Тропа ведьм. Слезы навий Геярова Ная
По страницам проходят серебристые волны, открывая новую картину.
Аглая стоит в книжном магазине, она любит читать. А вот и книга, она давно хотела купить. Но та в руках другой девушки. Аглая вздыхает. Жалко. Громкая трель сотового, девушка откладывает книгу, начинает разговаривать, отворачивается. Аглая берет книгу в руки и довольная идет к кассе, расплачивается и выходит, у дверей слышит, как девушка спрашивает такую же.
«Извините, это был последний экземпляр», – извиняющийся ответ.
Серебристые волны.
Нечаянный взмах рукой, и любимый мамин цветок слетает с полки. Земля рассыпается по зеленой дорожке. Аглая в ужасе закрывает глаза. Открывает – горшок без единой трещины стоит на полу. Дорожка чиста.
Волны.
Игнат улыбается ей, в лунном свете блестят его глаза. Нежные. Прижимает ее к себе. Аглае хорошо.
«Я провожу до квартиры».
«Не надо», – смущается. Это их первое свидание. Так не хочется расставаться. Он осторожно касается губами ее щеки. Он еще близкий и родной. Она отходит, оглядывается. Его нет. Пустота.
От этой картины ее бьет ознобом.
И снова все меняется перед взором.
Высокие деревья. Мрачная топь. Ника смотрит испуганными глазами: «Не бросай меня!»
«Не брошу!»
Аглая ползет за ней и слышит, как дышит в спину жуткая тварь. Хранитель вязи. Тянется к ним носом, тыкается и вдруг отшатывается, скрывается в чаще. А следом хрипящие иноходцы. Взгляд пса скользит по болоту и не видит их.
Волны перелистывают страницы.
«Решишь искупаться, не ходи одна. Вы мне живые нужны».
Тимир. Аглая сжала кулаки. Не пропадай. Не исчезай, видение.
Глаза у него темные, уставшие. Лицо напряженное.
А за спиной мавки смотрят на нее. И что-то в их взглядах пугливое. Шлепают по воде и уплывают.
– Тимир, – шепчет, протягивая к видению руку, но парень блекнет, исчезает в серебристой волне. Зато отчетливо видна подплывшая к берегу мавка.
«…Извела меня кручина…» – тягучий голос.
– Подколодная змея, – глотая навернувшиеся слезы, повторяет Аглая. – Догорай, моя лучина…
Нет, это не Тимир спугнул мавок. Они увидели, почуяли, кто она. Они вспомнили!
Аглая похожа на бабушку, мама всегда это говорила. Это мавкам бабушка пела песню.
Аглаю начало трясти.
Она постаралась оторвать взгляд от страниц рукописи. И не могла, тело застыло каменным изваянием, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. А волны все перелистывали и перелистывали историю, волнуя воздух. И вокруг Аглаи поднимался сизый туман. И ничего в нем не видно, кроме раскрытой рукописи и серебристых букв на желтых от времени листах. Они, сложенные в непонятные символы, вспыхивали и тут же пропадали.
Дар – вот он!
В тумане проявились, начали кружить вокруг синие тени древних ведьм. По ногам потянуло холодом. Послышался шум бора над головой. Менялись листы. И пропадали с них слова и история, будто ее и не было.
«Смотри, смотри…»
«Смотри, запоминай…» – шепот навий.
Аглая уже не в Храме. Шумят от ветра деревья. Совсем рядом пронзительно ухнула сова. Вороны испуганно хлопают крыльями и кричат возмущенно.
«Ты, ты, твоя история, твой дар». – Навьи метались, дрожали их призрачные тела.
Книга под Аглаиными руками светилась мягким светом.
«Смотри, запоминай. Смотри, внимай!..»
Тепло. Тянет травой и ягодой.
Дождик. Летний, слепой. По сенцам. Крап-крап. А она лежит на свежевыкошенном и смотрит в щели толстых балок, прикрывающих крышу амбара. А потом босиком по влажной траве до дома. Там уже бабуля крынку с молоком на стол поставила и хлеба свежего. Запа-ах!
Бабушка с улыбкой на худощавом лице, зеленые глаза ясные, без старческой мути. Морщинки только у глаз. Синий платок прикрывает уложенные в косу седые волосы.
– Бабушка! – Аглая потянула руки в объятия старушки. – Бабуля!
– Девочка моя, Аленька! – Тепло.
– Почему ты не сказала?
Бабушка вздыхает. Горько. Судорожно. Гладит Аглаю по щекам дрожащей ладонью. И пахнет от нее травами и земляникой. А на щеки Аглаи падают капли. Дождь начинается. Она стоит босиком на влажной траве у домика. Серого, покосившегося.
– Бабушка!
– Не плачь, Аленька. Слушай! Слушай меня!
– Мне страшно!
– Не бойся, девочка моя. Ничего не бойся…
И на траве рядом с Аглаей появляется крынка молока и ломоть хлеба. Запашистого, белого, по зажаристой корочке сбегают капли дождя. Аглая протягивает руки.
– Ешь.
Она откусывает, жует.
– Пей, все пей. Весь дар. До капли.
Аглая опрокидывает в себя крынку и пьет. Захлебываясь.
Пальцы обдало жаром, крынка выпала из рук, жар разливался по венам. Усталость многовековая, будто шапка, накрыла с головой. Рукопись отпускала, пропадали видения, туман рассеивался. Осталась только влажная земля. Аглая не сразу поняла, что она уже не в Храме. И не было рядом привидевшейся бабушки, а крынка была. Все еще наполовину полная.
«Пей. Все пей…»
Аглая прильнула губами к краю. И вовсе уже не парное молоко, а горькое, обжигающее горло зелье.
«Пей! Все до капли!»
Аглая прикрыла глаза. От питья стучало в висках и кружилась голова. Дар лился в тело, обжигал.
Аглая отшвырнула пустую крынку и заплакала, шепча то, что успела сказать бабушка.
Мохнатая лапа выхватила рукопись и одним рывком разодрала ее на части.
Аглая не поднимала глаз. Только губы шевелились в древнем ведовском заговоре, несмотря на склонившегося над ней беса.
Глава семнадцатая
– Где Аглая?
Тихон схватился за сердце, потом глянул на Стаса.
– Навьи-и-и-и… – протянул мертвяк.
Из груди Радомира послышалось рычание. Одним прыжком он пересек хату и выскочил за дверь.
– Аглая! – Крик разнесся по мертвой деревеньке.
– Нас отвлекли и увели ее, – сел, обхватив голову, Тихон.
– Ведьмы! – Святозар ударил кулаком по столу. – Теперь нипочем не сыщем. И клинок вон он, на лавке оставила.
Хорь упал с лавки и заломил лапы.
– Аглая!
Испуганно взметнулись с заборов вороны.
Святозар сел на лавку:
– М-да-а, дела. Вот и сходили к Храму.
Радомир вбежал в дом. Схватил плащ.
– Куда ты?
– К Храму, я эту нечисть, всю… подчистую!
Нежить закивала головой, стукнула себя в грудь.
– Идем, – хлопнул его по плечу Радомир. Но выйти они не успели.
В распахнутую дверь вплыл прозрачный силуэт.
Радомир, издав рык, бросился на него, замахиваясь мечом. Навья лишь усмехнулась, лезвие прошло насквозь, не причинив ей вреда. Зато рукоять покрылась колючим льдом. Охотник вскрикнул, отшвырнул оружие в сторону и схватился за раненую руку.
– Дурень, – шепнула мертвая ведьма, оглядела всех, устремила взгляд на хоря.
Тот замер, смотря в глаза мертвой ведьме. Навья подплыла к зверьку:
– Ты! Я покажу… Утес… Аглае нужна ваша помощь…
Хорек кивнул. Навья выпрямилась, глянула презрительно на остальных и выплыла из хаты.
– А чего это она с хорем разговаривала? С людьми мертвые ведьмы ладу не находят? – Радомир, все еще потиравший ладонь, с осторожностью поднял с пола меч. Покрутил, сунул обратно в ножны.
Тихон отвел глаза:
– С людьми… Она к своей обратилась.
– Что значит, к своей? – сощурил глаза Святозар.
– То и значит, дар в зверьке, – выдавил Тихон и тут же замахал руками. – Не о том думаешь, светлый глава. Ты слышал, что ведьма сказала?
Охотник сощурил глаза, недоверчиво покосился на хоря. Зверек стрельнул на главу темным глазом и бросился к двери.
– И то верно! – прикрикнул Святозар и рванул следом.
Ветви хлестали. Кусты цеплялись за одежду, вонзались в кожу. Жухлая трава скользила под ногами.
– Быстрее! – шепот навьи подгонял.
– Вы вперед бегите, – переводя дух, протянул Тихон и рухнул на колени. – Я так скоро не могу…
Святозар вскользь глянул на домового, схватил за шкирку так, что затрещал ворот, закинул на плечо. Тихон только охнул, отросшая бороденка хлопала по спине воителя. Оставалось лишь вытянуть руки и висеть мешком.
Где-то впереди рубил ветви направо-налево Радомир. Клял все и вся на чем свет стоит, прокладывая путь в заросших бурьяном дебрях. Слышен был только свист меча и хруст ветвей. Несколько раз подбегал к нему хорек, заламывал лапы и уносился далеко вперед. Снова возвращался.
– Да что ж я тебе, не тороплюсь? – отдувался Радомир.
Зверек поморщил нос и бросился вперед. Некогда всех ждать. Помощь нужна сейчас. Мелькала впереди навья, хмурилась, торопила.
«Быстрее, быстрее… – молоточками стучало в голове бежавшего хоря. – Э-эх, не успею!» Ловко перепрыгивал с дерева на дерево, лавируя меж густо сплетенными ветвями. Мелькал коричневый хвост, испуганные белки кинулись врассыпную. Проводила голодным взглядом росомаха, бросилась следом, но столкнулась нос к носу с шипящей навьей, взвизгнула и скрылась.
Деревья закончились внезапно, открыв поляну.
Травы легли, помятые тяжелыми лапами. Огромный бес стоял, внюхиваясь в землю. В стороне валялась разорванная рукопись с пустыми страницами. Запах Аглаи витал в воздухе. Ощетинившись и издав грозный визг, хорек бесстрашно бросился на беса. Тот медленно повернул громадную тушу и издал клокочущий смех. Расправил перепончатые крылья. Сморщенный поросячий нос громко втянул воздух, белые клыки блестели из-под приподнятой деформированной губы.
– Оборотка. А ты не мала, чтобы нападать на меня?
С ожесточением, не свойственным ему, хорек впился в трясущуюся от смеха лапу беса.
Навья, остановившаяся у края поляны, вскрикнула. Бес только зыркнул в сторону мертвой, и та пропала, испарившись.
Бес, взмахнув второй лапой, наотмашь ударил рычащего, беснующегося зверька. Отлетев на несколько шагов, хорек вскочил на лапы и вновь с ожесточением кинулся на врага. Слезы горя и ярости застилали ему глаза. Еще раз. Мимо. Снова за лапу. Удар. Смех беса приводил в неистовство. Тряхнув пушистым хвостом, хорь проглотил стоящий в горле ком. Снова прыжок. Смех прекратился, послышалось бульканье. Чудовище махнуло громадной мохнатой мордой и взвыло. Кинувшись на землю, оно яростно каталось, пытаясь оторвать от шеи маленького оборотня. Хорь сильнее сжимал пасть. Мелкие острые зубы продирались сквозь шерсть, ближе к горлу. Наконец бесу удалось ухватить юркое тело в тот самый момент, когда тонкие зубы прокусили вену. Кровь хлынула по шерсти. Густая, темная. Бес захрипел. Ему понадобился всего один удар. Хруст. Яркая боль свела тело хоря, еще хруст. В глазах потемнело, запрыгали серые блики, закрутилась перед глазами поляна, куда-то в сторону поплыли большие зеленые ели. Всего один удар для маленького тела. Хорек не выпускал шею противника. И тогда лапа рванула еще раз. Вой, короткий, болезненный, разнесся над поляной. Хорь дернул в агонии лапами, падая на стылую землю.
– Аглая! – И прикрыл залитые кровью глаза. Он не чувствовал вывернутых лап и переломанной спины. Сосны и ели подернулись кровавой пеленой и начали меркнуть.
«Аглая…» – Отблеск восходящего солнца яркой радугой вспыхнул в темных бусиничных глазах и погас. Бес рыкнул, подошел к затихшему зверьку и остановился, прислушиваясь. Хвоя хрустела под ногами двух крупных воинов. Летели в разные стороны щепки срубленных ветвей. Бес заворчал, кинул косой взгляд на неподвижного хоря, взмахнул кожистыми крыльями и пропал в вершинах елей.
Тихон рухнул на колени перед маленьким тельцем. Затряслись плечи. Рядом присел Стас. Всхлипнул, осторожно потрогал хорька. И снова всхлипнул, уже громче.
– Опоздали! – Домовой сокрушенно уронил голову, слезы растеклись по разом постаревшему лицу.
Святозар опустил руку ему на плечо. Его лицо было каменным, взор с яростью искал того, кто сотворил это с хорем. Он пытался разглядеть и второе тело. Носился по поляне разъяренный Радомир, впустую сотрясая воздух выкриками и ударами меча:
– Аглая!
Святозар, хмурясь, окинул взглядом поляну. Разорванная рукопись лежала недалеко. Поднявшись, он подошел к ней. Потрогал ногой. Пустые листы рассыпались прахом. Святозар чертыхнулся, отступая. Оглянулся. Радомир стоял, опустив горестно голову. Стас сидел рядом с Тихоном и скулил по-звериному.
Святозар еще раз огляделся. Помятая трава. Погибший хорек.
– Ее здесь нет.
Радомир не откликнулся. Стоял трясясь, не поднимая головы. Повис в руке меч. Святозар подошел, тряхнул его за плечи:
– Приди в себя, глава! Ты охотник или баба? Ее здесь нет! Зверушку жалко. Но Аглаи здесь нет!
Радомир будто и не слышал, раскачивался из стороны в сторону, причитая. Святозар со злостью выдохнул, развернул охотника к себе лицом и уже готов был врезать ему, приводя в сознание. Но тут теплый ветерок всколыхнул волосы. Святозар оглянулся, возглас удивления и поражения невольно вырвался из его уст.
Над Тихоном стояла Аглая. Она нежно гладила домового по плечу. Тот, обхватив ее за ноги, всхлипывал сильнее:
– Прости, Аглая, прости. А вот Талу мы не уберегли.
В глазницах Стаса зашевелилась пустота.
Пораженный Святозар отпустил не видящего ничего вокруг Радомира и направился к Аглае:
– Как ты выжила?
– Когда я почувствовала дыхание беса, дар уже был во мне, осталось только воспользоваться им. – Она грустно улыбнулась. – Не спрашивай больше, я все равно не сумею рассказать.
Она осторожно отодвинула от себя рыдающего Тихона. Глянула искоса на Радомира. Тот поднял голову, увидел Аглаю, в глазах вспыхнуло недоверие:
– Аглая!
– Останови его, – прошептала она.
Святозар встал на пути бросившегося вперед охотника. Тот рыкнул на него. Но встретил обнаженный меч.
– Не мешай ей.
Радомир сник. Стоял, замершим взглядом смотря на опустившуюся на колени перед хорем Аглаю.
– Стас, ты, как никто, ближе к смерти. Вправь ей кости.
Нежить кивнула и взялась за маленькое тельце.
