Отдел Сальников Алексей
– С этим как раз все нормально, – тут же успокоил Серегей Сергеевич.
– Да, – встрял Молодой, – Олег сказал, что я все же не бандюган какой, я как бы бунтующий молодой человек. Хотели трубку мне дать, но это слишком уж мощный уклон в хипстоту. Трубка, очки в толстой оправе, шарфик, айфон – и все в кредит. Это с образом не вязалось.
Игорь согласно покивал, изображая понимание, понимания при этом у него не возникло ни на йоту, видимо, семейная дрязга целиком захватила его внимание или он был уже не совсем юн или не достаточно умен, чтобы разбираться в таких вещах, как стиль придуманного персонажа.
– Вот это ты запомнил, – Сергей Сергеевич снова вернулся на старую дорожку, – про хипстоту ты запомнил, а как он тебе прямым текстом говорил, чтобы ты денег не упоминал ни в каком виде, – это у тебя из памяти вылетело. Он же тебе сказал: деньги, гранты, премии, конкурсы, призы – не трогать, иначе тут не только художники в округе заведутся, но еще литераторы всяких местных мастей, кинематографисты.
Молодой скептически усмехнулся.
– А ты думал, если у нас тут надписи «Голливуд» нет на склоне какой-нибудь горы, то и кинематографистов нет? У нас тут союз документалистов есть, и союз молодых кинематографистов, который захочет поучаствовать в демонстрации своей альтернативной одаренности. И союз графиков и союз живописцев, причем это четыре союза, если ты хочешь знать. Союз графиков России и союз российских графиков, по той же схеме живописцы организованы. И если эта кодла попрет сюда, а она попрет, то мало не покажется. У меня одноклассник – директор металлургического комбината или хрен знает кто он там у меня, не суть, важно, что решили они спонсировать местную литературную премию. А у них там на комбинате не как у нас – заходи кто хочет, нет, – у них там кэпэпэ в каждом здании, чуть ли не на каждом этаже, даже завидно. Я человек старых времен – и чем больше кэпэпэ, тем спокойнее себя чувствую. Так вот, как только какой-то местный хрен из писателей узнал, кто спонсирует премию, он к ним и полез, чтобы себе выбить какую-нибудь номинацию. Ну, первый раз прошел – бывает, прикинулся дурачком, родственником, троюродным братом, который тетю родную свою давно не видел, – пропустили. Одноклассник мой охрану вздрючил, типа, че за херня, почему вы без согласования со мной всех пропускаете, вы так, ребята, и киллера пропустите, не дай боже. Те, типа, больше не повторится. Но еще пару раз повторилось, один раз этот хрен охрану с помощью писательских корочек заборол, второй раз с помощью удостоверения почетного жителя города и угроз, что он до мэра дойдет, потому что он мэра лично знает. Когда оказалось, что мэра он не знает, но так-то да, почетный житель, в приемах ему было отказано. Так эта падла сначала телефон рабочий одноклассника выцепила где-то, потом домашний, а потом и сотовый. В итоге получил этот писатель специальный приз жюри. Так что вот какое тебя будущее ждет, Сашенька. Как потом оказалось, этот писатель и почетного жителя себе таким же образом выцыганил, мэру просто всю кровь выпил, пока тот не согласился ему и его жене дать почетных жителей. (Они оба, бля, литераторы, и сын у них тоже литератор, и собака их литератор, наверно.) Но и это еще не все, что он про писателя этого узнал. Оказывается, за год до премии японское посольство конкурс объявило, вроде как японские мотивы в творчестве горожан. Ну и понятно, что этого гражданина привлек приз японского посольства, не знаю, что уж они там дарили. Но он им устроил русский ответ Пёрл-Харбору. И это я единичный пример рассказываю, таких сумасшедших людей у нас сотни в городе.
– Да я уж понял, – сказал Молодой. – Я уже имел длинный разговор по телефону с одной тетенькой, не знаю, насколько она адекватная.
– Че за разговор-то? – спросил Сергей Сергеевич.
– Ну, она представилась председателем Союза детей ветеранов Великой Отечественной войны и полчаса ездила по ушам, как ей пришлось страдать, только я не понял, по какой причине, ну, вроде как отец был на войне, только она родилась уже после войны, году в пятидесятом, но, короче, она все равно страдала. И через это добивалась, чтобы первая выставка была посвящена детям ветеранов Великой Отечественной войны, а еще она просила творческий вечер ей отдельно, как председателю этого союза. Хотела свои стихи почитать.
Сергей Сергеевич некоторое время переваривал эту информацию, а потом внезапно обратил свой гнев на Игоря.
– Вот не мог ты что-нибудь другое придумать.
– А что тут придумывать, – спокойно сказал злой Игорь, у которого схема того, как будет действовать замануха с музеем, давно уже, сразу с момента возникновения оформилась в голове. – Будут приходить, будем говорить, чтобы через год возвращались, когда все будет готово.
– А если и через год придут? – спросил Сергей Сергеевич.
– Скажем, чтобы приходили еще через год, что все очень сложно, что не можем согласовать по земельным документам с мэрией и администрацией. Эта херня всегда отпугивает творческих людей. Они, наверно, потому художники, а не строители, что им в такие вопросы не нравится вникать.
– Да? Ты умный у нас? – Сергей Сергеевич попытался изобразить своим толстым лицом что-то оскорбительное, но мышцы под слоями жира не очень хорошо справились с этой задачей, поэтому сарказм выразился только через голос, через повышение его на пару октав. – А что ты скажешь, если узнаешь, что и землю дали, как крестьянам, и денег выделили, как… не знаю кому? У нас Саша теперь как бы собственник земли, на которой отдел находится. И молодой куратор проекта.
Даже с заднего ряда, даже при том, что Ринат Иосифович сидел затылком к Игорю, стало видно, как он побледнел.
– Меня отец только тогда и простил, когда об этом узнал, – сознался Молодой, тоже бледный от волнения. – Он сначала думал, вы меня тут плохому учите и под статью подводите, а тут увидел, что я в гору пошел.
Слышно было, что слова «в гору» и удовольствие от них он цитирует з речи отца.
– На хрен такие горы, – высказал свое мнение Игорь Васильевич, в свою очередь как бы цитируя Высоцкого, – на таких лучше не бывать.
– Вот и я о том же, – сказал Сергей Сергеевич. – Итак, подводим итоги. На какое-то время от милиции, прокуратуры, следственного комитета и от того, что еще, может, придумает наше родное правительство, мы отгрызлись. Миша с Васильичем съездили удачно. Игорь с Ринатом отдохнули.
– Да уж, – не выдержал Игорь.
– Ну уж извини, – разведя руками, сказал ему на это Сергей Сергеевич. – Кто как смог, тот так и отдохнул. А вообще готовься к моральным трудностям, тут нам под Новый год подкинули работку – зашатаешься.
Все, включая Сергея Сергеевича поползли в курилку, обсуждая что-то на ходу; что они обсуждали, Игорь не слышал, потому что отвлекся на свои мрачные мысли. Только Ринат Иосифович отстал от народа и подался в свою норку. Игорь обнаружил, что стоит в коридоре один. Сунувшись было к себе в кабинет, он через какое-то время обнаружил, что выкурил полпачки возле открытого окна. «Закалился», – с очень горькой иронией подумал Игорь, вспомнив эпизод с балконом, и ему стало еще горше. «Это, наверно, из-за темноты, потому что она большую часть дня», – подумал Игорь про свою ссору с женой и вспомнил, что летучка началась утром – когда он отлучался в туалет, восходящее солнце било в большие окна котельной, а теперь уже спустились сумерки, от которых истоптанный снег вокруг котельной приобрел успокаивающий синеватый цвет, как под светом кварцевой лампы. По этому снегу, как будто не зависимый ни от чего, шел сероватый кот с поднятым хвостом, он долго пробирался от шлагбаума к кустам у забора.
– Кс-кс, – сказал ему Игорь, кот сделал вид, что не услышал, но на всякий случай ускорил свои передвижения.
Чтобы не свихнуться от раздражения на голоса и смех, доносившиеся из курилки, Игорь решился пойти и попортить настроение Ринату Иосифовичу. Он надеялся найти понимание у этого загадочного бухгалтера, хотя бы по родству их профессий и по тому, что то настроение, в котором находился Игорь эти несколько дней, преследует Рината Иосифовича постоянно. Где еще, если не у него, можно было найти хоть какую-то поддержку, а не только усмешки и утешающие похлопывания тяжелой рукой между лопаток?
Ринат Иосифович в обыкновенной своей манере долго не откликался на стук, и от этого создавалось впечатление, что Игорь пришел с обыском, а Ринат жжет компрометирующие документы, закапывает печати и прячет флаг местной коммунистической ячейки на своем теле, обертывая его вокруг туловища, а сверху трясущимися пальцами застегивая рубашку. Так и не дождавшись какой-то реакции на свои все более уверенные поскребывания, Игорь решился открыть дверь. Рината Игорь нашел сидящим за столом. Ощущая себя школьником, записывающимся в библиотеку, он сказал вопросительно поднятым диоптриям Рината Иосифовича: «Можно тут с вами посидеть?» Ринат Иосифович без слов ушел за стеллажи и принес оттуда стул. Потом молча включил свет в кабинете (до этого горела одна только настольная лампа), поставил закипать электрический чайник и сунул под нос севшего Игоря чистую малахитовую пепельницу.
«Вот это сервис», – подумал Игорь, и ему большого труда стоило не улыбнуться.
Невольно слыша взрывы смеха из курилки, Ринат и Игорь стали пить кофе и ожесточенно – как будто наперегонки – курить. Первым не выдержал Ринат Иосифович.
– Давай на ты, – сказал он.
– Давай, – нисколько не удивляясь, сказал Игорь.
– В семье что-то? – спросил Ринат.
Игорь покивал.
– Да и вообще что-то тошно как-то, – сказал Игорь стеллажам сбоку от Рината.
– Витаминов попей, – посоветовал Ринат, – сейчас зима. Иногда люди без витаминов до ручки доходят.
Игорь не удивился бы, если бы Ринат тут же стал впаривать ему какие-нибудь чудо-витамины и косметику для жены, но это оказалась не реклама, а просто совет. Не зная, чему удивляться, совету или тому, что Ринат не оказался еще и сетевым торговцем, Игорь с некоторым изумлением посмотрел в лицо бухгалтера и наткнулся на два отчетливых своих отражения в его очках.
– Я серьезно говорю, – сказал Ринат, – ты ведь астенический тип. Я тут уже несколько лет работаю, всегда почему-то астенических людей набирают, а вы потом с катушек съезжаете через несколько месяцев. Ты насколько хорошо сейчас свое состояние оцениваешь?
– Не фонтан, – признался Игорь. – И с катушек я как бы съезжаю, но не из-за работы, а мы с женой цапаемся. Если бы не работа, даже не знаю, куда и податься.
– Фигня, – категорично отрезал Ринат и откинулся на своем офисном кресле. Видя слегка дрогнувшее лицо Игоря, он повторил: – Нет, правда, фигня. Помиритесь еще десять раз.
– Да я понимаю, что помиримся, не первый раз уже, но просто бесит эта тягомотина, игры в дочки-матери какие-то.
– Ты проще смотри на это дело, ты женщин все равно не поймешь, – сказал Ринат. – Моя вон с Мишей переспала, и что мне ему теперь, стрихнин в суп подсыпать?
Игорь попытался прикинуться удивленным изменой жены Рината.
– Да ладно тебе, – махнул рукой Ринат, – весь отдел знает, а ты не знаешь.
Игорь тоже в ответ махнул рукой, но этак покаянно.
– Но мы ведь не бразильский сериал, – сказал Ринат серьезно. – Она меня из синей ямы вытащила, мы двадцать лет вместе, даже двадцать два, у нас три дочери. Сдается мне, правда, что средняя не от меня. И что теперь? Бегать с топором за ней? Она устраивает сцены, но на то она и баба. Я ей сказал, что она дура, что она бы еще с Александром переспала, – вот и вся сцена.
Игорь сдержался, чтобы не сказать, что он бы так не смог.
– Так-то, Ринат, я извиниться зашел, – сказал Игорь.
– За что? – спросил Ринат.
– Ну, вопервых, я хуже о тебе думал, как сейчас оказалось.
– Ты тоже парень хороший, – перебил его Ринат, – но я перед тобой и всеми вами тоже должен, наверно, извиниться.
– А ты-то за что?
«Это мы тебя тогда на пьянку не взяли», – чуть не добавил Игорь.
– Ты вот обо мне плохо подумал, – сказал Ринат, – а ведь я вообще о вас не думаю. На работе еще, может, услышу кого в коридоре, какая-то мысль промелькнет. Или когда на дело уезжаете, хочется, чтобы все нормально прошло, но только я сажусь в машину до дома – все. Вы у меня из головы исчезаете до следующего дня. Так, наверно, нельзя. Да? Человеком-канцелярией быть – это западло, наверно. Но я, когда бросил пить, таким стал, ничего с собой поделать не могу.
– И еще одна вещь, – нерешительно встрял Игорь в исповедь Рината, от которой Игорю почему-то стало неловко.
– Да? – участливо спросил Ринат, хотя в лице его не появилось ни капли заинтересованности.
– Ну, я на летучке тогда посоветовал насчет музея, мне показалось, что тебе неприятно было, что это я предложил, – выдохнул Игорь.
– Ничего подобного, – улыбнулся Ринат. – Я сразу понял, кому придется впрягаться, если твою идею примут. Идейка, правда, хороша. Тут уж на себя нужно обижаться, что она в голову не пришла. Но за то, что ты Молодого заставил жопу от кресла оторвать, – честь тебе и хвала. Я ведь раньше в военкомате работал, поэтому мне его морда призывного возраста покоя не дает. Мы с ним как кошка с собакой по чисто биологическим причинам.
Через несколько дней Сергей Сергеевич, нервно смеясь, сообщил, что срочная придумка с музеем прошла впустую – прокурорскую проверку по каким-то причинам отложили чуть ли не на июль будущего года.
Глава 6
Игорь зашел в допросную, поднял глаза от конверта с вопросами, и у него чуть не подкосились ноги, потому что в первый момент ему показалось, что к креслу пристегнута его жена. Это был очень неприятный момент. За считанные секунды, пока длилось узнавание, Игорь успел продумать план побега – из подвала и дальше из города.
«Удивительно, как похожа», – подумал Игорь, сидя на табурете и чувствуя, как дрожат ноги.
Это и правда была женщина примерно тех же лет, что и его жена, а значит, и его ровесница тоже. Игорь подумал, что будь здесь Ольга, она бы прикончила дамочку своими руками, потому что пристегнутая была одета совершенно так ж, как иногда одевалась и его жена, – в брендовый итальянский брючный костюм зеленоватого цвета, и даже сапоги вроде бы (тут Игорь не был полностью уверен) были такие же. По крайней мере, такого же оттенка. Даже очки и прическа, как виделось Игорю, были совершенно те же. «Интересно, это у нее натуральный цвет или она красится», – подумал Игорь и чуть не спросил это вслух, потому что жена краской не пользовалась.
Кроме того положения, в котором она оказалась, женщину пугало, видимо, и пристальное разглядывание со стороны Игоря. Когда Игорь понял, что из-за своего пристального взгляда похож на маньяка, ему от смущения, переходившего в стыд, и от ужаса перед тем, что будет потом, захотелось выйти из комнаты и больше никогда туда не возвращаться.
– Не бойтесь, – сказал ей Игорь со второй попытки, потому что голос его не слушался. Попытка успокоить женщину явно не удалась, Игорю показалось, что по телу женщины прошел спазм, и спазм этот передался креслу, в котором она сидела. Игорь подумал, что ему еще хуже, чем этой женщине, потому что она находится в неведении, хотя и в ужасном, а он прекрасно знает, что будет дальше, и знает, что она похожа на его жену, она же не в курсе этого. «Так, наверно, некоторые офицеры в концлагерях себя оправдывали», – подумалось Игорю, и отвращение к самому себе как будто излилось из какого-то органа внутри его организма. Игорь увидел себя ее глазами и понял, что действительно похож на маньяка в своей синей робе, с поблескивающими узенькими очками, бритой до гладкости физиономией и короткой стрижкой. Единственной причиной, по какой женщина еще не забилась в истерике, было то, что допросная выглядела слишком официально – с этим каждому знакомым по фильмам зеркалом, вдобавок на руках Игоря не было окровавленных резиновых перчаток, а сама комната не была залита кровью предыдущих жертв.
– Не бойтесь, – повторил Игорь, сцепив руки вместе и пытаясь унять в них дрожь, чтобы женщина не подумала, будто его трясет от возбуждения, – это просто…
«Что просто? Что просто? Ни хрена себе просто», – крутилось у него в голове.
– Просто заявка поступила. Ваш бывший муж оказался с террористами связан. И нам нужно задать вам несколько вопросов – и всё, – произнес Игорь, совсем не думая, что может не оказаться никакого бывшего мужа.
– Я замужем не была, – сказала женщина, и в голосе ее появилась нотка уверенности. – Вы с ума сошли.
– Я не так выразился, – нашелся Игорь, – я имел в виду вашего бывшего… М-м-м.
Он потянул, чтобы она сама договорила его мысль.
– Виктор? Это гражданский брак был, – сказала женщина, Игорь с готовностью закивал.
– Я к нему никакого отношения не имею, – сказала женщина дрожащим от пережитого стресса голосом. – Отстегните меня, я все объясню.
– Нет, вы сначала на вопросы ответите, а потом вас отстегнут, вы только успокойтесь ради бога. Такова процедура.
– Да как можно успокоиться, когда человек сделал мне ребенка, сбежал неизвестно куда, а спустя несколько лет он террористом оказывается, – сказала женщина с возмущением. – И нас с ребенком хватают, запихивают в машину и везут неизвестно куда, вы с ума сошли. Вы понимаете, что это явно ошибка. Вы понимаете, что я сразу же в прокуратуру пойду.
Она замолкла, переживая обиду и возмущение, а Игорь замер от ужаса, понятного в этой комнате ему одному.
Сутки назад он в это же самое время сидел рядом с сыном, тот выбирал игры, выставленные на рождественской распродаже в «Стиме». Игорь проверял, есть ли в играх русский язык, чтобы сын понимал, во что он там играет, они тут же оплачивали эти игры с кредитки к бешеному восторгу сына. Чуть ранее они ходили с женой по магазинам и решали, что купить сыну из вещей и игрушек под елку, – и тут Игорь узнает, что буквально в соседней комнате сидит ребенок, который, на хрен, вообще не доживет до Нового года, причем при его деятельном попустительстве. А в этой комнате сидит ни в чем не повинная женщина, которая до Нового года тоже не доживет.
– Вы извините, я выйду на секунду, – сказал Игорь.
– Вы извините, но нельзя ли меня все-таки меня отвязать, в конце концов, я что, такую угрозу национальной безопасности представляю?
– Извините, но нет, – сказал ей Игорь от двери.
– И долго мне так сидеть? – спросила она, когда Игорь уже захлопывал дверь за собой, полный решимости прекратить этот ужас.
В коридоре его уже поджидал Игорь Васильевич, преграждая дорогу в комнатку за зеркалом.
– Пойдем-ка, – сказал Игорь Васильевич Игорю, беря его за шиворот и волоча за собой в комнату отдыха.
Там Игорь Васильевич бросил Игоря на диван, а сам встал над ним, скрестив руки на груди.
– Вы с ума сошли, – сказал Игорь, откашливаясь от влажноватой пыли.
– Не сошли, – сказал Игорь Васильевич, – Эсэс просто не уполномочен говорить, в чем дело.
– Да что же это за надобность-то, людей убивать? Что, их нельзя потом отпускать на все четыре стороны? Этих-то зачем убивать? Ну ладно, те два случая, в которых я участвовал, там еще можно было объяснить какой-то террористической угрозой, но тут-то что? Васильич, ну сам подумай, какая от них угроза?
Игорь попытался подняться, но Игорь Васильевич остановил его жестом.
– Сядь.
Игорь решил проявить покладистость и остаться на диване.
– Хватит истерить, – сказал Игорь Васильевич, – ты не понимаешь. Тут дело не в том, чтобы за безопасностью государства следить.
– А в чем, бля, дело-то тогда, чем мы тут занимаемся, чем эту херотень можно оправдать? Этот цирк.
– Тут дело не в том, чтобы беречь, типа, от врагов изнутри и снаружи. Тут речь идет об остатках государственных институтов, что еще существуют. Тут уже об остатках государства идет речь.
Игорь рассмеялся.
– Какого государства? Советского Союза, что ли? Да вы с ума сошли. Васильич, ты понимаешь, что это безумие, что вы с Эсэсом и Филом психи чистой воды. Ты понимаешь, что мы женщину и ребенка убьем? Неужели нельзя было хотя бы ребенка в это не впутывать, оставить его там на месте, где вы женщину эту бедную забрали. В детдом его сдать потом, я не знаю…
В выражении лица Игоря Васильевича ничего не изменилось, когда он сказал:
– Игорь, нет уже никакого ребенка.
Эта новость настолько оглушила Игоря, что ему показалось, что он успокоился.
– И как на это Фил посмотрел? – спросил Игорь, помолчав, и посмотрел Игорю Васильевичу в глаза, потому что ему стало интересно, что происходит с лицом этого человека, когда тот несет совершенно бесчеловечные вещи.
– Фила я выгнал от греха, потому что он тоже уже на взводе, он таких историй не любит. А мне тут двух истеричек только не хватало, – лицо Игоря Васильевича оставалось спокойным и деловитым.
– Ну, вот у тебя одна истеричка, – сказал на это Игорь. – А если я не пойду? Я не собираюсь в этой дикости участвовать.
– Ну, значит, я буду тут стоять, пока ты не согласишься, и мы отсюда не уйдем, пока ты не будешь готов, – опять же спокойно и уверенно ответил Игорь Васильевич. – Только учти. Если мы тут несколько часов просидим, от бабы в смысле допроса толку уже не будет, еще немного, и у нее там паническая атака начнется, потом она будет какое-то время биться, переживет приступ удушья, а потом ее можно будет спокойно в дурку отправлять на какое-то время. И значит, ребенок зря умер. Вот и все.
– Ну вот пойду я туда к ней, – сказал Игорь, – я ведь даже конверт открыть не смогу при виде нее, она на мою жену похожа. А теперь, когда я знаю, что труп ее ребенка в соседней комнате лежит, меня вообще расколбасит, если она вопрос какой-нибудь о нем задаст, у меня у самого паника начнется. Потому что это не нормально так себя вести с людьми.
Игорь Васильевич переступил с ноги на ногу и в лице его, кажется, мелькнуло что-то вроде кривой ухмылки.
– Вот это уже деловой разговор, – сказал он.
Игорю вдруг пришло в голову, что весь отдел – это, может, один большой психологический эксперимент, а он сам – подопытный в этом эксперименте, что он допрашивает фальшивых подозреваемых, а его самого все время снимают на камеру. Может быть, целая группа каких-нибудь гиков прослеживают его жизнь от работы до дома и записывают его реакции на все более и более безумные испытания. По сути дела, он ведь не видел ни одной убедительной смерти, кроме самого первого убийства, которое могло оказаться инсценировкой от начала до конца. Остальные убийства происходили где-то за кулисами зрения Игоря. Такая организация, как отдел, не могла существовать в принципе. Игорь никогда про нее не слышал даже в городских легендах. А ведь каких только историй Игорь не наслушался за всю свою жизнь от коллег, знакомых и ветеранов чеченских и афганских войн. Видимо, на лице Игоря как-то отразилось это внезапное открытие, потому что Игорь Васильевич поспешил вмешаться прямой речью непосредственно в Игорев мыслительный процесс.
– О-о, – сказал Игорь Васильевич, – я смотрю, у тебя тоже крыша запротекала.
– То есть? – встрепенулся обиженный Игорь.
– Настает такой момент, – ответил Игорь Васильевич, – когда кто-то решает, что все это спектакль, что его разыгрывают. Что весь отдел – сплошной спектакль для него одного. Кто-то думает, что сейчас скрытая камера появится, кто-то поумнее думает, что это психологический эксперимент. О, вот ты, кстати, так и думаешь, что это психологический эксперимент в духе, как его, бля, Мил… какого-то хера, короче.
Игорь уныло понурился.
– Это легко опровергается, – сказал Игорь Васильевич. – Можешь сходить в соседнюю комнату и пощупать пульс у трупа, а потом, после допроса, я тебя приглашу и ты еще у бабы пульс пощупаешь и оценишь цвет ее лица. Можем даже оставить ее в подвале на несколько дней, чтобы ты убедился, что разложение началось. Хочешь?
Игорю Васильевичу не нужно было ответа, но Игорь все равно на всякий случай помотал головой. Он опасался, что если Игорь Васильевич решит, что Игорь не верит ему, то протащит его, Игоря, в кабинет за зеркалом и предъявит ему труп ребенка, и заставит щупать пульс, а Игорь не хотел знать, девочка это или мальчик и как ребенок выглядит, чтобы думать о нем только как об абстрактном мертвом ребенке, вроде тех, про которых в новостях говорят «число жертв составило».
– Ты сколько с женой прожил? – спросил Игорь Васильевич.
Игорь принялся подсчитывать, и вроде это должно было быть просто, но у него что-то не получалось, мысль соскальзывала на другое – на то, что так или иначе, а все равно придется вернуться в допросную. Если бы сейчас Игорь Васильевич стал угрожать ему убийством или говорить что-то вроде «спасибо, ты на нас поработал, а теперь я тебя убью, не хочешь ли покурить перед смертью», Игорь и то воспринял бы это легче.
– Не знаю, – сказал Игорь, – лет пятнадцать, наверно.
– Вот, – сказал Игорь Васильевич, – другой бы на твоем месте, поставь ему после пятнадцати лет брака копию жены, – собственными руками попытался бы ее задушить, даже до допроса бы дело не дошло. А если бы в соседней комнате еще копию тещи держали, а лучше саму тещу – это было бы вообще зрелище не для слабонервных.
– Охренеть как смешно, – поднял на него лицо Игорь.
Они стали смотреть друг на друга, Игорь с желанием, чтобы Игорь Васильевич как-нибудь самоаннигилировался, а Игорь Васильевич на Игоря в каком-то колеблющемся раздумье, как Иван Павлов на собаку. Раздумье это выразилось в том, что Игорь Васильевич переместил руки с груди в карманы комбинезонных штанин и стал слабо раскачиваться вперед и назад.
– Вот что, – сказал Игорь Васильевич наконец. – Я знал, что кто-нибудь из вас двоих сегодня что-нибудь подобное начнет выкидывать, поэтому выковырял из горла Рената одну таблетку. Трепать тебя перестанет, но и спать ты потом, может быть, пару суток не будешь. Это как бы спецсредство, его на каждое задание должны всем выдавать, но Ренат их зажопил по своему обыкновению и, может быть, налево сплавляет, ну, ты его знаешь. Он здраво рассуждает, что у вас от него привыкание может выработаться, но суть не в этом. Если ты уже сопли вытер, то можно и без него обойтись. Или можно мандраж снять медикаментозно, но тогда тебе нельзя будет машину вести и вообще на улицу лучше будет не соваться, потому что это как бы для боевых действий средство, его в условиях мирного города…
– Мирного… – саркастически скривился Игорь, имея в виду, что в условиях мирного города вообще-то не крадут женщин с детьми и не сворачивают им головы в подвалах, называемых Голливудами.
Игорь Васильевич понял этот сарказм по-своему.
– Ясненько, – сказал он и полез в карман. – Без таблеточек, значит, не обойтись.
– Что это изменит? – спросил Игорь исподлобья. – Мне эта вот ситуевина будет видна в другом свете?
– Нет, ты просто успокоишься, – пояснил Игорь Васильевич. – Ну как просто, ты так спокоен никогда в жизни не был, как будешь минут через десять.
Игорь Васильевич достал из кармана стеклянную капсулу, зачем-то потряс ее, проверяя, звенит ли внутри таблетка, – так курильщики почти каждый раз трясут пачку с сигаретами, проверяя, осталось ли что-нибудь, даже если пачка почти полная (Игорь и сам так делал). После этого он зубами сорвал крышку капсулы и сплюнул ее в сторону, так что она резиново ускакала под журнальный столик. В капсуле оставалась ватка – ее Игорь Васильевич достал двумя пальцами и зачем-то сунул в карман на животе. В подставленную под капсулу ладонь скользнула очень маленькая таблетка. Игорь Васильевич посмотрел на нее, на Игоря, после чего убрал капсулу опять же в карман на животе и стал аккуратно разламывать таблетку напополам своими большими пальцами. Несколько белых крошек упало на бетонный пол.
– Подержи пока, – Игорь Васильевич сунул в руку Игоря крохотный обломочек, остатки же таблетки бросил на пол и растер подошвой ботинка, как будто гася окурок. – Я пока за водой схожу.
– Да какая тут вода? – Игорь сомневался, что вообще почувствует таблетку во рту – она же растает, прежде чем провалится в пищевод.
– Тогда глотай, – приказал Игорь Васильевич.
Игорь забросил кусок таблетки в рот и проглотил, Игорь Васильевич подтянул к себе журнальный столик и присел на него, как на табурет. На манжете куртки Игоря Васильевича Игорь увидел короткий, тонкий светлый волос, блеснувший в свете лампы. Видимо, таблетка еще не подействовала, потому что внутри Игоря что-то екнуло.
– Никогда ничего не меняется, – сказал Игорь Васильевич прямо в лицо Игорю.
– Ты меня что, гипнотизировать собрался? – спросил Игорь, пытаясь уловить момент, когда начнет действовать чудо-препарат.
– Нет, – сказал Игорь Васильевич, – хочу просто прояснить некоторые моменты недопонимания.
– Охренеть, – сказал Игорь. – Это не недопонимание называется, это называется полным неприятием. Меня коробит, что мы людей убиваем, ладно людей, мы женщин и детей убиваем, это не недопонимание.
– А что тебя смущает? – спросил Игорь Васильевич. – Ты каждый день своим бездействием убиваешь кучу людей, в том числе и детей. Ты когда новость слышишь о том, что какому-то ребенку нужна операция, ты же не бросаешься продавать квартиру, чтобы оплатить ему многомиллионное лечение. Ты же не везешь сюда партию африканских детей, чтобы спасти их от голода и жажды. Ты даже ни одну семью беженцев не приютил. Если бомжа видишь на улице, ты отворачиваешься и радуешься, что это не ты. Когда где-нибудь на Кавказе громят квартиру и говорят в новостях, что уничтожено еще сколько-то террористов, ты просто веришь, что уничтожены именно террористы, а когда расстояние между тобой и реальной угрозой сокращается и она к тебе чуть ближе, чем новость из Интернета, ты вдруг начинаешь о морали говорить и о душевных терзаниях.
– И в чем, интересно, заключается угроза национальной безопасности от женщины и ребенка?
– А тебе Сергей Сергеевич, твой непосредственный начальник, запретил об этом знать, для твоего же собственного блага, – сказал Игорь Васильевич. – Я еще с советских времен на отдел иногда работал. Я сам сторонник того, чтобы люди с самого начала знали, во что они ввязываются. Эсэс всегда против. И каждый раз у какого-нибудь оперативника наступает момент, когда он без правды как бы уже не дееспособен. И каждый раз Сергей Сергеевич раскрывает карты, а потом от команды не остается и следа, потому что кто-то устраивает стрельбу, кто-то душит свою семью подушкой и рубит топором, а сам выбрасывается в окно, кто-то просто сбегает в какую-нибудь деревню, так что хер его найдешь. Радуйся своему неведению и мукам совести, потому что это очень хорошо, мучиться угрызениями и ничего не знать. Но, вообще, да, нужно сообщать людям с самого начала, и если с тобой не получится, и опять вся команда накроется медным тазом, а мы с Эсэсом в живых останемся, то, я думаю, стоит открываться людям сразу, чтобы они или сразу думали, что мы сумасшедшие, и уходили, – или уж оставались, но знали зачем.
– У тебя детский волос на рукаве, – сказал Игорь и показал пальцем на манжет Игоря Васильевича.
– И что? – Игорь Васильевич равнодушно сдул волос, как будто это был волос после обычной стрижки. – Я разрыдаться должен? Набрать в колбочку от таблетки слез невинного ребенка и носить на шее как вечное напоминание неизвестно чего?
Игорь Васильевич наклонился к Игорю и сказал:
– Если хочешь знать, будь твой сын на месте этого ребенка, я бы ему совершенно так же голову бы на бок свернул, а потом бы его труп отодвинул ногой от двери, чтобы он не мешался.
Игорь прислушался к себе, оценивая такое заявление, но ничего не почувствовал, ни ярости, ни страха – ничего. Как и обещал Игорь Васильевич, Игорь был так спокоен, как не был никогда в жизни. Даже в раннем детстве все его существование сводилось к боязни показаться плохим в глазах родителей, дискомфорту от поведения каких-то более живых одноклассников – причем его не задевали, нет, но ему было неловко от того, что он не может заступиться за кого-нибудь, кого задевают. Удивляясь такой внутренней гармонии, недоступной ему настолько, что самого Игоря словно вытеснило из тела этой безмятежностью, он увидел себя как бы со стороны. Игорь воткнул в ногу Игоря Васильевича непонятно откуда взявшийся в кармане карандаш и выбил из-под его зада журнальный столик. Следующим движением он потянулся к книжной полке, чтобы схватить том Большой советской энциклопедии и, видимо, забить им Игоря Васильевича насмерть, но тот оказался не промах – несмотря на то что как-то не очень быстро среагировал на действия Игоря, он, не вставая с пола, огромной своей ножищей подсек бунтовщика, можно сказать, на взлете, тут же поймал за горло одной рукой, а второй приставил к его нижнему веку измаранный в собственной крови карандаш.
Игорь Васильевич тяжело дышал, по его глазам было видно, насколько его переполняет адреналин. Игорь счел благоразумным не двигаться, чтобы не лишиться глаза. Он смотрел на Игоря Васильевича, как на зверя в зоопарке, слегка сожалея о том, что воткнул карандаш ему в бедро, а не в глаз или не в пах, и понимая, что если бы потянулся к лицу или ширинке Игоря Васильевича, тот заломал бы его гораздо быстрее.
– Что теперь, – спросил Игорь, косясь на карандаш, – второй раунд?
Игорь Васильевич медленно отпустил Игоря и, кряхтя и шипя от боли, сел на диван. Игорь поднялся на локте, вставать и куда-то идти ему не хотелось, он прощупал места, которыми ударился об пол, особенно голову, но все было цело, голова даже не разбита.
– Силен ты, брат, – сказал Игорь Васильевич с упреком, прищурившись, он отмерил большим пальцем расстояние на карандаше и прикинул его к раненой ноге. – Вот откуда в вас, ботаниках, такая жестокость? Годами, что ли, копится? Прямо какая-то затаенная ненависть, честное слово, хуже, чем у маньяков. Я думал, их Ренат сам пьет втихую, эти таблетки, а сейчас думаю, нет, если бы он выпил, он бы жену на мороз выхернул или просто звездюлей бы ей вставил, так что она бы у него по струнке ходила.
Он обратился от своих размышлений вслух к Игорю:
– Что, можешь теперь допрашивать? Коленки не трясутся?
Игорь, зачем-то опустив глаза к носкам ботинок, прислушался к себе.
– Да, – честно сказал Игорь, подняв взгляд на Игоря Васильевича, – думаю, хватит моральных сил и на женщину, и на вас еще останется всех вместе взятых. Советую спрятать Эсэса, потому что у меня желание появилось прийти к нему с паяльником и узнать, кем он был до семнадцатого года.
– Даже не понимаю, почему я не угадал, что в тебе Берия проснется, – сказал Игорь Васильевич.
Игорь встал и начал отряхивать от пыли штаны и рукав куртки. Игорь Васильевич, поморщившись, поднялся и стал помогать Игорю, отряхивая его со спины, потом развернул его за плечи лицом к себе и поправил Игорю прическу, в лице Игоря Васильевича промелькнуло сомнение, когда они пересеклись взглядами.
– Ну и видок у тебя, – честно высказал Игорь Васильевич. – Если бы я сейчас был к креслу пристегнут, и ты бы зашел, я бы родил со страху. У тебя Чикатило в родственниках не числится?
– Это ТЫ меня спрашиваешь? – осведомился Игорь и пошел в допросную.
– Долго вас не было, – сказала ему женщина, – с вами все в порядке?
Игорь молча прошел на свое место и вскрыл конверт, даже препарат не избавил его от неловкости при взгляде на пленницу, поэтому Игорь решил сделать вид, что он просто читает вопросы, а кто-то абстрактный на них отвечает. Почему-то именно эта тактика подействовала на женщину успокаивающе. В отличие от прежнего узника «Голливуда» ее не насмешил ни один вопрос, она даже не спросила, где ее ребенок, такой, видимо, у Игоря был деловитый чиновничий вид, исключавший возможность какого-либо насилия со стороны организации, которую он представлял.
Единственное, что ее заинтересовало, – это почему Игорь не записывает ответы, Игорь и сам не знал, почему ему не дают диктофона в подвал, но сказал, что допрос записывается через камеру за зеркалом. Этот ответ женщину полностью устроил.
Избавленный от своего обычного волнения, граничащего с паникой, он продолжал видеть себя со стороны, причем как бы со стороны женщины. Он видел, что руки у него сложены на столе, так, как будто он хотел скрестить их на груди, а вместо этого облокотился на столешницу и сунулся носом в листок бумаги, видел, как лампа делает его лицо бледнее и отбрасывает такие тени от его носа и надбровных дуг, что его голова становится похожей на череп. Тому Игорю со стороны стало даже интересно, сколько Игорь получает, раз носит не строгий костюм, в котором любят шарахаться ребята из спецслужб, а обычный строительный комбинезон.
Закончив допрос, Игорь не удержался и последний раз взглянул на женщину. Его спокойствие полностью передалось ей, она с любопытством присматривалась к окружающей обстановке, к листочкам и конверту на столе, к зеркалу, за которым, она знала, кто-то был.
– Это все, – отвлек ее Игорь, – сейчас вас освободят. Спасибо за сотрудничество.
– Пожалуйста, – сказала она ему в спину, потому что Игорь уже уходил, оставив на столе свои бумажки.
За порогом его поджидал Игорь Васильевич, Игорь покосился на его раненую ногу и увидел свежий белый бинт, просвечивающий в дырке из-под карандаша, обрамленной пятном еще не совсем высохшей крови. Игорь попытался зачем-то с силой толкнуть Игоря Васильевича плечом, но тот, видно, уже был готов к подобным фокусам, и Игорь почувствовал только, будто толкнулся не об живого человека, а об угол дома. При этом Игорь Васильевич не остался безответным, а взял Игоря за шиворот и толкнул дальше по коридору.
– Не смей в ту комнату заходить, – сказал Игорь Васильевич, имея в виду, скорее всего, не комнату отдыха, а комнату за зеркалом. – Сейчас посмотришь, а потом отпустит – будешь потом по ночам изнывать.
– По себе судишь? – спросил другой, спокойный Игорь, но не стал заглядывать в комнатку за зеркалом, а пошел наверх.
У выхода из «Голливуда» Игоря поджидал Фил с сигаретой и тревожными глазами.
– Привет душегубам от душегубов, – поприветствовал его Игорь, а на удивление, которым сменилась тревога в глазах Фила, сказал так: – Мне Васильич таблетку дал.
Удивление в глазах Фила никуда не делось, а сменилось еще большим удивлением.
– Половину таблетки, – уточнил Игорь.
Только тогда на лице Фила появилось понимание.
– Он хоть живой там? – спросил Фил.
Игорь подумал, оценивая состояние Игоря Васильевича.
– В принципе, да, но пару недель поприхрамывает. Скажи, чтобы Молодой костер ваш жертвенный разжигал, – сказал Игорь. – Пришла пора.
– Тебе домой нельзя, – со всей серьезностью сказал Фил, – тебя поперло.
– А я сейчас пойду и у Рината Иосифовича антидот попрошу, – придумал Игорь. – И прибавку к зарплате. Нет, сначала прибавку к зарплате, а потом антидот. Я сейчас в таком состоянии, что он мне их даст, даже если их у него нет.
Фил рассмеялся, как будто по принуждению, держась поближе к Игорю, он проводил его до самого кабинета.
– Может, еще на ключ меня закроешь? – поинтересовался Игорь.
– Тебе бы не помешало, – отвечал Фил с уверенностью. – Ты бы мне потом сам спасибо сказал.
– Да я как бы в норме, – сказал Игорь.
Оставшись один, Игорь покурил у окна, хотя и не чувствовал никакой потребности в курении. Когда тление сигареты дошло до фильтра, Игорь услышал, что началась продувка котла – запустили электродвигатели, и в самом начале пуска этот звук напоминал гудение вызванного лифта, а уже потом зарос звуками движимого вентиляторами воздуха. «Стены как в хрущевке», – подумал Игорь и решил позвонить жене.
Сначала телефон жены отвечал длинными гудками и обрывами после двадцати секунд дозвона, а потом и вовсе стал абонентом, находящимся вне зоны действия сети. «Интересно», – подумал Игорь и поглядел на часы – шести еще не было. Несмотря на все свое благодушное равнодушие, он почувствовал, что левая сторона его туловища, обращенная к приоткрытому окну, и шея слева, и левое ухо – очень холодны, а справа было очень жарко. Игорь подумал, что завтра голове будет трудно вертеться на простуженной шее, закрыл окно и позвонил на рабочий телефон жены, но и там никто не отвечал. Тогда Игорь снова открыл окно, закурил, хотя опять не чувствовал в этом никакой нужды, и позвонил в справочную, чтобы узнать какой-то другой номер предприятия, на котором работала Ольга. Так он несколько раз открывал и закрывал окно, сам себе напоминая кондиционер, и, наконец, дозвонился до секретаря. Девушка на том конце провода сначала говорила, что у жены совещание и ее нельзя беспокоить, что она не может зайти и попросить Ольгу Витальевну к трубке, но когда Игорь сказал, что это муж, что он ничего не будет передавать своей жене, если секретарь ее выдаст, девушка шепотом призналась, что никакого совещания нет, а жена отпросилась уйти пораньше по семейным обстоятельствам. Неизвестно, что бы произошло с Игорем, если бы он узнал о таком поступке жены на трезвую голову, может, он стал искать ей оправдание и подумал, что она ушла выбрать ему новогодний подарок. Теперешнему же Игорю, как бы более трезвому, чем он был всегда, все стало ясно, и он спросил у секретаря, с кем мутит его жена на рабочем месте. Самое глупое в этом всем было то, что жена мутила с сисадмином, и непонятно было, что она в нем нашла, в любом случае не брутальность и не мужественность, потому что сисадмину даже прежний, не принявший таблетки Игорь с легкостью мог переломить хребет в пяти местах. Игорь решил, что жене просто не хватало второго ребенка, она таким образом компенсировала это.
Узнав номер сотового телефона сисадмина и сказав вежливое «спасибо» секретарше, от которой через трубку исходили уже буквально волны живого электричества – так она желала поделиться с кем-нибудь переменами в семейной жизни их главного бухгалтера, – Игорь позвонил любовнику жены. На тот момент Игорь уже переместился к компьютеру, пытаясь, видимо, находиться в одной парадигме с человеком – вычислительной машиной. Пока шли гудки, Игорь бессознательно выстукивал по клавише «Пробел» расслабленным указательным пальцем похоронный марш Шопена.
Сисадмин не стал отпираться, когда Игорь попросил Ольгу к телефону, и безвольно передал трубку супруге Игоря, скорее всего, радуясь, что это телефонный звонок, а не звонок в дверь.
– Ну и на хрена? – спросил жену Игорь. – На хрена ты это сделала? Просто интересно. Это временное увлечение или навсегда?
Пока жена делилась с Игорем жаркой отповедью, которую она, судя по всему, готовила уже давно, он смотрел в поросшее морозными узорами окно, подперев щеку ладонью. Умиротворенный Игорь понимал, что жена, конечно, права, что да – он черств, что таким он был с момента их знакомства, и рождение ребенка его нисколько не изменило, что ему всегда важна была какая-то абстрактная справедливость, и тяга к этой справедливости граничит с глупостью. Он оценил, что жена не бросила его, пока у него не было работы, потому что тогда он вернулся бы в родительский дом и со стороны выглядел бы даже более жалко, чем сисадмин. Думая, что она совсем размазывает Игоря по стенке, жена сказала, что квартира остается Игорю, а они уже купили себе жилье, что сына они забирают, потому что он все равно не от Игоря, который даже в этом плане полный ноль.
– Ну, раз ты уж все высказала, включи свой телефон, – предложил Игорь, – а то вдруг я захочу тебе позвонить, когда ты будешь одна, а ты вне доступа.
Жена, как показалось Игорю, в бешенстве бросила трубку.
Все так же разглядывая узор на стекле, Игорь попробовал представить, что с ним будет, когда действие препарата закончится, – и не смог. «Обидно, что я так не пью, чтобы в запой уйти, а ведь это было бы самое подходящее сейчас», – подумал Игорь. При этом он почему-то не сомневался, что жена вернется, и понимал, что он ее примет обратно, потому что менять одну тряпку на еще большую тряпку – это совсем уж как-то неестественно. Игорь уже видел, насколько будет жалок, если примет ее снова, однако препарат как-то сглаживал его отвращение к себе.
– Надо будет выцыганить у Рината еще таблеток на случай ее возвращения, – придумал Игорь вслух.
В дверь осторожно постучали, и на пороге, словно откликнувшись на мысли Игоря, появился осторожный Ринат Иосифович, причем он не зашел в кабинет, а оценивал состояние Игоря с благоразумно безопасного расстояния.
– Все нормально? – осведомился Ринат Иосифович.
– Нормально, – ответил Игорь голосом, который ему самому показался мечтательным и скучным, в данный момент ему не хотелось делиться семейными разборками в бухгалтерском кругу.
– Олег Сергею Сергеевичу звонил, – пояснил Ринат Иосифович, – сказал, что ты до хахаля своей жены добрался по телефону.
– Я когда-нибудь и до Олега доберусь, – сказал Игорь. – Он моей семье угрожал. Хотя, судя по всему, у меня теперь семьи нету.
– Даже так? – осторожно удивился Ринат Иосифович.
– Даже очень так, – сказал Игорь. – Она сказала, что сын не от меня.
– Да ну, она гонит. Тебе назло, – убежденно сказал Ринат Иосифович.
Прикинув, Игорь согласился с Ринатом Иосифовичем, все-таки сын на него очень похож, так что вероятность того, что жена лжет, чтобы позлить Игоря, была очень высока. Но сильнее его заботило не отцовство даже, а та необъяснимая озлобленность, с которой жена произносила претензии в его адрес. Ее послушать, так можно было решить, что она сбежала от семейного тирана, который по меньшей мере колотил ее каждый вечер. Игорь поделился своей гипотетической печалью (которой не ощущал, но как бы должен был ощущать) с все еще не решившимся переступить порог Ринатом Иосифовичем. Говорить об этом было глупо, хотя бы потому, что он и сам знал, что в минуты ссор высказываются всякие вещи, о которых потом даже как-то неловко вспоминать, но злоба жены походила на срыв, при том что это совсем не Игорь затеял интрижку на стороне.
– Ну, должна была она хоть что-то придумать, чтобы объяснить свою дурь. Может, она сама не верит в то, что говорит, – попробовал объяснить Ринат Иосифович.
– А если не верит, то почему уходит, – скучным даже ему самому голосом спросил Игорь.
– Ты, главное, сейчас Игоря Васильевича не слушай, – посоветовал Ринат Иосифович. – Он тебе скажет, что за бабу надо бороться, а ты натворишь дикостей в таком состоянии. Она, может, сама хочет, чтобы ты за нее поборолся, проявил характер, у меня сестра такая была – стравливала мужиков друг с другом почем зря, ради спортивного интереса. Если хочешь в этом поучаствовать – ради бога, только в себя сначала приди. А то ты так поборешься, что потом сам жалеть будешь. От таблетки сначала отойди, мой тебе совет.
– А долго меня переть будет? – спросил Игорь.
– Он же тебе не целую дал? Поколбасит еще сегоднязавтра, а потом отрубишься.
– Так вроде бы с послезавтра на послепослезавтра – Новый год, – вспомнил Игорь.
Читать бесплатно другие книги:
