Дерзкие забавы Лорен Кристина
– Ага. Который раз я отмываю этот гребаный сортир! И всегда это «Чудо-Женщина».
Харлоу встает, и я немедленно ощущаю пустоту, а ведь только что ее теплая кожа была у меня под пальцами. Когда Оливер кивает, она спрашивает:
– То есть вы хотите сказать, что люди заходят туда и?..
Оливер снова кивает, берет пустую коробку и степлером заталкивает пачку комиксов внутрь.
– Неужели ничего святого нет?
Харлоу наклоняется и заглядывает в коробку:
– Что ж, я бы сказала… Их можно понять и простить.
Она смотрит на три пары огромных, как блюдца, глаз, уставившихся на нее, и на наши отвисшие челюсти.
– Их можно понять и простить за?.. – начинает Не-Джо и сопровождает свой вопрос соответствующим жестом.
– О, да ладно. – Она тянется к полке и снимает оттуда нераспечатанный, обернутый в пленку экземпляр комикса о «Чудо-Женщине». На обложке этого номера Чудо-Женщина сидит верхом на огромном морском коньке, ее лассо лихо закручено в воздухе у нее над головой, в то время как мужчина на каком-то судне пытается в нее выстрелить. Все это, судя по всему, происходит под водой, хотя я не очень понимаю, как можно заарканить кого-либо с помощью лассо всего в нескольких футах от океанского дня и как лазер (или что там?) может работать в таких условиях.
– Только посмотрите на нее! – продолжает Харлоу. – Да даже я провела бы некоторое время наедине с принцессой Дианой.
– Ты знаешь, что ее настоящее имя – принцесса Диана?! – спрашивает Оливер, и, клянусь Богом, он сейчас похож на собаку, которого хозяин только что позвал на крыльцо ужинать.
Она пожимает плечами в ответ:
– Конечно, знаю.
Глядя на меня сверкающими глазами, Оливер заявляет:
– Финн, если ты не женишься на этой женщине еще раз, на ней женюсь я!
ХАРЛОУ УХОДИТ через несколько минут, поцеловав каждого из нас в щечку, и я делаю вид, что меня нисколько не задевает, что она поцеловала нас всех троих одинаково. Вслед за ней ухожу и я, договорившись встретиться с Оливером вечером. Я выбираю долгую дорогу до дома, решив, что поездка через гавань доставит мне удовольствие, а потом вспоминаю, что у меня в телефоне так и висят непрочитанное сообщение и пропущенный звонок от Колтона.
Судя по всему, Харлоу отлично умеет отвлекать даже тогда, когда мы не занимаемся сексом.
В конце концов большую часть дня я провожу за рулем, катаясь вдоль побережья, и возвращаюсь домой уже после заката, всего за полчаса до Оливера. Залезаю в холодильник и ящики, достаю упаковку пасты и овощи. Телефон смотрит на меня со стола, куда я его положил.
Я делаю все, чтобы не смотреть на него: начинаю готовить и разбираю посудомойку. Включаю телевизор, даже иду к почтовому ящику Оливера, надеясь, что свежий воздух прочистит мне мозги. Не помогает.
Не в силах больше справляться с собственным раздражением, я бросаю конверты с почтой на стол и беру телефон в руки, решив, что пришло время быть мужчиной и посмотреть правде в глаза, ведь там могут быть и хорошие новости, убеждаю я себя. Мой брат звонил бы и звонил, если бы все было действительно так уж плохо, верно ведь?
Для начала я проверяю почту. Там письмо из банка, какое-то глупое видео от Анселя и письмо, подтверждающее мою встречу в Л-А в понедельник в 10:00. При виде последнего я чувствую изжогу и ничего не могу поделать с этим.
Наконец я перехожу к сообщениям и открываю новое сообщение от Колтона.
«Мы в жопе, – говорится в нем. – Мы абсолютно, по-королевски ОБЛАЖАЛИСЬ. Я пошел напиваться».
КУХНЯ полна пара от кастрюли, в которой уже переварилась паста, когда хлопает входная дверь:
– Милый! Я дома!
Я мечусь между столом и мойкой, в желудке все переворачивается, когда я слышу, как Оливер кладет ключи и сбрасывает ботинки у двери.
Колтон не ответил, когда я попытался позвонить ему, а вот Леви ответил. Как и было сказано в сообщении, Колтон ушел куда-то пить и, скорее всего, бездумно трахаться с одной из своих бесконечных заек, что объясняет, почему он даже не пытался позвонить мне еще хотя бы раз.
По словам Леви, у первого двигателя сломан поршень и повреждения настолько серьезные, что пробит корпус двигателя и он не подлежит восстановлению. Что еще хуже, от повышенной нагрузки во втором двигателе полно металлических опилок в масле, а это значит, что у нас всего пара недель в запасе до того момента, как он окончательно сломается. Несколько дней назад мы понимали, что находимся в заднице, но считали, что сможем дотянуть до конца сезона. Теперь же мы понимаем, что, по меткому выражению Колтона, мы облажались по-королевски. Мы вложили все до последнего пенни в этот семейный бизнес, и у нас нет доходов, а имеющихся средств не хватит даже на то, чтобы покрыть текущие расходы в ближайшие полгода. Мы не можем спустить корабль на воду, пока не починим его, и я понятия не имею, как нам из всего этого вылезать.
Оливер проходит через комнату, уменьшает огонь на плите и подходит к раковине, чтобы помыть руки.
– Ты в порядке, дружище? – спрашивает он, глядя на меня с подозрением.
– Да. Просто… испортил ужин.
У меня с языка рвутся слова: я в заднице, мое будущее и будущее моей семьи только что сгорело дотла и, о, кстати, как дела в магазине?
Нет, я не могу этого сделать.
Но я понимаю, что мне нужно выговориться, нужно, чтобы кто-то выслушал меня, чтобы я мог озвучить, что происходит, и чтобы кто-нибудь сказал мне, что все не так плохо, как кажется, что все как-то уладится и будет хорошо. То есть на самом деле мне нужно, чтобы кто-нибудь мне соврал.
Обычно с этой работой лучше всех справляется Ансель. Он до идиотизма оптимистичен и умеет каким-то образом толковать все удары судьбы как везение и шанс на лучшее. К сожалению, он сейчас в другой стране, и я просто никак не могу позвонить ему и нагрузить своими проблемами, зная, как мало у него свободного времени, – он отпадает.
Перри – второе, что приходит на ум, потому что ей всегда скучно и она всегда была благодарным слушателем. Но, господи Иисусе, я не могу. Я знаю, что не должен вставать ни на чью сторону, но даже я зол на нее за то, что она сделала с Анселем и Миа, и никто из нас с ней с тех пор в общем-то не разговаривает – она тоже отпадает.
У Оливера дел по горло с новым магазином, он и так целый день на ногах. Последнее, что ему сейчас нужно, – это я с разговорами о том, как мой бизнес идет ко дну, в то время как его вроде как идет в гору. И если честно, я и не хочу рассказывать обо всем никому из них. Не потому, что я думаю, что не дождусь от них сочувствия, а потому, что не хочу их беспокоить и волновать. Не хочу, чтобы они знали, как все на самом деле плохо.
Не обращая внимания на мое психическое состояние, Оливер пересекает кухню и достает доску из ящика.
– Итак, ты и Харлоу… – начинает он, беря нож.
– Харлоу? – произношу я, отвлекаясь от собственных мыслей, и ее имя звучит немного резче, чем надо бы. – Между мной и Харлоу ничего нет.
– Разумеется, ничего нет. Я просто заметил, как уютно вы оба себя чувствовали сегодня рядышком.
Даже несмотря на все происходящее, я старательно закатываю глаза.
– Да она заноза в заднице, – восклицаю я, и это такая ложь! От большинства женщин, как только утрачивается ощущение новизны и как только ты привыкаешь к хорошенькой мордашке, ты готов двигаться дальше. А с Харлоу?.. Она нравится мне все больше и больше с каждым нашим разговором.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке?
Я поворачиваюсь к Оливеру и вижу, что он пристально на меня смотрит.
– Да, а почему, собственно, нет?
Он пожимает плечами и как будто хочет придушить меня, но потом моргает, решительное выражение на лице исчезает, и я даже начинаю сомневаться, не показалось ли мне.
– Не знаю, правда. Просто… ты ведь так и не сказал мне, что ты тут делаешь. Дома все хорошо?
– Отлично. Я просто приехал встретиться с инвесторами. Думаем кое-что усовершенствовать, когда закончится сезон.
Я вижу, как на его лице появляется облегчение.
– Финн, это здорово. Посмотри на нас, посмотри на нашу жизнь. Все, мать твою, пошли в гору, дружище.
Это точно.
Я моргаю, глядя в окно. Есть только один человек, с которым я хочу сейчас разговаривать.
– Слушай, – говорю я, выключая плиту. – Я тут вспомнил… Я обещал отцу позвонить сегодня вечером. Ничего, если ты поешь без меня?
Даже если Оливеру это неприятно, он достаточно хороший друг, чтобы не подать вида.
– Да, конечно. Думаю, я позвоню Лоле. Посмотрим, может, она захочет присоединиться. Как ты думаешь, ты вернешься сегодня?
Я хватаю бумажник с кухонного стола и сую его в задний карман:
– Не уверен. Ты просто оставь мне тарелку, а я разогрею, когда вернусь. Мне действительно очень нужно позвонить.
Оливер кивает и достает тарелку для себя, а потом машет мне.
Я хватаюсь за телефон как за спасательный круг, как только оказываюсь за дверью.
Глава 7
Харлоу
Я МОЮ ПОЛ. Почему, если уборщица только сегодня была в доме моих родителей, я мою их пол? Потому что я не способна сосредоточиться даже на самой простой задаче и вывалила на плитку целую кастрюлю энчилады.
Входит папа, смотрит на меня, на мои рваные джинсы и его старую фланелевую рубашку, которую я нацепила, на покрытую красным соусом швабру и капли соуса на белой плитке – и ничего не говорит. Он просто проходит к холодильнику, открывает его, вынимает йогурт для мамы и целует меня в голову на обратном пути.
Я принимаю несколько решений в последующие двадцать секунд.
Первое: мне нужна другая работа.
Шанс, что мне предложат работу на полную ставку в NBC с января, когда заканчивается срок моей стажировки, есть, но минимальный, а разговор с Финном о моей сегодняшней ситуации заставил меня понять, что я просто бегаю по кругу в колесе. Я совершенно бесполезная и не могу уважать себя, потому что ни одна уважающая себя женщина в двадцать первом веке не будет работать двенадцать часов в неделю, если у нее нет еще другой работы.
Второе: я не могу трахаться с Финном, но и проводить каждую свободную секунду в доме родителей тоже не могу. Болезнь делает человека жалким, и это очень интимная вещь. Мама не хочет, чтобы мы заботились о ней, а если все-таки ей нужна чья-то забота, то это забота папы. Пришло время обрезать пуповину.
Третье, и возможно, самое главное: я должна придумать, что буду готовить на ужин теперь, после того как я испачкала своим планом А всю кухню.
Встав на карачки, я выскребаю остатки соуса из швов между плитками, и тут мой телефон на столе пиликает, сообщая, что пришло сообщение с незнакомого мне номера:
Не хочешь выпить пару пива?
Я прищуриваюсь, смотрю на экран в сгущающихся сумерках и печатаю в ответ:
– Кто это?
– Парень, о котором ты только что фантазировала.
– Полковник Сандерс?!
Следует немедленный ответ:
– Попробуй еще раз.
Я, хихикая, печатаю:
– Этан?
Нажимаю «отправить» и тут же печатаю вслед:
– Нет! Джейк! Прости!
Ответ Финна приходит примерно минуту спустя:
– Смешно.
Мы с Финном обменялись номерами в Вегасе около трех месяцев назад, и я чувствую странное сожаление, что мы никогда раньше не использовали их.
– Мы пойдем в бар для дровосеков? – спрашиваю я.
– Думаю, ты хотела сказать: для рыбаков.
– Как бы то ни было, я впечатлена, что ты умеешь писать! – отвечаю я.
Осмотрев себя и свой прикид, я сначала вздрагиваю, а потом решаю: к черту.
– И что прекрасно, я как раз одета как ты.
– Я заеду через двадцать минут.
Я бегу наверх, целую родителей на прощание и выскакиваю из дома, прыгаю в машину и очень надеюсь, что успею домой раньше Финна. Почему-то мне не хочется, чтобы он знал, что я была не дома. Может быть, потому, что, к моему изумлению, Финн Робертс сейчас мне как нельзя более кстати. Я чувствую себя лучше, даже просто находясь с ним рядом, и в очень большой степени это из-за того, что он не спрашивает меня все время: «Как ты? Как мама? Держитесь!»
Она боец.
Она такая красивая.
Такая молодая.
Не представляю, каково тебе сейчас.
Странно, что Финн как раз единственный, кто, наверное, может действительно представить, каково нам сейчас, и для меня большое облегчение, что он не упоминает об этом, когда я рядом с ним.
Я добираюсь домой рекордно быстро: отсутствие пробок играет мне на руку. У меня даже есть шанс переодеться, но я не заморачиваюсь: раз мы больше не трахаемся, можно не прихорашиваться.
Он такой джентльмен, что пишет мне сообщение с парковки, что приехал, и я нахожу его грузовик и запрыгиваю внутрь.
– Я забыл, как ехать к Фреду, – произносит он вместо приветствия.
– Привет, – пристегнувшись, говорю я. – Поверни направо на проспект и потом налево на Драйпер.
– Ага. – Он выезжает с парковки и следует моим указаниям. – Думаю, там я уже вспомню.
– Особенно если учесть, что бар находится на Драйпер, – замечаю я с ехидной улыбочкой.
Но он не улыбается в ответ. Финн вообще погружен в свои мысли. Он включил радио, на волне NPR, поэтому вместо беседы мы слушаем повтор интервью Терри Гросса с Хоакин Феникс. Он барабанит пальцами по рулю, когда мы стоим на красный, смотрит в свое окно, отвернувшись от меня.
– Эти отношения без секса так стимулируют! Я суперрада, что мы все еще можем так классно общаться. – Я наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть ему в лицо, но не вижу даже тени улыбки.
– Я просто хотел немного прогуляться, – бормочет он загадочно.
Оливер живет в квартале от пляжа, Финн мог легко прогуляться или сделать еще кучу разных вещей, вместо того чтобы приглашать меня к Фреду, где мы были всего несколько дней назад. Он паркуется перед баром и подходит к моей двери, как всегда машет рукой, чтобы я шла вперед. Мистер Фурли окликает меня, когда входим, одновременно приказывая Кайлу выгнать каких-то «крысозадых юнцов из кабинки Харлоу».
– Как они вообще посмели? – шутливо шиплю я ему.
– Нынешние дети, – объясняет он, протирая стойку. – Бунтарские маленькие задницы. Как Мэделин?
– Она держится. – Я перегибаюсь через стойку и целую его щетинистую щеку, а потом сползаю, ухватив две бутылки пива, которые он дает мне. И изображаю для него Богарта: «Пасиб, шо-о-олнышко».
Вручив одну бутылку Финну, я делаю ему знак идти за мной в наш угол, там стряхиваю со стола несколько ореховых скорлупок и сажусь за столик.
– Ты точно можешь крутить им как хочешь? – сомневается Финн, протискиваясь вслед за мной и оглядываясь на мистера Фурли, стоящего за стойкой.
– Да, он самый лучший.
Я делаю большой глоток пива и смотрю, как Финн делает то же самое. Боже, как я люблю эту шею. Загорелая, мощная, и эта темная щетина, пока еще только пробивающаяся и темнеющая на его щеках и вниз, к подбородку… Я прочищаю горло. Никакого секса.
– Так что случилось?
Финн пожимает плечами и утыкается взглядом в ближайший к нам телевизор, по которому показывают игру «Падрес».
Поначалу молчание вполне комфортно: у меня есть мое пиво, у него есть его. У него есть «Падрес», у меня – парочка восхитительных пожилых придурков, лихо отплясывающих на танцполе. Но когда старички уходят за свой столик, я чувствую, как молчание начинает давить. Не думаю, что Финн позвал меня сюда, чтобы сидеть и смотреть бейсбол в одиночестве.
– Итак, Оливер сегодня работает допоздна? – Он, кажется, даже не слышит меня. – Не хочешь, чтобы я заказала нам чего-нибудь поесть? Я умираю с голоду.
И снова он совершенно не реагирует, полностью погрузившись в свои мысли. Музыка довольно громкая, но ведь и я не шепчу. Да ладно, я никогда не шепчу!
– Я думаю пойти к пульту и посмотреть, не хочет ли Кайли немного подурачиться на танцполе со мной.
Ничего.
– Может быть, трахну его на барной стойке. Или, может быть, немного развлечемся в задней комнате. – Я наклоняюсь к нему. Разумеется, задняя комната – это эвфемизм.
– Эй, ладно. – Тут Финн отрывает наконец взгляд от телевизора.
Наконец-то реакция.
– Хорошо. Что происходит? – спрашиваю я. – Если ты хотел молча попить пива, ты мог бы взять с собой Оливера.
– Я просто хотел подумать.
– И это ты тоже мог сделать в одиночестве. Или во время пробежки по пляжу. Так что ты явно хотел о чем-то поговорить. Так что тебе нужно – дружеский совет или жилетка для плача? – Финн смотрит на меня так, словно не понимает, о чем я говорю. – Я нужна тебе для того, чтобы помочь что-то обдумать? – уточняю я. – Или тебе просто нужно выговориться, чтобы тебя не перебивали?
– А ты так можешь? – спрашивает он.
Я делаю честное лицо:
– На самом деле да.
Финн встает из-за стола и поднимает руку, когда я начинаю возражать.
– Я все объясню. Я хочу выговориться, чтобы меня не перебивали. Но сначала мне нужно еще одно пиво. Или три.
Он делает несколько шагов, и я окликаю его:
– Пусть мистер Фурли даст мне пирожков.
ФИНН ПОЧТИ приканчивает второе пиво, когда наконец начинает говорить:
– Когда я сказал, что приехал сюда по делу, я сказал правду. Знаю, это звучит довольно странно, ведь весь мой маленький бизнес находится в Ванкувере.
Я киваю, испытывая странное головокружение при мысли, что наконец узнаю, почему Финн так долго остается в Сан-Диего. Я чувствую что-то вроде гордости, ведь именно мне он решил рассказать об этом, но совершенно этого не показываю. Я чемпион по умению делать невозмутимое лицо.
– Но это не легкий бизнес, это такой бизнес, когда, если у тебя выдался неудачный год, о’кей, ты можешь покрыть убытки за счет следующего. Но если у тебя выдалось два неудачных года, то все уже гораздо хуже. А несколько неудачных лет и приход крупных коммерческих предприятий… А потом лодки надо чинить… – Он проводит ладонью по лицу и делает большой глоток пива, допивая вторую бутылку, а потом выдавливает из себя тихое: – Да, вот так.
Голова у меня внезапно перестает кружиться. Я могу поспорить, что он не собирается рассказывать мне о специфике своего бизнеса, и на самом деле это даже хорошо, потому что я понимаю, что могла бы быть ему полезной в этом смысле не больше, чем Кайл-диджей. Но я молчу – не столько из-за своей некомпетентности, сколько скорее потому, что понимаю: он не закончил. И я по-прежнему понятия не имею, почему он здесь.
– Не так давно – не знаю, может быть месяц назад, – нам позвонили одни ребята, сказали, что у них есть идея для… – Он замолкает и смотрит на меня. – Для шоу.
– Типа программа о рыбалке? – спрашиваю я.
Улыбнувшись, он говорит:
– Нет. Типа телевизионное шоу.
Ох.
Ох.
Я наклоняюсь вперед, поставив локти на стол:
– А говоря «одни ребята», ты имеешь в виду…
Он моргает:
– Канал «Приключения».
Я чувствую, как мои глаза расширяются:
– Черт побери, Финн. Они хотят делать шоу о вашем семейном бизнесе?
– Они хотят меня, папу, Колта и Леви – всех парней Робертс.
– И ты здесь, чтобы заключить договор? – догадываюсь я. Канал «Приключения» огромный. У Финна подходящие для телевидения лицо и фигура, но… он ведь совсем не белый и пушистый.
Он качает головой и говорит:
– Нет. Понимаешь, одна из наших маленьких лодок сломалась давно, но пока не вышла из строя «Линда», наша самая большая лодка, я вообще не рассматривал это предложение всерьез. Я приехал сюда только потому, что оба мои брата этого хотят, а я не чувствую себя вправе принимать решение единолично, не взвесив предварительно все за и против.
Он снова потирает лицо ладонью:
– Но час назад я узнал, что «Линда» тоже вышла из строя. Я имею в виду совсем. У нас всего пять тысяч на счете в банке, а на ремонт нужно минимум сто тысяч. А может быть, и двести.
Глядя на меня, он произносит:
– И теперь я должен либо согласиться на это шоу, либо совсем потерять наш бизнес. А я не хочу, Харлоу. Это же будет цирк какой-то.
– Ты разговаривал с телевизионщиками до приезда сюда?
– Всего пару писем получил. Я приехал заранее из-за открытия магазина Оливера, а еще Колтон переживал, что у меня будет инфаркт, как у отца, и хотел меня убрать из города. – Он посмотрел на меня. – Я скоро встречаюсь с ними лично. И они прислали мне рекламные материалы.
Мой желудок сжимается при мысли, что у Финна может случиться инфаркт, но при виде его растерянной и смущенной физиономии, когда он упоминает о рекламных материалах, я не могу удержаться от улыбки:
– Рекламные материалы, говоришь? Я должна это увидеть.
С гримасой он лезет в задний карман и вытягивает оттуда бумажник. Выуживает из него глянцевую фотографию 8 на 10: семья сидит в лодке, спущенной на воду.
– Это вот одна из тех фотографий, что они прислали, – он протягивает ее мне. – А еще они сделали логотип и футболки.
Ого. – Я не свожу глаз с фотографии.
Свет выставлен профессионально, цвета яркие. И каждый мужчина на фото являет собой образец сочетания грубости и шика. Это экстремальная рыбацкая версия гламурного каталога JCPenney. Он вырывает фото у меня из рук:
– Ладно, хватит.
Я силой отбираю ее, не давая ему убрать ее обратно в бумажник.
– Так, значит, это твои братья, угу?
– Да.
Финн в центре, между отцом и младшим братом Леви с одной стороны и средним братом, Колтоном, с другой. Понятно, что им всем были даны задания: отец Финна выглядит доброжелательно и расслабленно, Леви сияет, как открытая книга, а Колтон сексуальным взглядом соблазняет камеру. Финн выглядит задумчивым и уставшим от жизни. Все четверо мужчин на этом фото невероятно, до неприличия красивы.
– Что ж, спасибо тебе. Теперь мне придется идти домой и мастурбировать весь вечер.
– Знаешь, если бы это сказал парень, это прозвучало бы суперотвратительно.
– О, прости, Пуделек. Сексуальные двойные стандарты заставляют тебя испытывать недовольство?
Он сухо смеется.
– Какая же ты заноза в заднице, Рыжик!
– Итак, канал «Приключения» хочет делать с вами реалити-шоу.
– Нет. Речь идет о глубоком проникновении в нашу жизнь рыбаков и…
– Это так написано на задней стороне этого гламурного фото? – Я переворачиваю снимок, притворяясь, что ищу надпись.
– Харлоу.
– Финн! – Я снова переворачиваю фотографию и показываю его ему: – Посмотри на этих ребят. Тебе сколько? Тридцать два?
– Да.
– А сколько Колтону?
– Двадцать девять.
– А Леви?
Он вздыхает, явно понимая, к чему я клоню:
– Двадцать четыре.
– Я готова поспорить, что в контракте, который они вам показывали, был пункт о том, что у вас не должно быть постоянных отношений на момент начала съемок.
Его глаза расширяются:
– Как ты узнала?
– Шутишь? Моя мама получала приглашения в реалити-шоу несколько раз. И они всегда делают что-то про отношения. Так не думаешь ли ты, что это будет шоу о том, как вы красиво напрягаете бицепсы в лодке, а потом снимаете футболки и трахаете студенточек?
– Ты не помогаешь. Я еще больше теперь не хочу этого делать. – Он забирает несколько картошин с моей тарелки. – Но мои братья думают, что это будет веселое приключение. Они как будто не понимают, что это изменит нашу жизнь. Колт и так спит со всеми подряд. А Леви… Клянусь, мне кажется, он девственник.
Я смотрю на красавчика со светлыми волосами на фотографии:
– Да ладно, ты гонишь. Если этот парень не трахается налево и направо, то на свете нет ни Бога, ни Санты, ни Пасхального кролика.
Он отмахивается от меня:
– Ну не важно. Не думаю, что мы годимся для телевидения.
Его аргумент настолько слаб, что даже он это понимает. Он вздрагивает, когда я издаю сдавленный смешок.
– Ты шутишь, да? – спрашиваю я. – Сексуальный парень, парень-девственник и самый сексуальный старший брат, который явно слишком занят для любви? Да это эротическая мечта любого телевизионного продюсера! Это шоу само просится на экран!
Как будто смягчившись, он говорит спокойно: