Почему они убивают. Как ФБР вычисляет серийных убийц Олшейкер Марк

Глава 4. Назови твой яд

Имитаторы «Рейса Судного дня» использовали одну из многих форм терроризма или вымогательства, пытаясь обогатиться преступным путем. Однако есть и другая форма вымогательства, которая пугает еще больше – мы называем ее злоумышленной порчей продукции. В этой главе мы изучим несколько подобных случаев, которые могут внешне казаться похожими, но в действительности совершались абсолютно несхожими личностями, исходившими из разных мотивов.

Даже если МО в одном деле похож на другие, и даже если НС убивает людей, не вступая с ними в физический контакт, детали – от поведенческих подсказок до мотива – могут разниться, так что нам нужно подталкивать НС к тому, чтобы он или она сами выдали себя. Отчасти в этом помогает разобраться способ совершения преступлений.

Страх отравления намеренно испорченным продуктом, хоть мы и мало задумываемся о нем, давно стал частью нашего коллективного бессознательного. Когда у злой королевы в сказке не получается избавиться от Белоснежки с помощью охотника, она берет дело в свои руки и отравляет яблоко, а потом предлагает его своей жертве. Здесь мы начнем с «дедушки» всех случаев намеренного отравления продуктов – дела, которое заставило нас, как общество, ощутить свою беззащитность и оказаться в роли заложников в своих собственных домах. В ФБР этот случай назвали «Тай-яд» – убийства с отравлением тайленолом в Чикаго.

Это был мой первый случай злоумышленной порчи как профайлера и, в отличие от всех прочих дел, которые приходят мне на ум, отравления тайленолом в каком-то смысле изменили весь наш образ жизни. Мы, как покупатели, больше не принимали надлежащее качество товаров как должное, когда шли в магазин. После них компании переделали упаковки своей продукции. Появились также законы относительно данного конкретного рода преступлений – смертоносных, хоть и не тяжких в традиционном смысле слова. Интересно, что, несмотря на традиционные мотивы, они отличались от остальных случаев намеренной порчи, потому что обычно преступники, которые совершают их, просто выступают с угрозами, но никого не убивают. Этот же убивал. Кроме того, данная история отчасти осталась загадкой, потому что технически преступление до сих пор не раскрыто.

Между 29 сентября и 1 октября 1982 года в Чикаго загадочным образом скончалось семь человек; первой из них была двенадцатилетняя девочка, которая осталась дома из-за простуды и упала замертво в ванной на полу. Расследование, которое связало случаи и распознало паттерн, провели двое пожарных из пригорода, которые проходили курс по выяснению причин пожара. Филип Капителли из Арлингтон-Хайтс и Ричард Кейворт из соседнего Элк-Гроув-Виллидж услышали о странных смертях в их районе и немедленно решили разобраться в причинах. Без их вмешательства кризис мог затянуться и иметь куда более серьезные последствия. Доктор Томас Ким, заведующий отделением реанимации госпиталя в Арлингтон-Хайтс, одним из первых решил загадку с медицинской стороны и предупредил коронера округа Кук.

Смерти произошли в результате отравления цианидом, особенно быстрым и опасным ядом. Цианид мешает крови усваивать кислород из легких и переносить его по организму, поэтому у жертвы мгновенно начинается кислородное голодание. Дыхание становится глубже в бесполезной попытке восполнить дефицит, кровяное давление падает, начинаются конвульсии и наступает кома. Глаза застывают, сердце останавливается.

Единственное, что объединяло жертв, это прием капсул из красно-белых упаковок «Экстрасильного тайленола». Для полиции случай представлял большую проблему, поскольку тайленол является самым популярным из безрецептурных обезболивающих в мире. Полицейские зафиксировали номера партий, которые были отравлены, но вскоре стало ясно, что отравление коснулось отдельных бутылочек – вероятно, уже на полках в аптеке, а не на производстве. В те времена у них были просто съемные крышки, а сверху, в горлышке, шарик ваты.

Как только по городу пошли слухи об отравлениях – а они разлетелись быстро и вызвали всеобщую панику, поскольку медиа развернули целую кампанию, – глубокое и всепоглощающее ощущение угрозы и уязвимости охватило все население Чикаго, да и США вообще. Если нельзя принять обычную таблетку от головной боли, не боясь умереть, то можно ли вообще считать свою жизнь безопасной? Должен заметить, что компания «Джонсон и Джонсон», владевшая производителем тайленола, «Макнил Консьюмер Продактс», проявила себя с лучшей стороны, действуя исключительно в интересах потребителей и никак не пытаясь сохранить прибыль или защитить имидж одного из своих самых прибыльных продуктов. Они отправили в Чикаго команду химиков для тестирования тысяч образцов. Компания также предложила награду в 100 тысяч долларов за любую информацию, которая поможет поймать преступника или преступников и привлечь к суду.

Слухи продолжали распространяться – поговаривали, что за отравлениями стоит Организация освобождения Палестины.

Была сформирована следственная группа, куда вошли представители полиции Чикаго, полиции штата Иллинойс и ФБР. Всего в ней насчитывалось более сотни агентов, включая тридцать два человека из ФБР. Эд Хегарти, специальный агент из полевого офиса в Чикаго, связался со мной в Куантико и попросил помочь следствию. Его помощник, агент Том Дюхэдвей участвовал в расследовании «Тай-яда». Дюхэдвей оказался не только отличным агентом, но и потрясающим человеком. С его смертью от инфаркта в 1991-м Бюро потеряло одного из своих самых выдающихся руководителей – в то время он возглавлял подразделение разведки.

Из-за важности случая я сам полетел в Чикаго и прямиком пошел в полевой офис. Хегарти был авторитарным и самоуверенным настолько, что его прозвали Лордом Балтимором – еще когда он возглавлял полевой офис в Балтиморе. (В лицо его, правда, мало кто осмеливался так называть.) Он отвел меня в запасной кабинет, где были собраны материалы дела, указал на рабочий стол и сказал: «Ну, Дуглас, посмотрим, что ты умеешь». Так он привык себя вести. Он и другие агенты оставили меня одного. Я подумал, что они ушли на обед, оставив меня потеть в поисках разгадки – каким должен быть профиль нашего клиента.

Пролистав все фото, документы и отчеты, я первым делом подумал – как думаю всегда, когда ищу ответ на вопрос, как нам поймать преступника, – «какой же, черт побери, у него мотив?».

Трагедия была неописуемая, но жертвы не образовывали никакого паттерна. Первой, Мэри Келлерман, было всего двенадцать лет. Родители нашли ее без сознания на полу в ванной. Она скончалась в медицинском центре «Алексиан Бразерс» три часа спустя. Еще через два часа в пяти милях оттуда Адам Джейнус, двадцатисемилетний служащий почты, вернулся домой и принял тайленол от боли в мышцах плеча. Он прилег и больше не поднялся. Мужчина скончался тем же вечером в Северо-Западном госпитале. Остальные члены семьи собрались, чтобы проститься с ним в его доме. Младший брат Адама Стэнли, двадцати пяти лет, почувствовал, как от стресса у него разболелась голова, и принял две таблетки тайленола, чтобы ее снять. То же самое сделала Тереза, его двадцатилетняя жена, с которой они три месяца назад сыграли свадьбу. Когда оба они умерли, стало ясно, что у медицинских властей большие проблемы.

Мэри Рейнер тоже, как и Адам Джейнус, двадцати семи лет, вернулась домой из больницы, где родила неделю назад четвертого ребенка. Ее жизнь закончилась в той же больнице, где началась его. Мэри Макфэрленд, 31-летняя мать двоих сыновей, приняла тайленол, пожаловавшись коллегам на страшную мигрень. Тем же вечером, в среду, ее на «Скорой помощи» увезли в госпиталь, где она скончалась еще до наступления утра. Следователи нашли у нее в сумочке пузырек от «Экстрасильного тайленола». А Пола Принс, стюардесса тридцати пяти лет, была найдена на полу в ванной в своей квартире, когда не явилась на рейс. Судя по рецепту, обнаруженному там же, она купила «Экстрасильный тайленол» за пару часов до того, как его срочно изъяли из продажи.

Еще одним загадочным моментом было то, что убийца не следовал привычной схеме: большинство вымогателей заявляют о себе, а потом выдвигают требования. Например, этот случай имел бы куда больше смысла, и мотив был бы яснее, если бы НС отправил письмо в местную газету, на телевидение или в полицейский департамент, где указал бы, что следует поискать на такой-то полке в такой-то аптеке, чтобы обнаружить продукт, который он отравил. Дальше, если его требования не будут выполнены, он начнет убивать. Этот же сразу перешел к убийствам, не пытаясь обозначиться и выдвинуть требования.

В отличие от обычных убийств обследование места преступления тут не могло дать никаких прямых указаний на преступника. Не было конкретной точки, на которой следовало сосредоточиться – как бывает с закладкой бомбы. Да и где вообще находилось это место преступления – в магазине, на заводе или дома у жертвы, где она приняла отравленное лекарство? Что мы могли там найти? Это преступление было настолько трусливым, что не стоило ждать даже звонка в прессу с заявлением о личности преступника. Если бы он увидел результаты своих действий воочию, то, я уверен, пришел бы в невероятное волнение.

Несмотря на тот факт, что я только начинал карьеру в профилировании и никогда раньше не занимался случаями злонамеренной порчи товара, а также не проводил интервью с преступниками, совершавшими подобное, мне казалось, что убийца должен соответствовать модели, которую мы наблюдаем у других трусливых преступников-хищников. Каков бы ни был его конкретный мотив, в целом им движет ненависть и злоба. Он испытывает приступы тяжелой депрессии и отчаяния. Чувствует себя везде чужим, беспомощным, безнадежным, бессильным, но одновременно убежден, что общество обходится с ним несправедливо. В жизни он потерпел немало поражений, в том числе в процессе учебы, на работе, в обществе и в отношениях с женщинами того же возраста и интеллектуального уровня. Я даже предположил, что отчасти его состояние может объясняться физическим уродством или инвалидностью. Как поджигатели, он должен тяготеть к властным или псевдовластным сферам деятельности и работать, например, охранником, водителем «Скорой» или помощником пожарных – что-то в этом роде. Но и на этой работе у него наверняка есть проблемы. Я бы не удивился, узнав о военном прошлом; такие люди часто стремятся в армию или на флот. И снова – если у него есть военное прошлое, стоит поискать в нем эпизоды психических проблем и соответствующего лечения.

Каков бы ни был мотив отравителя, в целом им движет ненависть и злоба. Он испытывает приступы тяжелой депрессии и отчаяния. Чувствует себя везде чужим, но одновременно убежден, что общество обходится с ним несправедливо.

С уверенностью я мог сказать, что наш НС – белый мужчина в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет, депрессивный одиночка. Поразмыслив о том, что он натворил, я отнес его к категории «убийц на расстоянии» – тех, кто постоянно думает об убийстве, но никогда не решится поднять руку на выбранную жертву. Я был также уверен в своем предположении о том, что у него имелся некий стрессовый фактор, как обычно бывает в хищнических убийствах. Основываясь на том, когда было совершено первое преступление, этот стрессор – потеря работы, жены, подруги или, возможно, одного из родителей – возник в середине сентября.

Что еще мы знали или могли предположить?

Способ совершения преступления был нехитрым: НС просто открывал пузырьки на аптечных полках, бросал капсулы с цианидом и закручивал крышку обратно. Соответственно, я не рассматривал его как особо организованного или методичного правонарушителя. Это позволяло откинуть кандидатуры, занимавшие достаточно высокие посты в «Макнил» или «Джонсон и Джонсон», хотя оставались рядовые сотрудники, которые могли затаить на компанию злобу и действовать из мести. Проблема была в том – и я указал это в профиле, – что мы не знали, злится ли преступник на производителя, на аптеки, продающие лекарства, на жертв или на общество в целом. Точно так же выбор тайленола в качестве средства для распространения яда мог иметь значение, а мог и не иметь. Возможно, дело было в популярности этого лекарства и большом количестве потенциальных жертв; а может, преступнику просто нравилась упаковка. Цианид раздобыть очень легко, поэтому отслеживать его продажи было все равно что искать иголку в стоге сена.

Я предполагал, что этот парень может возвращаться на место преступления, особенно когда пресса раструбила об отравлениях на всю страну. Он мог посещать не только аптеки, где отравил капсулы, но и могилы жертв, раз пресса сообщила их имена. Он мог даже скрытно наблюдать за их домами.

Он ездил на машине пяти лет или старше, в не очень хорошем состоянии. Судя по способу совершения преступления – по тому, как были отравлены капсулы тайленола, – он был неловким и рассеянным, а не собранным и целеустремленным человеком. Я подумал, что это должно отражаться и на состоянии его автомобиля. Он мог быть и из тех, на которых ездят полицейские – например, большой седан «Форд», олицетворяющий силу и власть – два качества, к которым преступник стремится.

Следственная группа собиралась заняться недовольными служащими – и бывшими служащими – компаний «Джонсон и Джонсон» и «Макнил», а также конкретных аптек, в которых было отравлено лекарство. Но чем больше я об этом думал и чем больше узнавал об обстоятельствах отравлений тайленолом, тем сильней убеждался, что мотивом преступника была просто злоба и агрессия по отношению к обществу, которое отнеслось к нему несправедливо или проигнорировало, а не возмущение и недовольство собственно компанией или аптекой. Этот парень мстил человечеству вообще, считая, что оно плохо с ним обошлось. Скорее всего, в прошлом он слал письменные обращения людям у власти, например президенту Рональду Рейгану и мэру Чикаго Джейн Бирн, но в принципе это мог быть кто угодно, от директора ФБР до римского папы. В письмах наверняка перечислялись те несправедливости, за которые он не получил должного морального удовлетворения. Он чувствовал себя обойденным, и это стало причиной эскалации. Поскольку в письмах должно было фигурировать его настоящее имя, это могло дать следствию неплохую зацепку.

Что ж, таков был профиль, который я составил, сидя в одиночестве в кабинете полевого офиса ФБР в Чикаго. Но под него подходило огромное количество людей, поэтому напрямую к преступнику он нас вывести не мог. Скорее, профиль был призван помочь полиции сузить круг подозреваемых, когда таковые появятся, и расставить в нем приоритеты. Кроме того, на его основе можно было разработать проактивную стратегию, чтобы заставить НС вступить со следствием в противоборство.

Я подумал, что одной из его личностных черт, на которых полиция может сыграть, должно быть любопытство. Человек, который не поленился заменить тайленол на цианид, наверняка должен полюбопытствовать, что случилось дальше: как отреагировали аптеки, продавшие отравленное лекарство? Изменили они процедуры продаж? Что творится с семьями погибших? А как ведет себя компания-производитель? Тем или иным способом он постарается отследить, как его влияние сказалось на жизнях других людей.

Из любопытства он может заговаривать с посетителями баров или с продавцами в аптеках, а также с полицейскими на дежурстве. Он впервые в жизни привлек к себе внимание всего мира, отчего самооценка его должна была взлететь до небес. Скорее всего, у него есть альбом с вырезками, а также дневник, где он описывает свои действия. Если нам удастся добраться до этих личных записей, они наверняка откроют нам его переживания относительно собственной неполноценности.

Властям я советовал бы продолжать давить на него, делая заявления для прессы в позитивном ключе. Нельзя говорить ничего вроде «дело до сих пор не раскрыто» или «следствие зашло в тупик». НС не должен сорваться с крючка, не должен решить, что останется безнаказанным. Но также на этой стадии нельзя его злить, публично называя сумасшедшим или маньяком. Было бы неплохо найти какого-нибудь психолога или психиатра, который согласится заявить в прессе, что НС – жертва общества, то есть подтвердить его мнение о себе. Так мы позволим ему сохранить лицо, и, возможно, он обратится к этому специалисту или даже посетит (скорее всего, под вымышленным именем) его кабинет. Оглашая эти рекомендации, я не знал, что генеральный прокурор штата Иллинойс Тайрон Фэнер в тот самый момент, выступая по телевидению, назвал отравителя тайленола опасным сумасшедшим.

Пресса всегда играет значительную роль в подобных делах, потому что НС реагируют на освещение их случаев. Мне очень хотелось, чтобы пресса пошла нам навстречу и опубликовала правду: полную и неприкрытую правду о жертвах. Если они так поступят, я буду очень доволен, и как «охотник за разумом» и как человек, отстаивающий права жертв и отношение к ним как к людям, а не к цифрам страшной статистики. Иными словами, если заставить НС увидеть в жертвах человеческих существ, а не абстрактные мишени для его гнева, то с таким типом личности у нас может появиться шанс вызывать у преступника чувство вины и угрызения совести. Я советовал бы газетам подергать за все ниточки: опубликовать фотографии жертв и мест их захоронения, – чтобы не только НС, но и все читатели увидели в них пострадавших безвинно.

Когда я получил список жертв, наиболее убедительной в этом смысле мне показалась Мэри Келлерман, которой было всего двенадцать лет. Если пресса не сможет пробудить у аудитории искренние чувства, описав ее случай, то прием, скорее всего, не сработает вообще. Хорошо бы указать в статье местоположение ее могилы, тогда полиция установит там наблюдение – велик шанс, что терзаемый угрызениями совести НС явится туда извиняться перед погибшей девочкой.

Еще одной возможной темой для публикаций в прессе могли стать аптеки, где продали отравленный тайленол; пускай журналисты опишут – в общих чертах, не выдавая реальной тактики, – какие меры принимаются для защиты потребителей. Это может подтолкнуть НС к тому, чтобы самому показаться в аптеке и проверить, насколько изменились стандарты безопасности. Я изучил расположение и окружение всех пострадавших аптек и рекомендовал ту, которая находилась дальше всего от больших улиц, чтобы ее не наводнили просто любопытные. Другой вариант – привлечь управляющего какой-нибудь аптекой, где отравлений не было, чтобы он похвастался мерами безопасности, которые предпринял, и заверил общественность, что никакой убийца не сможет отравить у него тайленол. Преступник может воспринять это как вызов. Установив в аптеке круглосуточное наблюдение, полиция получит еще одну возможность поймать отравителя на приманку.

Дальше я предложил сценарий с ложной тревогой, при котором полиция и ФБР приезжают в аптеку в какой-нибудь изолированный пригород на вызов, но он оказывается ложным. Глава местной полиции или следователь могут публично заявить, что своевременными действиями «отпугнули» преступника. Их заявление также способно выманить его из норы.

Если установить ночное наблюдение на могилах жертв, у нас увеличатся шансы поймать НС, когда он явится к одной из них. Я рекомендовал положить на каждый памятник по небольшому крестику на время наблюдения в надежде, что убийца заберет его в качестве сувенира. Еще я предложил объявить набор волонтеров для работы на горячей линии и приема информации от населения в надежде, что НС постарается попасть в их число.

Когда я закончил с профилем и анализом дела, была почти ночь. Я отдал его на печать и подождал, пока Эд Хегарти и его коллеги вернутся в офис. Насколько я помню, они пришли только около полуночи. Хегарти взял мой отчет – шесть или семь страниц убористого текста – и быстро их пробежал, пока я молча стоял рядом. Закончив читать, он поднял глаза и заметил: «Очень впечатляет». Из уст Хегарти это была наивысшая похвала.

Тем временем «Джонсон и Джонсон» предпринимала со своей стороны решительные действия; в прессе было опубликовано сообщение, что компания отзывает по всей стране 260 тысяч упаковок «Экстрасильного тайленола».

На следующий день мы с Томом Дюхэдвеем отправились на встречу с местными полицейскими, работавшими над делом, чтобы ознакомить их с профилем. Не успел я сколько-нибудь продвинуться, как один из них, старший группы, перебил меня и представил свое описание тайленолового убийцы. Он когда-то участвовал в расследовании по делу Ричарда Спека, и, по сути, огласил его профиль – мерзкий обозлившийся сукин сын, который убивает всех, до кого дотянутся руки. Помимо того, что этот упрощенный вариант подходил множеству преступников в Чикаго и в любом другом городе, и потому не имел смысла, он к тому же был полностью неверным.

Я выслушал полицейского с каменным лицом, закипая внутри. Когда он закончил, я просто встал и пошел к двери.

– Куда это вы? – окликнул меня он.

– Ухожу, – ответил я. – Зачем я вам нужен?

Много раз за мою карьеру меня обвиняли в заносчивости. Но когда приходится сталкиваться с таким количеством сопротивления и с подобными заявлениями в лицо, лучше обладать большой уверенностью в себе и лидерскими качествами, потому что ты можешь направить огромный полицейский ресурс по определенному пути, и в случае ошибки расплачиваться тоже тебе.

– Да нет, давайте поговорим! – воскликнул он. Поэтому я остался.

Том проявил себя как настоящий дипломат и постарался сгладить неловкость. Внешне он держался спокойно, но по тому, как он жевал зубочистку, я понял, что внутри у него – настоящая буря, особенно с учетом того, какую роль ему приходится выполнять. Любопытно, что несколько лет спустя тот полицейский приехал к нам в Куантико на продвинутый курс; он общался со мной очень вежливо, и мы прекрасно поладили с ним.

Судя по отчетам, флаконы с отравленным тайленолом были произведены на двух разных заводах, в Пенсильвании и в Техасе, что делало крайне маловероятной возможность отравления где-либо еще, кроме как на аптечной полке. И произошло это незадолго до их приобретения, поскольку, по словам главного токсиколога патологоанатомической службы округа Кук, цианид довольно быстро растворил бы желатиновые капсулы препарата. Количество отравленных капсул во всех флаконах разнилось, и, насколько мы могли судить, в каждой аптеке был всего один отравленный флакон.

Я изложил Хегарти и Дюхэдвею свои рекомендации насчет привлечения журналистов. Эд предложил двух известных чикагских колумнистов, Майка Ройко и Боба Грина. Я сказал, что предпочел бы криминального репортера, имеющего опыт сотрудничества с полицией и властями как источниками информации, который знает, как прийти к соглашению, не нанеся урона репутации полиции или прессы. Однако местные агенты настояли, что это должен быть колумнист, талантливый автор, уже завоевавший доверие аудитории. Я остался в меньшинстве и смирился с их выбором.

Хегарти связался с несколькими местными изданиями, чтобы узнать, какое возьмется за освещение событий в рекомендованном ключе. Хочу еще раз отметить здесь, что речь не шла о манипулировании новостями или публикации ложной информации, потому что на этот счет периодически возникают подозрения. Я уже объяснил свои соображения по проактивным стратегиям юристам из подразделения криминальных расследований ФБР в Вашингтоне и заверил их, что не собираюсь лгать прессе. Я собираюсь выступить источником информации и, как любой источник, имею возможность преподнести эту информацию в определенном ключе. Если репортер пожелает воспользоваться моими знаниями и информацией, он или она может это сделать; в остальном я никак не контролирую материал, который выйдет в печатном виде или будет транслироваться по радио и телевидению. Я очень надеюсь, что пресса поможет нам поймать преступника, но в действительности могу лишь рассказать свою историю и надеяться на лучшее.

Боб Грин, колумнист «Чикаго трибьюн», согласился встретиться со мной. Он уже переговорил со своим редактором Джимом Сквайрсом, и они успели повстречаться с Хегарти и Ричардом Бржечеком, суперинтендантом чикагской полиции, в офисе Сквайрса. Хоть я все равно предпочел бы опытного криминального репортера, должен признать, что искренне восхищался Грином, поскольку читал его колонку, когда она выходила в моей собственной местной газете в Виргинии.

Он вошел ко мне в номер в «Холидей-Инн» в сопровождении Тони де Лоренцо, спецагента ФБР, который его и привез. Я рассказал Грину о том, чем занимается мой отдел в Куантико: мы изучаем личности преступников и пытаемся выяснить мотивы серийных убийц. Я объяснил, что они деперсонализируют свои жертвы, а некоторым вообще наплевать на жизни других людей. Но есть и такие, кто еще способен, при определенных обстоятельствах, испытывать угрызения совести; я готов был поклясться, что тайленоловый НС – один из них.

В процессе беседы мы с Грином сошлись, что история Мэри Келлерман – самая показательная по всем журналистским стандартам. Она – младшая из жертв, приняла тайленол от простуды, упала в ванной и умерла, и родители нашли ее труп, одетый в пижаму. До сих пор они отказывались говорить с репортерами.

«Я написал бы эту историю, даже если бы не встретился с вами. Если обеспечите мне доступ в их дом, я переговорю с родителями», – сказал мне Грин.

Мы с де Лоренцо пообещали это устроить. Не внушая ему, что он должен написать, мы с Тони доверительно рассказали, какой стратегии собираемся придерживаться. Если он опубликует статью в своей колонке, за домом Келлерманов и за могилой Мэри будет установлено круглосуточное наблюдение.

Деннис и Джина Келлерман согласились побеседовать с Грином, и Тони отвез его к ним домой на следующее утро. Журналиста представил скорбящим родителям ЛеРой Химбаух, еще один спецагент ФБР, непосредственно работавший с семьей, который успел завоевать их доверие. Джина в слезах рассказала Грину о том, как хотела купить пузырек тайленола поменьше, но подумала, что таблетки еще пригодятся, когда простуда у дочери пройдет, поэтому взяла большой. А он оказался отравленным. Мэри была их единственным ребенком, больше Джина рожать не могла. Деннис добавил, что только и думает, как бы это чудовище скорее поймали.

Материал, опубликованный Бобом Грином, был красноречив и бил в самое сердце. Статья начиналась так:

Если ты – тайленоловый убийца, это может иметь для тебя значение. А может и не иметь, никакого.

Если ты – тайленоловый убийца, твои смертельные эскапады могут казаться тебе безупречными в своем исполнении. Ты отравил капсулы, и люди погибли; ты внушил целой нации страх. Если ты убийца, то успех твоей миссии должен был тебя удовлетворить.

А еще, если ты – тайленоловый убийца, тебе, возможно, немного интересны люди, которых затронул в конце концов твой план: те, кому не повезло купить флаконы, до которых ты дотянулся.

Дальше он описывает улицу, где живут Келлерманы и дает их адрес. Грин позднее говорил, что редакторы не советовали ему включать в текст столь конкретную и личную информацию, но вместо того чтобы объяснять свое решение, он просто попросил ничего не менять.

В процессе работы над этим материалом Грин много размышлял о журналистской этике, о чем упоминал впоследствии в своей колонке в журнале «Эсквайр», где был приглашенным редактором. Он писал там: «Одно дело говорить, что репортерам нельзя сотрудничать с властями, и совсем другое – знать, что семь человек погибли от отравления в непосредственной близости от тебя, и ответить: нет, я помогать не буду».

В заключение Грин добавлял: «Каждое утро ты встаешь, идешь на работу и стараешься делать ее на совесть. Иногда ты спрашиваешь себя, удается тебе это или нет. Точно так же и я – пишу слова на бумаге и очень надеюсь, что это не зря».

Естественно, я искренне восхищался Бобом Грином, и не только с позиций агента ФБР, но и как заинтересованный читатель и гражданин. На мой взгляд, он продемонстрировал, что вступление в журналистскую когорту не означает отказа от общечеловеческих ценностей – и то же самое касается полицейских и агентов ФБР.

Тайленоловые отравления гремели на всю страну. Люди боялись принимать самые обычные лекарства. Один отравленный флакон был обнаружен в аптеке торгового центра близ аэропорта О’Хара. Что, если кто-нибудь из путешественников увез яд на другой конец страны? И что, если следующими под удар попадут продукты повседневного спроса – тот же растворимый кофе?

«Что за человек мог замыслить такое: осторожно открывать капсулы, засыпать яд внутрь и смотреть, как отравленный пузырек стоит среди других таких же на полке аптеки?» – вопрошала редакторская колонка «Вашингтон пост» от 6 октября 1982 года. Под подозрение стали попадать разные случаи смертей и болезней, не имевшие на самом деле ничего общего с отравлением цианидом. Имитаторы слали угрозы; медиумы делились своими прозрениями.

В то мое пребывание в Чикаго произошел один драматический и одновременно забавный инцидент, который подтвердил не только действенность моих теорий, но и закон неожиданных последствий. По моей рекомендации полиция Чикаго установила наблюдение за могилой Мэри Келлерман после того, как статья Грина вышла в свет. Полицейские провели на кладбище несколько ночей; а место это, можете мне поверить, не самое приятное, поэтому дежурить там никто не рвался. Представляю себе, как эти парни, получая задание, закатывали глаза и думали вместе с начальством: «Ну да, Дуглас, великолепная идея! Почему бы тебе самому не поторчать на погосте ночку-другую?» Думаю, они уже собирались отказаться от наблюдения, когда внезапно сорвали куш.

Какой-то мужчина явился на могилу и начал говорить. Вокруг никого не было, поэтому обращался он непосредственно к Мэри!

Он упал на колени, рыдая: «Прости меня! Я не хотел! Это вышло случайно!» Великолепно; убийцы часто говорят, что совершили преступление нечаянно. Полицейские возрадовались (похоже, Дуглас все-таки не прогадал), уже представляя, какими героями станут назавтра, когда распространится новость о том, кто поймал тайленолового убийцу. «Прости меня, Сьюзан», – прорыдал подозреваемый.

Полицейские замерли. Подождите секундочку – Сьюзан? Кто такая, черт побери, Сьюзан?

Оказалось, что он стоял перед соседней с Мэри могилой. Там была похоронена жертва автомобильного наезда, виновник которого скрылся, а теперь пришел на могилу, когда поблизости была полиция. Хорошая новость – в ту ночь наезд был раскрыт, и мы подтвердили то, что знали из моих исследований о психологии преступников: вне зависимости от типа личности и разновидности совершенного преступления они могут возвращаться на место его совершения и на могилы жертв по разным причинам. Поэтому хотя бы часть детективов мне удалось убедить в своей правоте. Плохая новость, естественно, что тайленоловый убийца оставался на свободе. Позднее мы узнали, что наш главный подозреваемый к моменту установки наблюдения уже покинул город.

Я пробыл в Чикаго около недели, а затем отслеживал тайленоловое дело из Куантико. Следственная группа трудилась не покладая рук. Они опросили работников всех пострадавших аптек, включая уволенных, ходили по домам с набросками портретов подозреваемых, которых видели в аптеках или поблизости, пытались снять отпечатки пальцев с отравленного флакона, который был обнаружен на аптечной полке. Они просматривали километры видеозаписей с камер наблюдения. ФБР попросило, чтобы на похоронах Полы Принс сняли новостной репортаж. Одной из лучших наводок стали показания пожилой дамы, которая утверждала, что видела в аптеке мужчину, который вытащил что-то из кармана пиджака и поставил обратно на полку. В тот момент она подумала, что это, возможно, вор, передумавший красть.

Генеральный прокурор Иллинойса Тайрон Фэнер, координировавший действия следственных групп на уровне местной полиции, штата и США в целом, делал публичные заявления, в которых утверждал, что преступников может быть несколько – он основывался на том аргументе, что некоторые отравленные капсулы были запечатаны тщательнее, чем остальные. Я считал, что мы имеем дело с одним человеком и продолжал строить на этом свои рекомендации. Различные психиатры и ученые начали составлять собственные профили; некоторые упирали на версию с уволенным служащим, от которой я отказался. Один психиатр из Северо-Западного университета, участвовавший в защите Джона Уэйна Гэйси, считал, что наш отравитель должен быть похож на Гэйси.

Шли недели, новых отравлений не происходило, но и ареста тоже. Многие регионы по всей стране отменили празднование Хеллоуина и охоту за сластями. Практически у всех были собственные, реальные или надуманные, страхи. Организация по управлению торговлей продуктами питания и пищевыми добавками США сообщала о 270 случаях возможного отравления продуктов с момента первого инцидента в Чикаго, тридцать шесть из них классифицировались как «тяжелые».

«Ситуация выходит из-под контроля», – заявил представитель Департамента защиты прав потребителей одного из штатов.

Следователи искали другие случаи смерти от цианида, пытаясь проследить между ними связь, в том числе отравление студента-выпускника из Филадельфии (которое в результате оказалось суицидом), еще одно отравление в Калифорнии и одно в Канзасе. Вернон Уильямс-младший, безработный отец двух сыновей, немного за тридцать, был приговорен к двум годам тюремного заключения за шантаж после попытки получить 100 тысяч долларов от компании «Джонсон и Джонсон», угрожая отравить еще больше тайленола. Он заявил, что почерпнул свою идею из новостных репортажей о смертях в Чикаго. И это был лишь один случай из многих.

Несмотря на все усилия следствия, подозреваемых удалось выявить очень немного. Один был работником продуктового склада, который много возился с химикатами, а недавно отказался пройти проверку на детекторе лжи. Он жил в пригороде Чикаго, имел проблемы с психикой и посылал письма с угрозами аптечной сети, в одной из аптек которой нашли отравленный флакон.

А еще имелся тридцатишестилетний Джеймс Уильям Льюис, бывший бухгалтер, который пытался получить от «Джонсон и Джонсон» миллион долларов, угрожая в письме новыми отравлениями, если деньги не переведут ему на счет в чикагском банке. Подписался он другим именем, Роберт Ричардсон, которым уже пользовался раньше, и напомнил лишний раз, что «пока потратил меньше пятидесяти долларов и всего по десять минут на флакон». Фармацевтическая компания была готова выплатить эту сумму, чтобы избежать дальнейших инцидентов, но ФБР посоветовало руководству этого не делать. Следственная группа и Бюро изо всех сил искали Льюиса (который предусмотрительно скрылся из города еще до начала отравлений), чтобы предъявить обвинение в вымогательстве и проверить, не совпадут ли его маршруты с предполагаемыми перемещениями отравителя. Будучи в бегах, Льюис отправил несколько написанных от руки посланий за подписью Роберта Ричардсона в «Чикаго трибьюн», отрицая какую-либо связь с отравлениями и называя себя «жертвой».

В одном содержались до странности параноидные слова: «Мы все не вооружены, если не считать наши конечности анатомическим оружием. Мы не имеем права носить оружие, какими бы жуткими подробностями нас ни пичкали из полицейских отчетов. В нашей стране вооружены только два типа людей, мало отличающиеся друг от друга: преступники и полиция. Мы, остальные, ни то ни другое».

Как только я это прочитал, то сразу сделал себе заметку. Я относил тайленолового убийцу к трусливому типу, который не может решиться на прямую конфронтацию, поэтому, несмотря на внутренний гнев, вряд ли возьмется за пистолет.

На следующий день «Канзас сити стар» получила письмо от «Ричардсона» со своеобразным эссе под названием «Моральная дилемма». В нем он нападал на полицейский департамент Канзас-Сити, проводивший расследование смерти Реймонда Уэста, бывшего клиента бухгалтерской фирмы Льюиса. После смерти тело Уэста расчленили, сложили в пластиковый пакет и оставили на чердаке его дома, где оно и было обнаружено 14 августа 1978 года.

«Я годами ждал, пока дело откроют заново, – писал Ричардсон/Льюис. – Я знал, что не имею никакого отношения к смерти мистера Уэста. Надеюсь, теперь следователи найдут время покопаться в деле глубже».

Письма были отправлены из Нью-Йорка. По своим интервью с убийцами я знал, что те, кто уезжают в другой город после преступления, часто заглядывают в публичные библиотеки, чтобы полистать газеты и узнать, как продвигается расследование. Я предложил агентам ФБР и полицейским в Нью-Йорке прочесать библиотеки в поисках человека, подходящего под описания и портреты, который листал бы газеты из Чикаго.

Льюис был арестован на Манхэттене 12 декабря, в главном здании Нью-Йоркской публичной библиотеки. На следующий день тридцатитрехлетняя жена Льюиса, Ли-Энн, сдалась полиции в аэропорту О’Хара, прилетев туда из Филадельфии. Выяснилось, что в середине октября ее муж отправил письмо с угрозами Рональду Рейгану – как я и указал когда-то в профиле. На письме был штамп почтового отделения, расположенного в непосредственной близости от бывшего офиса Льюиса; он жаловался в нем на некоторые налоговые процедуры. Если президент их не отменит, предупреждал автор письма, его убьют. На слушании по вопросу залога судье Джеймсу Т. Бейлонгу сообщили, что власти Канзас-Сити, штат Миссури, нашли новые улики по делу Реймонда Уэста. Из-за состояния тела причину убийства определить сразу не удалось, но не исключается отравление. Для Льюиса требовали смертной казни, но обвинения с него сняли после того, как судья постановил, что его арест и обыск в доме провели ненадлежащим образом.

Рост Льюиса составлял 185 сантиметров, вес – 75 килограммов. Обработанный снимок с камеры видеонаблюдения, на котором был подозреваемый, показывал, что рост НС может быть от 182–186 саниметров, а вес от 75–80 килограммов. Поскольку Льюис покинул город до начала отравлений, он не мог отреагировать на статью Боба Грина так, как я рассчитывал.

За несколько месяцев, прошедших с его ареста по делу о тайленоловом письме, Льюис был также приговорен к десяти годам тюрьмы за угрозы по почте в Канзасе, штат Миссури – вне связи с тайленоловым делом.

На процессе Льюиса по делу о вымогательстве в Чикаго в следующем октябре адвокат подсудимого, Майкл Д. Монико, признавал, что его клиент написал письмо в «Джонсон и Джонсон», но утверждал, что ни о каком миллионе долларов речь не шла. По словам Монико, Льюис пытался отомстить Фредерику Миллеру Маккею, члену семьи Миллер, владевшей знаменитой пивной компанией, который управлял турагентством, где работала Ли-Энн и которому она проиграла суд по выплате выходного пособия после того, как агентство закрылось. Льюис собирался указать реквизиты счета Маккея для денег, которые вымогал.

«В этом деле главное – намерение», – сказал Монико, обращаясь к присяжным с финальной речью, а намерение, по его мнению, заключалось в изобличении несправедливости, совершенной бывшим работодателем Ли-Энн.

Как мы уже отмечали, существует общая тенденция путать намерение с мотивом. Но намерение – это просто произвольность действия. В данном случае обличение предполагаемого обидчика было намеренным, но мотивом являлась месть.

Джеймса Льюиса признали виновным в вымогательстве и приговорили к двадцати годам тюрьмы. Ли-Энн никаких обвинений не предъявлялось. Не выдвигались и обвинения в убийствах, которые прекратились так же внезапно, как начались.

Льюиса выпустили из федеральной тюрьмы Эль-Рено в Оклахоме по условно-досрочному освобождению в пятницу 13 октября 1995 года. Сообщалось, что он переезжает в окрестности Бостона, где живет Ли-Энн. Несмотря на то что его осудили только за вымогательство и что он категорически отрицал свое участие непосредственно в отравлениях, многие представители полиции и ФБР считали его главным подозреваемым. Бывший суперинтендант полиции Чикаго Ричард Бржечек, однако, так не думал. В момент освобождения Льюиса из тюрьмы он сказал в интервью «Чикаго сан-таймс», что, по его мнению, убийца хотел устранить конкретную жертву, а все остальные были отравлены только для отвода глаз.

Конечно, в нашей судебной системе действует презумпция невиновности, поэтому мы не можем заявлять, что Льюис был тайленоловым НС. Но я придерживаюсь того мнения, что отравитель сильно походил на этого осужденного вымогателя, мотивом которого были гнев и желание отомстить конкретным людям, а также миру в целом за то зло, которые те якобы причинили ему. И хотя Льюис так и не признал своего участия в отравлениях, на допросах он рассуждал о том, как убийца мог отравить лекарство, измельчив цианид на разделочной доске и затем осторожно пересыпав в капсулы.

«Они просили показать, как это можно сделать, и я, как добропорядочный гражданин, попытался это сделать», – сказал Льюис в интервью «Чикаго трибьюн», которое дал в тюрьме в 1992-м.

Это очень интересный момент. На моих собственных тюремных интервью я не раз убеждался, что хотя не могу добиться от преступника признания в совершении преступлений, особенно убийств, его можно подвести к «рассуждениям» от третьего лица о том, как некий гипотетический человек мог совершить то или иное особенно жесткое действие. Я выяснил это, когда беседовал с Гэри Трэпнеллом, знаменитым вооруженным грабителем и угонщиком самолета, сидевшим в федеральной тюрьме Мэрион, Иллинойс. То же самое касалось Теда Банди, который, даже находясь в камере смертников, не признавал себя виновным в убийстве девушек по всей стране, но охотно рассуждал о том, как другой человек мог совершать подобные преступления.

У Льюиса оказалось и то самое происхождение, которого следовало ожидать у вымогателя, решившегося на убийства. В «Сан-таймс» сообщалось, что он рос в Миссури и так отчаянно скандалил с приемными родителями, что его отправили в психиатрическую клинику. Позднее он был арестован за драку с приемным отцом.

Тайленоловые убийства стоили компании «Джонсон и Джонсон» 100 миллионов долларов – и еще примерно столько же было потрачено на их расследование на местном и государственном уровне. В 1991 году компания пришла к соглашению с семьями семи жертв. Во избежание злоумышленной порчи лекарств она начала запечатывать их в тройную упаковку, другие компании последовали ее примеру, сознавая, что судьба тайленола может постигнуть любой из их продуктов. Конгресс присвоил злоумышленной порче продуктов статус федерального преступления и принял соответствующий законодательный акт. А наше доверие как потребителей было подорвано навсегда – из-за неадекватного неудачника, обозлившегося на всех вокруг.

После тайленоловых убийств злонамеренная порча продуктов и другие варианты вымогательства стали значительной проблемой для юридической системы. Тут важно понимать мотив, потому что он – наряду с выбором жертв и способом совершения преступления – подводит к ответу на вопрос, кто это сделал.

Однако из-за обилия угроз в нашем обществе – о чем свидетельствуют последствия «Рейса Судного дня» и тайленолового скандала, а также им подобных, – прежде чем переходить к мотиву, необходимо убедиться в обоснованности угрозы как таковой. Она реальна или это просто уловка, призванная вызвать панику и дать шантажисту почувствовать свою значимость? В некоторых случаях преступник дает властям наводку на «демонстрационный образец». Но, как правило, угроза заставляет полицию проводить тщательное расследование, чтобы проверить, способен ли НС осуществить ее в реальности.

С точки зрения бихейвиоральной науки это делается в том числе путем психолингвистического анализа, при котором через слова и выражения, использованные шантажистом, определяются черты его личности, уровень искушенности, мотивация и, соответственно, способность к совершению преступления. Иными словами: совпадают ли признаки, выявленные нами, с требованиями сценария? Если шантажист вымогает деньги, мы изучаем инструкции по их передаче, поскольку это самая проблемная часть при таких преступлениях: разработал ли НС действенный план или он просто фантазирует?

Один сценарий, который указывает на искушенность шантажиста, это передача денег через телефонную будку. Полиция устанавливает за ней наблюдение. Вы видите парня, который туда заходит, и арестовываете его. Ошибка! Он сразу скажет, что просто зашел позвонить.

Ну ладно, вы наблюдаете за ним, пока он делает вид, что звонит, потом он берет сумку с деньгами и входит. Вы его арестовываете. Но нет, не надо спешить. Теперь он заявит, что нашел сумку в будке и – добрый самаритянин! – хотел отнести ее в полицейский участок. Смысл в том, что если парень достаточно умен, чтобы продумать действующий план, вам надо проявить не меньшую смекалку, чтобы доказать, что намерения у него отнюдь не благородные.

Иногда, как я обнаружил, письма с угрозами анализируют слишком тщательно, слово за словом или даже буква за буквой. Я всегда говорю своим людям смотреть на ситуацию в перспективе – какое послание шантажист пытается донести. Ведь даже при ложной тревоге шантажиста необходимо изобличить, хотя бы для того, чтобы подобные попытки не повторялись.

Во всех делах первый вопрос, это – почему? Чего шантажист хочет на самом деле? К чему он стремится: обогащению? любви? мести? наказанию? признанию? возбуждению? вниманию? Что он пытается сказать, угрожая благополучию других людей?

Например, если угроза поступает конкретному человеку и оглашается сумма в миллион долларов, первое, о чем мы, как следователи, должны себя спросить, это есть ли у шантажируемого такие деньги. Если нет, угрозу не стоит воспринимать всерьез. Если угроза поступает вечером пятницы с требованием немедленной уплаты, хотя банки уже закрылись на выходные, это указывает на низкий уровень искушенности у НС. Даже если человек выдвигает угрозу против самого себя в попытке завоевать сочувствие или провернуть какую-нибудь аферу, мы вполне можем это распознать.

И, как обычно, все сводится к мотиву. Во всех делах, которые к нам поступают, первый вопрос, который следует себе задать, это почему? Почему поступила угроза? Почему кто-то захотел так поступить с конкретным человеком или целой компанией? Чего шантажист хочет на самом деле? К чему он стремится: обогащению? любви? сексу? мести? наказанию? признанию? возбуждению? удовлетворению? вниманию? Что шантажист пытается нам сказать, угрожая благополучию других людей?

Если он хочет мести, мы можем начать с поиска людей, у которых есть причина желать ее. Если шантажист разозлен на общество в целом, раскрыть дело будет сложнее. Общее правило таково: организованные шантажисты стремятся к наживе, а дезорганизованные преследуют иные цели, хотя и здесь, конечно, есть немало исключений.

В правоохранительной сфере ходит старая поговорка: «Убийцы не звонят, а звонящие не убивают». Это означает, что по действиям НС можно многое сказать о его мотиве. Если он сначала звонит или еще каким-то образом сообщает о своих намерениях, надо искать мотив наживы. Если звонков нет, а люди умирают, им движет месть или гнев. Конечно, это обобщение, и в каждом конкретном случае надо подробно исследовать детали.

Если угрозы поступают конкретному человеку, мы сразу советуем ему очень внимательно относиться ко всем, с кем он вступает в контакт, даже мимолетный. Причина не только в том, что ему надо быть начеку – НС практически наверняка постарается отследить, какой эффект производят его действия, иначе он не получит желаемого удовлетворения.

Как поджигательство, злонамеренная порча продуктов может маскировать другие преступления, и именно о таком деле мы сейчас поговорим.

В 1986 году тайленоловый скандал был еще на слуху, но люди уже немного успокоились и снова почувствовали себя в относительной безопасности.

Но тут, 11 июня, Сьюзан Кэтрин Сноу, привлекательная и весьма уважаемая сорокалетняя заместитель президента Национального банка Паджет-Саунд в Оберне, южном пригороде Сиэтла, умерла в отделении реанимации местного госпиталя после того, как ее четырнадцатилетняя дочь, Хейли нашла ее лежащей в ванной на полу. За плечами у Сьюзан было два развода, а недавно она вышла замуж за Пола Вебкинга, сорокапятилетнего водителя грузовика, в которого сильно влюбилась. Кроме Хейли, у Сноу была еще взрослая дочь.

Скорость и внезапность ее смерти указывали на аневризму головного мозга или передозировку наркотиков, но признаков внутреннего кровотечения на нашли, а наркотики Сноу не употребляла. Затем, во время вскрытия, помощница патологоанатома Джанет Миллер уловила легкий запах горького миндаля. Хотя замечают его достаточно редко, он практически всегда указывает на отравление цианидом.

Токсикологический анализ подтвердил наличие цианида в организме Сью Сноу. Члены семьи настаивали, что она никогда не отравилась бы намеренно, и когда следователи подробно изучили все, что она могла проглотить, то поняли, что среди прочего она употребила капсулы «Экстрасильного экседрина». Во флаконе нашлись еще три отравленных таблетки. Пол Вебкинг принимал лекарство из этого же флакона, но с ним ничего не произошло.

Началась новая гонка со временем: Управление по санитарному надзору опубликовало номер серии, к которой относилась упаковка экседрина Сноу, и производитель – «Бристоль-Майерс» – отозвал продукт по всей стране. Полиция Сиэтла прочесывала аптеки в поисках отравленного лекарства и нашла еще два флакона – один в Оберне и другой в соседнем Кенте. По новому закону, принятому после тайленоловых отравлений, к делу привлекли ФБР. Мой отдел в Куантико должен был составить профиль НС и выработать действенные проактивные стратегии.

Полу Вебкингу предложили тест на детекторе лжи, и он прошел его с легкостью. Похоже, это действительно был скорбящий муж, который искренне оплакивал любимую супругу.

Мы подождали, не поступят ли какие-либо требования или другие заявления, которые укажут на мотив отравителя, но преступник молчал. Власти затаили дыхание, молясь, чтобы не было дальнейших жертв. Но одна все-таки появилась.

17 июня сорокадвухлетняя Стелла Модин Никелл позвонила в полицию Сиэтла сообщить, что ее муж, Брюс, механик и оператор строительной техники из Транспортного департамента округа Вашингтон, сорока двух лет, алкоголик в завязке, умер меньше двух недель назад в медицинском центре «Харборвью» в Сиэтле. В госпитале его смерть списали на эмфизему, но она точно помнит, что он принимал «Экстрасильный экседрин» незадолго до того, как ему стало плохо. Когда она услышала новости, то заподозрила неладное. Стелла проверила номер партии на флаконе, и он был тот же, что и у Сью Сноу. Следователи сразу взялись за дело.

Брюса Никелла уже похоронили, но поскольку он подписал согласие на донорство органов, в госпитале нашелся образец его крови. Естественно, токсикологический анализ показал наличие цианида. Больше смертей не произошло, никакие угрозы или требования не поступали. Пол Вебкинг и Стелла Никелл подали иски о причинении смерти против компании «Бристоль-Майерс».

Однако тут следователи заметили нечто странное – маленькую деталь, которая выпадала из общей картины и, если присмотреться, вообще разрушала ее. Из тысяч флаконов «Экстрсильного экседрина», которые проходили проверку, отравленных было только пять. Два из этих пяти оказались в домике на колесах Стеллы Никелл, и она говорила, что купила их в разное время в разных аптеках. Каковы шансы, что один человек купит два из пяти флаконов в разные дни? Статистически они стремились к нулю.

Детективы решили присмотреться к Никелл поближе. У нее было две красавицы дочки и внук – нехарактерно для стандартного убийцы. Ее обожали на работе, в частной охранной фирме, где она была диспетчером. Она сильно переживала, когда Брюс внезапно скончался. Мы посоветовали следственной группе заняться жертвой и попытаться поискать мотив.

Как только Никелл оказалась в фокусе расследования, агенты ФБР начали выявлять другие совпадения. Роджер Мартиц и Дебби Вонг из химической лаборатории обнаружили, что в отравленных капсулах содержался не только цианид, но и четыре других химиката, два из которых являлись альгицидами, которые обычно используются в домашних аквариумах. В свободное время Мартиц прошелся по зоомагазинам, читая этикетки на всех составах для очистки аквариумов. Наконец он нашел тот, в котором присутствовали все четыре выявленных вещества. Это был альгицид преимиум-класса под названием «Algae Destroyer». Очевидно, НС смешивал порошок цианида в той же емкости, где ранее он или она разбавлял альгициды.

Тем временем агенты в Сиэтле узнали, что помимо страхования жизни на сумму в 31 тысячу долларов Брюса Никелла как государственного служащего, в прошлом году Стелла оформила дополнительные полисы. Всего она могла получить около 175 тысяч долларов – если бы Брюс внезапно скончался. Смерть от отравления, безусловно, туда входила.

Когда один из агентов в Сиэтле прочитал отчет Мартица, то вспомнил, что видел в трейлере Никеллов аквариум. Агенты отправились по местным зоомагазинам с несколькими фотографиями, на одной из которых была Стелла Никелл, спрашивая сотрудников, не заходил ли к ним кто-то из этих людей. В одном магазине в Кенте сотрудник указал на фотографию Никелл – она заказывала там «Algae Destroyer». Сотрудник вспомнил также, что продал ей ступку и пестик для измельчения таблеток.

Головоломка начинала складываться. Тест на полиграфе Никелл провалила. Графологический отдел ФБР установил, что на двух страховых полисах подпись Брюса была подделана. Однако требовались более веские доказательства. И вот в январе 1987-го дочь Стеллы Синди Гамильтон связалась со следователями и сообщила, что хочет кое-что рассказать. По ее словам, мать часто поговаривала о том, чтобы убить Брюса, а как-то даже упоминала о цианиде в качестве способа убийства. Она уже пыталась отравить его ядовитыми семенами, но ничего не получилось. Дальше она вспомнила о тайленоловых убийствах и поняла, что сценарий готов. Синди утверждала, что мать читала в библиотеке книги о ядах. Агенты нашли отпечатки Никелл на нескольких книгах, указанных в ее библиотечном абонементе, включая «Смертельную жатву» и «Отравление человека».

Когда Брюс скоропостижно скончался, сказала Синди, она даже не успела задать матери вопрос, как та оборвала ее: «Я знаю, что ты думаешь, и ответ – нет».

То же самое подтверждали и власти – коронер ошибочно списал смерть на эмфизему, а не на острое отравление. Надо было, чтобы Стелла отравила кого-то еще, чтобы связать ее с серией преступлений и возбудить дело. В противном случае она осталась бы безнаказанной.

Другим пугающим фактором было то, что она могла бы позвонить или написать властям, а не жертвовать жизнями невинных людей, но Стелла предпочла позволить кому-то незнакомому умереть, чтобы добиться своей цели. Если бы Джанет Миллер не заметила запах горького миндаля на вскрытии Сью Сноу, Никелл пришлось бы продолжить убивать, пока кто-нибудь не догадается, что происходит.

Ее биография резко расходилась с имиджем, который она демонстрировала своим друзьям и коллегам. В период с 1968 по 1971 год, живя в Калифорнии, она обвинялась в мошенничестве, подделке чеков и издевательстве над своей дочерью, Синди. На момент смерти Брюса Никелл была по уши в долгах; ей грозило выселение из дома и процедура банкротства.

9 мая 1988 года Стеллу Никелл признали виновной в убийстве и приговорили к двум тюремным срокам по девяносто лет за убийства и к десяти годам за каждый случай злоумышленной порчи продуктов. Она была первым человеком в Америке, осужденным по обвинению в злоумышленной порче.

Судья Окружного суда США Уильям Дайвер охарактеризовал действия Никелл как «преступления исключительной бессердечности и жестокости» и рекомендовал не выпускать ее досрочно как минимум тридцать лет, а всю ее собственность отправить на компенсацию ущерба семьям жертв.

Джоан Мейда, выступавшая на процессе прокурором, отмечала: «Страшно представить, сколько людей рисковали жизнью из-за алчности этой женщины». По утверждению обвинения, Никелл планировала использовать деньги от страховки на покупку участка земли под своим трейлером и открытие зоомагазина, торгующего тропическими рыбками. Рыбок она любила.

Синди Гамильтон получила награду в 250 тысяч долларов от фармацевтической компании за то, что помогла арестовать мать и привлечь ее к суду.

По иронии, Никелл совершила идеальное преступление и сама все испортила. Это тот самый случай, когда мы говорим, что поведение после преступления и выдает преступника. Не будь Никелл такой алчной, она могла бы остаться безнаказанной и получить деньги по более скромному страховому полису. Но поскольку ее мотивом было в конечном итоге обогащение – классический вариант после самого древнего, ревности (вспомните Каина и Авеля), – именно алчность помещала ей остаться на свободе.

К сожалению – и вполне предсказуемо, – то был не конец. В журнале «Ридерз дайджест» за февраль 1991 года появилась статья о том, как следователи ФБР раскрыли дело Стеллы Никелл. Вскоре после этого Джозеф Мелинг из Олимпии, штат Вашингтон, задумал отравить свою жену, Дженнифер, с помощью слабительного, судафеда, заменив содержимое капсул цианистым калием, чтобы получить ее страховку. Как и в случае с Никелл, его выдал родственник. Это был Кейт Мелинг, дядя Джозефа. Дженнифер выжила, но в процессе Джозеф убил двух других невинных людей, Кэтлин Дейнекер и Стэнли Макуортера. Как Никелл, Мелинга признали виновным по шести случаям злонамеренной порчи продуктов и связанных с ними обвинений.

Подталкиваю ли я других к попытке провернуть нечто подобное, прочитав эту историю? Нет, и надеюсь, никто не окажется достаточно глуп, чтобы подумать, что у него в руках надежный план. Потому что любой, кто прочтет эту историю внимательно, поймет, что это преступление, которое не стоит затраченных усилий, потому что остаться безнаказанным тут не получится. Все работает против преступника, включая – неизбежно – его собственное поведение.

Является ли отравление женским преступлением? Я бы так не сказал. Мужчины тоже совершают отравления, как и другие виды убийств. Но из-за отсутствия прямой конфронтации женщина, если уж решается на убийство, скорее выберет именно яд. Если же преступник мужчина, то наверняка крайне застенчивый, трусливый и зависимый, не готовый к прямому контакту. Если бы нас сейчас вызывали на случай с отравлениями или злонамеренной порчей продуктов, мы начинали бы с кандидатуры белого мужчины, но если сценарий и выбор жертвы указали бы на конкретную, а не случайную мишень, то фокус внимания следовало бы переместить на женщин как возможных НС.

Я хочу рассказать о крайне запутанном деле с участием Одри Мэри Хилли из Эннистона, штат Алабама, которая тоже отравила своего мужа, но с совершенно другим мотивом. Случай был настолько странным и с таким количеством необычных деталей, что больше напоминал детективный роман, чем реальное дело.

19 мая 1975 года Фрэнк Хилли обратился к семейному врачу с жалобами на тошноту. Ему становилось хуже, и двадцать третьего его положили в госпиталь. Два дня спустя он умер. Причиной смерти врачи называли инфекционный гепатит. У Хилли осталась жена, Одри Мари, и пятнадцатилетняя дочь, Кэрол Мари. Два года спустя мать Одри, Люсилла Фрейзер, умерла от такой же болезни. Затем в августе 1979-го девятнадцатилетнюю Кэрол госпитализировали с тошнотой, рвотой и потерей чувствительности в конечностях – теми же симптомами, что у отца четырьмя годами ранее. В больнице Кэрол частично парализовало, и несколько недель она находилась на грани жизни и смерти, но постепенно стала поправляться. Она говорила врачам, что мать, навещая ее в палате, делала ей какие-то уколы.

В предыдущем июле мать застраховала жизнь Кэрол на сумму в 50 тысяч долларов.

Однако полис был не единственной уликой против Одри. Лабораторные исследования показали повышенный уровень мышьяка у Кэрол в крови. Тело Фрэнка эксгумировали, и анализ подтвердил, что причиной смерти стало острое отравление мышьяком. Мышьяк нашли и в эксгумированных останках Люсиллы Фрейзер, однако тут результат был неоднозначный. Так или иначе 25 октября 1979 года Одри Хилли арестовали по обвинению в попытке убийства дочери.

Выйдя под залог в 14 тысяч долларов, 16 ноября эта женщина ростом 154 сантиметра, с зелеными глазами и темными волосами, сорока семи лет, исчезла из пригородного мотеля в Бирмингеме, где ранее проживала. Примерно в то же время свекровь Одри, Кэрри Хилли, умерла в результате болезни, продолжавшейся несколько недель. И не только она заболела после контакта с Одри. В конце 1970-го Одри неоднократно жаловалась в полицию, что вокруг ее дома рыскают подозрительные люди и что она получает звонки с угрозами. Двое полицейских приходили к ней, и она, излагая свои жалобы, угостила их кофе. Вскоре после ухода оба офицера почувствовали тошноту и спазмы в животе. Соседские дети постоянно болели, и врачи не могли понять почему. Стоило семье съехать, и дети быстро поправлялись.

Меня пригласили дать делу свою оценку. Я предложил поискать Одри там, где она будет чувствовать себя в безопасности. Изучив ее биографию, я подумал, что она могла вернуться в родные края.

Машину Одри обнаружили в Мариэтте, штат Джорджия, но ее самой там не оказалось. ФБР искало ее по всей стране, от побережья до побережья. Тем временем 11 января жюри присяжных округа Калхун, штат Алабама, поддержало выдвинутое против нее обвинение в убийстве Фрэнка.

Одри не могли разыскать вплоть до января 1983-го, когда агенты ФБР выследили ее в типографской мастерской в Брэттлборо, Вермонт, где она работала. Жила Одри неподалеку, в Марлоу, штат Нью-Гэмпшир, под вымышленным именем. Она говорила, что зовут ее Линдси, но настаивала, чтобы к ней обращались Робби. Одри вышла замуж за корабельщика чуть старше тридцати лет по имени Джон Хоман. Потом она уехала в Техас и инсценировала собственную смерть. А дальше вернулась в Марлоу, к Джону Хоману, – как сестра-близнец Робби, Терри Мартин, на десять килограмм стройней и с обесцвеченными волосами.

Да-да, вы не ослышались.

«Если бы сегодня меня вызвали в суд, я мог бы под присягой подтвердить, что это были два разных человека, – говорил Хоман в интервью «Ассошиэйтед Пресс». – Она была такой чудесной, душевной женщиной!» Он говорил, что подумал, будто она разыграла собственную смерть, чтобы он не расстроился, узнав о ее настоящей личности. Она сказала, что ее первый муж умер от сердечного приступа, а их двое детей погибли в автомобильной аварии в Тайлере, штат Техас.

Младший брат Джона, Питер, утверждал, что Одри «была самым лучшим, что случилось с ним за всю жизнь» и что «она искренне любила его».

Должен признаться, все это стало для меня полной неожиданностью. Я рассчитывал, что она найдется где-то неподалеку от дома, в Алабаме, и гораздо быстрее. Сейчас, оценивая то дело, я прихожу к заключению, что Одри Хилли была классической психопаткой. Обычно мы не замечаем этого в женщинах. Она уверенно держалась, сознавала правду, намеренно обманывала людей и за сто километров чуяла уязвимость и доверчивость. Будь Одри мужчиной, она вполне могла стать серийным насильником и убийцей.

Но, как бы она ни умела очаровывать, по мнению многих, в ней было нечто неуловимо подозрительное. Знакомые и коллеги Робби обратили внимание на чрезмерное сходство «близнецов» и уведомили полицию. Но даже тут всплыли странные подробности. Хилли, изображавшая из себя Терри Мартин, разместила в газете некролог в память миссис Робби Хоман. Но Рональд Оха, супервизор Робби из департамента продаж в компании «Централ Скрю» в Кини, Нью-Гэмпшир, до ее предположительного отъезда в Техас, подумал, что это довольно странно, писать про Робби Хоман, когда ее «настоящее» имя было Линдси Р. Хоман. Он решил перепроверить кое-какие детали: действительно ли она передала свое тело для исследований в Медицинский научный институт Техаса и являлась в Тайлере членом церкви Святого Сердца. Все это оказалось неправдой, и Оха связался с полицией Нью-Гэмпшира, указав на Терри Мартин.

Вы как, еще слушаете? Полицейские искали беглянку, которую знали как Терри Клифтон, которая тоже пользовалась именем Терри Мартин, поэтому решили, что это может быть «их» Терри Мартин. Полиция связалась с ФБР, и Бюро отправило своего агента допросить Терри Мартин. Пытаясь убедить агента, что она – не Терри Клифтон, Одри Хилли призналась, что на самом деле она не Терри Мартин, и выдала свою подлинную личность.

Ее экстрадировали обратно в Эннистон и посадили в тюрьму, на этот раз под весьма более серьезный залог. Она не признала себя виновной в убийстве и попытке убийства, а также в двух дополнительных случаях мошенничества с чеками.

Люди, которые раньше ее знали, были потрясены не меньше Хомана. Ольга Кеннеди, директриса школы, где некогда училась Кэрол Хилли, сказала репортеру «Ассошиэйтед Пресс», что Одри была «прекрасной, обаятельной, активной матерью. Если что-то нужно было сделать, она всегда приходила на помощь».

Случай был такой странный, что судья Окружного суда Сэм Монк дал согласие на запрос прокурора Д. А. Джо Хаббарда о психиатрическом освидетельствовании. Дело было передано в суд в конце мая 1981 года, и дочь Хилли, Кэрол, выступавшая как свидетель со стороны обвинения, рассказала о загадочных уколах, которые мать ей вводила еще до того, как она оказалась в госпитале.

Далее бывшая золовка Хилли, Фреда Эдкок, заявила, что нашла в коробке в доме Одри три баночки детского питания и упаковку крысиного яда. Токсиколог подтвердил, что во флаконе, обнаруженном в сумке у Хилли, остались следы мышьяка. А сын Одри, Майк, тридцатилетний священник из Конерса, штат Джорджия, сообщил присяжным, что его отец за несколько дней до смерти стал весь желтый и постепенно терял рассудок. Прокурор Д. А. Хаббард также представил письмо, отправленное Майком осенью 1979 года в офис коронера округа Калхун Ральфа Филлипса, где сообщал: «Я уверен, что моя мать колола отцу мышьяк и то же самое делала с моей сестрой».

Присцилла Лэнг, сидевшая с Хилли в одной камере, показала, что Хилли рассказывала ей, как пыталась убить мужа и дочь, потому что Кэрол была лесбиянкой, а Фрэнк «встал на ее сторону». Ее методом отравления, по словам Лэнг, было подсыпание небольшого количества мышьяка мужу в еду каждый день.

В качестве возможного мотива обвинение предлагало злобу на Кэрол; другим были деньги за страховку, которые Одри должна была получить после смерти Фрэнка – 31 140 долларов – и дополнительная сумма, которая могла достаться ей в случае смерти дочери.

После девяностодневного процесса присяжные, потратив два с половиной часа, признали Хилли виновной в убийстве и попытке убийства. Стоя перед судьей Монком при вынесении приговора, Хилли повторяла: «Я все равно невиновна» и «Я никого не травила».

Монк приговорил ее к пожизненному заключению плюс еще к двадцати годам.

В сентябре сотрудники государственной лаборатории штата Алабама не нашли следов мышьяка в эксгумированном теле одиннадцатилетней девочки, дружившей когда-то с Кэрол, которую сочли еще одной вероятной жертвой Хилли. А в декабре 1985-го верховный суд Алабамы отклонил прошение Хилли о пересмотре ее дела на том основании, что улики против нее были получены незаконным путем.

Однако странная история на этом не заканчивается. 19 февраля 1987 года Хилли получила трехдневное увольнение из женской тюрьмы Джулии Татвайлер в Ветампке, Алабама, под поручительство мужа, Джона Хомана. Несмотря на ее преступления, по внутренней политике тюрьмы все заключенные, которые провели там полгода без нарушения правил, получали короткие отпуска. Комендант Хейр сказала, что раньше Хилли несколько раз выпускали на восемь часов, и она всегда возвращалась вовремя.

Под конец третьего дня увольнительной Хоман связался с полицией и сообщил, что она (угадайте!) сбежала. Дома мужа ждала записка, где говорилось, что она не вернется в тюрьму – друг по имени Уолтер поможет ей сбежать в Канаду. Она надеется, что муж поймет ее и простит.

ФБР снова принимается за поиски. Но в следующий раз Хилли видят только 26 февраля, под сильным дождем, на заднем крыльце дома в миле от ее места рождения, промокшую насквозь, грязную и говорящую несвязно. Житель соседнего дома звонит в полицию. По пути в госпиталь Хилли умирает. Причина смерти: гипотермия. Ей было пятьдесят три года; спустя восемь лет после написания моя первичная оценка ее личности подтвердилась.

«Это конец очень длинной и запутанной истории», – прокомментировал Джо Хаббард в интервью новостному каналу.

Каков же был мотив Одри Хилли? Была то алчность, злоба, сочетание того и другого или вообще нечто иное? Оглядываясь назад, я думаю, что так сказались ее психопатический склад и, вероятно, психическое заболевание. Конечно, деньги являлись первопричиной ее успешного покушения на жизнь мужа и безуспешного на жизнь дочери, и она точно испытывала ярость и злобу, которые толкнули ее на эти невероятные преступления.

Но, пожалуй, это слишком простое объяснение случая Хилли. Оглядываясь на ее биографию и личностные особенности, сравнивая их с жизненной ситуацией – раннее замужество, брак с человеком, которого она не выбирала, и семья, которой не хотела, – я прихожу к выводу, что ею двигала жажда вырваться из семейного круга и вести свободную жизнь, которая была недоступна ей с Фрэнком. Мои утверждения основываются отчасти на том факте, что она, даже любя Джона Хомана, предпочла расстаться с ним и зашла так далеко, что симулировала собственную смерть, лишь бы сохранить свободу – а заодно обмануть и его, и полицию, которая продолжала ее преследовать. Ей нужно было самой контролировать свою жизнь. Как я говорил, у мужчин этот мотив встречается чаще, у женщин – реже.

Становясь старше и видя, что ее жизнь все сильней отличается от той, о которой она мечтала, она наверняка устала поддерживать этот контроль, скрываться от властей и всех, кто мог ее разоблачить. Хотя ей и на этот раз удалось сбежать, Одри было уже пятьдесят три года, красота ее поблекла, и с каждым днем ей становилось все трудней очаровывать и вводить в заблуждение окружающих, как она делала в Нью-Гэмпшире и Вермонте. Но она все равно не хотела возвращаться в тюрьму – не могла позволить закону взять над ней верх. Она сохранила контроль над своей жизнью до самого конца – того, который, я думаю, сама для себя избрала.

В октябре 1988 года 41-летняя Пегги Карр, официантка из городка Альтурас в центральной Флориде, заболела. Ее положили в госпиталь, там ей стало лучше, и пациентку выписали домой. Но ее состояние ухудшилось, и она опять оказалась в больнице. Пегги жаловалась на боли в груди, сильную тошноту и покалывание в конечностях. Симптомы обострялись; у нее начали выпадать волосы, и она говорила, что внутри у нее жжет, словно огнем. Дальше ее семнадцатилетний сын, Дуэйн Дабберли, и шестнадцатилетний пасынок, Тревис Карр, тоже заболели – с похожими симптомами. Дуэйн похудел с 85 до 50 килограммов. Врачи зашли в тупик. Муж Пегги, Перлин, по кличке Пай, шахтер, беспомощно смотрел, как его жена и дети страдают. Через несколько недель Пегги впала в кому. Дочь Пегги, Сисси, сама мать двухлетней девочки, заподозрила, что Пай мог отравить Пегги. Двое сыновей постепенно поправились, но Пегги так и оставалась в коме.

Врачи провели все мыслимые обследования и анализы. Они предполагали отравление свинцом, ртутью или мышьяком; но когда у Пегги стали выпадать волосы, один доктор вспомнил про таллий, и в анализе мочи у Пегги выявили уровень этого вещества, в двадцать раз превышающий норму! Мальчиков проверили тоже, и анализ оказался положительным. То же самое – у Пая и остальных детей. Таллий широко использовался как крысиный яд и инсектицид, но был запрещен в США с 1972 года.

Началось полноценное полицейское и эпидемиологическое расследование. Более 450 предметов в доме Карров подверглись тестированию. Наконец, следователи нашли ответ: яд содержался в бутылках с кока-колой. Но кто их отравил? И почему?

У семьи не было никаких страховок, так что смерть Пегги или одного из детей не влекла за собой финансовой выгоды. Мотив наживы, соответственно, отметался. Конечно, первым заподозрили Пая. В день, когда Пегги заболела, он ходил на охоту; они часто ссорились; собственно, Пегги даже ненадолго съезжала из дома до того, как все это началось. Он не сразу отвез ее в госпиталь, решив, что жена не так уж больна. С другой стороны, все утверждали, что он отличный парень, он очень любил своих детей, и у него в организме тоже обнаружился повышенный уровень таллия. О других случаях злоумышленной порчи кока-колы в этом регионе не сообщалось. Пострадали только члены семьи Карр. Казалось, что у преступления нет мотива, и при этом оно особо жестокое и бессердечное, потому что это не случайное отравление продуктов, как в случае с тайленолом, раз НС избрал своей мишенью не только взрослых и подростков, но даже маленьких детей.

Однако следствие получило подсказку. За несколько месяцев до того, как Пегги почувствовала себя плохо, семье прислали записку с угрозой на желтом стикере: «У тебя и твоей так называемой семейки есть две недели, чтобы навсегда убраться из Флориды, или вы все умрете. Это не шутка».

Кем бы ни был тот, кто угрожал Паю Карру, этот человек адресовал записку в город Бартоу, а не в Альтурас, как и надо было делать, чтобы ее доставили в почтовый ящик – именно там Карры нашли конверт. Только тот, кто хорошо знал местную адресную систему, мог так поступить. На допросе в полиции Пай рассказал о стычках их семьи с соседями: сорокадвухлетним Джорджем Джеймсом Трепэлом и его сорокаоднолетней женой, Дайан Карр (однофамилицей Пая и Пегги). По мнению Пая, инциденты не были серьезными: просто перепалки из-за громкой музыки и тому подобное – обычные соседские конфликты. Но потом он вспомнил, что после того, как два родезийских риджбека Карров погнались за котами Трепэла, обе собаки внезапно заболели и сдохли. А за два дня до того, как Пегги стало плохо, они с Дайан поругались из-за музыки, которую сыновья Карров включили слишком громко, пока мыли машину. Дошло до того, что Дайан пригрозила вызвать полицию, а Пегги велела ей убираться с их территории.

Дом Трепэлов был обсажен деревьями; они любили уединение. Следователь убойного отдела округа Полк Эрни Минси отправился переговорить с Джорджем Трепэлом и утвердился в своих подозрениях. Трепэл – низенький, бородатый, неухоженный и обрюзгший – сказал, что многие в их городке хотели избавиться от Карров, и использовал при этом выражения, очень похожие на угрозы в записке, которую до сих пор не обнародовали. Минси стал копать под Трепэла дальше и выяснил, что многое из того, что тот ему сказал, – ложь, в частности утверждение, что Трепэл понятия не имеет о таллии. На самом деле в 1975-м Трепэл был арестован и отсидел два с половиной года в тюрьме Дэнбери, Коннектикут, за то, что работал в подпольной лаборатории по производству метамфетамина – а таллий является для него одним из ингредиентов. Находясь в тюрьме, Трепэл регулярно жаловался охране на шум от радиоприемников других заключенных.

Но это еще не все. Джордж Трепэл и Дайан Карр очень гордились своим членством в «Менсе», элитном клубе для гениальных людей. Чтобы попасть туда, надо было входить в два процента лучших при прохождении теста IQ. В основном они контактировали только с членами этого клуба, живущими в округе Полк. Супруги считали себя полной противоположностью Карров. Они действительно отличались выдающимся умом. Джордж был опытным химиком, а теперь работал как независимый программист; Дайан являлась обладательницей научной степени, работала хирургом-ортопедом и изучала клиническую патологию. Познакомились они на собрании «Менсы» в Огасте, Джорджия, где Дайан проходила ординатуру. С тех пор супруги регулярно участвовали в «выходных с идеальным убийством» – сходках клуба, на которых его члены придумывали и разыгрывали идеальные преступления. На одном из таких мероприятий Джордж выступил с речью, где фигурировали следующие строки: «Когда кому-то угрожают смертью, лучше выбросить из дому всю еду и внимательно следить за тем, что ты ешь. Любой предмет, подброшенный на крыльцо, это сигнал от соседей – ты нам не нравишься, убирайся или пеняй на себя!»

По иронии судьбы, отец Джорджа работал в Нью-Йорке полицейским, а после отставки открыл мастерскую по ремонту телевизоров и радиоприемников в Северной Каролине – туда семья переехала вскоре после рождения Джорджа в 1949-м. Джорджа растила в основном мать, Мейбл, которая никому, включая мужа, не позволяла приближаться к ребенку. Она ограждала его от любых драк, а когда что-то шло не так, немедленно бросалась на помощь.

Однако, сколь бы это ни было настораживающе, доказательством убийства данные сведения не являлись. Где мотив? Ты не станешь убивать соседей просто за то, что у них громко играет музыка – особенно если у тебя IQ как у гения. Трепэл – подозреваемый, но не очень убедительный. Полицейским надо найти человека, имевшего веский повод убить Пегги Карр с семьей.

К расследованию привлекли ФБР. Отделение Бюро в Лейкленде, Флорида, переадресовало запрос в полевой офис в Тампе, где дело передали специальному агенту Джейне Монро. (Джейна, бывший полицейский и детектив убойного отдела в Калифорнии, некогда перешла в Куантико и работала профайлером в моем отделе, а также старшей в следственной группе полевого офиса в Сан-Диего.) Она подробно изучила дело, включая все аспекты отравления таллием, и вместе с Эрни Минси они разработали проактивную стратегию.

Она передала дело нам, в Куантико. Билл Хэгмейер (ставший после меня главой отдела по расследованию похищений и серийных преступлений) из моего отдела отвечал за Флориду, поэтому он и составлял профиль: какой должна быть личность и поведение преступника, совершившего данные отправления. Билл утверждал, что это человек, который избегает прямых конфликтов – для этого он слишком труслив. Он старается сводить счеты более хитроумным путем, без применения силы.

Билл также отмечал, что тот, кто прибегнул к этому смертельному, но довольно редкому и медленно действующему яду, должен быть очень умным, хитрым и организованным. Он заранее просчитал, что к моменту, когда преступления обнаружатся, улик – бутылок из-под кока-колы, – в доме уже не будет. Тот факт, что НС отравил упаковку из восьми маленьких бутылок, а не одну из пластиковых двухлитровых, которые тоже находились у Карров на кухне, имел немаловажное значение. Преступник не боится трудных задач. Несмотря на проблему с мотивом, все указывало на Джорджа Трепэла. Он был одновременно злобным и достаточно умным, чтобы совершить преступление и остаться безнаказанным. Именно поэтому Трепэл позволил себе открыто упомянуть на собрании «Менсы» об отравлении соседей как способе сказать им «убирайтесь».

Билл утверждал, что Минси ничего не добьется, допрашивая Трепэла напрямую. Надо подойти к нему так, чтобы он не почувствовал угрозы. По телефону они с Джейной обсуждали возможность направить к Трепэлу полицейского под прикрытием. Сначала Джейна предложила свою кандидатуру – она уже работала подобным образом и отлично справлялась. Тем не менее Трепэл был достаточно умен, чтобы понять, что обаятельная, умная и очень красивая блондинка вроде нее вряд ли увлечется таким, как он, недотепой.

Примерно в то же время стало ясно, что дни Пегги сочтены. Семья Карр решила отключить аппараты искусственного жизнеобеспечения; 3 марта 1989 года она скончалась. Теперь Эрни Минси расследовал убийство. Он обратился к Сьюзан Горек, детективу из офиса шерифа, около тридцати лет, которая имела большой опыт работы под прикрытием и отличалась выдающимся умом, так что отлично вписалась бы в «Менсу». Она должна была сыграть роль Шерри Гуин, дамы из Хьюстона, которая сбежала от мужа, плохо обращавшегося с ней. Билл Хэгмайер проинструктировал ее по телефону о том, чего ожидать от Джорджа Трепэла.

Она встретилась с Трепэлом и его женой на «выходных идеального убийства» «Менсы» в апреле 1989-го, и они быстро сошлись. Поскольку Дайан постоянно находилась в больнице на дежурствах, Джордж и «Шерри» стали проводить много времени вместе. Она играла на тщеславии Трепэла, подталкивая того к рассказам о его «достижениях». Горек вела себя очень осторожно. Например, если они шли в ресторан, и она отлучалась в туалет, то потом уже ничего не ела со своей тарелки. Понаблюдав за супругами некоторое время, Горек пришла к выводу, что это, скорее, Джордж, а не Дайана, спланировал и провернул отравление. Дайана слишком доминантная и властная; Джордж в их отношениях – подчиненный. Он больше подходит под профиль Хэгмайера. Очень скоро они убедились в том, насколько он близок к этому профилю – выяснилось, что Джордж в юности ни разу не встречался с девушками, а в школе, несмотря на свой ум, считался отстающим. Дайана же была очень прямой и целеустремленной. Соберись она кому-то навредить, то не стала бы прибегать к яду.

Джордж давал Шерри советы о том, как избавиться от мужа, с которым она якобы разводится, включая шантаж, предъявление ложных обвинений по развращению малолетних и отправки президенту писем с угрозами за его поддельной подписью. Во время поездки в природный парк Одюбон Джордж сорвал несколько ягод, про которые сказал, что они ядовитые, дал ей и сообщил, что даже три штуки могут убить человека. Однако при прямой конфронтации он вел себя как трус. В какой-то момент другой полицейский под прикрытием явился к Шерри, изображая ее мужа, они с Шерри устроили скандал на глазах у Трепэла в аэропорту, и тот в страхе сбежал подобру-поздорову.

В декабре Джордж Трепэл и Дайан Карр переехали в Себринг, Флорида, где она начинала новую медицинскую практику. Свой дом они сдали Горек. Когда она с другими детективами исследовала его, в гараже нашелся нитрат таллия.

Потребовался почти год, чтобы получить ордер на обыск, но когда полиция и ФБР наконец попали в дом Трепэла в Себринге, там нашли, помимо прочего, запасы таллия, книги об отравлениях, потрепанную тетрадку с заголовком «Общее руководство по отравлениям», исписанную рукой Джорджа, и роман Агаты Кристи «Бледный конь» – о фармацевте, который убивает свою жертву, отравив еду и лекарство таллием. В подвале дома находилась потайная комната с наручниками и прочими приспособлениями для связывания, хлыстами и платформой, на которой были закреплены стремена. В этой же комнате хранились книги с говорящими названиями «Исхлестанные женщины» и «Этюды по садомазохизму», журнал «Связывание для продвинутых» и порнографические видеофильмы с пытками и убийствами. В видеомагнитофоне стояла кассета с современной классикой – «Ильзе, волчица СС».

Не менее интересным был и набор рукописей, которые Сьюзан Горек нашла в ящике в доме. Джордж писал о себе в третьем лице: застенчивый ребенок с богатой фантазией, который чувствует себя одиноким аутсайдером. Дальше описывались его чувства по отношению к женщинам, садомазохизм, неудачные отношения и неоднократное употребление наркотиков.

Полицейские приехали арестовывать Джорджа Трепэла; он не сопротивлялся, но Дайан пришла в ярость и попыталась преградить им дорогу в дом. Джорджу предъявили обвинения в убийстве первой степени, шести попытках убийства первой степени, семи случаях отравления с намерением убить и одном случае злоумышленной порчи продукта. Дайан ни в чем не обвиняли. На процессе Джордж отрицал свою вину, но в конце концов его признали виновным по всем пятнадцати обвинениям. 6 марта 1991 года, спустя два года после смерти Пегги Карр, судья Окружного суда Деннис Малуни приговорил его к казни на электрическом стуле, которой требовала коллегия присяжных. Защита в ходе слушаний отказалась от вызова свидетелей, вероятно, узнав, что у прокурора Джона Агуэро наготове улики из потайной комнаты в подвале дома в Себринге, доказывающие наличие темной стороны у их вежливого подзащитного в толстых очках.

Сьюзан Горек, которая успела хорошо узнать Джорджа Трепэла за это время, утверждала, что ко всем, кого он считает ниже себя по умственному развитию, тот относится с презрением. Она предполагала, что убийство и попытки убийства он совершал не столько из злости на Карров, сколько из презрения к ним, раздражения и чисто интеллектуального удовлетворения от победы в игре против них.

Сокамерник показал, что однажды нечаянно помял обложку словаря, который одолжил у Трепэла, и тот в ответ заявил, что людей, подобных ему, «лучше сразу прикончить». Как вам такой мотив?

Последнее замечание: один из приятелей Трепэла говорил, что ожидание в камере смертников кажется ему «скучным», потому что «рядом не так много умных людей, с которыми хотелось бы поговорить». Что ж, если правосудие не станет тянуть, это неудобство ему терпеть недолго.

Никто из нас не застрахован от того, чтобы стать жертвой преступлений из разряда описанных в этой главе. Джуд Рей, отличившийся в нашем отделе поддержки расследования преступлений, который является теперь главой отдела международного обучения в Куантико, в 1981 году, начинающим спецагентом, расследовал свое первое дело в полевом офисе Атланты. Однако в правоохранительной сфере он не был новичком. До перехода в Бюро этот ветеран Вьетнама служил офицером полиции и старшим по смене в полицейском департаменте Коламбуса, штат Джорджия, где я познакомился с ним на расследовании убийства, о котором рассказывал в «Охотнике за разумом» – там это дело называется «Силы зла». Несколько лет спустя мы недолго сотрудничали в расследовании убийств детей в Атланте. Я говорю «недолго», потому что Джуду пришлось расстаться с этим делом. И он едва не расстался с жизнью.

У него начались проблемы в браке, и Джуд поставил жене ультиматум: либо перестать оскорблять его, употреблять алкоголь и распутничать, либо он заберет двух их дочерей и уйдет.

На некоторое время жена успокоилась. Она стала обращаться с ним лучше и даже готовила ужин по вечерам. А потом наняла двух парней, чтобы его убить. Джуд получил тяжелое ранение и едва не погиб. Несколько недель он пролежал в госпитале, а потом, немного оправившись, провел расследование собственного дела и отправил жену (рассчитывавшую получить страховую премию в случае его смерти) и двух киллеров в тюрьму.

Немного позже, прокручивая обстоятельства дела у себя в голове, Джуд понял, что нападение у него в спальне не было первой попыткой жены убить его. Прежде чем перейти к решительным действиям, она регулярно подсыпала яд ему в пищу.