Выхода нет Хантер Кара
– И что? – Эсмонд хмурится. – Какое это имеет отношение к…
– Все дело в том, что вы бросили якорь на целых три дня раньше. Седьмого января.
Его лицо слегка напрягается.
– Не вижу разницы. У меня были свои дела…
– Правда? – уточняю я. – «Дела», которые включали в себя поездку в Кэлшот-Спит за братом, чтобы привезти его сюда?
– Это просто смешно – я же уже говорил, что напрочь забыл об этом чертовом месте.
– Сильно сомневаюсь, мистер Эсмонд. Судя по фото, которые мы нашли на Саути-роуд, в детстве вы бывали там не менее десяти раз. Так что забыть это было бы трудновато. Если, конечно, у вас не было на то очень веской причины…
– Вы ничего не докажете – все это только ваши домыслы.
– Напротив. Полиция Хантса уже разыскала машину, украденную вашим братом и брошенную меньше чем в миле от той хибары. Что же касается вас, то, пока мы здесь с вами беседуем, мои сотрудники проверяют камеры распознавания номеров. Так что мы обязательно выясним, где вы были, – это вопрос только времени. И в чем же заключался ваш план? Отсидеться, пока не пройдут похороны, а потом вернуться в Хорватию и уже оттуда затребовать деньги, полагающиеся по завещанию, и организовать вашему брату новую жизнь?
Из кабины появляется Гис и качает головой.
– Его здесь нет, сэр.
Я делаю шаг в сторону Эсмонда.
– Давайте не будем всё усложнять. Я могу арестовать вас прямо здесь и сейчас, если захочу. Мы знаем, что Майкл жив и что вы пытаетесь его защитить. У меня тоже есть брат, и я вас понимаю. Но все кончено. И для всех будет лучше, если вы скажете всю правду. Лжи и так уже достаточно.
Эсмонд отворачивается, делает глубоких вдох, а потом тяжело и со всхлипом выдыхает воздух.
4 января 2018 года, 00:09
Саути-роуд, 23, Оксфорд
– А Сэм? – говорит Гарри. – Она сидит безвылазно в этом мавзолее днями и ночами. Ни работы, ни друзей, только и знает, что подтирать задницу Захарии да истово ждать, когда появитесь вы. Неудивительно, что она не вылезает из этой гребаной депрессии, неудивительно, что она ищет хоть какое-то утешение на стороне…
Еще не успев закончить фразы, Гарри понимает, что зашел слишком далеко.
– Простите, – запинается он, – мне не стоило это говорить…
Но слишком поздно. Слово не воробей.
– Значит, он твой… – Глаза Майкла превращаются в щелочки. – Ты это мне хочешь сказать?
– О чем… о чем вы говорите?
– Об этом гребаном ребенке – вот о чем.
– Твою мать, – Гарри с трудом сглатывает слюну, – я не знал…
– Она твоя мачеха, грязный ты извращенец…
– Нет, вы всё не так поняли, – глаза Гарри расширяются. – Черт, да как вы могли подумать…
Бутылка виски, может быть, и пуста наполовину, но она все еще достаточно тяжелая и удобно лежит в руке.
Первый удар отбрасывает Гарри назад; по его шее льется кровь.
– Мерзавец, – шипит он, сползая по стене, – гребаный подлый мерзавец…
– Ведь в доме мы нашли не Майкла, мистер Эсмонд, не так ли? Это был Гарри. Или, точнее, Энрике?
– Вы и это знаете… – Филипп все еще стоит, повернувшись ко мне спиной.
– Мы знаем, что у вашего брата была связь с Джиневрой Марроне и что она родила ребенка. И мы знаем также, что в прошлом году Гарри, в поисках своего отца, появился здесь. И что именно его тело мы нашли на руинах Саути-роуд.
Филипп медленно поворачивается и смотрит на меня. Куинн держит в руке мобильный с включенным диктофоном.
– А не знаю я вот чего, мистер Эсмонд, – продолжаю я, заставляя его посмотреть мне в глаза. – Насколько хорошо вы знакомы с тестом ДНК?
– Не понимаю, о чем вы. – Он явно сбит с толку.
– Наша лаборатория дала заключение, что тело, найденное в доме, принадлежало Майклу, потому что ваши ДНК совпали настолько, что он вполне мог быть вашим братом. И вы это знали, не так ли? Именно поэтому так жаждали дать нам образец своей крови. Вы изучили вопрос и знали, к какому выводу мы неизбежно придем. Но все дело в том, что это не единственная возможность, не так ли? Есть, по крайней мере, еще один родственник, сравнение с которым может дать тот же результат.
Теперь он молчит. И, не отрываясь, смотрит на меня.
– Как давно вы узнали, что Гарри – ваш сын?
15 июля 2017 года, 14:09
173 дня до пожара
Саути-роуд, 23, Оксфорд
– Хотите, чтобы я это доказал? Хотите сделать тест?
Они стоят в дальнем конце сада. Возле сарая и компостной ямы, над которой в июльской жаре вьется целая туча мошкары. Дальше на лужайке в шезлонге дремлет Сэм, а мальчики гоняют мяч.
В ожидании ответа Гарри смотрит на него.
– Я спросил – хотите ли вы сделать тест, потому что сам я не возражаю. Мне скрывать нечего.
– Дело не в том, что я тебе не верю…
– Вы просто не уверены, кто папочка, правильно? – Лицо Гарри каменеет. – То ли вы, то ли ваш маленький братец…
– Ты не понимаешь…
– Да все я прекрасно понимаю. Я понимаю, что он трахнул мою матушку, а потом к ней присоседились и вы… Вот что я понимаю.
– Все было не так. – Филипп вздыхает.
– А как же все это было? – Гарри приподнимает бровь. – Перепихтин на скорую руку на заднем сиденье авто? Подстерегли момент, когда она старалась забыть прежнюю любовь?
– Она знала, что делает – ее навряд ли можно было назвать… – Филипп останавливается, сконфуженный.
– Девственницей, да? Вы это хотите сказать? Конечно, нет – ваш братец об этом позаботился.
– Я хотел сказать вовсе не это – я хотел сказать, что она была достаточно взрослой для своего возраста, – и сама принимала решения…
– Ей было всего пятнадцать, твою мать… Пятнадцать!
– Я знаю. Послушай, тебе придется мне поверить. – Филипп краснеет. – Если бы я знал, что она беременна…
– И что? Вы бы на ней женились? Не смешите меня… Ваш папочка все решил бы.
– Я о деньгах. Я мог бы дать ей денег.
– Вы дали бы ей денег, чтобы она избавилась от меня, – голубые глаза превращаются в две льдинки.
– Не говори глупостей. Ты же знаешь, что я не это имею в виду. Если бы я знал, то нашел бы правильный выход.
– Да вы не волнуйтесь. – Гарри горько усмехается. – У вас еще будет шанс. Я – ваш сын. Старший сын старшего сына. А это значит, что все это – мое.
Он показывает рукой на дом. Филипп видит, как из своего кабинета появляется Майкл и подходит к жене. Та смотрит на него, заслонившись рукой от солнца. Они обмениваются парой слов, после чего он раскладывает еще один шезлонг и устраивается рядом.
– Я попросил юриста изучить завещание, которое нашел здесь, – говорит Гарри. – Готов поспорить, душеприказчики не знают, что ваш брат живет здесь, так ведь? Более того, готов поспорить, что вы даже не удосужились испросить у них разрешения.
– У нас с ним неформальное соглашение. – Филипп краснеет.
– То есть это означает, что я прав. Мой юрист считает, что у него нет права жить здесь. Вот если здесь не хотите жить вы, то это ваше решение, но после этого право на жилище переходит ко мне, а не к нему. Что же касается меня, то я жду уже достаточно долго. Так что наступила моя очередь. И именно поэтому я приехал. В поисках вас.
– Но ты же не думаешь, что я немедленно выкину их со двора? Это уже чересчур.
– Чересчур было оставить пятнадцатилетнюю девочку с ребенком на руках. Чересчур было расти в нищете, потому что семья твоей матери отказалась от нее. Чересчур было узнать, что твой папаша купается в деньгах, но при этом не послал тебе ни одного гребаного пенни…
– Мы в деньгах не купаемся. Не купались раньше и уж точно не купаемся сейчас.
– Отлично. Как уже сказал, я хочу получить то, что мне положено. Свою честную долю.
– Тебе придется подождать какое-то время. – Филипп снова вздыхает. – Все это… все это как гром на голову – я просто в шоке… А ты, так же как и я, прекрасно знаешь, что ему сейчас тоже очень непросто.
– Ладно, понял. Я не собираюсь осложнять жизнь Сэм и мальчишкам, если только это в моих силах. На вас мне, честно говоря, наплевать, но они… они стали частью моей семьи.
– Я поговорю с ним, когда будет подходящий момент, – обещаю.
– Шесть месяцев, – говорит Гарри, вновь включая газонокосилку. – Даю вам шесть месяцев. Если к тому времени вы ничего ему не скажете – я сделаю это сам.
– И когда же вы сказали?
– А я так и не сказал. – Филипп опять отворачивается.
– Вы так и не сказали Майклу, что Гарри – ваш сын? Вы не сказали, что ему с семьей придется убраться из дома?
– Не было подходящего момента. Майк и так был по горло в дерьме. Все эти проблемы с Сэм, с Ма, вся эта грязь на работе… Мне казалось, что он уже на пределе.
– То есть вместо того, чтобы решить эти проблемы, – я вздыхаю, – вместо того, чтобы ответить за свои собственные действия, вы решили отправиться в Хорватию и оставить все это дерьмо позади?
– Все было не так, – быстро отвечает Эсмонд.
– А как все было? Потому что я боюсь, что со своей точки зрения…
– Я поговорил с душеприказчиками, – отвечает Филипп. – В июле. Прежде чем уехать из Англии. И спросил, прав ли Гарри в своих предположениях.
– И?..
– Они практически подтвердили то, что он сказал, – на лице Эсмонда появляется гримаса. – Сказали, что если Гарри хочет жить в этом доме, то они не видят причин отказать ему – конечно, в том случае, если Гарри докажет, что он мой сын. Наилучшим решением они назвали его совместное проживание в доме вместе с Майклом, но шанс на то, что это сработает, был нулевым. Даже если бы они оба пришли к соглашению.
– Вы сделал тест ДНК?
– Да. – Он кивает. – Но это была простая формальность. Я знал, что Гарри говорит правду. Он выглядит – выглядел – в точности как Джинни.
Он вновь смотрит куда-то вдаль, за мое плечо. В сторону залива.
– Но Майкл каким-то образом обо всем узнал, так? Как это произошло – ему сказал Гарри?
– Нет. – Эсмонд качает головой. – Мне удалось убедить его дать мне еще время. Но Майкл сам обо всем догадался. В ту ночь, когда звонил мне из этой лачуги, он сказал, что слышал, как Гарри рассказывал Сэм о каком-то пудинге, который его мать обычно готовила на Рождество. Такое блюдо готовят только в Пуглии[110]. Майк помнил, что ел нечто подобное в доме Джинни. Таких совпадений не бывает. А тут еще эта гребаная татуировка…
По моему лицу он видит, что я не понимаю, о чем идет речь.
– У Гарри на груди была татуировка. Ягоды можжевельника. Он сказал Майклу, что это в честь его матери. Ее имя значит «можжевельник».
– Понятно… То есть, хоть Гарри и не говорил ничего в лоб, он не слишком хранил этот секрет, не так ли?
– Он рисковый парень, – лицо Филиппа мрачнеет. – Как и его отец. Мне кажется, что он получал удовольствие от опасности.
Какое-то время мы просто стоим и смотрим друг на друга. Я чувствую теплые лучи солнца у себя на спине, причал слегка покачивается у меня под ногами.
– Как умер Гарри? – спрашиваю я ровным голосом.
– Когда Майк позвонил мне в ту ночь, он был совершенно не в себе. – Филипп тяжело вздыхает. – Я с трудом разобрал, что он говорит мне, и не поверил ему. Речь шла о том, что Гарри мертв и что Майкл якобы убил его… – проводит рукой по волосам. – Он сказал, что они поспорили, что Гарри сказал ему, что у него интрижка с Сэм, и Майкл решил, что ребенок – его. Думаю, что это была последняя капля. В какой-то момент у него просто вынесло мозг.
– А это правда – насчет интрижки?
– Не знаю. – Филипп пожимает плечами. – Она была такой несчастной и одинокой… Думаю, что я могу представить себе, как все это произошло…
– И Майкл попытался скрыть следы своего преступления, устроив пожар в доме. В котором спала его ни в чем не повинная семья…
– Но он ведь об этом не знал, – быстро отвечает Эсмонд. – Ведь они должны были быть в Ливерпуле. На каком-то там шоу. В честь дня рождения Мэтти. Вам придется поверить мне на слово.
– Я вам верю, – мягко отвечаю я. – Она прислала ему информацию на мобильный, в которой сообщила, что Захария заболел и они уже дома.
Но до сего момента я не понимал, что это означало в действительности.
– Он же потерял телефон и так и не прочитал это послание…
– Знаю. Телефон нам передали. И мы знали, что он его потерял.
А все остальное поддается проверке. И вдруг, несмотря на всю эту кучу дерьма, я чувствую какое-то облегчение. Он никогда не хотел их убить. Да, он уничтожил свою семью, но сделал это непреднамеренно.
– Послушайте, – говорит Эсмонд, – Майкл не в себе после того, что произошло с Сэм и детьми; на дом ему наплевать. Он только притворялся, что любит его, а в действительности это было колоссальное ярмо у него на шее – у них на шеях…
Я вспоминаю кабинет в саду. Все в нем было прямо противоположно тому, что было в доме: и цветовое решение, и мебель, и свет, и атмосфера… Дом вовсе не являлся драгоценным наследством. Он даже не был домом в полном понимании этого слова. Он всегда был тюрьмой. Проклятием.
– Где же он, мистер Эсмонд?
Филипп открывает рот и вновь закрывает его.
– Не знаю, – отвечает он наконец. – Когда я услышал ваши шаги, то подумал, что это, должно быть, Майкл. Он уже должен был вернуться…
Филипп вновь смотрит в сторону залива, и теперь я вижу, что он искренне обеспокоен.
– Он пошел в ту сторону? – спрашиваю я, проследив за его взглядом.
– Около часа назад.
Но я чувствую, что он что-то недоговаривает.
– В чем дело, мистер Эсмонд?
– Когда Майкл узнал про Гарри, – Филипп с трудом сглатывает, – когда понял, что Джинни – его мать, он решил, ну, вы меня понимаете…
Вот она и появилась – последняя часть головоломки.
– Он решил, что Гарри – его сын. А не ваш.
– Понимаете, он никогда не догадывался, что у нас с ней была связь. – Эсмонд багровеет. – То есть я хочу сказать, что это и было-то всего пару раз. Я и не думал, что это может играть какую-то роль.
Но «пара раз» может. «Пара раз» может означать жизнь или смерть.
– А когда он поехал в Брайтон, чтобы поговорить с Мюриэль, – Эсмонд вздыхает, – та все время говорила об «этом мальчишке Эсмондов». Так что Майку и в голову не могло прийти, что она имеет в виду меня.
Нам она сказала абсолютно то же самое. И я пришел к точно таким же выводам.
– Он что, все еще продолжает так думать?
Эсмонд смотрит на меня, а потом отводит глаза. От стыда у него безрадостный вид.
– Он практически не говорил со мной с того момента, как появился здесь. Мне казалось, что большего он уже не выдержит.
– Так что же произошло сегодня утром?
– Я пошел за едой, а когда вернулся, он сидел с моим «Айпэдом». Я прятал его в вещах, но ему как-то удалось отыскать его. И там была эта история в новостях – на Би-би-си…
– …в которой говорилось, что мужчина, умерший на Саути-роуд, был еще жив в момент начала пожара.
– Майкл был в жутком состоянии, – кивает Эсмонд. – Говорил, что от этого все стало только хуже; что если бы он знал, что Гарри жив, то никогда не поджег бы дом, и что все они были бы теперь живы. У него началась истерика – он стал говорить, что видел его, что видел Мэтти. Хочу сказать, что к тому времени меня уже серьезно волновало его психическое состояние – мне казалось, что Майкл сходит с ума… А потом он вроде бы успокоился и сказал, что ему надо проветриться, что он слетает с катушек, сидя на лодке двадцать четыре часа в сутки, и что ему надо прочистить мозги.
– И вы его отпустили?
– А что мне было делать? – Фидипп печально пожимает плечами. – Он сказал, что хочет побыть один.
По-видимому, Гис заметил что-то на берегу залива, потому что он машет мне, и я, повернувшись, вижу бегущего в нашу сторону человека. Но это не Майкл Эсмонд. Это менеджер марины.
4 января 2018 года, 00:12
Саути-роуд, 23, Оксфорд
– Послушайте, – Гарри чуть не задыхается, – я не спал с Сэм – клянусь вам, – и она… вы точно все не так поняли…
Он хочет встать – и вновь тяжело сползает по стене. В панике пытается на четвереньках добраться до выхода. Майкл какое-то время наблюдает за ним, а потом медленно обходит, останавливается у него на пути и, глядя на него сверху вниз, блокирует ему путь.
– Так что же я понял не так?
Руки Гарри подламываются, и он перекатывается на спину. Грудь его тяжело вздымается; кровь течет по волосам, по лицу, попадает в рот.
– Я… не… ваш… сын – что бы вы ни думали… я приехал не к вам… а к Филиппу…
Но если Гарри думает, что после этого весь этот кошмар прекратится, то он глубоко ошибается.
Майкл смотрит на него, и вдруг страх, в котором он жил все эти последние недели, превращается во что-то гораздо более ужасное. Этот человек не просто вошел в его семью, украл его любовь и занял его место – теперь он собирается забрать у него дом, разрушить его жизнь, разрушить все, что он создавал годами…
И тут, на один короткий момент, ощущение горлышка бутылки в руке превращает Майкла в свободного человека. Свободного от самого себя, от того человека, в которого он должен был, по всеобщему мнению, превратиться, да так и не превратился… Свободного в своей злобе и мстительности. Свободного плюнуть на все и вести себя так, как будто…
Наверное, в его лице что-то меняется, потому что Гарри опять пытается отползти подальше, но тело ему уже не подчиняется, а слова, которые он хочет произнести, захлебываются в потоке крови. А потом Гарри чувствует ногу на шее, и вес, давящий на нее, становится с каждым мгновением все тяжелее и тяжелее – его лицо касается пола, во рту собирается желчь, легким не хватает воздуха, а глаза застилает тьма…
– Инспектор, – кричит менеджер, подбегая на расстояние слышимости. Он тяжело дышит. – Один из владельцев сообщил, что у него украли надувную лодку. Я решил, что вам надо об этом знать.
– Когда это случилось?
– Не больше часа назад. А может быть, и меньше.
Филипп Эсмонд смертельно бледнеет.
– Ваш брат представляет себе, как надо обращаться с такими вещами?
– Сомневаюсь. – Он качает головой. – Брат никогда не ходил под парусом – он ненавидит воду.
Я поворачиваюсь к менеджеру.
– Если он направляется в открытое море – как его можно остановить?
– Черт, – глаза менеджера широко раскрываются, – у любителя нет никаких шансов в этой гребаной лодчонке…
– Я спросил, как его остановить?
– Для того, чтобы выйти отсюда в море, ему придется пройти по Литтл-Чэннел – он как раз за спасательной станцией. Если он все еще по эту сторону моста, эти ребята, возможно, смогут его перехватить, – но если он уже за мостом… Это будет гораздо сложнее.
– Как далеко до спасательной станции?
– По дороге – минут десять, может быть, даже меньше…
Гис и Куинн уже бегут к машине.
– Я с вами, – говорит Эсмонд.
– Позвоните им, – кричу я менеджеру, двигаясь в сторону залива, – предупредите, что мы встретимся с ними там и чтобы они следили за этой лодчонкой.
– Минуточку, – кричит он в ответ, – а как выглядит тот парень?
– Вот как он. – Я указываю на Эсмонда. – Он похож на него.
4 января 2018 года, 00:22
Саути-роуд, 23, Оксфорд
Захария садится в постели. Снизу доносятся голоса. Он вылезает из кровати и крадется к двери. Это действительно голоса. Голос Гарри. И папочки! Мамочка сказала, что папочка еще не возвратился, но Захария уверен, что слышит его голос. Может быть, это сюрприз… Может быть, ему не положено об этом знать. Захария любит сюрпризы. Он любит сюрпризы, подарки, пиратов и шоколад.
Малыш открывает дверь и на цыпочках крадется к перилам лестницы. Теперь голосов не слышно. Он опускается на пол и смотрит вниз. И видит его. Папочку. В пальто. Но выглядит тот очень смешно. Просто стоит. Вроде бы сердитый и в то же время вроде бы грустный. Захария уже собирается позвать его, но папочка вдруг поворачивается и идет на кухню. Захария слышит, как открывается задняя дверь, а через несколько минут папочка возвращается. Он что-то несет в руках. Проходит в гостиную, и Захария слышит звуки выплескивающейся воды. Такие же, как слышал, когда они играли в надувном бассейне, когда приезжал дядя Филипп. Может быть, это и есть сюрприз? Он придвигается ближе к краю лестницы и смотрит сквозь перила. Слышится смешной звук «пшик», и в гостиной вдруг появляется хорошенький желтенький огонек. Он похож на костер, который разжигал Гарри, показывая свои фокусы. Тогда Захарии понравилось. Было весело.
Вновь появляется папочка. Теперь он не выглядит таким грустным. Он выглядит так, будто зубной врач сказал ему, что придется вырвать зуб, а потом не стал его вырывать. Захария наблюдает, как папочка не спеша оглядывает холл, а потом выходит на улицу. Входная дверь закрывается за ним, и слышны его шаги по гравию.
Захария встает и начинает медленно спускаться вниз, преодолевая по одной ступеньке за раз и держась одной рукой за перила. За ним тянется его любимое синее одеяльце.
С визгом тормозов мы останавливаемся около спасательной станции. Лодка уже спущена на воду. Один из членов команды подбегает ко мне. Начинает задувать ветер. Может быть, в канале и тихо, но в открытом море волнение уже вполне солидное.
– Инспектор Фаули? Хью Рэнсом. Мы думаем, что ваш человек уже вышел на воду. Один из парней думает, что видел это суденышко минут пятнадцать назад. – Он окидывает взглядом нас четверых. – Мы можем взять с собой только двоих.
– Поедем мы, – быстро говорю я, – с мистером Эсмондом. Мои офицеры свяжутся с полицией Дорсета. Проследите, чтобы они были в курсе происходящего.
Рэнсом кивает и поворачивается к катеру.
– Тут у нас есть спасательные жилеты и каски, – кричит он через плечо. – И давайте не спорить…
Пока мы с шумом спускаемся по трапу, на причале собирается небольшая толпа. В катере сидят двое – мужчина и женщина в одинаковых белых шляпах и светоотражающих жилетах. Мотор уже работает, и мы бросаемся в погоню, как только надеваем свою униформу. Не буду говорить о том, что Эсмонд одевается быстрее, чем я.
– А ваш человек знает, что делать, если случится беда? – кричит главный спасатель, стараясь перекрыть уханье волн и тарахтенье мотора.
Филипп качает головой.
– Даже если на борту будут сигнальные факелы, он не сможет их различить.
– А плавать он умеет?
Эсмонд кивает:
– Но плохо.
В узком канале мимо нас в обоих направлениях движутся лодки и паромы – от них поднимается волна, которая сильно бьет в борт катера, но мы чувствуем себя гораздо увереннее, чем какая-то крохотная посудина. По лицу Филиппа я понимаю, что он думает о том же самом.
А потом мы выходим на оперативный простор, и доки, и промышленные предприятия постепенно скрываются из вида, так же как и леса, покрывающие противоположный, низкий берег. Вода сверкает в лучах зимнего солнца, вдали какая-то яхта пытается идти против ветра, но больше я ничего не вижу. Рэнсом в бинокль изучает залив.
– Ну что? – спрашиваю я.
– Вон там, – указывает он, опуская бинокль.
4 января 2018 года, 00:43
Саути-роуд, 23, Оксфорд
Когда Мэтти открывает глаза, он сразу же понимает: что-то случилось. В воздухе пахнет горелым. Он садится на кровати. И опять слышит это – нечеловеческий крик, который вырвал его из сна.
Захария.
Мэтти выпрыгивает из кровати и выбегает на площадку. Сверху он видит брата, который находится внизу, в холле. Тот спотыкается и визжит – визжит жутко, нечеловеческим голосом… Мэтти никогда не слышал ничего подобного.
Пижама на ребенке горит. Его кожа тоже горит…
– Иду! Уже иду! – кричит Мэтти и бросается вниз по лестнице. Ноги подводят его, и он чуть не падает. Захария с криком бежит к нему, и теперь Мэтти может разобрать слова: «Папочка! Папочка!»
Мальчик хватает синее одеяло с нижней ступеньки и заворачивает в него брата так, как видел это по телевизору. Все крепче и крепче, пока пламя не исчезает. Дым становится еще гуще. Теперь уже горит ковер в гостиной, и пламя маленькими ручейками распространяется по половицам – ручейки похожи на потоки лавы, которые им показывали в фильме про вулканы в школе. Мэтти не может пробраться ни к входной двери, ни на кухню – огонь окружает его повсюду, а у него нет обуви на ногах. И думает он только о Захарии. Оглядывается вокруг. Они как будто на острове, окруженном океаном огня. Здесь оставаться нельзя…
Он хватает брата на руки и сгибается под его весом. Малыш больше не кричит.
«999, – думает Мэтти, – я должен позвонить по 999, как нам говорили в школе на уроках, и вызвать «Скорую», пожарных и полицию».
– Не волнуйся, Захария, – громко говорит он, чувствуя, как у него дерет в горле. – Мы сейчас поднимемся по лестнице, я разбужу мамочку и найду телефон…
Он продолжает повторять это, пока взбирается по ступеням, а его ноша с каждым шагом становится все тяжелее и тяжелее:
– Разбудить мамочку – найти телефон; разбудить мамочку – найти телефон…
Добравшись до детской, Мэтти кладет Захарию в постель. Он продолжает говорить ему, что все будет хорошо, но брат не двигается, и Мэтти начинает паниковать. Он подходит к двери и открывает ее на пару дюймов. На стене видны отблески красного пламени, которое охватило лестницу, а в лицо ему ударяет волна жара. Теперь пожар разошелся в полную силу. Спуститься вниз просто невозможно.
Мэтти подбегает к окну, хотя и знает, что оно заперто. Папа для их безопасности запер все окна. Так что здесь тоже тупик – даже крикнуть в окно невозможно. А потом, неожиданно, все опять становится хорошо, потому что он видит папу – тот стоит на противоположной стороне улицы и смотрит на дом. Мэтти начинает колотить по стеклу: «Папочка! Папочка! Папочка!»
Папа поднимает глаза, и его лицо искажается ужасом. Мгновение он неподвижно стоит на месте, как будто окаменевший, а потом начинает двигаться к дому. Сначала – медленно, а потом – бегом. Но когда добирается до входной двери, в гостиной раздается взрыв, и осколки стекла и горящий мусор дождем сыплются на сад. Мэтти видит, как папа отступает, прикрывая руками лицо, а потом пламя подбирается к самому окну, и тот исчезает из виду.
– Я иду, папочка! – кричит ребенок. – Я уже иду!
Пустая надувная лодка подпрыгивает на волнах. Мы подходим к ней сбоку и привязываем ее к носу. Наверное, мы в доброй тысяче ярдов[111] от берега. Ни один нормальный человек не проплывет такое расстояние, даже если у него будет достаточно времени.