Перегрузка Хейли Артур

Глава 4

— У меня был трудный день, и я не прочь выпить, — сказала Синтия. — Обычно здесь бывает скотч. Вы как?

— Можно, — ответил Ним.

Прошел час с того времени, как они с Карен занимались любовью, и она теперь спала. Ему же хотелось выпить. Старшая сестра Карен пришла двадцать минут назад, открыв дверь своим ключом. Ним успел одеться чуть раньше. Она представилась как Синтия Вулворт.

— Сразу же хочу заметить, что мой муж, к сожалению, не имеет отношения к той богатой семье. Наверное, полжизни мне придется отвечать на этот вопрос, и вот теперь хочу упредить ваше любопытство.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Ним. — Постараюсь запомнить раз и навсегда.

Как он заметил, Синтия отличалась от Карен, несмотря на некоторое сходство. Карен была стройной блондинкой, Синтия — брюнеткой с полноватой фигурой, однако не очень выходившей за традиционные параметры. Синтия казалась более яркой личностью. Ним подумал, что это объяснялось физическим недугом, который Карен преподнесла природа, и поэтому их неодинаковым с тех пор образом жизни. А вот общим для них была редкая природная красота — тонкие черты лица, полные губы, большие голубые глаза, безупречная кожа и, особенно у Синтии, изящные руки. Ним решил, что обе сестры унаследовали свое женское очарование от матери, Генриетты, в которой до сих пор сохранились черты былой красоты.

Ниму вспомнилось, что Синтия на три года старше Карен, значит, ей было сорок два, хотя выглядела она значительно моложе. Синтия принесла виски, лед и содовую и приготовила все на двоих. Размеренные скупые движения говорили о том, что она сама привыкла о себе заботиться. Сразу же после прихода Синтия сняла мокрый плащ и повесила его в ванной. Обменявшись приветствием с гостем, она скомандовала:

— Вы тут посидите и расслабьтесь — вот вам вечерняя газета. А я пока позабочусь о сестре.

Она зашла в спальню к Карен и закрыла за собой дверь. Поэтому Ним различал только звук голосов. Четверть часа спустя Синтия вышла от Карен и, старясь не нарушать тишину, объявила, что та уснула. Теперь, сидя напротив Нима, она покачивала свой бокал.

— Я знаю, что здесь случилось сегодня вечером. Карен мне все рассказала.

Ним даже вздрогнул от такой прямоты.

— Я так и понял, — единственное, что он промямлил в ответ.

Синтия откинула голову назад и рассмеялась, погрозив ему пальцем:

— А вы-то испугались. Подумали, наверное, что я вызову полицию: мол, девушку изнасиловали.

— Не уверен, хочу или нуждаюсь ли я в том, чтобы с вами обсуждать… — пробурчал Ним.

— О, продолжай! — Синтия не переставала смеяться. Внезапно ее лицо посерьезнело. — Нимрод, уж прости за такое обращение. Прости, если смутила тебя. Я вижу, так оно и есть. Уж позволь мне кое-что тебе сказать. Карен считает тебя добрым, славным, любящим мужчиной. А произошедшее — самым ярким событием в своей жизни. И если тебя интересует, что об этом думают другие, я считаю так же.

Ним посмотрел на нее. Уже второй раз за сегодняшний вечер он видел женские слезы.

— Тьфу! Совсем этого не хотелось. — Маленьким платочком Синтия вытерла слезы с глаз. — Думаю, что я так же счастлива и довольна, как и Карен. — Она с дружеским участием посмотрела на Нима. — Можно сказать, почти так же.

Усмехнувшись, Ним признался:

— Скажу только одно. Проклятие на мою голову.

— Я бы сказала больше, — заметила Синтия. — Как насчет повторить?

Не дожидаясь ответа, она взяла бокал Нима и наполнила его, а заодно и свой. Вернувшись на место, она отпила глоток и продолжила, тщательно подбирая слова:

— Ради тебя, Нимрод, и ради Карен я хочу, чтобы ты кое-что понял. То, что случилось сегодня между вами, было чудесно и красиво. Ты можешь не знать или не понимать этого, но некоторые люди относятся к парализованным, словно они прокаженные. Я видела это сама, Карен сталкивается с этим еще чаще. Поэтому в моей записной книжке ты фигурируешь как Хороший Парень. Ты вел себя с ней как с настоящей женщиной и не иначе… О, ради Бога!.. Я сейчас опять разревусь.

Платочек у Синтии стал совсем влажный. Ним протянул ей свой. Она посмотрела на него с благодарностью.

— То, что ты делаешь… Карен сказала мне, что…

Он только застенчиво пробормотал:

— Знаешь, я ведь случайно познакомился с Карен. Зашел сюда…

— Так обычно и бывает.

— И то, что произошло между нами… Я не предполагал и никогда не думал… — Ним запнулся. — Так уж получилось.

— Я знаю, — сказала Синтия. — И раз уж мы об этом заговорили, разреши мне спросить тебя вот о чем. Ты испытываешь, а может, испытывал чувство вины?

— Да, — кивнул Ним.

— Не надо! Однажды, когда я размышляла, чем помочь Карен, мне попала в руки книга Милтона Даймонда. Он профессор медицины на Гавайях, изучает секс инвалидов. Я не ручаюсь за точность его слов, но смысл их в следующем: у инвалидов и без того достаточно всяких проблем, чтобы обременять их чувством вины… Сексуальное удовлетворение имеет для них более высокую ценность, нежели общественное одобрение. Таким образом, в сексуальном плане для инвалидов приемлемо все. — И тут Синтия добавила почти цинично: — Если тебя еще мучит чувство вины, выкинь его!

— Знаешь, не уверен, — проговорил Ним, — можно ли еще чем удивить меня сегодня. Тем не менее я рад, что такой разговор состоялся.

— Я тоже. Это ведь частичка процесса познания. Мне, как и тебе, надо знать больше о Карен. — Синтия некоторое время продолжала потягивать виски из своего бокала, а затем проговорила задумчиво: — Ты мне поверишь, если я скажу тебе, что когда Карен было восемнадцать, а мне двадцать один, я ее ненавидела?

— В это трудно поверить.

— А это так. Я ненавидела ее потому, что все внимание родителей и их друзей было отдано ей. Иногда мне казалось, что меня вообще нет. И вот как бы получалось: Карен — это и Карен — то! Карен — все на свете! Что бы еще сделать для дорогой бедной Карен? И никогда не вставал вопрос: а что нужно сделать для здоровой, нормальной Синтии? Был мой двадцать первый день рождения. Мне хотелось собраться большой компанией, но мама сказала, что это неуместно из-за Карен. Поэтому состоялось лишь небольшое семейное чаепитие — мои родители и я, Карен была в больнице, на столе паршивый чаек с какими-то дешевыми пирожными. Что касается подарков, то они были чисто символическими, потому что каждый цент был на счету. Мне стыдно признаться, но в ту ночь я молилась, чтобы смерть забрала Карен к себе.

В наступившем молчании даже сквозь опущенные шторы Ним слышал, как дождь барабанит в окна. Он был тронут доверием Синтии, но где-то в глубинах его сознания пробивалась мысль о благостном дожде — ведь для такого энергетика, как он, дождь, град или снег означали накопление впрок электроэнергии на сухой сезон. Он отбросил эти сугубо профессиональные мысли и обратился к Синтии:

— И когда же изменились твои чувства?

— Не так давно, и менялись они постепенно. Но этому предшествовал мучительный период осознания вины — вины от того, что я здорова, а Карен — нет. Вины из-за того, что я могу делать то, чего не может она, — например, играть в теннис, ходить на вечеринки, флиртовать с мальчиками. — Синтия вздохнула: — Я не была хорошей сестрой.

— Но сейчас ты хорошая.

— Настолько, насколько могу, после забот о муже, доме и детях. Только после рождения первого ребенка я стала понимать и ценить мою маленькую сестру. И мы сблизились. Мы стали подругами, которые любят друг друга, делятся сокровенными мыслями. Нет ничего, что бы я не сделал для Карен. И нет ничего, чем бы она не поделилась со мной.

— Это я уже понял, — сухо подтвердил Ним.

Потом Синтия рассказала ему о себе. Она вышла замуж в двадцать два просто потому, что хотела уйти из дома. Ее муж менял одну работу за другой, сейчас даже заделался продавцом обуви. Из ее слов Ним сделал вывод, что замужество оказалось неудачным, просто деваться было некуда. И наверное, она не ушла от мужа ради троих совместно нажитых детей. До замужества Синтия брала уроки пения и теперь четыре раза в неделю поет во второразрядном ночном клубе, чтобы дополнить скудный заработок мужа. В эту ночь у нее выходной, поэтому она здесь, а муж сидит дома с ребенком. Пока шла беседа, Синтия выпила еще два скотча. Ним отказался. Он заметил, что ее язык стал немного заплетаться.

Наконец Ним поднялся:

— Уже поздно. Мне надо идти.

— Я вам подам плащ, — сказала Синтия. — На улице дождь. Чтобы не промокнуть, пока идешь до машины. — И добавила: — Ну а если хочешь, можешь остаться тут на ночь. Это диван-кровать.

— Благодарю, но лучше уж я пойду.

Она помогла ему надеть плащ, а уже в дверях поцеловала в губы.

— Это тебе от Карен, — сказала Синтия. — И немножко от меня.

Возвращаясь домой, Ним пытался выкинуть из головы навязчивую мысль, которая казалась ему хищной и предательской. Это была мысль о том, что в мире много привлекательных и желанных женщин, готовых разделить его сексуальные удовольствия. Опыт, инстинкт и исходившие от нее недвусмысленные знаки внимания дали ему понять: Синтия тоже была бы не против.

Глава 5

Помимо всего прочего, Ним Голдман был большим знатоком вин. Он обладал тонким вкусом и особенно ценил вина из долины Напа, считавшиеся лучшими в Калифорнии и в иные годы даже успешно соперничавшие со знаменитыми французскими. Поэтому Ним искренне обрадовался, когда в конце ноября Эрик Хэмфри взял его с собой в поездку в долину Напа, хотя Нима и удивило, почему президент компании выбрал именно его. Поводом для поездки послужило возвращение в родные края одного весьма уважаемого, преуспевающего и выдающегося сына Калифорнии — Пола Шермана Йела. В честь этого события и был устроен праздник. Еще две недели назад Йел занимал высокий пост в Верховном суде Соединенных Штатов Америки. Если кто и заслужил звание «Мистер Калифорния», так это, несомненно, он. Все, о чем может мечтать или к чему стремится калифорниец, присутствовало в этой потрясающей карьере, которая теперь приближалась к закату.

В двадцать с небольшим лет, обогнав на два года своих сверстников, он с отличием окончил Стэнфордскую школу права. С тех пор и до своего восьмидесятилетия, которое он недавно отметил, Пол Йел занимал целый ряд важных и ответственных постов в государственном аппарате. Будучи молодым юристом, он стал известным в штате защитником бедных и бесправных. Он добивался и получил-таки место в калифорнийской ассамблее, а по истечении второго срока полномочий в ней стал самым молодым сенатором штата. Его законодательная деятельность в обеих палатах была весьма значительной. Он являлся автором законов, защищающих меньшинства, а также законов против потогонной системы труда. Кроме того, он содействовал разработке законодательства в поддержку прав калифорнийских фермеров и рыбаков. После сената Пол Шерман Йел был избран министром юстиции штата и в этой должности объявил войну организованной преступности, отправив некоторых ее главарей за решетку. По логике вещей следующей ступенью его карьеры должен был стать пост губернатора штата, и он получил бы его, если бы захотел. Однако вместо этого он принял приглашение президента Трумэна занять вакансию в Верховном суде Соединенных Штатов. Слушания в сенате по вопросу о его утверждении оказались непродолжительными, их результат был заранее известен, так как его имя ни прежде, ни сейчас не было запятнано скандалами или обвинениями в коррупции. За ним даже утвердилось прозвище Мистер Честность. Находясь на высоком посту, он написал многочисленные правовые заключения, отражавшие его широкий гуманный подход. Между прочим, специалисты оценили эти работы как высокопрофессиональные с точки зрения права. Даже его расхождения с официальными взглядами широко обсуждались, давая импульс к внесению поправок в действующее законодательство. Вместе с тем мистер Йел и его супруга никогда не забывали, что они из Калифорнии, и при каждом удобном случае демонстрировали любовь к родному штату. И вот настал момент, когда Йел посчитал свое предназначение выполненным. Тихо уйдя в отставку, он без всякого шума решил, как выразился в интервью журналу «Ньюсуик», вернуться «домой, на Запад». Он отказался от идеи устроить многолюдный банкет в свою честь в Сакраменто, но согласился на более скромный завтрак в своем любимом местечке — долине Напа, где родился и теперь собирался жить. Среди гостей был и президент компании «Голден стейт пауэр энд лайт» Хэмфри. Он попросил и получил дополнительное приглашение для своего заместителя Нима. В долину Напа они ехали в лимузине президента. За рулем сидел шофер, а Хэмфри и Ним, как обычно в таких поездках, были заняты составлением планов и решением оперативных задач. Хэмфри был приветлив, видимо, он не держал зла на Нима после их недавней стычки. О цели поездки ничего не говорилось. Несмотря на приближение зимы, долина уже несколько недель спустя после уборки урожая поразила своей необыкновенной красотой. Несколько дней подряд шли дожди, и вот выглянуло солнце, подарившее ясный и бодрый день. Ранние побеги ярко-желтой горчичной травы прибивались между рядами виноградных лоз, без единого листика, дожидавшихся наступления следующего лета. Через несколько недель горчица войдет в полный рост и будет запахана в качестве удобрения, чтобы, согласно распространенному убеждению, придать особый вкус винограду и аромат производимому из него вину.

— Обрати внимание на посадки, — сказал Хэмфри. Он отложил в сторону бумаги, как только они въехали в центральную часть долины, где виноградники простирались по обе стороны дороги до ярко-зеленых холмов на горизонте. — Расстояние между рядами лоз гораздо шире обычного. Это для механической обработки. Таким образом владельцы виноградников ударили по профсоюзу. А его непримиримо настроенные лидеры обманом лишили работы собственных членов. Очень скоро ручной труд здесь будет сведен к минимуму. Основную работу, причем более эффективно, станут выполнять машины.

Они миновали городок Йонтвилл. Через несколько миль, между Оуквиллом и Резерфордом, свернули на дорогу, ведущую к винному заводу Роберта Мондави, где и должен был состояться завтрак. Дорогу обрамляли уступчатые кирпичные стены в стиле католических миссий в Калифорнии. Почетный гость и его супруга приехали чуть раньше; они расположились в изумительной по красоте Виноградной комнате в ожидании гостей. Хэмфри, который уже неоднократно встречался с четой Йел, представил Нима. Пол Шерман Йел был небольшого роста, подвижный и прямой, с седеющими волосами, живыми серыми глазами, способными, казалось, пронзить все, на что был обращен его взор. Его веселость явно не соответствовала восьмидесятилетнему возрасту. К удивлению Нима, он сказал:

— Я желал встречи с вами. Перед тем как вы уедете в город, мы выберем укромное местечко и кое о чем поговорим.

Бет Йел, мягкая, любезная женщина, ставшая женой Пола более полувека назад, когда он был еще только юным членом ассамблеи штата, а она его секретарем, обратилась к Ниму:

— Мне кажется, вам понравится сотрудничать с Полом. Это мнение многих людей.

При первой же возможности Ним отвел Хэмфри в сторону и тихо спросил:

— Эрик, что здесь происходит? Как все это следует понимать?

— Я пообещал молчать, — сказал Хэмфри. — Если бы я тебе рассказал, то нарушил бы слово. Поэтому наберись терпения.

По мере того как увеличивалось количество подъезжавших гостей и удлинялась очередь желающих поздороваться с супругами Йел, возрастало ощущение праздника. Казалось, вся долина Напа прибыла, чтобы выразить хозяевам свое почтение. Ним узнал многих калифорнийских виноделов — Луи Мартини, Джо Гейтц, Джек Дэвис Шрамсберг. Устроитель торжества Роберт Мондави, Петер Мондави Круг, Андре Челищев, Тимоти фирмы «Кристиан бразерс», Донн Чэппелет и другие. Губернатор, находившийся в отъезде, прислал своего заместителя. Во всеоружии прибыли средства массовой информации, включая телевизионных репортеров. Событие, которое планировалось как сугубо частное и неофициальное, будет освещаться в печати и по телевидению, так что большинство жителей Калифорнии увидят его и прочтут о нем уже сегодня вечером или завтра утром. За ужином — разумеется, с чудесными винами долины Напа — звучали приветственные, к счастью, не очень затянутые речи. Был поднят тост за Пола и Бет Йел, вызвавший бурную овацию со всеобщим вставанием с мест. Почетный гость тоже поднялся и, улыбаясь, выступил с ответным словом. Он говорил около получаса, тепло, просто, выразительно, словно непринужденно беседуя с друзьями. В его словах не было никакого пафоса, никаких торжественных интонаций. Выступление напоминало размышления парня из этих мест, наконец-то вернувшегося домой.

— Я еще не собираюсь умирать, — сказал он. — Скажите, а кто собирается? Но, оставляя эту землю, я хотел бы сесть на уходящий автобус именно здесь. — Сюрприз оратор оставил на конец. — Но пока не подошел этот автобус, я собираюсь проявить активность и, надеюсь, собственную нужность. Мне предложили работу, которой я могу заняться и которая может принести пользу Калифорнии. По зрелом размышлении и посоветовавшись с женой, которая не захотела, чтобы я целый день путался у нее под ногами (смех), я согласился пополнить штат сотрудников компании «Голден стейт пауэр энд лайт». Но не для того, чтобы снимать показания с электросчетчиков, так как острота зрения у меня падает (опять смех в зале), а как член правления и представитель компании по связям с общественностью. Принимая во внимание мой почтенный возраст, мне позволено самому установить часы работы, и я, вероятно, буду приезжать в «ГСП энд Л» в те дни, когда вообще сочту нужным там появиться, — например, на оплаченные компанией ленчи. (Громкий смех.) Мой новый босс, мистер Эрик Хэмфри, сегодня здесь, вероятно, для того, чтобы записать номер моей карты соцобеспечения и забрать соответствующие документы. (Смех и бурные аплодисменты.)

Улучив момент, Хэмфри смог наконец разъяснить Ниму суть происходящего:

— Старичок настоял на полной конфиденциальности, пока мы вели с ним переговоры. Он предпочел сам объявить об этом в уже известной тебе форме. Вот почему я не мог открыть секрет, даже несмотря на то что именно тебе придется вводить его в курс дела.

После того как судья Йел (он мог бы оставить за собой этот титул на всю оставшуюся жизнь) завершил свою речь и сел под непрекращающиеся аплодисменты, репортеры обступили Эрика Хэмфри.

— Пока мы еще не полностью обговорили все детали, — сказал им Хэмфри, — но в основном роль мистера Йела будет, как он и сказал, заключаться в отстаивании интересов нашей компании как в глазах общественности, так и перед комиссиями и законодателями.

Хэмфри с довольным видом отвечал на вопросы репортеров. И на то у него были все основания, подумал Ним. Заарканить Йела, вывести его на орбиту интересов «ГСП энд Л» — это же колоссальная удача. И дело было не только в доверии, которым Йел пользовался у людей. Теперь он мог открыть любую дверь, начиная с самой высокой, губернаторской. Ясное дело, он станет лоббистом высшего ранга. Однако Ним ни секунды не сомневался: слово «лоббист» никогда не прозвучит в присутствии Йела. Между тем телевизионщики окружили нового представителя «ГСП энд Л» по связям с общественностью, ожидая, что он выступит со своим первым заявлением. А ведь на его месте, подумал Ним, если бы не было того прокола, сейчас мог бы стоять он. Наблюдая за происходящим, Ним почувствовал зависть и сожаление.

Глава 6

— Кроме всего прочего, — доверительно сказала Бет Йел Ниму, — деньги нам не помешали бы. Работая в Верховном суде, трудно разбогатеть. А жизнь в Вашингтоне страшно дорогая, поэтому нам редко удавалось что-либо скопить. Дед Пола в свое время учредил семейный фонд, но им слишком плохо управляли. Не подбросите ли еще полено?

Они устроились перед камином в небольшом уютном доме, затерявшемся в винограднике, примерно в миле от того места, где состоялся ленч. Этот дом супруги Йел сняли у человека, который жил в нем только летом, на то время, пока они не обзаведутся собственным жильем. Ним подбросил в камин полено, затем пододвинул две почти прогоревшие головешки, и огонь разгорелся с новой силой. Полчаса назад судья Йел, извинившись, удалился, чтобы, как он выразился, вздремнуть «для подзарядки батареи».

— Эту хитрость я освоил много лет назад, — объяснил судья, — когда почувствовал, что мое внимание рассеивается. Некоторые мои коллеги позволяют себе вздремнуть даже во время судебного заседания.

До того оба более двух часов проговорили о делах в «Голден стейт пауэр энд лайт». Разговор «в укромном местечке», о котором Пол Йел упомянул Ниму перед приемом, не получился, потому что судья никак не мог избавиться от толпы назойливых обожателей там, у Мондави. Поэтому он и предложил Ниму заглянуть к ним домой.

— Если я хочу чего-нибудь добиться, молодой человек, то собираю всю свою энергию в кулак. Эрик считает, что ты в состоянии дать исчерпывающее представление о вашей компании. Поэтому не будем терять время.

Этим они и занялись. Ним описывал положение дел в компании, ее цели и проблемы, а Йел задавал острые и четко сформулированные вопросы — Ниму казалось, что он играет в шахматы с утонченно мыслящим, сильным соперником. Его поразила удивительная память Йела! Складывалось впечатление, что этот весьма пожилой человек не забыл ничего из того, что происходило в Калифорнии много лет назад. Даже историю компании «ГСП энд Л» в некоторых деталях он знал лучше, чем Ним. Пока муж осуществлял «подзарядку», Бет Йел накрыла чай перед камином. Вскоре появился Пол.

— Я слышал, вы говорите о семейном фонде.

Его жена залила кипяток в заварочный чайник и поставила перед мужем чашку.

— Я всегда говорила, что ты слышишь сквозь стены.

— Это благодаря тому, что столько лет провел в суде. Там приходится напрягаться, чтобы расслышать бормотание адвокатов. Вас бы удивило, что у многих из них проблемы с дикцией. — Йел обратился к Ниму: — Фонд, о котором говорила Бет, мой дед учредил в надежде на то, что общественная деятельность станет нашей семейной традицией. Он верил, что ступающим на эту стезю не надо беспокоиться о получении достаточного для жизни дохода. По нынешним временам такой взгляд кажется старомодным. Но я-то с таким взглядом согласен. Я встречал слишком много людей, занимающих высокие посты в Вашингтоне, которые ищут возможности дополнительного заработка. А ведь это толкает их на искушение. — Судья отпил глоток чая, который налила ему жена, и продолжил: — Все же послеполуденный чай — обычай цивилизованный. Этим мы обязаны англичанам. Как, впрочем, и основами нашей правовой системы. — Он поставил чашку на стол. — В любом случае, как сказала Бет, наш фонд дышит на ладан. Пока я работал там, в суде, у меня до фонда руки не доходили. Но я уже начал потихоньку выправлять положение. — Пол ухмыльнулся. — Разумеется, одновременно с работой в «ГСП энд Л».

— Вообще-то фонд нужен не нам самим, — добавила Бет. — Но у нас есть внуки, которые, похоже, испытывают желание посвятить себя общественной деятельности. Поэтому, чтобы чувствовать себя независимыми, деньги им не помешают.

Ним чувствовал, что судьба семейного фонда была больным местом для семьи Йел. Словно подтверждая эту мысль, Йел проворчал:

— Фонду принадлежат винодельческий завод, пастбище для скота, два многоквартирных дома в городе, и, можете себе представить, все это убыточно, приносит сплошные долги, съедающие капитал. На прошлой неделе я насел на управляющего, в общем, устроил ему нагоняй, потребовав сократить расходы. — Внезапно Пол осекся: — Бет, мы достали этого молодого человека своими семейными проблемами. Давайте вернемся к делам «Год’с пауэр энд лав».[6]

Ним рассмеялся, услышав это название, употреблявшееся ветеранами компании.

— Я озабочен, впрочем, как и вы, продолжающимися убийствами и саботажем, — сказал Пол Йел. — Люди, заявляющие о своей ответственности за взрывы, как там они себя именуют?

— «Друзья свободы».

— Ах да. Своеобразная у них логика. В общем, что-то вроде «прими мой принцип или останешься без головы». Ну так что, удалось ли полиции выйти на их след?

— Судя по всему, нет.

— И все же, что руководит этими людьми, когда они устраивают взрывы? — поинтересовалась Бет Йел. — Никак не могу этого понять.

— Некоторые в нашей компании высказывают кое-какие мысли и предположения на этот счет, — ответил Ним.

— Какие же?

Ним немного смутился. Он импульсивно затронул эту тему и, ощутив на себе пристальный взгляд судьи Йела, пожалел, что не сдержался. Но уходить от ответа на поставленный вопрос было уже поздно. Ним объяснил, что, согласно версии полиции, «Друзья свободы» — это небольшая группа под руководством одного человека, который является одновременно и лидером, и ее мозговым центром.

— Если это так, нам необходимо взвесить, сможем ли мы, хотя бы частично, проникнуть в мысли этого лидера — назовем его условно мистер Икс, — чтобы тем самым увеличить наши шансы его поимки. Если бы нам удалось разгадать, что он замышляет, мы могли бы к этому заранее подготовиться.

Ним не сказал, что эта идея пришла ему в голову уже после недавних взрывов, в результате которых погибли охранники. Гарри Лондон, Тереза ван Бэрен, Оскар О’Брайен и он, Голдман, трижды долго и бурно дискутировали по вопросу поимки преступников, и, хотя никаких сдвигов отмечено не было, все четверо чувствовали, что разгадка личностей диверсантов и самого мистера Икс уже не за горами. О’Брайен, который все еще питал злобу к Ниму из-за слушаний по «Тунипе», вначале отверг идею создания группы четырех, назвав это «пустой тратой времени», но затем главный юрисконсульт дал задний ход и примкнул к остальным. Человек весьма образованный, с проницательным складом ума адвоката — О’Брайен вносил в дискуссии конструктивное начало.

— Значит, вы полагаете, что Икс — это мужчина, — сказал Пол Йел. — Но почему вы не допускаете, что он может оказаться женщиной?

— Обстоятельства заставляют так думать. Это прежде всего магнитофонные записи, отправленные после каждого взрыва. На них звучит мужской голос, поэтому реально предположить, что это и есть голос мистера Икс. История также свидетельствует о том, что почти все революционные вожди были мужчинами. Психологи утверждают, что для женского разума характерен прагматизм, из-за чего детали революции для них чаще всего лишены смысла. Жанна д’Арк была исключением.

Пол Йен улыбнулся:

— Какие еще у вас теории?

— Даже если лидер не женщина, мы убеждены, что в организации так называемых «Друзей свободы» женщина есть, почти наверняка она близка к мистеру Икс.

— Откуда такое убеждение?

— Причин тут несколько. Во-первых, он чрезвычайно тщеславен. Магнитофонные записи однозначно свидетельствуют об этом. Наша мозговая группа их неоднократно прослушивала. Во-вторых, в нем ярко выражено мужское начало. Мы внимательно вслушивались в его слова, изучали интонацию и ни в чем не обнаружили даже малейшего намека на гомосексуальность. Скорее наоборот, тональный рисунок голоса, выбор слов… В общем, на основе многочисленных прослушиваний получился портрет молодого крепкого самца.

Бет Йел внимательно слушала разговор. Наконец она произнесла:

— Итак, ваш Икс — самец, настоящий мачо. И какой вам от этого толк?

— Мы считаем, эта ниточка ведет к женщине, — ответил Ним. — Мы рассуждали следующим образом: рядом с мужчиной типа мистера Икс должна быть женщина, он не может существовать без женщин, хотя бы одной. К тому же она должна быть его наперсницей — по чисто практической причине и еще потому, что этого требует его тщеславие. Взгляните на это в соответствующем контексте: Икс ощущает себя героической фигурой, что, между прочим, подтверждает магнитофонная запись. Ему желательно, чтобы женщина воспринимала его через ту же призму. Вот вам еще одна причина, по которой женщина скорее всего причастна к тому, что делает он.

— Вас послушать, — сказал Йел, — получается целый венок теорий. — В его голосе зазвучали насмешливые и вместе с тем скептические нотки. — Я бы даже сказал, что в своих предположениях вы слишком широко замахнулись, поэтому, лишившись опоры, ваши схемы повисли в воздухе.

Ним уступил.

— Скорее всего так оно и есть.

Он вдруг почувствовал себя в глупом положении. Из-за скептического настроя бывшего судьи Верховного суда все только что изложенное и ему самому стало казаться неубедительным и абсурдным, особенно сейчас, когда он остался один на один с Полом без поддержки троих своих коллег. Ним решил воздержаться от упоминания других выводов их группы, хотя они четко отложились в его сознании.

Принимая во внимание сам ход расследования и намек, содержавшийся в последней магнитофонной записи, полицейские пришли к выводу, что непосредственным убийцей двух охранников был именно Икс — лидер «Друзей свободы». Подискутировав друг с другом, четверка в составе Нима, Лондона, Ван Бэрен и О’Брайена с этим мнением согласилась. Более того, после долгих споров они сошлись на том, что его приятельница находилась рядом с ним на месте преступления. Их предположительная аргументация: план мистера Икс свидетельствовал о его чрезмерном честолюбии. Сознательно или подсознательно он желал, чтобы она увидела его в действии. Таким образом, женщина стала не только свидетелем, но и соучастницей убийства. Насколько это знание или скорее всего предположение приближало их к разгадке личности мистера Икс? Ответ: совсем не приближало. Однако доказывало его слабость, уязвимость, которой надлежало воспользоваться. Только вот каким образом? Ответ еще предстояло найти.

По крайней мере, подумал Ним, это хоть какой-то импульс к размышлениям.

Ним решил для себя, что оценка Полом Йелом их гадания явилась чем-то вроде холодного душа, в котором они нуждались. Завтра он еще раз хорошенько все обдумает и, наверное, выбросит из головы все свои придумки — пусть разыскной работой занимаются полиция, ФБР и различные службы шерифа — все те, кто по долгу службы подключился к делу «Друзей свободы». Его раздумья были прерваны появлением домоправителя семьи Йел. Он сообщил:

— Машина для мистера Голдмана подана.

— Благодарю вас, — сказал Ним, поднимаясь с места.

Второй лимузин компании был заказан для него из города, поскольку Эрик Хэмфри покинул долину сразу после ленча, его уже ждали другие дела.

— Я польщен тем, что вы меня пригласили, — сказал Ним. — Если потребуюсь вновь, я всегда в вашем распоряжении.

— Не сомневаюсь, что это произойдет очень скоро, — ответил Йел, — мне понравился наш разговор. — В его глазах мелькнула задорная искорка. — По крайней мере конкретная его часть.

Для себя Ним решил, что в будущем, если ему придется иметь дело с людьми такого масштаба, как Пол Шерман Йел, он будет опираться только на солидные факты.

Глава 7

Решающие события для Гарри Лондона нагрянули неожиданно. Начальник отдела охраны собственности, как всегда, находился в своем небольшом стеклянном офисе — это подразделение пока еще не располагало постоянным помещением, так что работать приходилось во временно отведенных местах, — как вдруг услышал телефонный звонок своей секретарши за дверью. Мгновение спустя зазвонил его собственный аппарат. Он лениво поднял трубку. За последние два месяца не произошло ничего серьезного в отношении краж собственности. Заедала текучка. В конце лета компьютер выловил около тридцати тысяч предполагаемых случаев кражи электроэнергии и газа, и с тех пор Лондон, его заместитель Арт Ромео и их сотрудники, которых стало пятеро, отрабатывали все версии одну за другой. Гарри Лондону все это очень напоминало его бывшую деятельность в полиции Лос-Анджелеса: работа детектива была мучительно скучной и утомительной. До сих пор около десяти процентов результатов проверки в общем-то позволяли компании «ГСП энд Л» предъявить ее клиентам обвинение в мошенничестве и потребовать с них оплатить недоимки. Еще десять процентов попавших под подозрение потребителей доказали свою невиновность, поскольку представили свидетельства, что незначительный уровень потребления электроэнергии объясняется их сознательным стремлением к экономии. Все остальное не заслуживало внимания. Из доказанных только несколько случаев оказались серьезными и заслуживали судебного расследования. Казалось, всей этой тягомотной работе нет конца и края. Вот почему Лондон испытывал ужасную скуку в последние часы одного из декабрьских дней. Забросив ноги на письменный стол, он откинулся назад вместе с креслом, когда зазвонил телефон.

— Да, — сказал он в трубку.

Тихий, едва доносившийся до него голос поинтересовался:

— Это мистер Лондон?

— Да, он самый.

— С вами говорит Эрни, дворник из «Зако-билдинг». Мистер Ромео просил позвонить ему или вам, если снова заявятся эти парни. Сейчас они здесь.