Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба Живой Алексей
– По-любому, Кондрат, – заявил Тарас, глядя ему прямо в глаза, – остановиться тебе надо. На годик уехать куда. Пусть все поуляжется. А потом…
– Вот и Харитон то же самое говорит, – кивнул уныло Кондрат, – намекает… да еще армия эта. Повестка пришла.
– Армия? – вскинулся Тарас. – А это вариант. Иди, сдавайся по-быстрому. И просись куда подальше. Отсидишься там пару лет. Про тебя тут все забудут. И менты, и татары. Вернешься и закончишь, что начал. А мы не выдадим, да следить будем до срока.
Всю ночь Кондратий думал и к рассвету принял решение. А наутро явился в военкомат, предъявил повестку и попросился в самый дальний регион нашей необъятной родины. А таких на карте СССР было немало.
Военком немного удивился, но посмотрел с пониманием и, усмехнувшись, спросил:
– Что, жениться не хочешь?
Кондрат молча смотрел на стол.
– Ладно, – кивнул военком, – есть одна команда, уходит раньше остальных. Готов послужить родине, говоришь? Тогда собирай пожитки, гуляй отвальную и через неделю в семь утра на сборном пункте. Поедешь в жаркие страны.
Кондрату было все равно куда, лишь бы побыстрее. Спустя неделю, выпив на прощанье с друзьями и обнявшись с дядей Харитоном, смотревшим на него с пониманием, он направился на сборный пункт. Харитон долго не отпускал его из дома, словно заранее знал, куда направят Кондрата.
– Служи, казак, – сказал он, прижимая сухими руками к груди коренастого племянника, – все веселее, чем здесь. И береги себя, один ты у меня остался.
Через несколько дней обритый почти наголо Кондратий оказался в Туркменистане. В мотострелковой дивизии пехотинцем. Пока проходил «Курс молодого бойца», бегал кроссы с автоматом и полной выкладке, садил из «калаша» по мишеням и кричал «Ура» в учебной атаке на полигоне, прошел целый год. Кондратий, втянувшись в службу, часто даже забывал о своем горе. Но стоило лишь получить небольшую передышку, как обожженные тела сестер, матери, братьев и отца вновь вставали перед глазами и требовали отмщения, болью отзываясь в омертвелом сердце.
Все это время его родная дивизия бурлила. В ней постоянно что-то менялось, проходило доукомплектование, прибывала солдатская молодежь, новые офицеры, количество БМП увеличилось настолько, что не успевали готовить механиков-водителей. Дураку было ясно, что скоро последует приказ.
Несмотря на всю секретность, каждый солдат этой мотострелковой дивизии ТуркВО знал о той мясорубке, что шла за недалекой границей с Демократической Республикой Афганистан, населенной, по слухам, отсталыми бедуинами. Однако эти бедуины, которых полагалось раздолбать за несколько месяцев всей мощью СССР, почему-то отказывались сдаваться быстро и без боя. Уже потянулись туда через ближайший аэродром самолеты с припасами, а обратно с «грузом-200». Быстрая операция затягивалась. А вскоре последовал и приказ, согласно которому младший сержант Зарубин, командир отделения, перешел на броне границу у населенного пункта под названием Кушка и оказался вместе со своим полком в окрестностях афганского города Герат.
Здесь он впервые узнал, что такое война. Их полк поначалу нес караульную службу у базы советских солдат, охраняя склады ГСМ, аэродром и сопровождая караваны. Но после активизации «духов», особенно в последние полгода службы, когда ему до дембеля оставалось всего несколько месяцев, мотострелков стали привлекать к налетам на укрепрайоны моджахедов. И тогда он впервые увидел, как воюет спецназ. На смерть своих товарищей, погибавших при обстрелах колонн бронетехники душманами, он уже насмотрелся. Успел и сам подстрелить из автомата нескольких духов. Но то была война позиционная, всем фронтом. Стенка на стенку, кто выживет, тот и победил. В большинстве случаев погибали мотострелки, поскольку хитрожопые афганцы уходили от прямого столкновения с нашей доблестной армией и долбили ее из засады гранатометами и крупнокалиберными пулеметами, подрывали БМП на минах. А, сделав свое дело, растворялись в горах. За полгода эти «необученные пастухи» выбили из строя половину всех машин в полку.
Спецназ же работал точечными ударами, сам уничтожая моджахедов сотнями из засады или нападая на укрепрайоны окопавшихся высоко в горах воинов ислама. Поддерживая спецназ броней и огнем, Кондратий просто влюбился в эти войска и даже в глубине души пожалел, что не был одним из них.
Многие его друзья только и ждали дембеля, чтобы живым вернуться домой. А Кондрату возвращаться даже не хотелось. Он первым вызывался на задания. Дослужился уже до старшего сержанта. Дважды был ранен. Собственная жизнь ему была давно не интересна, его держала на этом свете только жажда мести. Но именно она и требовала вернуться в родную станицу после дембеля и довершить справедливый суд. Тем более что за время службы он окреп еще больше и многому научился, в том числе – хорошо стрелять и драться на ножах.
Но за пару недель до официального дембеля прошло письмо от друзей, едва не заставившее остановиться сердце Кондратия Зарубина. В нем сообщалось, что умер дядя Харитон, а также что милиция накрыла всю банду и посадила ее членов кого на десять, а кого на пятнадцать лет за убийства, изнасилования и хищения. Полетело и все начальство в районе. Оказалось, большинство начальников всех мастей были подкуплены татарской диаспорой. В одночасье Кондрат потерял смысл жизни. Казнить больше было некого, все бандиты, за исключением главаря, которому дали высшую меру, уже сидели в тюрьме. Кондрат чувствовал себя обманутым и неделю пил, едва не попав под трибунал вместо дембеля. Возвращаться в Союз ему было совершенно незачем.
И тут он случайно столкнулся в штабе с офицером из спецназа, который, после короткого разговора по душам – мужик был конкретный – подбросил ему спасительную идею.
– Подай рапорт в военное училище, – предложил ему поджарый лейтенант спокойного вида, – в Киевское общевойсковое. Я сам оттуда недавно. Там готовят офицеров для спецназа ГРУ. Не факт, но если хорошо попросишься, могут опять сюда послать. Похоже, здесь мы застряли надолго, и командиров, да еще с афганским опытом, как у тебя, нужно будет еще немало.
И Кондрат написал рапорт. И его взяли. Оценили афганский опыт старшего сержанта. А потому после законного дембеля отправился Кондратий Львович Зарубин не на гражданку, а в Киев, получать высшее военное образование. Конечно, съездив на могилку дяди Харитона в родную станицу и обнявшись с друзьями.
Четыре года он осваивал теорию и практику военного дела. Из практики он уже кое-что знал – два года в Афгане не пропали даром. Но, как выяснилось, ему были знакомы далеко не все премудрости войны. В училище он поднаторел в изучении карт, узнал, как находить дорогу в любой местности, освоил все виды стрелкового и холодного оружия, научился водить военную технику, – всю, какая только имелась на вооружении советских войск, от «уазика» до танка, даже кое-что из иностранных образцов. Он узнал, почему летают самолеты и вертолеты и как их поднимать в небо. Прыгать с парашютом стало его любимым занятием. Здесь ему объяснили, как проводить диверсионные рейды в тылу врага, брать и колоть «языка», как находить пищу и воду, если закончился сухой паек. И много других премудростей, совершенно ненужных жителям Союза в беспечной гражданской жизни, но абсолютно незаменимых, если ты находишься в чужой стране среди врагов и надеяться можешь только на себя и своих товарищей.
Так пролетело четыре года, занятые интересным делом и полные успехов в обучении. За эти успехи и тягу к обучению командиры регулярно отмечали Кондратия. Но между тем Зарубин не мог пребывать в полной уверенности, что попадет обратно в Афганистан. Никто ему этого не гарантировал. Курсанты поговаривали, что для спецназа есть и другие рабочие зоны. Например, Северная Африка и Египет, где частенько требовались наши советники. А потому, когда последний год обучения был на исходе, без пяти минут офицер Кондратий Зарубин пребывал в нервном напряжении, так как хотел вернуться именно туда. Именно там находился главный источник наркотиков, из-за которых во многом погибла его семья. Ненависть к тем, кто их производит и распространяет, стала частью характера Кондратия. Только там он мог хоть на время избавиться от ночных кошмаров, в которых ему снился обгорелый дом и трупы матери с отцом. Только там он видел себя. В миру ему делать было нечего.
И Кондрату снова повезло. За несколько месяцев до окончания киевского ВОКУ[21] в расположении училища появился «покупатель» из ГРУ и на собеседовании прямо спросил у Кондрата:
– Вы уже отслужили срочную в Афганистане. А что если родина опять пошлет вас выполнять интернациональный долг?
– Конечно, поеду. С удовольствием!
– Именно «с удовольствием»? – удивился озадаченный «покупатель», немало повидавший на своем веку. Он пристально посмотрел на курсанта Зарубина. Многие рвались родину защищать, но не все лезли в самое пекло.
– Так точно! – уверенно ответил Кондрат. – Я же теперь кадровый офицер. И должен защищать родину там, где прикажут. Уверен, именно ТАМ все мои знания будут применяться по прямому назначению: бить врагов. Меня к этому четыре года готовили!
– Уверены, значит. Ну, что же, – «покупатель» из ГРУ вновь покачал головой, – в вашем случае это весьма вероятно, товарищ Зарубин.
И уехал. Когда учеба закончилась, и Кондрат получил на руки предписание, то сразу понял, что его мечта бить моджахедов сбылась. Обычно в предписании довольно подробно указывалась вся информация по новому месту службы – должность, округ и группа войск. А у него было всего несколько слов: «Поступает в распоряжение ТуркВО». И больше никаких деталей. Лаконичность и туман вокруг нового места службы были неспроста. Но Кондратия это не обмануло. Такое предписание могло означать только одно – Афган.
И вскоре он вновь оказался среди высоких гор Демократической Республики Афганистан, в составе отдельного отряда специального назначения ГРУ, который базировался в районе Мазари-Шарифа. И прослужил там лейтенантом несколько лет, пока не получил очередное звание старшего лейтенанта.
Когда он впервые новоиспеченным офицером появился в районе Мазари-Шарифа, война в была в самом разгаре. И командование начало понимать, что одни мотострелки, охранявшие объекты, караваны и коммуникации, с моджахедами не справятся. Их надо активно бить в своих норах. Чтобы сделать более успешными атаки на моджахедов, к тому моменту в Афганистан уже перебросили два батальона войск специального назначения из состава Туркестанского и Среднеазиатского военных округов. Один из них разместили в провинция Фарьяб, под городом Меймен, а другой получил приказ дислоцироваться в городке Айбак, провинция Саманган. Оба батальона располагались вдоль границы с СССР.
После нескольких месяцев боевых действий стало ясно, что воевать только в одном районе, где сконцентрирована вся военная мощь, бесполезно. Характер войны в Афганистане был совершенно иным. Душманы не шли на открытое столкновение с регулярными войсками врага, а именно к такой войне были приучены тогда спецназовцы. «Духи» вели себя как партизаны, всегда избегали лобового удара, действуя из засады. Они были разбросаны по всей стране и прятались в высокогорных укрепрайонах, взять которые без артиллерии, бронетехники и даже авиации не представлялось возможным. В Союзе же подразделениям спецназа бронетехника тогда еще не полагалась. Почему-то считалось, что для выполнения заданий командования, к которым спецназ готовился дома, она была просто не нужна. Но здесь нападать на хорошо защищенные караваны или укрепрайоны без поддержки брони только с одним автоматом Калашникова было самоубийством. В результате оба прибывших батальона не могли воевать так, как их учили отцы-командиры. Пришлось на ходу вносить коррективы и набираться опыта, благо поучительных примеров было хоть отбавляй. Моджахеды долбили наши транспортные караваны на всех горных дорогах, часто уходя без потерь.
В начальный период войны, который Кондрат застал лишь частично, моджахеды, по рассказам бывалых офицеров из новых знакомых старшего лейтенанта, вооружены были плохо и действовали еще довольно вяло. Оружие у них было старое, попадались даже допотопные музейные ружья типа «Лэнсфилд» времен Первой мировой или захваченные у советских солдат автоматы Калашникова. Но года через три – Кондрат как раз постигал азы офицерской подготовки – действия неграмотных пастухов стали слаженными, а вооружение резко изменилось. Потянулись в горы караваны лошадей и верблюдов, груженные современным оружием. У душманов появились тяжелые пулеметы ДШК и даже «Стингеры», за которыми потом несколько лет охотилась наша разведка. Авиация ограниченного контингента стала нести потери от неграмотных крестьян. «Джихад» вошел в активную фазу. В общем, душманы стали напоминать хорошо тренированные отряды боевиков. И за всем этим чувствовалось рука США, активно помогавших моджахедам, которых они раскрутили на весь мир как борцов за свободу. О том, что эти борцы торговали со всем миром наркотиками, подсадив его на иглу, американцы умалчивали.
Под Мазари-Шарифом Зарубин служил до 1985 года, набираясь командного опыта, оттачивая методы нападения на караваны и укрепрайоны душманов. А потом, в разгар войны, его перевели в провинцию Кунар, самый восточный район дислокации советских войск, где в горах по данным разведки скопилось более семи тысяч «духов». Новым местом службы стал Асадабад, 334-й ООСпН охотников за караванами, именовавшийся для секретности как «пятый отдельный мотострелковый батальон». Здесь Кондратий Зарубин третий год тянул лямку, дослуживал последние деньки перед получением капитанских погон. Но не звания его волновали. По всем признакам война подходила к концу, а это Кондрата совсем не радовало. В отличие от других офицеров и простых солдат, он не знал, что будет делать в мирное время.
– На море рванешь? – переспросил Зарубин, выныривая из глубин памяти и с удивлением рассматривая пустую миску из-под борща, рядом с которой заботливый повар поставил другую с ароматным пловом.
– А что, и рвану, – подтвердил Терехин, уже добивавший свою порцию плова, – окунусь в Черное море и разлягусь на песочке, как морская звезда…
Капитан Терехин даже прекратил есть на мгновение, представив эту идиллическую картину.
– Ладно, Кондрат, – вдруг перешел он на деловой тон, опускаясь с небес на землю, и обернулся к Зарубину, – давай доедай, и пойдем в штаб. Нас Стеценко заждался. Приказал быть обоим. Похоже, вместе мы с тобой на новое задание пойдем, товарищ «капитан».
– Новое задание? – встрепенулся Кондрат, принимаясь за плов. – Это хорошо.
Глава восьмая
« », «Marg bar shouravi»
Обед удался на славу. Сытость и усталость навалились одновременно. Стоя перед картой окрестностей Асадабада с нанесенными на нее укрепрайонами душманов, Кондрат Зарубин из всех сил старался не заснуть, хотя его сильно тянуло вставить спички в глаза и спать стоя с преданным видом.
– Товарищи разведчики, слушай мою команду, – сразу перешел к делу подполковник Стеценко, посмотрев на стоявших перед ним командиров и слегка нахмурив брови, что было знаком особого внутреннего напряжения.
«Значит, дело предстоит куражное, – подумал Кондратий отгоняя атаковавшую его дрему, и скосил глаза на Терехина. Тот держался бодрячком, – да, летать на вертушках, это вам не пешком ходить».
Стеценко кашлянул, заставив Зарубина вздрогнуть.
– По новым данным разведки, которые мы получили от верных президенту Афганистана людей, сегодня утром в укрепрайон «Нава», вплотную примыкающий к границе, прибыла партия «Стингеров» из самого Пакистана. А конкретнее из лагеря боевиков у города Бар-Чамарканд. Перевал на границе, через который протащили «Стингеры», сейчас контролируют «душманы». Уверен, не позднее чем послезавтра эта партия будет перегружена на несколько караванов и разойдется по стране. Надеюсь, вы понимаете, что этого не должно произойти?
– Так точно, товарищ подполковник, – в голос ответили оба офицера.
– Наша авиация и так несет большие потери из-за этих американских подарков. Командование поставило нам задачу, – Стеценко расправил плечи, Зарубин и Терехин невольно сделали то же самое, – захватить или в крайнем случае уничтожить все «Стингеры». Сам укрепрайон причесать так, чтобы о нем надолго позабыли. Короче говоря, уничтожить.
Подполковник провел рукой по волосам и, придвинувшись к висевшей на стене карте, ткнул пальцем в обведенную синим цветом точку.
– Вот здесь находится урочище «Нава» и укрепрайон моджахедов. По нашим данным, прогулка будет не такой легкой, как ваши сегодняшние вылазки. Там скопилось почти две сотни «духов», а может, и больше. Позиции хорошо укреплены. Есть тяжелое вооружение. Сегодня к вечеру ожидается прибытие еще одного каравана из Пакистана. Поэтому в операции будут участвовать сводные силы. С нашей стороны границы подходы к ущелью блокируют мотострелки батальона 66-й бригады на своих БМП. Не дадут «духам» разбежаться, если что. Они выдвигаются завтра днем и займут позиции в ущелье перед самым началом операции. На всякий случай им приданы ЗСУ «Шилка»[22]. Мало ли что может прилететь из Пакистана, бывали случаи.
– Вот это дело, – вставил слово проснувшийся Зарубин, – «Шилка» в случае чего и вершины огнем причесать может. Легче будет воевать. Значит, ПТУРСы не берем, товарищ полковник?
– По одному на группу надо взять, как и крупнокалиберные пулеметы, – решил Стеценко, – вам воевать придется по верхам, мало ли что. Тем более что на место высадки вас доставят вертолеты Ми-24, и таскать на себе придется не долго. Вертолеты обеспечат вам прикрытие с воздуха. В крайнем случае вызывайте авиацию – звено МиГ-23 будет у вас через десять минут.
– Ого, – ухмыльнулся Терехин и подмигнул другу, – похоже, дело и в самом деле масштабное предстоит. Зададим «духам» жару.
– Только без лишнего геройства, – предупредил Стеценко, – а то я вас знаю. Старшим в этой операции назначаю капитана Терехина.
– Есть, товарищ подполковник, – подтвердил приказ друг Кондрата.
Подполковник обвел взглядом усталые, но довольные лица друзей, и продолжил:
– Обе ваши роты в полном составе будут атаковать укрепрайон одновременно с разных сторон – севера и запада, вот здесь и здесь, – указал места высадки подполковник. – Вместо отсутствующего капитана Крижалина, старший лейтенант Зарубин на время выполнения задания будет командовать первой ротой. Начнется все с артподготовки. Дальнобойная артиллерия разогреет «духов», чтобы жизнь медом не казалась. После превентивного удара из 122-мм гаубиц вертушки высаживают ваши разведгруппы на указанных высотах, и начинается работа. В дальнейшем используете артиллерию по потребности. Наводить ее будете сами, кроме того, с помощью авианаводчиков будем держать под контролем артиллерии одноименный перевал «Нава», чтобы к «духам не подошли подкрепления. Вопросы есть?
– Никак нет, товарщ подполковник, – кивнули оба.
– Ну тогда кругом и отдыхать, сынки. Выступаете послезавтра, на рассвете.
Офицеры направились к выходу, но тут подполковник окликнул Зарубина, приказав задержаться. Когда Кондрат замер на месте, Стеценко приблизился к нему и едва ли не шепнул, с заговорщическим видом оглядываясь на полуоткрытую дверь:
– Приказ на тебя пришел из штаба. Как вернешься с задания, поздравлять будем.
Кондрат не стал уточнять, с чем именно, и так было ясно. Но раньше времени выдавать свой восторг не стал, да и не было у него особого восторга почему-то. Откозыряв, Зарубин вернулся в казарму и, раздав командирам отделений приказания сделать необходимые приготовления к завтрашнему выходу, рухнул на койку. Усталость взяла свое. Спал он в этот раз крепко и без сновидений. Кошмары не мучили, отступив на время.
Ми-24 вздрогнул всем корпусом, выпустив несколько неуправляемых ракет по цели, еще не видимой Зарубину. Ракеты ушли в неизвестность. Хотя вскоре он увидел-таки след от ракет и взрыв, разметавший какое-то укрепление на вершине скалы. Судя по всему, летчик уничтожил огневую точку противника.
– Высотку видишь, правее столба дыма? – уточнил Кондрат у пилота вертолета по рации и, получив утвердительный ответ, приказал: – Там жмется к скале наш передовой отряд. Вот там нас и высадишь.
Вертолет резко спикировал вниз, заходя на посадку. ПТУРС, загруженный в отсек для десантников едва не придавил Семихватова, сидевшего в обнимку со своим пулеметом. Рядом, едва засунув ноги в ботинках между длинными стволами крупнокалиберных «Утесов», примостился Галиулин с рацией. Сбоку к нему прислонился Рохля, который отвечал в тот раз не только за свой за пулемет Калашникова, но и за погрузку АГС-17 с боекомплектом, так хорошо зарекомендовавший себя в последнем бою. Остальные разведчики сидели буквально друг у друга на голове, поскольку в отсек для десанта набилось ровно вдвое больше людей и вооружения, чем полагалось по штату. Иначе все группы из первой роты пришлось бы возить полдня. Но «Крокодил» даже с двойным перегрузом тянул надежно.
Нырнув к самой земле, Ми-24 резко перешел в горизонтальный полет и затем уверенно сел в указанном месте. Рядом тотчас застучал крупнокалиберный пулемет, но, к счастью для разведчиков, огонь пока вели не по ним.
– Быстро на выход, бойцы, – приказал Зарубин и первым выскочил на камни из разверзшегося чрева «Крокодила». Следом за ним спрыгнули Семихватов и Галиулин, потом посыпались остальные солдаты, вытягивая за собой тяжелое вооружение.
Под ногами у Зарубина звонко щелкнуло несколько пуль, высекая фонтанчики искр из камня. Оглядевшись и за мгновение оценив ситуацию, он дал очередь в том направлении, откуда прилетели эти пули. И махнул своим подчиненным, чтобы шевелились быстрее. Пригибаясь, бойцы побежали к ближайшей скале, за которой мог укрыться от огня целый отряд. Там уже ждали приказа спецназовцы под командой Антона Суворина, прибывшие сюда раньше.
Высадив очередную группу, тяжелый вертолет на удивление грациозно взмыл в небо, развернулся, сверкнув на прощанье бронированной «верандой», как называли сами летчики двухместную кабину, и полетел в сторону базы. Там его ждала последняя группа разведчиков из первой роты. Проводив вертолет тревожным взглядом до конца ущелья – все-таки у местных аборигенов водились «Стингеры», – Кондрат вернулся к осмотру места высадки. За это время вертолет благополучно добрался до конца ущелья и пропал из вида. Явившийся с докладом Суворин сообщил, что на этом фланге пока все тихо. Никто не атакует.
– Установить здесь один «Утес» для прикрытия группы и еще раз осмотреться, – приказал старший лейтенант, сам вытаскивая портативный американский бинокль, захваченный у моджахедов.
Пока несколько разведчиков расползись по скалам, разглядывая тропы, ведущие к укрепрайону, Кондратий осмотрел поле боя в бинокль. На всякий случай он выбрал позицию за большим валуном и прикрывал стекла рукой, чтобы меньше сверкали. Не только у него в отряде имелись снайперы.
Судя по нескольким столбам дыма, поднимавшимся из разрушенных позиций в сотне метров выше по склону – дальнобойная артиллерия отработала качественно, разрушив наиболее мощные огневые точки и блиндажи. Шквального огня во время высадки не наблюдалось, да и здесь от прямого обстрела сверху их частично прикрывала скала, точка была выбрана верно. Похоже, духи присмирели и собирались с силами. Справа по склону на своем пути Зарубин заметил гнездо с ДШК, который, похоже, был цел, но почему-то молчал. В центре все дымилось, там признаков жизни рассмотреть не удалось. Хотя, если верить разведке, пробитые в скалах траншеи уходили под самый перевал и даже вглубь скал, где «духи» могли прятаться, пережидая обстрел. Так что до полной победы было еще далеко.
По отряду Зарубина пока что вели огонь лишь разрозненные автоматчики, человек семь, засевшие в ближних скалах, неподалеку от единственного уцелевшего блиндажа. Впрочем, огонь этот пока не причинял группе особого вреда. Дожидаясь подлета последней группы, Кондрат не ввязывался в открытый бой, но чтобы немного приструнить «духов», вызвал к себе Витю Строгого с СВД и приказал подстрелить парочку автоматчиков. Чем снайпер и занимался в настоящее время, осматривая склон между выстрелами. То и дело слышался приглушенный хлопок, и очередной душман отправлялся на встречу с Аллахом.
А вот слева, там, где высадился отряд капитана Терехина, уже шла ожесточенная перестрелка. Стучали несколько ДШК и даже ухали минометы. Похоже, там моджахедов уцелело больше.
– Первый, первый, я второй – нажал Кондрат кнопку на манипуляторе от портативной радиостанции, прикрепленной на ремне, – как обстановка?
– Я первый, – прохрипела рация, – веду бой. Обстановка нормальная, хотя прижали крепко. Есть потери. Уже вызвал «Шилку» на подмогу.
– Справишься? – уточнил Кондратий.
– Работай по плану, – ответил Митя, – отключаюсь.
Кондрат отключился и посмотрел в сторону ущелья. Там на дне шло какое-то шевеление. Словно извиваясь, меж камнями ползла гигантская змея, поднимая клубы пыли. На деле это передвигалась колонна бронетехники мотострелков. Несколько БМП-2 ползли, повернув башни с пушками в сторону склона, а впереди них быстро ехали две «Шилки». Едва Кондрат разглядел их, как передняя бронемашина, вооруженная счетверённой автоматической зениткой двадцать третьего калибра, выплюнула огненную струю в сторону высот, с которых моджахеды вели огонь по роте капитана Терехина. Потом, спустя мгновение еще одну струю огня подлиннее. Этот залп разорвал в клочья всех, кто оказался в зоне поражения. Укрепление из обложенных камнями мешков, в котором находились «душманы», вместе с минометами просто сдуло со скалы. Один искореженный миномет даже подпрыгнул в воздух и покатился вниз по склону. Огонь со стороны духов почти прекратился. На всякий случай «Шилка» еще раз дала залп – огненный смерч вновь понесся по позициям, перемалывая все, что попадалось на пути и еще дышало. После того, как стрельба стихла окончательно, спецназовцы капитана Терехина быстро поползли вверх, приближаясь к позициям укрепрайона.
– Хорошая машина, – похвалил стрелков из «Шилки» Зарубин и, обернувшись, вновь посмотрел на свой участок фронта, – пора и нам повоевать. Где же вертолет?
В этот момент откуда-то снизу послышался стрекот винта и, словно в ответ на мысли Кондрата, показался «Крокодил». Едва не чиркая брюхом о камни, тяжелая машина грациозно зашла на посадку. Из ее открывшегося чрева еще на ходу выпрыгивали спецназовцы и, пригибаясь, бежали в сторону уже «окопавшегося» отряда из первой роты, который скопился за большой скалой почти в полном составе. Высадив всех, Ми-24 также лихо стартовал, развернулся и заложил вираж в сторону базы.
Кондрат подозвал к себе старших групп и уже закончил отдавать им приказания, в каком направлении выступать, как вдруг услышал шипение и краем глаза заметил белый след вырвавшейся откуда-то из скального укрытия ракеты. «Стингер», – пронеслась в мозгу обжигающая мысль.
В ту же секунду ракета врезалась в пузатое брюхо боевой машины, и взрыв едва не разорвал вертолет в клочья. Подбитая машина, словно умирающий кит, еще несколько метров продолжала двигаться по инерции в клубах дыма, но затем развалилась в воздухе и просыпалась вниз огненным дождем из обломков.
– Твою мать, – сплюнул Зарубин, глядя на огненный шлейф от упавшего вертолета. – Строгий ко мне!
А когда перед ним предстал обескураженный снайпер, резко спросил:
– Видел, откуда пустили ракету?
– Видел, но не точно, товарищ командир, автоматчиков снимал, – пожал плечами Витя Строгий, державший в руке снайперскую винтовку, – но как раз после моего выстрела был пуск. Могу примерно место указать. Это вон там, почти у разбитых позиций. Шлейф оттуда начинался.
Зарубин присмотрелся. «Стингер» пустили прямо из перемолотых артиллерией укрепленных позиций. Значит, там действительно глубокие укрепления, и «духи» опять подтянулись по тайным ходам на передний край. А значит, могли быть сюрпризы.
– Галиулин, радио на базу, – приказал Кондрат, переводя автомат на боевой режим, – прибыл на место, вступил в бой. Сбит один вертолет. Атакую.
И перехватив покрепче свой любимый AKMCЛ калибра 7,62-мм, махнул рукой.
– Вперед, соколы. Работаем. Добьем этот гадюшник.
Но едва спецназовцы несколькими группами устремились вверх по склону, как их накрыл огонь крупнокалиберного ДШК, внезапно ожившего. Минуту назад Зарубин мог поклясться, что там никого не было. Строгий регулярно докладывал ему об активности на этой точке, осматривая ее в оптический прицел.
Пулеметная очередь сразила двоих бойцов, которых тут же оттащили в укрытие товарищи. Остальные продолжали двигаться вперед под градом пуль. Пара ответных выстрелов из подствольных гранатометов ничего не дала, ДШК стоял в скальной ложбинке, и гранаты взорвались у подножия скалы, не задев душманов. Ответный огонь из «Утеса» поверх голов разведчиков по точке с пулеметом «душманов» поддержал наступление, но не заставил замолчать ДШК. Кондрат хотел было применить любимый АГС-17, но пулеметное гнездо было прикрыто даже сверху подобием крыши блиндажа, и тогда его выбор пал на ПТУРС, который они давно таскали за собой без дела. Начавшийся вдруг минометный обстрел, от которого пострадало еще несколько человек, только укрепил его в этой мысли. Тем более что один из минометов явно стоял сразу за гнездом ДШК.
– Пора пускать в ход артиллерию, – решил он, укрывшись за валуном, от которого отскакивали крупнокалиберные пули душманов, высекая искры.
И приказал поднять массивный «Конкурс» чуть выше, где нашлось подходящее защищенное место. На прямую наводку. Двое бойцов подтащили к указанному месту и быстро развернули переносной ракетный комплекс, способный подбивать танки и разрушать блиндажи. Открыв пятнистый ящик с ракетами, вложили одну в ствол. Наводчик приник к прицелу. Душманы, похоже, заметили их передвижение, усилив огонь, но было уже поздно. Ракета вырвалась из короткого широкого ствола установки и ударила точно в цель, войдя в распадок между двумя скалами.
Взрыв оглушительной силы прогремел в горах. Сверху на спецназовцев полетели камни и даже обрушился цельный кусок скалы, едва не придавив бойцов, успевших подобраться совсем близко к гнезду. Дымом заволокло все пространство впереди.
– Это вам за нашу вертушку, – сплюнул Зарубин, всматриваясь в скалы.
Вскоре дым раздуло ветром и стали видны результаты стрельбы. ДШК замолчал, миномет тоже. Дым и пыль еще витали над местом попадания. Даже обстрел с соседних скал почти прекратился. Но поняв, что пулеметное гнездо уничтожено, «душманы» вскоре усилили минометный огонь с другой точки. Наводчик из расчета ПТУРСа засек новые позиции «духов» чуть выше по скале и пустил туда вторую ракету. Этот выстрел тоже оказался точным. Разрушительного действия ракеты хватило на то, чтобы разметать в клочья укрепленное гнездо вместе с минометчиками. Внезапно стало тихо.
– Вперед, мальчики, – крикнул Зарубин, не теряя времени, – наверх. Через пулеметную точку.
Спецназовцы, больше не встречая сопротивления, поднялись по склону и ворвались в распадок, над которым едва успела рассеяться пыль от ракетного взрыва. Первым на месте оказались Антон Суворин и пулеметчик Семихватов, затем влезли еще пятеро разведчиков. Следом появился Зарубин с радистом и снайпером.
– Ну вот, – обвел взглядом месиво из обломков ДШК, искореженного до неузнаваемости, бревен перекрытия блиндажа, камней и разорванных тел «душманов», которых здесь было человек десять, – любо-дорого посмотреть. Суворин, рысью вперед.
Перешагнув через тела мертвых минометчиков, валявшихся в двадцати метрах от разбитого ДШК, спецназ распределился по двум ходам, которые вели из гнезда вглубь позиций. Еще группа пошла верхом, перекрывая направление возможной контратаки с перевала, до которого было не больше километра.
Резкая автоматная очередь хлестнула из бокового прохода, пройдя буквально на полметра левее Кондрата. Позади него раздался сдавленный крик, и Витя Строгий рухнул замертво. Кондрат не раздумывая метнул штурмовую гранату в сторону выстрела. Взрыв и стоны были доказательством точного попадания, но снайпера было уже не вернуть.
Прошерстив ходы до самых развалин в центре позиций и добив по ходу движения еще десяток душманов, разведчики Зарубина осмотрели все уцелевшие и даже разрушенные артиллерией блиндажи, но не нашли никаких признаков «Стингеров», кроме одного пустого тубуса.
– Странное дело, – проговорил вслух Кондрат, рассматривая тубус и слушая доклады командиров разведгрупп, – а где же обещанные залежи? Где, бляха муха, караван со «Стингерами»? Не мог же он сквозь землю провалиться. Искать, ребятушки.
В этот момент послышалась перестрелка на левом фланге захваченных позиций. Это разведчики Терехина подавили, наконец, сопротивление душманов и прорвались. Оставшиеся «духи», отстреливаясь, стали отступать к перевалу.
– Второй «Утес» и станковый гранатомет сюда, – приказал Зарубин, насчитав человек тридцать моджахедов, оставлявших свои позиции, – не дадим этой мрази уйти в Пакистан.
Пока расчеты разворачивали оружие, душманы уже почти достигли перевала.
– Живее, ребятушки! – крикнул Зарубин. – Уйдут.
Наконец заработал «Утес», посылая крупнокалиберные пули вдогонку отступавшим душманам. Короткими очередями пулеметчик косил врагов прямо в спину. Вскоре к нему добавился расчет АГС-17, зафырчавший очередями осколочных гранат, – сто выстрелов в минуту это не шутка. Попавшие под обстрел душманы быстро это поняли. В общем, до перевала, кое-как укрываясь за камнями, целыми доползло человек пять, не больше. Трех успел снять снайпер. Но парочка все же уползла в Пакистан.
Когда перестрелка утихла, показались бойцы из роты Терехина, просочившиеся по захваченным окопам к месту дислокации солдат Зарубина.
– Как дела? – спросил Кондрат, когда сам капитан Терехин оказался рядом с ним.
– Хреново, – сплюнул песок, застрявший на зубах, капитан, – трое убитых, пятеро раненых, «Стингеров» нет.
Несколько раненых с перебинтованными конечностями Кондрат увидел своими глазами. Эти еще могли ходить, хоть и с помощью товарищей. Убитых снесли на плащ-палатках в ближний окоп.
– У меня та же ерунда, – невесело усмехнулся Кондрат.
– Что делать будем, товарищ без пяти минут капитан? – поддел его Митя, осматривая дымившиеся позиции. – Начальство нас по головке не погладит. Потери есть, вертушку сбили, результата нет. Ну, почти…
К тому моменту Зарубин уже кое-что придумал.
– Есть мысль, – сказал он и махнул рукой в сторону перевала, – надо проверить, что там. Может, «духи» эти «Стингеры» где-то по дороге сховали. Может, кто им шепнул про наш визит в гости. Они и подстраховались.
– За перевалом Пакистан, – на всякий случай напомнил Терехин, но Кондрат и сам это прекрасно знал.
– Вот именно, – кивнул он, – караван пришел оттуда. Могли сгрузить по дороге. А может, они еще лежат на самом перевале где-нибудь в сторонке. Двое «духов» туда сбежали и скоро вернутся с подмогой. Надо бы побыстрее решать, товарищ капитан.
– «Вижу отряд духов!» – зашипела рация на плече у Зарубина, обозначив доклад наблюдателей, отправленных вслед за моджахедами на перевал. – «Поднимается к перевалу. Большой. Человек пятьдесят. Тащат ДШК и гранатометы. Странные».
– Ты о чем? – переспросил Зарубин, нажав кнопку на манипуляторе.
– «Все в черных одеждах».
Офицеры переглянулись.
– Похоже, «Черный аист»[23] пожаловал, – сплюнул капитан и обернулся к своему радисту: – Радио на базу. Открыть артиллерийский огонь по перевалу. Пусть наведет авиация.
– Быстро отходить, – приказал Зарубин своим наблюдателям и добавил, обернувшись к остальным: – У нас гости. Занять позиции для обороны со стороны перевала.
Через десять минут над перевалом прострекотала двойка Ми-24. Зарубин в это время как раз расспрашивал уж вернувшихся наблюдателей.
– Чуть ниже перевала, уже на спуске с той стороны есть укрепленные позиции, – доложил старший группы, – рядом были какие-то люди, по одежде не разобрать кто. Не пастухи. Похоже, моджахеды. Оружия у них не было. По перевалу не стреляли, нас не обнаружили.
Кондратий удовлетворенно кивнул, услышав все, что хотел.
– Есть там местечко, Митя, где сбросить груз, как я и думал, – сообщил он, приблизившись к Терехину, – с той стороны перевала. Но это уже, сам понимаешь, за границей.
– Если от него что-нибудь останется после обстрела, проверим, – согласился Терехин, – но начальству ни-ни.
Кондрат кивнул, пристраиваясь в блиндаже от греха подальше. Мало ли недолет выйдет. Гаубица Д-30 дело серьезное. Бойцы уже распределились по блиндажам и окопам. Едва Кондрат укрылся, как начался артобстрел. Моджахеды как раз должны были подойти под перевал. Но Кондрат даже не ожидал, что «аисты» передвигаются так быстро – фигурки в черных одеждах уже мелькали прямо на перевале. Он сам рассмотрел их в бинокль.
Первый снаряд улетел далеко за гору и взорвался на территории Пакистана. Второй тоже. Терехин связался с авианаводчиком, подкорректировав огонь. С третьего раза артиллеристы, наконец, угодили в цель. Снаряд из гаубицы лег четко на перевале, разметав черные фигурки. С этого момента для пакистанского спецназа начался сущий ад. Снаряды ложились ровно, рядом друг с другом, за пятнадцать минут буквально перепахав весь перевал. Затем Терехин приказал сдвинуть огонь за перевал, чтобы накрыть тех, кто укрывался на дальнем склоне, оставаясь невидимым. И артиллеристы еще минут двадцать утюжили пакистанскую землю.
– Первый, я «воздух пять», – заскрипела «Ромашка» в руках у радиста, – моджахеды отступают вниз. Много убитых.
– Ну, вот, – удовлетворено кивнул Терехин, осмотрев в бинокль разбросанные по всему перевалу останки «черных аистов» и воронки от снарядов, – а теперь, пока они не опомнились, нанесем визит сопредельному государству. Нехрен помогать моджахедам.
– Моя рота пойдет первой, – решил капитан, – а ты, Кондрат, прикрываешь.
Зарубин кивнул.
Через полчаса они были на перевале. Осторожно взошли и обследовали каждый камень, но ничего, кроме воронок от артиллерийских снарядов и мертвых моджахедов, не нашли. Здесь тоже не было никаких следов «Стингеров». Оставалась последняя надежда – позиции на дальнем склоне горы.
– Идем дальше, – приказал Терехин, подмигнув подошедшему Кондрату. И устремился со своими бойцами по склону вниз, миновав условную границу с Пакистаном.
Через полчаса они заметили укрепления – линию камней, соединявшую несколько блиндажей. Как ни старались разведчики Терехина прятаться за складками местности и подойти скрытно, тропа была здесь одна. Их ждали и заметили быстро. Хотя укрепления тоже пострадали от обстрела из гаубиц, почти половина была разрушена, но кое-кто там, похоже, выжил. Не успели спецназовцы приблизиться на расстояние пятисот метров к укреплениям, как оттуда застучали сразу три ДШК и начался минометный обстрел.
Ответив очередями из «Утесов», разведчики подтащили сначала станковые гранатометы, накрыв волной огня пакистанский спецназ, а затем и ПТУРС. Пары ракет хватило разнести вдребезги гнезда ДШК и минометы. Хваленый «Черный аист» начал отползать, отстреливаясь от наседавших советских солдат.
– Вперед, ребятушки! – крикнул Терехин и повел своих бойцов в атаку. Они сбросили остатки упорно сопротивлявшихся моджахедов с позиций и погнали их вниз. Особенно сильный бой шел на правом фланге, в районе самого большого блиндажа из уцелевших после обстрела. Там еще до сих пор кто-то отстреливался, даже попав в окружение.
– Суворин, Семихватов и еще пятеро со мной, – приказал Кондрат, приметивший странный блиндаж, – идем вон туда!
В этот момент в небе раздался стрекот винтов и появились хищные черные вертолеты. «Не наши, – смекнул Зарубин, приседая за камень. – Это “Пума”. Похоже, пакистанская армия зашевелилась. Навели мы тут шороху. Того и гляди самолеты подтянутся, и начнется международный скандал. Надо по-быстрому осмотреть блиндаж, и если нет ни черта, возвращаться обратно. Хрен ее разберешь, эту линию Дюранда»[24].
Достигнув перевала, армейские вертолеты открыли огонь ракетами по спецназовцам. Вдоль всей укрепленной линии заполыхали разрывы. Следом с неба ударили крупнокалиберные пулеметы, заставив разведчиков остановиться и залечь. Человек пять было убито сразу. На глазах Кондрата ракета угодила в распадок, по которому бежал капитан Терехин с радистом, и взрывом обоих разметало в клочья. Кондрат вздрогнул, словно это его разорвало, и несколько секунд в полном ступоре смотрел на воронку, в надежде, что его друг встанет как ни в чем не бывало, отряхнется и побежит дальше. Но Митя не встал. Когда дым рассеялся, Кондрат заметил его окровавленное тело с оторванной рукой на самом краю воронки.
Атака захлебнулась. Более того, снизу к «аистам» подтянулись резервы, и добрая сотня моджахедов снова поперла вверх, поддержанная огнем с воздуха. Кондрат, оставшийся за старшего, связался по рации с базой и сообщил об атаке вертолетов противника, а затем по «местной» связи приказал группе Терехина отходить с боем на укрепленный рубеж. Сам же устремился к блиндажу, который вот-вот мог снова оказаться в руках у пакистанского спецназа.
Когда он уже почти добрался до места, над головой вновь раздался стрекот винтокрылых машин, но звук был уже другой, до боли знакомый. А потом послышался пуск ракет и взрыв в воздухе. Затем второй. На бреющем полете над перевалом прошло звено Ми-24 и, прочесав контратакующих моджахедов их НУРСов, устремились вглубь чужой территории. Два черных вертолета уже догорали на склоне.
– Первый, говорит «Воздух пять», – донесся до Зарубина голос пилота из «Ромашки», – вертушки уничтожил. Вижу на подходе колонну грузовичков и бронетехники, атакую.
– Ну, теперь точно международный скандал, – кивнул Кондрат и толкнул приоткрытую дверь в блиндаж. Окатив очередью из автомата все углы и швырнув туда осколочную гранату, без пяти минут капитан Зарубин сразу же забыл про вертолеты, едва переступив порог. Почти весь блиндаж был завален темно-зелеными ящиками, испещренными надписями по-английски. Между ними валялось не меньше дюжины мертвых моджахедов, испачкавших ящики своей кровью. Кто-то застыл у бойниц с зажатым в руках автоматом, получив пулю в грудь, кого-то убило осколками. Парочка еще стонали, подавая признаки жизни, – Кондрат пристрелил их короткими очередями. В бревенчатой крыше зияла дыра от попадания чего-то помощнее гранаты. Возможно, задело снарядом от гаубицы или ракеты из ПТУРса. Это было не важно. Главное, он обнаружил те самые треклятые «Стингеры», стоившие жизни стольким нашим летчикам. И капитану Терехину.
Кондрат шагнул в центр блиндажа, сжимая автомат, осмотрелся. В углах висела пыль, поднявшаяся от недавнего взрыва гранаты. За ним внутрь вошли Суворин, Семихватов и еще двое бойцов. Галиулин с рацией остался у входа. Кондрат в нетерпении наклонился вперед, присел на колено и откинул крышку ближнего ящика. Внутри он увидел знакомые очертания пусковой установки. Неподалеку лежали и ящики с ракетами. «Надо побыстрее вынести их отсюда, – решил Зарубин, – пока не поздно».
В этот момент боковым зрением он заметил едва заметное шевеление в дальнем углу. В проеме стены, где полулежал, привалившись спиной к ней, мертвый на первый взгляд моджахед. С окровавленным плечом и в какой-то странной мешковатой одежде. Воин ислама был слегка толстоват для афганца, и только сейчас Кондрат заметил, что тучность его телу придавал не лишний жир, а связка гранат, которыми он был обвешан, как новогодняя елка игрушками. Главным «украшением» этой «елки» была советская мина ОЗМ-72, все та же «ведьма», прикрученная к поясу на животе моджахеда. Сверкнув ненавистью из-под надвинутой на лоб «пуштунки», он раскрыл окровавленную ладонь и на пол скатилась граната. Без чеки.
– Marg bar shouravi![25] – прошипел моджахед за секунду до взрыва.
Огонь полыхнул во все стороны, пожирая все на своем пути. Белый свет залил каменное подземелье. Тело Кондратия пронзила дикая боль, разорвавшая его на куски. В последнее мгновение своей жизни он успел почувствовать, как душа отделилась от уставшего тела и воспарила ввысь, покинув его навсегда. Вместе с ней исчезла и ненависть.
Глава девятая
Пробуждение
Удар когтистой лапы пришелся по плечу, но боль полоснула по всему телу, обожгла грудь. Треснула кожа, кровь брызнула во все стороны. Удар был настолько сильным, что его отбросило назад, и земля ушла из-под ног. Сорвавшись с самого края скалы, он полетел вниз, в глубокую бездонную пропасть. Но вскоре рухнул в воду, погрузился и стал тонуть. Вода заполнила всю грудь, дыхание прекратилось. Силы покинули. Он безучастно наблюдал из-под воды в последние мгновения своей жизни, как мечутся размытые фигурки на вершине холма, как кто-то прыгнул вслед за ним. Но ему было уже все равно, вскоре свет померк в очах, а тело погружалось все глубже, и душа поспешила расстаться с ним.
…Словно издалека доносились незнакомые голоса. Его трясли и тянули куда-то. «Наверное, я уже в раю», – слабо обрадовался Кондратий, не понимая, что происходит вокруг, и не обращая внимания на доносившиеся словно из другого мира голоса. Глаза его были закрыты и словно залеплены чем-то вязким. Он чувствовал только боль, охватившую все тело.
– Осторожней бери, помнешь!
– Понесли на телегу, авось жив еще.
Когда его бережно приподняли и понесли, тело вновь резанула дикая боль, заставившая Кондратия даже застонать. «Боль это хорошо, – пронеслась обжигающая сознание мысль, – значит, я еще жив. А этого просто не может быть».
Но голоса снаружи были иного мнения.
– Слышь, застонал… Жить будет еще, – произнес с надеждой один.
– Крови много вытекло, можем не поспеть, – засомневался другой, – Как довезем, надо Февронию сразу звать.
– Оно понятно, – согласился первый, – едва не утоп, да еще медведь порвал. Без ведуньи никак. Того и гляди помрет наш хозяин.
– Не бреши зазря, – осерчал второй, – неси давай, поспешай. Авось успеем. Ехать недалеко.
Кондрат ощутил, как его бережно опустили на подстилку из мягкой соломы и укрыли накидкой. Раздался звук кнута, и земля под ним пришла в движение. От тряски на ухабах начало мутить, он вновь застонал, а потом и вовсе провалился в небытие.
Сколько времени он провел в забытьи, Кондрат не знал. Ему мерещилась огненная лава, в которую он нырял с разбега и плыл по ней, пытаясь выгрести к далекому берегу. А потом тонул, сгорая, так и не доплыв. Снился дикий темный лес, по которому сновали странно одетые люди с рогатинами и копьями, пытаясь кого-то догнать. Позади них на мгновение показался всадник в алом плаще, одетый в доспехи и подпоясанный мечом, словно воин из Древней Руси. Крикнув что-то Кондратию, воин выхватил меч и поскакал в лес, растворившись в нем.
Вскоре лес сменился желтыми скалистыми горами, по которым Кондрат прыгал в полном боекомплекте вместе со своими солдатами, отстреливаясь от наседавших со всех сторон душманов. Он садил по ним из автомата и с какой-то бесконечной радостью видел, как пули вспарывают их легкие одежки. Обливаясь кровью, «духи» падали и катились вниз по каменистому склону, пропадая в пыли. А Кондрат все стрелял и стрелял по ним, пока вдруг не кончились патроны, и он не остался совсем один. Всех бойцов его отряда уже убили. Он это знал. А кольцо душманов сжималось все плотнее. Тогда он выхватил гранату и бросился в свою последнюю атаку.
Затем Кондрат увидел высокое синее небо и тысячи коршунов, медленно паривших там, распластав крылья. Хищных птиц становилось все больше и больше. Скоро они уже закрывали свет солнца своими огромными крыльями. А затем начали пикировать вниз, неся стремительную смерть с неба туда, где лежало посреди луга его беззащитное тело. Набросившись на это тело всей сворой, коршуны стали рвать его на части. А Кондрат все лежал недвижимо, не защищаясь, и смотрел на свою смерть словно со стороны. Лишь когда самый большой и сильный коршун вознамерился выклевать его глаза, Кондратий вскрикнул от ужаса и очнулся.
Попытавшись открыть глаза, он чуть пошевелился и застонал. На этот раз глаза уже не залепляла липкая пленка, они были кем-то старательно промыты. Но то, что увидели эти глаза, лишь слегка приоткрывшись, заставило Кондрата усомниться в том, что он выжил. Глаза говорили ему, что лежит он у стены в каком-то бревенчатом доме, похожем на терем из сказки, которых отродясь не водилось в Афганистане. В приоткрытое окошко падает солнечный свет. Рядом с окном виднелся проход наружу, а напротив него сидят, словно истуканы, два здоровых мужика в странных кафтанах, совсем не похожие на «душманов». Смотрят на него во все глаза, но рта не раскрывают.
Тогда он снова застонал и закрыл глаза, откинувшись назад. «Неужели я попал в плен, – подумал Кондрат, пытаясь осознать происходящее, – лучше бы я умер. Ведь я же умер. Я не мог выжить после такого взрыва…»
Но едва он провел рукой по груди, как тело отозвавшись дикой болью, заставило его думать иначе. Под рукой Кондрат ощутил холщовую рубаху грубого сукна, которая едва ли не прилипла к повязке, обмотанной вокруг груди и прихватившей левое плечо. Боль под повязкой была адская, Кондрату показалось, что вся его грудь иссечена длинными шрамами, которые саднили так, что впору было лезть на стену. Да только сил у него не было. Хватило только на то, чтобы едва пошевелить рукой и с новым стоном откинуться на мягкой подстилке.
– Где я? – пробормотал Кондрат, с силой разомкнув спекшиеся губы.
– Очнулся, – пробормотал радостным шепотом один из бородатых мужиков, – может, за знахаркой сбегать?
– Беги, а я пока отвара ему дам, – согласился второй, тоже говоривший вполголоса, – а то слаб еще.
Кондрат услышал, как скрипнула дверь, а затем сильная рука осторожно приподняла его голову и придвинула ко рту чашу, из которой в нос шибанул горький и терпкий запах.
– Выпей, хозяин, – посоветовал бородатый мужик, так и не ответивший на вопрос, – этот отвар тебя укрепит. А скоро и знахарка будет, она тебя посмотрит.
Кондрат, подчиняясь, глотнул странного зелья. Оно горечью заполнило весь его рот и с трудом просочилось дальше, но вместе с тем принесло успокоение. Боль в груди унялась. Кондратий откинулся на мягкой подушке и вновь прикрыл глаза, задремав. Спал или не спал, он уже и сам не мог разобрать. В полудреме он услышал, как скрипнула дверь и в комнату этого странного жилища кто-то вошел. Сначала раздались тяжелые, а потом мягкие, едва слышные шаги.
– Как он? – послышался тихий женский голос, по которому Кондрат предположил, что обладательницей его была женщина в летах.
– В забытьи лежал до сей поры, Феврония, бредил, да недавно вдруг очнулся. Я за тобой сразу Макара и послал, – ответил уже знакомый мужской голос. – Видать, болит у него грудь сильно. Жжет боль лютая. Я ему отвара дал, что ты в прошлый раз оставила, он и затих пока.
– Дверь прикрой, – приказала женщина, обернувшись назад ко второму мужику, который ее сюда и привел, – негоже будет, если кто войдет сейчас.
Мужик бросился исполнять приказание, а Кондратий осторожно приоткрыл глаза и попытался исподтишка рассмотреть гостью. Напротив стояла невысокая женщина в сером холщовом платье до самого пола, подпоясанная широким поясом, испещренным странными рисунками. Голова ее до самых глаз была укрыта темной косынкой, из-под которой, обрамляя морщинистое, но доброе лицо, ниспадали длинные русые волосы почти до пояса. На груди виднелось ожерелье, не то из камней, не то из костей. В руке гостья, которой на вид было лет пятьдесят, держала небольшой туесок. Через плечо у нее висела котомка. Едва женщина убедилась, что дверь закрыта плотно, вновь обернулась к лежавшему у стены Кондратию, который уже закрыл глаза, притворившись спящим.
«Кого это ко мне привели, – промелькнуло в затуманенном мозгу Кондрата, который до сих пор не мог найти объяснения происходящему, – колдунью какую-то. Кто это вокруг меня, да и где я вообще?»
Но до выяснения всех обстоятельств Кондрат решил, что ему лучше прикидываться спящим и больным. Так он мог получить хоть какую-то информацию об окружающем мире, не выдавая себя. Тем более что особого труда это ему не составляло, как раз таким он сейчас и был. Его знобило, грудь опять заболела нещадно. Похоже, действие горького отвара закончилось.
Странная женщина приблизилась к лежащему Кондратию и поставила туесок рядом с кроватью на табурет, а рядом положила котомку. Затем осторожно, но быстро и уверенно приподняла рубаху, осмотрев повязку. Запустила под нее свою руку и чуть сдвинула в сторону, оголив рану. Как ни пытался Кондрат прикинуться спящим, но тут взвыл от боли и открыл глаза, уставившись на знахарку. Он хотел громко выругаться, но встретившись с ней глазами, замолчал и даже невольно вздрогнул. Женщина была хоть и немолода, но еще сохранила остатки какой-то спокойной благородной красоты, хотя и выглядела, как простая селянка. Но вот ее зеленые глаза горели холодным огнем и смотрели словно в самую душу Кондрата, читая все его мысли. Кондрат хотел что-то сказать, но не знал что, а потому чуть склонил голову набок, стиснул зубы и молча наблюдал за действиями женщины.
Та, не обращая внимания на его крики, деловито осмотрела рану и, довольно кивнув сама себе, постаралась сдвинуть повязку из промокшей ветоши еще дальше в сторону. Но повязка оказалась слишком тугой. Неожиданно в руке у женщины блеснуло узкое лезвие ножа, отчего Кондратий напрягся, решив, что сейчас его просто добьют, как беспомощного котенка. Однако гостья отточенным движением засунула нож под пропитанную кровью ткань и просто вспорола ее, оголив растерзанную грудь. Затем открыла туесок, в котором оказалась какая-то бурая вязкая жижа, и смазала раны, невесть откуда взявшиеся на теле Кондратия. Сам он, глядя на раны, решил, что его просто исполосовали ножами в каком-то бою или поглумились, пока он находился без памяти. Вся грудь была как одно сплошное красное месиво. Но Кондрат не мог даже представить, как и где это могло произойти, поскольку он ничего об этой драке не помнил. Чтобы офицеру спецназа позволить так себя изуродовать, нужно было вообще не уметь драться или находиться в полной отключке. Глядя на все это, Кондратий вновь пришел в замешательство. Медленно оживавшему мозгу просто не за что было зацепиться.
– Бред какой-то, – вполголоса проговорил Кондрат и поймал на себе удивленный взгляд знахарки. Та, закончив мазать распухшие раны, сорвала с Кондрата остатки размокшей повязки и достала из котомки какие-то новые тряпки.
– Помогите, – кивнула она видневшимся из-за спины мужикам, – чего стоите, как истуканы.
Оба бородатых мужика приблизились к лежанке и, осторожно подхватив раненого Кондратия за плечи, приподняли его. Кондрат застонал, но тут же сжал зубы.
– Потерпи, хозяин, – пробормотал один из мужиков, словно уговаривая, – скоро полегчает.
Кондрат отвернулся в сторону и еще сильнее скрипнул зубами. Как-то стыдно ему было показывать свои страдания перед незнакомыми людьми, а особенно перед этой странной женщиной, что пользовала его раны. Не таков был офицер советской армии и просто крепкий мужик Кондратий Львович Зарубин, без пяти минут капитан.
Между тем знахарка быстрыми и ловкими движениями обмотала грудь и плечо раненого ветошью, сотворив новую повязку. Закончив, она сделала знак мужикам, и те опустили Кондратия обратно на лежанку. А знахарка, вынув из котомки бурдюк с каким-то пойлом, поднесла его горлышко ко рту раненого.
– Пей, – сказала она спокойно и властно, как человек, которому не нужно повышать голос, чтобы его слушались.
Кондрат молча отхлебнул из кожаного мешка, втянув в себя какой-то кисло-сладкий настой. На мгновение ему показалось, что этот напиток гораздо вкуснее прежнего, а затем на него вдруг начал накатываться холод и сон. Медленно и неотвратимо, отключая конечности одну за другой, словно замораживая. Жуткие это были ощущения.
«Чем она меня опоила, – подумал в ужасе Кондрат, но сказать уже ничего не смог, язык словно отнялся, только дико вращал глазами, – что за чертов медсанбат здесь творится!»
Затем он увидел, как женщина подошла к нему, наклонилась и начала что-то бормотать, разбрызгивая не него и вокруг какую-то жидкость из другого сосуда. Зеленые глаза ведуньи смотрели на него как-то отстраненно, куда-то сквозь Кондратия, словно его и вовсе не существовало.
…Стану я благословлясь, пойду к синему морю, на синем море бел-горюч камень Алатырь…
Слух начал отказывать Кондрату, глаза сами собой закрывались, как он ни старался оставаться в сознании.
…отскочите, отпрыгните, отпряньте от Евпатия родимые огневицы, горячки и лихорадки…
– Вот так-то лучше, Евпатий Львович, – весело подмигнул ему один из мужиков, вдруг нависая над лежанкой, – на поправку скоро пойдешь.
Читать бесплатно другие книги:
