Герои Аберкромби Джо

– Во как?

Красная Ворона покосился на Жужело, тот ответил взглядом твердым, как камень Героев.

– Ну а что, – невозмутимо сказал Черствый, – коли у тебя руки чешутся на драку. А я потом сгружу твои обрубки на телегу и отошлю матушке со словами утешения: мол, он сам на это напросился. И любил тот чертов холм так, что захотел на нем и умереть.

Рука Красной Вороны перехватывала рукоятку топора.

– А?

– Вот тебе и «а». Или же ты спускаешься подобру-поздорову со всеми, благословляя Керндена Зобатого за то, что он честно-благородно нас предупредил и отпустил без стрел в заднице.

– Ну и ладно, – обиженно отворачиваясь, бросил Красная Ворона.

Черствый шумно выдохнул.

– Ох, молодежь нынче, – обратился он к Зобатому. – Неужто и мы такими были?

– Скорей всего, – пожал плечами Зобатый.

– Я что-то не припомню в себе такой кровожадности, как у них.

Зобатый вновь пожал плечами:

– Такие времена.

– Правда, правда, и еще раз правда. Ну что, костер вам оставить? Айда, ребята.

Воинство Черствого, подгоняя на ходу амуницию, нестройной цепочкой двинулось к южному краю холма, растворяясь поодиночке среди камней.

Прежде чем скрыться, племянник Черствого обернулся и показал напоследок Зобатому непристойный жест.

– Ничего, жульё, мы еще вернемся! – выкрикнул он, но тут дядя угостил его по бритой голове увесистой затрещиной.

– Ай! За что?

– А ты повежливей.

– Так мы ж на войне или где?

Черствый отвесил еще один подзатыльник, от которого племянник только крякнул.

– Погруби мне еще, засранец.

Зобатый невозмутимо выслушал брань юнца – с таким же успехом можно обижаться на порыв ветра – и, сглотнув кислую слюну, вынул пальцы из-за пояса. Ладони мелко подрагивали; пришлось потереть их друг о дружку, якобы от холода. Дело было сделано, и все вокруг шевелились и дышали, так что все обошлось, как, собственно, и надеялись.

Весельчак Йон по своему обыкновению был недоволен. Мрачный, как туча, он подошел и плюнул в огонь.

– А ведь может настать время, и мы пожалеем, что не накромсали этих ребят ломтями.

– Совесть мне тяготило бы не это, а как раз обратное.

С другого бока у Зобатого йоновским подпевалой всплыл Брек.

– Совесть воину только в тягость.

– А брюхо, по-твоему, нет? – уколол его Жужело.

Отца Мечей он воткнул в землю; даже такой каланче, как Щелкун, он доходил эфесом до горла. Жужело медленно крутил его и задумчиво любовался, как играют на крестовине рукояти отсветы костра.

– Всех нас книзу что-нибудь да тянет.

– Но-но, – горец, можно сказать, с отцовской гордостью выпятил нешуточный мамон. – У меня комплекция в самый раз. Не то что у тебя, доходяги.

– Вождь, – на освещенную прогалину ступил Агрик, с луком в руке и зажатой между пальцами стрелой.

– Что, ушли они? – спросил Зобатый.

– Проводил их мимо Деток вниз. Они сейчас переходят через реку, в сторону Осрунга. Атрок там за ними на всякий случай приглядывает. Так что если задумают повернуть обратно, мы будем знать.

– Думаешь, они все же вернутся? – спросила Чудесница. – А то Черствый, он ведь старой закваски. Зубоскалит, а сам, глядишь, возьмет и цапнет. Ты веришь этому старому ублюдку?

Зобатый хмуро покосился на темень.

– Да не больше, чем всем в наши дни.

– То есть ни на понюх? Ну так выставь часовых.

– Ага, – согласился Брек. – Только уж позаботься, чтоб наши остались целы.

Зобатый стукнул кулаком по ладони.

– Спасибо, что изъявил желание заступить первой сменой.

– Можешь брюхо прихватить себе в компанию, – съязвил Йон.

Зобатый еще раз ткнул кулаком в ладонь.

– Молодец. Пойдешь вторым.

– От черт.

– Дрофд!

– Да, вождь?

Понятно, что кудрявый юнец в дюжине самый «зеленый»: вон как живо откликнулся.

– Бери оседланного коня и давай обратно, вверх по Йоузской дороге. Не знаю, кто там первый тебе попадется – скорей всего, кто-нибудь от Железноголового, или, может, из людей Тенвейза. Дай им знать, что мы у Героев наткнулись на дюжину Ищейки. Может, они здесь просто дозором шарятся, но…

– Да просто дозором, – Чудесница скусила на пальце запекшуюся кожицу ранки и сплюнула. – Союз еще на подходе, стягивается по частям с флангов, смыкается на местности. Было б только с кем.

– Скорее всего. Так что давай на лошадь и все равно передай.

– Прямо сейчас? – растерянно переспросил Дрофд. – По темноте?

– Нет, лучше следующим летом, – хмыкнула Чудесница. – Ну а когда ж еще, дурилка? Давай: одна нога здесь, другой нет. Тут делов-то: скачи да скачи вдоль дороги.

Дрофд подавленно вздохнул.

– Ага, легко сказать.

– На войне, мальчик, все нелегко, – вздохнул и Зобатый.

Он бы лучше послал кого-нибудь другого, но они бы потом спорили до утра, почему отправили не новичка. Есть преграды, которые насквозь не пройти; лучше идти вдоль.

– Как скажешь, вождь. Увижу вас теперь не раньше, чем дней через несколько. Причем наверняка с раздолбанной задницей.

– Откуда такие познания? – Чудесница похлопала себя по бедрам. – У тебя что, Тенвейз в дружках ходит?

Послышался смех: раскатистый гогот Брека, квохтанье Скорри; Йон, и тот слегка потеплел, будто его щекотнули где надо.

– Все бы вам «хи-хи» да «ха-ха».

Дрофд состроил на прощание мину и пошел разыскивать лошадь.

– Я слыхала, помогает куриный жир, когда в зад кому вставляешь! – шкодливо крикнула вслед Чудесница.

Ей вторило хихиканье Жужела; эхо разнеслось вокруг Героев и кануло в пустой темноте.

Когда возбуждение улеглось, Зобатый почувствовал, что выгорел дотла. Он опустился у огня, поморщившись от неотвязной боли в коленях. Там, где сидел Черствый, земля была все еще теплая. Скорри пристроился по ту сторону костра и взялся точить нож; ритмичный взвизг металла попадал в такт негромкого мотива, который высоким голосом выводил Скорри. Песня о Скарлинге Простоволосом, легендарном герое Севера, который сплотил когда-то, давным-давно, кланы и обратил в бегство войско Союза. Зобатый сидел и слушал, покусывая и без того изгрызенную кожу вокруг ногтей, и думал, что хорошо бы от этой привычки избавиться.

Жужело опустил меч и, присев на корточки, стал рыться в старой-престарой суме, где держал руны.

– Ну что, пораскинем? – спросил он, как обычно.

– Может, не надо? – вяло воспротивился Йон.

– Никак боишься, что скажут знаки?

– Да не этого я боюсь, а того, что ты нагородишь с три короба, а я потом лежи полночи и гадай, что ты там такое напророчил.

– А вот мы увидим.

С этими словами Жужело высыпал руны в пригоршню, поплевал и раскинул их у огня.

Зобатый невольно подался вперед, хотя толковать эти чертовы знаки не взялся бы ни за какие монеты.

– Ну, что там говорят твои руны, Щелкун?

– Руны мои, руны, – откликнулся Жужело нараспев, отодвигась и косясь как бы издалека. – Руны говорят, что… Быть крови.

– Да они у тебя всегда это говорят, – фыркнула Чудесница.

– А ну и что, – Жужело, завернувшись в плащ, сладко прильнул к мечу, как какой-нибудь герой-любовник, и закрыл глаза. – А с некоторых пор все равно еще чаще.

Зобатый хмуро оглядел силуэты Героев – забытых гигантов, упрямо стерегущих невесть что. Пустоту.

– Н-да, – пробормотал он. – Такие времена.

Миротворец

Он стоял у сводчатого окна – одна рука на камне, кончики пальцев безостановочно тарабанят, тарабанят, тарабанят. Стоял и хмурился – через весь Карлеон; через лабиринты мощеных улиц, нагромождение крутых черепичных крыш; через нависающие городские стены, возведенные еще отцом, черные от непогоды. Через просторы туманных полей, где серой рогатиной разветвлялась река, – и дальше, дальше, к далекой череде окружающих долину холмов. Как будто, нахмурясь должным образом, он мог проникнуть еще на два с лишним десятка миль пересеченной местности – и там пронзать, разить рапирой взора рассеянную армию Черного Доу. Там решалась судьба Севера.

Без него.

– Единственное, чего я хочу, это чтобы все поступали по моим указаниям. Неужели это так много?

Сефф, подойдя сзади, прижалась к его спине животом.

– От них требуется разве что немного здравого смысла.

– Ведь я за всех знаю, как надо, разве нет?

– А я знаю, что надо тебе, и говорю. Так что… да.

– Ощущение такое, будто горстка свинорылых мерзавцев на Севере просто не понимает, что у нас есть на все ответы.

Ее рука, скользнув по рукаву, прижала к камню неустанные пальцы.

– Им пока, видишь ли, не по нраву выходить с просьбой о перемирии. Но они это сделают. Вот увидишь.

– А до этих пор я, как все ясновидцы, остаюсь отвергнутым. Осмеянным. Изгнанным.

– До этих пор ты остаешься запертым в комнате со своей женой. Разве это так плохо?

– Единственное место, где я сам предпочел бы находиться, – слукавил он.

– Лже-ец, – прошептала Сефф, щекоча ему губами ухо. – Почти такой же лгун, каким тебя выставляют. Не здесь, а там тебе бы хотелось быть, подле брата, в боевых доспехах.

Ее руки скользнули ему под мышки, а оттуда на грудь, по коже побежали сладкие мурашки.

– Рубя головы южан грудами, корзинами, подводами, – продолжала она.

– Смертоубийство – мое любимое времяпрепровождение, ты же знаешь.

– Ты уже убил больше людей, чем Скарлинг.

– Будь моя воля, я бы и в постель ложился в доспехах.

– Здесь тебе препятствует тяга к моей атласной коже.

– Отрубленные головы скверны тем, что брызжутся, – он крутнулся, очутившись к Сефф лицом, и ленивым перстом ткнул ей в грудь. – Так что я предпочитаю быстрый укол в сердце.

– Как проколол мое. Ты мой фехтовальщик.

Он ойкнул, ощутив ее игривую руку у себя в паху, и отодвинулся по стенке, шутливо отстраняя шалунью.

– Ладно, ладно, смиряюсь с поражением! Я больше любовник, чем боец.

– Наконец хоть слово правды. Взгляни, что ты со мной сделал.

Положив руку на живот, Сефф с укоризной посмотрела на мужа. Впрочем, укор быстро сменился улыбкой. Супруги нежно соприкоснулись ладонями; он погладил Сефф по большому животу.

– Мальчик, – прошептала она, – я чувствую. Наследник Севера. Ты станешь королем, а уж тогда…

– Чш-ш, – он закрыл ей рот поцелуем. Кто знает, в каких местах у стен здесь расположены уши, да и вообще. – Или ты забыла, что у меня есть старший брат?

– Дурень набитый. Булавочная головка, и та умнее.

Кальдер поморщился, но отрицать не стал. Он со вздохом поглядел на этот ее странный, чудесный, пугающий живот.

– Отец всегда говорил: нет ничего важнее семьи.

– Кроме власти.

– Между прочим, нет смысла спорить о том, чего у нас нет. Цепь моего отца носит Черный Доу. Вот о ком надо беспокоиться.

– Черный Доу не более чем одноухий разбойник.

– Разбойник, под пятой у которого весь Север, самые могущественные вожди повинуются ему.

– Могущественные вожди? – Сефф фыркнула ему в лицо. – Не смеши меня. Карлики с напыщенными именами.

– Бродд Тенвейз.

– Этот гнилой старый червь? При одной лишь мысли о нем меня тошнит.

– Кейрм Железноголовый.

– Я слышала, у него член как у мышонка. Оттого он всегда и хмурится.

– Глама Золотой.

– Еще мельче. С мышиный мизинчик. А у тебя есть союзники.

– У меня?

– А разве нет? Ты вспомни. Мой отец тебя любит.

Кальдер скривился.

– Ненависти у твоего отца я, быть может, и не вызываю, только он вряд ли кинется рубить веревку, если меня вздумают вздернуть.

– Он достойный человек.

– Спору нет. Кол Ричи славится прямодушием, все это знают.

– Вот видишь: все.

– Только когда мы с тобой венчались, я был сыном короля Севера, и мир тогда выглядел иначе. Твой отец намечал себе в зятья принца, а никак не ославленного на весь свет труса.

Она похлопала его по щеке чуть сильнее обычного, чтоб слышны были шлепки.

– Красавчик ты, мой трусишка.

– Красивые мужчины на Севере еще в меньшем фаворе, чем трусливые. Я не уверен, что твой отец доволен, каким местом ко мне повернулась удача.

– Да плевала я на это ее место. – Сефф сгребла его за рубашку и с неожиданной силой подтянула к себе. – Я бы ничего не стала менять. Ни-че-го.

– Да и я тоже. Просто я говорю, твой отец бы мог…

– А я говорю, что ты ошибаешься, – поймав руку мужа, она вновь приложила ее к животу. – Ты родня.

– Родня, – он не стал говорить, что родня, как и семья, может представлять собой как силу, так и слабость. – Всего набирается твой доблестный отец и мой безмозглый брат. Что ж, Север наш.

– Будет за нами. Я это знаю. – Сефф медленно отклонялась, отводя его от окна в сторону постели. – Доу, может статься, годится для войны, но войны не длятся вечно. Ты его превосходишь.

– Мало кто с этим согласится, – усомнился он, хотя слышать это приятно, особенно на ухо таким жарким, зазывным шепотом.

– Ты умнее, – щека жены потерлась о скулу, – гораздо умнее.

Носом Сефф щекотала его по подбородку.

– Самый умный человек на Севере.

Мертвые, как он обожал лесть.

– Продолжай.

– Выглядишь ты, конечно, куда лучше, чем он, – она погладила живот ладонью мужа, – красивейший мужчина Севера…

Он облизнул губы кончиком языка.

– Если б красивейший правил, ты бы уже была королевой Севера…

Ее пальцы занялись его поясом.

– Ты всегда находишь, что сказать, так ведь, принц Кальдер?..

В дверь снаружи грохнуло, и принц застыл; кровь мгновенно устремилась в голову, отлив от причинного места. Ничто так не приканчивает романтический настрой, как угроза внезапной смерти. Массивная дверь вновь содрогнулась под ударами. Раскрасневшиеся супруги спешно возились с одеждой – прямо-таки пара застигнутых родителями похотливых недорослей, а не взрослая супружеская чета, к тому же королевской крови. Вот тебе и доигрались в монархов. Дверной запор и тот не в их власти.

– Так засов же на вашей стороне! – сердито окликнул принц. – Вы что, черт возьми, не видите?

Скрежетнул металл, и дверь со скрипом отворилась. В проеме стоял человек, лохматой башкой чуть не касаясь арочного свода. Лицо с одного боку все как есть снесено, от угла рта шла густая чересполосица шрамов, переползая на лоб и бровь; в глазнице слепо поблескивал металлический шар. Если в штанах у Кальдера все еще ютился романтический флер, то этот глаз и шрамы развеяли его окончательно.

Чувствовалось, как рядом замерла Сефф – а ведь ей, в отличие от него, смелости не занимать, так что стойте и не трепещите, принц Кальдер. Кол Трясучка, пожалуй, наихудшее предзнаменование для кого угодно. Люди называли его псом Черного Доу – но втихомолку, а никак не в это вот самое лицо со следами ожогов. Человек, назначенный протектором Севера для самой что ни на есть черной работы.

– Тебя желает Доу.

От вида этой образины сквознячок страха продувал сердце любого завзятого храбреца, а голос Трясучки довершал остальное: хриплый змеиный шепот, продирающий, как заточенный рашпиль.

– А что такое? – осведомился Кальдер голосом безмятежным, как летнее утро, несмотря на то, что внутри все невольно оцепенело. – Он что, не может разбить Союз без меня?

Трясучка ни рассмеялся, ни нахмурился, а просто торчал истуканом, источающим глухую угрозу.

Кальдер как можно непринужденнее пожал плечами.

– Что ж, кто-то из двоих вынужден подчиняться. А что будет с моей женой?

Целым глазом Трясучка окинул Сефф. Будь в этом взгляде хоть что-нибудь – похоть, насмешка, презрение – ей-богу, было бы легче. Но на беременную женщину Трясучка взглянул как мясник на тушу, которую надлежит разделать, – с таким же равнодушием.

– Пусть остается. Доу хочет оставить ее заложницей. Чтоб никто ничего не выкинул. С ней ничего не сделается.

– Чтоб никто ничего не выкинул?

Кальдер поймал себя на том, что стоит перед женой, закрывая ее собой, как щитом. Хотя какой щит спасет от такого, как Трясучка.

– Никто ничего.

– А если что-нибудь выкинет Черный Доу? Где мои заложники?

– Я буду твой заложник, – сказал Трясучка.

– Получается, если Доу нарушит слово, я могу тебя убить?

– Можешь попробовать.

– Гм.

Кол Трясучка на Севере был персоной весьма известной. Кальдер с ним, понятно, и рядом не стоял.

– Ты можешь дать нам минуту попрощаться?

– Отчего не дать, – Трясучка отодвинулся; из тени тускло поблескивал металлический глаз. – Что мы, змеи, что ли.

– У себя в змеюшнике, – кольнул исподтишка Кальдер.

Сефф ухватила его за руку; в распахнутых глазах читался страх вперемешку с жадным азартом. Как, впрочем, и у него самого.

– Будь осторожен, Кальдер. Смотри под ноги.

– На цыпочках ступать буду.

Эх, если бы. Трясучке, поди, велено перерезать ему по дороге глотку, а труп скинуть в болото. Можно биться об заклад.

Сефф большим и указательным пальцем взяла его за подбородок и властно потрясла.

– Я тебе говорю. Доу тебя страшится. Отец сказал, что использует малейшую попытку тебя убить.

– Да, Доу следует меня бояться. Кем бы я ни был, я все равно сын своего отца.

Глядя Кальдеру в глаза, Сефф еще раз дернула его за подбородок.

– Я люблю тебя.

– За что? Неужто не знаешь, какое я коварное, вероломное дерьмо?

– Ты лучше, чем тебе кажется.

Ему почти верилось в эти слова. К горлу подкатил непрошеный комок.

– Я тоже тебя люблю.

Он даже не лгал. А как он бушевал, как бесновался, когда отец объявил об их помолвке! Что?! Жениться на этой курносой, языкастой стерве? Не язык, а помело. Точнее, кинжал. Теперь же день ото дня она становилась ему все милее. Он любил уже и ее вздернутый нос, а еще больше язык. На других женщин и смотреть не хотелось. Он притянул жену к себе и, смаргивая слезы, еще раз поцеловал.

– Не волнуйся. Никто так не против моего повешения, как я сам. Буду обратно в твоей постели, ты и соскучиться не успеешь.

– В боевых доспехах?

– Если пожелаешь.

– И никакого вранья, пока будешь в отлучке.

– Ты меня знаешь.

– Да уж знаю, лгунишка, – успела она выговорить прежде, чем стражники закрыли дверь на засов.

Кальдер остался в сумрачном коридоре со слезливой мыслью, что жены своей он, может статься, больше никогда не увидит. В порыве неожиданной храбрости он поспешил за Трясучкой и, настигнув, хлопнул по литому плечу, такому чугунному, что сердце опасливо дрогнуло, но деваться некуда.

– Ну смотри у меня, – на остатках пыла сказал Кальдер, – если с ней что-нибудь случится, даю слово…

– Ты уже словами своими вдоволь наразбрасывался, да толку-то.

Глаз Трясучки покосился на непрошеную руку Кальдера, и тот не замедлил ее аккуратно убрать. Смелость накатывала на него не сказать чтобы часто, и никогда не превышала пределов благоразумия.

– Кто так говорит – Черный Доу? Уж если есть кто на Севере, чьим словам в сравнении с моими грош цена, так это именно он, этот выродок.

Трясучка молча насторожился, но Кальдера уже несло. Вообще настоящая измена требует изрядных усилий.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Историей вещей антиквар Вилен Меркулов увлекся еще в юности. Ему было интересно узнавать о людях, зн...
В книгу вошли произведения о Великой Отечественной войне – повесть «А зори здесь тихие…» и роман «В ...
Агентство «Последний шанс».Входя в массивную дверь, над которой красуется такая вывеска, Вы ожидаете...
Продолжение бестселлера «Многогранники». Для всех, кто любит трогательные молодежные романы.Со сторо...
Шангуань Лу родилась вместе с ХХ веком. На ее глазах пала последняя китайская династия и расцвел ком...
Лорд, за которого меня собирались выдать замуж и от которого я сбежала, теперь в академии.Отношения ...