– Что ты собралась делать? Он погиб с честью в бою, – нахмурился Святозар.
Аглая повернула голову, холодно смерила воителя взглядом:
– Я не собираюсь осквернять ее, но я вижу, что искра жизни еще не угасла в теле.
Святозар недоверчиво посмотрел на Аглаю.
Стас уверенными движениями вправлял зверьку кости.
– В вашем мире лекарем был? – поинтересовался Святозар.
– В моем мире он был хорошим человеком. А здесь… – Аглая вздохнула: – Знания эти посмертием даны.
– В смысле – не одного такого хоря разделал?
Стас бросил колючий взгляд на Святозара.
– Все, молчу. Вишь, и здесь пригодилось.
Нежить кивнула Аглае и отодвинулась. Аглая жестом приказала всем отойти. Подняла лежащую на земле палку и очертила вокруг зверька круг. Внутри вывела пятиконечную звезду. Оторвав кусок от подола, Аглая соорудила пентакль и опустилась перед маленьким тельцем на колени.
Слова, громкие и странные, начали вылетать из ее уст. Святозар и Радомир завороженно наблюдали, как пентакль в ее руке преобразился и, ожив, выпрыгнул из рук, начал прыгать по нарисованной звезде, с каждым новым прыжком ускоряя свой бег. И вслед ему поднимались волной земля и травы. Ожившая скачущая тряпочка остановилась, вспыхнула серебристым светом. Тот с каждой секундой разгорался сильнее, и вот уже вся звезда пылала холодным огнем. Языки пламени извивались, дрожали в такт с вознесшимся над полем голосом. Белые березы склонились. Сосны качались из стороны в сторону, роняя и разбрасывая вокруг пожелтевшие разом иглы. Птицы сбились в стаи и, звонко перекрикивая друг друга, кружили над трещавшей и пляшущей огненной стеной.
Смолкло все разом.
Стена начала медленно тускнеть, потом резко взметнулась ярким серебристым столбом и рассыпалась на мелкие гаснущие звездочки. Птицы взвились в рассветное небо и разлетелись по сторонам. Пентакль сверкнул огоньком и пропал.
– За всю свою долгую жизнь я никогда такого не видел, волшебство! – протянул пораженный Святозар.
Тихон и Стас широко раскрытыми глазами смотрели на то место, где была Аглая. А рядом с ней, слегка покачиваясь, сидела бледная знахарка Тала. Радомир очнулся первым, кинулся к ним. Подхватил обессиленную Аглаю, прижал к себе светлую русую голову. Святозар присвистнул:
– Да, дивные дела твои, ведьма.
Аглая попыталась отстраниться от главы. Он прижал ее сильнее.
– Нам пора идти, – высвобождаясь из крепких объятий, выдохнула Аглая.
– И то верно, нехорошее место! – поддакнул Святозар, помогая подняться знахарке.
– Надо же! – удивленно протянул, уже вынося ее с поляны. – А такой мелкий хорек был. Кто бы мог знать!
Тала покраснела и постаралась не смотреть главе нугорской стражи в глаза. Но крепче прижалась к могучей груди.
Под свист птиц и крик воронов они уходили из леса. И никто не увидел под низкими ветвями деревьев внимательно наблюдающего за ними беса.
Глава восемнадцатая
– Можно было сразу и двинуться, зачем время терять! – Святозар мрачно ходил по комнате.
Аглая толкла в чаше травы, собранные по дороге.
– Можно было. Но Тала слаба. Да и вы все уставшие.
– Тьфу! – сморщился Святозар. – Время уходит.
Аглая не ответила, продолжая заниматься зельем.
– А ты чего молчишь? – взъерепенился Святозар, хмуро глянув на охотника.
Радомир пожал плечами:
– А мне чего?
– И правда, – психанул Святозар. – Ты свою сердешную нашел, дальше все трын-трава!
Тихо застонала лежащая на полатях Тала, Святозар исподлобья глянул на нее, взгляд его смягчился, и уже себе под нос он пробубнил:
– Может, и верно, куда спешить… – И направился к выходу.
Глухо стукнула дверь. Аглая посмотрела воителю вслед и поднялась. Сунула чашу с зельем рядом сидящему Тихону:
– Воды холодной добавь. А как выпьет, пусть спит.
– А ты? – вскочил Радомир.
Она не ответила, вышла.
Стас сидел на пороге, мертвыми глазами смотря на блеклое солнце, почти невидимое за сумрачными облаками.
Аглая тронула его за плечо:
– Идем.
Он кивнул, поднялся и пошел за Аглаей.
К погосту шли молча. Стас ничего не спрашивал. А Аглая и не хотела говорить. Слишком уж тягостно было на душе от задуманного.
Остановились, только когда дошли.
Даже при дневном свете стояли у крестов неупокоенные души ведьм.
Аглая обвела навий взглядом, ища нужную ей. Одна подплыла совсем близко. Аглая протянула руку. Стас хотел было удержать ее, но, увидев странное выражение лица, отступил, остановился за спиной.
Губы Аглаи шевелились в немом вопросе. Навья, смотрящая ей в глаза, отвечала. Задумчиво.
– Умерла! – пустым голосом повторила Аглая, и по щеке поползла слеза.
И снова немой разговор. И столь же мрачные лица мертвых ведьм, обступивших их.
– Она ведьма! Жрице ведьма нужна была. Без нее в Обитель хода нет.
Навья согласно кивнула.
Аглая смотрела на нее: мертвенная бледность лица, выдающиеся скулы. Темные круги под глазами. Ведьма тяжко вздохнула, перевела взгляд на Стаса, покачала головой. Мрачно вздохнула и пропала. Остальные окружили новую ведьму, касались призрачными руками, шептались. Стас не слышал слов, но точно знал, Аглая их понимает и говорит, а они слушают. Вот несколько навий устремились в лес и вернулись, шепча что-то Аглае.
Она кивнула:
– Стас! Иди за ними, собирай то, что покажут.
Нежить с недоверием посмотрела на мертвых ведьм.
– Иди! – пустым голосом приказала Аглая, и он, горестно опустив голову, пошел.
Вернулся, когда солнце подходило к горизонту и стало совсем сумрачно.
Высыпал на землю ворох травы и листьев.
Аглая сидела в центре погоста, вокруг нее зиял черный круг, ведьмы витали над крестами. Услышав вернувшегося Стаса, кивком подозвала его к себе.
Он помотал головой, отказываясь. Странно это все было и страшно даже для него, мертвого. Аглая поднялась, подошла к вороху трав, собрала и отнесла в круг. Стас так и стоял у деревьев, не осмеливаясь подойти.
Навья вернулась, когда солнце село. Подплыла к Аглае, и по кругу прошел шелест голосов. Стас стоял у дерева, с тоской глядя на Аглаю. Ветер трепал ее распущенные волосы.
Стас отвернулся. Не было мыслей, их вообще не было с тех пор, как он увидел нависшие над ним глаза черного пса у болота. Воспоминания, как волны, накатывали и пропадали. Но иногда были особенно четкими.
Он не хотел бросать Нику. Он видел ее искаженное от ужаса лицо, перепачканное болотной жижей. Игнат тянул его за руку.
– Ни себя, ни ее не спасешь! – прошипел в ухо. И что-то щелкнуло. Страх? Наверное.
Он развернулся и побежал вслед за Игнатом и Риткой.
Да только убежали недалеко. Псы возникли внезапно, преграждая путь. Из оскаленных пастей вырывался глухой рык. С клыков капала слюна.
Ритка завизжала. В то же время из-за деревьев выступили двое. Огромный серый волк и такой же рыжий монстр с жуткой мордой. Уже позже Стас узнал, что перед ними появились волколак и бес. Но тогда… Это было просто страшно. Будто попали в оживший фильм ужасов.
– Они наши! – Голос беса шипел, волк обозленно хлестал себя по бокам хвостом.
