Заклятая невеста Эльденберт Марина

– Мой отец тоже был магом жизни, – сказала она. – Он умер, чтобы я могла жить. Сына мы назвали в его честь.

Она улыбнулась, но в этой улыбке было столько светлой грусти, что мне стало не по себе. Когда жена Эрика пригубила свой чай, я невольно последовала ее примеру и только после этого выдохнула:

– Мне так жаль.

– Он был очень сильным, – сказала она. – И очень любил маму, но он был готов на все, чтобы меня спасти.

Совсем как Льер.

Я поняла, что еще немного – и мне не поможет никакая магия жизни, поэтому решительно сделала глоток и отставила чашку. Нужно переключиться, сосредоточиться на чем-то другом, нужно думать о чем угодно, только не о том, что каждая минута тянется словно вечность.

– Льер заставил меня забыть все, – сказала я. – Чтобы я спокойно жила здесь, чтобы он… тот, кто уничтожил всех магов жизни, не смог до меня добраться.

Шарлотта коснулась моей руки:

– Эрик уничтожил Аддингтона, рискуя жизнью, чтобы меня спасти. Он запечатал его в себе, а после пропустил через себя смерть.

Льер сделал то же самое, но это не помогло.

Почему это не помогло?!

– Аддингтон был агольдэром, верно? – Я пристально посмотрела на Шарлотту. – Он – порождение смерти, и смерть его уничтожила.

Шарлотта кивнула.

– Ваш муж сказал, что его отец выжег из него магию, и долгие годы он считал, что его тьма имеет отношение к… Погодите, вы сказали, что у Эрика от рождения была магия? И у вашего отца тоже?

Шарлотта снова кивнула, но, судя по выражению лица, она совершенно не понимала, к чему я веду. Я же пыталась из осколков сложить картину того, что узнала в Аурихэйме и в своем мире. Льер говорил, что в нашем мире магия цеплялась чаще за женщин, а мужчинам передавалась в виде остаточных сил, зачастую достаточно мощных, чтобы воспроизвести заклинания. Так было с Винсентом, со многими сильными магами, да и с моим отцом тоже – он использовал заклинания армалов, но никогда не заявлял о своей стихии, или некромагии, или… магии жизни?!

– Лавиния, вы что-то хотели спросить? – Шарлотта внимательно на меня посмотрела.

– Я бы хотела кое-что записать. Если можно.

Она снова коснулась артефакта, и спустя пару минут у меня уже была бумага, чернильница с пером и дощечка для писем. Я написала:

«Мой отец. Уильям Биго де Мортен. Элленари. Магия –?

Моя мать. Наследница Роберта Дюхайма. Элленари. Магия смерти. Нераскрытая».

Если верить тому, что элленари не женились на людях даже в нашем мире, тогда… тогда все получается крайне занятно. Моя мать – чистокровная элленари, вышла замуж за моего отца, чистокровного элленари. Они оба знали историю Аурихэйма, но по какой-то причине не говорили об этом вслух. Больше того, мой отец скрывал свое происхождение и вместо того, чтобы развивать свою магию, делал вид, что он просто сильный наследник древнего рода.

«Он скрывался все это время, потому что не хотел, чтобы обо мне узнали, – написала я. И добавила: – Раньше времени».

У отца Шарлотты была магия жизни.

Возможно ли, что у моего отца тоже?..

Получается, оба они пришли из Аурихэйма. Получается…

– У вашей матери была какая-то магия? – поинтересовалась я.

– Магия? Нет. – Шарлотта покачала головой. – У нее были весьма слабые способности, которые еще в детстве сошли на нет.

Хм.

– Кажется, я окончательно запуталась, – пробормотала я.

Но то, что отец Шарлотты из Аурихэйма, – это точно. Равно как и то, что мой тоже. Откуда я взялась такая, с магией жизни, если в моем роду ее не было? И если принять как данность, что я права, получается, что магия жизни начала возрождаться в Аурихэйме, но только в мужчинах. Начала возрождаться, несмотря на наличие Пустоты, и…

Или из Пустоты?

Перед глазами возникла картина, мимо которой я столько раз проходила: клубящаяся чернота, рождающая искры магии смерти, стихии, антимагию и жизнь.

Если Пустоту нельзя уничтожить Пустотой, возможно, это можно сделать, собрав воедино все четыре первоисточника?

Я так разволновалась, что посадила огромную кляксу на листок бумаги, и только тут вспомнила про Шарлотту.

– Нашли то, что искали? – улыбнулась она.

– Почти. Теперь остается только ждать вашего мужа.

Время то растягивалось, то летело. До обеда я успела рассказать Шарлотте всю настоящую историю Аурихэйма, которая значительно отличалась от легенд, а после она рассказывала мне о том, как делала декорации к спектаклю о похищенной элленари обычной девушке.

Сейчас я понимала, что это может оказаться как правдой, так и вымыслом: поскольку элленари не особо заботились о морали, они могли забрать любую понравившуюся девушку в качестве забавы, не особо заботясь о том, что мир с ней сделает.

Чуть позже мы вдвоем играли с Раулем, я написала Терезе, чтобы она не волновалась, хотя сама сидела как на иголках. Мое волнение передалось и Шарлотте, теперь и она все чаще поглядывала на часы, поэтому, когда хлопнула дверь, мы не сговариваясь бросились вниз.

– Как поживает моя девочка? – поинтересовался Эльгер, ничуть не стесняясь меня, чем вызвал на щеках Шарлотты румянец.

Он мягко привлек ее к себе и коснулся губами губ, после чего скользнул пальцами по огненно-рыжим, как у матери, волосикам Рауля.

– Эрик, – смущенно пробормотала она, отстраняясь. – Думаю, Лавиния очень ждет твоего ответа.

Он коротко взглянул на меня, вновь перевел взгляд на жену, словно не хотел с ней расставаться.

– Пойдемте, Лавиния, – кивнул мне.

Я обратила внимание, что у него в руках нет ни бумаг, ни папки. Может быть, он уже отдал их своему дворецкому, чтобы тот сразу отнес к нему в кабинет?

По коридорам он шел быстро, я едва за ним поспевала, но жаловаться не собиралась точно. Была бы возможность, еще бы и обогнала, и втащила за дверь, чтобы как можно быстрее все узнать.

– Прошу. – Эльгер пропустил меня вперед и вошел следом. После чего указал на кресло.

– Давайте обойдемся без церемоний, – выдохнула я. – Вы нашли то, что искали?

Эльгер пристально посмотрел на меня и покачал головой.

– Нет. Анри выделил мне помощников из архивного ведомства, но в найденных записях нет ничего о том, что отец сделал со мной.

– Нет? Как нет? Разве вы не говорили, что они должны быть, что…

– Именно этих нет, – подчеркнул Эльгер. – Видимо, он их уничтожил.

Уничтожил.

Это слово надавило мне на плечи, заставляя все-таки опуститься в кресло.

Уничтожил.

Значит, у меня нет никаких идей, как навсегда отправить Золтера туда, куда он так стремится, – в Пустоту и забвение. Или… все-таки есть?

– Когда ваш отец выжигал из вас магию, он использовал Пустоту, потому что только она могла забрать то, основой чего является.

Мужчина нахмурился:

– То есть Пустота – это тоже магия?

– Это – объединенная магия, вся, что существует в нашем мире, и антимагия в том числе. Она настолько сильна, что не оставляет после себя ничего, – поспешно произнесла я. – В ней мощь стихий, жизни и смерти, мощь силы хэандаме. Всевидящий! Да даже ее проявление – выжженная черная пустошь – так похоже на то, что после себя оставляет смерть.

– Вы хотите сказать, что…

– Чтобы уничтожить Золтера, нужны все четыре силы! – воскликнула я. – Точнее, стихия, жизнь, смерть – магия, и четвертая – антимагия. Это для нее то же самое, как для агольдэра – мощь магии смерти. То, от чего она берет свое начало…

– Интересная гипотеза, – задумчиво произнес Эльгер. – К сожалению, всего лишь гипотеза, которую у нас нет возможности проверить.

– У меня есть! – Я снова вскочила. – Если вы поможете мне вернуться в Аурихэйм.

– Нет.

– Нет?!

– Нет, – покачал головой он. – Это исключено. Хотите, чтобы я отправил вас на верную смерть?

– Ну так верная смерть все равно меня ждет, – хмыкнула я, обхватив себя руками. – Сегодня, завтра или когда Золтеру вздумается. Рано или поздно. Или вы думаете, что способны меня защитить? Подумайте о том, что будет с Шарлоттой и вашим сыном.

Вот теперь взгляд Эльгера стал хищным.

– Не смейте, – произнес он на первый взгляд спокойно и в то же время неестественно жутко, – приплетать сюда Шарлотту и Рауля.

– А я и не приплетаю. Я говорю о том, что ждет все наши миры, если Золтер доберется до истинной мощи Пустоты. Если он соединит в себе стихии, смерть, жизнь и антимагию. Ему даже собственный мир кажется ничего не значащей жертвой, не говоря уже о мире смертных. То есть о нашем, – тут же поправилась я и шагнула к Эльгеру, несмотря на то что его лицо оставалось жутким. – Вы сами любите, – прошептала. – Я видела, как вы на нее смотрели. Неужели вы не понимаете, что я должна быть там? Рядом с ним…

– Золтеру не нужен наш мир, – сказал Эльгер. – Ему нужны вы.

– Вот именно. Отдайте меня ему. – Я смотрела ему в глаза.

– Вы сумасшедшая.

– Вас тоже так называли, – хмыкнула я. – Но я, по крайней мере, попытаюсь исправить то, что он натворил. Попытаюсь его остановить. Без меня они не справятся. Им нужна жизнь.

Эльгер на миг прикрыл глаза и коснулся виска.

– То есть я правильно понимаю, что вы сейчас предлагаете мне разрушить хрупкий мир между мной и Терезой, который установился не так давно? И позволить вашему брату увериться в том, что меня проще было прибить во младенчестве?

Я улыбнулась.

– Тереза поймет. Она сама пошла к вашему отцу за Анри без малейших, казалось бы, шансов. А Винсент… ему рано или поздно придется признать, что он был не прав.

Эльгер невыносимо долго смотрел на меня, и я сцепила руки за спиной. Мне казалось, что пауза тянулась целый час, а может быть, даже больше, потом он наконец произнес:

– Хорошо. Я вам помогу.

Поблагодарить я не успела.

– Но вы должны мне кое-что пообещать.

– Все что угодно.

– Все что угодно. Не слишком ли опрометчиво? – Эльгер приподнял бровь. – Для той, кто столько времени провел рядом с элленари? Мне нужно, чтобы вы поклялись, что, если ваша гипотеза не подтвердится, вы вернетесь.

– Она подтвердится.

– Лавиния.

– Ладно, – отмахнулась я. – Ладно. Обещаю.

– Клятва на крови.

– Что?!

– Клятва на крови, или я не стану вам помогать.

Я хотела было сказать, что он окончательно зарвался, но передо мной все-таки был герцог де ла Мер. Так что еще непонятно, кто тут окончательно зарвался.

– Хорошо, – сказала я.

Все эти проволочки, включая клятву, показались мне просто бесконечными, поэтому, когда они закончились, я вздохнула с облегчением. Эльгер шагнул ко мне, и прямо над столом в центре его кабинета закрутились изумрудные, открывающие портал искры. У меня по спине пробежал легкий холодок.

– Это всего лишь магия искажений, за которую вам сейчас нужно уцепиться. Для примера, – сказал он. – В Аурихэйм я вас, разумеется, не проведу, это можете сделать только вы сама. Смотрите плетение.

Я наблюдала за движениями его пальцев, за тем, как крохотный разрыв в пространстве смыкается до едва различимой точки. Сейчас, когда плетение подчинялось его магии, я могла попробовать воспроизвести нечто подобное, но постранство, подхваченное моей магией, лишь слегка дрогнуло.

Еще раз.

Снова и снова.

– Не торопитесь, – произнес Эльгер. – Наблюдайте за потоками и отчетливо представляйте место, куда хотите попасть.

– К хэандаме, – сказала я. – В Золотой Двор.

Почему-то мне казалось, что переговоры с ними займут гораздо больше времени, чем с теми же стихийниками. Когда мы с Льером общались с кузнецами, они показались мне гораздо более приятными, чем «золотые» брат и сестра на балу Золтера.

Я представила себе пески, окружающие их Двор, представила Льера, с которым мы стояли рядом на одном из барханов. Сердце ужалила боль, и в это мгновение пространство, подчиняясь мне, разошлось. Волна магии ударила в меня знакомым пьянящим чувством, подхватывая, увлекая за собой.

– Невероятно, – произнес Эльгер. Глаза его сверкали, ворвавшийся из пустыни жаркий воздух растрепал наши волосы. – Вы это действительно сделали. Лавиния…

Он попытался удержать меня за руку, но я уже шагнула в Аурихэйм.

Портал за моей спиной сомкнулся, и я погрузилась в знакомый зной. Этот зной – сухой, изнуряющий, пропитанный мощью антимагии, вонзился в кожу. Здесь воплощение сил хэандаме обжигало гораздо сильнее солнца: с каждым шагом я, как маг, становилась все слабее. Льер рассказывал, что ни один портал невозможно открыть в чертоги Золотого Двора и что любые попытки открыть его в непосредственной близости очень плохо заканчивались.

Разумеется, чтобы выжечь из меня силу, элленари пришлось бы обрушить на меня золотую мглу, но даже сейчас, когда антимагия была повсюду, меня бросало то в жар, то в холод. Губы мгновенно пересохли, словно я шла по пустыне не несколько минут, а несколько дней, магия билась во мне, инстинкты кричали о том, чтобы я повернула назад, но я продолжала идти.

Уже стали видны врата и ведущая к ним дорожка, золотой змеей вьющаяся между песков.

Миг, когда я ступила на нее, сделал меня беспомощнее котенка: магию я больше не чувствовала. Она оставила меня окончательно, поэтому от стражей у ворот я едва не шарахнулась. Двое мужчин светились золотом, как статуэтки под солнечным светом, вот только я прекрасно понимала, что если солнечный свет дарит жизнь, то этот ее отнимает. По крайней мере, у магов – в нашем мире хэандаме способны были выжечь любую магию дотла, и это не всегда позволяло человеку пережить случившееся. На что способны источники такой силы, элленари, даже думать не хотелось.

Стражи смотрят на меня, и имя их правителя – Аргайн – вспыхивает в памяти так же ярко, как если бы я слышала его вчера.

– Мне нужно поговорить с вашим повелителем, – произношу я, глядя в глаза одному из стражей. – Я – правительница Двора Жизни, и Аргайн заинтересован в этой встрече не меньше меня.

По крайней мере, мне очень хочется в это верить, равно как и в то, что стражи считают так же. Потому что через хэандаме я не пройду. Не на их землях.

Как ни странно, ворота передо мной распахивают без единого слова, и я шагаю на раскаленный солнцем камень. На площадь, раскинувшуюся перед дворцом.

Льер говорил, что Золотой Двор – целый город, но издалека, с барханов, мы видели только роскошь дворца. Сейчас же моему взгляду представляются и сады, и узкие улочки, укрытые тенью, и фонтаны, свежесть от которых дотягивается, кажется, даже до моей магии. Это воодушевляет, придает уверенности… вот только как быстрее пройти к дворцу?

– Ваше аэльвэйрство. – Ко мне приближается девушка.

Я удивленно смотрю на нее: порталов здесь нет, поэтому стража как минимум должна была отправить гонца, чтобы сообщить о моем прибытии. В отличие от Двора Смерти здесь нет ни крылатых, ни других рас, одни лишь золотоволосые элленари, судя по всему отличающиеся лишь происхождением и уровнем силы.

Тогда – как?

Наверняка у золотых есть свои способы быстро передать информацию, тем не менее на миг мне становится неуютно.

– Я вас провожу.

– Буду очень благодарна.

Мы проходим лабиринтами улочек так быстро, что оказываемся у широких ворот дворца буквально за пять минут. Я бы плутала здесь, наверное, несколько часов.

Широкая лестница – белокаменная, залитая солнцем.

У дверей тоже стоят стражи, окутывающая их золотая дымка обманчивой легкой вуалью закрывает вход. Заметив меня и мою спутницу, они не двигаются, но золотая мгла расступается, позволяя нам пройти. Внутри прохладно и очень светло: повсюду белый камень, в холле журчит фонтан. Возле лестницы, по обе стороны от нее, застыли статуи – высоченные, выполненные, должно быть, из чистого золота. Мужчина и женщина, чьи руки соединены, удивительно похожие на Аргайна и его сестру.

Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не задать вопрос: они ли?

И если да, то сколько им лет?

Впрочем, это сейчас не важно, важно то, что мы поднимаемся по лестнице, проходим насквозь галерею, в которой к белому добавляется медь, и сворачиваем в коридор, к высоким дверям.

Здесь тоже стража, и золотая дымка тоже отступает при виде нас.

– Ваше аэльвэйрство. – Девушка делает шаг назад, позволяя мне пройти, но сама остается на месте.

Зал для аудиенций просторный и тоже светлый, первое, что бросается в глаза, – столь характерные для элленари развлечения прямо на подушках. Девушка и двое парней ласкают друг друга, совершенно никого не стесняясь, в том числе Аргайна и его сестры, сидящих на троне. На меня они даже не смотрят, зато на меня смотрят все остальные.

А я замираю.

Здесь тоже повсюду белый камень и золото, пламенеет только платье сестры правителя.

И волосы стоящей за его троном Ирэи.

– А я говорила, что она придет, – сообщает кузина Золтера, и в глазах ее столько ненависти, что мне становится не по себе.

«Не по себе» – не то состояние, которое я сейчас могу себе позволить, тем не менее, когда двери за моей спиной запечатывает дымка золотой мглы, дышать на миг становится нечем. Я сбрасываю это ощущение так же, как сбрасывают непристойные взгляды, и шагаю вперед. На Ирэю я не смотрю, только на Аргайна, он тоже смотрит на меня, но по лицу его прочесть что-либо невозможно. Подобные чувства я раньше испытывала исключительно рядом с Золтером, и это мне не нравится.

– И придет одна, – продолжает Ирэя. – Она у нас слишком совестливая, чтобы рисковать кем-то.

– Ирэя.

Голос Аргайна звучит совершенно не так, как голос Золтера, уничтожающий и холодный. Напротив – он спокойный, тягучий, как мед, но угрозы в нем совершенно точно не меньше. Сейчас главное то, что он заставляет Ирэю замолчать, потому что ее присутствие и так сбивает с мыслей.

– Обойдемся без церемоний. – Аргайн неожиданно поднимается мне навстречу, когда я уже готова произнести слова приветствия. Его ладони совершенно не обжигающие, даже не скажешь, что в нем сокрыта мощь, способная высушить мою магию вмиг, как Пустота иссушила Аурихэйм. – Мы всегда рады гостям, Лавиния. Позволите называть вас так?

– Разумеется, Аргайн. – Я принимаю его правила, стараясь не думать о том, что рядом с его троном стоит Ирэя. Силу ее ненависти я чувствую даже сейчас.

– Вот и славно. Прошу, присаживайтесь. – Он кивает на подушки у своих ног.

– Вы хотите меня оскорбить? – интересуюсь, глядя ему в глаза.

Они у него медовые, залитые золотом, и в такой радужке зрачки кажутся просто тонким следом, оставленным раскаленной иглой.

– Ну что вы. – Аргайн продолжает улыбаться. – Просто проверяю границы допустимого. Где бы вы хотели расположиться, дорогая Лавиния?

– Там, где мы сможем поговорить. Наедине.

По залу проносится общий вздох, мне кажется, даже занятые делом у дверей элленари перестают увлеченно ласкать друг друга.

– Наедине? – Он качает головой, а после обводит взглядом собравшихся. – У меня нет секретов от моих подданных, Лавиния. Вы вполне можете говорить здесь.

Ирэя улыбается, но теперь я замечаю кое-что еще: сестра Аргайна тоже смотрит на нее так, словно не прочь расплавить на глазах у всех.

– Я хочу защитить Аурихэйм, – говорю я. – Хочу не допустить возвращения Пустоты.

Аргайн молчит, продолжает меня изучать, и сходство с Золтером становится еще более очевидным. Не допустила ли я ошибку? Возможно, стоило сначала пойти к стихийникам, но мне все равно нужна сила хэандаме. Та, что замкнет круг Пустоты и положит конец тому, что началось много тысяч лет назад при Дворе Жизни.

Поэтому я продолжаю говорить. Рассказываю ему все, о чем рассказала Эльгеру. Говорю, невзирая на то что чувства элленари запечатаны под непроницаемой маской гостеприимства, за которой может скрываться все что угодно. Не сомневаюсь: с таким же лицом Аргайн вполне может отдавать приказ о казни… или казнить сам. Когда я умолкаю, в зале становится тихо.

На меня смотрят все. Хотя нет, все смотрят на нас.

Ждут ответа Аргайна.

Я тоже его жду, от него зависит очень и очень многое, если не сказать все. Хотелось бы мне знать, что ему наплела Ирэя и как она вообще может здесь жить – постоянно, в давящем окружении антимагии. Зато сейчас мне становится понятно, почему меня ждали, почему так быстро встретили и пропустили, а еще почему при дворе Аргайна нет никого, кроме элленари-хэандаме. Здесь тяжело находиться, невыносимо.

С другой стороны, для Ирэи это место – идеальное убежище.

– Значит, вам нужна моя помощь, Лавиния. Вне всяких сомнений, я бы очень хотел вам помочь, но что я получу взамен?

В зале тишина. Слышно только наше дыхание или только мое – мне оно кажется слишком громким.

– Вы получите мир, который будет жить.

Аргайн вздыхает и театрально закатывает глаза.

– Боюсь, это не совсем то, чего мне бы хотелось. Я думал, мир получим мы все…

Вот теперь зал оживает смешками, а Ирэя снова ухмыляется. Улыбки нет только на губах золотой принцессы.

– А что получу лично я?

– Чего вы хотите?

– Вас. – Аргайн касается моих волос, пропуская пряди между пальцами. – Я хочу вас. Вы будете жемчужиной моей коллекции, моя дорогая Лавиния. Последняя элленари жизни… или первая? Как знать.

От его пальцев, кажется, становится горячо даже волосам.

– А если я откажусь?

– В таком случае, – Аргайн разводит руками, – я откажусь тоже. Поверьте, я слишком долго жил, чтобы сожалеть об утраченном мире.

В эту минуту я понимаю, что он не шутит. Ему действительно все равно, но острая искра ревности в глазах его сестры говорит о том, что моя истинная союзница – она. Она может мне помочь… если захочет.

– Могу я подумать? – спрашиваю я. – Сколько времени вы мне дадите на размышления?

– Время? Времени у меня предостаточно. – Аргайн взмахивает рукой. – Мне казалось, это у вас его нет… но в целом вы можете гостить у меня сколько пожелаете. Ирэя прямое тому доказательство. Правда, Ирэя?

Он протягивает руку в ее сторону и едва раскрывает ладонь, шевельнув пальцами в приглашающем жесте. Оттолкнувшись от трона, она двигается к нему словно на невидимом поводке, и, когда оказывается рядом, Аргайн сгребает ее волосы в горсть и целует в губы. Сомневаюсь, что стон, который я слышу, – стон удовольствия, потому что поцелуй больше напоминает укус, а ладонь сжимается на пламенных прядях с такой силой, что даже мне становится неприятно.

Этого мгновения мне хватает, чтобы снова поймать взгляд его сестры.

Мне кажется, что она сейчас поднимется и попросит меня с ней прогуляться, но это впечатление проходит так же быстро, как и возникло. Сестра Аргайна отворачивается и жестом подзывает молоденького элленари, который покорно садится у ее ног, подчиняясь повелительному взгляду, касается губами колена в разрезе платья.

– Я согласна. – Не сразу понимаю, что этот голос принадлежит мне.

– Согласны на что? – уточняет Аргайн, отрываясь от губ Ирэи, на которых видна кровь.

Сейчас она на меня не смотрит, только тяжело дышит, облизывая губы.

– Сначала вы, любезный Аргайн. Скажите, что поможете мне, и я отвечу согласием в качестве долга.

Он приподнимает брови.

– Я помогу вам, дорогая Лавиния, и приму участие в ритуале, позволяющем запечатать Пустоту и отрезать Золтера от ее источника.

Прокручиваю его слова в голове, пытаясь обнаружить подвох, но не нахожу его. Похоже, подвох – только в том, что я обещаю взамен.

– Я обещаю пополнить вашу коллекцию, Аргайн, и верну долг по первому вашему требованию после того, как Аурихэйм будет в безопасности.

После того как Льер будет в безопасности, уточняю я про себя.

Мысли о Льере делают меня слабой. Золтер был прав: когда речь заходит о нем, я теряю способность мыслить здраво и готова на любые глупости. Они же делают меня сильной, это я понимаю, когда смотрю на Ирэю и вижу в ее глазах отражение смерти. Она с радостью обрушит ее на меня, как только получит такую возможность, но до этого еще далеко.

Сейчас главное то, что я собираюсь сделать.

И, если я права, Золтер придет ко мне сам.

Да, Ирэя бы с радостью меня убила, но она – вне закона. Об этом я думаю отстраненно, равно как и о прошедших при Золотом Дворе нескольких днях. Сейчас мне кажется, что я превратилась в сгусток напряжения. В туго сжатую пружину, готовую распрямиться в любой момент. Еще я думаю о том, что никогда раньше не доверилась бы Ирэе, но сейчас у меня нет выбора. У нее тоже: судя по всему, Золтер после возвращения ее не принял, если она до сих пор вынуждена скрываться и терпеть прихоти Аргайна.

– Готовься, – говорит она ядовито, словно может читать мои мысли, – после того как все закончится, ты станешь его игрушкой и больше никогда не увидишь своего Льера.

Я молчу. Звезды рассыпаны по небу, и мне гораздо приятнее считать их, чем слушать Ирэю.

– Знаешь, сколько времени он провел в закаленных антимагией оковах? Около десяти дней. Десять дней, способных болью свести с ума любого элленари. – Она смеется. – Потом мой кузен вышвырнул его из сознания. Твой Льер рассчитывал его удержать с помощью оков, но Пустоту таким не удержишь. Золтер сбросил их как ниточки.

– Тот самый Золтер, который не принял тебя? – все-таки холодно интересуюсь я. – Который посчитал, что ты вела игры за его спиной, правда, Ирэя? Ему тоже не понравилось то, что ты не поставила его в известность о своих и моих планах перед тем балом?

Ее лицо искажает злоба.

– Думаешь, ты самая умная? – шипит она. – Думаешь, способна обыграть их всех? Это не твой уровень, деточка. Аргайн превратит тебя в постельную игрушку, а твой Льер будет с этим жить. С тем, что тебя каждый день имеют как пожелают.

– Это ты исходя из собственного опыта говоришь?

Ирэя шипит и, кажется, сейчас бросится на меня, но она остается на месте, только разражается проклятиями. Да, у нее тоже нет выбора: ей некуда идти. Стихийники отказали ей в убежище, а Золтер, по всей видимости, решил, что жизнь у Аргайна – самое то для его кузины. С кузнецами, к слову, оказалось довольно сложно договориться, и дело было не в том, что они не хотели идти против Золтера. Дело оказалось в Ирэе и, как ни странно, в Золотом Дворе. Стихийники их не любят.

Помогло то, что я встречалась с главой их гильдии, когда Льер показывал мне Аурихэйм. И, кажется, мое искреннее желание вернуть им мир, в котором хочется жить.

Как бы то ни было, не случись моего знакомства с кузнецами, сейчас мой план покатился бы бъйрэнгалу под хвост. Воспоминания о шипастом Льере заставили сердце сжаться: я искренне надеялась, что он жив. Что касается Лизеи и Ронгхэйрда, они были вынуждены бежать. Об этом мне рассказали кузнецы, и я подозревала, что стихийники даже знают, где они находятся. Дальше я, разумеется, расспрашивать не стала.

Не при Ирэе и золотых.

Мне достаточно было знать, что друзья в безопасности.

За спиной раздалось хлопанье крыльев, не то рычание, не то ржание. Два вайрлдхарна (теперь я знала, что крылатых коней зовут именно так), несущие всадников, опустились на поляну за нашими спинами. В отличие от вайрлдхарнов Двора Смерти эти были белоснежными. Поскольку порталами золотые пользоваться не могли, путешествовали они исключительно на них.

– Пора? – поинтересовался Аргайн.

Они с сестрой спешились одновременно, и у меня возникло ощущение, что они вообще не разлучаются. Спальня у них точно была одна, и, судя по тому, что меня разместили в соседней, Аргайн хотел, чтобы я об этом знала. Или его сестра этого хотела, что не имело ни малейшего значения, поскольку мне не было дела до мотивов золотых.

Эта была первая ночь, которую я провела вне давящей тяжести их дворца, чтобы набраться сил. По той же причине Ирэе пришлось ночевать вместе со мной в домике кузнеца. Такого выражения лица, исполненного крайней брезгливости, я не видела уже давно. Что касается меня, я оставила комнату в ее распоряжении и ушла спать на траве. Мне казалось, сама земля поддерживает меня в том, что я хочу сделать.