Архивы Дрездена: Перемены. Адская работенка Батчер Джим

– Вот уроды!

– Поддерживаю предыдущий комментарий, – кивнул я.

– Тогда что нам делать?

– Мне недостает информации, – признался я. – Добудь мне все, что сможешь. Все про любую активность в Чичен-Ице и вокруг. Вдруг кто-нибудь видел маленькую девочку в окружении Красных… все, что угодно. Наверняка найдется что-нибудь, что поможет отыскать уязвимое место в их броне. Если бы нам удалось узнать, где они ее держат, мы могли бы напасть на это место. Или если бы мне удалось вдруг узнать, какой магией они это место обороняют, может, я мог бы пробить в ней брешь, чтобы сцапать девочку и унести ноги. В противном случае…

– В противном случае, – договорил Томас, – нам придется атаковать их в Чичен-Ице. Что западло.

– Не то слово – западло. Расподлейшая заподлянка.

Томас нахмурился:

– А что, если позвать на помощь Лару? А она могла бы набрать подкреплений у других кланов Коллегии.

– С какой стати ей помогать мне? – поинтересовался я.

– Из самосохранения. По этой части она сильна.

Я хмыкнул.

– Не уверен, что опасность угрожает кому-либо из остальных твоих родственников, – признался я.

– Если ты не уверен, то и они тоже, – заметил Томас. – Во всяком случае, если ты этого не знаешь, Лара и подавно.

– Ну, на твоем месте я бы не слишком на это полагался. Нет. И потом, если с этим явлюсь к ней я, она решит, что это я от отчаяния пускаю в ход уловки.

Томас сложил руки на груди:

– Что ж, возможно, это и не самое удачное предложение. Но ты не посмотрел на это с другой стороны.

– А?

Томас опустил руки и снова поднял их на манер Ванны Уайт, оглашающей буквы с барабана телевикторины.

– Одно не подлежит сомнению: мне угрожает опасность. Она захочет мне помочь.

Я смерил его скептическим взглядом.

Томас пожал плечами:

– Я теперь играю в команде, Гарри. И это известно всем. Если она позволит, чтобы со мной что-либо случилось, когда я просил ее о помощи, это не понравится очень многим. Очень не понравится. Уверен, она ничего такого не захочет.

– Для того чтобы этот аргумент сработал, об угрозе должно быть известно как минимум остальной части Коллегии, – возразил я. – И они захотят узнать, почему это кровная порча, нацеленная на меня, угрожает тебе. Тогда все догадаются о нашей с тобой кровной связи, не только Лара.

С минуту Томас, нахмурившись, обдумывал услышанное, потом пожал плечами:

– И все-таки. Может, все же стоит попробовать обратиться к ней с этим. Ты же знаешь, моя сестра горазда на выдумки. – Лицо его вдруг сделалось подчеркнуто нейтральным. – Особенно в том, что касается устранения препятствий. Возможно, она могла бы помочь тебе.

Обычно я отметаю такие предложения, даже не задумываясь. На этот раз…

На этот раз я задумался.

Лара знает Красную Коллегию, возможно, как никто другой. На протяжении многих лет она действовала совместно с ними. А еще она давно является закулисным правителем Белой Коллегии, заслуженно гордящейся мастерством шпионажа, шантажа, подкупа, совращения и прочих способов добиться цели скрытыми, непрямыми средствами. Если кто-то и знает о Красных больше других, так это Лара Рейт.

Счетчик продолжал тикать. Время, отпущенное Мэгги, истекало. Я не мог позволить себе быть привередливым.

– Я бы предпочел не делать этого, – тихо произнес я. – Мне нужно, чтобы ты поискал все, что сможешь, чувак.

– Что случится, если я не найду ничего?

– Если так… – Я покачал головой. – Если я ничего не сделаю, умрет моя дочка. И мой брат. Я не смогу жить с этим на совести.

Томас кивнул:

– Посмотрю, может, что и получится.

– Не смотри. Делай.

Это вышло у меня настолько жестко, что брат поморщился, пусть и едва заметно.

– Ладно, – кивнул он. – Давай…

Голова его резко повернулась в сторону дома Рудольфа.

– Что? – выдохнул я.

Он поднял руку, дав знак молчать.

– Стекло бьется, – пробормотал он. – Много стекла.

– Гарри! – крикнула Молли.

Я повернулся и увидел, как распахивается дверца «жучка», а из нее появляется Молли, обеими руками удерживающая за ошейник Мыша. Мой пес тоже смотрел в сторону дома Рудольфа, и в груди его клокотал глухой булькающий рык, какой я слышал всего несколько раз – при встрече со сверхъестественными хищниками.

– Кто-то пришел за Рудольфом, – бросил я и ринулся вперед. – Бегом!

Примерно секунду, а может, даже полторы я являл собой крутого парня на острие атаки, а потом мои брат и пес оставили нас с Молли далеко позади. И ведь можно подумать, я не занимаюсь бегом на регулярной основе, да и Молли тоже, пусть и не так старательно. К тому моменту, когда я одолел половину расстояния, Томас с Мышом уже огибали дом, каждый со своей стороны, чтобы зайти с тыла.

– Исчезни, Кузнечик! – крикнул я, и Молли на бегу исчезла, спрятавшись за лучшей своей завесой.

У нас ушло еще четверть минуты на то, чтобы одолеть остаток расстояния, а потом я обогнул дом вслед за Томасом. Свернув за угол, я увидел, что в большой стеклянной двери, ведущей с деревянного крыльца в дом, зияет огромная дыра. Откуда-то из глубины дома доносилось низкое, гулкое уханье, как от большого сабвуфера.

Одним прыжком я одолел ступеньки крыльца и едва не столкнулся с тучей осколков стекла, обломков дерева, пластика и сухой штукатурки, в которую превратился кусок стены рядом со мной. Я только-только успел сообразить, что снаряд, пробивший дырку в стене, – это мой брат, как что-то черное, огромное и стремительное проломилось сквозь стену, увеличив отверстие раз в пять.

Это «что-то» оказалось в паре шагов от меня, а я так и не успел затормозить. Все, что мне оставалось сделать, – это вытянуть руку и схватиться за перила в дальнем углу крыльца. Руку, правда, пришлось сразу же отдернуть: «что-то» разнесло перила в щепки взмахом длинного, неописуемо быстрого когтя. Гулкое уханье сделалось громче и чаще, и до меня вдруг дошло, что я слышу биение его сердца, громкое, как басовый барабан.

Я не тешил себя надеждой, что смогу удрать от столь быстрого существа. Нас с ним разделяло шага два или три, но оно мгновенно сократило дистанцию и метнулось мне в лицо.

Я отчаянно извернулся, выхватил жезл и выпустил в него огненный заряд, но оступился и упал. Огонь, правда, попал по назначению, но это помогло мне не больше, чем если бы я швырнул в тварь резиновым утенком.

Я успел подумать, что мне конец, но тут на крыльцо вырвался из дома Мыш, окутанный бледно-голубым сиянием. Одним огромным прыжком он одолел разделявшее их расстояние и приземлился прямо промеж широких, причудливо ссутуленных плеч угрожавшей мне твари. Когти Мыша впились монстру глубоко в спину, а мощные челюсти сомкнулись на коротком загривке.

Тварь дернулась от боли, но не издала ни звука. Она навалилась на меня – конечно, напасть полноценно, клыками и когтями, Мыш ей помешал, но и одного ее веса, помноженного на скорость, хватило, чтобы у меня затрещали ребра, а ногу пронзила резкая боль.

Мыш опрокинул гадину на землю, терзая ее зубами, царапая когтями спину и вообще причиняя ей максимум боли. Вечерний воздух содрогался от его рыка, и при каждом рывке с его шерсти срывалось облачко голубого света.

По всем правилам, твари полагалось бы уже издохнуть, но этого ей, похоже, никто не сказал. Она извернулась, отскочила от земли как резиновый мяч, схватила Мыша за хвост и швырнула его вверх. Мыш описал в воздухе крутую параболу и врезался в землю с силой пудовой кувалды, взвизгнув от боли.

Не раздумывая, я вскинул жезл, закачал в него как мог больше Огня Души и с криком: «А ну не трожь мою собаку!» – разрядил в гадину.

Струя белого огня сорвалась с конца жезла и полоснула по твари от бедра до затылка, воспламенив ее плоть. Тварь снова беззвучно содрогнулась от боли, и барабанная дробь ее пульса сделалась еще чаще. Гадина упала и задергалась на земле, оставив в покое Мыша.

Я попытался встать, но больная нога отказывалась держать меня, а от внезапно навалившейся слабости руки повисли плетьми. Я так и лежал, задыхаясь, не в силах пошевелиться. Мыш, пошатываясь, поднялся на ноги; язык вяло свешивался из его пасти. За спиной у меня кто-то застонал, и, с трудом оглянувшись, я увидел сидевшего с вывернутым под неестественным углом плечом Томаса. От модного прикида остались одни лохмотья, из живота – рядом с пупком – торчала какая-то железяка, а половину лица сплошь заливала кровь, слишком бледная для человеческой.

– Томас! – крикнул я. Или сделал попытку крикнуть. Какая-то странная акустика была здесь, в невидимом туннеле, в котором я вдруг оказался. – Вставай, чувак!

Он посмотрел на меня пустым, оглушенным взглядом.

Тварь тем временем дергалась уже медленнее. Я повернулся и увидел, что она успокаивается, пульс снова делается ровнее. Теперь я смог наконец разглядеть ее получше.

Размером она не уступала хорошему быку, и пахло от нее соответственно. Впрочем, последнее, возможно, потому, что я ее немножко пережарил. Причудливая форма тела намекала на то, что она способна с равной легкостью передвигаться как на двух, так и на четырех конечностях. Черной кожей она смахивала на Красного вампира в истинном своем обличье, а голова напоминала одновременно человечью, кошачью – не домашней киски, а ягуара или пумы, – а может, еще и крокодилью… или кабанью. И все на ней – и глаза, и язык, и весь рот – имело эту же угольно-черную окраску.

Несмотря на все, что я только что с ней проделал, она начинала снова подниматься.

– Томас! – крикнул я. Или прохрипел.

Тварь тряхнула головой, и взгляд ее мертвенно-черных глаз уперся в меня. Она двинулась ко мне, задержавшись только для того, чтобы отшвырнуть в сторону оказавшуюся у нее на пути мою оглушенную собаку. Мыш приземлился бесформенной грудой – он явно пытался удержать равновесие, но не смог.

Я поднял жезл, нацелил его в надвигающуюся тварь, но сил у меня хватило лишь на тонкую струйку дыма, не более того.

Тут из ниоткуда прилетел камень и врезал твари по морде.

– Эй! – послышался голос Молли. – Эй, Капитан Асфальт! Смоляное Чучелко! Ау!

Мы с гадиной разом повернулись на голос и увидели Молли, стоявшую на виду ярдах в двадцати от нас. Она швырнула еще камень, и тот ударил монстра в широкую грудь. Барабанный бой его сердца снова участился и сделался громче.

– Ну давай, красавчик! – выкрикнула Молли. – Давай поиграем! – Она повернулась к твари боком, до ужаса развратно повела бедром и хлопнула себя по заднице. – Что, слабо?

Тварь напряглась и с потрясающей быстротой метнулась к ней.

Молли исчезла.

Тварь грянулась о землю в том месте, где только что стояла Молли, и выставленные вперед лапищи, сжатые в подобие кулаков, зарылись в землю на добрых восемь дюймов.

Послышался издевательский смех, и еще один булыжник, прилетев откуда-то слева, ударил в тварь и отрикошетил в сторону. Гадина в ярости бросилась в том направлении – и Молли снова исчезла. И она снова отвлекла на себя тварь камнем и несколькими ужимками, чтобы снова исчезнуть.

Правда, с каждым разом она оказывалась все ближе к чудищу – слишком быстро тот перемещался. Но при этом она уводила его все дальше от нас троих. Пару раз Молли даже выкрикнула:

– Торо! Торо! Оле!

– Томас! – окликнул я. – Вставай давай!

Брат несколько раз моргнул, постепенно все живее и осмысленнее. Потом провел рукой по окровавленному лицу, с силой мотнул головой, чтобы стряхнуть кровь с глаз, и опустил взгляд на металлический стержень, торчавший у него из живота. Взялся за него рукой, поморщился и медленно вытащил. Железяка оказалась на поверку шестидюймовой стальной скобой, какой крепят деревянные брусья, – судя по всему, из стены, сквозь которую он пролетел. Томас со стоном уронил железяку на землю, и глаза его на мгновение закатились.

Я видел, как его второе «я» берет верх. Кожа его сделалась еще бледнее; казалось даже, будто она начинает светиться. Дыхание выровнялось мгновенно, а кровоточивший порез на лбу стал быстро затягиваться. Он открыл глаза, и цвет их сменился с ярко-голубого на голодный серебристый.

Томас легко вскочил на ноги и взглянул на меня:

– У тебя кровь идет?

– Не, – мотнул головой я. – Я в порядке.

В нескольких футах от нас Мыш тоже поднялся на ноги и отряхнулся, звякнув медальонами. Молли скрылась за углом дома, откуда почти сразу послышался оглушительный грохот.

– На этот раз будем действовать с умом, – сказал Томас, обращаясь не ко мне, а к Мышу. – Я пойду первым и отвлеку его. А ты хватай его за сухожилия. Похоже, надо покалечить ему не меньше двух конечностей, чтобы обездвижить по-настоящему.

Мыш одобрительно гавкнул, издал раскатистый рык, и вокруг него снова сгустилось неяркое голубое свечение.

Томас кивнул, нагнулся и подобрал обломок разбитого крыльца – брус четыре на четыре дюйма, длиной ярда в полтора.

– Не парься тут, Гарри, – сказал он. – Мы быстро.

– Вперед, команда Дрездена! – прохрипел я.

Они рванули с места и скрылись из вида, за секунду развив скорость гепарда. Я услышал, как Томас испустил боевой клич, довольно неплохо имитирующий Брюса Ли, а следом за этим – треск дерева, ударившегося обо что-то твердое.

Секунду спустя свой боевой рык издал Мыш. А потом за домом замерцали разноцветные вспышки – это Молли отвлекала внимание гадины своей световой магией. Физического вреда гадине это причинить не могло, а вот ослепить – запросто; Молли здорово наловчилась устраивать всякие световые и шумовые эффекты. Она называла это «рейв-пати-заклятием», и на последний День независимости устроила на заднем дворе у родителей такой фейерверк, что на соседней магистрали собралась большая пробка из глазеющих водителей.

Очень мне не нравилось валяться, скрючившись от боли и довольствуясь лишь отзвуками и отсветами кипевшего за домом боя. Я снова попробовал опереться на ногу, но безуспешно. Поэтому я остался лежать, стараясь не потерять сознание и дышать не слишком глубоко. Гадина определенно сломала мне как минимум одно ребро.

Именно в этот момент я заметил две пары горящих красных глаз, смотревших на меня из леса с безошибочно узнаваемой пристальностью хищника. Глаза медленно, бесшумно, но неумолимо приближались.

До меня вдруг дошло, что все, кто мог бы мне помочь, вроде как заняты другим.

– Ох! – выдохнул я. – Ох, мать-перемать!

Глаза рванулись ко мне, а потом что-то темное и твердое с силой врезало мне по челюсти. Я и без того находился на грани обморока. Удара хватило, чтобы вырубить меня окончательно.

Я смутно осознавал, что меня поднимают и закидывают на плечо. Потом меня тошнотворно быстро понесли куда-то. Это продолжалось достаточно долго для того, чтобы меня успело стошнить. Сил у меня, правда, не хватило даже на то, чтобы постараться попасть в похитителя.

Примерно вечность спустя меня бросили на землю. Я лежал неподвижно, надеясь убедить моего похитителя, что я едва в сознании и слаб, как котенок. Это оказалось несложно, потому как я таким и был. Актер из меня, как правило, никудышний.

– Не нравится нам это, – произнес женский голос. – У его силы нехороший запах.

– Надо терпеть, – возразил мужской голос. – Это может быть хороший трофей.

– Оно нас подслушивает, – заметила женщина.

– Мы знаем, – ответил мужчина.

Я услышал мягкие шаги, приглушенные толстым слоем хвои, и женщина заговорила снова, на сей раз тише. В ее голосе звучал явственный оттенок Голода.

– Бедное создание. Такое израненное. Давай мы его поцелуем, и оно уснет. Это было бы милосердно. И он будет нами доволен.

– Нет, любовь моя. Он будет нами удовлетворен. Это не одно и то же.

– Разве мы не поняли уже одного простого факта? – едко парировала она. – Никогда он не представит нас Кругу, сколько бы трофеев мы ни принесли Коллегии. Мы чужие, незваные гости. Мы не из первых Майя.

– На протяжении вечности многое может измениться, любовь моя. Мы будем терпеливы.

– Ты хочешь сказать, он может пасть? – Она испустила очень неприятный смешок. – Тогда почему мы не добиваемся расположения Арианны?

– Об этом лучше не думать, – решительно возразил он. – Если мы будем думать об этом слишком часто, он может узнать. Он может покарать. Мы ведь понимаем?

– Понимаем, – без энтузиазма согласилась она.

А потом чьи-то крепкие как сталь пальцы схватили меня за плечо и перевернули на спину. Надо мной шли кругом темные силуэты деревьев – только эти черные фигуры на фоне подсвеченного чикагскими городскими огнями небосклона.

Впрочем, даже этого света пусть с трудом, но хватало, чтобы разглядеть бледные, тонкие черты женщины ростом с ребенка. Нет, правда, роста в ней было четыре фута с полтиной, хотя пропорции тела у нее соответствовали взрослому человеку. Светлая, очень светлая кожа, россыпь бледных веснушек – на вид я дал бы ей лет девятнадцать. Еще ее отличали светло-каштановые волосы, очень прямые, и очень, очень необычные глаза. Один светлый, голубой как лед, второй – темно-зеленый, и у меня почему-то сложилось впечатление, будто существо, скрывающееся за этими разномастными глазами, безумно.

Одежду ее составляли платье с длинными свободными рукавами и надетое поверх него подобие плаща, приталенное и без рукавов. При этом она оставалась босой – это я знаю точно, потому что она поставила босую ногу мне на грудь и наклонила голову посмотреть на меня:

– Мы опоздали. Смотри, оно начинает портиться.

– Вздор, – отозвался мужской голос. – Это идеально подходящий экземпляр. Смертным чародеям, любовь моя, положено быть израненными, но крутыми.

Я поднял взгляд и увидел второго говорившего. Этот оказался повыше, футов пяти с половиной ростом, с коротко стриженными рыжими волосами, черной бородкой и потемневшей, как бронза, кожей, словно от загара. Одежду он носил черную, шелковую, – казалось, он явился сюда прямиком с репетиции «Гамлета».

– Ага, – произнес я. – Вы, должно быть, Эстебан и Эсмеральда. Я слышал о вас.

– Мы знамениты! – прошипела маленькая женщина, улыбнувшись мужу.

Он смерил ее хмурым взглядом и вздохнул:

– Воистину, это мы. И здесь – дабы помешать тебе позволить Арианне исполнить ее замыслы.

Я даже моргнул от неожиданности:

– Что-что?

Эсмеральда пригнулась ближе, так, что ее волосы коснулись моих носа и губ.

– Может, у него уши сломаны. Если уши неисправны, может, нам стоит отделить их и отослать назад?

– Спокойствие, любовь моя, – сказал Эстебан. Он присел на корточки и посмотрел на меня. – Это не его вина. Он даже не подозревает, как Арианна манипулирует им.

– О чем это вы? – не понял я. – Послушайте, ребята, никто не хочет помешать Арианне сильнее, чем я.

Эстебан небрежно отмахнулся:

– Да-да. Похоже, оно полагает, что должно спасти свое отродье. Оно попытается отбить его – в самом сердце его королевства. В центре сплетения могущественных сил, равновесие которых оно может нарушить самыми разными способами.

– Как-то мелко оно для этого выглядит, – усомнилась Эсмеральда. – Это всего лишь искалеченный, грязный зверек.

Эстебан пожал плечами:

– Мы уже знаем, что внешность обманчива. Важно то, что прячется за ней. Ты со мной согласишься, израненный чародей?

Я облизнул пересохшие губы. Не могу сказать, чтобы мне особенно хотелось полемизировать с парой сумасшедших вампиров, но из всех возможных путей этот, возможно, представлялся лучшим. Все, кто прожил достаточно долго, относятся ко времени без особого почтения, – во всяком случае, минута для них так, тьфу. А для проживших несколько тысяч лет и час не значит почти ничего. Если брату и его команде повезет в бою, не пройдет и нескольких минут, как они поймут, что я пропал. Вряд ли Ээбы успели унести меня настолько далеко, чтобы нас не унюхал Мыш, – а Мыш, насколько я знаю, способен распознать запах даже из космоса.

Говори с ними. Тяни время.

– Это, конечно, зависит от природы субъекта и наблюдателя, – ответил я. – Но если вы имели в виду метафору в ее простейшем понятии, тогда, пожалуй, да. Истинная природа любого отдельно взятого существа превосходит его зрительно воспринимаемую внешность в смысле значимости. – Я сделал попытку улыбнуться. – Должен признаться, мне нравится ваше обращение. Я ожидал чего-то совсем другого.

– Мы хотели съесть тебя и убить. Или, скорее, сначала убить, потом съесть, – улыбнулась в ответ Эсмеральда. Надеюсь, ее улыбка получилась безумнее моей. – И можем так и поступить.

– Уверен, в планах у вас что-то другое, – заметил я. – Вы явно хотите поговорить. А я более чем хочу вас послушать.

– Отлично, – кивнул Эстебан. – Мы рады, что ты в состоянии разумно взглянуть на интересующий нас вопрос.

– Какой именно вопрос интересует вас в первую очередь?

– Вопрос твоего вмешательства в план Арианны, – ответил Эстебан. – Мы желаем, чтобы ты прекратил свое вмешательство.

– С этим… возможны проблемы. Видите ли, если она сделает то, что собирается, это убьет меня и мать девочки.

Вампиры молча переглянулись, и выражения их лиц немного изменились. У меня сложилось впечатление, что они обменялись какой-то информацией.

Эстебан снова повернулся ко мне:

– Как ты узнал это, израненный чародей?

– Да уж узнал, – хмыкнул я.

– О-о-о, – протянула Эсмеральда. Она прижалась ко мне всем телом, оседлав мои бедра. Я почти не ощущал ее веса – настолько она была маленькая. Пахло от нее как-то неправильно. Словно формальдегидом и плесенью. – Он заносчив. Нам нравится заносчивость. Так сладко наблюдать, как заносчивый зверек покоряется. Тебе нравятся наши глаза, израненный чародей? Какой цвет нравится больше? Смотри, смотри внимательно!