Глубина: Прыгун Подлевский Марцин
«Сволочи, – подумал он. – Сволочи. Они не имеют права».
– Еще секундочку, – доброжелательно пообещал Джейнис. – В лифтик, а потом в мое маленькое гнездышко. Выпьем, по спинке друг друга похлопаем. Поболтаем о том, о сем, мое сокровище. Только ты и я.
«Ладно, – решил Фим, пропуская угрозы наемника мимо ушей. – Необычный корабль. В чем в таком случае его необычность? Главным образом в том, что каюта этой кретинки, смотрительницы Как-ее-там Нокс, выглядит куда более продвинутой, чем следовало бы, и расположена прямо над СН. Это ключевой момент. Неужели автономный модуль? Ладно. Что дальше? Думай, дорогой. Служебные ходы. Дыры, ведущие наружу. Глубинный привод опутывает корабль словно тысячи щупалец, защищенных усиленным нанометаллом с отростками антигравитонов. Это эсминец, значит, должен быть и доступ к находящемуся снаружи оружию. Если удастся украсть скафандр – можно ли проползти по поверхности и добраться снаружи до „Кривой шоколадки“? Скорее всего, да, но это слишком сложно. Тогда – спрятаться в шлюзе и припугнуть с помощью небольшого пивного сюрприза. Но не повредит ли ЭИП и системы моего корабля?
Лучше, конечно, если бы эта штука сработала у той Нокс, наверху. Есть шанс, что „Кривая шоколадка“ пристыкована под брюхом – что, впрочем, вполне логично. Так что вполне может быть, что электронно-импульсный передатчик выжжет только ту дурацкую каюту страдающей анорексией сумасшедшей бабы и СН вместе с частью главной палубы. Но как после этого сбежать в самый низ и добраться до „Кривой шоколадки“? У ЭИП в банке нет таймера. Сработает в руке – пострадаешь сам. Если его бросить – он поразит тех, кто окажется ближе всего, а тебя меньше. Быстрее очнешься. Но те, что внизу… будут в форме. Не считая общей суматохи.
Если, однако, ничего не получится, то после поджаривания компьютеров, искина и вспомогательных систем весь корабль потребует новой установки как программного обеспечения, так и железа на верфи. А за такое меня пинком вышвырнут из первого же работающего люка.
Плохо дело. Нужно придумать что-то другое. Только что?»
– Ну вот и все, – прощебетал наемник. – Пришли. Заходи, дорогой мой цыпленочек.
Они находились на главной палубе, почти у самого выхода из небольшого лифта. Лифтов было немного – всего по два с левого и правого борта – и, похоже, большая часть команды предпочитала пользоваться лесенками и трубами для быстрого спуска на нижнюю палубу. Улыбнувшись, Малькольм Джейнис дотронулся до датчика, и дверь его каюты с тихим шумом скрытого в стенах механизма ушла вверх. Тартус удивленно заморгал.
В помещении, выглядевшем столь же запущенно, как и каюта Тартуса на «Кривой шоколадке», на смятой постели лежала полуголая красотка – удивительно высокая женщина с лицом богини, выступающими скулами и зелеными глазами, небольшими округлыми грудями и спортивной фигурой. Ее светлые волосы были коротко подстрижены срзу за ушами. Лишь долю секунды спустя Фим увидел, насколько натянута и прозрачна ее кожа. «Генотрансформация, – понял он. – Не на уровне элохимов, но все равно основательная. Отсюда и странная прозрачность кожи, и поблескивающие синевой нити вен. Как ни странно, привлекательности ее это не убавляло. Эта женщина изменяла себя много раз – наверняка нелегально, – и теперь уже не та, кем была раньше. Она – мечта, которой ей хотелось стать, своя собственная проекция, копия персонажа какого-то средневекового плоскофильма».
– Дорогой гость, – прохрипел Малькольм, хлопая его по плечу, – это моя жена Цара. Жена, это Тартус Фим, уже немолодой торговец, но все еще жаждущий новых впечатлений, какие может дать нам всем плодотворная беседа.
– Привет, Тартус. Рада познакомиться. А еще больше я буду рада, когда всажу тебе парализатор в задницу, – пообещала женщина-ангел.
Сразу же за Галактической границей, далеко за сернистыми испарениями эмиссионной туманности H II Шарплесс 2-212 и сектором NGC 1624, простирался Луч.
Чем-то он напоминал перистые водородные облака, вытянутые в длинную блестящую нить, только он был не красным, а голубым, с серебристыми капельками маленьких шариков, обычно сопровождавших рождение звезд. Луч можно было принять за космическую пыль, сверкающую реку космических сокровищ, если бы не парившие вокруг белые, похожие на пузыри корабли элохимов. Он был просто красив, как решила обычно скептически относившаяся к подобным вещам Керк Блум. Последние контуры материи, за которыми находилась лишь Пустота и далекое скопление локальных галактик; легендарное глубинное эхо, растянутое в чудовищную щель, остатки изгнанных кораблей Иных.
– Если когда-то я и не верила во всю эту хрень, то теперь верю, – сказала Керк, почесывая по голове громко мурчащего Голода. После последних связанных с котом событий, когда она выставила себя перед пограничником полной идиоткой («Этот зверь хотел меня изнасиловать!»), что-то в ней сломалось, и она, сама не зная почему, начала гладить наглеца и даже давать ему корм. – Они что, ушли туда?
– Теоретически, – согласился сидевший за навигационной консолью Гам. – И может, тем же путем и вернутся. По крайней мере, в это верят элохимы. Они постоянно тут болтаются, как и наши корабли. Это взрывоопасный участок Выжженной галактики.
– Никогда не видела такого огромного эха.
– И не увидишь. Оно самое большое во всей Галактике. Невозможно даже посчитать, когда оно открылось или куда вело.
– Неплохо, – кивнула Керк, пытаясь снять кота с колен. Голод предостерегающе замурлыкал, и она, вздохнув, снова начала его чесать. – А можно посчитать, когда случится это самое Возвращение?
– Увы, нет. Впрочем, неизвестно, вернутся ли Ушедшие именно в этом регионе. Это лишь глубинное эхо с не встречающейся больше нигде структурой. При столь массивном прыжке столь большого числа кораблей в эхе происходят завихрения, и никакие расчеты не помогут. Отсюда и его необычный вид, – Гам постучал по клавиатуре, приближая картинку на неостекле «Темного кристалла». – Луч толще всего именно здесь, за Рукавом Лебедя, – показал он. – Он тянется вдоль его границы, но, естественно, не через весь Рукав. Но он и так в любом случае гигантский. Если бы Ушедшие решили вернуться тем же путем в таком же количестве, в котором улетели, у нас не было бы ни малейших шансов.
– И потому вся эта ваша миссия в каком-то смысле безнадежна? – подытожила Блум, но Гам не дал себя спровоцировать. Выдвинув из консоли ручку управления, он ввел команду перенаправления энергии реактора на привод.
– Посмотрим, – сказал он. – Приготовься, Керк.
– К чему?
– Придется поторговаться.
Благодаря антигравитонам она почти не почувствовала, как корабль прыгнул вперед, оставив позади едва заметную струйку энергии из выхлопных дюз, но Голод, видимо, заметил увеличение скорости. Возмущенно спрыгнув с колен Керк, он побежал к своему любимому месту – открывавшейся прикосновением кошачьей лапы к генодатчику капитанской каюте Гама. Насколько было известно Блум, там у него был свой домик, в котором он прятался при значительных ускорениях, больше привычный к достаточно спокойному полету без каких-либо рывков.
– Чем будешь торговать? – спросила она.
– Информацией, – ответил пограничник. – Элохимы обмениваются данными о просканированных секторах.
– Зачем?
– Они все еще надеются найти доказательство Возвращения. И еще они думают, что, анализируя наши данные, сумеют заметить нечто такое, что ускользает от внимания Погранохраны. По крайней мере, мы так полагаем, – Гам пожал плечами. – Никто до конца не понимает, что замышляют элохимы. Это уже не люди. Они слишком истощили свой разум.
– Ты их когда-нибудь видел?
– Несколько раз, – ответил он. – Ты их тоже увидишь.
– Чтоб меня Напасть… Зачем? У меня нет никакого желания… Ты что, не можешь просто переслать им информацию и точно так же удаленно получить оплату?
– Я мог бы, но элохимы так дела не ведут. Они настаивают на личной встрече.
– Зачем?
– Понятия не имею. Держись, – добавил он, поворачивая ручку и показывая на белый корабль впереди, походивший на скопление соединенных между собой шаров, опутанных щупальцами глубинного привода. – Иду на сближение.
– Гам, не иди ни на какое напастное сближение! Я не хочу иметь дела ни с какими сектами. Хватит и того, что меня преследует Собрание!
– Я тебе уже говорил, что ты ошибаешься, – возразил пограничник. – Собранию ты не нужна. У тебя нет никаких выдающихся способностей.
– Тебе-то откуда знать?
– Мне известен образ мышления сект. Судя по тому, о чем ты мне недавно рассказывала, Собранию нужна не ты, а тот самый Натрий. Человек с психофизией. Наверняка они думали, что сумеют с твоей помощью как-то до него добраться. Погоди… начинаю передачу.
– Гам…
– Не сейчас, – прервал он ее, склонившись над микрофоном консоли и нажимая кнопку. – Говорит «Темный кристалл», прыгун Погранохраны, регистрационный номер 22СВ65566. Прошу разрешения приблизиться к кораблю в квадрате 3В с целью обмена информацией. Повторяю….
– Чтоб тебя Напасть, Гам, – прошипела Керк, выходя из стазис-навигаторской. Что ж, этого вполне можно было ожидать. За несколько лазурных дней, прошедших после постыдного инцидента с Голодом, она успела узнать пограничника в достаточной степени, чтобы понять, что он всегда воплощает свои решения в реальность и при этом глух как пень. Хорошо, что хотя бы удалось покончить с сексуальными проблемами – в постель они отправились три дня назад, причем, к радости Керк, инициативу проявила не она. Гам сам пришел к ней, когда она на правах гостя пользовалась имевшейся в капитанской каюте просторной душевой. Наверняка забыв о присутствии Керк, он открыл дверь и уставился на нее, стоявшую в клубах пара, а потом подошел и дотронулся до ее разгоряченной мокрой кожи.
Потом все пошло даже лучше, чем она предполагала. Гам был с ней мягок, но решителен, и видно было, что он не придает сексу какого-то особого значения, – они просто стали близки, и все. Блум, правда, несколько удивило, что ему достаточно обычного секса без каких-то особенных экспериментов или вспомогательных средств, но, как ни странно, ее это вполне устраивало. «Что ж, – подумала она тогда, – установка программы закончена». Ее разочаровало лишь то, что пока что у них это было лишь однажды. Так или иначе, она тогда разговорилась… а Гам слушал. Благодарный слушатель, Напасть его дери… великолепно.
Элохимы! Сперва Собрание, а теперь это. Чувствуя нарастающую злость, она пошла к себе в каюту и заперла дверь изнутри. Не настолько ее утомило однообразие полета, чтобы смотреть на каких-то гребаных элохимов. Культ ксено, чтоб его Напасть!
Лежа на койке, она бросила взгляд на встроенный в дверь маленький монитор. Похоже, они стыковались с кораблем почти таких же размеров. «Интересно, как долго этот сукин кот будет держать на борту кого-то из этих уродов? Ну почему это не стрипсы?» – мысленно простонала она. Киборгов она еще могла понять, хотя их концепция «принудительного спасения» не слишком приходилась ей по вкусу. Но это? У нее не было ни малейшего желания видеть это «нечто». Она предпочла бы…
Быть с котом.
Ни больше ни меньше. К своему удивлению, она вдруг ощутила потребность прижаться к чему-то теплому, мурчащему и с крайним презрением относящемуся к внезапным ускорениям, сменам курса и… нежданным гостям.
Спрыгнув с койки, Керк подошла к двери и разблокировала замок. В коридоре прыгуна было пусто. Гам сидел в СН, контролируя процесс стыковки «Темного кристалла» с каким-то напастным элохимским кораблем. Не медля ни минуты, Керк сразу же свернула влево, к его каюте, которую он разблокировал дня через два после того, как они переспали вместе, дав ей возможность в любое время пользоваться более удобной ванной. «Доверие, – подумала она. – Доверься пограничнику – и даже не знаешь, когда тебе придет конец». Остановившись у двери, она тихо проговорила в пустоту, зная, что кастрированный искин корабля ее услышит:
– Мать, это Керк Блум. Впусти меня.
Дверь ушла вверх. Керк почти вбежала внутрь, окидывая взглядом черно-белую, эстетично обставленную каюту с компьютерным столом, койкой, баром, заблокированными компьютерами и невообразимой ванной.
– Кис-кис, – заговорила она, склонившись над кошачьим домиком. – Кис-кис… Напасть, чтоб тебя… кис-кис… иди сюда, котик… Го-о-олод… кис-кис…
Послышалось мяуканье, и Блум увидела в домике голову заспанного кота. Она взяла его на руки, бросив взгляд на открытый выход, ведший из каюты прямо в СН. Гама, похоже, там то ли не было, то ли она его не видела.
– Идем к тете Керк, милый, – прошептала она, направляясь в коридор. – Посидим сегодня у меня в каюте, хорошо? Понимаешь, что я говорю?
Что-то пискнуло. Блум замерла на полушаге, узнав сигнал выравнивания давления. Гам за это время успел соединить корабли трапом и, мало того, еще и открыл проход! Напасть! Когда он это сделал? В коридоре она сразу же свернула к своей каюте, но тут, как назло, Голод спрыгнул с ее рук на пол.
– Ну, не дурачься, – прошептала она, снова беря его на руки. – Идем, ладно? А то я с ума сойду…
Внезапно, уже выпрямляясь, она поняла, что не одна. Она слышала не сигнал выравнивания давления, а звук закрывающегося шлюза на нижней палубе. Кто бы ни собирался сюда войти, он уже был здесь. И теперь он поднимался по лестнице на главную палубу – в коридор, где сейчас находилась она.
Она быстро двинулась вперед, но уже понимала, что не успеет.
Элохим, вероятно, женского пола – если речь вообще могла идти о каком-либо поле – появился с лестницы прямо перед каютой Керк, в сопровождении Гама. Выглядела она так же, как и большинство из них, – комично: лысая, в черном обтягивающем костюме, вызывавшем ассоциации со странной разновидностью некоего средневекового, сотканного из тени платья. Вид у нее был просто безобразный.
Кожа на ее генотрансформированном лице натянулась так, что казалось, вот-вот лопнет. Внимательный наблюдатель мог заметить, что кожа заканчивается там, где должны быть уши, но вместо них зияли темные отверстия и блестели стягивавшие кожу металлические зажимы – будто это было не лицо, а наложенная биотическая маска. Чистой воды халтура – может, даже умышленная. Дешевый ужастик. Кожа ее была тонкой, почти прозрачной, а глаза казались слепыми. Блум еле слышно вздохнула, увидев, что эти слепые глаза смотрят прямо на нее, а черные губы изгибаются в пародии на улыбку.
– Вид простоты повергает в печаль, – сказала элохим.
– Вот ведь гребаная хрень, – проговорила Керк, крепче прижимая к себе кота.
– Ну и задал же ты мне хлопот, Динге.
Вальтер не ответил. Похоже, все было не так уж плохо, раз уж ему позволили сесть, каковым позволением он поспешно воспользовался. Он устал – настолько, что уже не обращал особого внимания на грязь. И речь шла не только о физической усталости.
Он уже много часов провел на ногах, но ему лишь только что удалось воспользоваться кают-компанией и туалетом. Нокс, однако, была настолько любезна, что позволила ему налить себе кофе из ее личной кофемашины. Кофе был превосходный, но его не хватало, чтобы смыть изо рта и организма горечь поражения.
Столько лет расчетов, исследований появляющихся один за другим «призраков». Обнаружение наиболее надежного из них, почти на сто процентов времен Машинной войны. Точная экстраполяция его появления в Выжженной Галактике. Сведение в единое целое исторических сведений, отчетов из разных систем и преданий. Надежная информация о том, где и когда появится «призрак». Расчеты с поверхности планеты, организация транспорта, вылет… И поражение.
– Ну и задал же ты мне хлопот, – повторила Маделла Нокс, сидя в своем большом, почти королевском стазис-кресле «Детки». – Но я считаю, что ты прав.
– Спасибо, – прохрипел он, в очередной раз прихлебывая кофе.
Мама Кость пожала плечами.
– До тебя тут был Джейнис, – сказала она. – Он провел детальный допрос, который назвал «предварительным», и полностью разочарован. Тот торговец ничего не знает. Он встретился с этим самым Грюнвальдом, поскольку нелегально торгует стабилизатором, – фыркнула она. – Относительно несерьезное преступление. Он клянется, что стабилизатор предназначался для Грюнвальда – якобы капитан «Ленточки» страдает послеглубинной болезнью в далеко зашедшей стадии. Это несколько осложняет ситуацию. Не хочешь спросить почему?
– Почему? – послушно спросил Вальтер. Смотрительница сектора Контроля вздохнула.
– Если он действительно болен, то наверняка погубит команду. Но это еще не самая большая проблема, – она быстро взмахнула костлявой рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Чем меньше свидетелей, тем лучше для нас. Хуже, если Грюнвальд решит взорваться вместе с грузом – ибо в том, что они забрали с «призрака», нет никаких сомнений. На записях они грузят на корабль нечто похожее на капсулу. Что это – собственно, не имеет значения. Важно, что мы имеем дело с машинной технологией. И потому мы должны ее перехватить, – она помедлила, но, видя, что Вальтер молчит, продолжила: – Я разговаривала с капитаном Вермусом. Хорошая новость состоит в том, что к нам уже летят зарядные установки для реактора. Одна из них, правда, заполнена не до конца, но зато лететь ей недалеко – с Пурпура, орбитальной станции Гатларка. Ее конфисковал Альянс. Вторая – не знаю откуда; впрочем, меня это особо не интересует, она доберется сюда на ближайшем транспортнике «ТрансЛинии». Первую мы получим через десять – пятнадцать лазурных часов, вторую дня через два. Если зарядим реактор установкой с Пурпура, прыгнем один раз, примерно на пять световых лет. Все равно придется это сделать, поскольку неизвестно, есть ли у нас время ждать вторую зарядку. Что ж, – она пожала плечами, – по крайней мере, прыгнем. Это хорошая новость.
– А плохая? – спросил Вальтер.
– Плохая новость в том, что мы до сих пор понятия не имеем, куда прыгать, – Нокс постучала худыми пальцами по крышке компьютерного стола. – Убедительно выглядят все предложения, а Вермус привел мне целых пять. Одно из них – сектор с Флотом Зеро стрипсов, скорее всего выжженный, так что он отпадает, разве что Грюнвальд чересчур полон решимости. Однако именно этот сектор находится достаточно близко, на расстоянии чуть больше парсека. Остальные намного дальше. Есть еще варианты с прыжком в систему Исемин, возможным возвращением на Гатларк, прыжком к границам системы Енох и к зарядной станции со стационарными установками, например Енох-4. Последней мы уже посылали сигнал, как и всем нашим патрулям в окрестностях. Их будут там ждать, если вообще найдут, – Маделла поморщилась. – Меня больше всего беспокоит именно последний вариант – слишком близко к глубинной дыре, ведущей в глубь Рукава Персея. Если они туда долетят, им даже не понадобится прыжковый резерв. Влетят в дыру – и только их и видели. Наше главное преимущество – сканирующие системы «Няни», – добавила Нокс, заметив, как посерело лицо Вальтера. – Теоретически любой корабль после прыжка может разогнаться и исчезнуть с наших радаров. В конце концов, любой сектор – огромное пространство. Но системы «Няни» заметят скольжение или послеглубинное эхо лучше, чем многие специальные корабли Альянса.
– То есть мы их найдем?..
– У нас есть шанс. Но, по словам Джейниса, они прыгнули во время полета. Капитан утверждает, что это приведет к локационным погрешностям, – смотрительница сектора Контроля вздохнула. – Я уже проинформировала обо всем Совет Альянса. Ответа от них я еще не получила – доклад отправлен через Поток, так что потребуется время. Может, оно и к лучшему – я не нуждаюсь в указаниях здесь и сейчас, что и как нам следует делать, по мнению Лазури. Прежде чем они сообразят, что к чему, может, все уже закончится.
«Все закончится, – подумал Вальтер. – Чудесный итог большей части моей жизни».
– Надеюсь, они не полетели в сектор, – он сглотнул, стараясь не думать о таком варианте, – сектор стрипсов…
– Хватит хмуриться, Динге, – кисло усмехнулась Мама Кость. – Пей кофе и говори, куда в таком случае, по твоему мнению, нам следует отправиться. Изложи свои доводы. И скажи, что вся эта машинная технология, которую у нас наверняка отобрали, не окажется нам не под силу. Хотя у меня есть странное чувство, что так оно и случится.
Она замолчала, пристально глядя на контролера, уныло смотревшего в чашку с кофе, от которой все еще шел пар, а потом снова вздохнула.
– Я это уже говорила – ну и задал же ты мне хлопот, Динге.
5. Надежда
Вся эта секта – откровенное попрание законов Альянса и его идеалов! Речь о людях, которые считают себя не столько людьми, сколько Машинами! Убежденных, что не существует реального мира, но есть лишь его симуляция! Считающих себя представителями постчеловечества! Мы в состоянии понять элохимов и их нездоровое помешательство на мифических Иных. Мы в состоянии понять даже Собрание с его стремлением создать «человека психического». Но никто не понимает и не может понять секту, члены которой открыто культивируют воспоминания о Машинах и объявляют себя их наследниками!
Фрагмент листовки, распространяемой Орденом Жизни, противодействующим систематическим маневрам флота стрипсов в системе Кассиопеи
– Мне очень жаль, – сказал врач Лазури. – Это исключительный случай. В принципе такое практически не встречается. Ничтожно малый процент младенцев…
– Не рассказывайте нам о процентах, – прервал его Патрик Грюнвальд, сжимая руку сидевшей рядом своей контрактной жены Мелиссы. – Просто скажите то, что собираетесь сказать.
– Мы не можем вживить ему основу персоналя. Его организм отвергает любое вмешательство, как будто его тело не желает мириться ни с чем механическим, – врач коснулся клавиатуры простого компьютера с проектором, и на экране за его спиной появилась двухмерная картинка, изображавшая в разрезе организм ребенка с обозначенными полями биомеханического доступа. – Мы пробовали простое контактное вживление и еще более простые наноинъекции. И каждый раз одно и то же. Можно лишь поставить порты доступа… но они ни к чему не будут вести.
– Но ведь часть зародышей персоналя должна быть передана в процессе оплодотворения… – начала Мелисса, но тут же замолчала, увидев, что врач кивает.
– Естественно, вы правы. Персонали созданы таким образом, чтобы наше вмешательство в их установку было минимальным. Они являются частью наших организмов и поэтому передаются уже с семенем отца, а позже, во время беременности, используют ресурсы, поставляемые персоналем матери. Так их задумывали. Но, насколько я помню, вы пользовались услугами Банка генов. Это несколько меняет дело…
– Мы не можем иметь детей, – сухо пояснил Патрик. – Я полностью бесплоден, так что мы решились на генотрансформацию моего семени.
– И, как я понимаю, вы воспользовались Банком, поскольку хотели, чтобы гены, которые примут участие в процессе, происходили от ваших предков? Чтобы с их помощью генотрансформировать ваше собственное семя? Но зачем было так далеко заходить? Не лучше ли было воспользоваться генами вашего отца или хотя бы деда? Разве так не проще?
– Искин Банка обнаружил зачатки генетического порока, приводящего к бесплодию, у всех моих ныне живущих предков, – неохотно ответил Грюнвальд. – Если бы мы использовали гены моего отца, то наш ребенок так или иначе стал бы бесплодным. То же самое случилось бы, если бы мы использовали мои клетки для хромосомного набора. Все мои предки, которых я знаю, лечились от бесплодия. Я не хотел оставлять моему ребенку такое… наследие. После проведения тщательных симуляций искин счел, что нужно как можно дальше отойти в прошлое.
– И как далеко вам удалось добраться? Минуту… – врач взглянул на экран компьютера, вызывая конфиденциальную документацию. – На протяжении около трехсот лет система продолжала показывать генетический изъян, – проговорил он то ли про себя, то ли обращаясь к Грюнвальдам. – После определенного числа поколений экстраполяция уже невозможна, так же как невозможно добраться до конкретного предка. По достижении определенной границы оказывается, что почти все мы так или иначе состоим в родстве…
– Да, но тогда все получилось, – вмешалась Мелисса. – Искин Банка генов обнаружил, что семя уже есть, – быстро добавила она, не обращая внимания на неприязненный взгляд мужа.
– Не понял? – удивился врач.
– Это был один из трех образцов семени из Музея человечества, – выпалила Мелисса Грюнвальд, не замечая нервного шипения Патрика. – В музее имелось чистое, ничем не испорченное семя предка Патрика, еще с той мифической Терры. Ну, знаете, колыбели человечества, уничтоженной первой во время Машинной войны.
– Но ведь не могли же вы…
– Могли, – оборвал его Патрик. – При наших связях… сами знаете, доктор.
Врач тактично промолчал. О связях Грюнвальдов он уже слышал раньше, но не ожидал, что у одного из ведущих политиков Лазури столь длинные руки.
– Для нас это было исключительно важно. Мы знали, что наша фамилия не случайна, – продолжал Патрик. – Это не навязанная спецификация, а то, что называлось во времена до Империи «родовым именем». Понимаете? Мои предки были родом именно оттуда – с Терры. Одно из немногочисленных сохранившихся исторических преданий касается как раз моей фамилии и связанной с ней некоей великой победы, зафиксированной в анналах Терры. Поэтому мы и решились взять то семя и приспособить его к моему организму.
– Понятно. И тем не менее, согласившись на генотрансформацию, которая позволила вам воспользоваться столь… прошу прощения… старым семенем, вы пошли на определенный риск. Понимаю, что вы были вынуждены отвергнуть гены отца или дедов из-за имевшегося в них изъяна, но, хотя подобного рода… воскрешение наших предков, естественно, дело благородное и поддерживаемое Лазурью… – путался в словах врач, пытаясь затереть неприятное впечатление. – И все же семя, о котором мы говорим, было… в общем, полностью чистое и лишенное зародышей персоналя.
– То есть?
– Вы рассчитывали, что ассимилированное вами в процессе генотрансформации семя передаст часть ваших генов. Вы желали также передать таким образом зачатки своего персоналя. Вот тут-то мы и столкнулись с проблемой. Образец отверг все биомеханические элементы, более того, зародыш не получил ресурсов персоналя матери. Механическая попытка введения персоналя в новый организм также окончилась неудачей.
– Он недоразвитый… Во имя Ушедших, он недоразвитый… – расплакалась Мелисса. Патрик схватил ее за руку, но женщина не успокаивалась.
– Что-нибудь придумаем, – сказал он, но жена не хотела его слушать.
– Он никогда не воспользуется Потоком! Не полетит на корабле… не сможет ничего купить или продать… Он не сможет даже нам позвонить… Он недоразвитый, Пат! Не говори, будто ты этого не понимаешь!.. Мое бедное дитя…
– У вас прекрасный здоровый мальчик, – возразил врач. – Персональ – это далеко не все.
– Да вы шутите! – взорвалась Мелисса. – Как мой сын будет жить? Он не сможет даже получить нормальное образование!
– Есть замещающие средства…
– Какие еще средства… что вы несете… вы не представляете…
– Прошу прощения, – прервал ее врач, – но я попросил бы вас успокоиться. В отличие от других родителей, которых постигла такая судьба, у вас есть все возможности обеспечить ребенку нормальную жизнь. В конце концов бывает и намного хуже: лихорадка Шмидта, вирус Модзелевского, стазис-нейронизация, послеглубинная болезнь…
– Дорогая… – Патрик присел рядом со все еще плачущей женой. – Послушай, что говорит доктор. Мы справимся, вот увидишь. Может, Миртон никогда не сможет воспользоваться компьютером, никогда не войдет в Поток, никогда не будет пилотировать корабль. Но это вовсе не значит, что мы перестанем его любить.
– Похоже, наступил момент, когда придется это сказать. Это мой напастный корабль, – заявил Миртон. – Он в импринте со мной, даже если часть из вас в это не верит. Я не обязан перед вами объясняться – зато обязаны вы. Так что, может, вы мне все же объясните, почему, во имя гребаной Напасти, мы здесь?!
Они сидели в кают-компании «Ленточки» за столом в форме большой размазанной капли, уставившись на Миртона и в пустоту. Пинслип Вайз молчала, отводя взгляд. Хаба Тански слова капитана, похоже, застигли врасплох. Эрин Хакль смотрела Грюнвальду прямо в глаза. Доктор Гарпаго Джонс что-то бормотал себе под нос. Месье после выхода из стазиса все еще был без сознания, и они не были уверены, проснется ли он вообще. Пока что над ним трудился «АмбуМед».
Когда кастрированный искин воскресил Миртона из стазиса, тот пришел в ярость, поняв, куда зашвырнул их глубинный прыжок. «Ленточка» торчала в глазу циклона – в области пространства сектора 32С, к которой примерно раз в семь лазурных лет приближалась находившаяся неподалеку Преисподняя. Полететь дальше они, однако, не могли – корабль, похоже, был серьезно поврежден, и все указывало на то, что им не удастся прыгнуть, пока они не подзарядят реактор, и если поврежденные орудиями истребителя Джейниса антигравитоны не поддержат его во время прохода сквозь Глубину.
– Объясни мне, Вайз, – сухо проговорил Миртон. – Ты астролокатор на этом корабле. Объясни мне, почему мы находимся в гребаном Тестере, в обществе Флота Зеро стрипсов. Расскажи мне, каким чудом мы прыгнули в один из самых опасных секторов в окрестностях.
– Она… – начала Эрин, но Миртон жестом остановил ее.
– Не вмешивайся, Хакль. Я хочу услышать Вайз. Мой астролокатор сперва вскакивает со своего поста, бежит в трюм, где театрально падает в обморок, а потом мы оказываемся здесь. Сумеешь объяснить?
– Я сумею, – внезапно вмешался Хаб. Пинслип искоса взглянула на него, но компьютерщик спокойно продолжал: – Это обычное глубинное смещение. «Ленточку» обстреляли, и у меня не было полного контроля над Сердцем. Что-то, похоже, пошло не так, и кастрированный искин изменил параметры прыжка.
– Мне спросить искина?
– Я это уже сделал, – ответил Тански, пожав худыми плечами. Пальцы его слегка подрагивали, перемещаясь в сторону кармана потертого комбинезона. Компьютерщику явно очень хотелось закурить. – Он утверждает, что корабль выполнил прыжок в соответствии с инструкцией, но даже при этом существует определенная вероятность прыжка в другую часть Выжженной Галактики, внесенную в реестры.
– И как велика эта вероятность?
– Достаточно невелика. Но я не имел полной власти над Сердцем. На этом корабле установлены артефакты Иных, полученные от элохимов. Пока я до конца не разберусь в системе…
– Не болтай глупости, Тански!
– Ладно, – компьютерщик развел руками. – Хочу лишь сказать, что это не только вина Вайз, – Хаб положил руки на стол и с грустью взглянул на свои пальцы, словно ища что-то между ними. – Весь этот… импринт, капитан, серьезно блокирует мне доступ к софту.
– Импринт никуда не денется, – поморщился Грюнвальд. – Будем считать, что я тебе верю. Есть что добавить, Вайз?
– Нет, – помедлив, ответила Пин. – Ничего.
– Что должен был означать твой уход с поста?
– Я плохо себя почувствовала. Прошу прощения, – бесстрастно произнесла она. – Больше такое не повторится.
– Ты побежала в трюм. Зачем?
– Мне было страшно.
– Капитан, да хватит вам ее допрашивать, – возмущенно бросила Хакль. – Лучше взгляните на это с другой стороны. Я сама с удовольствием всыпала бы ей как следует, но мы все еще живы. И мы добыли груз, который может стоить кучу юнитов. А остальные понятия не имеют, где мы.
– Гм… а это еще почему?
– Потому что только последний дурак прыгнул бы на Тестер.
Миртон со свистом втянул воздух и недовольно хмыкнул. Весь вид его команды – если он мог называть их своей командой – выражал полную апатию, словно их боевой дух остался где-то там, не перепрыгнув вместе с ними через Глубину. «Они ждут, что ты им поможешь, Грюнвальд, – неохотно подумал он. – А ты не помогаешь».
– Ладно, – наконец бросил он. – Ставлю задачу. Вайз: подробное сканирование сектора с отметкой возможных следующих точек для прыжка. Хакль: помогаешь Вайз и удерживаешь текущую позицию. Хаб: проверяешь системы и оцениваешь повреждения. Доктор: приводите в чувство Месье. Мне нужен механик, и немедленно. Я сам выйду наружу.
– Наружу?.. – не выдержал Гарпаго. – Там ведь…
– Кто-то же должен, – заявил Миртон. – Нужно своими глазами осмотреть повреждения корпуса и побыстрее починить, что удастся. Более серьезными вопросами займется Месье. Пинслип, – он повернулся к девушке, – каков риск наткнуться в этом регионе на Флот Зеро?
– Определенный риск есть, – помедлив, ответила она. – У стрипсов здесь свои проторенные пути, и они знают каждый спокойный участок сектора 32С. Время от времени они проверяют, не прилетел ли кто-нибудь. Когда-то у них бывало много гостей из-за погибших кораблей.
– Погибших?
– Тестер – один из секторов, которые были выжжены сильнее других. Здесь было много погибших кораблей, на которых имелись технологии Иных и Машин. Возможно, здесь шли сражения уже во время Ксеновойны, – бесстрастно произнесла Пинслип. – Сектор 32С находится недалеко от Прихожей Куртизанки. Это прекрасная стратегическая база.
– Прихожая Куртизанки? Глубинная дыра, ведущая в глубь Рукава Персея? – удивленно проговорил Хаб Тански. – Неплохо.
– Это наш пункт назначения, – решил Миртон. – Летим туда сразу же, как только нам удастся прыгнуть.
– Господин капитан… – внезапно простонал Гарпаго. – Рукав Персея… вы же знаете…
– Не сейчас, доктор, – прервал его Грюнвальд, и Джонс закрыл рот. – Вопросы есть?
– У меня есть, – сказала Хакль. – К сожалению, слов «не сейчас, доктор» мне недостаточно. Что случилось в Рукаве Персея, капитан?
– Ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, – отрезал Миртон. – Старые дела.
– Связанные с предыдущим кораблем?
– Хакль, – холодно произнес Грюнвальд, – считай, что твоего вопроса я не слышал. Не стоит напоминать мне о прошлом и о том… случае. Я все больше замечаю, что проблемы с доверием не у меня, а у вас, как моей команды. Советую над этим подумать.
– Я не собиралась…
– И потому не будем больше об этом. Все, – объявил Миртон, глядя Эрин прямо в глаза, но первый пилот не отводила взгляд. В конце концов он сам направился к выходу из кают-компании. – Приступаем. Разойтись.
Кто-кто, а Тански вовсе не собирался исполнять данное ему поручение.
Естественно, он рад был снова добраться до Сердца и с еще большим воодушевлением попытаться вызвать окрестный Поток, после чего взломать передаваемые по нему данные стрипсов и поживиться информацией. Кто знает, может, он сразу наткнется на документы, связанные с импринтом? Не с помощью ли него стрипсы соединяются со своими кораблями? Однако он решил, что на это у него еще будет время. Вряд ли они скоро отсюда улетят.
Куда больше его интересовал трюм.
«А принцесса Хакль не так проста, как кажется, – с некоторым удовлетворением подумал он. – И дело даже не в том ее вопросе». Однако заявление о куче юнитов подействовало на его воображение – хотя его интересовали не кредитные единицы Альянса как таковые, а то, как он мог бы использовать сам факт нахождения на борту «Ленточки» не поддающегося оценке груза. К какому покупателю мягко подтолкнуть Миртона? Альянсу? Стрипсам? Научному клану? А может… Он улыбнулся про себя, обдумывая вариант, который раньше вряд ли пришел бы ему в голову. Вот в чем вопрос. Полетят ли мушки туда, куда укажет им паук? Поверят ли они ему? Это было самое главное. И от одного этого его пробирала дрожь, а сердце билось сильнее.
Идя по коридору в сторону ведшей на нижнюю палубу лесенки, Хаб достал палочку с неоникотином и щелкнул зажигалкой. Перепрограммированные механизмы «Ленточки» не среагировали на небольшую неожиданную струйку дыма. Сунув цигарку в рот, он спустился вниз, быстро направляясь в сторону машинного отделения, реактора и грузового люка. Шаги его отдавались эхом по металлическому полу корабля.
Увы, вход оказался заперт.
– Что, решил, что больно крут, капитан? – прошипел Тански, стуча по клавиатуре возле гидравлической двери. – Заблокировал это говно? Не верю.
Когда этот сукин сын успел? Сразу, как только выскочил из стазиса? И как он это сделал? У Хаба в персонале имелись аварийные коды для всех входов, к тому же большинство из них он разблокировал. Генодатчики должны были реагировать на него так же, как и на Миртона, – может, за исключением капитанской каюты. Неужели этот умник осмелился загадить импринтом и его территорию? Потому что не хотел, чтобы кто-то увидел то чудо, которое они вытащили с «призрака»? На которое у него все равно не было никаких прав?
«Чтоб тебя Напасть задрала, приятель. Мне ты указывать точно не будешь…»
Хаб отошел от двери. Окутанное неоникотином сердце тяжело стучало, но персональ уже работал, вбрасывая в кровь кислород с эндорфинами и профилактически отслеживая состояние внезапно набухших вен.
«Не хватало мне еще средневекового инфаркта или инсульта, – подумал он. – И все из-за кого? Из-за какого-то надменного… Ладно, – решил он. – Ладно. Главное – спокойствие. Груз может подождать. Поток – вот что важнее всего. – Тански затянулся дымом, позволяя канцерогенному туману наполнить легкие. – Скачиваем данные, анализируем. Только и всего. Спокойно. Спокойно».
Медленно, не спеша, Хаб направился в сторону Сердца.
Пинслип Вайз ощущала холод. Сразу после выхода из стазиса она его не замечала – тогда у нее хватало других дел. Но, передав серию координат Эрин, она вдруг обнаружила, что руки ее покрылись гусиной кожей. Она не обращала на это внимания до тех пор, пока «Ленточка» не оказалась в глазу того адского циклона, где кораблю уже ничто не угрожало.
Пустая область была не очень велика, но спокойна – сложные траектории многих движущихся тел, остовы погибших кораблей и сверкающие разрядами облака пыли и газа обходили эти места стороной вследствие накладывающихся друг на друга гравитационных взаимодействий. Пин знала, что подобные спокойные точки соединены между собой замысловатой путаницей перекрещивающихся полетных коридоров, и теоретически можно было добраться с их помощью до границ системы, отмеченных локационными буями. Но даже тогда это было непросто – Вселенная, отдельные солнечные системы и вращающиеся внутри них небесные тела, как и вся Выжженная Галактика, пребывали в постоянном движении.
«Займись делом, Вайз, – решила она. – Так будет лучше всего».
Но у нее никак не получалось. Воспоминание о том, что она видела в грузовом люке, возвращалось к ней словно бумеранг. Она помнила, как протерла ладонью покрытое серебристой пылью стекло, как коснулась мерцающей материи «призрака», а потом…
«Может, я ошиблась? Слишком переволновалась из-за того, что сказал тогда Арсид? Что-то во мне переклинило, и все. Остальное – просто нервы и следствие того, что я не приняла нейродопаминел. Я собиралась его принять, но на что-то отвлеклась. Сейчас приму его, и все закончится».
Но она знала, что на самом деле ничего не закончится. Все отчетливее ощущая холод, она краем глаза замечала тонкие морозные нити, тянувшиеся по полу и оседавшие на частях оборудования. И все это лишь усилилось, когда они только приблизились к тому «призраку».
Что есть Глубина? Никто точно этого не знал. Лишь Машины могли преодолеть ее в сознании, но они все равно были не в состоянии логично ответить на вопрос, что они там видели. Во время полета не работал ни один регистратор – корабль был словно мертв, заморожен в небытии. «Ленточка» помнила Глубину. Пин, как и каждый член команды, имела доступ к регистрационным данным корабля. «Черная лента», прыгун, затерявшийся на много лет в Глубине, корабль-призрак. Хотя именно ей как раз ничего не нужно было проверять в реестре – она знала об этом с первого дня. «Это не Арсид, хотя я и считала, будто это снова он со своими штучками, – подумала она. – Это заражение Глубиной. Одержимость ею. И никто вовсе не говорил, что эта одержимость из прошлого – она вполне может быть и из будущего. Глубина не знает понятия времени. Как иначе был бы возможен прыжок быстрее скорости света?
Этот прыгун до сих пор мертв. Он – «призрак», которым ему лишь предстоит стать. И я это вижу. Вижу отблеск Глубины».
Выслушав Миртона, Пинслип, словно автомат, вернулась к навигационной консоли, до этого зайдя к себе в каюту и приняв порцию разноцветных таблеток. Она приступила к расчетам, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая. Ее окружал холод, и у нее было странное ощущение, что он останется навсегда.
По крайней мере, пока они не избавятся от того, что лежало в трюме.
Имелось несколько способов проверить состояние корабля, не выходя наружу. Увы, сейчас их всех оказывалось недостаточно.
Первый способ заключался в обычном сканировании, проведенном кастрированным искином. Этим, естественно, мог заняться Хаб Тански с уровня Сердца. Вторым способом был импринт – Грюнвальд сразу же им воспользовался, но почти тотчас же прервал контакт. У него болел весь бок, и до того сильно, что он мог точно представить себе разрыв корпуса. Пока все не выяснится, он больше не собирался прибегать к помощи импринта без обезболивающих средств.
Третий способ применил сам искин, запустив «домового» – небольшую парящую вокруг корабля камеру, являвшуюся частью стандартного оборудования прыгуна. Таких камер у них было несколько, но, хотя «домовые» могли приблизиться к поврежденному месту, влететь в разрыв они были не в состоянии – вернее, теоретически это было возможно, но возникали сложности с их управлением из-за электрических разрядов на поврежденных энергетических трубах.
Четвертый способ предполагал использование закрепленных на корпусе внешних камер, но, по несчастливой случайности, часть их оказалась уничтожена. С точки зрения механика, наиболее действенным являлся пятый способ – воспользоваться эмиттерами частиц, которые могли бомбардировать корпус нанитами, передававшими данные о повреждениях искину. К сожалению, таким образом можно было определить лишь топографию и глубину разрыва. Некоторые корабли Альянса якобы обладали возможностью ремонта с помощью нанитов, но забытая технология Старой Империи все еще считалась ненадежной диковинкой. Мир наверняка стал бы лучше, если бы можно было «напечатать» соответствующий фрагмент оборудования с помощью нанитов, однако наниты были достаточно рискованной технологией. Человечество помнило о нанитовом вирусе, распространенном Машинами на первом этапе сражений. Ущерб оказался настолько велик, что между нанитами и Машинами, по сути, не делалось особой разницы.
Оставался шестой способ – выход наружу, а делать это у Грюнвальда особого желания не было. На борту своего прыгуна он был как у себя дома, но за его пределами оказывался в пустоте, один на один с ревущей громадой Вселенной. Вне корабля он был смертен.
Скафандр для выхода в космос не имел ничего общего с многофункциональным, обвешанным инструментами скафандром механика. Миртон, может, и хотел приободрить команду, но вовсе не был уверен, что ему удастся хоть что-то починить. В боку все еще отдавались воспоминания о сильной боли – импринт не лгал. Их ждали верфи. Главное – чтобы они смогли прыгнуть и оказаться в Прихожей Куртизанки, а потом в цивилизованных системах Рукава Персея, которые с радостью заплатят любую цену за доисторическую технологию Машин.
«Кто знает, – утешал он себя. – Может, удастся окупить и корабль?» Напасть, может, он даже купит себе полноценный фрегат… а может, и нечто большее. Сколько может стоить их добыча? И успеют ли они ее продать, прежде чем их поджарят?
Миртон плыл рядом с корпусом корабля, пристегиваясь очередными фрагментами троса, словно терпеливый альпинист, и впервые жалея, что размеры «Ленточки» столь велики. Он решил воспользоваться одним из ближайших служебных люков, поддерживая постоянный контакт с наблюдавшей за его прогулкой Эрин Хакль, но ему предстояло пройти не по плоской поверхности, а по корпусу, усеянному трубчатыми витками глубинного привода, дисками генератора магнитного поля и болтами антигравитонов. За его спиной и по бокам, совсем близко, разыгрывалась немая канонада красок, дрожащих молниеподобных нитей и сталкивающихся друг с другом бесформенных глыб угля, железа, никеля и пироксена.
Настоящий ад.
– Хакль, данные, – сказал он в спрятанный в шлеме скафандра микрофон.
– Еще десять метров, – послушно, но холодно ответила она, наверняка все еще помня об испытанном ею в кают-компании унижении. – Все время прямо.
– Хорошо, – впереди уже виднелась линия разрыва. – Сейчас дойду.
Он двинулся быстрее, время от времени выстреливая очередной фрагмент троса и помогая себе реактивными соплами с газом. Разрыв, похоже, проходил через большую часть нижней палубы, по правому борту, захватывая среднюю палубу. Добравшись туда за полминуты, Миртон замер, глядя на чудовищные разрушения.
Теперь он уже знал – им не прыгнуть. Теоретически можно было совершить прыжок даже при серьезном повреждении внешних частей привода, но «Ленточку» в буквальном смысле распахало.
Опутанные трубами фрагменты глубинного привода были разворочены, в дыру виднелась часть открытого грузового отсека, в котором, насколько он помнил, хранились несчастные белковые лишайники. Антигравитоны трещали разрядами так, что к ним страшно было подойти. И виной тому был вовсе не тот наемник – да, он попал в корабль, но остальное довершил прыжок.
Дело обстояло весьма скверно.
Месье мог что-то склепать на скорую руку, и кто знает, может, даже при включенном магнитном поле они сумели бы набрать скорость выше половины световой. Но прыгнуть они не смогут, а если даже и смогут, то не выйдут из Глубины. «Это конец, – понял Миртон. – Теперь без верфей не обойтись».
– Я возвращаюсь, Хакль, – сказал он в микрофон, стараясь, чтобы голос его не выдал. – Вызови доктора Гарпаго и Хаба на нижнюю палубу. Буду их там ждать.
– Принято.
– Конец связи.
Доктор Гарпаго Джонс узнал о вызове в соединенном с его кабинетом туалете. Он нервно вскочил, тихо ругая дефективную биологию человеческого организма, и помчался в душевую, где сполоснул руки и лицо, глядя на себя в зеркало. Вид у него был такой, словно сейчас с ним случится сердечный приступ. Открыв шкафчик, он на долю секунды с тоской задержал взгляд на стоявшей на полке бутылочке с когнитиком.
«Дурные новости, – подумал он. – Дурные новости. Дурные, дурные, дурные!»
Мысленно вздохнув, он закрыл шкафчик и еще раз взглянул на себя – старое, изрытое морщинами лицо, аккуратно подстриженные седые волосы с остатками черных нитей, безупречный, как всегда, комбинезон. Гарпаго машинально провел рукой по ткани в поисках невидимых пылинок. «Только это мне и осталось – чувство собственного достоинства. Что бы это ни значило», – констатировал он, направляясь к выходу в коридор средней палубы.
«Мне нельзя сдаваться, – убеждал он себя, стараясь, чтобы шаги его звучали сильно и решительно, хотя и чувствовал, что они скорее напоминают топотание больной птицы. – Капитан все еще жив. Все еще есть шанс. Я не могу сдаться. Все будет хорошо. Но Прихожая… ведь он же знает, кто там будет! Весь напастный Рукав им заражен… Нет-нет… это наверняка просто остановка… всего лишь остановка перед следующим прыжком».
В голове его сменяли друг друга успокаивающие мысли, прерываемые негромким карканьем приближающейся беды. «Я стар и немощен, – жалел он самого себя. – Да пошло оно все к Напасти!» Словно наперекор собственному бессилию, он отважно подошел к лестнице и съехал вниз, словно средневековый пожарный доимперских времен, больно ударившись пяткой. От боли и едва сдерживаемого страха у него вырвался невольный стон.
И еще ко всему этот механик! Что будет, если он не выживет? «АмбуМед» постоянно показывал сотрясение мозга. Неужели гематома? Операция, прерванная стазисом и глубинным прыжком! Мозг – не суп, чтобы размешивать его как попало. А этот человек – возможно, единственное их спасение!
«Не важно, не важно, не сейчас. Как бы самому не сдохнуть…»
Он уже видел Миртона – кажется, это был Миртон, – стоящего в коридоре нижней палубы, прямо возле дверей одного из трюмов. Доктор Гарпаго Джонс ускорил шаг, стараясь не ковылять, но это было не так-то просто. И этот скользкий компьютерщик с лысой башкой… он тоже был там, бесцеремонно куря свою дрянь. Почему капитан не…
«Потом, потом, – обругал он себя. – Не сейчас. Я так с ума сойду».
– Доктор Гарпаго, – приветствовал его Грюнвальд.
Читать бесплатно другие книги:
