Танцующая для дракона. Небо для двоих Эльденберт Марина
– Я уже исполняла трюк в Ортахарне. С одного дубля, – сказала я, – и не вижу причины сейчас что-то менять. Тем более что наша с вами договоренность, эсстерд Гроу… или местр Гранхарсен? Была вполне однозначной и определенной.
– Как ты правильно заметила, – Гроу наградил меня убийственным взглядом, – это была всего лишь договоренность, не подкрепленная документально.
– То есть ваши слова совершенно не имеют веса? – Я сунула руки в карманы.
– Та-а-а-н-ни, – прошипела Гелла, потянув меня вниз, но я не поддалась.
– Отлично, что у вас хватило смелости признаться в этом перед всеми собравшимися, – сообщила я. – Раньше вы даже этим не отличались.
Кто-то ахнул, по ощущениям – большая часть присутствующих.
Гроу опасно прищурился.
– Мои слова имеют вес, – произнес он. – Но, помимо них, гораздо больший вес имеет безопасность на съемочной площадке во время исполнения опасных трюков.
– Правда? – Я мило улыбнулась. – Не вы ли сегодня утром упирали на то, чтобы я отказалась сама?! И кто из нас более опасен, местр Гранхарсен?
– Женщина, способная в состоянии аффекта убить собственного ребенка.
Вот теперь в зале повисла тишина. Джамира, кажется, слилась цветом с металлически-серой стенкой, а на меня начали оборачиваться. Один за другим, от первого до последнего ряда, каждый присутствующий умудрился на меня посмотреть и оставить отпечаток.
Я повернулась, чтобы увидеть неверящий взгляд Ленарда.
Геллы, Бирека, даже Лимеса-Горрхата.
Поняла, что в спину мне упираются взгляды с задних рядов и взгляды вальцгардов.
Этих взглядов было столько, что мне стало нечем дышать, потом затошнило. Я подхватила сумку и, не щадя ботинки и туфли сидящих в моем ряду, опрометью вылетела за дверь.
До лифтов я добежать не успела, Джамира догнала меня в холле.
– Танни! Танни, подожди.
Я остановилась, хотя меньше всего мне хотелось останавливаться и еще меньше – с кем-то говорить. Особенно с ней.
– Прости, – выдохнула она. – Я не представляла, что все так получится.
– А как ты себе это представляла? – поинтересовалась я.
Сейчас, после слов Гроу, во мне ощущалась странная пустота. Гигантская такая дыра размером с черную, про которые нам рассказывали в школе.
– Никак. – Джамира покачала головой. – Он просто… Когда мы разговаривали, он упомянул трюки, и… я… слушай, это непростой разговор. Давай где-нибудь сядем.
«Где-нибудь» оказалось одним из небольших коридорных холлов, залитым солнечным светом. Два диванчика и журнальный столик, по обе стороны – вьющиеся хитросплетения каких-то растений, которые к тому же умудрились зацвести белыми цветочками с широкими лепестками.
– Я понимаю, что это сейчас не в тему, но… – Она покачала головой. – Мне было семнадцать, когда я сделала аборт. С тех пор у меня нет детей и нет мужа, потому что для него оказалось важным, чтобы они были. Когда мне было семнадцать, у меня не было возможности воспитать и вырастить ребенка, у меня не было возможности что-то вообще ему дать. У тебя есть. Была. Я просто хочу, чтобы ты понимала, почему я так отреагировала.
– Тебе вовсе не обязательно все это мне говорить.
– Обязательно. Я не думала, что Гроу за мной рванет, когда шла к тебе. Не знаю, почему он за мной пошел, я просто извинилась и сказала, что мне нужно срочно поговорить с тобой о том, почему ты не поставила меня в известность по поводу трюков.
«А он вообще наблюдательный драконохрен».
Этого я, к счастью, вслух не сказала.
– Что вообще между вами происходит, Танни? Что это было?
– Ничего, – сказала я чистую правду.
– Это был его ребенок?
Я не ответила.
Джамира молчала долго, но мне было все равно. Я вдруг поняла, что могу молчать целую вечность и даже больше, особенно сейчас.
– Послушай, я это заварила, мне и расхлебывать. Давай вместе туда вернемся, и…
– Нет.
– Что – нет? – переспросила Джамира.
– Нет, – повторила я четко, глядя ей в глаза. – Я туда не вернусь, пока он там. Я не стану с ним работать.
Режиссер покачала головой:
– Танни, я понимаю. Это было грубо, это было… ужасно, и я сделаю все, чтобы эта ситуация как можно скорее разрешилась…
– Как? – поинтересовалась я.
Этот вопрос, кажется, поставил ее в тупик. Честно говоря, я ее понимала, но помогать не собиралась, потому что ситуация и правда была тупиковая. Гроу при всех заявил, что я сделала аборт, а я после такого не то что с ним работать, я его даже издалека видеть не хотела. Не была уверена, что удержусь от желания вцепиться в эту дракономорду и ее расцарапать. Впрочем, страшнее этого была только пустота, которая продолжала во мне разрастаться.
Если с «расцарапать» еще можно было что-то сделать, то с пустотой нет, а самое страшное, что я не представляла, как это вообще возможно. Может, конечно, сработал какой-то защитный механизм, включившийся от перегрева психики, но меня сейчас даже не трясло. Возможно, потом он выключится, но пока исправно работал.
– Танни, ты же понимаешь, что у нас сроки, – сказала Джамира. – Ты представляешь, сколько стоит каждый съемочный день в Лархарре?
– Я представляю, сколько стоит мой съемочный день, – сказала я. – И мои чувства. Прости, но после того, что он сделал, работать с ним я не буду.
Режиссер глубоко вздохнула:
– Убеждать тебя бесполезно, я так понимаю?
– Совершенно. – Я встала, и она поднялась следом.
Вальцгарды наградили нас пристальными взглядами, я им кивнула, но прежде чем успела сделать шаг, Джамира перехватила меня за локоть.
– А если он извинится? Так же, перед всеми.
Я чуть не рассмеялась: Гроу и прилюдные извинения – это примерно из той же оперы, что я и счастливое детство. Хотя вру, кусочек детства у меня был счастливым, вот примерно такая же вероятность, что он извинится, все-таки была.
– Когда извинится, – сказала я, – тогда и продолжим разговор.
После чего отняла руку и направилась к лифтам, по дороге пытаясь выковырять из себя желание расцарапать Гроу физиономию. Оно не выковыривалось от слова «совсем». То есть когда я об этом подумала, чисто теоретически предположила, мне показалось, что такое возможно. Лучше бы оно было возможно.
Все лучше, чем странный ступор и холод в груди.
В номере я закрылась (предварительно повесив табличку «Не беспокоить»), после чего легла на кровать и уставилась в потолок. Сейчас мне жизненно необходимо было продумать последствия своего решения, которые, возможно, приведут к выплате неустойки. Сумма там была огромная, но как бы я ни пыталась заставить себя развернуться в сторону съемок – не могла.
Ни Ильеррская, ни наша команда, которая сейчас осталась внизу в конференц-зале, не могли заставить меня это решение изменить. У меня постоянно жужжал смартфон (я выключила звук): звонили и Бирек, и Гелла, и даже Ленард, но я понимала, что сейчас не время для разговоров. Слишком велико было искушение снова поддаться привычному «я должна, потому что».
Нет.
Не должна.
Из этой ситуации все-таки есть один выход, и это замена Гроу. Либо его извинения (второе еще менее вероятно, чем первое). Если предположить, что он все-таки извинится… После такого я даже могла пойти на кратковременное сотрудничество с ним в Лархарре. Увы, больше я пока ничего представить не могла, поэтому взяла телефон, перевела его в режим «занята» и открыла архивы Ильеррской.
Глава 8
Ильерра
Огонь обжигает горло и плавит легкие, он плавит меня всю. Душит, сжимается кольцом на шее охватившая ее таэрран.
– Теарин! – Чей-то голос врывается в воспаленное сознание.
Я уже почти ничего не понимаю, перед глазами – пелена пламени, оно повсюду, оно берет начало во мне, изменяет мое тело.
– Теарин, нет!
Рывок возносит меня вверх, следом – во тьму, воздух становится обжигающе холодным, я шиплю, пытаясь вырваться из цепкого кольца рук, но оно все плотнее обхватывает меня. Все сильнее запах горелой ткани, от дыма слезятся глаза, я чувствую, как огонь и сила начинают меня покидать. Дыхание рваное, через раз, а сердце, напротив, колотится с такой силой, что чудом не рвется прямо в груди.
– Теарин, девочка… ну же, успокойся. Успокойся. – Кто-то гладит меня по голове, но эта рука дрожит.
Дрожит, как и голос, который теперь уже более отчетлив, и я пытаюсь вздохнуть. Вдохнуть прохладный живительный воздух, а не жидкое пламя, что окружало меня последние несколько минут.
– Ну, ты меня и напугала. – Теперь я, кажется, понимаю, кому принадлежит этот голос.
Бертхард.
Рывком освобождаюсь из его рук, залепляю пощечину, от удара боль отдается даже в кисть.
– Тихо! – Он вскидывает руки, глядя мне прямо в глаза. – Тихо!
– Предатель, – шиплю я, озираясь по сторонам в поисках хотя бы чего-то, что можно схватить, чем можно защищаться.
Только сейчас понимаю, что мы в коридоре и что здесь нет стражи. Кроме него. Волосы опалены, на щеке и скуле наливаются кровью следы от моих ногтей, верх одежды до пояса истлел, ярко горят родовые узоры. Глаза тоже горят – алым, зрачки вертикальные.
– Мне пришлось забрать твой огонь, – объясняет он. – Ты начала оборот… Как такое возможно?!
Хотела бы я знать, как такое возможно, но Бертхард качает головой:
– Потом. Нам надо уходить сейчас, ты нужна Ильерре.
Что?!
– Дни Горрхата сочтены, – резко говорит он, – каким бы ни был исход этой битвы…
Битва!
Только сейчас я вспоминаю, с чего все началось, или чем все закончилось. Дозорные сообщили о прибытии Витхара, о волнениях в пустошах. Но не могу отделаться от того, что сказал Бертхард: «Дни Горрхата сочтены». Что он имел в виду?
– Пойдем, я все объясню по дороге, – говорит он, протягивая мне руку. – Сейчас мне надо вывести тебя отсюда.
– Объясняй, – резко говорю я, но руку не принимаю.
Каменный ход узкий и низкий, но мне вполне хватит места, чтобы не касаться Бертхарда.
– Мятеж зрел уже несколько лет, – говорит он, пока мы идем. – Первые годы правления Горрхат просто уничтожал всех недовольных… За любое неосторожно брошенное слово казнили без разбирательств.
Мне становится страшно. Сколько людей он убил просто за то, что они… Я прикрываю глаза. Сейчас не время об этом думать.
– Впоследствии стало еще хуже. Он устроил отбор, требовал себе женщин из знатных родов. Семьи, которые отказались прислать дочерей, приравнивались к изменникам. Все это время он накачивал себя кровью драконов и, видимо, окончательно повредился умом. Потому что в конце концов объявил, что все десять девушек станут его женами одновременно. Одну из них он изнасиловал, когда она отказалась добровольно взойти с ним на ложе. Когда ее отец вызвал насильника на поединок, Горрхат порвал того в клочья. Его, его жену, младшую сестру той девушки, хотя она умоляла их пощадить.
Меня замутило, и я остановилась, чтобы перевести дух. У самой лестницы приложила ладонь к таэрран, вцепившейся в мою шею своими отравленными ржавыми крючьями.
– Теарин, все в порядке? – Бертхард заглянул мне в глаза.
«Нет», – хотела сказать я, но вместо этого оттолкнулась от стены и зашагала по ступеням.
– После этого он объявил Ильерру закрытыми землями, разорвал все торговые соглашения, по его приказу все подземные пути завалили камнями. Мы оказались полностью отрезаны от мира.
Я споткнулась, но вовремя ухватилась за скользкую холодную стену, покрытую мхом. Мне некуда было бежать. Когда я думала о ментальном приказе Горрхату, я даже не представляла, что бежать мне попросту некуда. Из города было не уйти (только в пустоши – за голодной смертью). Долина, где можно продержаться какое-то время, сейчас почти уничтожена, а горожан он заставил бы меня выдать. Да что там, я сама бы вышла к нему, если бы возникла угроза чьей-то жизни.
– Янгеррд? – коротко спросила я.
Но он не успел ответить: мы как раз вышли из узкой пасти подземелий, и на меня обрушились голоса:
– Местари!
– Местари…
– Местари!
Десятки, сотни вздохов, смешанных с возгласами, обрушились на меня со всех сторон. Сейчас здесь собрались, должно быть, все обитатели замка, и они смотрели на меня. Справа и слева под лязг оружия к нам шагнули хаальварны.
Первым передо мной на колено опустился Бертхард. Остальные воины, последовав его примеру, опустились следом, склонили головы.
– Местари Ильеррская, – когда он обратился ко мне, голос его звучал глухо, – мы ждем ваших распоряжений.
– Поднимитесь, – сказала я. – И доложите, как обстоит ситуация со сторонниками Горрхата.
– Сторонников Горрхата почти не осталось, местари, – произнес Бертхард, – но те, кто остался – гарпунщики, дожидающиеся удара по драконам, уже арестованы и взяты под стражу. Сейчас они содержатся в восточном крыле.
– Удара по драконам? – переспросила я.
– Да. Горрхат заключил сделку с Флангеррманским для того, чтобы получить вас и вашего брата в качестве заложников. Флангеррманского должны были убить, как только он поднимется в небо. Горрхат рассчитывал одолеть Даармархского в одиночку и узурпировать власть в Огненных землях.
Идиот.
– Что сейчас происходит в небе?
– Драконы не подходят к замку, их ведет кто-то очень сильный.
– Кто-то?
– Горрхат предполагал, что это Даармархский, но…
– Всех жителей города нужно увести под землю, – сказала я.
– Уже делаем. – Бертхард кивнул.
– Замечательно. Всех, кто в замке, – тоже. – Я взглянула на собравшихся. – Мне потребуетесь вы и двое хаальварнов, чтобы подняться на стены.
– При всем уважении, местари, я не думаю, что вам стоит находиться там.
– При всем уважении, Бертхард, я не стану отсиживаться под землей, когда на моих землях гибнут драконы и люди. Исполняйте.
Быстро принимать решения меня научил отец, и сейчас, когда хаальварны направляли провожающих меня взглядами людей в сторону подземелий, я думала только о том, что увижу в небе. Горрхат действительно тронулся умом, если решил, что способен совладать с Витхаром. С другой стороны, я не верила, что Витхар придет, а налеты после всего, о чем мне рассказал Бертхард, – дело обычное.
Совпадение? Вряд ли.
На нас с Янгеррдом напали, когда мы еще только подходили к Ильерре, неудивительно, что взбудораженные ледяной магией чужака звери сходят с ума.
Мы быстро миновали холл и вышли к башням, ведущим на стены. Путь по винтовой лестнице показался мне безумно долгим: в висках ломило от плещущего со всех сторон драконьего пламени. Мощного, сметающего все на своем пути, опасного. В груди снова начинало покалывать, приходилось постоянно себя осаживать, чтобы не допустить повторения случившегося в подземелье: второй раз таэрран может меня не пощадить, а я сейчас отвечаю даже не за две жизни. За всю Ильерру.
Лестница наконец кончилась, на верхних ступенях плескался свет, но Бертхард отодвинул меня в сторону и на стену шагнул первым.
– Можно, – донеслось короткое, и на этот раз я приняла протянутую мне руку.
Залитая солнцем стена отцовского замка ощетинилась иглами гарпунов, возле которых дежурили хаальварны.
– Они с нами, – коротко пояснил Бертхард. – Те, кто должен был стрелять, прятались в лесах долины. Точнее, в том, что от нее осталось.
Кивнув, окинула взглядом раскаленное небо: в нем с ревом метались звери, они кружили над долиной, не спеша приближаться к замку и к городу. Горящее в их сердцах пламя, отчаяние, боль, ярость доносились даже сюда, накатывая волнами.
– В драконов не стрелять, – коротко приказала я, напряженно вглядываясь в иссушенную, опаленную долину. – Воздействовать только ментально, даже если подойдут ближе.
Не дожидаясь ответа, направилась к смотровой площадке-балкону, которую сейчас тоже превратили в бойницу. Перила заложили камнями, подняли выше, сровняв по уровню со стеной. Опаленный камень и щербины иссушенной пламенем плитки, мощный гарпун, заряженный стрелой с наконечником из чешуи дракона. Только такой чешую и можно пробить.
Сколько же драконов погибло здесь?
А сколько людей?
Хаальварны отступили, позволяя мне приблизиться, и я снова вгляделась в залитое солнцем небо. Пока что еще только солнцем, не пламенем.
Впрочем, пламени и так было достаточно: того, которое я не могла видеть, но могла чувствовать, в огонь вплетался знакомый мне лед, и от таких порывов силы временами становилось нечем дышать.
До боли вцепившись пальцами в камень – так, что зазубрины острых углов впились в кожу, я вглядывалась в небо, чтобы увидеть Горрхата с Флангеррманским. Долго ждать мне не пришлось – темная тень метнулась, взвилась в небо из-за деревьев – огромный черный дракон, раскрывший пасть и выдохнувший огонь. Рывком из расщелины гор, раскинув мощные крылья, взлетел белоснежный.
Рычание, которое подхватили кружащие над долиной драконы, ударило в самое сердце.
Которое в следующий момент ударилось о ребра с драконьей силой.
Я задохнулась и еще сильнее вцепилась пальцами в камень, потому что стремительно приближающийся дракон был мне знаком. Горящей под солнцем красной, как жерло проснувшегося вулкана, чешуей, которую мои руки еще помнили после падения с качелей. Пламенем, втекающим в меня как источник жизни, опаляющим, жестоким и сильным.
Это действительно был он.
Витхар.
С рычанием метнулись к нему сразу оба дракона: и ледяной и черный. Огонь, который выдохнул Горрхат, раскалил небо сильнее заката, заставил Витхара мощным рывком уйти ввысь, где в него ударило выстужающее воздух дыхание северного дракона.
– Теарин. – Бертхард окликнул меня, но я даже не взглянула в его сторону.
Драконы, которые пришли за Витхаром, сомкнулись вокруг них кольцом. Пламя, что рождалось в их груди, ослепляло, но я все равно слезящимися глазами смотрела туда, где на раскаленной чешуе крошился лед, а Горрхат и Янгеррд снова заходили с разных сторон. Чтобы напасть вдвоем.
Стрелять в эту круговерть было нельзя: по меньшей мере попасть в того, в кого нужно, просто не представлялось возможным. Помимо прочего, зацепи мы кого-то из замкнувших троих дерущихся драконов в нерушимое огненное кольцо, наверняка случится налет, поэтому сейчас оставалось только смотреть.
Как резким движением Витхар взмывает в небо: мощной, неумолимой стрелой практически за облака, как ударяет друг в друга не достигшее цели огненное и ледяное пламя.
Как он устремляется вниз, и мощный удар отбрасывает Янгеррда в сторону кружащих драконов. Как Горрхат вновь раскрывает пасть, но не успевает сделать огненный выдох, потому что когти алого дракона смыкаются на его чешуе, вспарывая ее. Не то рычание, не то вой эхом разносится над долиной, Горрхат пытается вырваться, когда из обманчиво-снежных облаков снова летит ледяное дыхание, иглами впиваясь в раскаленные докрасна крылья.
Горрхат изворачивается, от резкого удара лапы снежного окрашиваются кровью Витхара.
Или мне просто так кажется?
В неистовстве огня искры-брызги-капли неотличимы и неотделимы друг от друга, драконы рычат как единое целое, но продолжают кружить. В битву вожаков звери не вмешиваются и никогда не вмешаются. Это животный закон.
Я чувствую во рту металлический привкус и, кажется, забываю дышать, когда Горрхат устремляется к Витхару. В последнее мгновение рассыпается с крыльев снежная крошка, пламя черного дракона проходит мимо. Алый взмывает выше, обрушивается на снежного огнем и всей своей мощью.
Не то рычание, не то крик, и Янгеррд падает.
Отсюда не видно, что стало с ним дальше, зато Горрхат и Витхар снова устремляются в небо, набирая высоту. Спираль, по которой они поднимаются, раскаляется от огня, солнце уже давно потерялось за этими вспышками.
Рывок – и летящий сквозь пламя Горрхат целится прямо в горло.
Отблеск встретившей огонь алой чешуи, и Витхар уходит в сторону: молниеносно для такого огромного зверя.
В сторону, вверх, чтобы затем, сложив крылья, вцепиться зубами в загривок черного.
Загривок, шея, живот, грудь – самые уязвимые места у драконов, но убивать его он не собирается, это очевидно. За загривок драконицы таскают детенышей, за загривок драконы хватают самку. Когда такое происходит в бою, это унизительно и означает полное поражение: вырваться из захвата, не оставив в зубах противника часть позвоночника, невозможно.
Драконы, кружащие кольцом, разлетаются в стороны, Витхар волочет рычащего, бьющегося и извергающего пламя Горрхата вниз.
Я облегченно вздыхаю и разжимаю пальцы.
В воздухе сверкает серебряная игла.
Не сразу понимаю, что произошло, потому что алый дракон дергается, снова уходит ввысь, и гарпунная стрела ударяет в одного из кружащих на месте битвы драконов. Зверь падает, за моей спиной что-то кричит Бертхард, но я не понимаю, что: следующая игла ударяет в грудь Витхара, и дракон с ревом обрушивается вниз.
– Гарпунщики! – До меня наконец-то доходит смысл оглушающего крика за спиной. – Отряд туда, срочно! Стены держать ментально! Теарин…
Освободившийся Горрхат разворачивается, устремляется к падающему Витхару. Ему, в отличие от алого дракона, нужна не просто победа. Ему нужна смерть.
На краю сознания я понимаю, что произошло: Горрхат никогда и никому не доверял настолько, насколько это делал мой отец. Будучи предателем, он всегда перестраховывался и, должно быть, именно поэтому столько продержался у власти. Поэтому Бертхард не знал обо всех гарпунщиках, просто не мог знать.
Все эти мысли проносятся по краю сознания в считаные мгновения, еще миг – и момент будет упущен.
Бертхард пытается меня схватить, но я ускользаю от его рук, вцепившись в оружие. У меня есть всего один выстрел, другого не будет, поэтому я медлю, но медлю сотые доли секунды. Ровно столько мне нужно, чтобы точно увидеть цель, нажать на рычаг и спустить стрелу.
Горрхат дергается за мгновение до того, как его зубы сомкнутся на шее Витхара.
Стрела пробивает чешую, мощную черную шею, и теперь я уже точно вижу кровь. Черный дракон падает следом за алым, а дальше я просто смотрю, как они ударяются о землю. От удара, как кажется мне, содрогается не только земля, содрогаюсь я, содрогается все во мне.
Я всхлипываю и пытаюсь зацепиться за стену, у которой стояла, но Бертхард хватает меня за талию и тащит вниз. Все дальше от рева драконов, дальше от яростного пламени, дальше от него. Я пытаюсь вырваться, колочу его кулаками по плечам, кусаюсь, царапаюсь и, только почувствовав свободу, бегу.
Сквозь череду знакомых с детства коридоров, к лестнице, все быстрее, быстрее и быстрее.
Солнце ослепляет, огонь жжет глаза, но я все равно бегу.
Бегу к упавшему дракону, до которого еще так далеко, но я должна успеть. Должна… должна, должна!
Мгновение – и меня ослепляет алая вспышка обратного оборота.
Я чувствую, как отчаянно колотится сердце в такт шагам, не просто колотится, оно громыхает, как колокол. В небе происходит что-то страшное, но мне сейчас не до неба, я лечу по земле, по ощущениям – действительно лечу, потому что все-таки оказываюсь рядом с огромной черной тушей, закрывшей собой того, кого я отчаянно хочу увидеть и одновременно боюсь.
Еще один рывок – и я падаю на опаленную землю рядом с Витхаром. Падаю, чтобы заглянуть ему в глаза, перехватить ладонь, увидеть узнавание. Вторая ладонь – на его груди, там, где рваная рана. Рана, доставшаяся и дракону и человеку, окровавленная стрела лежит рядом.
В ладонь ударяет его сердце. В сердце – его слова:
– Я люблю тебя, Теарин.
Это последнее, что я слышу, потому что следующий удар сердца под моей рукой обрывается.
И тогда, запрокинув голову, я кричу.
В мой крик врывается оглушительное рычание, нас накрывает тень. Огромные когти мелькают совсем рядом, Горрхата подхватывают мощные лапы и отбрасывают в сторону, а на его место садится дракон.
Рядом – второй.
Третий. Четвертый.
Они почти замкнули нас в кольцо, когда я слышу далекий голос Бертхарда:
– Теарин!
И свой. Свой, но невыносимо чужой, резкий и сильный:
– Назад.
Последний дракон замыкает круг, за их спинами садятся другие.
И вот мы уже в двойном кольце, спустя минуту – в тройном.
Странно, но в эту минуту я отчетливо понимаю, что должна сделать. Заживление у иртханов быстрое, не в пример людям, все, что мне надо – это запустить его сердце, а для этого… Для этого нужно пламя.
Очень много пламени.
Я представляю, сколько для этого нужно пламени… или не представляю, но все они, сидящие рядом, готовы со мной поделиться. Во мне бьется жизнь, которая может меня уберечь, если я на такое решусь, а может и не уберечь. Одно я знаю точно, я никогда не смогу посмотреть своему малышу в глаза, если сегодня не попытаюсь.
Поэтому закрываю глаза и позволяю себе почувствовать рождающуюся внутри меня искру.
– Твой папа пришел, чтобы нас спасти, – шепчу еле слышно, разогревая ладони и чувствуя, как по ним скользят язычки пламени. – Сейчас помощь нужна ему.
Грудь Витхара под моей рукой неподвижна и залита кровью, но я не позволяю этой мысли завладеть мной. Все, что мне сейчас нужно – это откликнуться на зов окруживших меня зверей.
Пламя начинает жечь грудь, а таэрран – шею, воздух вокруг становится раскаленным. Белая пелена перед глазами – марево, дыхание прокатывается от копчика до макушки, когда я раскрываюсь, позволяя огню драконов хлынуть в меня.
Такое бывает.
Иртханы тоже делятся пламенем, особенно на поле битвы, чтобы помочь друг другу восстановить силы, но сейчас со мной делятся пламенем те, кто был в нем рожден. Кто дышит им, и все, что я могу – передать это пламя ему. Наверное, это не так уж мало.
Воздух вокруг становится красным, нечем дышать.
В меня втекают потоки драконьей силы, мне больше не кажется, что я нахожусь в костре, скорее, я сама – костер. Я единое целое с пламенем, и все, на что у меня сейчас хватает сил, это прошептать:
– Живи, пожалуйста. Живи!
Последняя осознанная мысль, за которой в меня ударяет мощь, какой я раньше не знала. Пламя во мне, и я на миг замыкаю эту силу внутри, чтобы позволить ей почувствовать клетку хрупкого тела.
А потом отпускаю.
В него.
Всю без остатка, отдаю всю себя.
Тело вытягивается струной, когда мощь собравшегося пламени ударяет Витхару в грудь.
Ответный удар пламени и сердца мне в ладонь отбрасывает назад, я слышу хриплый, горячий выдох и судорожный вдох. Вижу, как он выгибается всем телом, как освобожденное пламя рвется ввысь и, кажется, достает до неба. В такт этому пламени во мне дрожит маленький хрупкий огонек.
В ту минуту, когда я об этом думаю, низ живота пронзает тянущая, глубокая боль.
Читать бесплатно другие книги:
