Дерзкие забавы Лорен Кристина
Я жду, что он будет хорошим мальчиком и подчинится, он ведь был весь вечер таким хорошим! Но меня ждет разочарование. Поднявшись, он тянет меня за руку и поднимает тоже, обнимая обеими руками за талию:
– Я не собираюсь трахать тебя на полу.
– Тогда зачем ты меня туда положил?!
– От нетерпения или, может быть, от неуклюжести.
Я смеюсь: в теле Финна нет ни одной неуклюжей косточки, зато в нем совершенно точно 206 косточек нетерпения.
Он ведет меня по коридору в спальню, даже не взглянув в сторону шкафа.
– Ты меня не свяжешь сегодня? – Он качает головой. – Но мне это нравится.
Я слышу, как он тихонько смеется:
– Мне тоже это нравится. Просто я не хочу делать это каждый раз, когда мы вместе.
– Тогда я буду хватать тебя руками везде, – говорю я, словно угрожая.
– В том и суть. – Он поворачивается, склоняется с поцелуем к моей шее и медленно вдыхает мой запах.
Опустив руку, я высвобождаю футболку из брюк:
– Значит, веревка на самом деле не для рабства. Это…
– Иногда да, – соглашается он тихо, присасываясь к жилке у меня на шее. – Мне нравится свобода, которую это дает мне, – касаться тебя так, как я хочу. Мне кажется, мы оба понимаем, что я люблю контролировать.
Я смеюсь, и мой смех тут же превращается в стон, когда его рука пробегает по моему плечу и опускается мне на грудь.
– Но мне нравятся еще и свидетельства.
Я закусываю губу, хмурясь, пока пытаюсь расстегнуть его ремень, брюки и стянуть их ему на бедра.
– Свидетельства?
Он не сводит глаз с моих губ, освобождаясь от одежды.
– Мне нравится оставлять следы. Нравится видеть, как ты возбуждена, смотреть, как ты утром ходишь по-другому, потому что я трахал тебя ночью так хорошо, что у тебя ноги подкашиваются, – Финн проводит языком по моему горлу, заставляя меня дрожать. – Помнишь, как ты выглядела в то утро, когда я увидел тебя в «Старбаксе»? Ты никогда не будешь выглядеть так после ночи со мной!
У меня перехватывает дыхание, когда он сильно присасывается к моему плечу, оставляя на коже засос.
– Мне нравится видеть, что я делаю с тобой, – продолжает он, – и особенно смотреть на тебя, потому что я понимаю, как сильно ты мне доверяешь. И то, что я могу доставить тебе такое удовольствие, сводит меня с ума. Веревка – это всего лишь очень удобное…
Он отрывается от моей шеи и целует мои губы, подбородок, щеку, а потом приникает к моему уху и шепчет:
– Очень удобное средство управления.
– О! О господи. – Я выгибаюсь, кожа у меня горит. Клянусь, если он коснется меня сейчас между ног, я просто взорвусь, как бомба. – Ты такой властный, – бормочу я, изгибая шею, чтобы ему было удобнее.
– Да, – соглашается он. – Именно так.
Не сводя с меня глаз, он осторожно укладывает меня на постель и нависает надо мной. Он кажется таким огромным в этой темной комнате, будто целая планета зависла над моей кроватью.
Медленно опустив голову к моей груди, он лижет мой сосок, посасывает и играет с моими грудями, пока верхушки их не набухают и не начинают ныть и гореть огнем.
– Например, вот так, – шепчет он, наклоняясь, чтобы лизать, и сосать, и зажимает сосок между губ, и моя кожа начинает поблескивать в сумраке комнаты. – Мне нравится, когда они твердые и мокрые…
Он снова наклоняется и кусает меня чуть ниже соска. Его зубы сжимаются все сильнее и сильнее, пока я не перестаю чувствовать что-либо еще, кроме этого давления, и острого наслаждения, и боли, боли, боли…
– Ай! – вскрикиваю я, и в ту секунду, когда мне кажется, что он сейчас прокусит меня до крови, он выпускает сосок изо рта и обводит языком место укуса, нежно целуя его.
– Приятно? – спрашивает он.
