Последние часы. Книга I. Золотая цепь Клэр Кассандра

– Что-то я не вижу Анну, – заметил он слегка удивленным тоном. Корделии даже показалось, что эта фраза прозвучала слегка враждебно. Может, Мэтью заподозрил, что она, Корделия, запихнула хозяйку в чайник?

– Она у себя в спальне, – ответила Корделия, постаравшись принять холодный и неприступный вид.

– Одна? – уточнил Мэтью.

– Мэтью! – крикнула Анна из соседней комнаты. – Не болтай глупости.

Мэтью подошел к слегка приоткрытой двери спальни, прислонился к косяку и заговорил с Анной. Видимо, его не волновало, услышит его слова Корделия или нет.

– У меня сегодня был просто сумасшедший день, – жалобно произнес он. – Татьяна Блэкторн оклеветала Джеймса, а мой чертов старший братец целиком и полностью на ее стороне. Несмотря на все это, Джеймс смылся на свидание с Грейс. Я пришел к тебе с целью выпить и попытаться забыть о том, что мой парабатай постоянно творит глупости. – Он взглянул на часы. – Но к полуночи я должен явиться на Флит-стрит.

Анна появилась из спальни в живописном наряде: в черной бархатной куртке, таких же брюках и белой шелковой сорочке с галстуком. На шее у нее болтался монокль, сапоги были начищены до блеска. Глядя на них с Мэтью, трудно было решить, кто из них будет больше уместен на картинке в журнале «Панч», изображающей представителей современной золотой молодежи.

– Кошмарная история, – Анна поцокала языком. – Так мы идем?

– Конечно, – ответил Мэтью. – Корделия, встреча с вами была неожиданной, но приятной.

– Можешь не прощаться, – усмехнулась Анна, доставая белые перчатки. – Корделия поедет с нами. Ведь именно за этим я и пригласила ее сюда.

– Я думала, что вы хотите выпить чаю в моей компании! – удивилась Корделия.

– Никто никогда не ходит в гости лишь затем, чтобы выпить чаю, – заявила Анна. – Чай – это предлог для осуществления неких тайных намерений.

– Анна, Корделия – приличная молодая леди, – напомнил Мэтью. – Вряд ли она захочет рисковать своей репутацией, показываясь в обществе жителей Нижнего Мира и всяких изгоев.

– Корделия хочет стать героем, – сообщила Анна. – Нельзя стать героем, сидя дома и вышивая сэмплеры[20]. – Глаза ее сверкнули. – Я присутствовала сегодня на заседании Анклава, а ты – нет. Я знаю, как именно члены Анклава реагируют на текущую ситуацию, и считаю, что наши лидеры не в состоянии ни помочь тем, кого ужалили ядовитые твари, ни предотвратить очередное кровопролитие.

Когда Мэтью заговорил, в его голосе чувствовалась детская растерянность.

– А я думал, Барбаре уже лучше. Томас сказал…

– Безмолвные Братья погрузили раненых в сон, – вмешалась Корделия, которая слышала последние новости от Алистера. – Они надеются, что это поможет выздоровлению, но…

– Надеяться и искать решение – это разные вещи, – перебила ее Анна. – Конклав настаивает на том, что это была спонтанная атака демонов, и что они явились в наш мир не при свете дня, а в тот момент, когда солнце было скрыто за плотными облаками. В Риджентс-парк отправлены патрули.

– Она не была спонтанной, – возразила Корделия. – В парке находились простые люди, но демоны не тронули их.

– А кроме того, демоны появились прежде, чем тучи скрыли небо, – добавил Мэтью. – Когда Пирса укусили, солнце еще светило вовсю.

– Вижу, до вас дошла суть проблемы, – заметила Анна. – Несколько членов Анклава, включая моих родителей, указали собранию на эти несоответствия, но большинство предпочитает думать о недавнем нападении как о рядовой атаке, ничем не отличающейся от прежних. А не как о чем-то новом и необычном.

– Значит, вы считаете, что это нечто новое, – сказала Корделия.

– Я в этом совершенно уверена, – подтвердила Анна. – А когда некая новая сверхъестественная сила угрожает Лондону, кто первый узнает об этом? Существа из Нижнего Мира. Я собираюсь расспросить кое-каких знакомых. В прежние времена у Конклава имелись связи среди Верховных Магов, лидеров кланов вампиров и вервольфов. А также с Королевой Благого Двора. – Она раздраженно тряхнула головой. – Я понимаю, дядя Уилл и тетя Тесса сделали все, что могли. Но Сумеречные охотники в свое время недостаточно серьезно отнеслись к этим союзам, ничего не сделали ради поддержания хороших отношений с магами, и теперь Анклаву остается полагаться исключительно на себя.

– Я понял, – воскликнул Мэтью, и глаза его снова сверкнули. – Значит, мы отправляемся в Адский Альков.

– Мы с Мэтью время от времени посещаем богемный салон в особняке, принадлежащем Верховному Магу Лондона, – пояснила Анна. – Его зовут Малкольм Фейд.

– Малкольм Фейд? – переспросила Корделия. Она кое-что слышала об этом чародее. Обычно Верховных Магов крупных городов избирали, но иногда какой-нибудь могущественный маг просто присваивал себе этот титул. Малкольм Фейд появился в Лондоне в начале века и объявил, что станет Верховным Магом, потому что Рагнор Фелл добровольно покинул этот пост, а Магнуса Бейна никто не видел уже несколько месяцев.

Люси пребывала в полнейшем восторге от этой новости, особенно после того, как Фейд нанес визит в Институт, чтобы поболтать с Уиллом и Тессой. Она рассказывала, что у него волосы цвета соли и фиалковые глаза, была влюблена в него почти целую неделю и не могла писать Корделии ни о ком и ни о чем, кроме него.

– Каждый житель Нижнего Мира, который хоть чего-нибудь стоит, посещает вечера в этом особняке, – говорила Анна. – Настало время заняться тем, что мы умеем делать лучше всего.

– Напиваться? – предположил Мэтью.

– Очаровывать, – поправила его Анна. – Задавать вопросы. Пытаться разузнать как можно больше. – Она протянула молодому человеку руку, затянутую в перчатку. – Ну-ну, давай же, поднимайся, Мэтью. Твой экипаж внизу?

– В твоем полном распоряжении, – кивнул Мэтью. – Вы уверены, что хотите пойти с нами, Корделия? Если ваша матушка узнает, будет скандал.

Корделия не дала себе труда ответить и на пути к двери наклонилась за Кортаной. Солнце село, ночь была сырой и довольно прохладной. У тротуара ждала коляска с гербами Консула на дверцах; на козлах с бесстрастным видом сидел один из слуг Консула, темноволосый человек средних лет. Кто-то оставил на ступенях крыльца охапку роз со срезанными головками. Эванджелина. А может быть, другая девушка?

– Так что же это за салон, расскажите подробнее, – попросила Корделия, когда Мэтью подал ей руку, чтобы помочь забраться в карету.

Разумеется, она слышала о салонах – домах, где знаменитости, могущественные и родовитые люди собирались для того, чтобы говорить об искусстве и поэзии. Ходили разговоры о том, что на таких вечерах творились и менее пристойные вещи, что в укромных уголках и тенистых садах парочки назначали друг другу свидания.

Анна и Мэтью забрались в коляску вслед за Корделией, причем Анна небрежно отстранила протянутую руку Мэтью.

– Единственный в своем роде, – сообщила Анна, откинувшись на спинку сиденья, обитого черным бархатом. – Там бывают самые известные представители Нижнего Мира.

Карета, едва тронувшись, набрала приличную скорость.

Анна продолжала:

– Возможно, о ком-то из них вы слышали. Некоторые не заслуживают своей репутации, а репутация других незаслуженно скромна.

– Никогда не думала, что существа Нижнего Мира интересуются живописью и поэзией, – заметила Корделия. – Но, с другой стороны, почему бы и нет, верно? Это мы, Сумеречные охотники, далеки от искусства. Мы не творческие люди.

– Почему же не творческие? – возразил Мэтью. – Просто нам с детства внушают, что это не наше дело, что нам не следует опускаться до ерунды, занимающей простых. Не путайте подчинение запретам с природным отсутствием талантов.

– А вы творите, Мэтью? – спросила Корделия, глядя ему прямо в лицо. – Вы рисуете, пишете красками, сочиняете стихи?

– Люси пишет, – сказал Мэтью, и глаза его превратились в два темных озера. – Мне казалось, она иногда посылает вам свои произведения.

– У Люси свои проблемы, – ответила Корделия. – Она ничего не говорит, но я знаю: она очень боится. Возможно, рано или поздно она вынуждена будет бросить литературу потому, что она – Сумеречный охотник. Считается, что это должно быть для нее важнее всего остального. – Она помолчала немного. – А что означает «Адский Альков»?

Глаза Анны мерцали в полумраке. Она ответила:

– Официальные собрания академиков и выдающихся писателей в Париже всегда контролировали мужчины, но салоны – это мир, в котором царствуют женщины. Одна известная аристократка принимала друзей-художников в своем алькове, в пространстве между кроватью и стеной. Скандальное местечко. С тех пор кружки людей искусства, где главенствует женщина, неофициально называют «альковами».

– Но мне показалось, вы говорили, что хозяин этого салона – Малкольм Фейд.

– Ему принадлежит здание, – уточнила Анна. – А что касается лица, которое им руководит… вы скоро сами все увидите.

Корделия не любила долго ждать ответов на свои вопросы. Она вздохнула и взглянула в окно.

– Куда мы едем?

– На Бервик-стрит, – сообщила Анна и подмигнула. – Это в Сохо.

Корделия плохо знала Лондон, но слышала, что Сохо – район, облюбованный представителями богемы. Здесь обитали беспутные писатели и голодающие художники, социалисты без гроша в кармане и начинающие музыканты, а с ними соседствовали мелкие лавочники, торговцы, обнищавшие аристократы и дамы с дурной репутацией.

Все это звучало очень заманчиво и волнующе; и еще Корделия знала, что мать никогда бы не позволила ей посещать подобный квартал.

– Сохо, – едва слышно повторила она, когда колеса экипажа загремели по узкой, темной улочке, вдоль которой тянулись рыночные лотки. В тусклом свете керосиновых ламп можно было различить лица торговцев, которые болтали друг с другом или спорили о цене с покупателями, перебиравшими потрескавшуюся фарфоровую посуду и подержанную одежду. Джентльмены – нет, вряд ли этих людей можно было назвать джентльменами, подумала Корделия – прямо на улице примеряли пальто и пиджаки, а их жены щупали материал и делали замечания по поводу фасона. Мясник распахнул двери своего заведения и торговал кусками мяса при свете газовых фонарей.

– Все это протухнет еще до утра, дорогая, – объяснила Анна, перехватив озадаченный взгляд Корделии.

Пекари и бакалейщики тоже развернули бурную деятельность. Карета проехала мимо маленького кафе и ярко освещенного паба «Голубые Столбы».

– Это здесь, – сказала Анна, и экипаж остановился. Они спрыгнули на мостовую и очутились на перекрестке Бервик-стрит и тесного переулка под названием Тайлерс Корт, ведущего куда-то в темноту. Вокруг смеялись и кричали люди, пахло жареными каштанами.

Пошептавшись о чем-то с Мэтью, Анна скрылась в переулке, и ее высокая фигура, одетая в черное, сразу слилась с тенями. Корделия осталась наедине с Мэтью. Шляпа его съехала набок, и он задумчиво рассматривал девушку.

Корделия огляделась, читая вывески. В дверях маячили женские силуэты. Она вспомнила голос матери: «Падшая женщина, ну, ты понимаешь». Как будто девушка просто споткнулась и потеряла равновесие. Корделия попыталась представить себе, каково это. Целоваться с мужчинами за деньги, и не только целоваться…

– О чем вы думаете? – спросил Мэтью.

Корделия сделала над собой усилие и отвела взгляд от женщины с нарумяненными щеками, которая улыбалась прохожему в мешковатой одежде рабочего.

– А что такое «гранильные работы»? – спросила она, не потому, что ей это было интересно, но потому, что ей на глаза попалась вывеска «А. Джонс, Гранильные работы», и еще потому, что присутствие Мэтью ее нервировало.

– Здесь высекают на камне разные лапидарные формулировки, – ответил Мэтью, – чтобы сохранить их в веках. Например, мудрые изречения: «мы только прах и тень». Или, наоборот, всякую чепуху, вроде слов, которые срываются у меня с языка.

Корделия кивнула на вывеску.

– Они продают фразы?

– Они продают предметы, на которых вырезаны фразы, – пояснил Мэтью. – Например, можешь обратиться в эту лавку, если нужно выгравировать на обручальном кольце слова любви. Или вырезать слова сожаления и печали на своей могильной плите. Я лично планирую выбить у себя на надгробии что-нибудь возвышенное.

– Ты меня удивляешь, – улыбнулась Корделия. – Я вся внимание.

Мэтью воздел руки к небу, и лицо его озарил свет вонючих керосиновых ламп.

– Возможно, это будет нечто простое, вроде: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»[21]. Но нет, вряд ли это изречение во всей полноте передает свет, который я несу в жизнь близких и друзей, и печаль, которую они испытают, когда светильник угаснет. Может быть:

Мэтью повысил голос, и когда он закончил декламировать, в толпе, собравшейся у входа в «Голубые столбы», раздались аплодисменты. Мэтью опустил руки, и как раз в этот момент из переулка вернулась Анна.

– Прошу тебя, хватит болтать всякую ерунду, – бросила она. – А теперь идемте, нас ждут.

«Стояла глухая ночь, и в чаще леса царила кромешная тьма. Прекрасная Корделия неслась на белоснежном скакуне по извилистой тропе, посеребренной светом молодой луны. Ее блестящие локоны, отливающие золотом, развевались за спиной, а на ослепительно прекрасном лице застыло выражение железной решимости.

Внезапно она вскрикнула. Впереди на тропе, словно из-под земли, возник черный жеребец. Она придержала поводья и, резко остановившись, ахнула от неожиданности.

Это был он! Тот человек из гостиницы! Она узнала его лицо, тонкие черты, сверкающие зеленые глаза. У нее закружилась голова. Что он делает здесь, среди ночи, в одной лишь белой рубашке и облегающих брюках?

– Клянусь преисподней, – произнес он с сарказмом. – Меня предупреждали, что дамы в этой округе действуют весьма стремительно, но я не думал, что этот эпитет следует воспринимать буквально.

Корделия прикусила губу. Какое хладнокровие!

– Сделайте милость, сэр, посторонитесь и позвольте мне проехать! У меня срочное дело, от успеха которого зависит множество жизней!»

Люси добралась до конца предложения – а также ленты для пишущей машинки – и в восторге принялась аплодировать собственному таланту. «Сделайте милость, сэр, посторонитесь и позвольте мне проехать!» Корделия при любых обстоятельствах сохраняет присутствие духа! Сейчас между героиней и прекрасным разбойником проскочит искра; ведь в действительности перед нею был сын герцога, несправедливо обвиненный в преступлении и вынужденный добывать себе пропитание на большой дороге. Все это было невероятно романтично…

– Мисс Эрондейл? – произнес у нее за спиной чей-то негромкий голос.

Люси, сидевшая у окна за своим письменным столом, в изумлении обернулась. После наступления сумерек она забыла зажечь колдовской огонь в комнате. И сейчас оказалось, что прямо посередине полутемной спальни стоит мужчина.

Она взвизгнула. Ничего не произошло, она взвизгнула снова, схватила аккуратную стопку только что отпечатанных листов, лежавших рядом с пишущей машинкой, и швырнула ее в неподвижную фигуру.

Незнакомец отскочил в сторону, но недостаточно проворно. Рукопись настигла его, рассыпалась и превратилась в белый бумажный водопад.

Люси взялась за настольную лампу, и когда неизвестный бандит попал в круг света, она, наконец-то, смогла разглядеть его как следует. У мужчины были черные волосы, совершенно прямые – полная противоположность кудрям ее брата, вечно пребывавшим в беспорядке. Зеленые глаза пристально смотрели на девушку из-под темных ресниц.

– Значит, вот что имеют в виду, когда говорят «литературное произведение поразительной силы», – холодно произнес Джесс после того, как последние листы с шуршанием опустились к его ногам. – Неужели это было необходимо?

– Я могу точно так же спросить: неужели было необходимо без предупреждения появляться в моей спальне? – недовольно воскликнула Люси, скрестив руки на груди. Сердце у нее бешено колотилось от волнения, что ее саму несколько удивило. Она не боялась призраков, и их появление было для нее вполне обыденным явлением. Джессамина часто возникала в комнате Люси; она обожала разглядывать наряды девушки, извлеченные из гардероба и разложенные на постели перед каким-нибудь выходом, и давала непрошеные советы по поводу моды и стиля. Люси было почти десять лет, когда она сообразила, что большинство девочек не могут похвастаться назойливой подружкой из мира духов. Розамунда и Пирс Уэнтворты тогда здорово посмеялись над нею.

Джесс тем временем подобрал с пола лист рукописи и, сосредоточенно наморщив лоб, читал текст.

– Слишком часто встречается слово «прекрасный», – заметил он. – По крайней мере, трижды на одной странице. То же касается прилагательных «сверкающий» и «золотой».

– Не помню, чтобы я спрашивала у тебя совета, – огрызнулась Люси, поднимаясь со стула. Слава Богу, она успела переодеться к обеду, иначе призрак застиг бы ее в пеньюаре. Иногда она забывала одеться, если на нее снисходило вдохновение, и слова сами собой слетали с пера. – Как называлась последняя прочитанная тобой книга?

– «Большие надежды», – сразу же ответил он. – Я же говорил тебе, что много читаю.

Он присел на краешек кровати Люси – но тут же вскочил, залившись румянцем. Люси это позабавило, и она перестала сердиться.

– Призрак, соблюдающий правила приличия. Это уже интересно.

Джесс мрачно взглянул на девушку. У него действительно очень интересное, необычное лицо, подумала она. Черные волосы и зеленые глаза составляли резкий контраст с мертвенно-бледной кожей – подобно черным деревьям в заснеженном лесу. Писатели обращают внимание на подобные вещи, ведь описания играют большую роль в художественном произведении.

– Вообще-то, я пришел к тебе с определенной целью, – заговорил призрак.

– Ах, у тебя есть еще какая-то цель, помимо того, чтобы застичь меня врасплох, посмеяться надо мной и полюбоваться моим унижением? Я очень рада!

Джесс не удостоил эти слова ответом.

– Моя сестра и твой брат договорились тайно встретиться сегодня поздно вечером…

– О, клянусь Ангелом! – И Люси с размаху опустилась на край кровати. – Это кошмар, это просто ужасно, ужасно неприлично!

Но Джесс не успел открыть рот, чтобы ответить: дверь спальни неожиданно распахнулась, и на пороге появился встревоженный отец.

– Люси? – воскликнул он. – Ты кричала? Мне показалось, я слышал твой голос.

Люси вздрогнула и приготовилась к неизбежному, но выражение голубых глаз отца не изменилось – в них отражалось лишь легкое беспокойство и любопытство. Он действительно не видел Джесса.

Джесс взглянул на девушку и пожал плечами, словно желая сказать: «А я тебе говорил». Как же он сегодня ее раздражал!

– Нет, папа, – как можно спокойнее произнесла она. – Все в порядке.

Он заметил разбросанную по ковру рукопись.

– Творческий кризис, Лулу?

Джесс приподнял бровь и одними губами произнес: «Лулу?»

Люси подумала: интересно, может ли человек в буквальном смысле умереть от унижения? Она не смела бросить взгляд в сторону Джесса и вместо этого смотрела прямо в лицо отцу. Он по-прежнему казался озабоченным.

– Папа, что-то случилось?

Уилл отрицательно покачал головой. Люси не помнила, когда у него на висках появились белые нити, но в последнее время серебристых прядей в черных волосах стало больше.

– Очень давно, много лет назад, – заговорил он, – именно я предупредил Конклав о приближении страшной неведомой угрозы. Угрозы, к борьбе с которой мы были совершенно не готовы. А теперь я и есть Конклав, но по-прежнему не могу убедить окружающих в том, что необходимо предпринять серьезные шаги, а не просто отправить в парк несколько патрулей.

– Они действительно ничего больше не желают делать?

– Твоя мать надеется найти ответ в библиотеке, – вздохнул Уилл, рассеянно проводя рукой по волосам. Тыльные стороны кистей были покрыты шрамами. Эти шрамы остались после битвы с демонами, которая произошла еще в бытность Люси маленькой девочкой. – Твой дядя Джем считает, что Спиральный Лабиринт магов содержит некие полезные для нас сведения.

– А ты что думаешь? – спросила Люси.

– Я думаю, что в мире всегда найдутся те, кто не теряет бдительности, не выбирает легкие пути и ищет истину, – ответил Уилл с улыбкой. Люси догадалась, что улыбка эта неискренняя и предназначена для того, чтобы ее успокоить. – Ну а сейчас мне нужно идти в библиотеку. Мы с матерью застряли на разделе «А» книги «Необычные демоны». Кто бы мог подумать, что в Шри-Ланке водится тварь, похожая на червя, которая зовется Аардшак?

– Наверное, Корделию бы это не удивило, – заметила Люси. – Она весь мир объездила. – Девушка нахмурилась. – Как ты считаешь, с моей стороны ужасно эгоистично беспокоиться о том, что все эти события задержат нашу церемонию парабатай? Я чувствую, что после этого должна стать лучше как Сумеречный охотник. Ведь ты сам, ты стал более искусным Охотником после того, как вы сделались побратимами с дядей Джемом?

– Да, я стал лучше и как Сумеречный охотник, и как человек, – подтвердил Уилл. – Всем, что есть во мне самого лучшего, я обязан Джему и твоей матери. Я хочу лишь одного: чтобы твоя дружба с Корделией была подобна нашей с Джемом дружбе. Эти отношения оказали определяющее влияние на всю мою жизнь. Но мне бы очень хотелось, чтобы вы никогда не расставались.

Люси знала, что в молодости ее родители совершили великие подвиги, что среди нефилимов о них ходят легенды, но они слишком много страдали. Люси уже давно пришла к выводу о том, что переживать приключения в реальной жизни – это довольно-таки неприятно. Гораздо лучше сочинять о них книги; писатель управляет ходом событий и может сделать приключения не слишком печальными и не слишком страшными… пожалуй, лишь немного, для интриги.

Уилл вздохнул.

– Ложись спать, fy nghariad bach[23]. Надеюсь, завтра нашим больным станет лучше.

Когда дверь за отцом закрылась, Люси оглядела полутемную комнату. Где же призрак?

– Ну что ж, это было интересно, – раздался задумчивый голос Джесса.

Люси резко обернулась и гневно уставилась на юношу, который успел переместиться на подоконник. Лицо его было белым, как свежевыпавший снег, на нем четко выделялись черные линии бровей. Фигура Джесса не отражалась в стекле, и за спиной у него темнел пустой прямоугольник окна.

– Тебе просто повезло, потому что я не рассказала ему о твоем появлении, – сердито ответила она. – Он бы мне поверил. А если бы он узнал о том, что в комнату его дочери пробрался посторонний парень, он нашел бы способ оторвать тебе руки и ноги, даже не видя тебя.

Это сообщение не особенно встревожило Джесса.

– Как он тебя назвал? Ну, перед тем, как уйти?

– Fy nghariad bach. По-валлийски это означает «моя дорогая». «Моя любимая доченька».

Она вызывающе взглянула на Джесса, но тот, судя по всему, и не думал смеяться над нею.

– Моя мать о нем часто говорит, – объяснил он. – Я не думал, что он на самом деле такой.

– Какой – «такой»?

Джесс пристально смотрел куда-то мимо Люси.

– Моего отца не стало еще до моего рождения. Когда я умер, то подумал, что, может быть, встречу его, но этого не случилось. Мертвые уходят далеко, в иную страну. Я не могу последовать за ними.

– А почему?

Люси как-то раз спросила Джессамину о том, что происходит с человеком после смерти, но Джессамина ответила, что не знает этого, что призраки обитают в некоем «чистилище», а не в царстве мертвых.

– Потому что я не могу покинуть ваш мир, – сказал Джесс. – Когда восходит солнце, я проваливаюсь во тьму и снова прихожу в себя лишь после заката. Если и существует жизнь после смерти, я ее не видел и ничего не знаю о ней.

– Но ты можешь говорить с сестрой и матерью, – настаивала Люси. – Они должны понимать, насколько все это странно. И они хранят твое присутствие в тайне? Грейс никогда не рассказывала об этом Джеймсу?

– Нет, – покачал головой Джесс. – Но Блэкторны привыкли хранить секреты. Я лишь благодаря случайности узнал о том, что Грейс сегодня вечером встречается с твоим братом. Я видел, как она писала Джеймсу письмо, но она меня не заметила.

– Ах да, тайное свидание, – усмехнулась Люси. – Ты боишься, что ее репутация погибнет?

К немалому раздражению Люси, репутация молодой леди являлась очень хрупкой вещью. Девушка, которую застигли наедине с джентльменом, считалась погибшей. Мать всегда утверждала, что порядочный джентльмен поступит честно и женится на леди, вместо того, чтобы обречь ее на вечное одиночество и презрение общества, даже если он ее и не любит, но Люси никогда не была в этом до конца уверена. А если джентльмен не предлагал руку и сердце, то ни один мужчина из светского общества больше не смотрел на такую девицу. Она могла распроститься с надеждой выйти замуж. Люси подумала о Евгении.

– Еще чего, чтобы я волновался из-за такой чепухи, – обиделся Джесс. – Ты ведь, без сомнения, слышала рассказы о моем предке Бенедикте?

Люси приподняла бровь.

– Ты о том, который заразился демоническим сифилисом и превратился в огромного червяка, и которого убили мой отец и дядья?

– Я боялся, что твои родители сочтут эту историю неподходящей для юной особы, – улыбнулся Джесс, – но вижу, что опасения мои были напрасными.

– Они рассказывают про это каждое Рождество, – самодовольно произнесла Люси.

Джесс слез с подоконника. Люси не могла удержаться, чтобы не взглянуть в зеркало над туалетным столиком – она видела там только свое отражение. Девушку в пустой комнате, которая разговаривает сама с собой.

– Дед Бенедикт погряз в черной магии, – продолжал призрак. – А его отношения с демонами… – Он содрогнулся. – После его смерти в оранжерее остался цербер. Его обязанность – охранять нашу семью.

– Тот самый демон, которого Джеймс видел в оранжерее? Но он же убил эту тварь. Той ночью члены Анклава обыскивали поместье, но ничего не нашли.

– Это был не простой цербер, а гибрид, его скрестили с каким-то демоническим растением, – говорил Джесс. – Когда его убивают, он разбрасывает вокруг стручки, на первый взгляд безобидные. Но через несколько часов стручки лопаются, и из них вылупляются новые церберы. Сейчас они уже превратились во взрослых особей.

Люси стало холодно.

– И чего ты боишься?

– Грейс покинула дом без ведома матери – более того, ослушалась ее прямого приказа. Новорожденные церберы обязательно почувствуют это. Дед в свое время сделал так, чтобы существование демонов было подчинено лишь одной цели: защищать членов его семьи. Они выследят Грейс и вернут ее домой, – объяснил Джесс.

– Но почему ты так уверен в этом? Почему новорожденные демоны должны выполнять волю Бенедикта, которого давно нет на свете?

– Я прочитал об этом в бумагах деда, – грустно сказал Джесс. – Он хотел создать породу полностью покорных ему демонов, которые перед смертью порождают новых демонов, наследующих все воспоминания и инстинкты «родителя». Поверь мне, я никогда не думал, что его план действительно сработает. Дед совершенно спятил. Но к тому моменту, когда я понял, что происходит, было слишком поздно.

– Но… – Люси запнулась. – Они могут причинить вред Грейс?

– Нет. Церберы считают ее одной из Блэкторнов. Но если кто-то из Эрондейлов… если твой брат будет с нею, они сочтут его врагом. Он убил их предка в оранжерее. Они нападут на него, а в одиночку ему будет нелегко справиться со стаей демонов-церберов.

Джеймс будет не просто один, подумала Люси; она сомневалась в том, что он вооружен.

– А твоей матери об этом известно? Вряд ли ей хотелось бы, чтобы на территории ее поместья жил демон…

– Мать терпеть не может других Сумеречных охотников, и не без причины. Мне кажется, она всегда чувствовала себя в безопасности под охраной цербера, живущего в оранжерее. – Джесс вздохнул. – Но, честно говоря, я не уверен в том, что она знает о новорожденных демонах. Я сам догадался о том, что произошло, только когда увидел, как они покидают поместье. Но, будучи призраком, я, естественно, не мог их остановить. – В голосе его прозвучал бессильный гнев. – Я даже не сумел найти мать, чтобы предупредить ее.

Люси покачала головой и опустилась на колени перед сундуком, стоявшим в ногах кровати – там хранилось ее оружие. Она откинула крышку, и в воздух поднялись клубы пыли. Внутри были разложены кинжалы, ангельские клинки, ножи, цепи, дротики и прочие предметы вооружения, аккуратно завернутые в бархат.

Джесс бесшумно возник рядом с ней.

– Демоны-церберы – серьезные противники. Возможно, тебе понадобится подкрепление.

– Я как раз думала об этом, – ответила Люси, извлекая из сундука небольшой топорик. – А ты в это время чем займешься?

– Попробую найти мать и отправить ее следом за Грейс. Она может приказать церберам оставить Джеймса в покое, и те ее послушаются. У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, где моя сестра могла назначить свидание?

Люси взяла из сундука мешок с кинжалами и ангельскими клинками и закинула на плечо.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь этого?

– Нет. Я не смог прочесть письмо до конца, – пробормотал Джесс. – Как тебе кажется, ты сумеешь их найти?

– Постараюсь, уж не сомневайся. – Люси поднялась, сжимая в руке топор. – Позволь мне кое-что тебе сообщить, Джесс Блэкторн. Возможно, у твоей матери и есть причина ненавидеть Сумеречных охотников, но если ее ручные демоны хотя бы оцарапают моего брата, на мое сочувствие она может не рассчитывать. Я забью ее до смерти ее же собственной шляпой.

С этими словами она распахнула окно, взобралась на подоконник и бесшумно исчезла в ночи.