Отдел Сальников Алексей
– Странно, что тебя это еще заботит, но да, именно так, праздник ты проспишь, скорее всего, – согласился Ринат Иосифович, – за это скажи спасибо начальству.
Даже в таком состоянии Игорю не хотелось возвращаться в пустой дом, да и вообще пока не хотелось домой.
– Как думаешь, я Фила не очень стесню, если здесь останусь на все время, пока таблетка действует? – спросил Игорь, и ему показалось, что в лице Рината Иосифовича мелькнуло что-то вроде облегчения, скорее всего, поговорить именно об этом его и послали.
– Ему только веселее будет, – сказал Ринат Иосифович, – но, вообще, ему и без тебя было бы нескучно, потому что тут Игорь Васильевич собирается зависать, и Саша тоже, они Новый год на работе встречают. Заодно Игорь Васильевич проследит, чтобы ты алкоголь не принял, пока не проспишься, хотя меня тут не будет, так что можешь и хряпнуть.
Он помолчал и добавил вполголоса, проникновенно приложив руку к груди:
– Ты мне, кстати, новогодний подарок уже сделал – поцарапал этого бугая. Все, конечно, сочувственные лица делают, но, по-моему, даже Сергей Сергеевич доволен, что ему кто-то урон смог нанести хоть какой-то.
– Это было не совсем честно, – сказал Игорь. – Если бы мне не надо было на допрос идти, где я мог помятой мордой женщину испугать, я бы сейчас лежал в бинтах в четвертой городской, а может, меня бы уже вскрывали в прозекторской. «Удивительный случай, перелом всех костей, кость таза сломана в нескольких местах».
Он как бы цитировал предполагаемого патологоанатома, Ринат Иосифович хмыкнул, не то чтобы одобрительно, скорее, в знак того, что он понял, что Игорь шутит, а потом осторожно поинтересовался:
– Ты точно никуда не свинтишь? А то тут все на ушах, не знают, то ли тела жечь, то ли тебя караулить.
– Передай отбой тревоги, – сказал Игорь. – Я сейчас только жене позвоню, скажу, что меня не будет, пускай у нас встречают, у нас все-таки елка наряженная, чтобы сыну не было такой встряски.
Ринат самоустранился, предусмотрительно оставив дверь полуоткрытой. Игорь полез в телефон и понял, что вовсе не таблетка помогла ему более-менее сносно перенести уход жены и ребенка. Он понял, что после сегодняшнего раза и сам не против, чтобы они ушли, потому что он не заслуживает, чтобы у него кто-то был, если творит такие вещи на работе. Не нужно будет врать, как дела на службе и чем они там занимаются, пускай жена и сын так и думают, что они тут чинят туалет и валяют дурака. Игорю самому, похоже, стало легче от новости, что семья уходит к человеку в футболке с цветными конями.
В голосе жены слышалось легкое раздражение, когда она ответила на звонок.
– Ну, что еще? – спросила она. – С сыном сможешь видеться, когда захочешь, только сам приезжай.
Видно было, что она уже прикинула все возможные способы, какими Игорь мог влезть в их с новым другом как бы семейную жизнь. Игорь вспомнил, как они однажды сидели всей семьей в кафе, сыну тогда было года три, а за столиком позади Игоря сидела пара – бабушка и внук, и бабушка расспрашивала о новом папе и рассказывала о том, как тяжело без него родному папе, и все ее расспросы сводились к тому, что внуку нужно переехать к папе, а у мамы пускай будет все новое. Она выясняла, не бьет ли внука отчим, и казалось, ей хочется, чтобы отчим бил мальчика. Пацан же дипломатично мычал в мороженое, так что непонятно было, когда он отвечает «да» или «нет» на все эти глупые вопросы.
Игорь и жена вместе тогда следили за их замечательным диалогом, хотя больше всего их приводила в восторг роль бабушки, похожая на роль какого-то серого кардинала. Особенно часто они вспоминали потом, как бабушка оживила внука рассказом о том, что она ходила в его школу с предложением организовать какой-нибудь кружок, и что ей, к сожалению, ответили отказом. Пока бабушка не сказала, что ей отказали от места, внук так напрягался, что даже перестал есть, кажется, перед глазами его вставали картины одна ужаснее другой: как бабушка забегает к нему на каждой перемене и смотрит, чтобы никто его не обижал, как следит за ним в столовой, чтобы он все съел, как он ходит на бабушкин кружок, а вид у мальчика был такой, будто сами врата ада грозятся открыться перед ним. В конце ребенок не смог сдержать облегченного вздоха, но бабушка решила, что это вздох сожаления. Еще старушка призналась, что ходила к классной руководительнице и предлагала возглавить родительский комитет, но и тут ей было отказано.
Жена не скрывала теперь, что ждет от Игоря такого же примерно поведения, как у этой бабушки.
– Да ну тебя, – сказал Игорь со всем возможным миролюбием, данным ему химией. – Я хотел сказать, что вы можете у нас Новый год встречать, чтобы Мишку раньше времени не шокировать, я все равно на работе эти дни прозависаю, так что, поссорились бы мы или нет, новогодние праздники вместе встретить не судьба.
Жена заподозрила какую-то Игореву хитрость, у нее вызывала опасения возможность его внезапного появления в разгар праздника с последующей чисткой рыла системного администратора. Хотела жена того или нет, но она не сомневалась почему-то в Игоревой победе.
– Я, правда, не появлюсь, – успокоил ее Игорь. – Если уж на то пошло, если бы я захотел, я бы и сейчас выяснил его адрес и появился без предварительного звонка, может быть, даже и не один.
– А как ты вообще узнал? – спросила жена.
Она всегда здраво оценивала силу женской дружбы, особенно в том коллективе, где работала сама, и сразу же стала копать в нужном направлении – в каждом из как бы безразличных слов так и сквозило «какая сука меня сдала, интересно знать». Секретаршу она бы размолотила в порошок и любую из своих подчиненных тоже. Да и подругам, имена которых Игорь знал, могло достаться ни за что.
– Не знаю, само как-то накатило, – сказал Игорь. – Тут пауза нервная на работе выдалась, а когда все утихло, я встал покурить, на меня что-то и нашло. Я проверить решил. Ты, главное, раньше часто компьютерщика вашего упоминала, какой он придурок. Кстати. Включи громкую связь, я хочу это повторить, чтобы он слышал.
– Обойдешься, – сказала жена.
– Так вот, а тут что-то не слыхать про него. Главное, и про гендира ты говоришь, и про подружек, и про новенького, кого на место сына главного взяли, а про него – ни слова. Тут и неумный человек что-нибудь стал бы думать. Вот, собственно. Я к вам позвонил, сказал, что ищу такого-то, мне его телефончик подкинули. Я позвонил наугад, вообще, если бы твой друг нынешний умел блефовать, то он бы мог на дурака отъехать и сказать, что с ним никого нет и все такое, но тут уж что выросло – то выросло. Выбрала бы любовника поумнее, до сих пор бы мне голову дурила, если бы хотела. Только одного не понимаю, вы ведь меньше месяца встречаетесь, как вы так быстро сойтись успели?
– Ну, это уж не твое дело, – рассудила жена.
– Ладно, – сказал Игорь, – не мое – так не мое, что тут скажешь. Если захочешь вернуться – буду ждать какое-то время. Смотри только, не опоздай. А то вернешься, а я уже и замки сменил, и ориентацию.
– Да ну тебя, – сказала жена и бросила трубку.
Игорь подумал, что его нынешняя жизнь без семьи будет, и правда, напоминать этакий гей-кружок с уклоном в убийства. «Как будто ты уже свою ориентацию не сменил», – придумал Игорь шутку, которую могла сказать жена перед тем, как закончить разговор. «Не думаю, что тебе это поможет, от тебя даже геи уходить будут», – тут же придумал он еще одну. Поскольку Игорь находился, в принципе, в благостном настроении, то дальше его юмор как-то не задался и не перешел в окончательное самоуничижение. Ход его мыслей прервало чье-то бледное лицо с поблескивающими глазами и черной бородой, появившееся в щели не до конца закрытой двери. Что-то внутри Игоря вздрогнуло, но где-то совсем глубоко внутри. Человек по ту сторону порога, увидев, что его заметили, запоздало потюкал в дверной косяк костяшками пальцев, испачканных то ли зеленкой, то ли краской.
– Нужно что-то? – спросил Игорь строгим официальным голосом, потому что понял, что это художники, похоже, начали протаптывать дорогу в неоткрытую галерею.
Человек с готовностью ввалился в кабинет, волоча за собой невообразимых размеров полотно, чуть ли не метр на два, и долго не мог развернуть его к Игорю лицевой стороной, а когда развернул, то Игорь разглядел изображенные на нем желтые треугольники, вершинами стоящие на толстых ножках в виде буквы «икс», в промежутках между треугольниками располагались зеленые солнца. Усталый, но довольный художник сопел, наслаждаясь Игоревым недоумением.
– И-и? – протянул Игорь, намекая на то, что художественный эффект почему-то до сих пор не дошел ни до его сердца, ни до его ума.
Художник посмотрел на полотно, сказал «пардон» и перевернул.
«Это просто праздник какой-то», – подумал Игорь, потому что картина оказалась увеличенной копией той, которую он сбросил с балкона. «Это, видимо, судьба сегодня с Ольгиными мужиками пересекаться», – решил Игорь, но его обрадовало состояние, в каком находился потрепанный художник.
– Я хочу сделать у вас выставку своих картин, – своими словами художник слегка колыхнул воздух в кабинете, и до Игоря донесся запах перегара.
– Да? – иронично спросил Игорь. – А вы в курсе, что галерея только через год открывается?
Игорю пришлось по нраву, что художник его не узнал, хотя поменяйся они местами, Игорь бы тоже не узнал художника, оба они пополнели, лицо Игоря стало бледнее, а лицо и руки художника за те пятнадцать лет, что они не виделись, приобрели какой-то малиновый оттенок.
Художник знал, что галерея открывается через год, о своем знании он поведал, обдавая Игоря новыми волнами спиртового духа, но живописец, чье имя Игорь даже и не пытался вспомнить, он помнил только фамилию, надеялся, что выставку можно будет начать еще до официального открытия, и хотел застолбить за собой такое право.
– А у вас все работы в этом же ключе выдержаны? – спросил Игорь, глядя на красные руки художника и думая, что тот, наверно, много стоит на холоде, торгуя своими мельницами и подсолнухами, или пешком пер по морозу картину от того места, где живет, или то и другое вместе.
Игорь подумал, что если бы они сегодня убили не ребенка и женщину, а художника, то это был бы не бесчеловечный поступок, а наоборот – акт милосердия. Правда, пораскинув мозгами, Игорь пришел к выводу, что если бы и его сегодня кто-нибудь пришил, то это тоже пошло бы всем только на пользу.
От вопроса Игоря о жанре остальных картин художник замялся, скорее всего, это была очень больная для него тема. Его застиранный пуховик с графитовым блеском городской грязи в районе обшлагов и карманов был измаран зеленой и желтой краской, такие же пятна были на джинсах и зимних ботинках, стоптанность которых Игорь видел и не вдаваясь во внимательный осмотр. Очевидно, художник был не только однообразен в жанре, но не отличался и многообразием колорита, и очень этого стеснялся. Живописец стал объяснять, что с образами его картин связана очень эмоциональная веха его жизни, о чем Игорь знал и без его слов, и не только с его слов.
– Но ведь от художника и не требуется разнообразия, – начал отчего-то оправдываться посетитель. – Это путь, который нужно пройти от начала и до конца. Кто, как не вы, должны это понимать.
Химия, гулявшая по крови Игоря, позволяла видеть гостя едва ли не насквозь. И чем больше разгорался словесный пафос просителя, тем яснее было Игорю, что художник вовсе не желает долгой и мучительной жизни с посмертным признанием коллегами его заслуг, а желает, наоборот, молниеносного признания, а еще больше желает, чтобы Игорь купил его картину. Художнику не хотелось тащиться с холстом на руках обратно, он, кажется, согласился бы оставить его в котельной просто так, но если бы ему еще за это и заплатили, было бы совсем замечательно. Легкая симпатия к художнику из-за того, что жена ушла все-таки не к нему, а к молодому и частично здоровому во всех отношениях человеку, заставила Игоря по-деловому сложить пальцы куполом, прижать этот купол к губам и сказать следующее.
– Вот что, давайте сделаем так… – художник увидел деловитое выражение Игорева лица и приободрился.
– Давайте сделаем так, – повторил Игорь, пытаясь вспомнить, сколько наличных находится у него в данный момент в кармане пальто, – давайте я запишу ваши координаты, и мы вам обязательно позвоним, когда здесь начнется все веселье. А пока я хочу купить картину для себя лично. Вы не возражаете? Тысяч за десять.
По лицу художника было видно, что он рассчитывал или только тысяч на пять, или сразу на полмиллиона. Этакий или пан, или пропал.
– Если мне удастся продать ее куда-нибудь, я вам выдам еще процентов десять-пятнадцать с продажи, – зачем-то добавил Игорь. – Вы согласны?
Художник засуетился, это было тем более удивительно, что он не двигался с места, но производил впечатление человека засуетившегося, как кот, пойманный над колбасой; у него как-то по-особенному забегали глаза, и пальцы, сжимавшие верхний край картины, стали напоминать пальцы не художника, но пианиста, готовящегося заиграть что-нибудь шустрое из Моцарта. Без слов стало понятно, что художник согласен.
– Вот и хорошо, – одобрительно отозвался Игорь, он бодро поднялся и тут вспомнил, что пальто находится в их раздевалке со шкафчиками, и если художник пойдет туда вместе с ним и увидит эти шкафчики, то ни за что потом не поверит, что котельная – это будущая галерея, а они все – богатые галеристы. Игорь замер в некотором затруднении, но тут завибрировал телефон и он с облегчением поднял трубку, заранее представляя, что если это жена, то ситуация, в какой он окажется, будет вспоминаться потом как крайне забавная. На том конце провода оказался Олег.
– Какой еще, на хрен, Олег? – спросил Игорь, хотя среди его знакомых было не так уж много Олегов – на данный момент был всего один, да и того Игорь никогда не видел.
– Тот самый Олег, – сказали на том конце провода. – У вас там все в порядке? У вас посторонний человек в кабинете?
Игорь повертел головой в поисках видеокамеры, через которую Олег за ним наблюдал, не столько удивляясь слежке, сколько досадуя на себя за то, что, догадываясь о прослушке, почему-то не подумал, что за ним могли еще и присматривать.
– Не трудитесь, не найдете, – сказал Олег, угадав намерения Игоря.
– Ну, хоть знать, куда рукой помахать, – пояснил Игорь.
– Вот только не нужно сарказма, – сказал Олег. – Это для вашей же собственной безопасности сделано. Тут бывали всякие неприятные инциденты, вот я и хочу узнать, не один ли это из инцидентов.
– Погодите-погодите, – прервал его Игорь, – а дома у меня ничего для моей собственной безопасности не стоит, случайно?
– Давайте будем считать, что нет, – миролюбиво предложил Олег. – Вообще, вы должны быть мне хоть немного благодарны. Я все-таки мог заблокировать ваш вызов другу вашей жены, чтобы ваш эмоциональный настрой оставался таким же более или менее положительным, чтобы вы ничего не знали. Но я этого не сделал.
– Ну, спасибо, – Игорь сделал жест рукой, изображая низкий поклон.
– Пожалуйста. Так все в порядке? – спросил Олег.
– Да. Все нормально, – сказал Игорь. – Это по делам галереи пришли. Я картину покупаю.
– Погодите, погодите, – сказал Олег, – вы ее специально заказали, чтобы перед женой извиниться? Если мне не изменяет память, у вас точно такая же висела на стене, только поменьше.
– Вы бы хоть скрывали, что смотрите дома, – сказал Игорь. – Тут и так царит не совсем здоровая атмосфера, а вы еще ее паранойей разбавляете. Вас кто учил с персоналом работать? Явно вы курсы повышения квалификации лет тридцать не посещали.
Олег никак не отреагировал на такое нахальство Игоря, однако некоторое время дышал в трубку, как доброжелательный ретривер, обдумывая что-то.
– Это на новость с Александром художники поперли? – наконец догадался Олег.
– Видимо, да, – сказал Игорь.
– Постойте, постойте, – удивился Олег, – но как же получилось, что художник притащил картину, копию той самой?
– Сами соображайте, – предложил Игорь, – у меня сегодня и так голова кругом.
– Ну ладно, – сказал Олег, словесно откланялся и прервал разговор.
Игорю невольно пришлось вернуться к разговору с художником – тот мялся и с неловкостью поглядывал на мокрые следы растаявшего снега, который дотащил до второго этажа в протекторах своих завалящих ботинок. «Что же мне с тобой делать?» – с досадой подумал Игорь про художника.
– Вы подождите пять минут, – сказал Игорь, – я за деньгами пока схожу. Присаживайтесь пока, а картину…
Художник сам решил, куда лучше всего пристроить картину, и не успел Игорь закончить мысль, как автор стал пристраивать полотно в ближайший пустой угол кабинета. Это было жалкое и настолько душераздирающее зрелище, что Игорь предпочел торопливо выйти.
В помещении котельной стоял недвусмысленный для Игоря запах горящей плоти, которому он ужаснулся даже в обдолбанном своем состоянии. В проходе между окнами и котлами стоял Молодой и глядел куда-то на верх котла, не проявляя ни малейших признаков дискомфорта. Белые лампы освещали Молодого сверху. В окружении труб и вентилей Молодой походил на юного инженера из стимпанк-фантастики, судя по его рукам, упертым в бока, он, может быть, и представлял, что он такой инженер и есть.
– Чем занимаешься? – бодренько спросил Игорь, подойдя.
Молодой почувствовал, что такая бодрость возникла неспроста, и, изучающе рассматривая Игоря, ответил, что следит за уровнем воды в котле.
– А запах тебя не беспокоит? – спросил Игорь.
