Лик в бездне Меррит Абрахам

20. МУДРОСТЬ МАТЕРИ ЗМЕЙ

Было уже позднее утро следующего дня, когда к Грейдону пришли эмеры и сообщили, что его ждет Мать Змей.

Проснувшись, он обнаружил, что в дверях стоят и наблюдают за ним Хуон и Регор.

Регор по–прежнему был в своей черной одежде, но Хуон переменил желтый цвет Братства на голубой цвет Женщины–змеи. Поднявшись, Грейдон обнаружил на скамье возле ложа такое же одеяние. Он надел длинную широкую блузу, плотно обтягивающие ноги штаны и доходившие до бедер сапоги без каблуков, из мягкой кожи.

Одежда оказалась до такой степени впору, что сделалось любопытно, не приходил ли кто–нибудь ночью, чтобы снять с него мерку.

На скамье еще лежал золотой обруч, но Грейдон не взял его. После секундного колебания он засунул свой автоматический пистолет за складку широкого пояса.

Дополняла наряд застегнутая на плечах золотыми пряжками шелковая голубая мантия. Грейдону почудилось, что он, пожалуй, собирается на маскарад, а маскарады он всегда ненавидел. Но больше надеть было нечего: кольчуга исчезла, а его собственная одежда осталась в разграбленном убежища.

Он позавтракал вместе с Хуоном и Регором. Он заметил, что Хуон ел неохотно, его красивое лицо выглядело изможденным, глаза грустными. Жизнерадостности Регора тоже поубавилось: то ли из сочувствия Хуону, то ли по какой–то иной причине. Никто из них и словом не упомянул о драке с Лантлу. Это вызывало у него удивление и досаду. Один раз он подвел разговор к этой теме. Хуон глянул на него с раздражением и отвращением, а Регор предупреждающе пнул его под столом.

Еда показалась Грейдону невкусной, кроме того, на него подействовало поведение Хуона. Регор и Хуон собрались уходить. Грейдон хотел было составить им компанию, но гигант грубовато сказал, что ему лучше остаться там, где он находится; что Мать наверняка пошлет за ним и что она подчинила всех своих воинов под команду Хуона и его, Регора, и что они будут очень заняты их обучением. Через несколько минут он вернулся уже один.

– Все хорошо, парень, – проворчал он и хлопнул Грейдона по плечу. – Не думайте о Хуоне. Видите ли, мы не сражаемся с друг другом, как это сделали вы. Так дерутся урды. Я говорил Хуону, что вы не знаете наших обычаев, но… Ну, ему это нс понравилось. Кроме того, он горюет о Братстве и о Дорине.

– Можете сказать Хуону, чтобы он шел к черту со своими обычаями. – Грейдон рассвирепел от обиды. – Когда приходится встретиться с такой скотиной, как Лантлу, я дерусь и зубами, и когтями и нс придерживаюсь никаких ограничений. Теперь я понимаю, почему Лантлу бил его. Он занимался делом, в то время как Хуон, вероятно, размышлял, как бы повежливее сказать ему, что он собирается драться.

– Значительная часть этой речи была произнесена на вашем родном языке. – Регор ухмыльнулся. – Но смысл ее я понял. Возможно, вы и правы, но Хуон есть Хуон. Не тревожьтесь. Когда вы снова с ним встретитесь, у него уже асе пройдет.

– Меня, черт возьми, не… – яростно начал Грейдон.

Регор отвесил ему еще один дружеский шлепок и вышел.

Все еще разгоряченный и негодующий, Грейдон упал на скамью и приготовился ждать вызова. Стены комнаты были покрыты тонкими, ниспадающими от потолка до пола занавесами. Он встал и начал обход, прощупывая стены сквозь паутину. В одном месте рука не встретила сопротивления.

Грейдон раздвинул занавески и вышел в следующую комнату, залитую ярким дневным светом. Свет лился из окна, а за окном был балкон. Грейдон вышел на балкон.

Внизу лежал Ю–Атланчи.

Дворец был расположен высоко над городом. От нсго отходил вниз пологий откос. Откос между дворцом и озером походил на луг. Там не было деревьев, и он был голубым, словно зарос колокольчиками. Противоположный конец озера был ближе, чем полагал Грейдон – менее, чем в миле.

Грейдон видел пену водопада, ветер рвал се в клочья.

… Пещеры колоссов, – словно огромные глаза на коричневом лице пропасти. Отчетливо была видна фигура Женщины–лягушки. Зеленый камень, из которого она была вырезана, четко выделялся на коричнево–желтом фоне скалы. Видна была белая, изысканной формы статуя, которая охраняла пещеру смерти.

… Еще один колосс – вырезанный, казалось, из розового кирпича: фигура человека, завернутого в саван до самых пят, спрятавшего лицо в поднятых ладонях. И еще – колоссальная статуя одного из тех серых и безволосых обезьянолюдей.

Одни статуи были видны ясно, отчетливо, другие трудно были различить, они сливались по цвету с окружающими утесами.

Слева луг переходил в плоскую равнину. Равнина поросла редкими деревьями; она тянулась миля за милей, испещренная клетками маленьких хуторов индейцев. Дальше шла первая волна леса.

Справа был древний город. Сейчас, вблизи, он походил нс столько на город, сколько на парк.

Там, где город обрывался на краю примыкавшего к Дворцу заросшего цветами луга, на полдороге к озеру высилось необычное сооружение. Оно походило на громадную вертикально поставленную раковину. Основание раковины уходило глубоко в землю.

Ее изящные створки соединялись двумя широкими, сходившимися вместе дугами, которые раздвигались, образуя вход в сооружение.

Сооружение было обращено фасадом к Дворцу, и со своего балкона Грейдон мог видеть практически весь его интерьер.

Похожее на раковину здание было сооружено из какого–то напоминающего опал камня. И внутри него повсюду пылали радужными огнями мексиканские опалы – повсюду голубыми точками сияли звезды, похожие на те, которыми искрится черный опал.

Отражаясь от стен, лучи перекрещивались в центре сооружения, образуя нечто вроде туманного занавеса. Как у настоящей раковины, поверхность здания была вся в желобках. Желобки были нарезаны горизонтально и начинались в двух третях от вершины здания.

Это были идущие ряд за рядом каменные сиденья. В высоту здание достигало добрых трехсот футов, а в длину, вероятно, втрое больше. Грейдону захотелось узнать, для чего оно служит.

Он снова посмотрел на город. Если Лантлу и готовился к нападению, никаких свидетельств этому не было. По широким, огибающим озеро улицам спокойно двигались люди, шли по своим делам индейцы.

Сверкали драгоценными камнями носилки, которые несли на своих плечах индейцы. Маленький флот похожих на фелуки суденышек с ярко раскрашенными парусами скользил по водной глади. Не маршировали солдаты; нигде – и признака возбуждения.

Грейдон увидел груженых лам, шедших по улицам размеренным шагом; увидел пасущихся животных, похожих на маленьких оленей. За деревьями в цвету, за кустарником скрывались цокольные этажи дворцов, вытянутых в ниточку вдоль улиц.

Затем пришел вызов от Женщины–змеи.

Грейдон пошел вслед за посланцем. Они остановились перед занавешенной нишей.

Индеец коснулся висевшего на стене золотого колокольчика. Занавес раздвинулся.

Грейдон стоял на пороге просторного зала. Сквозь большие овальные окна лился солнечный свет. Стены были покрыты гобеленами с вытканными на них сценами из жизни змеиного народа. На низком возвышении, свернувшись кольцами в уютном гнездышке из подушек, лежала Мать Змей.

За ней, расчесывая ее волосы, стояла Суарра. Вокруг головы Матери был образованный солнцем серебряный ореол. Рядом, на корточках, в своей желто–красной мантии примостился Властитель Глупости. Когда Грейдон вошел, глаза Суарры засветились нежностью. Грейдон почтительно поклонился Адане, и отвесил низкий поклон одетому в пестрое Властителю.

– Вам идет голубой цвет, Грейдон, – детским голосом сказала Женщина–змея. – Конечно, вы не так красивы, как люди Старой Расы, но Суарра в вашей красоте не сомневается.

Она лукаво взглянула на девушку.

– Я думаю, он очень красив, – сказала Суарра, нисколько не смущаясь.

– Ну, я и сама нахожу его интересным, – прощебетала Адана. – За все эти столетия люди Ю–атланчи сделались немного скучными. Подойдите, садитесь рядом, дитя мое.

Она показала на стоявший возле нее длинный невысокий куб.

– Возьмите подушку, хотите – две, усаживайтесь поудобнее. А теперь расскажите мне о вашем мире. О ваших войнах и богах не надо: они те же самые, что и сто тысячелетий назад. Расскажите мне, как вы живете, как развлекаетесь, на что похожи ваши города, как вы путешествуете, что познали.

У Грейдона было ощущение, что приказ, пожалуй, касается слишком обширной области, но он сделал все, что было в его силах. Закончил он почти через час, чувствуя, что безобразно перемешал небоскребы и кино, железные дороги и речные суда, больницы и радио, телевидение, астрономию, искусство и телефоны, микробиологию, высокомощную взрывчатку и дуговые лампы.

Он попался в ловушку на электронной теории и безнадежно увяз в болоте теории относительности. Он жадно глотал воздух и вытирал мокрый лоб. Кроме того, для описания многих вещей он не смог найти слов на языке аймара и вынужден был использовать английские термины.

Адана, казалось, легко понимала его, прерывала редко и только чрезвычайно точно поставленными вопросами.

Грейдон был уверен, что Суарра безнадежно отстала в следовании за логикой его повествования.

Точно так же он был уверен, что Властитель Глупости не отстал в понимании ни на шаг. Некоторое удивление у Женщины–змеи, казалось, вызвали самолеты и телевидение и очень заинтересовали небоскребы, телефон, мощная взрывчатка и электрическое освещение.

– Очень отчетливая картина, – сказала она, – и поистине удивительный прогресс за… Кажется, вы сказали – за сто лет, Грейдон. Скоро, надо полагать, вы разделаетесь с некоторыми вещами, в которых вы отстали: научитесь получать свет из камня, как это делаем мы, извлекать свет из воздуха. Я очень заинтересовалась вашими летающими машинами. Если Нимир победит, они смогут прилететь, подняться над Ю–Атланчи и – добро пожаловать! Если он не победит, тогда мне придется придумать средства, которые отобьют охоту к подобным посещениям. Да, я не настолько очарована вашей цивилизацией, чтобы позволить ей распространиться здесь. Прежде всего, мне думается, что у вас слишком быстрый прогресс во внешней области и слишком медленный – во внутреннем мире. Мысль, дитя мое, не так могущественна, как любая из названных вами физических сил, но лучше поддается контролю, поскольку вы порождаете ее внутри себя. Похоже, вы никогда не задумывались над ее объективностью. Когда–нибудь вы обнаружите, что настолько глубоко погребены под вашими машинами, что не способны найти дорогу наружу, или обнаружите, что они управляют вами, а вы – беспомощны. Но зато, я полагаю, вы верите, что внутри вас есть нечто бессмертное, которое, когда придет время, может перейти в совершенно иной мир. Так?

– Многие верят, – ответил Грейдон. – Я не верил, но обнаруживаю, что мое неверие поколеблено, поскольку я кое–что видел в пещере Лица; поскольку некий сон, который я видел, пока спал у ручья, как выяснилось, оказался не сном; и поскольку, наконец, была шепчущая Тень.

Если в человеке нет ничего, кроме тела, тогда что все это было?

– Вы думали, что то, что вы видели в Пещере, была та самая бессмертная часть меня? Вы на самом деле так думали?

Улыбаясь, она вытянулась вперед.

– Но это же слишком по–детски, Грейдон. Безусловно, моя эфирная сущность, если она у меня есть – не просто мое призрачное подобие. Это было бы, по меньшей мере, столь же удивительно, сколь и прекрасно. А различия… о, несомненно, были бы отличия! Я – женщина, Грейдон, и мне бы очень захотелось попытаться сделать свою внешность более очаровательной.

Позднее, еще до того, как он ушел, Грейдон вспоминал, как внимательно всматривалась в него Женщина–змея, говоря это. Если она подозревала, что у него были какие–то сомнения, какие–то возражения, то ее удовлетворило то, что она обнаружила в его мозгу. Или не обнаружила.

Она рассмеялась, а гротом сделалась серьезной.

– Ничего из вашего тела на мой приказ не выскакивало. Возле ручья нас связала моя мысль. Она сократила расстояние между нами точно так же, как вы с помощью познанных вами физических сил проникаете через любые препятствия и видите то, что находится далеко от вас. Я вас видела, но мне захотелось дать вам возможность увидеть меня тоже. Точно так же я мысленно увидела вторжение Лантлу во Дворец. Когда–то мы, существа Более Старой Расы, могли послать нашу видящую мысль хоть на край света, даже туда, куда не могут проникнуть ваши машины. Но я использовала мое могущество так мало, и с той поры прошло так много времени, что теперь я могу послать мысль не далее рубежей Ю–Атланчи. А что касается Нимира…

Она заколебалась.

– Ну, он овладел странным умением. В некоторой степени – первопроходец. Что представляет собой Тень, я не знаю, но я не верю, что она какая–то бессмертная, как вы считаете, Грейдон. Ах да, душа. Это – не душа Нимира! И все же все должно иметь свое начало. Возможно, Нимир – первый, кто создал душу, кто знает. Но если это так, почему она так слаба? По сравнению с тем, что представлял собой Нимир в телесном воплощении, Тень слаба. Нет, она – какой–то результат мыслительной деятельности, эманация того, что когда–то было Нимиром, которого мы заточили в Лице. Могу допустить, что она – лишенный тела разум, способный управлять атомами, из которых состояло тело Кадока. Но бессмертная душа? Нет!

Она отрешенно замолчала, погрузившись в задумчивость, а затем сказала:

– Но что касается видящей мысли – это я умею. Я покажу вам, Грейдон. Я пошлю свой взгляд туда, где вы видели корабль, и ваш взгляд будет сопровождать мой.

Она приложила ладонь к его лбу, задержала ее там и надавила. У Грейдона было чувство, что он летит, вращаясь, через озеро, сквозь утесы: то же странное ощущение, которое он испытал, когда думал, что бестелесный, он присутствует во Дворце.

Сейчас ему казалось, что он в тускло освещенной пещере стоит возле корпуса корабля.

Грейдон видел его загадочные очертания.

Корабль был покрыт пылью. И так же быстро он вернулся в зал, где находилась Адана.

– Вот видите, – сказала она. – Ничего из вас не выходило. Просто вы стали видеть дальше, вот и все.

Она взяла серебряное зеркало и благодушно посмотрелась в него.

– Прекрасно, дочь, – сказала она. – Теперь завей меня.

Она прихорошилась перед зеркалом и отложила его.

– Грейдон, об этом размышляли издавна. Часто я спрашиваю себя: «Что есть я, Адана?» – и никогда не нахожу ответа. Никто из моих предков ни разу не вернулся, чтобы поговорить со мной, и никто из Старой Расы. Разве не странно, что если за этой жизнью следует другая жизнь, то почему ни любовь, ни горе, ни сила разума, ни сострадание не могут перекинуть мост через разделяющую их пропасть? Подумайте о бесчисленных миллионах, умерших с тех пор, как человек стал человеком. Среди них были исследователи дальних рубежей, бросавшие вызов неизвестным опасностям, чтобы вернуться с известиями об удаленных странах. Были великие авантюристы и искусные хитрецы; и мудрецы, которые искали истину не для самих себя, а чтобы распространить ее среди своего народа; мужчины и женщины, любившие так сильно, что им казалось, что они могут проломить любую преграду, вернуться и сказать: «Смотри, я существую! Не горюй больше»; были пылкие священники. Огонь их веры сиял, словно маяк для их паствы. Если бы они могли вернуться и сказать: «Смотрите, то, что я говорил вам, была правда. Более не сомневайтесь, сострадательные люди, чье призвание – облегчать ношу, утешать страдание.» Почему они не вернулись, восклицая: «Смерти не существует!» От всех них не донеслось ни слова. Почему они молчали и молчат? Однако, это ничего не доказывает. Если бы доказывало, мы были бы избавлены от мучительных дум. Но это ничего не доказывает, потому что, видите ли, Грейдон, мы вращаемся вокруг нашего Солнца, а оно – одна из множества звезд, обладающих собственными вращающимися вокруг них мирами, а за этой вселенной – другие скопления солнц, мчащиеся, как и наше, сквозь космическое пространство. Не может быть, чтобы Земля была единственной во всех вселенных планетой, на которой существует жизнь. Если рассмотреть это во времени – планеты, обладающие жизнью, должны существовать как в неопределенно далеком прошлом, так и в неопределенно далеком будущем. Да, но за все прошедшие неисчислимые тысячелетия ни один пришедший из другого мира корабль не бросил якорь на нашем, ни один аргонавт не проплыл между звездами, возвещая, что жизнь – везде. Разве у нас больше доказательств, что в этих видимых нами галактиках существует жизнь, чем что она продолжает существовать в каком–то таинственном невидимом мире, а смерть – лишь ведущая туда дверь? Но ваши мудрецы, отрицающие загробную жизнь, поскольку никто оттуда не вернулся, не стали бы отрицать жизнь на других планетах из–за того, что никто с далеких звездных берегов не пришел к нам. Они говорят, что о загробной жизни ничего не известно, ну так ничего не известно и о других планетах! И все же, если есть то, что вы называете душой, то откуда она появляется и когда и как попадает в наше тело? Были ли обезьяноподобные создания теми, с кого началось возникновение души, или первыми были те ваши предки, которые выползли на четвереньках из океана, где они жили раньше? Когда впервые появилась душа? Есть ли она только у человека? Есть ли она в женской яйцеклетке или в семени мужчины, или в незавершенном виде в них обоих? Если нет – когда она попадает в матку матери? Или ее вызывает первый крик новорожденного младенца? Вызывает – откуда?

– Время безмятежно и неторопливо стремит свой поток, словно могучая река, – сказал Властитель Глупости. – Поток пересекает трещины, откуда поднимаются пузыри. Это есть жизнь. Некоторые пузыри плывут по поверхности чуть дольше других. Некоторые пузыри большие, а некоторые – маленькие. Пузыри всплывают и лопаются. Высвобождают ли они, взрываясь, некую бессмертную сущность? Кто знает?

Женщина–змея снова посмотрелась в серебряное зеркало.

– Что касается меня, то я не знаю, – деловито сказала она, – Суарра, дитя мое, ты великолепно причесала меня. И хватит рассуждений. Я – существо практичное. То, о чем нам следует побеспокоиться в первую очередь, – это не дать Нимиру и Лантлу взорвать пузыри, которыми являемся мы сами.

– Есть одно, чего я опасаюсь: что Нимир устремит свои помысли на орудия власти и могущества, которые находятся в той пещере, где оставлено судно, найдет способ овладеть ими. Поэтому вам, Суарра и Грейдон, придется сегодня вечером пойти туда. Возьмите с собой пятьдесят эмеров, чтобы принести мне то, что я хочу забрать из этой пещеры. Далее. Есть еще кое–что, что вы должны будете сделать в этой пещере, а затем быстро вернуться обратно. Грейдон, встаньте с этого куба.

Грейдон повиновался. Мать Змей открыла ящик и вынула оттуда толстый, выточенный из кристалла стержень, длиною в ярд. Стержень был, по–видимому, полый: внутри него пульсировала узкая полоса фиолетового пламени.

– Это, Грейдон, я дам вам, когда вы отправитесь в путь, – сказала она. – Обращайтесь с ним осторожно, поскольку от него могут зависеть жизни всех нас. После того, как эмеры возьмут груз и выйдут из пещеры, вы сделаете с ним то, что я вскоре вам покажу. Суарра, на корабле есть маленький ящик. Я покажу тебе, где он находится. Ты должна будешь принести его мне. До того, как вы поместите стержень на место, возьмите из древних сокровищ все, что вам понравится, но не мешкайте.

Она нахмурилась, глядя на бьющееся пламя.

– Мне поистине жаль! Но пусть сейчас большая утрата, чем позднее – утрата во много крат большая. Суарра, дитя мое, следуй за моим взглядом.

Девушка выступила вперед и встала в ожидании рядом с Матерью. Она была спокойна, и это говорило о том, что она не в первый раз предпринимает подобное путешествие. Женщина–змея также, как раньше с Грейдоном, приложила ладонь к ее лбу. Она на долгие минуты задержала ладонь, потом убрала руку. Суарра улыбнулась ей и кивнула.

– Ты видела! Ты точно знаешь, чего я хочу! Ты будешь помнить!

Это были не вопросы. Это были команды!

– Я видела. Я знаю. Я буду помнить, – ответила Суарра.

– Теперь, Грейдон – вы, чтобы не произошло ошибки, и чтобы вы смогли сделать свое дело вместе и быстро.

Мать коснулась его лба. Со скоростью мысли Грейдон снова оказался в пещере.

Один за другим вспыхивали в сумраке предметы, которые хотела получить Мать.

Грейдон точно знал, где находится каждый из них и как добраться к нему. Знал так, что забыть было невозможно.

Сейчас он находился на корабле в богато обставленной каюте и видел маленький ящик, который должна будет взять Суарра. А теперь он стоял со странным приспособлением – какой–то серебристый металл и кристаллы. Формой аппарат походил на огромную, имеющую толстое дно чашу.

Вокруг обода чаши были шары, похожие на те, что в систруме, но в десять раз большие. Шары не трепетали, словно капли ртути. Это были неподвижные шары. Внутри кристалла, образующего корпус чаши, лежало озерцо фиолетового пламени. Оно тоже было неподвижным: не пульсировало, как пламя, заключенное в жезле. Вглядевшись внимательнее, Грейдон увидел, что чаша накрыта крышкой из какого–то прозрачного, словно воздух, материала и что под этой крышкой озерцо пламени находится, как в плену. Точно в центре чаши, утопая в пламени, был установлен полый металлический цилиндр. Перед глазами Грейдона выступили туманные очертания жезла. Он увидел, как жезл резко ткнулся в цилиндр и услышал голос Женщины–змеи. Голос шептал: «Вы обязаны это сделать».

Грейдону подумалось, что даже при легчайшем прикосновении шары задрожат, фиолетовое пламя начнет пульсировать.

Жезл исчез.

Начался обратный полет Грейдона во Дворец. Он летел, вращаясь, но был остановлен на полдороге. Он ощутил знакомый ужас, как тогда, когда был прикован к скамье возле агатового трона.

Красный свет ударил ему в глаза.

Вокруг плавали ржаво–черные частицы.

Он снова находился в пещере Тени, а на троне, обратив к нему безликое лицо, сидела Тень.

Страшный пристальный взгляд исследовал душу и разум Грейдона. Тиски разжались. Грейдон услышал шепчущий Смех…

… Он вновь находился в комнате Матери Змей. Он дрожал и задыхался, словно человек, вымотавшийся после бега.

Рядом с ним была Суарра. Он сжимал ее руки. Она смотрела на него с ужасом. Женщина–змея стояла выпрямившись. Впервые на ее лице Грейдон увидел изумление. Властитель Глупости был уже на ногах и протягивал свой красных посох к Грейдону.

– Боже! – Грейдон всхлипнул и, чтобы не упасть, схватился за Суарру. – Тень! Она поймала меня!

Внезапно он понял, что произошло. В то короткое мгновение, когда Тень схватила его, она прочла его мысли, словно открытую книгу, точно узнала, что он высматривал в пещере Утерянной Мудрости, точно узнала, что хотела забрать оттуда Мать, узнала, что задумала Мать.

Сейчас Тень спешно готовилась нанести ей полное поражений. Грейдон сказал об этом Женщине–змее.

Она выслушала. Глаза ее сверкали, голова раскачивалась в горизонтальной плоскости, словно змеиная. Она шипела!

– Если Нимир действительно, как он полагает, прочел его мысли, значит он также прочитал, что Грейдон должен отправиться туда вечером, – спокойно сказал Властитель Глупости. – А поэтому им следует выйти в путь сейчас же, Адана.

– Вы правы, Тиддо. Сам Нимир пойти туда не сможет, по крайней мере, в теперешнем своем виде. Что он будет делать, я не знаю, но он что–то замыслил. Вы говорите, он смеялся, Грейдон? Ну, что бы он ни придумал, осуществление плана займет у него время. Он должен кого–то призвать к себе на помощь. У нас хорошие шансы обогнать его. Суарра, Грейдон, вы выходите немедленно. Вы – с ними, Тиддо.

Властитель Глупости кивнул. Его глаза блестели.

– Мне бы хотелось еще раз испытать силу Нимира, Адана, – сказал он.

– И Кон. С вами должен пойти Кон. Суарра, дитя, позови Регора, пусть он соберет воинов.

Когда Суарра вышла, чтобы позвать Регора, Мать Змей передала кристаллический стержень Властителю Глупости.

– Нимир сильнее, чем я полагала, – серьезно сказала она. – Эта шепчущая Тень оставила на вас свою мету, Грейдон. Вы слишком впечатлительны, чтобы доверить вам этот ключ. Это рискованно. Ключ использует Тиддо. Вытащите из–за рукава мой браслет и наденьте его снаружи. Если вы почувствуете, что оказались в пределах досягаемости Тени, быстро всмотритесь в фиолетовые камни и подумайте обо мне. Дайте–ка его сюда.

Она взяла у него браслет, дохнула на драгоценные камни, прижала их ко лбу и вернула браслет Грейдону.

Через полчаса они вышли в путь. С ними просился пойти Регор: он доказывал, бушевал и чуть ли не плакал, но Женщина–змея запретила. Отряд повел Властитель Глупости. Он нес как кристаллический стержень, так и свой красный посох. За ним следовал Грейдон, по одну его сторону – Кон, по другую – Суарра; сзади – полсотни эмеров из дворцовой охраны. Отряд шел к пещере Утерянной Мудрости.

21. ПЕЩЕРА УТЕРЯННОЙ МУДРОСТИ

Они шли другим коридором, не тем, который привел их во Дворец. Этот был выше и шире. На этот раз Властитель Глупости не порхал, как птица. Он шагал с целеустремленным видом, будто нетерпеливо стремился на назначенное рандеву. От прикосновения красного посоха Тиддо дверь открылась. Они вступили в пещеру Утерянной Мудрости.

Этот коридор выходил в пустую часть пещеры – ту, которую когда–то пересек Грейдон. Запечатанные семью печатями сокровища змеиного народа и древних жителей Ю–Атланчи лежали перед ними.

Ни следа Повелителя Тьмы, ни следа его приверженцев – людей ли, человекоящеров. В пещере, похоже, никого не было. Тускло мерцали кристаллы.

Неверным блеском светились металлы и сверкали драгоценные камни. Загадочные механизмы, предназначенные для неизвестных целей, отбрасывали тени в тусклом свете.

Сперва они взяли два кристаллических диска. С близкого расстояния Грейдон разглядел на них детали, неразличимые на картине, изображавшей первобытное болото.

Диски были величиной в двадцать футов и имели форму линзы.

Толщина линзы в центре равнялась ярду.

Линзы были полые. Внутри линзы, посередине, располагался диск четырех футов в ширину, цвета свернувшегося молока, похожего на лунный свет. По краям свешивались бесчисленные нити, тонкие, как волосы Женщины–змеи, и такие же серебристые. Нити перепутались друг с другом, что делало их похожими на огромную мелкую паутину.

По ободу большого диска в правильной последовательности располагались с дюжину маленьких линз, сделанных из какого–то материала лунного цвета. Исходившие из центра волокна собирались этими линзами в миниатюрные пучки. Диски покоились на основании из серого металла. Эти основания походили на полозья, как у салазок. Нижний край полозьев был погружен в глубокие выемки. Полозья поддерживали линзы в вертикальном положении.

Индейцы достали длинные ремни и под руководством Властителя Глупости привязали их к полозьям. Потом, по–прежнему под наблюдением Властителя, они потащили их и выволокли в проход. Когда диски благополучно переместились туда, Властитель, как показалось Грейдону, испустил вздох облегчения. Потом он пощелкал Кону, и человек–паук отправился вслед за эмерами.

– С этими дисками лучше быть настороже, – сказал Властитель Глупости. – Они – наше наиболее сильное оружие. Я приказал Кону проследить, чтобы они были доставлены прямо к Адане. Теперь вы вдвоем соберите остальное, что она хочет получить. Я пойду расставлю охрану.

Он скрылся во мраке пещеры.

Разделив оставшихся индейцев между собой, Суарра и Грейдон быстро занялись своим делом. Главным объектом их внимания были ящики. Некоторые были такие маленькие, что их мог унести один человек, а вес других заставлял поднапрячься четверых. Семь серебряных шаров, украшенных символами, тоже были в перечне Женщины–змеи. Грейдон изумился, обнаружив, что они легкие, как пузыри, и катятся по полу от одного взмаха руки. Наконец работа подошла к концу, с ними был теперь лишь один индеец, и осталось только забрать с корабля ящик.

Корабль покоился на металлической опоре. С его борта свисала веревочная лестница, по которой вскарабкался Грейдон, а вслед за ним и Суарра. Грейдон удивился, как ухитрились древние доставить этот Ковчег из своей страны к этому месту, да еще протащили его через горную цепь. Потом он вспомнил, что Суарра говорила ему, что тогда гор еще не было и что в те давно прошедшие дни океан был ближе.

Однако внести этот корабль в пещеру – а он был длиной в добрых триста футов – можно было только с помощью механизмов удивительной мощности. И непонятно – каким образом корабль сохранялся в течение столетий, предшествовавших возникновению цепи–барьера? Судно было сделано из твердого дерева, твердого, почти как металл. Оснастка была, как у шхуны.

Мачты – короткие и толстые и, что было очень странно, без рей.

Грейдон уловил на корме слабый голубой блик и увидел там один из больших дисков, но не прозрачный, как другие, а глубокого лазурно–голубого цвета.

Грейдона заинтересовало: не от этого ли диска исходит сила, приводящая корабль в движение? А если так, то зачем тогда мачты?

Палуба, если не считать диска и приземистых мачт, была пуста. Теперь Грейдон вспомнил, что корабли, изображенные на стене в пещере с картинами, имели высокие мачты. Он не видел там судов, подобных этому. Что ж, возможно, такие корабли были на картинах, находившихся на разрушенных стенах.

Он внимательно осмотрел пещеру. Властитель Глупости желто–красным пятном стоял возле этого странного приспособления – чаши, содержащей озерцо фиолетового пламени. Он стоял неподвижно и прислушивался, держа кристаллический стержень над полым цилиндром.

– Грейдон, – позвала из открытого люка Суарра, – поторопись!

Вглубь, в темноту, уходила соединенная на шпунтах аппарель, и Суарра без колебаний, словно молодая газель, вприпрыжку сбежала по ней. За ней последовал Грейдон. Из светового конуса в ее руке струей вырывались светящиеся облака. Под ногами лежал шелковый ковер, толстый и пышный, словно июньский луг.

Впереди был ряд плотно закрытых низких овальных дверей. Суарра отсчитала нужную, подбежала к ней и распахнула. Их взорам открылась обширная, увешанная гобеленами каюта, явно предназначавшаяся для женщины. Какая из принцесс древней Ю–Атланчи, неисчислимые столетия назад бежавшая по взмученным морям от нашествия льдов, прихорашивалась перед этим зеркалом? Он взглянул на устроенное из шелковых подушек уютное гнездышко и понял. Рядом стояла Суарра, ее маленькая грудь вздымалась.

Грейдон увидел поблизости ящик и открыл его. Внутри была длинная нитка бус из драгоценных камней, похожих на великолепные сапфиры. Незнакомые светящиеся камни ослепительно сверкали собственным светом. Грейдон вынул нитку и обмотал ее вокруг черных, как ночь, волос Суарры. Камни сверкали в волосах, словно плененные звезды. Еще в ящике была книга с тонкими и гибкими, как папирус, металлическими страницами.

Она походила на древний церковный служебник. В ней было множество картинок, на полях – неизвестные символы – записи змеиного народа.

Грейдон сунул книгу в тунику и плотнее перетянул пояс, удерживающий находку.

Его взгляд остановился на фиолетовых камнях браслета: они пылали, они предупреждали его! Суарра, любовавшаяся собой в серебряном зеркале, тоже увидела это.

– Быстрее! – крикнула она. – На палубу, Грейдон!

Они взбежали по аппарели как раз вовремя, чтобы увидеть, как Властитель Глупости ткнул кристаллическим жезлом в озерцо фиолетового пламени.

Мгновенно из чаши вылетел достигающий потолка пещеры столб пламени цвета аметиста. Пламя было гладкое, округло–ровное, будто вырезанное резцом скульптора. Когда оно взметнулось, раздался продолжительный, похожий на вздох звук, словно первое дыхание приближающейся бури. Столб залил пещеру светом более ярким, чем солнечный свет. Свет уничтожил перспективы, каждый предмет, казалось, прыгнул вперед, выступил, будто сбросив узы пространства, в собственных, присущих ему размерах. Эффекты, уменьшающие расстояние, исчезли.