Хладные легионы Морган Ричард

Глава пятнадцатая

Рингил и Эрил посмотрели друг на друга. Их мечи с плащами и прочим остались в комнатах. Эскиат произнес негромко и беззаботно:

– Солдаты, значит.

Эрил демонстративно откинулся на спинку скамьи.

– И чего им надо, малый? Это Стража?

Мальчик покачал головой и опять облизал губы.

– Нет, милорды. Они наемники.

Во взгляде, который он устремил на двух клиентов, сквозила мольба. Война здесь закончилась не так давно. Стены Хинериона неплохо держались в битвах с Чешуйчатым народом, но последовавшие приграничные стычки между имперцами и Лигой обошлись местным дорого. Оттого все трактирщики в этих краях мудро считали, что от мундиров или номинальной преданности кому бы то ни было ничего не зависит: если видишь человека с оружием и шрамами, считай, перед тобой голодный дикий пес. Покорми и напои с опаской, веди себя так осторожно, словно несешь драконьи яйца, и никогда – никогда! – не становись между соперничающими стаями.

– Ладно, – сказал Рингил, вставая. – Сейчас мы выйдем и поговорим с ними. Переживать не о чем.

Выбираясь из-за стола, он на мгновение задался вопросом – пусть жалость к себе и была в его положении роскошью, – не обиделся ли демонически коварный Даковаш на смертного наглеца и не подставил ли его, нашептав план с приездом в Хинерион и вселив надежду, чтобы «колдуна-северянина» поймали тут, будто крысу, и швырнули в темницу, где он подохнет, вопя от ужаса.

Его пробрал озноб.

«Гребаная простуда…»

В главном зале, с его дымным воздухом и озаренным свечами мраком, он разглядел с полдесятка массивных фигур, рассеявшихся по всему помещению. Их силуэты украшали безошибочно узнаваемые выступы торчащего оружия у бедер и над плечами, а посетители таверны инстинктивно их сторонились. Один или двое лениво издевались над клиентами и обслуживающими их девушками. Чмокали губами и делали вид, будто что-то всасывают, пока служанки с подносами, нагруженными посудой, протискивались мимо, стоически терпя неизбежное щупанье. Громила, вооруженный боевым топором, подсел к каким-то бедолагам и обращался к ним с притворным дружелюбием и назойливыми замечаниями, которые требовали капитулировать с жалкой улыбкой либо оскорбиться и полезть в драку.

Проходя мимо, Рингил задел плечо наемника бедром с такой силой, что тот запнулся, не договорив, и чуть не упал, когда локти съехали со стола.

– Эй!

От неожиданности вопль оказался высоковат для грозного рыка. Но потом наемник вскочил с пугающей грацией умелого бойца, повернулся и, схватив Рингила за руку, рванул его обратно.

– Какого хе…

И осекся, встретившись взглядом с обидчиком.

Они находились достаточно близко, чтобы вонючее дыхание наемника осело на лице Гила – тот ничего не говорил, просто смотрел, – словно нечто вещественное, и он почувствовал, как смрад застывает, пачкая кожу.

На краткий миг показалось, что у него за спиной выросли черные крылья.

Наемник сдался. Опустил глаза, убрал руку. Отвернулся и пробормотал:

– Смотри, куда прешь.

– То же самое можно сказать и о тебе, Венж, – добродушно пророкотал знакомый голос. – Ты говорил, что во время войны служил в егерском полку. Разве там не учат постоянно следить за окружающим пространством или другой похожей ерунде?

Это был тот самый бритоголовый удалец из конторы охотников за головами. Он возник рядом с наемником, вооруженным топором, предостерегающе вскинув руку поперек груди товарища – жест выглядел в равной степени сдерживающим и защитным. Он был выше, чем Рингилу показалось во время того разговора; улыбался с уверенностью человека, привыкшего быть главным в любой комнате.

– Как дела, Шеншенат?

– Все, э-э-э, нормально.

– Я Клитрен. Из конторы охотников за головами.

Рингил напомнил себе о необходимости изображать ихельтетский акцент.

– Помню. Пришел за мной?

– Да, тут такое дело… – Охотник за головами дернул себя за изуродованное ухо. – Понимаешь, кое-кому из нас надоело ждать, пока Крепость вывесит список. Мы выдвигаемся на рассвете – посмотрим, удастся ли выманить эту бандитскую мразь из леса, а насчет имен побеспокоимся потом. Я подумал, вдруг ты захочешь присоединиться.

Из-за лихорадки Рингил соображал туго.

– Я?

– Ага. Я горжусь тем, что разбираюсь в людях со стальным нутром. Мы в чем-то похожи – тебе доводилось командовать. У тебя есть звание, опыт. Будем рады, если ты поедешь с нами.

– Э-э-э… – Рингил бросил взгляд на Эрила. Головорез из Болотного братства пожал плечами.

– Твой приятель может присоединиться, – быстро прибавил Клитрен. – Я не знал, что ты с компанией. Думал, придешь один. У тебя, знаешь ли, вид одиночки. Но этот малый, судя по всему, может постоять за себя. Мы и тебя приглашаем, друг.

Эрил склонил голову. Рингил ничего не сказал. Клитрен перевел взгляд с одного на другого.

Молчание затянулось.

– Итак, э-э-э, слушай сюда, – деловым тоном сказал охотник за головами. – Делим вознаграждение поровну – все, считая твоего приятеля, – плюс мы с тобой берем капитанскую десятину с того, что удастся захватить. Согласен?

Рингил сделал над собой усилие, поднес руку к подбородку и потер щетину, словно обдумывая предложение. Он тянул, сколько мог, хоть голова и шла кргом от перспективы на заре отправиться в погоню за самим собой.

– Да, – наконец проговорил он. – Ну, это. Приемлемо. Ставка. Ничего так. Значит, на рассвете?

– Ага. Собираемся у Пестрых ворот. Знаешь, как туда добраться?

– Да, я… Пестрые ворота. Конечно. – «Прекрати мямлить, Гил. Соберись, мать твою». – Это у восточной стены. Да.

– Так ты в деле?

Рингил кое-как взял себя в руки.

– Я там буду, да.

– Славно. – Охотник за головами окинул своих людей торжествующим взглядом. – Я вам говорил, ага? Имперец не упустит шанс подзаработать. Ну, Шеншенат, давай пожмем друг другу руки.

Рингил сжал загрубевшую ладонь мечника, собрав все силы и нацепив улыбку. Ответное пожатие Клитрена было лишь вполовину слабее укуса боевого пса.

– Вот об этом я и говорил. – Охотник за головами опять обращался скорее к товарищам, чем к Рингилу. – Старая добрая магия Альянса, прямо как во время войны. Теперь нас не остановить, да?

Другие его поддержали, но без воодушевления. Наемник с топором сердито молчал. Клитрену явно было плевать. Он отпустил раздавленную кисть Рингила и небрежно взмахнул рукой.

– Не обращай внимания на эту банду слабаков. Пришлось уговаривать их больше двух часов, чтобы не сидели на жопе в ожидании, пока город развяжет кошель, как девственница, что никак не может снять рубашку. Если бы мы так себя вели, когда пришли Чешуйчатые, на этом побережье сейчас не было бы города.

– Эй, ты. – Наемник с топором вперил взгляд в Клитрена. – Я, блядь, воевал за свой город. Я был на стенах Трелейна, когда пришли ящеры и я отшвырнул их назад, в океан. А потом меня отправили с отрядом наводить порядок тут, потому что вы, пограничные крысы, не могли удержать линию фронта. Так что не хрен строить из себя бывалого воина.

Клитрен склонил голову. На его лице медленно расцвела ласковая улыбочка. Наемник с топором ее увидел, но лишь через пару секунд понял, в чем дело. Он находился в Хинерионе, и большая часть его товарищей – судя по тому, как они нахмурились, – были родом отсюда. Замечание про «пограничных крыс» им явно не понравилось.

– Венж, – мягко проговорил Клитрен. – Ты сварливый старый хрен. Если бы ты не обращался так ловко со своим топором, мне пришлось бы тебя убить. Мы все знаем, что ты женился на дочери «пограничной крысы», так почему бы не смириться наконец с тем, что ты больше не живешь в столице? И давайте оставим нашего друга Шеншената в покое, чтобы он хоть немного поспал. До рассвета не так уж далеко.

Это был мастерски исполненный трюк. Напряжение испарилось, на лицах охотников за головами появились улыбки. В полумраке таверны раздался гогот.

– О, боль изгнания… – насмешливо и не очень тихо произнес кто-то.

Одурманенный лихорадкой Рингил бросил гневный взгляд на говорившего, а потом сообразил, что насмешка адресована не ему. Он успел заметить суету за одним из столов; сидящие там отвернулись или попрятали лица за кубками. Рингил посмотрел на Венжа, чье лицо выражало готовность к бунту. Наемник с топором пару секунд глядел ему прямо в глаза, а потом фыркнул и повернулся к Клитрену.

– Мы здесь закончили? Можем убраться из этой дыры прямо сейчас?

Клитрен пожал плечами.

– Конечно. Мы получили то, за чем пришли, верно? Увидимся утром, Шеншенат. Пестрые ворота, не забыл?

Рингил кивнул.

– Я буду там на рассвете.

Охотники за головами ушли, исполненные мрачной уверенности и не сказав больше ни слова. Посетители таверны проводили их боязливыми взглядами, такие же молчаливые. Они протолкались к выходу через толпу клиентов, распахнули главную дверь так, что она врезалась в стену, и многим пришлось, ныряя под притолоку, придерживать оружие на спине, чтобы не задеть ее.

Рингил и Эрил смотрели, как они уходят.

– А у тебя талант заводить друзей, верно? – с каменным лицом спросил головорез из Болотного братства.

Рингил бросил на него кислый взгляд. Дверь захлопнулась за последней широкоплечей спиной, и в зале тут и там опять пошли разговоры, словно прорастающие на поле сорняки.

– Итак, – сказал Эрил. – В гавань?

– В гавань.

Шкипер «Милости Королевы болот» налил им рома из потертой кожаной фляги, всячески демонстрируя, что рад знакомству. Но актер из него был никудышный.

– Конечно, любой из Братства цветка в трудную минуту может рассчитывать на помощь…

Он неопределенно взмахнул рукой, будто рассчитывая, что какая-то деталь обстановки каюты, где они сидели, станет подтверждением его верности знамени с изображением болотной маргаритки, под которым ходило судно. Машинально проследив взглядом за этим жестом, Рингил ничего подходящего не обнаружил. Каюта была довольно убогая, тесная и пахнущая гнилью – как и весь корабль или, по крайней мере, та его часть, какую они успели увидеть.

– Хорошо, – резко ответил Эрил. Он осушил стопку и поставил обратно на стол. – Рад слышать. Нам потребуется каюта на время всего путешествия, как можно дальше от любопытных глаз. Выходим на рассвете.

Шкипер моргнул.

– На рассвете?..

– Да. Ты сказал, груз уже в трюме.

– Груз-то в трюме. – Шкипер с явным трудом вновь напустил на себя капитанский вид. – Но мне нужно подумать и о других пассажирах.

Эрил подался вперед.

– Хочешь сказать, для нас нет каюты?

– Нет-нет, брат, все совсем не так. На борту «Королевы» четыре каюты, и для меня большая честь разместить вас в… э-э-э…

– В двух из них, – подсказал Рингил.

Шкипер сглотнул.

– Да. В двух. Но все равно еще одна занята, э-э-э, знатной дамой, которая собирается присоединиться к нам не раньше позднего утра.

Эрил встрепенулся.

– Знатная дама, говоришь?

Они с Рингилом переглянулись. Рингил пожал плечами, понюхал свою порцию рома и осторожно вернул стопку на стол, не притронувшись к выпивке.

– Я разберусь, – сказал он.

Чуть позже, медленно шагая прочь из гавани с парой матросов покрепче, которым предстояло сыграть роль носильщиков, Рингил пожалел, что не последовал примеру Эрила и отказался от угощения. Пусть спиртное и было неважнецкое, оно бы обожгло горло и живот и, вероятно, помогло бы ему закрепиться на этой мощеной улице и в окружающей реальности. А еще – избавиться от тошнотворного ощущения, что мир просачивается сквозь пальцы. Так или иначе, теперь ему приходилось справляться с навязчивым предчувствием, будто ночной Хинерион вот-вот съежится и исчезнет, как аляповатый задник для пьески-моралите, который швырнули в костер в конце сезона; и когда это случится, он останется дрейфовать в одиночестве посред удушливой серой пустоты, откуда нет пути назад.

«Это лихорадка, – терпеливо сказал он себе. – Можно подумать, заболел в первый раз. Пару дней, немного морского воздуха, чтобы прочистить голову, и будешь опять сообразителен и сногсшибателен, как портовая шлюха на крине».

Кринзанц… Рука машинально потянулась к карману, где был припрятан наркотик.

«А это идея».

Впрочем, нет. Он завел с самим собой долгий и нудный спор о том, стоит ли использовать часть стремительно уменьшающегося запаса, чтобы побороть заразу, подхваченную от чихнувшего мальчишки-раба. В конечном итоге жесточайшая бережливость возобладала. У него остался последний кусочек крина размером с большой палец, и кто знает, когда удастся купить еще. Следуя вдоль берега при попутном ветре, «Милость Королевы болот» может добраться до Балдарана через пару дней, но Балдаран – городок странный, там полным-полно ухоженных храмов и благочестивых козлов-магистратов. Когда Рингил был там в последний раз, «вредоносные вещества» оказались запрещены во имя поддержания общественного порядка.

После Балдарана – Раджал, на расстоянии почти в два раза большем, и каждый ярд побережья там станет обжигающим напоминанием о битвах на песке, пропитанном кровью. Он бы вовсе не сходил на берег в Раджале, если получится этого избежать.

Ну, а потом…

Потом…

«Время принять решение, Гил».

Улица повернула направо, и над весело освещенными окнами показалась вывеска постоялого двора «Передышка героя»: подозрительно чистый рыцарь беззаботно возлежал на ковре из трупов ящеров. Название было написано у него над головой красными с позолотой буквами. Что ж, шкипер умел прокладывать курс – по крайней мере, на суше. «Как пройдешь семь перекрестков, сверни в кривой переулок налево и следуй за факелами до поворота, где справа будет храм. Постоялый двор – на углу с противоположной стороны. Одиннадцатая комната. Спроси госпожу Квилиен из Гриса».

До сей поры все тютелька в тютельку.

Рингил проверил, не отстал ли его крепкий эскорт – моряки едва тащились, чтобы не опередить человека, который их нанял, – и внезапно понял, как медленно шел, поднимаясь от гавани по пологим улицам. Он коротко кивнул спутникам и чуть постоял посреди улицы, чтобы перевести дух. Мир вокруг угрожающе раскачивался. Поле зрения по краям сделалось серым; он чувствовал себя больным и опустошенным.

Это ощущение пришлось скрыть, изображая, будто он изучает замысловатые статуи на фасаде храма: обычно свирепый Хойран с бивнями и клыками здесь выглядел чуть более утонченным и скалился не так сильно – наверное, сказывалась близость юга, предпочитающего религиозные фигуры с демонстративно человеческой внешностью. Не считая чересчур мускулистых плеч и тревожной зубастой улыбки, здешний Хойран выглядел почти как ихельтетский святой, воздевший руки в благословении. По обе стороны от него на барельефе были изображены другие члены Темного Двора, похожие на отряд крутых наемников, чьи услуги Темный Король предлагал нуждающимся. Их божественный облик тоже оказался смягчен, но большая часть оружия и символов власти соответствовала более северной традиции. Странное дело – с левой стороны от Хойрана в ряду фигур осталось пустое место. Рингил был слишком взбудоражен, чтобы присмотреться и понять, кого не хватает.

В тусклом свете уличных факелов фигура Даковаша слегка наклонила голову и подмигнула.

«Показалось».

Он выровнял дыхание, бросил взгляд через плечо и успел заметить, что моряки наблюдают за ним с любопытством. Они отвернулись, как только он оглянулся, притворились, что в ярко светящихся окнах «Передышки героя» есть что-то интересное. Изнутри постоялого двора донесся взрыв смеха. Это прозвучало достаточно безобидно. Рингил перевел взгляд с одного матроса на другого, откашлялся и повернулся спиной к погруженному во тьму храму.

– Что ж, надо с этим разобраться, – мрачно пробормотал он. – Приступим?

Подошел к двери постоялого двора и распахнул ее. Встал на пороге. Ему навстречу хлынул сбивающий с толку поток болтовни и смеси ароматов жаркого и кофе. Теплый желтый свет, словно кошка, пробежал у него между ногами и пролился на булыжную мостовую позади. Рингил стоял и таращился внутрь, как пришелец из другого, более холодного, мира.

В свете ярких ламп и люстр, за столиками, накрытыми скатертями, сидели хорошо одетые мужчины и женщины, поедая ужин с неторопливой уверенностью людей, которые никогда в жизни не испытывали голода. Им прислуживали официанты в веселеньких алых ливреях, а одетые более строго наемные охранники с дубинками, небрежно висящими на поясе, стояли неподалеку от барной стойки. Пол был усыпан опилками, а не соломой, и – Хойран свидетель! – на отгороженном ширмой помосте в дальнем конце зала кто-то бренчал на струнных инструментах.

Когда Рингил вошел, сидевшие за столиками медленно взглянули на него, а потом без особой тревоги вновь обратили внимание на еду. Легкие улыбки, пожатия плечами, редкие равнодушные замечания. Если меч у него за спиной и заметили, это не вызвало и тени беспокойства, которое Рингил увидел в другой таверне, куда наведался Клитрен с приятелями. Вообще, сидящая за одним из столиков молодая женщина в атласном платье повернулась к Рингилу и уставилась на него с откровенным и довольно-таки хищным интересом, но в конце концов веселое удивление и стройные увещевания друзей вынудили ее вспомнить про ужин.

Рингил ответил слабой улыбкой и направился к барной стойке.

– Я ищу госпожу Квилиен из Гриса. Мне сказали, она поселилась здесь.

Бармен вытер тряпкой столешницу. Изучил Рингила и его спутников, бросил косой взгляд на ближайшего наемника. Втянул воздух сквозь зубы.

– Она вас ожидает?

– Нет. Но если она планирует завтра утром отправиться в путь на «Милости Королевы болот», ей необходимо со мной увидеться. – Рингил кивком указал на лестницу возле бара, ведущую на второй этаж. – Одиннадцатый номер, верно?

Бармен отложил тряпку.

– Ждите здесь.

Он вышел из-за стойки и, наклонившись, что-то пробормотал на ухо одному из мужчин в униформе. Тот взглянул на Рингила, явно не впечатлился увиденным, но пожал плечами и, покинув место за стойкой, поднялся по лестнице. Его шаги прогрохотали по галерее второго этажа, затем стихли. Рингил ждал, рассматривая людей за столиками. Дерзкая женщина в атласном платье послала ему еще пару лукавых взглядов и что-то прошептала друзьям. Он рассеянно поискал знаки мужского внимания в том же духе, но безрезультатно.

– Может, выпьете что-нибудь, пока ждете?

Рингил хотел сказать «нет», но вспомнил стопку, к которой не притронулся на борту «Милости Королевы болот», и сожаление, испытанное за время пути по крутым улочкам, колышущуюся серую пустоту, что не оставляла его в покое. Он по-прежнему ощущал себя так, словно был недостаточно крепко привязан к тому, что происходило за пределами его охваченной лихорадкой головы.

«Можно подумать, алкоголь поможет».

«Да пошло оно все. Перед битвой надо выпить чего-то укрепляющего, верно? – Он вспомнил Флараднама после битвы при Раджале. Вспомнил, как кириат поднял железную флягу, и на его мрачном черном лице, покрытом морщинами и шрамами, прорезалось нечто, отдаленно напоминающее улыбку. – Исцелись или сдохни, Гил».

– Ром, – сказал он и указал на носильщиков. – Им тоже.

Бармен поднял бровь, но выставил стаканы и наполнил их без возражений. Рингил бросил на стойку несколько монет и, заслышав над головой топот, бросил взгляд на лестницу. Наемник спускался, его мясистая физиономия выглядела растерянной.

– Можете подняться. – Он явно не верил в такой поворот.

Рингил хмыкнул, будто другого и не ждал. Заглотил ром – на этот раз неплохой – и опустил пустой стакан на стойку донышком кверху.

– Оставайтесь здесь, – велел он матросам.

Дойдя до конца галереи второго этажа, Рингил свернул направо и оказался в узком коридоре с дверьми по обе стороны и небольшими люстрами через каждые десять футов или около того. В зыбком свете свечей тесный проход будто слегка раскачивался, создавая ощущение, что постоялый двор – на самом деле корабль, который вышел в море. Рингил с трудом устоял перед желанием на ходу упираться руками в стены.

Дверь в одиннадцатый номер была приоткрыта.

Он встал как вкопанный. Что-то черное и бесшумное просачивалось сквозь слои простуды и алкоголя, и Рингил размял пальцы правой руки, а левой потянулся расстегнуть рукав, под которым прятался драконий кинжал. Коридор был слишком узким, чтобы доставать Друга Воронов – любой бой в таких условиях будет ближним и отчаянным до вспотевших ладоней.

«Только этого сейчас и не хватало».

Рингил придвинулся ближе к дальней стене, чтобы рассмотреть происходящее за приоткрытой дверью. В коридоре воцарилась тишина и черной водой хлынула ему в уши. Он наблюдал с фаталистическим спокойствием, как расширяется зазор между дверью и косяком, а дверь медленно и бесшумно открывается, демонстрируя комнату.

На пороге стоял пес, навострив уши, и пристально смотрел на Рингила. В темноте светились янтарем глаза. Длинная серая морда, «воротник» на горле – густой и блестящий, словно зимний шарф его матери.

«Пес? Да это натуральный волк, Гил».

Рингил уставился в янтарные глаза. Если бы он не был так одурманен лихорадкой, мог бы воспользоваться икинри’ска – словами и жестами, которые позволили ему одержать верх над сворой у реки, мудростью болотников, полученной от…

…Хьила, промелькнуло в голове, молодого, крепко сложенного и одетого в лохмотья князя-бродягу со страстным взором – Хьила, который, невзирая на уклончивые речи, каким-то образом тебя знает, и вот он наливает тебе вина из меха, в его глазах мелькает чувство, которое ты читаешь без труда, он приглашает тебя остаться и признает, что да, слышал про Трел-а-Лахайн, его предки были там правителями, но это теперь мертвое легендарное прошлое, дружище, оно рухнуло под натиском неведомого зла с юга тысячу лет назад – а потом он ведет тебя к белым руинам на болотах, чтобы доказать свою правоту…

Серые Края были полны такой ерунды, превращающей знания о мире в груду обломков; полны людей и мест, которые не могли и не должны были существовать, и еще – болезненных отголосков того, что ты хотел найти, но не сумел. Однако со временем можно усвоить урок, свыкнуться с болью, позволить течению нести себя и воспользоваться тем, что оно способно предложить по пути; например, прилечь в шатре болотников, словно угодив в собственную детскую фантазию о побеге, или нет – возлечь там с каким-нибудь князем-бродягой со страстным взором, тем самым князем, от которого слабо пахнет влажной землей и древесным дымом, который владеет всевозможными полезными колдовскими трюками с растениями и животными.

А когда ты проснешься, спустя дни и ночи, которые никто не удосужился подсчитать, твоего спутника рядом не будет, а вместе с ним исчезнут шатер, повозка и прочие неряшливые странники, и Серые Края поблекнут, выгорят, уступив место густо залакированному реальному миру – той его части, куда тебя занесет во время блужданий во сне. Но даже тогда аромат вашей близости останется на твоей коже, и икинри’ска, в твоей реальности не более чем миф и болотное суеверие, никуда не денется из памяти, оказавшись подлинным, словно клинок…

Волк, или пес, которому это все, возможно, наскучило, дернул ухом и отвернул длинную серую башку. Зевнул, будто выставляя напоказ гладкие белые клыки, захлопнул пасть с глухим стуком и вернулся в комнату. Рингил, заподозрив, что ром все-таки был плохой идеей, двинулся за зверем, ступая осторожно и не спеша.

В задней части комнаты железная «гармошка» с плотными муслиновыми занавесками отгораживала угол для умывания и одевания. Пес подошел к переднему краю ширмы, заглянул за нее и будто запрыгнул на спрятанную там высокую платформу. Плохо различимая тень скользнула по ткани, и послышался томный женский голос:

– Вы хотели меня видеть?

Рингил откашлялся.

– Я прибыл с «Милости Королевы болот». Наш отъезд перенесли на более раннее время.

– Неужели? – В вежливом тоне скользнули резкие нотки. – А я-то думала, что отплытие состоится не раньше, чем на борту завтра утром объявится ваша покорная слуга. Ваш капитан становится ненадежным, если посулить ему полный кошель.

– Он не мой капитан.

– И все равно он ненадежен.

– Вероятно, моя госпожа. Мне сие неведомо. – Призрак придворных манер с трудом попытался самоутвердиться, стоило Рингилу открыть рот. Эту часть себя он время от времени вынимал из чулана, словно потертую реликвию молодости, и всякий раз удивлялся, как сильно по ней скучает. – Но хоть я сообщаю эту новость с прискорбием, должен заметить: если ваша светлость не явится на борт до рассвета, боюсь, корабль отплывет без вас. Я привел людей, чтобы облегчить транспортировку багажа.

Короткая пауза.

– Так-так. Ко мне прислали странствующего рыцаря. А я, полагаю, повела себя не слишком вежливо.

Опять какое-то движение за муслиновыми занавесками. Госпожа Квилиен из Гриса вышла из-за ширмы и направилась к Рингилу, одной рукой вытирая буйные темные кудри. Не считая красного фланелевого полотенца на голове, она была совершенно голая. Она протянула ему свободную руку и…

Голая?!

Она проделала это с таким апломбом, беспредельным отсутствием волнения или стыда, что несколько секунд, пока Рингил не увидел перед собой протянутую руку, он просто не осознавал наготу как факт. Наверное, мужчина с более традиционными предпочтениями заметил бы ее быстрее – эти молодые груди, живот и бедра, выставленные напоказ, – но все равно он сомневался, что такой мужчина был бы готов к полнейшему безразличию, которое это создание проявляло к собственной обнаженности. Рингил знавал многих успешных шлюх, включая аристократок, и кое-кто действительно мог провернуть такой трюк, приди к ним в комнату правильный посетитель. Но у тех женщин в основе представления всегда был игривый взгляд, наклон головы и прочие интимные сигналы, сообщающие о том, каковы ставки в этой игре. Они пускали в ход собственные тела и демонстрировали свою доступность, в точности как полководцы выдвигают на поле битвы войска, и церемоний с приказами в этом деле было не меньше.

А эта женщина не пользовалась своим телом – светлокожим и хорошо сложенным – как оружием.

Госпожа Квилиен из Гриса носила его, будто дешевое платье, которое одолжила у подруги и накинула буквально минуту назад.

– Вы хотели меня видеть, – просто сказала она. – Итак, я здесь.

– Я… э-э-э… – Рингил механически взял протянутую руку и прижал к губам, пытаясь собраться с мыслями. Госпожа Квилиен из Гриса, определенно, сошла с ума. – Благодарю, моя госпожа. Но осмелюсь предложить, чтобы вы не были так, э-э-э, открыты, когда мои носильщики придут забрать ваш багаж.

– О, они мне не понадобятся. – Квилиен отняла руку и поднесла к лицу. На мгновение показалось, что сейчас женщина ее понюхает или лизнет, но потом она опомнилась. – Видите ли, я путешествую налегке.

Другой рукой она продолжала придерживать красное фланелевое полотенце на голове, будто пытаясь остановить поток крови из недавно полученной раны. Она улыбнулась Рингилу из-под тряпки и массы влажных волос, но в этом жесте было что-то отрешенное – словно Квилиен лишь недавно научилась улыбаться. Она наклонила голову, но движение было резким, неэлегантным, к тому же его сопроводил громкий щелчок. В зыбком свете Рингилу показалось, что красное полотенце действительно пропиталось кровью; тогда странное поведение дамы могло свидетельствовать о том, что какой-то жестокий удар по черепу повредил ей мозг. Она продолжала улыбаться, широко и бессмысленно. На зубах блестела слюна. Она будто глядела сквозь него на что-то еще.

Рингил ощутил краткий всплеск некоего чувства, принял его за жалость и вернулся к изначальному вердикту: это тронутая из провинциальной аристократической семьи, которая стыдится держать ее поблизости или отправить в какой-нибудь из новомодных дурдомов, что появились в Парашале после войны. Семьи, достаточно богатой, чтобы вместо этого оплачивать бесконечные паломничества по святыням и храмам, где исцеляют недуги – главное, подальше от Гриса.

Где бы этот самый Грис не находился.

– Вы совершенно уверены, что…

– Вы весьма добры, безымянный рыцарь. Но заверяю вас, что все вещи, необходимые мне в путешествии, будут в моей каюте, когда я в нее войду.

Возможно, у нее собственные носильщики. Пускай и воображаемые. Или…

Да какая разница? Все больше ощущая себя человеком, оказавшимся не в том месте, Рингил удовлетворился вежливым кивком.

– На рассвете, – напомнил он Квилиен.

– Да. На рассвете. – Это прозвучало почти рассеянно – ее интерес к нему, казалось, внезапно исчез. Она смотрела ему за спину и немного вниз. – А вам стоит уйти, потому что вас ждут. Было приятно познакомиться.

Она опять протянула руку, ладонью вверх, но как-то странно – словно думала, что рука принадлежит Рингилу, а не ей. Когда он взял ее руку и поднес к губам, Квилиен взглянула на него с равнодушным удивлением, будто понятия не имела, что ее конечность может так двигаться.

Рингил нацепил любезную улыбку, отпустил руку и поклонился. Поспешно вышел из комнаты в коридор. С удивлением обнаружил, что какое-то время не дышал.

Не то чтобы его особо тревожило безумие – Хойран свидетель, во время войны он повидал достаточно, чтобы привыкнуть.

А в Серых Краях оно было, по большому счету, ключом к выживанию.

Но где-то, в сраном провинциальном захолустье, достойном собственного владыки-аристократа, родственники Квилиен из Гриса ели, пили и спали под крышей имения, зная, что она блуждает по миру, пробираясь наощупь, насколько позволяет затуманенный рассудок, и каждый новый день ее жизни похож на ветхий гобелен. Они это знали, они это допустили, и жили с этим, как соучастники преступления, в богатстве и спокойствии. Возможно, они время от времени про нее говорили, напряженно и смущенно, и их бескрайнее самодовольство колыхалось, как океан под натиском шторма, обнажая рифы памяти и тревоги. Или, может, по приказу какого-нибудь патриарха, ее имя произносили только шепотом.

В любом случае они ее бросили, сочтя такую стратегию лучшей.

«По крайней мере, у нее есть пес».

Забавно: про пса он совсем забыл.

Глава шестнадцатая

Когда они вернулись, его императорское сиятельство Джирал Химран II как раз устроил казнь предателей в Палате разоблаченных секретов.

По приказу Арчет Анашарала все равно доставили во дворец. Она знала императора с той поры, как он был мальчишкой, следила за его восшествием на трон – по-видимому, с меньшим количеством иллюзий, чем у остальных придворных, потому что лишь ее не шокировали начавшиеся чистки, – и она знала, что он потребует встречи с Кормчим, как только услышит о нем.

Может, даже казнь отложит.

Поэтому она – пусть и без воодушевления – отправилась прямо в Палату по украшенным статуями мраморным коридорам Салакского крыла императорской резиденции. Она шла, углубляясь в недра дворца, навстречу крикам, а жажда кринзанца резала нервы словно ножами. Гладкие стены стремящегося вперед коридора изгибались, мерцая тусклой роскошью – большей частью в приглушенных нефритовых и янтарных тонах, но кое-где виднелись яркие медные или черные прожилки, и повсюду были натыканы военные трофеи: картины и скульптуры, привезенные со всех уголков Империи, расставленные по нишам или прибитые к стенам в местах, которые для этих целей не очень подходили.

От полированного камня эхом отражались вопли и мольбы о пощаде, обгоняя друг друга посреди коридоров, кидаясь на Арчет из засады за углом, словно призраки побежденных мертвецов, каким-то образом застрявшие в мраморном сердце уничтожившей их империи.

Салакские каменщики и архитекторы, построившие Палату разоблаченных секретов – так гласила история, – совершили тихое самоубийство, выяснив, для какой цели используют их творение. Арчет тогда была ребенком и не знала наверняка. Когда она выросла, заподозрила куда более прагматичную подоплеку этой байки: его императорское сиятельство Сабал Химран I приказал убить мастеров, чтобы никто никогда не разузнал, какие архитектурные уловки и тайны они с такой любовью вложили в то, что построили.

«Он точно был на такое способен, этот злобный старый ублюдок».

Сабал Завоеватель – первый из Химранов, кто действительно заслужил называться императором. Он умер, когда Арчет была подростком, во время подавления какого-то бунта на восточных окраинах пустыни. Но она помнила, как он поднимал ее, малышку, и какое было выражение на его ястребином лице: словно девочка в его руках – невероятно ценная ваза, которую можно разбить об пол одним быстрым и жестоким движением, пока все отвлеклись.