Я собираюсь ответить: «Черт, нет!» – но боль уходит, а на ее место приходит ощущение, которое нельзя сравнить ни с чем, что я испытывала до этого: ощущение горения и острейшего наслаждения одновременно. От укуса остается крошечный след, и у меня в груди рождается неутолимый голод. Я хочу, чтобы его рот вернулся туда, чтобы он сосал, и ласкал, и кусал меня снова.
– Еще, – выдавливаю я из себя.
Глаза Финна победно вспыхивают при виде моей реакции: руками я притягиваю его голову к своей груди, выгнувшись на постели дугой. И очень бережно он оставляет следы глубоких укусов по всей моей груди – вокруг сосков и сразу под ними, по бокам и на нежной поверхности ареол прямо под торчащими вверх сосками.
Он целует места укусов, облизывает и посасывает, пока моя кожа не становится влажной и не начинает поблескивать, и я еле сдерживаюсь, чтобы не кричать. Он поднимает мою руку и подводит ее к этим крошечным отметинам.
– Потрогай их, – предлагает он, проводя зубами от моего плеча к предплечью. – И скажи мне, что ты чувствуешь, когда я облизываю тебя.
Маленькие отметинки напоминают мне о следах от веревки, но они почему-то еще более интимны. Эти красные следы говорят о том, что и комната, и небо, и разбухшая луна за окном – всего лишь декорации для главного. Я принадлежу ему. Мое тело принадлежит ему.
Я не хочу, чтобы они исчезали, и он тоже этого не хочет, я уверена, потому что он возвращается к первому, снова устанавливая свою власть над моей кожей.
Мне нужно, чтобы его тело прижималось к моему, чтобы он продолжал, чтобы его дыхание касалось моих сосков, пока я не закричу, я хочу этого влажного, мягкого скольжения его языка по чувствительным местам от укусов. Я чувствую себя так, словно меня раскусили, пожевали и выплюнули, оставив сгорать от желания, такого сильного и глубокого, что я могу ощутить, как плавлюсь и растекаюсь под ним, готовая втянуть его в себя. Внутрь.
Он продолжает сосать, а руки его заняты другим, и вскоре я слышу, как шуршит обертка презерватива, слышу влажный звук, с которым смазанный лубрикантом презерватив растягивается по всей длине члена.
– Скажи мне, если будет слишком, – шепчет он, забираясь на меня и прижимаясь ко мне грудью, и входит в меня одним длинным, сильным движением.
Я кричу… или ругаюсь… или молюсь – не знаю. Моя плоть жаждет этого соприкосновения и в то же время боится его. Это восхитительная пытка. Места укусов пульсируют и горят, а моя грудь такая влажная, что Финн скользит по ней, со стонами двигаясь вперед-назад. О господи! От прикосновения волос на его груди моя грудь пылает и ноет, но одновременно это успокаивает и доставляет наслаждение, и, когда он поднимается, мне сразу нужно, чтобы он вернулся. Прижимая его к себе, я умоляю его: «быстрее… пожалуйста…»
– Скажи мне, что ты чувствуешь.
– Это… это… – Моя грудь пульсирует с каждым ударом сердца, и она так чувствительна, что, я уверена, он может просто провести языком по ее верхушке и…
Финн наклоняется и прижимает плоский язык прямо мне под соском и теребит его, а потом всасывает и начинает гонять во рту в том же ритме, в котором трахает меня. Я кричу, вцепившись в него.
Я чувствую, что я твоя.
Его язык охлаждает жжение, но заставляет меня выгибаться, заставляет меня умолять снова и снова, чтобы он двигался быстрее, чтобы его язык делал мою грудь еще более влажной, чтобы он…
Пожалуйста…
Пожалуйста…
Пожалуйста… заставил меня кончить.
Он стонет в меня, а я кричу под ним, задыхаясь. Звуки, которые он издает, похожи на смех и на мучительные стоны. В порыве он закидывает мои руки за голову, прижимая меня к постели, и трудится надо мной бедрами и губами, пока я мечусь под ним.
Я чувствую, как переполняюсь, взлетаю, кожа моя пылает и становится влажной, и потом я начинаю выкрикивать его имя, погружаясь все глубже в пучину невероятного, пульсирующего наслаждения, пока наконец не перестаю различать отдельные прикосновения. Есть только Финн на мне – и наслаждение, которое разливается внутри меня, и его хриплый довольный голос: «Да, вот оно. Вот оно. О черт, ты кончаешь. О черт».
Наверное, странно терять сознание, но это именно то, что он делает со мной: в такие моменты невероятного блаженства, когда я только-только кончила и он полностью растворяется во мне, все остальное в мире как будто перестает существовать. Звезды могут падать с небес, океан может выйти из берегов и затопить землю – я этого даже не замечу до тех пор, пока Финн двигает бедрами и гладит рукой мою ногу и туловище, а потом он тянется к моему подбородку, берет его в свою ладонь и говорит, что никогда ничего не хотел так, как меня.
НА САМОМ ДЕЛЕ даже если сегодня вечером случился бы конец света, я думаю, мы с Финном узнали бы об этом только утром. Финн вылезает из постели ровно на то время, которое требуется, чтобы снять презерватив и вернуться с влажной тряпкой, чтобы вытереть лубрикант с моей кожи, а потом проделать самые грязные штучки своим ртом у меня между ног.
Его язык ласкает меня, он вгрызается в меня зубами и рычит, как дикий зверь, разводит мне ноги в сторону, одной рукой удерживая мои бедра, и используя пальцы другой. Теперь я понимаю истинный смысл выражения «он ее съел». Он действительно пожирает меня.
А потом, не сводя глаз с моего тела, он вдруг скользит пальцем вниз и делает нечто настолько неожиданное, что только по тому, как я кричу и кончаю ему в рот с такой силой, с какой никогда не делала этого раньше, он может понять, что мне это нравится.
Финн целует внутреннюю поверхность моего бедра, ягодицы, пупок, хрипя: «Черт возьми».
Потом он переворачивает меня на кровати, спускает мои ноги на пол, чтобы я могла опираться о постель.
– Тебе все еще больно, развратная ты потаскушка? – спрашивает он тихонько, разрывая новую упаковку презервативов зубами.
Я поворачиваюсь и смотрю на него через плечо, с вызовом задрав подбородок:
– Нет.
– Хорошо.
Потому что, когда он располагается сзади и входит в меня так глубоко, что я падаю на кровать, я понимаю, что он собирается оттрахать меня очень жестко и очень грязно.
Это снова наш «Вегас»: дикий, одна его рука у меня на заднице, а другой он вцепился в мое бедро с такой силой, что я знаю – завтра я найду там крошечные синячки. Но только сейчас я понимаю, что такое «Вегас», чем он был для нас. Это не был его привычный «случайный секс», в котором Финн бывал властным и грубым. Это был Финн «несвязанный», Финн, который лежал рядом со мной – его прекрасной, идеально подходящей ему незнакомкой. Это теперь я понимаю, что с кем-то другим он был бы в ту первую ночь очень осторожным – неторопливые, мягкие слова, легкие движения бедер… но со мной он не мог быть таким.
Он мог быть только диким, потому что он чувствовал то же самое, что и я: это внезапное падение всех оков, когда встречаешь того, кто тебя освобождает.
Финн стягивает нас на пол, обняв рукой мою вспотевшую спину, и я чувствую, как его потная грудь прижимается к моей спине, когда он обвивается вокруг меня, входит в меня снова и немедленно начинает опять двигаться, плавно и быстро, своими огромными руками обхватив мои груди.
Он совершенно ненасытен на полу, у стены, снова на кровати – с моими ногами у него на плечах. Здесь, под его уверенными пальцами, я распадаюсь на части с криком, и его зубы впиваются мне в лодыжку. Я вижу, что он тоже близок к оргазму, но он замедляется, вцепившись в мою ногу.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – спрашиваю я, поглаживая ладонями его вспотевшую грудь и опуская ноги по бокам от него.
– Это так чертовски великолепно, – отвечает он, тяжело дыша и наклоняясь, чтобы поцеловать меня. – Я хочу кончить, но в то же время не хочу.
– Нам некуда торопиться, – мурлычу я, притягивая его к себе, чтобы вся его грудь прижималась к моей.
– Я уже почувствовал тебя без защиты, раньше… – признается он тихо. – Ты хоть понимаешь, насколько ты хороша без этого долбаного презерватива? Я не могу перестать думать о том, какой теплой и сладкой ты была…
Как же я могла забыть о том, что мы сделали в машине? Смесь тоски и тревоги омрачает на мгновение мои мысли.
– Как будто я пытаюсь трахать не тебя, а эту штуку, – смеется он мне в плечо и снова начинает двигаться. Я вспоминаю, каким он был теплым, каким нежным…
Я тоже хочу ощутить это снова. Я толкаю его в грудь так, что он отстраняется от меня, и тянусь, чтобы снять с него презерватив.
– Нет, Харлоу, я не имел в виду…
– Ш-ш-ш, я знаю, – говорю я, беря влажную салфетку с постели и используя ее для того, чтобы на этот раз вытереть его. – Иди сюда.
Я ложусь на спину, подтягиваю повыше его бедра, к самому своему лицу. При всем том, что он делал для меня, он ни разу не кончал вот так.
Расставив колени по бокам от меня, он осторожно проскальзывает между моих губ мне в рот.
– Мать твою… – стонет он, зажмуриваясь. – Ты меня просто убиваешь.
Сначала его движения осторожные, короткие, но потом он становится влажным и голодным и так плотно прижимается к моему языку, что мне ничего не остается, как только издавать отчаянные тихие постанывания, когда он продвигается все дальше. Ничего в мире я не хочу сейчас больше, чем смотреть, как он медленно начинает выгибаться, приподнимаясь, как его руки распластываются по стене над изголовьем кровати, а грудь ходит ходуном от прерывистого дыхания. Он выдыхает короткое: «Сейчас…»
Я приподнимаю руками его ягодицы, скольжу в середину, массируя обеими руками их и яички.
– Если будешь так делать, я кончу тебе в рот, – предупреждает он.
Я только сжимаю сильнее руки и еще сильнее начинаю сосать, а он выгибает спину, содрогается у меня на языке и кончает с самым сексуальным стоном, который мне не приходилось слышать в жизни. Он наваливается на меня, пот капает у него со лба на подушку у меня за головой, он смотрит на меня, ноздри у него раздуваются, а глаза горят, пока я вылизываю и целую его.
Медленно отстранившись, он садится на пятки надо мной, восстанавливая дыхание: «О боже…»
Его член тяжело покоится на моей груди, и я в лучшем случае чувствую себя так, словно меня переехали. Я обессиленная, потная, не способная пошевелиться и, вероятно, самая удовлетворенная женщина в истории сексуальных отношений.
Соскользнув с моего тела, Финн становится серьезным. Он внимательно осматривает мою грудь в тусклом свете уличного фонаря, льющемся из окна. Его пальцы пробегают по уже почти исчезнувшим следам укусов.
– Ты в порядке?
– Да.
Он опускается ниже, покрывая мою грудь частыми поцелуями.
– Мне было нужно это сегодня.
– Мне тоже это было нужно, – говорю я порывисто, делая очень глубокий выдох. – Страшно сказать, насколько.
– Тебе хорошо? – спрашивает он, поднимаясь надо мной в темноте. – Тебе нужно еще?
– Я прекрасно.
Он может опять? Черт побери.
Он наклоняется и целует кончик моего носа, как будто видит выражение моего лица в этой темноте:
– Да.
При всей своей внешней угрюмости и односложных ответах Финн удивительно щедрый любовник. Я в некотором роде потрясена открытием, что мое удовольствие значит для него больше, чем то, что он испытывает, когда я касаюсь его.
– Кто-нибудь говорил тебе, что ты чудо?
Я считаю, что это мои мультиоргазмы виноваты в том, что мой голос слегка дрожит, когда я говорю это.
Но, как и следовало ожидать, он целует меня между грудей: «Нет».
Он идет через комнату в ванную, чтобы попить воды.
– Что ж, тогда на заметку: ты чудо, Солнышко.
Когда он возвращается, матрас прогибается под его тяжестью и я чувствую, как его невероятно теплое тело проскальзывает сзади меня под одеяло. Он старается не толкнуть меня, но вытягивается вдоль моей спины, обвивает мощной рукой мою талию. Свою руку он кладет мне на живот с какой-то новой, захватывающей властностью. Мое дыхание выравнивается, и я наслаждаюсь этим ощущением, находясь на грани сна, где целый окружающий мир совершенен.
– Это ты… – шепчет он, а потом наклоняется и целует мои волосы.
Это ты.
И меня вдруг охватывает какое-то непостижимое шестое чувство. Я понимаю все то, что он имел в виду, когда произносил это. Хотя у него это заняло не так много времени.
– Я хочу, чтобы тебе было хорошо. – Он поворачивает меня лицом к себе и целует меня, а потом признается: – Я просто слишком дикий для тебя.
– Думаю, я это только что заметила, – шепчу я.
– Я имею в виду, – уточняет он, – что слишком сильно тебя люблю.
Я чувствую, как вся кровь в моем организме, вся, до последней капельки, собирается у меня в груди, давление и напряжение нарастают, а потом прорываются в мои конечности диким потоком адреналина и облегчения. И любви – такой огромной, что у меня кружится голова.
– Да? – спрашиваю я с улыбкой настолько глупой, что невольно чувствую облегчение при мысли, что он не может рассмотреть в темной комнате мое лицо.
Но его смех говорит мне, что я ошиблась и что он очень даже хорошо меня видит.
– Да.
Я умудряюсь сказать ему то же самое в ответ, смеясь под его властными, крепкими губами поверх моих.
Глава 12
Финн
Я НАЧИНАЮ ПРИВЫКАТЬ к этому положению: в постели, лежа на спине и глядя в потолок, в то время как в мозгу идет безостановочная работа.
Но сейчас место другое, и вместо теней от пальм на штукатурке надо мной здесь дрожащие блики от плафонов бассейна во дворе. Район у Харлоу тише, чем у Оливера: здесь нет подростков, собирающихся в гараже на углу, нет лающих соседских собак, нет машин, проносящихся мимо в течение всей ночи. Здесь так тихо и спокойно. Единственный звук, который я слышу, – это ее тихое, размеренное дыхание. И мне кажется: если прислушаться как следует, то я услышу океан, который находится в нескольких кварталах отсюда. Снаружи совершенно темно, и она крепко спит уже час, закинув ногу мне на бедро и прижимаясь практически всем своим обнаженным телом, каждым его сантиметром ко мне. Когда она шевелится во сне, она крепче вцепляется в простыню у меня на талии, от чего у меня возникает соблазн немедленно разбудить ее и снова довести до изнеможения.
Почти.
Я никогда не был особым говоруном. У меня никогда не было потребности облачать в слова все те мысли, которые приходили в голову, не было неловкости, заставляющей заполнять любую паузу в разговоре, как это делают некоторые люди. Мне кажется, что Харлоу как раз из тех, кто всегда направляет разговор в нужное русло и способен разговорить любого, даже самого неразговорчивого человека, но она никогда не пыталась сделать этого со мной. Она может переговорить и перехитрить почти любого, кого я знаю, и все же, когда мы вместе, она не возражает против моего молчания. Она позволяет мне быть собой.
Я думал, что мы знали, кем являемся друг для друга, но сейчас, под влиянием стресса и волнений последних нескольких недель, что-то изменилось. Я не ожидал такого поворота событий, но теперь, когда это произошло, я хочу, чтобы все было именно так. Прошлой ночью мы впервые признались друг другу во всем, но решили ли мы что-нибудь? Единственное, что я знаю точно, – я хочу ее.
Харлоу что-то бормочет во сне, и я поворачиваюсь к ней, убирая волосы с ее лица. Когда я так близко к ней, очень просто забыть обо всем – о куче счетов, ждущих на шхуне, о сломанном оборудовании и начале нового сезона, который все ближе и ближе с каждым днем.
Но черт, мне нужно ехать домой. Я оттягивал отъезд как мог, но я действительно там нужен. Я принадлежу этому месту и должен быть там. Но как же я могу сейчас уехать? Одна улыбка или остроумное замечание от нее – и все мои мысли как будто перестраиваются: неуместные, обычно эротические выходят на первый план, а все важные, правильные – о семье и ответственности – отступают в тень.
Я пытался игнорировать это. Пытался не замечать, как подпрыгивает у меня в груди сердце, когда я слышу ее имя. Всякий раз придумывал какие-то глупые оправдания, ловя себя на мысли о ней, о том, что она делает, волнуясь, все ли у нее в порядке.
Но больше я не могу этого делать. И не хочу.
Господи, да я никогда в жизни не думал столько о какой-либо женщине.
– Финн?
Я смотрю, как она моргает, просыпаясь.
– Я здесь, – успокаиваю я и целую ее висок, щеку, позволяя своей руке скользнуть вдоль ее тела и уместиться на ее бедре.
– Ты остался.
Это не вопрос. И я чувствую, что именно в этот момент она по-настоящему просыпается, понимая, что я все еще здесь, рядом с ней. Харлоу потягивается и забирается на меня сверху. Ее силуэт загораживает мне свет фонарей, который льется в темное окно, и теперь я не вижу ничего, кроме очертаний ее тела и розовеющих сосков, выделяющихся на коже.
– Я остался, поэтому готов снова трахнуть тебя, – говорю я, и она смеется.
На самом деле я удивлен не меньше, чем она, что остался. Я убеждал себя, что побуду до тех пор, пока она уснет, а потом, убедившись, что с ней все хорошо, отправлюсь к Оливеру. Такой у меня был план. Что ж, очевидно, что я лжец.
Она проводит рукой по моему животу, и мой член уже твердеет у нее между ног. Она покачивает бедрами, и я ощущаю, что она уже вся мокрая, когда скользит по мне.
– Выспалась? – спрашиваю я, беря в руки ее бедра.
Она кивает, медленно и сонно:
– Мне снился ты.
Я рисую большими пальцами маленькие круги вокруг ее подвздошных косточек и веду их дальше, к пупку:
– Что именно?
Она вращает бедрами более интенсивно, уже умышленно:
– Вот это.
С каждым легким движением она подталкивает головку моего члена все ближе, ближе, так близко, что он вот-вот скользнет внутрь. Без защиты.
– Осторожнее, – предупреждаю я ее, но довольно вяло.
Харлоу наклоняет голову вперед, кончики ее волос щекочут мне живот, грудь.
– Это так приятно, – говорит она, прерывисто дыша. – О… господи, как же это приятно…
Я понимаю, что должен взять контроль в свои руки, должен убрать, сдвинуть ее подальше от моего напряженного и возбужденного члена, но не могу себя заставить сделать это.
Еще чуть-чуть. Еще секундочку.
– Подожди, – начинаю я и шиплю сквозь зубы, когда чувствую нежное прикосновение ее клитора, теплого и скользкого. – Мне нужно кое-что надеть, солнышко.
– Хотя бы на секундочку? – просит она, вытягиваясь на мне. – О… вот так. Вот так…
– Да? – Я вцепляюсь в подушку у себя под головой и смотрю, как мой член исчезает снова и снова у нее между ног. – Черт, это такое безумие. Детка, что мы творим?
Но и произнося эти слова, я продолжаю поднимать бедра от кровати, помогая ей насаживаться на меня. Есть что-то необыкновенное в том, чтобы смотреть, как она использует меня вот так, использует мое тело, чтобы доставить себе удовольствие, и это лишает меня воли, туманит мой мозг, силящийся вспомнить, почему нам следует остановиться. Мы очень близко друг к другу, и я уверен, что мог бы кончить уже от одного этого, от того, как мы оба тремся друг о друга, словно пара подростков.
Харлоу откидывается назад, упираясь ладонями в мои бедра, и это легчайшее движение, крошечное изменение угла открывает ее, позволяя головке моего члена проскользнуть внутрь.
– О черт… – произношу я, крепче сжимая ее, чтобы она не шевелилась. Я весь в огне, весь сплошное желание и голод и знаю, что надо бы остановиться, но все мое естество протестует против этого.
Харлоу стонет и опускается чуть ниже:
– Ты хочешь, чтобы я остановилась?
Я киваю головой, но при этом произношу «нет». На самом деле я мог бы сейчас сказать очень много, но не уверен, что Харлоу обратила бы внимание на мои слова.
– Черт. Ты прав. – В голосе ее слышится боль. Она выпрямляется и начинает слезать с меня, но я хватаю ее за талию, останавливая:
– Боже. Подожди…
Я глубоко вздыхаю, внезапно заметив, что виски у меня мокрые от пота, а простыни прилипают к спине. Все мускулы у меня слишком напряжены, они как провода, готовые оборваться от малейшего давления. Ее тело сейчас как будто принадлежит мне.
– Дай мне только… почувствовать тебя. Всего на секундочку.
Я, видимо, в какой-то степени мазохист, а иначе зачем бы мне себя так мучить?
Кожа Харлоу теплая, а конечности еще тяжелые со сна, когда она опускается на меня. Мне ни за что не продержаться больше минуты – так она смотрит на меня: сонная и полная желания, и нас ничто не разделяет.
Мне требуется всего секунда, чтобы принять решение, а потом я переворачиваю нас обоих и скольжу между ее бедер. Она раздвигает ноги, сгибает колени и прижимает их ко мне по бокам.
– Я хочу только почувствовать тебя, – говорю я ей снова, стараясь не обращать внимание на страсть, с которой она кивает, на то, с каким нетерпением она соглашается со мной. Ее рот такой соблазнительный, губы влажные и полуоткрытые, и я вхожу, пробуя ее на вкус:
– Если ты хочешь, я могу вытащить.
Она выталкивает слова между короткими поцелуями, больше похожими на легкие покусывания.
– Ты можешь кончить на меня?
Есть несколько вещей в сексе, которые мне всегда хотелось попробовать, но я осмеливался на это только в своих мыслях – сексуальные действия, которые трудно осуществить в новых, еще неустойчивых отношениях. Мне хочется быть бесстыдным, грубым, немного грязным, хочется нарушать табу. Я хочу иметь Харлоу где только можно, хочу пробовать все, что она хочет, хочу видеть следы от веревки, и следы от моих зубов, и следы от шлепков на ее теле…
И мне нравится, что она хочет этого так же, как и я.
– Ты хочешь этого? – спрашиваю я, медленно продвигаясь вперед и почти рыча от наслаждения. – Ты хочешь увидеть это на своей коже?
Харлоу откидывает голову назад, пальцами вцепившись в простыню. Ее груди колышутся с каждым моим движением, кровать поскрипывает в темноте, и я мимоходом вспоминаю, что за дверью есть соседи – и сверху и снизу. Но единственное, о чем я сейчас могу по-настоящему думать, – это то, как она сжимает меня там, внутри себя, как ее кожа выглядит при лунном свете и какие восхитительные короткие стоны срываются с ее губ при каждом моем толчке.
Я слишком близко и слишком быстро, но не думаю, что это волнует кого-то из нас. Я чувствую, как огонек вспыхивает у меня внутри и пробегает вдоль позвоночника, разжигая пожар внизу живота. Мой член становится еще тверже, пальцы хватают ее бедра так крепко, что я начинаю опасаться, не найдет ли она завтра там синяки.
И потом Харлоу кончает, сжимаясь вокруг моего члена, и я буквально на волоске от того же самого, держусь из последних сил, сцепив зубы и напрягая все мышцы, чтобы оттянуть оргазм как можно дольше. Она задыхается, прижимается ко мне, вцепляется мне в грудь ногтями, ее руки скользят вдоль моего торса, пока я двигаюсь внутри нее. Со стоном я выхожу из нее, словно в тумане провожу рукой по члену, и мой оргазм уже совсем близко – так близко, что я не слышу ничего, кроме стука крови в ушах. Губы мои шепчут ее имя, и я жалею, что не догадался включить лампу, чтобы видеть ее лицо, когда я кончаю ей на живот, груди, шею.
Харлоу смотрит вниз, как я кончаю ей на кожу, проводит пальцем по сперме, обводя им сосок. Это движение инстинктивно, и оно очень соблазнительное… И я понимаю в эту секунду, что абсолютно, до изнеможения оттрахал эту девочку.
Я падаю на постель, мои конечности охвачены жаром, сердце стучит так сильно, что мне даже трудно вздохнуть, руки-ноги не слушаются.
– Ты останешься на ночь? – спрашивает Харлоу, и я чуть-чуть поднимаю голову, только чтобы посмотреть на нее.
– Да, хотя я обещал позавтракать с ребятами. Так что я не смогу остаться допоздна.
Харлоу зевает, тянется за футболкой, чтобы обтереться.
– Мне все равно надо будет забрать маму, – говорит она рассеянно. – Я разбужу тебя, когда буду уходить.
Я киваю, целую ее в подбородок, а потом в щеку, чувствуя, как горит под моими губами ее кожа.
– Я тебя люблю, – произносит она с закрывающимися глазами.
Уже больше чем три часа ночи, и я говорю в ответ:
– Я люблю тебя, – и прижимаю ее к себе покрепче, стараясь, чтобы мое тело приняло форму ее тела. Я так устал, но все же соображаю достаточно для того, чтобы понять: что-то тут не так. Просто сейчас я слишком хочу спать, чтобы понять, что именно.
ХАРЛОУ УХОДИТ РАНО и ярко, как и собиралась. Она будит меня поцелуями и приглашает принять душ. Я трахаю ее прямо у стены ванной, мы не успеваем даже понять, что происходит.
Утренний Сан-Диего пахнет океаном, солью и ветром и чем-то острым, и этот запах окутывает меня, словно старое одеяло. Этот запах так похож на то, как пахнет мой дом, что если закрыть глаза, то можно почти забыть, где я нахожусь, забыть, что на расстоянии сотни миль и целой жизни от того места, где мне следовало бы быть. И это слегка нервирует.
Или даже хуже? Ведь сколько раз это начинало казаться таким правильным, и сколько раз я начинал думать о том, чтобы вообще не уезжать.
Звонок от Колтона стал тем холодным душем, который уничтожил уютный мыльный пузырь под названием «Харлоу», где я наслаждался жизнью. Он с треском вернул меня в реальность.
Я написал ему сообщение после встречи с каналом «Приключения» – только короткое: «Все прошло хорошо, есть о чем поговорить, все расскажу потом». Но я не рассказал – ни в ту ночь, ни на следующее утро, надеясь, что если я буду тянуть достаточно долго, то само собой найдется решение, что нам, черт возьми, делать с нашей жизнью. И я до сих пор понятия не имею, что нам делать. Конечно, когда я звоню ему, включается автоответчик, потому что сейчас восемь утра и они, разумеется, на работе, и я обещаю позвонить ему попозже, вечером, и все объяснить. И вот теперь мне предстоит принять решение, что, мать его, я им скажу.
С одной стороны, я рад, что мои братья, очевидно, так заняты, что у них нет даже времени беспокоиться из-за встречи или осознать, что вообще-то я как будто избегаю обсуждения этой темы. Я никогда в жизни не был таким безответственным.
Подпишем ли мы контракт? Или не подпишем? Сроки и условия, которые они предлагают, отличные, деньги – дар божий. Но… это все изменит. Все будет иначе: как мы живем, как люди смотрят на нас, как мы воспринимаем сами себя и как же Харлоу? Как вообще с этим быть? До недавнего времени я и не думал ни о каких потенциальных отношениях. Но сейчас, черт, это важно. Если я не оставлю наш бизнес и семью, у меня не будет возможности постоянно бывать в Калифорнии. И если у Харлоу не припрятан очередной сюрприз за пазухой, она не переедет в Ванкувер в ближайшее время.
Харлоу на палубе нашей потрепанной шхуны – это зрелище, пожалуй, я и не готов наблюдать.
Уверен, что мне стало бы лучше, если бы я поговорил с Анселем и Оливером. И я чувствую себя немножко виноватым за то, что не рассказал им о происходящем. На самом деле в последнее время я виделся с ними гораздо реже, чем мне бы хотелось, поэтому я плутаю по узким улочкам района Газовых фонарей и параллельно присматриваю место, чтобы припарковать свой огромный грузовик и пойти на завтрак вместе с ними. Тротуары в этот ранний утренний час почти пустынны, на улицах встречаются только фуры с продуктами и отдельные приверженцы здорового образа жизни, совершающие утреннюю пробежку. Я замечаю видавшую виды машину Оливера, повернув на Пятую по направлению к «Мериджейн». Оба моих друга сидят в кабинке в дальнем углу, стенки которой увешаны постерами Мика Джаггера, а телевизор чуть в сторонке показывает музыкальный канал.
– Дамы, – говорю я и усаживаюсь рядом с Анселем. – Сегодня великолепная погода.
– Финн, – отвечает Ансель, берет кружку, стоящую передо мной, и наполняет ее горячим кофе из кофейника, который любезно оставлен официанткой. – Мы сделали за тебя заказ. Я выбрал самые мужские блюда из меню.
Я смеюсь:
– Благодарю.
Оливер сидит прямо напротив меня:
– Сегодня утром ты даже не выглядишь таким угрюмым, как обычно. Кому мы должны быть за это благодарными?
– И тебе тоже доброе утро, Оллс.
Читать бесплатно другие книги:
