Из песка и пепла Хармон Эми

Глава 6

Шива

Через два дня после того, как Италия вступила в войну, Камилло прервал занятия Евы и Феликса в музыкальной комнате. Еве хватило одного взгляда на отцовское лицо, чтобы у нее вспотели ладони, а сердце пустилось вскачь.

– Здесь сотрудники иммиграционной службы, – сказал Камилло мрачно. – Полиция. Carabinieri.

Феликс застыл с занесенным смычком и скрипкой, стремящейся к кульминационной ноте – ноте, которой ей уже не суждено было достичь. Затем в его чертах проступило смирение, плечи поникли, а руки безвольно вытянулись по бокам. Он аккуратно положил скрипку на банкетку и пристроил рядом смычок.

Они медленно спустились по лестнице, словно привязанные невидимой резинкой, которая с каждым шагом все настойчивее умоляла их вернуться в безопасность музыкальной комнаты, под защиту Баха и Паганини, к успокоительной рутине длинных нот и гамм.

Трое итальянских полицейских уже ждали в фойе. Фабия впустила их в дом и предложила чего-нибудь выпить. Она так и не свыклась с мыслью, что ей больше не полагается бросаться к двери по первому звонку, точно обыкновенной прислуге. Теперь она официально была хозяйкой дома, хотя сама горячо отрицала любые перемены. Для нее все осталось по-старому, а если Камилло считал нужным немного схитрить, так это было его дело. Дом по-прежнему принадлежал ему, а она по-прежнему была его экономкой. Обожаемой, да. Но экономкой.

– Феликс Адлер? – бодро спросил один из карабинеров.

– Это я, – ответил дядя Феликс устало. На лице его читалось почти облегчение, словно он давно готовился к этому визиту и был благодарен, что с ожиданием покончено.

– У нас ордер на ваш арест.

– Ясно. – Феликс кивнул и со странным спокойствием сложил руки за спиной. Сейчас он не походил ни на яростного маэстро, ни на меланхоличного философа.

– Но он гражданин Италии! – В отличие от шурина, Камилло не собирался сдаваться так просто. Он выглядел оглушенным, словно вина за происходящее каким-то образом лежала на его плечах. Сперва Отто. А теперь Феликс.

– Он еврей иностранного происхождения. Его гражданств аннулировано по законам 1938 года. – И полицейский предъявил Камилло стопку постановлений, щедро усыпанных печатями. В Италии любили печати.

– Для него сделали исключение, – упрямо возразил Камилло.

– Оно тоже было аннулировано. – Полицейский сложил бумаги и сунул их под мышку.

Камилло отшатнулся, как от пощечины, в лицо бросилась кровь.

– Как? Почему?

Этот вопрос карабинер оставил без ответа, повернувшись к Феликсу.

– Следуйте за нами, пожалуйста.

– Куда вы его забираете? – Голос Камилло дрожал от ярости.

– Это временное задержание. Потом его переправят в Феррамонти. Или в Кампанью, в Салерно. Куда-нибудь на юг.

– Но он останется в Италии? – спросил Камилло беспомощно, оглядываясь на Феликса, однако тот не проронил ни слова. Такое мгновенное смирение с судьбой выбивало из колеи не меньше, чем ордер на арест.

– Скорее всего. Не волнуйтесь. Мы не нацисты и не собираемся никого третировать. Но Италия на военном положении, а оно требует особых мер, вот и все. Простое интернирование. Вам нечего бояться, – заверил его карабинер. Заметив Еву, он выпятил грудь колесом и разулыбался, как будто она могла оценить знаки внимания в такую минуту.

– Вы не возражаете, если я соберу небольшую сумку? – поинтересовался Феликс вежливо. Еве оставалось лишь в ступоре смотреть на его бесстрастное лицо.

– Давайте, только побыстрее. У нас нет времени собирать все ваши пожитки, да и места для них тоже. Всем необходимым на первое время вас обеспечат.

Феликс понятливо кивнул и начал подниматься обратно на второй этаж. Офицер последовал было за ним, словно арестованные уже наделали шуму своими попытками к бегству, но остановился наверху лестницы, так и не решив, на кого ему смотреть – на Еву или на Феликса. Феликс тем временем зашел в свою комнату и, оставив дверь приоткрытой, начал громко выдвигать и задвигать ящики, чтобы никто даже не усомнился в его намерениях.

Звук выстрела донесся до них странно приглушенным и наполнил весь дом долгим блуждающим эхом, точно от захлопнутой двери. Несколько потрясенных секунд никто не двигался с места. Офицер, ждавший наверху, опомнился первым и опрометью кинулся в комнату, где скрылся его арестант. Остальные замерли внизу, не сводя глаз с выступающего над коридором балкона и ожидая объяснений. Но вместо них раздался вопль, а затем поток отборных итальянских ругательств вперемешку с молитвами к Богородице.

Камилло пустился бежать, преодолевая по две ступени зараз, – прыть, которой Ева за ним прежде не замечала. Камилло Росселли не унижал себя бегом. Ева сразу же бросилась следом, но, прежде чем она смогла хотя бы заглянуть в дядину комнату, отец преградил ей путь и дрожащими руками удержал снаружи.

– Подожди, Ева, – велел он. – Дай я зайду первым.

Офицер появился на пороге, бледный как полотно, с блестящей от пота верхней губой. Он решительно захлопнул за собой дверь, будто здесь больше нечего было обсуждать.

– Он мертв, – сообщил полицейский. – Выстрелил себе в голову.

Несмотря на сухость тона, горло его ходило ходуном, точно офицер боролся со рвотными позывами. Натягивая фирменную черную фуражку, он впервые избегал смотреть Еве в глаза. Она тут же оттолкнула его с дороги и ворвалась внутрь, в по-мужски аскетичную комнату, полную запахов сапожной ваксы, кофе и крема для бритья. Но теперь к ним прибавился еще один запах. Крови. Крови и чего-то едкого, в чем Ева позже научилась узнавать порох.

– Ева! – Отец схватил ее за локоть и утянул обратно. Но не раньше, чем она увидела багровую лужу, которая, словно живое существо, расползалась по мозаичному полу из-под гардероба.

Оставленный в одиночестве, Феликс Адлер зашел в шкаф, закрыл дверцу и спокойно покончил с собой.