Переступить черту Коннелли Майкл

15

Босх поднялся пораньше, чтобы просмотреть еще раз досье и свои записи перед звонком Люсии Сото. Позвонить ей надо было ровно в двадцать минут девятого. Если она не изменила своим привычкам, которые он изучил, работая с ней в паре последние несколько месяцев перед отставкой, то должна была в этот момент направляться в кофейню «Старбакс», расположенную на Первой улице, в квартале от полицейского управления. Он набрал ее номер.

– Сото слушает, – сразу же ответила она.

– Привет, Люсия.

– Гарри? Как ты там?

Функцию определения своего номера Босх заблокировал, так что она узнала его по голосу или же вспомнила, что только он звал ее Люсией. Все остальные называли ее Люси, или Лаки[16], или Лаки Люси, и это ей не слишком нравилось.

– Идешь в кофейню?

– Ну ты ж меня знаешь. Рада слышать тебя, Гарри. Как живется на заслуженном отдыхе?

– Да вроде как отдыхать еще рано. Я хотел спросить, не окажешь ли ты мне небольшую услугу, когда вернешься в отдел со своим латте?

– Безусловно, Гарри. Что за услуга?

– Прежде чем говорить об этом, я хочу честно тебя предупредить, что занимаюсь расследованием для моего единокровного брата.

– Адвоката.

– Угу, защитника.

– И, работая на него, ты будешь выступать на суде против нашей конторы.

– Точно.

Последовало довольно продолжительное молчание. Наконец Люсия произнесла:

– Ладно. Так что я могу для тебя сделать?

Босх улыбнулся. Он знал, что на нее можно положиться.

– Мне нужна твоя помощь не в том деле, которым я непосредственно занимаюсь, а в другом, предположительно связанном с ним. Я хочу просто познакомиться с делом, понять, в чем там суть.

Он выдержал паузу, давая коллеге возможность отказать ему, но она молчала.

«Ну что ж, пока неплохо», – подумал Босх.

Он не сомневался, что Люсия поможет, но не хотел, чтобы ей казалось, будто это ее скомпрометирует и втянет в гущу внутренних департаментских междоусобиц. После того как в прошлом году он навсегда покинул спецотдел нераскрытых преступлений, они разговаривали всего несколько раз. Когда он позвонил ей в начале этого года, чтобы узнать, как у нее дела, она пожаловалась на некоторые неблагоприятные для нее последствия его ухода.

Капитан, возглавлявший отдел, дал ей в напарники ветерана подразделения, детектива по имени Стенли О’Шонесси, которого все сотрудники отдела по расследованию ограблений и убийств звали Ворчун Стенли. Худшего напарника было не сыскать. Он не слишком ревностно занимался раскрытием преступлений. Вся его кипучая энергия уходила на выявление слабых мест в работе департамента и выдумывание жалоб на коллег и руководителей среднего звена, которые, по его мнению, недооценивали его. Профессиональные и жизненные неудачи и разочарования парализовали его разум, и потому напарники стремились отделаться от него при первой возможности. Сото считалась мелкой фигурой в департаментской иерархии, и такая возможность могла появиться у нее разве что при очередной перестановке кадров и пополнении коллектива свежими силами – и лишь в том случае, если новички не превзойдут ее по званию. Отягчающим обстоятельством было и то, что она проработала в отделе меньше восьми лет. Люсия сознавала, что будет прочно привязана к Ворчуну Стенли все ближайшие годы, и старалась по возможности работать самостоятельно, обращаясь к помощи О’Шонесси только тогда, когда по уставу требовалось участие обоих напарников.

Это несчастье выпало на ее долю потому, что она была напарником Босха в последние четыре месяца его работы и отказалась выступить против него во время внутреннего расследования его грехов, затеянного все тем же капитаном. Когда она рассказала Босху о своих злоключениях, он мог лишь посоветовать ей работать по-прежнему, игнорируя О’Шонесси и обращаясь за помощью к другим сотрудникам. Так она и делала; несколько раз даже звонила самому Босху по тем или иным вопросам, и он был рад поделиться с ней опытом. И вот впервые ему понадобилась ее помощь.

– Ты ведь знаешь, что в кабинете капитана хранятся журналы с делами об убийствах? – спросил он.

– Естественно.

– Меня интересует одно из них. Не знаю, как оно у нас озаглавлено и когда именно заведено, могу лишь сказать, что убийство произошло в Голливуде и, по всей вероятности, в течение недели после девятнадцатого марта этого года.

– Так, может, поискать его в Интернете по системе отслеживания преступлений? Это будет намного быстрее.

Сото действительно ничего не стоило выйти со своего компьютера во внутреннюю систему отслеживания, разработанную в УПЛА, но для этого ей надо было указать свой пользовательский ключ.

– Нет, не залезай в систему отслеживания. Бог знает, куда все это меня заведет, так что лучше не оставлять следов в компьютере.

– Поняла. Что-нибудь еще?

– Не знаю, упомянуто ли в журнале, что убитый был проституткой. Может быть, он фигурирует там как субъект легкого поведения, или трансвестит, или как-нибудь еще в том же духе. Его уличное прозвище Синди. Больше я ничего об этом не знаю.

В век электронного сбора и хранения информации лос-анджелесское полицейское управление по старинке записывало все данные об убийствах в виде текстов, которые были собраны в журналах с кожаным переплетом и скрупулезно велись начиная с девятого сентября тысяча восемьсот девяносто девятого года, когда на железнодорожном мосту в центре города был обнаружен труп некоего Саймона Кристенсона. Полицейские подозревали, что его забили до смерти в каком-то другом месте и положили на рельсы, чтобы создать впечатление, что он кинулся под поезд. Но хотя этот обманный трюк был разгадан, личность убийцы так и не установили.

Работая в отделе по расследованию ограблений и убийств, Босх постоянно просматривал эти журналы. У него вошло в привычку регулярно прочитывать оттуда абзац-другой. Имя Кристенсона хорошо запомнилось ему – не столько потому, что это было первое убийство, зарегистрированное в журнале, сколько по той причине, что оно не было раскрыто. Босху не давала покоя мысль, что в отношении Саймона Кристенсона не была восстановлена справедливость.

– Что мне сказать капитану, если он спросит, почему меня интересует это дело?

У Босха уже был готовый ответ.

– А ты не говори ему, что тебе нужно именно это дело. Возьми для отвода глаз несколько номеров и скажи, что хочешь быть в курсе последних новостей. Многие регулярно просматривают эти журналы. Я читал их все, некоторые даже перечитывал.

– Ясно. Сейчас я возьму кофе, а когда вернусь в офис, сразу же займусь твоим вопросом.

– Спасибо тебе, Люсия.

Закончив разговор, Босх задумался о том, что предпринять дальше. Если бы Люсия добыла какие-то сведения об этом Синди, можно было бы начать с его убийства и выяснить, не связано ли оно с убийством Лекси Паркс, а заодно проверить достоверность алиби Да’Куана Фостера. 

Пока Босх ждал ответного звонка от Сото, из комнаты вышла Мэдди, одетая для школы, с рюкзаком через плечо.

– Привет, – бросила она на ходу, хватая ключи от своей машины со столика в передней. – Опаздываю на урок.

Босх встал, чтобы проводить ее:

– Опять ничего не ела?

– Некогда.

– Мэдди, твоя голодовка начинает меня тревожить.

– Тревожься лучше об убийце, на которого ты работаешь.

– Мэдс, к чему такая драматическая поза? Если этот парень – убийца, он никуда не денется. Доверься моему опыту.

– Ладно. Я пошла.

Она хлопнула дверью, и Босх застыл, погрузившись в задумчивость.

Прождав целый час звонка от Сото, он начал беспокоиться, что у нее возникли какие-то неприятности с капитаном, когда она пошла к нему в кабинет посмотреть журналы. Он стал ходить взад-вперед, думая, не позвонить ли самому, но сделанный не вовремя звонок мог лишь ухудшить положение Люсии, если капитан действительно устроил ей разнос. К тому же в этом случае Босх никак не мог ей помочь, он был теперь посторонним лицом.

Прошло еще двадцать минут, и наконец его мобильник завибрировал. Посмотрев на экран, Босх увидел, что она звонит со служебного телефона, стоявшего у нее на столе. Он думал, что она свяжется с ним по сотовому, выйдя из здания управления или, по крайней мере, укрывшись в кабинке туалета.

– Да, Люсия?

– Гарри, я накопала для тебя кое-что.

– Вижу, ты на своем рабочем месте. А где Ворчун?

– Должно быть, строчит где-то очередную кляузу. Заходил в кабинет с таинственным видом и, ни слова не сказав, снова исчез. Он постоянно шныряет туда-сюда.

– Хорошо, что не достает тебя. Ну как, удалось заглянуть в журнал?

Сев за стол в гостиной, он взял ручку и открыл блокнот.

– Да, и я нашла именно то, о чем ты говорил.

– Капитан не возмущался?

– Нет. Я сказала, как ты советовал, и он ничего не имел против. Кроме нужного журнала, я взяла еще несколько номеров, в том числе самый первый, восемьсот девяносто девятого года.

– Убийство Саймона Кристенсона.

– Боже, как ты это запоминаешь?

– Не знаю как, просто помню. Его нашли на мосту, а убийц так и не поймали.

– Не слишком удачный дебют нашей конторы…

– Да, неудачный. Так что ты выяснила?

– Двадцать первого марта рядом с Эль-Сентро, в переулке, параллельном бульвару Санта-Моника, за автомастерской был обнаружен труп Джеймса Аллена, белого мужчины, в возрасте двадцати шести лет. Убитый был проституткой, и его неоднократно задерживали за приставание к прохожим и наркотики – обычный набор. Больше в журнале об этом ничего не говорится, кроме того, что дело было передано в отдел по расследованию ограблений и убийств детективам Стоттеру и Кариму.

– В отдел ограблений и убийств? – удивленно переспросил Босх.

Это подразделение, базировавшееся за пределами здания Центрального полицейского управления, считалось элитным. Там рассматривались дела, которые были слишком деликатны с политической точки зрения и по возможности утаивались от прессы или же из-за своей сложности требовали больше времени на их раскрытие. А Майк Стоттер и Али Карим работали в опергруппе отдела по расследованию убийств, элитнейшем из элитных подразделений.

– Да, мне это тоже показалось странным, поэтому я обратилась к Али и спросила его, в чем тут особенность. Он сказал…

– Ох, Люсия, вот это совершенно зря. Нельзя, чтобы кто-нибудь знал, что ты интересовалась этим делом. Тебе может аукнуться, когда результаты моего расследования станут известны в департаменте. Али поймет, что это я просил тебя поискать данные в журнале.

– Гарри, остынь. Не такая уж я дура, чтобы вваливаться в опергруппу и расспрашивать всех подряд. Мы с Али давние друзья. Его вызвали на место происшествия в Рампарте, когда я там нарвалась, и он держал ситуацию под контролем, пока не прибыла комиссия по расследованию стрельбы. Он был очень внимателен, успокаивал меня и научил, как вести себя с этими ребятами. А когда меня назначили сюда, он был одним из немногих, кто не задирал передо мной нос. Да фактически только он и ты обошлись со мной по-человечески.

Люсия говорила о том, как она попала в отдел нераскрытых преступлений. Около двух лет назад, будучи рядовым патрульным на участке Рампарт, она вместе с напарником вступила в перестрелку с четырьмя вооруженными грабителями. Ее напарник был убит, а она проявила такую отвагу и хладнокровие, что сразу стала гвоздем программы новостей всех массмедиа. В заметке, опубликованной «Таймс», она была названа Лаки Люси. В управлении полиции, не теряя времени, воспользовались столь редким случаем восторженного отзыва о своей работе. Шеф полиции повысил Сото в чине и предложил место по ее выбору. Она предпочла спецотдел нераскрытых преступлений в отделе по расследованию ограблений и убийств и стала детективом, не отработав положенные пять лет рядовым полицейским.

Средства массовой информации восторгались ее взлетом, но ее коллеги, годами и даже десятилетиями ждавшие звания детектива и соответствующего места в любом отделе управления, не говоря уже об элитном отделе по расследованию ограблений и убийств, не разделяли их восторга. Сото пришлось столкнуться с враждебностью многих коллег, которые считали ее чужаком и выскочкой. Если в газетах ее называли Лаки Люси, то некоторые сотрудники бюро предпочитали прозвище Транспондер – по названию электронного устройства, пропускающего автомобилистов на скоростную магистраль и позволяющего избежать пробок на улицах города.

– Мне пришлось применить маленькую хитрость, – призналась Сото. – Проходя мимо бокса, в котором сидит Али, я остановилась поболтать с ним. Гляжу, а у него на столе лежит журнал, и оказалось, тот самый, который тебе нужен. Я поинтересовалась, над чем это он работает, и он подробно изложил мне все. Я спросила также, что такого необычного в этом деле, почему его рассматривают как особый случай, и он ответил, что дело передали ему с Майком просто потому, что весь личный состав Западного бюро занимался в тот день на курсах повышения квалификации.

Босх кивнул. Это было похоже на правду. Количество убийств в последние годы резко снизилось, и многие убойные отделы разных бюро сливались вместе. Голливудский отдел расследования убийств был упразднен, и если убийство случалось в этом районе, дело передавали Западному бюро, в результате чего возросла вероятность, что дело сплавят в отдел ограблений и убийств, чтобы не возникало дублирования и путаницы. Босх был доволен, что дело не привлекло к себе слишком пристального внимания администрации департамента. Но ему не терпелось услышать, что же узнала об этом Сото.

– Значит, ты задала ему вопрос, и?..

– Ну, ты же знаешь Али, он обожает послушать себя самого. Он рассказал мне все в подробностях. Убитый был трансвеститом и обосновался в мотеле «Райский уголок» недалеко от Гауэр-стрит. В Голливудском отделении полиции нравов собран целый том о нем.

– Али не сказал, в каком номере он жил?

– Не сказал, но я видела фото. Шестой номер, первый этаж.

– И что они думают по поводу убийства?

– Они считают, что ему просто не повезло – подцепил клиента, который его укокошил. Конкретно никого не подозревают, но предполагают, что это мог быть серийный убийца.

– Почему серийный? Он не объяснил?

– Объяснил. Четырнадцать месяцев назад разделались с другим трансвеститом и оставили труп в том же переулке.

– Насколько похожи эти два убийства?

– Я не спросила.

– А как именно он был убит, тоже не спросила?

– Незачем было спрашивать. Али, как я говорила, показал мне фотографии. Задушен проволокой, накинутой сзади. Проволока разрезала кожу и оставила тонкий след вокруг шеи. Али сказал, что при осмотре его номера в мотеле они нашли портрет Мэрилин Монро в рамке, который стоял на полу, прислоненный к стене. В стену над ним был вбит гвоздь, но проволоки с задней стороны портрета не было. По-видимому, ее и использовали для убийства.

– Там его убили? В этом номере?

– Полагают, что там. Следов борьбы в комнате не наблюдалось, сказал Али, но проволока с портрета говорит сама за себя. Очевидно, Синди повздорил с клиентом, и тот прикончил его. Увез труп на машине и выбросил в переулке. В связи с аналогичным преступлением четырнадцать месяцев назад они попросили отдел поведенческого анализа составить профиль убийцы. Психологи предположили, что это женатый человек, имеющий детей, который был зол на Аллена, потому что тот переступил черту, нарушил моральные нормы. Убив Аллена и избавившись от трупа, он вернулся к своей обычной жизни в каком-то уголке мегаполиса. Психопатия в чистом виде.

Босх не стал возражать, однако он не думал, что собранная информация позволяет считать убийцу психопатом. Для неопытного детектива такой скоропалительный вывод был простителен. Но картина убийства, как ему казалось, свидетельствовала скорее о спонтанном характере случившегося. Убийца не принес с собой никакого оружия; ничто не указывало на то, что он планировал преступление. Единственным фактом, говорящим в пользу психопатии, была предположительная связь с аналогичным преступлением в прошлом.

– Это убийство официально рассматривается в связке с тем, которое было совершено четырнадцать месяцев назад? – спросил Босх.

– Пока нет, – ответила Сото. – Старым делом все еще занимается Западное бюро. Два подразделения устроили перетягивание каната, сказал Али. Между тем у обоих преступлений есть особенности, которые не стыкуются.

Не было ничего необычного в том, что отдельные городские подразделения противились передаче дел центральным элитным отделам. Полицейские, расследующие убийства, были компетентными, уверенными в себе специалистами и знали, что могут распутать любое преступление, если не мешать им и дать время.

– Они брали сперму для ДНК-тестов, Али не говорил? – спросил Босх.

– Нет, Аллен предохранялся. Я видела на фотографиях его номера большой контейнер с презервативами. В больничных приемных врачи кладут в такие коробки лакричные конфеты и леденцы. Однако детективы подмели пол и, как можно было ожидать, собрали тонну волос и различных волокон. Впрочем, это им ничего не дало.

Босх на миг задумался, что еще можно спросить. Он чувствовал, что упустил какое-то обстоятельство, промелькнувшее в рассказе Сото, но не мог определить, что бы это могло быть, и решил пока остановиться. Она и так очень помогла ему.

– Спасибо, Люсия, – поблагодарил он, завершая разговор. – Я твой должник.

– Да брось, – отозвалась она. – Есть во всем этом что-нибудь ценное для тебя?

Он энергично закивал, хотя она не могла это видеть.

– Да, я думаю, да.

– Ну, тогда можешь как-нибудь пригласить меня на ланч.

– Ох, не уверен, хорошо ли будет, если тебя увидят со мной. Я же теперь неприкасаемый.

– Да пошли они! Позвони, Гарри.

– Ладно, – рассмеялся он.

16

Просматривая заметки, набросанные во время разговора с Сото, Босх пытался найти что-то общее между убийством Аллена и историей Да’Куана Фостера. Через два дня после того, как Фостера арестовали в Западном Голливуде и обвинили в убийстве Лекси Паркс, погибает человек, который мог подтвердить алиби Фостера. Возможно, это было делом рук серийного маньяка, а связь с преступлением в доме Паркс – досадным совпадением. Аллен благодаря своей профессии попадал в группу лиц повышенного риска. Однако Босх с подозрением относился к любым совпадениям.

Судя по фотографиям с места одного преступления и словесным описаниям другого, они отличались как способом и обстоятельствами убийства, так и психологическими профилями убийц, но все же возможность связи между ними следовало проверить. Люсия сказала, что номер Аллена в мотеле был тщательно осмотрен судебными экспертами. Не могли ли собранные ими волосы и волокна быть оставлены Фостером за шесть недель до этого? Не сохранилось ли там его ДНК и отпечатков пальцев? Правда, за такой срок эти вещественные доказательства теряют свою силу, и никакой судья не станет принимать их во внимание. Невозможно установить, когда они появились в номере мотеля. Но Босх не был ограничен правилами судебного разбирательства, он руководствовался своей интуицией. Если Фостер оставил хоть какие-то микроскопические следы в номере Аллена шесть недель назад, то трудно было безоговорочно поверить его словам об алиби в ночь убийства Лекси Паркс.

Поднявшись из-за стола, Босх открыл стеклянную дверь и вышел на террасу, где до него сразу же долетел никогда не затихающий гул с шоссе, проходившего через перевал Кауэнга. Босх стоял, облокотившись о деревянные перила, и размышлял о том, что было бы неплохо сравнить профиль убийцы, заказанный Майком Стоттером и Али Каримом, с тем, который был составлен после убийства Лекси Паркс, и попробовать выявить общие черты. Но он не мог обратиться к Стоттеру и Кариму, не объяснив, каким делом занимается, и не мог больше просить одолжения у Сото, так как боялся, что, продолжая собирать информацию для него, она наживет себе неприятности.

Прикидывая, к кому бы еще обратиться за помощью, Босх перебрал в уме всех, сидевших в своих кабинках в общем зале его бывшего отдела, как вдруг понял, что ищет не там, где надо. Он вернулся в дом и, взяв телефон, стал просматривать список абонентов, пока не нашел нужный номер.

Он ожидал, что автоответчик попросит оставить сообщение, но, к его удивлению, женский голос ответил сразу:

– Доктор Хиноджос.

– Здравствуйте, это Гарри Босх.

– А, Гарри! Как поживаете на пенсии?

– О, в целом прилично. Как ваши дела?

– У меня все в порядке, но я сердита на вас.

– За что?

– За то, что вы не пригласили меня на свой прощальный обед, когда увольнялись. Я была уверена, что…

– Док, я не устраивал прощального обеда и никого не приглашал.

– Вот как? А почему? Все устраивают его при увольнении.

– И обед сводится к тому, что все по очереди рассказывают истории, которые остальным приходится выслушивать в сотый раз. Это скучно. И потом, я ведь увольнялся со скандалом и не хотел ставить людей в неловкое положение, пригласив на обед.

– Уверена, все они непременно пришли бы. А как ваша дочка?

– Спасибо, хорошо. И кстати, я звоню вам именно по поводу нее.

Ныне доктор Хиноджос возглавляла отдел поведенческого анализа. Босх познакомился с ней двадцать лет назад, когда она была рядовым психологом и ей поручили установить, можно ли допустить его к работе после временного отстранения из-за очередного нарушения дисциплины. В тот раз он разбил зеркальную перегородку в помещении для допросов телом инспектора, мешавшего ему допрашивать человека, подозреваемого в убийстве. И это был не последний раз, когда Хиноджос помогала Босху восстановиться в должности.

Пять лет назад нашелся новый повод продолжить их отношения: бандиты убили мать Мэдди, и девочка переехала к отцу в Лос-Анджелес, где ей потребовалась помощь психолога, чтобы справиться с переживанием утраты. Доктор Хиноджос предложила свои услуги на бесплатной основе. Несколько организованных ею психотерапевтических сеансов вывели Мэдди из депрессии. Таким образом, Босх был кругом в долгу перед этой женщиной, а теперь собирался заручиться ее поддержкой обманным путем и потому испытывал угрызения совести.

– Мэдди хочет получить консультацию? – спросила Хиноджос. – Сейчас посмотрю, когда я свободна.

– Спасибо, но консультация ей не нужна, – ответил Босх. – Дело в том, что в сентябре она начинает учебу на первом курсе колледжа при Чепменском университете в Ориндже…

– Это хороший вуз. А что за специальность она выбрала?

– Психологию. Она хочет быть профайлером, как вы.

– Ну, для меня это только часть работы, но я польщена.

Наступил момент, когда Босх собирался схитрить. Правда, хитрость была безвредная, и если бы Хиноджос разгадала ее, Босх был готов воспользоваться помощью доктора именно так, как и говорил.

– Понимаете, мне пришло в голову, что Мэдди знает об этом только из книг и телесериалов, а настоящих профилей преступников никогда не читала. И я подумал, не могли бы вы дать мне для нее несколько профилей из недавних дел? Имена и все прочее можно, конечно, изменить, если надо. Мне просто хочется, чтобы она воочию увидела, с чем ей придется иметь дело.

Хиноджос ответила не сразу.

– Ну что ж, – произнесла она наконец, – думаю, я могу подобрать что-нибудь для нее. Но вы уверены, Гарри, что она готова читать это? Как вы знаете, психологи составляют эти профили очень подробно и не останавливаются перед описанием самых грязных деталей, в особенности когда речь идет об изнасиловании. Необоснованной красочности составители, конечно, избегают, но факты говорят сами за себя.

– Да, я знаю, – согласился Босх. – Но меня беспокоит, что она, возможно, не вполне понимает, что это представляет собой в жизни. Девчонка запоем просмотрела шестнадцать сезонов «Закона и порядка» и массу фильмов того же сорта и решила стать профайлером. Я же хочу, чтобы она познакомилась с реальными профилями и поняла, что это совсем не то, что показывают в телесериалах.

– Я подумаю, что подобрать, – сказала Хиноджос. – К концу дня что-нибудь найду. В последнее время у профайлеров не так уж много работы, но несколько случаев в этом году было. И загляну в архивы. Может быть, лучше взять профили уже закрытых дел.

Босха это не устраивало.

– Вам, конечно, виднее, доктор, – заметил он, – но, мне кажется, чем свежее материал, тем лучше. Будет ясно, как это делается сейчас. Однако оставляю это на ваше усмотрение. Она будет благодарна всему, что дадите. Я скажу ей, чтобы она связалась с вами и поделилась своими мыслями по этому поводу.

– Надеюсь, это поможет ей сделать более осознанный выбор, – сказала Хиноджос.

– Так я позвоню вам насчет профилей?

– Да, конечно, Гарри, звоните.

17

Босх остановил машину напротив дома на Орландо-стрит, в котором жила Лекси Паркс. Он договорился встретиться здесь с агентом по недвижимости, занятым продажей дома, и притвориться потенциальным покупателем, но опоздал на встречу. Других машин перед домом не было. Он решил, что риелтор не дождалась его и уехала.

Выйдя из автомобиля, он прочитал номер телефона рядом с именем агента в объявлении о продаже дома и позвонил.

Она ответила сразу:

– Тейлор Митчелл.

– Мисс Митчелл, это Гарри Босх. Я нахожусь около дома на Орландо. Боюсь, что разминулся с вами. Прошу прощения за опоздание. Я…

У Босха не было извинительных причин для опоздания, и он не придумал никакого оригинального объяснения, а потому дал банальное правдоподобное:

– …я застрял в пробке.

– Ничего страшного, – жизнерадостно откликнулась Митчелл. – И мы не разминулись. Я в доме и жду вас.

– О, замечательно. А я вижу, вашей машины нет, вас нет… Я решил, что вы уехали.

– Я живу по соседству и пришла сюда пешком. Сейчас выйду к вам.

Выключив телефон, Босх перешел дорогу и нырнул под арку в высокой живой изгороди, окружавшей дом. В этот момент дверь открылась; на пороге стояла привлекательная молодая женщина с рыжеватыми волосами и открытой улыбкой. Она протянула Босху руку и пригласила в дом.

– Спасибо, что сразу откликнулись на мою просьбу встретиться, – сказал он.

– Не за что благодарить. Поскольку я живу рядом, мне это ничего не стоило. Я часто работаю вне офиса и, если недвижимость находится недалеко, хожу пешком.

Босх окинул взглядом то, что было видно с порога.

– Давайте я покажу вам дом, – предложила она.

Они начали с гостиной, затем перешли в дальние комнаты. Вся мебель стояла на местах, но не было никаких признаков, что здесь кто-либо живет. Ни фотографий на каминной полке, ни списка необходимых покупок, пришлепнутых магнитом к холодильнику. Похоже было на то, что Винсент Гаррик, муж Лекси Паркс, уже переехал отсюда. В одной из комнат был устроен кабинет. Босх раздвинул дверцы встроенного стенного шкафа, делая вид, что его интересует внутренний объем, но в действительности он хотел посмотреть, что там хранится. Все на первый взгляд оставалось в том же порядке, что и на фотографиях, снятых после убийства. Бросалась в глаза обтянутая кожей шкатулка для часов на верхней полке. Оставив дверцы открытыми на случай, если ему удастся улизнуть от Тейлор Митчелл и порыться в шкафу, Босх принялся бродить по комнате с видом придирчивого покупателя.

На стене рядом с письменным столом он заметил заключенное в рамку свидетельство и идентификационный бейдж присяжного заседателя. Притворяясь, что интересуется свидетельством Александры Паркс, он на самом деле пристально изучал бирку, пытаясь разглядеть, кому бейдж был выдан. Он убедился, что это не настоящий бейдж, а фотокопия бирки, которая, вероятно, использовалась в каком-то розыгрыше или игре, а может быть, прикреплялась к экспонату на выставке, и Паркс хранила ее как память. На ней кто-то написал бледным карандашом, неразличимым на фотографии, снятой судебными экспертами:

АЛЕКСАНДРА ПАРКС

СУДЬЯ И ПРИСЯЖНЫЕ

В любом случае на данном этапе расследования не было смысла уделять слишком много внимания этому бейджу, где бы он ни использовался. Мысленно Босх принес извинения следователям управления шерифа Корнеллу и Шмидт за то, что недооценил их компетентность, когда просматривал фотографии с места преступления.

Следующим пунктом осмотра была спальня для гостей, в которой наконец обнаружились признаки недавнего присутствия человека. Кровать была заправлена не очень аккуратно – очевидно, в спешке; из-под нее высовывались шлепанцы для ванной. На комоде Босх заметил щетку для волос и блюдечко с мелкими монетами. По-видимому, здесь спал Гаррик, не желавший пользоваться кроватью, на которой убили его жену. В гостевой стенной шкаф Босх тоже заглянул, хотя его содержимое вряд ли могло представлять какой-либо интерес.

Они направились в помещение в самом конце коридора, и Митчелл рассказала о том, что там произошло:

– Я должна сообщить вам кое-что об этой спальне. В ней было совершено преступление, погибла женщина.

Они вошли в комнату, знакомую Босху по фотографиям. Но теперь в ней не было ничего. Всю мебель вынесли, дверцы стенного шкафа были распахнуты, демонстрируя пустоту внутри. Босх был страшно разочарован. Он пришел в дом для того, чтобы внимательно изучить сцену преступления и получить представление о местоположении разных вещей в комнате. Но пытаться сделать это в пустом помещении было бессмысленно.

– Правда? – произнес он. – Что за преступление?

– Женщина, жившая здесь, спала, а в дом забрался мужчина и убил ее. Но его поймали и посадили в тюрьму, так что в этом отношении можно не беспокоиться.

В комнате пахло ремонтом. Кровавые пятна на стене рядом с кроватью и на потолке были смыты и исчезли под слоями свежей краски.

– Они были знакомы? – спросил Босх. – Кто он такой?

– Нет, не были. Он напал на нее ни с того ни с сего. Вроде бы он из какой-то банды, орудующей в городе. Ну а наше агентство понимает, что покупателя не может не тревожить, если тут бывают такие нападения, и поэтому мы выставляем сниженную цену на дом. Скрывать от людей то, что здесь произошло, было бы неэтично.

– А когда это случилось?

– В начале года.

– О, совсем недавно! А вы не были знакомы с ней? Вы ведь живете недалеко отсюда.

– Была. Я продала ей и ее мужу этот дом четыре года назад. Лекси была необыкновенным человеком, и то, что стряслось с ней, ужасно. Просто кошмар. На ее месте могла бы быть я! До моего дома рукой подать.

– Да, если происходит ничем не спровоцированное насилие, это большой повод для волнения.

– Конечно. Но должна вам сказать, что здесь всегда было очень спокойно. Мои дети играли с их детьми на лужайке перед домом. Этот случай – нечто из ряда вон выходящее.

– Я понимаю.

– Предлагаю пройти на заднюю веранду. Там есть встроенная печь для барбекю. Уверена, вам понравится.

– Да, через пару минут. Я хочу заглянуть еще раз в спальню, проверить, войдет ли наша мебель по размерам.

Помня по фотографиям расположение кровати, Босх встал в том месте, где лежала Лекси Паркс, и огляделся. В противоположной стене два окна выходили в боковой дворик. Он на секунду закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.

– Мистер Босх, вам плохо?

Открыв глаза, Гарри обнаружил, что риелтор в смятении уставилась на него.

– Все в порядке, – сказал он. – У вас, случайно, нет рулетки?

– Надо посмотреть в багажнике. Ох нет, я же не на машине. Увы. Но у меня есть схема помещений с размерами, она вместе с другими бумагами на кухне.

– Что ж, подойдет.