– А что, он еще есть? – спросил Молодой. – Сначала был основательный, а сейчас я бы не сказал, что чем-то пахнет.
– Да нет, еще есть немного, – сказал Игорь, – но я вообще по другому поводу к тебе пришел.
Молодой изобразил внимательное выражение лица.
– Твои посевы всходы дали, – сказал Игорь.
Лицо Молодого стало еще внимательнее – это он силился понять, что имеет в виду Игорь.
– Ко мне художник пришел, – сказал Игорь осторожно, чтобы не расплескать сарказм следующих слов. – Пробрался, понимаешь, через всю нашу систему охраны, прямо ко мне в кабинет. Я вынужден у него картину купить, чтобы он глаза закрыл на то, что здесь происходит. Сильный тут запах стоит или уже ослаб, какие мы тут все ходим. Может, стоит двери хотя бы входные закрывать, когда у нас такое тут творится?
– Вообще, конечно, стоит, – сказал Молодой, прикинув долю своей вины в том, что Игорю приходится покупать картину, он опустил глаза влево вниз, подсчитывая предполагаемые убытки. – А сколько он запросил за свои труды?
– Десятку, – сказал Игорь, опечалив Молодого. – Да ты не грейся, просто на будущее, давайте как-нибудь закрываться от внешнего мира, а то придется еще свидетелей валить к тому, что у нас уже есть.
– Ну да, я понимаю, – ответил Молодой без обычного своего зубоскальства.
Игорю непонятно было, отчего он так себя повел: или его впечатлила раненая нога Игоря Васильевича, или его обрадовало равнодушие Игоря к своему кошельку.
– Давай, когда я с ним уже рассчитаюсь, ты его до выхода проводишь? – предложил Игорь, на что Молодой согласно покивал. – Заодно посмотришь на этого хрена. Там такая ходячая прививка от желания становиться свободным художником.
Молодой поблестел на Игоря желтыми своими зубами.
– Жаль, мы тут не Силиконовую долину открываем, – сказал Молодой. – Я бы тебе показал прививки от желания стать свободным программистом.
Игорь одобрительно рассмеялся, хотя и не понял, в чем заключается шутка.
– Об чем смеетесь, молодые люди? – похлопал Игоря по плечу Игорь Васильевич, бесшумно подкравшийся к ним в гуле котла. – Гостя нашего обсуждаете?
Игорь покосился на ногу Игоря Васильевича, но не увидел бинта сквозь дырку в штанине, Игорь Васильевич сменил комбинезон на новый, еще нестиранный, благодаря чистоте и новизне похожий на джинсовый, с еще белыми строчками швов на окантовке карманов и подтяжек.
– Да я уже сменил штанишки, – объяснил Игорь Васильевич то, что Игорь и так уже понял.
– Что же вы людей пускаете? – сказал Игорь. – Он меня на десятку раскрутил.
– Гнал бы его в шею, всего-то делов, – ответил Игорь Васильевич.
– Как я его погоню, если у нас тут галерея, а пахнет, как оказывается, крематорием.
– Да ничем не пахнет, – возразил Игорь Васильевич, потягивая воздух носом. – Сначала, конечно, пахло, дай бог каждому, только не крематорием, а, скорее, шашлыками.
– Вот давай только без этих нездоровых сравнений, – предложил Игорь, – а то я на свежую голову в веганы подамся. Если ты его увидел, что же не завернул от порога?
– Да хрен его знает, – честно пожал плечами Игорь Васильевич. – Смотрю, прется бородач, тащит картину, зачем мне его останавливать? Подозреваю, что это не последний художник, который сюда приползет. Это первая ласточка – у него здоровья хватило по промзоне и по морозу тащиться. А прикинь, что начнется, когда весна придет, грязь подсохнет – они сюда повалят, как зомби, так что надо как-то обкатать их прием и заворачивание.
– Раз уж ты такой мастер заворачиваний – сам бы и заворачивал, – сказал Игорь. – Ладно, он хоть до Голливуда не добрался.
– Это да, было бы одним художником меньше, – согласился Игорь Васильевич.
– Может, хоть какой-то кэпэпэ поставить? – предложил Игорь. – Какую-нибудь вертушку, вахту, не знаю. Я Молодому уже предлагал изнутри запираться, но он что-то с темы съезжает.
– Да что ты гонишь, ничего я не съезжаю, – сказал Молодой.
– Он не съезжает, – сказал Игорь Васильевич. – Это у нашего Фила, кроме тех заморочек, о которых тебе уже известно, есть еще боязнь замкнутых пространств и боязнь открытых пространств. И обе эти боязни у него сочетаются. Потом сам у него спроси, как у него там после контузии все в голове устроено. В лифте он может застрять безболезненно, но должен знать, что в помещении или форточка открыта или дверь, в чистом поле он тоже себя нормально чувствует, если там трава высокая или есть куда заныкаться, но если где-нибудь рядом с этим полем несколько зданий, то у него паническая атака может начаться. Так же и с замкнутыми пространствами, там целая куча факторов, когда он может запаниковать, а когда не может.
– Хорошо, что ты мне это сейчас говоришь, – сказал Игорь. – Когда мне пофигу, в принципе, но вот что мне завтра с этим делать?
– Тебя и завтра не отпустит, не переживай, – успокоил Игорь Васильевич. – А вот когда очухаешься, сам будешь разбираться. Кстати, тебе деньгами не помочь, меценат хренов?
– Я уже предлагал, – вякнул Молодой. – Он что-то гордо отказывается.
– Нет, я не отказываюсь, – возразил Игорь. – Я от тебя помощи не хочу, потому что ты здесь все же больше интеллектуальные задачи решаешь, не твоя вина, что человек к нам пробрался, да и тебе на Новый год матери нужно что-нибудь подарить, девушке.
Молодой скептически хмыкнул, дав этим понять, что матери он сделать подарок не догадался, а девушки у него пока нет.
– Все равно, – сказал Игорь Молодому. – Тебе деньги нужны, а вот Васильича я бы с удовольствием напряг на пару тысяч.
– Ну, пошли тогда, – кивнул Игорь Васильевич в сторону раздевалки, – располовиним Васнецова.
К художнику они пришли уже втроем. Живописец заробел под взглядом Молодого, считая его самым главным в будущей галерее. Игорь Васильевич всячески подыгрывал, чтобы укоренить в посетителе эту уверенность: стал называть Молодого Александром Сергеевичем, предлагал обмыть сделку или хотя бы принести водички. Молодой то краснел, то еще больше краснел от слов Игоря Васильевича, и только когда тот, прихрамывая, ушел проводить художника до выхода – облегченно вздохнул и рухнул на стул, вытирая несуществующий пот со лба.
– Вот что за человек? – спросил Молодой в сердцах. – Вроде взрослый мужик, а в клоунаду ударится, даже неловко за него.
– Может, он так стресс снимает, – предположил Игорь. – День сегодня не из легких выдался, особенно для него.
– Может, напьемся? – сказал Молодой в пустоту, которая образовалась после того, как шаги Игоря Васильевича и художника совсем стихли на лестнице, а после последних произнесенных слов прошло минуты четыре.
– Я не знаю, как препарат на меня подействует, если я выпью, – скучно ответил Игорь, вызвав спазм разочарования на лице Молодого. – Ринат Иосифович предупреждал, что могут быть какие-то последствия, но не сказал какие. Я хочу с Игорем Васильевичем проконсультироваться на этот счет.
– Васильич, если его припрет самого выпить, все равно скажет, что ничего не будет. Он сейчас в таком настроении, что в любом случае скажет, что ничего не будет, чтобы потом посмотреть, что произойдет, а позже вспоминать это как приключение.
– Думаешь? – спросил Игорь. – А при тебе кто-нибудь пил под этими таблетками?
– Пили тут под таблетками, – сказал Молодой, – только вот я не знаю, под этими ли, или под другими, мне, знаешь, рецептов не показывают.
Игорь покладисто покивал. Они оба навострили уши, когда послышались приближающиеся тяжелые шаги Игоря Васильевича. Молодой внутренне подобрался, уже чувствуя, что его пошлют за бутылкой.
– Хорошо, что в Голливуде не часто дела, а то спились бы мы тут, – произнес Игорь, на что Молодой согласно и нервозно промычал.
Игорь Васильевич замер у порога, по ту сторону двери, а потом рывком распахнул ее, изображая появление фокусника из зеркального шкафа.
– Та-дам! – пропел Игорь Васильевич. – Предлагаю отметить приближение новогодних праздников и последнее печальное для некоторых дело в этом году.
Игорь промолчал, хотя это «для некоторых» относилось к нему. Сам Игорь считал, что все их дела в той или иной степени печальны, а последнее – совсем мрак, но пока эта мысль оформилась в его голове, пахнущий морозом Игорь Васильевич успел уже стремительным шагом Петра Первого пересечь кабинет и тюкнуть на подоконник бутылку с содержимым чайного цвета и звездочками на золотистой этикетке.
– Это ты с прошлого года берег? – спросил Молодой, так повернув к подоконнику шею, что голос его слегка изменился.
– Да, – сказал Игорь Васильевич. – Давайте всех позовем. А тебя, Саня, по доброй традиции, отправим в магазин.
Всех созвать не удалось. Ринат Иосифович, как и обещал, успел удрать, прежде чем начались возлияния, даже халявная выпивка, к который он в прошлый раз стремился, не пересилила страха перед побочнми эффектами Игоревой таблетки.
Когда все уже напились, Игорь вспомнил про обещанные побочные эффекты, которые всё не наступали, – его развезло так же, как всех, а он ожидал какого-то просветления или же, на худой конец, эпилептического припадка. Игорь Васильевич беззаботно сказал:
– Да какие побочные эффекты, ты же во Вьетнаме не воевал. Ну, выстегнет тебя резко. Такое бывает, когда препарат со спиртным мешаешь. Так что будь все время на глазах, даже когда покурить пойдешь, а то вылезешь на мороз да там и останешься или с лестницы покатишься, еще не хватало.
Закончив речь, Игорь Васильевич оглядел пьяную компанию: поскрипывающего стулом Сергея Сергеевича, курящего возле шторки Молодого, слегка поддатого Фила, опершегося на стеллаж, потом посмотрел на дверь, точнее, на дверную ручку, и видимо пары алкоголя заставили его произнести вопрос, который он до этого произносить не решался.
– А чего ты до сих пор этот шнурок не снял? – спросил Игорь Васильевич, покачиваясь. – Это такое почтение к сотруднику, который до тебя работал, что ли?
– В смысле, – не понял Игорь. – Я этот шнурок видеть уже перестал, настолько он примелькался.
– На нем, вообще-то, Серега повесился, – пояснил Игорь Васильевич. – Такое же дело, как сегодня, было, пара дней прошла – и привет, Серега. Знаешь, как в песне: «Уходишь – счастливо, приходишь – привет».
На слове «привет» с усиленным звуком «р» Игорь Васильевич помахал дверной ручке.
– Если бы мне сразу сказали, откуда это, я бы сразу снял, – признался Игорь. – Я так-то мнительный человек.
– Я его нашел, – сказал Молодой. – Я тоже мнительный, поэтому меня мороз по коже каждый раз пробирает, когда я к тебе в кабинет захожу.
– Тебя хоть после праздников не начнет в сторону суицида волочить? – обратился к Игорю Игорь Васильевич.
– Мне, кажется, нет, – прислушался Игорь к себе, однако новость о повесившемся его не особо взволнова-ла. – У меня такое чувство, что я дзен постиг, что я навсегда успокоился.
– Ну, дай-то бог, – заметил Сергей Сергеевич, и от того, что он поднял голову с полупустой рюмки на Игоря, стул под ним затрещал как-то особенно сильно, буквально как подпиленная сосна, готовящаяся упасть.
Глава 7
– Уровень пролактина у тебя скоро упадет, и ты успокоишься, – уверенно сказала жена, вызвав тем самым у Игоря новый приступ совершенно неконтролируемого бешенства.
– Ты что несешь вообще? – заорал он в телефонную трубку. – Ты сама себя слышишь? Ты там головой совсем поехала от перемен в жизни?
Со стороны Игорь видел себя этаким трехлетним ребенком, который топает ногами и в слезах бросается на пол в магазине, и хотя Игорь не топал ногами, а просто сидел у себя в кабинете, отвлекшись от отчета, который никак не мог сдать после новогодних праздников, чувства, которые его обуревали, были похожи именно на такую вот истерику трехлетки. У него отобрали сына, отобрали жену и не хотели возвращать. Игорь пытался сдержать себя, хотел иронично и шутя издеваться над женой и ее временной любовью, но когда магия таблетки испарилась, ему не казалось уже, что жена и сын ушли на время, поэтому он то и дело срывался на нездоровые крики. Даже Молодой уже несколько раз заглядывал и просил вести себя потише, но каждый раз был посылаем в однозначно грубой форме.
– Слушай, – сказала жена, – ты мне перед праздниками как-то больше понравился. Я тебя даже в пример приводила.
Возможность того, что их разрыв жена обсуждала еще с кем-то, то есть зашла совсем уже на сторону, вызвала у Игоря новый приступ негодования.
– Так ты еще и разнесла это повсюду? – заорал Игорь.
– Да успокойся ты, – сказала жена, – я тебе говорю. От того, что мужчина, как и женщина, воспитывает ребенка, у него повышается концентрация гормона пролактина. Когда этот уровень упадет, ты успокоишься. Может, стоит пока вообще не встречаться с сыном?
– Ты у нас в эндокринологи записалась? – разъярился Игорь. – С каких это пор? Ты бы лучше подумала, какая ТЕБЕ вожжа под хвост попала, когда ты со своим задротом компьютерным начала кувыркаться. Дура ты, блин, вот и все.
Ярости Игорю добавляло и то, что он знал: их разговор прослушивается. Игорю хотелось прервать звонок, позвонить Олегу и саркастически спросить, каково ему слушать все это и не давят ли ему на уши Игоревы децибелы.
– Ты мне решила совсем сына не давать, что ли? – продолжил Игорь, порываясь встать, чтобы начать ходить по кабинету, потому что не в силах был сидя переживать этот разговор, но сдержал себя, только немного двинул стул с места, так что ножки проскребли по линолеуму.
– Говорю тебе, ты успокоишься или нет? – терпеливо продолжала жена. – Во-первых, сын все равно не твой, можешь даже генетическую экспертизу провести. Во-вторых, если хочешь его пока видеть – никто тебе не запрещает. Только давай как-нибудь сам его забирай и привози, желательно заранее предупреждай, когда хочешь пообщаться, чтобы суеты лишней не было. В-третьих, ты его по часу в день видел, что вдруг в тебе родительские чувства-то взыграли внезапно?
Каждое из трех предложений жены застилали все большей яростью разум Игоря. Бешенство усиливалось еще и тем, что Игорь чувствовал совершеннейшее бессилие перед женой, он знал, что суд отдаст ребенка ей в любом случае, и вероятность того, что сына оставят с Ольгой увеличивалась, если она не врала насчет отцовства.
– Ну ладно, – сказал Игорь, тяжело дыша, – если не я отец, то кто? Просто хоть скажи, потому что все на работе утверждают, что сын на меня похож, а я что-то не припомню никого из твоих или моих друзей, кто бы на меня походил настолько, чтобы и его сын был вылитый я.
Игорь ужаснулся тому, что сказал, поскольку жена могла вцепиться в эти слова, у нее появился повод разодрать Игоря на кусочки за то, что он, в свою очередь, тоже растрепал кому-то на работе о своих семейных неурядицах. Тут правота была на ее стороне, потому что она все-таки женщина, а он как бы мужчина и должен переносить все стоически, или хотя бы не так, как сейчас, а с меньшим драматизмом. Но жена пошла по другому пути.
– Вот так я тебе и открылась, чтобы потом у человека неприятности были, – резонно заметила жена. – Я вообще-то помню, где ты работаешь. Только удивляюсь, это тебе честь делает, кстати, что у нас до сих пор какие-нибудь неприятности не начались.
Самое интересное, что даже эта незамысловатая похвала отдалась теплом в сердце Игоря. Был бы у него хвост, Игорь бы им повилял. Жена сразу же почувствовала изменившееся настроение Игоря и полезла в образовавшуюся брешь всеми силами своего обаяния.
– Слушай, давай разойдемся по-человечески, – предложила она. – Сколько видела разводов, у всех какие-то склоки, распиливание имущества пополам, детей делят чуть ли не по килограммам. Давай нормально это сделаем. Мы же все-таки хорошо прожили, давай ничего не портить в отношениях, давай разойдемся так, чтобы все завидовали. Как завидовали, когда мы вместе жили. А? Я ведь даже квартиру тебе оставила, обычно у людей не из-за детей, а из-за жилья все стычки происходят. Ну, полюбила я другого, не потому что ты хуже, просто он мне больше подходит, и ты, может, найдешь ту, кто тебе больше подойдет, безо всяких художников в прошлом, без годовых отчетов, без совещаний и начальства сумасшедшего.
В голосе ее была почти мольба, только Игорь не знал, настоящая ли это почти мольба или хорошо сыгранная.
– Ну хорошо, – устало сказал Игорь, стычка совсем его подкосила, он упер руку с телефоном в колено и весь сгорбился. – Давай попробуем мирно разойтись, только я не знаю как. И ты поменьше книжек медицинских читай – это явно не твое.
– Но вообще, – не сдержалась жена, – у нас тут как по учебнику, знаешь, стадии горя.
– Оля, завязывай, а? – попросил Игорь. – Как вы там поживаете-то?
– Мы прекрасно поживаем, – сказала жена.
– Да я не о вас двоих спрашиваю, а про Мишку, вообще-то, если ты не поняла, – сказал Игорь, сдерживая гнев на ее беззаботную интонацию.
– Так я про него и говорю, – сказала жена. – Ты думаешь, я про нас стала бы рассказывать?
– Да кто тебя знает, – с честным скепсисом заметил Игорь. – В свете последних событий, сама понимаешь, от тебя всего можно ожидать. Можно мне с ним хотя бы по телефону поговорить?
Игорь знал, что жена не откажет, но он очень редко, если не сказать никогда, не разговаривал с сыном по телефону, все как-то получалось общаться вживую. Игорь надеялся, что сына не окажется поблизости, потому что не знал, что будет ему говорить.
Голосом, вдвойне далеким из-за того, что это был телефонный разговор и трубка вдобавок была убрана в сторону, жена окликнула сына в загадочной пустоте (эту пустоту Игорь никак не мог оформить в своем воображении, поскольку ни разу не приходил еще в то место, где жили теперь жена с сыном; поэтому представлял что-то неопределенное, вроде какого-то бетонного лабиринта с обоями неясного цвета).
– Не хочу! – донесся жизнерадостный голос сына.
Услышав такое, Игорь испытал совершенно противоположные чувства: с одной стороны, ему было несколько обидно, что сын не хотел с ним разговаривать, с другой стороны, он и сам не знал, что скажет ему, при этом к горлу Игоря подкатило что-то вроде слезного кома от звука детского голоса, а еще Игорь был рад, что сыну настолько хорошо, что отец ему не особенно-то и нужен.
– Миша! – прикрикнула жена. – Ты с ума сошел, что ли? Быстро иди сюда!
Игорь услышал этакое громкое горловое бульканье, что-то среднее между звуком рвоты и звуком «о-о», которым сын обозначал крайнюю степень своего недовольства, и одновременно легкий и тяжеловатый топот, с каким тот подходил, после чего в трубке послышалось характерное шуршание, сопровождавшее переход телефона из рук в руки.
– Але, – требовательно сказал сын, – папа, это ты?
Игорю показалось, что сын дышит одновременно ртом и носом, такое исходило из трубки сопение.
– Ты простыл, что ли? – спросил Игорь.
Сын сказал, что не простыл, а просто очень быстро пришел. Не в силах придумать, о чем бы поговорить еще, Игорь поинтересовался, есть ли у сына теперь компьютер, тот ответил утвердительно и рассказал, во что он сейчас играет, но не очень оживленно. Игорю показалось, что сын говорит, как бы стесняясь самого себя за то, что не остался с ним, с отцом. Игорь не стал мучить ребенка беседой и отпустил со скучным напутствием насчет хорошего поведения. Трубку снова взяла жена, но только для того, чтобы попрощаться. Игорь с облегчением сбросил вызов. От разговора он устал так, будто не говорил, а копал землю или пер пианино на пятый этаж.
Попытка вернуться к своим непосредственным обязанностям, то есть к заполнению отчета, не удалась. Вместо того чтобы хотя бы смотреть в монитор, положив руки на клавиатуру, Игорь глядел на опустевшую дверную ручку. Что касаемо рук, то в левой он держал пепельницу, а в правой сигареты, прикуриваемые одна за другой. Так он подержал сигареты четыре, пока Молодой не постучал в кабинет и не позвал «к главному».
С непроницаемым лицом Сергей Сергеевич пронаблюдал, как Игорь проплелся по кабинету и без приглашения бухнулся на стул.
– Че-то не вижу огня в глазах, – сказал Сергей Сергеевич, – и копыт, роющих землю, тоже что-то не наблюдаю.
– Зато посмотрите на эти ветвистые рога, – вяло сказал Игорь. – Они все искупают – и глаза, и копыта.
– Это ты брось, – остановил его Сергей Сергеевич. – Хорош зацикливаться на одном и том же. Так себя и до дверной ручки недолго довести. Хочешь, скажу, что с тобой происходит?
«А то я сам не знаю», – подумал Игорь. Еще он хотел кивнуть, но в свете того, что конца отчету еще и близко не предвиделось, Игорь решил как-то скрасить свои ошибки на работе и ответил по-военному: «Так точно». Самое интересное, что это сработало. Сергей Сергеевич сразу выпрямился на своем стуле, и военная выправка высветилась в нем, словно выявленная рентгеновским излучением ядерного взрыва, – сквозь спортивный костюм и жировые складки. Даже лицо Сергея Сергеевича будто бы скинуло пару килограммов и стало чем-то походить на лицо Ланового.
– Я смотрю, ты еще не совсем бодрость духа растерял, – сказал Сергей Сергеевич. – Похвально. Попробую тебя еще немного приободрить.
Игорь попытался придумать еще какой-нибудь армейский ответ на такие слова Сергея Сергеевича, но в его словарном запасе иссякли уставные выражения, ничего, кроме троекратного «ура», в голову не приходило, а это было бы не совсем к месту. Пытаясь удержаться в рамках созданного им образа провинившегося офицера, Игорь виновато потупился.
– Ну, вопервых, – начал Сергей Сергеевич, – это у тебя синдром отмены. К этому препарату быстро привыкают, вообще стремительно. Просто ломки нету, а уныние накатывает. Еще бы оно не накатывало, пару дней ходил уверенный в себе, не знающий сомнений, спокойный, как танк, а потом раз – и опять все проблемы наваливаются, которые никуда не делись. А куда они, спрашивается, денутся, если под таблетками в город не отпускают. Ты потерпи еще с недельку, будет полегче. Радуйся, что не пошел и морду никому не набил, кроме Васильича, но, я так понял, он тебя первый терроризировать начал, так что ему поделом.
– Под таблетками проще было с женой спорить, – ухмыльнулся Игорь. – Так она спором вертит куда хочет, а там небывалое что-то было.
– Это иллюзия, – уверенно отрезал Сергей Сергеевич. – Я тебя уверяю, ей тоже нелегко. Представь, что вы друг друга по башкам сковородками били, а ты просто, ну не знаю, морфием укололся, и вы продолжили колотить друг друга сковородками. А сейчас у тебя башка трещит, и кажется, что дело в морфии, что он, вроде как, спасение, а на самом деле нужно перестать головы под сковородки подставлять. Ну да, ты мог своим уверенным голосом и вообще собой в тогдашнем состоянии обратно переманить ее к себе, но это для сына твоего перебор, когда его туда-сюда таскают. Одно, знаешь, дело, когда его раз утащили, вот твой новый папа, а другое дело, когда утащили, вот твой новый папа, потом, опа, вот опять тарый, потом она поглядела бы на тебя, жена твоя, а ты еще злее во время отходняка, – и опять к этому бы свинтила. И сыну опять привыкать. Он, кстати, как? Не очень переживает?
– Да хрен его знает, – сказал Игорь. – Ему, по-моему, даже разговаривать со мной было некогда, так ему пока там интересно.
– Тогда тебе остается только успокоиться как-нибудь своими силами, – сказал Сергей Сергеевич. – Жена у тебя ведь не дура полная. Она же вроде к нормальному парню ушла. Я, кстати, проверил на всякий случай.
– Ну спасибо, – ответил Игорь.
– И вообще, – как бы не услышал его Сергей Сергеевич. – Ну что это была за жизнь? Может, до того, как ты к нам пришел, что и шевелилось, что-то тлело, а местами и горело, но с теперешней твоей работой ничего хорошего их бы все равно не ждало. Ты не смотри на Рината Иосифовича, что он человек семейный, он зато к коллективу особняком по той простой причине, что в наших делах совсем не участвует.
Игорь тоже себя чувствовал особняком в коллективе. Ему тоже казалось, что он не участвует в делах отдела, получалось, что ему повезло быть чужим сразу и на работе, и дома.
– А ты как-то вписался в коллектив, на Сашу, вон, благотворно повлиял, хотя этого не замечаешь.
– Каким же это образом, интересно знать? – вяло спросил Игорь, не особо веря, что на Молодого хоть что-то может, как выразился Эсэс, «положительно повлиять», кроме, разумеется, какой-нибудь операции на мозге вроде фронтальной лоботомии.
– А таким вот образом, – сказал Сергей Сергеевич. – Я сам удивляюсь, но как-то он стал поспокойнее с твоим появлением. До этого у нас было несколько человек, таких, знаешь, бравых вояк, которые видели отдел как ступеньку к восстановлению в прежней должности. И что с ними стало?
Сергей Сергеевич задал явно риторический вопрос, и так было ясно, что ничего хорошего с бравыми вояками не стало, но Игорь спросил: «И что с ними стало?»
Сергей Сергеевич похрустел стулом. «Надо сброситься было и кресло ему купить на Новый год», – подумал Игорь, потому что его нервировал этот деревянный хруст, Игорь стал подсчитывать дни до двадцать третьего февраля.
– Шнурок на двери ты сам видел, – сказал Сергей Сергеевич. – Скосило парня только в путь. Причем он на жену не орал, семьянин такой основательный был. Вроде как стальные нервы. После первого дела не пытался, в отличие от некоторых, машину заблевать. И тут – на тебе. До него был еще. Тоже, хоть при нем шеи ломай, казалось, он и сам готов допрашивать и шеи ломать, на две ставки, так сказать. Ан нет. С такой же спокойной харей, с какой допрашивал, пытается перестрелять весь персонал. Мало приятного, я тебе доложу. Тогда еще с Фи… с Мишей и Игорем Васильевичем третий работал, вот. Теперь у нас двое головорезов в отделе осталось. Фил, наверно, тоже скоро с катушек съедет. Это, наверно, не очень хороший знак, когда человек на работе живет. А еще, короче, один, до этого стрелка, работал-работал, а потом херакс – и пропал. Оказалось, сбежал в деревню к дальним родственникам. Еле нашли. Трогать не стали. Если разобраться, что его трогать? Что он там расскажет? Там такой контингент, что он на фоне деревенских теряется. Один рассказывает, что с Фиделем Кастро за ручку здоровался, другой – что он бывший футболист советской сборной, третий – что у него домовой живет. Так что, если ты намылишься деру давать, убегай в деревню. Только не надо этих драматичных самоубийств, мук совести и попыток решить все одним махом тем или иным способом. Тебе, может быть, покажется, что я шучу, но у нас и без этого реально опасная для жизни работа. Мы тут на волоске висим на таком тонком, что все бы обосрались, если бы узнали, насколько этот волосок тонкий.
Игорь недоверчиво поднял глаза на Сергея Сергеевича, тот, как бы добавляя веса своим словам, внушительно покивал.
– Я к чему все это говорю, – продолжил Эсэс, – я к тому, что ты, вроде, рохля такой. Но если трудно тебе будет, ты попсихуешь, как-то порефлексируешь дома и на работе, настроение всем попортишь своей кислой миной и нытьем, но при этом ты дело делаешь. Ты, хотя это сомнительный комплимент, даже на допрашиваемых действуешь успокаивающе одним своим видом.
– Это, правда, сомнительный комплимент, – вякнул Игорь, на что Сергей Сергеевич ухмыльнулся.
– Воооот, – Сергей Сергеевич собирался с мыслями, пока тянул свою «оооо». – А, вот. Про Сашу. Про Александра нашего, Сергеевича. Про наше все. У него тут друг наконец-то появился. Это глупо, конечно, звучит, что меня такое заботит. Но, знаешь, парень молодой, вся жизнь впереди, а окружают его, в принципе, психи. А тут ты. Он же как раньше к людям относился? Мне все по херу, у меня папа – большая шишка. Или мы к нему так относились, сейчас уже не разобраться. Мы, в конце концов, не психоаналитики, чтобы во всем этом копаться. Язвы как-то в нем меньше стало. Еще так совпало, что ты сына своего привел и ему на попечение отдал. Ему, знаешь, мать с младшим братом не доверяет оставаться, все ей кажется, что он его или на наркотики подсадит, или плохим словам научит. А тут еще все офицеры, а ты все же больше из финансовой сферы. Иногда самих-то военных начинает от самих себя плющить, а человека, такого штатского, как Саша, вообще плющило. Он себя, наверно, этаким хиппи представлял в логове хищной военщины. Ты же – переходная стадия от нормального человека до госслужащего в погонах.
Игорь знал, что он числится неким воякой, но его всегда интересовал вопрос, в каком он все-таки звании. В удостоверении было написано «оперативный работник», однако звания не было указано, и его как человека, выбравшего в свое время определенную карьеру, не могло не интересовать количество виртуальных засекреченных лычек, как у него, так и у тех, кто с ним работал.
Читать бесплатно другие книги:
