пить, пить, пить!» – тут же потребовал изнуренный бегом и страхом организм, и Юля не смогла ему отказать. Полностью полагаясь на слух, она нащупала место протечки и, сложив ладонь ковшиком, набрала в нее немного того, что пахло лесными ягодами.
– Морс? – первое, что пришло на ум, когда Юля аккуратно лизнула самую капельку. Осмелев (во сне можно и расслабиться, тем более что на лестнице шума погони не слышно), подставила обе ладони и напилась чуть сладковатой, приятно покалывающей язык, жидкости. Морс вроде как придал сил. А чуть позже и храбрости.
– Чего я сижу, словно мышь в норе? Надо вернуться и серьезно поговорить с тем мужиком. Наверное, он уже и штаны надел.
Вспомнив, как задела то, что было у незнакомца между ног, Юля скривилась. Подошла к бочке и, смочив снятый чулок в морсе, «продезинфицировала» колено. Напоследок еще раз напилась (неизвестно, что ждет впереди, может и не покормят) и отправилась в обратный поход.
– Где она сейчас? – Изегер тряхнул влажными волосами, которые после купания скручивались в тугие спиральки и неприятно холодили спину. Взял из рук слуги рубашку и надел не застегивая. От протянутого камзола отказался.
– Спит на лестнице, ведущей из погреба, – глава охраны Галло по прозвищу Кулак, названный так за то, что мог одним ударом отправить противника к праотцам, улыбался. Давно он не видел своего командира таким возбужденным. Оно и понятно. Больше лорд Ханнор не изгой. Он вернул строн, и теперь приближенные к королю семьи вспомнят, что среди них есть завидный жених. Осталось решить небольшую проблему: снять амулет с шеи чужеземки. Пока строн на ней, лорд будет считаться несвободным.
Изегер в удивлении изогнул бровь.
– Почему спит на лестнице?
– Напилась кремвиля, – пояснил Галло. – Принести ее к вам?
– Нет, не надо. Сама придет.
Собрав отросшие чуть ли не до зада волосы под шнурок, лорд прошел в кабинет, где для него уже приготовили бумагу.
Через несколько минут окликнул Галло и протянул конверт.
– Отправь посыльного к Магистру. Пусть дождется ответа.
В переходе Галло столкнулся с цирюльником, который нес на вытянутых руках котелок с горячей водой. В суме, перекинутой через плечо, позвякивали инструменты.
«Неужели милорд острижет свои лохмы? – страж взглядом проводил довольного цирюльника, ножницы которого вот уже несколько лет не касались волос лорда. Тот, ведя замкнутый образ жизни, даже брился сам. Правда, весьма редко, и лицо его после острого охотничьего ножа выглядело так, словно его отдали на милость коту в период брачных драк. – М-да, жизнь меняется. Зуб даю, как только разнесется весть, что Изегер вернул строн, первой прибежит леди Дэйте. Ей хоть и больше ста лет, но она по-прежнему бережет свою девственность. Все на что-то надеется».
Стремление дочери покойного лорда Витро завоевать сердце соседа-гордеца стало поводом позубоскалить в каждом трактире, что выстроились в ряд между замками Ханноров и Витро. Как терпеливо ждал возвращения своего строна Изегер, так же терпеливо девица Дэйте отказывала очередному кандидату в мужья, коих в ее замке толпилось великое множество. Не сказать, что за прошедшие годы она внезапно стала красавицей, но доставшаяся в наследство оранжерея с волшебным сааром делала Дэйте лакомым кусочком для любой родовитой семьи.
«Кому не захочется жить, не изменяясь, тысячу лет, а то и откатить десяток-другой назад, в ту пору, когда ты молод и хорош собой?»
Изегеру, благодаря всего лишь двум зернам саара, и сейчас трудно дать больше тридцати, а Дэйте, хоть и не смогла изменить непривлекательную внешность, выглядела на шестнадцать.
«Пышненькая, круглолицая и ни одной морщинки, – вспоминая образ невысокой полноватой леди Витро, награжденной от природы ярко рыжими роскошными волосами, Кулак хмыкнул. – Правда, рот так и остался как у жабы. У юной жабы. Вот что значит богатство и дар Выращивающих Сааре!»
Только этому роду подчинялась магия невзрачных с виду растений. Сколько раз их пытались выкупить или даже выкрасть? И не сосчитать. Колоски как правило погибали на корню, а если и вызревало хотя бы одно зернышко, оказывалось ядовитым и вместо долгой жизни дарило быструю смерть.
Изегер проследил, как гонец вывел из конюшни жеребца, вскочил на него и, отсалютовав страже у ворот, ускакал прочь.
Письмо, написанное Магистру, содержало всего лишь две фразы: «Строн вернулся. Как избавиться от безродной девицы, на шее которой он висит?».
Прошло то время, когда ради любви Изегер готов был отказаться от магии. Это на Земле лорда Ханнора не волновало, что даст младенцу его мать. Здесь же, в Агриде, дело обстояло совсем иначе.
Изегер, после смерти отца ставший главой рода Рвущих Пространство, устал слыть изгоем и теперь стремился к реваншу, но… Когда он взял в руки цепь, то ясно почувствовал, что ее просто так не снимешь. Амулет принял девчонку. А убить носителя строна – все равно что скатиться к самому низу иерархической лестницы. Об этом помнил всякий уважающий себя маг. Какая из невест наденет строн, зная, что на нем кровь?
«Даже Дэйте ужаснется…»
Изегер знал ответ на вопрос, заданный Магистру, но ему нужно было получить одобрение главного мага. И еще объявить, что род Ханноров снова на коне.
Существовало всего два способа отлучения женщины от строна: смерть или рождение ребенка. Но что получит сын от матери, не обладающей даже зачатками магии? Все равно что птенцу попытаться взлететь с одним крылом. Нет, этот вариант Изегеру не подходил. Оставалось одно – создать девчонке невыносимые условия жизни. Причем он сам ничего делать не будет. Просто не станет помогать. Где-нибудь да свернет себе шею.
Глава 3. Проклятый кремвиль
Юля проснулась с тяжелой головой. Болело все: шея, бока, плечи. Создавалось ощущение, что пока она спала, на ней сплясали джигу семеро гномов, а теперь, не уступая в прыти коротышкам, поползли колючие мурашки, возвращая телу нормальное кровообращение.
Подслеповато прищурив глаза, Юля убедилась, что не преодолела и половины пути до выхода из подземелья.
«Все еще в коме», – решила она, так как заметила некую странность, которая не могла произойти в реальности: все до одного факелы потухли, однако она различала не только каждую ступеньку, но и кованый узор на закрытой двери. Поднимаясь вверх, держалась ближе к стеночке, поскольку никаких перил на лестнице не наблюдалось. Юля поблагодарила Всевышнего, не давшего ей ухнуть вниз во время сна, и помянула недобрым словом голого мужика, напугавшего ее до смерти.
Желание пойти и разобраться с ним раз и навсегда исчезло вместе с парами морса.
«Даже если я в коме, не следует нарываться на новую», – к такому выводу пришла Юля вспомнив костяшки кулака, держащего ее за цепочку, широкий разворот плеч, кубики пресса, крепкие ноги, ну и… Нет, об этом она точно думать не будет.
– Черт! Потеряла чулок! – оглянувшись, Юлька поморщилась. Как бы ей ни хотелось иметь при себе все то, что связывало ее с прежней жизнью, возвращаться назад побоялась. Однако чувство утраты кольнуло, словно хозяйка одинокого чулка оставила в темноте что-то родное и беззащитное.
Дернув тяжелую дверь, Юля вздохнула с облегчением. Та легко поддалась и открыла проход в коридор, в котором, как она помнила, нет ни одного окна, лишь факелы, свет которых показался таким ослепительным, что беглянке пришлось закрыть глаза.
Сейчас, рассматривая круги, плывущие под веками, Юлька как никогда понимала слепцов, у которых при отключении одного чувства особо сильно включается другое. Например, обоняние.
– Откуда это так вкусно пахнет?
Желудок тут же пожаловался, что неплохо бы закинуть в него пару сосисок. На худой конец корочку хлеба. Или яблоко. Желательно величиной с кулак.
Поведя носом, словно охотничья собака, Юля выбрала верное направление и вскоре оказалась в еще одном коридоре, который при побеге от обнаженного мужика совсем не заметила, ринувшись в открытую дверь подвала.
***
– Где она сейчас? Все еще спит? – лорд Ханнор сидел за обеденным столом. Перед ним стояло как минимум двенадцать блюд, но он ограничивался красным вином, которое принесли из того же подвала, где незнакомка напилась кремвиля. Слугам пришлось обойти спящую деву стороной, поскольку их хозяин распорядился не чинить ей пакостей, делать вид, что неизвестно откуда взявшаяся в замке женщина всего лишь… призрак, который бродит где хочет.
– Нет, милорд. Уже проснулась и сейчас крадется на кухню, – Круст – особо приближенный человек, командующий над всей остальной прислугой замка, вновь наполнил бокал.
Поздним вечером, когда помещение освещалось лишь немногими свечами, казалось, что Изегер поднес к губам не вино, а кровь.
«Какая везучая девица! – подумал он, с досады осушая бокал за один присест. – И ведь факелы на новые не заменили, и тьма такая, что хоть глаз выколи, а она жива и здорова!»
– Кто сегодня на кухне?
– Сейчас только посудомойка Сапуня. Остальные ушли к себе.
– Ее тоже предупредили? – лорд Ханнор обратился к главе стражи, который сидел в кресле на другом конце длинного стола.
Не в пример бледнолицему и долговязому Крусту (о невзрачной внешности которого определенно можно было сказать только то, что волосы у него седые да глаза по рыбьи выпученные), Галло был красен лицом, могуч плечами и крепок ногами. Борода, выгоревшая до цвета соломы, лопатой лежала на груди, напоминающей бочку для кремвеля, а кулаки были до того увесисты, что даже емкий кубок в них казался игрушечным. Правда, роста Галло Кулак был небольшого, а потому при широких плечах его фигура выглядела квадратной. Сам милорд, вздумай кто поставить эту троицу по росту, занял бы среднюю позицию. Не особо высок и не особо могуч.
– Я всех сегодня собрал, даже дворовых, – Галло терпеливо дождался, когда Круст и ему нальет вина, потом, оглянувшись на дверь и понизив голос, добавил: – Сказал, что по замку бродит сумасшедшая, но обижать ее не следует, поскольку она не принесет вреда.
– Поверили?
– Если нет, то поверят. Эта девица умудрилась вся извозиться в кремвиле. Я сам вздрогнул, когда пошел посмотреть.
– Да, милорд, – Круст улыбался, вспоминая, как со свечой стоял над спящей девушкой. – Она теперь зелень и за неделю не отмоет.
Всякий, кто сталкивался с ягодами с острова Безумных магов, знал, что они оставляют несмываемые пятна, поэтому, прежде чем приложиться к вкусному и такому пьянящему напитку, нужно пошептать над бутылкой или кубком одно очень простое заклинание. Но откуда пришлой девице его знать?
– А что насчет строна? Его слуги опознают?
– Мой лорд, вы утеряли его так давно, что в замке успело смениться второе поколение слуг, – Галло придвинул к себе блюдо с крупной птицей, зажаренной на вертеле и обложенной лоснящимися от жира потрохами. Его глаза жадно выискивали кусок посмачней. Подцепив руками желудок, набитый смесью пяти злаковых, откусил и закатил глаза от удовольствия.
– Мало кто из простонародья знает, как должен выглядеть ваш родовой амулет, – прошептал Круст, наклонившись к самому уху лорда. – А что касается изображения скрещенных рук, овитых змеей, так они встречаются на каждом шагу: на стягах, оружии, латах, барельефах. Да даже на трактирных вывесках их малюют!
Лишь три человека в замке Ханноров знали, что пришлая дева по закону является женой лорда. А все из-за того, что строн не пожелал сняться с ее хрупкой шеи, которую Галло переломил бы на раз. Но даже такой выход из положения нежелателен. «Жена» должна убиться сама.
– Не дай пресветлый Шаагиль вам возлечь с этой девчонкой, – Галло вытер рот и руки куском ткани и сыто рыгнул. – Тогда вас свяжет по рукам еще и ее первая кровь.
***
– Здравствуйте! – сказала Юлька, заходя в просторное помещение, где помимо пары очагов (большого, в котором можно было зажарить крепкого кабанчика, и малого, где над огнем и сейчас висел котелок литров на двадцать), стоял огромный стол, а на стенах красовалась всяческая кухонная утварь. В шкафах высотой чуть ли не до потолка чисто отмытыми боками поблескивали блюда, тарелки и супницы. Воздух был душен и влажен, но хранил запахи недавно приготовленной еды, хотя ее самой нигде видно не было.
Юля сглотнула голодную слюну и еще раз напомнила о своем существовании, поскольку единственный обитатель кухни ей так и не ответил.
– Здравствуйте!
У емкости, скорее напоминающей огромное корыто, чем привычную человеческому глазу мойку, склонилась крепкая женщина. Правда, судила Юлька о той крепости всего лишь по мощному заду, потому как посудомойка стояла к ней спиной и с упоением драила закопченный чугунок.
По вздрогнувшим плечам местной обитательницы Юлия безошибочно определила, что ее услышали, но почему-то не стали отвлекаться от своего важного дела.
– Извините, пожалуйста! – Юля подошла еще ближе. Теперь она видела и тонкие пряди волос, прилипшие ко лбу, и нос картошкой, и пухлые щеки. – Вы не будете так любезны подсказать, где я могу поесть?
Лицо посудомойки побагровело, и она скосила глаза на Юльку.
– Пресветлая Афарика! – воскликнула женщина и, распрямившись, приложила два пальца ко лбу. Такой жест Юля видела в кино, когда военные отдавали честь. Но испуганная тетка, у которой верхняя часть тела весьма ладно гармонировала с нижней, честь точно отдавать не собиралась. Она переместила пальцы к губам и трижды торопливо их поцеловала.
Выпущенный из рук котелок с грохотом покатился по каменному полу, а посудомойка, резко развернувшись, кинулась куда-то в узкий проход справа от очагов, откуда вскоре послышались хлопок двери и скрип засова.
– Странная какая-то, – Юлька, встав на цыпочки, заглянула в висящий над огнем котел и расстроилась. Там кипела вода. – Где же они все съестное прячут?
Юля, согласно окружающему ее антуражу, догадывалась, что время холодильников еще не пришло, а ледник с припасами мог быть где угодно. Даже за той дверью, куда убежала посудомойка.
«Как бы она там не замерзла», – добрая душа звала постучаться и вызволить беглянку из ледяного плена. Подчинившись зову сердца, Юля нырнула в узкий проход и, толкнув бедром дверь, прокричала:
– Вы не бойтесь меня, пожалуйста! Я сейчас лежу в коме. А вы – всего лишь моя галлюцинация. Поэтому я не могу причинить вам вред.
За дверью послышался шорох. Юля прижала ухо, чтобы наладить обратную связь.
– Я понимаю всю абсурдность ситуации. Но есть почему-то очень хочется…
– Изыди! – ответил визгливый голос.
– Куда идти? – переспросила Юля.
– К милорду! – совет не сразу, но последовал.
Все это время посудомойка в панике соображала, какую бы дорогу указать. Насмерть замерзнуть среди туш горных козлов и степных кабанчиков ей не хотелось, а путь к милорду из всех существующих был самым коротким. Не пришлось бы пускаться в пространные объяснения: «Иди под гору Валаах, найди лестницу из тысячи ступеней, почувствуй жар во всем теле и сгори в очищающем пламени!». Так гораздо проще: – Сначала налево, потом направо!
– Спасибо! Я ушла! – поблагодарила Юля. Чтобы услышали ее безмерную благодарность, «лежащая в коме» пяткой попинала дверь. Ноги вконец закоченели, а так хоть немного разогнала кровь.
В раздумье постояв между дверями, ведущими в совершенно разные стороны, Юля вспомнила принцип слепца – закрыла глаза. Запахом еды тянуло и слева, и справа. И даже из очага, где совсем недавно что-то жарили.
«Русская рулетка сейчас самое то», – Юля вытянула указательный палец и, крутанувшись вокруг своей оси, открыла глаза. Смело распахнула дверь, на которую пал выбор.
«Голод не тетка».
Повернула налево, потом направо и услышала приглушенные голоса. Стражник, стоящий у двери, сделал шаг в сторону, разрешая «безумной деве» войти. Приказ не чинить ей препятствий был для служивого законом.
– Спасибо, – поблагодарила его Юлия и, затянув потуже резинку на конском хвосте, оправив платье, которое, как и предсказывала мама, не измялось, смело шагнула в скупо освещенную комнату.
Милорд, а это был тот самый грубиян, хотя с их последней встречи он приоделся и даже подрезал свои дивные волосы, уронил двузубую вилку, на которую только что насадил тушку куропатки. Птица шлепнулась в соус и забрызгала белую рубашку так и застывшего буквой «Г» хозяина. Мужчина, сидящий на другом конце стола, крякнул и выронил чашу с вином из рук. Он вскочил, но штанам это не помогло. Они потемнели, словно их владелец не успел справить нужду так, как это делают взрослые люди.
– Здравствуйте, господа, – произнесла Юля и, пододвинув тяжелый стул, села по центру. Нисколько не смущаясь, что ей не предоставили прибора, подтащила к себе блюдо и протянула руку, чтобы вцепиться в кость, на которой висел добрый шмат мяса. И только тут заметила, что ее рука ярко-зеленого цвета, а подтеки идут до самого локтя. Левая рука оказалась не лучше. – Черт! А где у вас можно умыться?
Мужчина в испачканных штанах повел головой так, словно его душил ворот.
«Или он кивнул в ту сторону, где есть умывальник?»
Массивный стул едва сдвинулся с места.
– Извините, – произнесла Юля и, гордо задрав нос, отправилась в указанном направлении. Умывальник в открывшейся взору комнате она не нашла, зато там стояло зеркало, которое отразило нечто «лягушкоподобное». Юля даже испугалась, что в комнате есть кто-то еще. Но нет, отражение точно принадлежало ей.
– Мамочки! Да что же это?
Естественного цвета оставалась лишь та часть лица, которая напрямую не соприкасалась с морсом. На то, что это именно его работа, указывало «продезинфицированное» колено.
Схватив первую попавшуюся вещь, оказавшуюся рубашкой, пропахшей потом, Юля принялась оттираться. Вернуться назад, где на нее вновь будут смотреть как на пугало, она не желала.
– Не поможет, – раздалось от двери.
Юля от стыда прижала рубашку к лицу.
– Кремвиль не смывается ни водой, ни мылом.
– И что же мне делать? – не отнимая ткань от себя прошептала «жена».
– Пойти и убиться, – последовал ответ. И в этом спокойном голосе не слышалось ни одной шутливой ноты.
– Сказала, что она где-то лежит! – донеслось из соседней комнаты. – А мы все какие-то глюцинации.
– Не где-то, а в коме! – поправила Юля, поняв, что только что явившийся мужчина говорит о ней.
– Круст, гал-лю-ци-нации, – со своей стороны поправил тот, кого посудомойка назвала милордом. А потом уже обращаясь к «жене»: – Милая, ты не в коме, а мы не твои галлюцинации. Ты попала в Агрид и единственное, что сейчас можешь сделать – это пойти и убиться.
Он выдернул рубашку из ее рук.
– Неправда! – за Юлькиной спиной стояла сотня лет эмансипации. Ни одна современная женщина не возьмет на веру то, что говорит какой-то незнакомый мужчина. Ну, если только она не переспала с ним в первую же ночь. Но ведь с ней этого не случилось? – Я твердо верю, что ударилась головой, может быть, даже вдавила височную кость в мозг, иначе как объяснить все то, что происходит? Если вы из какого-то неведомого Агрида (а такой страны точно нет, у меня по географии пятерка), то как я могу разговаривать с вами на русском языке?
– А ты говоришь на русском? Уверена? – дьявольская улыбка расцвела на лице негодяя.
Юлию бросило в жар. И если бы не зеленый окрас лица, это заметили бы и милорд, и стоящие у двери мужчины.
– Мама мыла раму. У Маши кукла. У Миши мяч, – произнесла огорошенная Юлька и разрыдалась. Язык точно был не русским.
– Я же говорю, пойди и убейся. Ты здесь никому не нужна.
Глава 4. Метания
Слезы женщины для мужчины всегда удар под дых. Даже если он палач, а она рыдает на плахе, заслуженно заработав смертный приговор.
Если он палач…
Если приговор заслужила…
Ни одно из «если» не верно. Он не палач, а она не заслужила.
«Проклятый строн».
Радость от возможности вновь стать весомой единицей при дворе короля сошла на нет.
«Лучше бы амулет не возвращался».
За семьдесят лет жизнь устоялась.
Можно было по пальцам одной руки сосчитать все те удовольствия, которым предается мужчина-одиночка, свыкшийся с мыслью, что никогда не будет держать на руках орущего первенца.
Для укрепления силы духа – отражение набегов урийцев. Коварного степного народа, невероятно умелого в боях, против которого не всегда срабатывали магические ловушки, и частенько приходилось махать мечом.
Для ублажения тела – развлечение с чередой любовниц из числа служанок или великосветских охотниц, идущих к нему за острыми ощущениями. «Хорошие девочки особо трепещут в руках плохих мальчиков», – кокетливые слова одной из них.
Для поддержания здоровья – крепкий сон в условиях чудной природы. Чем дальше от королевского двора, тем реже вокруг тебя плавают ошметки магических заклинаний. Причем не всегда добрых.
Для удовольствия разума – достаток книг и вина.
И никаких дворцовых интриг, игры мускулами и сотрясания воздуха возможностями родов.
Ну не рвет больше никто пространства, и что? Перестали ходить в иные миры? Нет.
Пусть амулеты и прилагаемые к ним заклинания весьма дороги, но желающий путешествовать всегда отыщет средства. Или станет полезным королю и запишется в отряд шпионов, который возглавляет лорд Цессир из рода Меняющих Лики. Они все до одного мотаются по мирам за казенный счет.
– Прекрати плакать.
Девчонка не послушалась, упала на колени и согнулась пополам. Ее острые плечи подрагивали, молния на платье мягкой полосой разделила и без того узкую спину.
«Она совсем еще ребенок».
Изегер повернулся к двери, где с такими же как у него лицами, на которых читались растерянность и смущение, стояли его сотоварищи.
Взмахом ладони он услал их прочь. Потом подошел к девчонке, поднял ее на руки и перенес на свою кровать.
Она не сопротивлялась. Лежала, скрутившись калачом, и беззвучно плакала.
– Как тебя зовут?
– Юлия…
– Джулия? – он накрыл ее покрывалом. – Можешь остаться здесь. Спи.
Она застыла, потом не удержалась – хлюпнула носом.
– Сначала поем.
Изегер вздохнул, развернулся на каблуках и покинул опочивальню.
В комнате, где был накрыт стол, осторожно, боясь греметь посудой, двигались слуги.
– Оставьте. Уберете, когда гостья поест.
Гостья – это слово определяло статус девчонки. Временный жилец, который не задержится. Не должен задержаться. Изегер не хотел, чтобы она осталась.
«Скорей бы пришел ответ от Магистра. Может, появился иной способ избавиться от носителя строна? Менее болезненный».
Лорд Ханнор слишком давно не был при дворе и понятия не имел, какие там дуют ветра. Сидел как бирюк на границе, лишь бы не чувствовать на себе злорадные или осуждающие взгляды. Отдать родовой амулет какой-то девице с далекой Земли! Любовь им двигала, видите ли…
«Вот будет смеху, когда они узнают, что строн вернулся, а в придачу к нему такая же безродная девчонка. Да еще и нелюбимая».
– Галло, собирай отряд.
– Ночь уже. Да и куда пойдем, на границе спокойно…
– Не ты ли мне вчера говорил, что урийцы за рекой лагерем стали? Что женщин и детей среди них нет, да и ведут себя слишком тихо? Наверняка замышляют черное дело.
– Угу. Просто на нашей стороне урдук созрел, а они его высушивают и зимой от хвори всякой лечатся. Кислый, зараза, враз пот прошибает, но силищу дае-е-ет…
– Так что, други?! – громко крикнул Изегер, одним только голосом поднимая свой многочисленный отряд. – Не оставим урдук в беде, не дадим его урийцам на поругание?
– Да!!! – откликнулся отряд, завсегда готовый поддержать любую затею командира. А чего бы не размять руки, не напрячь ноги, не развеять головушку?
Вернулись часа через два. Довольные, шумные, мокрые после смывания пота и крови в реке. Командир сверкал синяком на пол-лица, а потому улыбался одной стороной рта.
Урийцев крепко отмутузили, а после чего отдали урдук за просто так.
В благодарность за замечательно проведенное время.
Те тоже остались довольны. Когда еще придется самому лорду Ханнору, отказавшему в кураже от магии, вмазать ведром по лицу?
На крыльце крыла для прислуги появилась принарядившаяся Эрдис, наскоро заплетающая длинную косу. Увидев синяк и перевязанную скрученной рубашкой чуть выше колена ногу, притворно ужаснулась и певучим голосом произнесла:
– Милорд, да вам срочно в постель надо!
– А и пойдем! – ответил Изегер и, взвалив под свист воинов верещащую Эрди на плечо, побежал в сторону сторожевой башни, где как правило и коротал ночи бесшабашной любви, поскольку в господскую опочивальню сроду никого из женщин не водил.
Из окна второго этажа на него смотрела Юлька, крепко сжимая зубами кусок мяса, который никак не хотел отрываться от кости. Это был ее второй поход за едой. Чтобы слуги не унесли ее со стола, пришлось подпереть дверь тяжелым стулом. Поспала маленько на мягкой кровати и опять принялась за трапезу.
Наедалась Юлька впрок.
Вдруг настроение милорда переменится, и ей опять придется штурмовать ледник?
– Как она? – лорд стоял в одних штанах. Спина лоснилась от пота. Пахло от хозяина горным урдуком и женщиной.
– Спит, – коротко ответил стражник.
Изегер дернул за ручку двери, та не поддалась.
– Она стулом ее с той стороны прижала.
– И что, еда на столе так и стоит?
– Как можно, милорд? Через вторую дверь зашли, когда ваша гостья угомонилась. Говорят, она в бочке искупалась, что вы в лаборатории для снятия остатков магических заклинаний держите.
– В ледяной воде?
– А кто ж ей согреет? Сказано, препятствий не чинить, делать вид, что она призрак…
Черные волосы разметались на подушке. Ресницы подрагивали, губы что-то шептали. Иногда под покрывалом угадывалось как дергается нога. Зелень с лица никуда не делась, а потому казалось, что на кровати лежит лесной эльф. Жил как-то у них Изегер. Они научили его жевать сюриль, отчего зубы становились крепче (ухо врагу на раз можно было отгрызть), но кожа приобретала зеленоватый оттенок.
– Не набегалась за день? – лорд стоял над спящей «женой», которая после купания облачилась в его рубашку. В лаборатории на мече непобедимого Гестиха, который Изегер прошлой зимой выкупил у Дэйте и воткнул в деревянную колоду (как и положено его хранить), висели выстиранные кружевные трусики и бюстгальтер. Платье из изумрудного шелка покоилось на спинке кресла. Лорд взял его, погладил загрубевшими пальцами ткань, поднес к лицу, вдохнул запах.
Одежда Джулии пахла хорошо. Какими-то знакомыми духами.
«Красная Москва? Нет, откуда. Столько времени прошло».
Когда-то, в тридцатых – сороковых годах, это были лучшие духи в России. Тогда Изегер еще не оставил надежду найти Верочку Ртищеву. Но война, охватившая ее родной мир, окончательно перемешала людские массы, и молодому лорду Ханнору ничего не оставалось, как вернуться домой.
«Надо бы в Агардаре зайти в лавку иномирных диковин. Там частенько продают товар с Земли. Джулии бы понравилось».
Изегер вдруг рассердился на себя. Швырнул платье на пол.
– Чего это я? Завтра же отправлю ее в дом у западных ворот. Пусть там сидит, пока Магистр не ответит.
Читать бесплатно другие книги:
