Предчувствие чуда Пэтчетт Энн

– Я вынуждена просить, чтобы вы немедленно прекратили дискуссию, – заявила она с неожиданной решительностью. – Доктор Свенсон, вам это не полезно. Присядьте, пожалуйста. Спор окончен.

Воцарившуюся в лаборатории тишину нарушил неожиданный хрип. Анника Свенсон пыталась отдышаться. Доктор Буди не просто так советовала ей успокоиться. Профессор тяжело опустилась на стул и поставила на ящик отекшие ноги. Нэнси Сатурн принесла ей стакан воды, но доктор Свенсон отмахнулась. Потом опять заговорила, но уже спокойнее:

– Мистер Фокс, вы можете посмотреть все записи, какие хотите, и убедиться, что работа идет правильным курсом. Сатурны вам все покажут и расскажут. Завтра, когда рассветет, доктор Буди отведет вас к мар-тинам, а после этого вы сядете в лодку и вернетесь в Манаус. Вот все гостеприимство, на какое я способна.

– Доктор Сингх поедет с нами, – объявил мистер Фокс.

То было не проявление нежных чувств, а встречное предложение в начавшихся переговорах.

Доктор Свенсон отрезала:

– Об этом и речи быть не может. Доктор Сингх согласилась остаться тут, пока я не рожу ребенка. – Она положила на живот отекшие руки. – У меня для вас большой сюрприз, мистер Фокс. Мне семьдесят три года, и я беременна. Если утром вы не поленитесь приглядеться к жителям деревни, то увидите, что я не одна такая. Мы очень близки к тому, чтобы представить вам искомый препарат. Если только, конечно, вы сможете обуздать свою тягу к разрушению. Я держу свое слово и рассчитываю на то, что вы сдержите свое.

Мистер Фокс на мгновение потерялся. Он пропустил и опыты на мышах, и испытания на более развитых млекопитающих, и расчеты первой эффективной дозы, и исследования последствий передозировки. Мистер Фокс не видел ни одного отчета по предварительным оценкам успешности препарата – и вот перед ним стоял шестимесячный результат первых испытаний на человеке. Но когда глава «Фогеля» переварил наконец обрушившуюся на него информацию, его лицо озарилось нежностью, удивлением и радостью – как и тридцать пять лет назад, когда его жена Мэри сообщила мистеру Фоксу такую же новость. Он осторожно подошел к доктору Свенсон и мягко спросил:

– Сколько уже?

– Почти семь месяцев.

– У меня нет квалификации, чтобы делать кесарево сечение, – заявила Марина. – Я уже говорила вам. Вы должны рожать в больнице.

– С доктором Сингх мне комфортнее, – сказала доктор Свенсон. – На этом этапе мы не можем позволить себе никаких утечек информации. Я не могу ехать в город и там рожать! Я уже видела несколько раз, как оперирует доктор Сингх. Она превосходно справляется. У меня нет никаких сомнений в ее квалификации.

Хотя Марина и научилась перечить доктору Свен-сон в разговоре с глазу на глаз, повторить этот номер на публике она не осмелилась. Не могла же она заявить, что комплименты доктора Свенсон – не более чем ловушка.

– Мы можем привезти специалиста из Рио, – сказал мистер Фокс. – А если хотите, то из Джона Хопкинса. – Он уже забыл о мучительном плавании, о миссис Бовендер, о хуммокка. Препарат работал – вот все, что требовалось узнать. Шефа уже не интересовали ни записи, ни деревья, ни Марина. Он мог спокойно возвращаться в Манаус.

– Я уже сказала, чего хочу. Доктора Сингх я учила сама, поэтому оставьте ее здесь еще ненадолго.

– Хорошо, – ответил мистер Фокс.

Марина раскрыла рот, но доктор Свенсон опередила ее:

– Доктор Буди права, мне нужно отдохнуть. Доктор Сингх, проводите меня до хижины. На сегодня с меня хватит.

Она протянула Марине руку. Кожа между пальцами потрескалась и кровоточила. Когда они уходили, мистер Фокс дотронулся до плеча доктора Свенсон; та милостиво кивнула в ответ.

Под покровом испещренной звездами амазонской ночи Марина нарушила молчание.

– Я уже сказала вам, что не намерена оставаться, – раздраженно прошептала она сквозь шорох крылышек насекомых и бесконечные рулады лягушек. – Вы думаете, что можете просто взять меня в аренду у начальства?

– Потерпите еще две минуты, – ответила доктор Свенсон.

Ее хижина стояла ближе всех к лаборатории. В маленькой комнатке еле умещались узкая кровать, комод, раздвижной стол с двумя стульями. Доктор Свенсон с трудом одолела четыре ступеньки, всем весом опираясь на Марину, и тяжело опустилась на постель.

– Мне надо лечь, – сказала она и с тихим стоном вытянулась на кровати, выпятив круглый живот. Что означал этот стон, боль или облегчение, Марина не поняла. – Пожалуйста, доктор Сингх, снимите с меня сандалии.

Повозившись с биркенштоками, Марина все же сумела их снять. Болезненно багровые ступни распухли так, что пальцев было почти не видно.

– Не вынуждайте меня жалеть вас, – заявила Марина. – Чем больше я за вас волнуюсь, тем сильней уверяюсь, что вы должны лечь в больницу, где доктора знают, что надо делать.

– Вы тоже знаете, что делать, – возразила доктор Свенсон. – А меня жалеете, потому что такой у вас характер. Тут уж я ничего не могу поделать.

Марина присела на край тонкого матраса.

– Кто этот мужчина на фото? – Она сжала запястье старшей коллеги, еле успевая считать учащенный пульс.

Доктор Свенсон повернула голову и посмотрела на черно-белую фотографию в рамке, стоявшую на ночном столике. Высокий худой мужчина в белой рубашке, с прямым английским носом стоял посреди джунглей и смотрел на что-то за спиной у фотографа.

– Никогда не задавайте вопроса, если сами знаете ответ. Терпеть не могу эту привычку.

– Он очень красивый, – сказала Марина.

– Да, он был красавец, – согласилась профессор и прикрыла глаза.

– Где тонометр?

Доктор Свенсон махнула рукой на красную сумку, стоявшую на полу. Марина достала тонометр и стетоскоп.

– Плод мертв, доктор Сингх. Он погиб вчера или позавчера. Я собиралась сказать вам, но тут явилась эта компания. Можно подождать еще и послушать, но там никакого движения. Я не помню точно, когда он шевелился в последний раз.

Марина взяла было наставницу за руку, но доктор Свенсон оттолкнула ее.

– Давайте, послушайте.

Марина вставила в уши концы трубок и стала водить мембраной по животу беременной, останавливаясь в одном месте, потом в другом, третьем.

– Ничего, – сказала доктор Свенсон.

– Ничего, – подтвердила Марина. Измерила давление, потом измерила еще раз, чтобы убедиться в правильности показаний. – Сто семьдесят два на сто пятнадцать.

Доктор Свенсон прикрыла глаза:

– У меня преэклампсия. Питоцина в лагере нет. Есть сироп, который лакаши применяют в таких случаях, чтобы вызвать схватки, экстракт из сверчков или чего-то в этом роде, но я больше не в силах ставить эксперименты на себе. Да и схватки могу не пережить. Так что плохая новость – вам придется делать кесарево, хорошая – вам не придется ждать два месяца. Мистер Фокс уезжает завтра с доказательством, что препарат эффективен, и это дает нам солидный запас времени. Если вы сможете хоть немного задержаться здесь после операции на случай возможных осложнений, буду вам признательна. Потом Пасха и Сатурны отвезут вас в Манаус. Договорились?

– Я могу посадить вас завтра в лодку, и мы отправимся в настоящую больницу с настоящими врачами, с анестезиологом и стерильной хирургической. Я не намерена оперировать вас, набрав в шприц кетамин.

Доктор Свенсон махнула рукой:

– Не смешите меня. Для особых случаев у нас есть версед.

Марине было что сказать насчет верседа, но она решила не тратить зря сил:

– Ситуация серьезная. Сейчас вы должны рассуждать как врач, а не как этноботаник. Если отправитесь завтра утром с Милтоном и мистером Фоксом, то доберетесь до Манауса в два раза быстрее, чем на понтоне. Учитывая ваше давление, ехать нужно как можно скорее. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, вы бы не стали откладывать.

– Доктор Сингх, послушайте внимательно, что я вам скажу. У меня нет сил повторять. Я никуда не поеду, и, если умру до того, как вы успеете меня прооперировать, бремя ответственности будет целиком на мне. Не заставляйте мистера Фокса везти меня в больницу. Тогда рухнут все его мечты, а следовательно, и мои. Я не хочу жертвовать потенциальной вакциной от малярии ради койки в больнице Манауса. Я прошу вас сделать эту операцию, чтобы мне не пришлось заставлять Алена Сатурна. До этого я ни о чем вас не просила, неужели вы не в состоянии сделать мне одноединственное одолжение?

Марина помолчала, обдумывая весь ужас ситуации. В конце концов, ей ничего не оставалось, как кивнуть.

– Конечно, есть все основания предполагать, что кесарево закончится для меня летальным исходом. – Доктор Свенсон открыла глаза и взглянула на Марину. – Трудно предсказать, что убьет меня, побочное действие препарата или возрастные факторы. Сколько протяну я, неизвестно, но с препаратом все точно кончено – по крайней мере, с препаратом от бесплодия. Бедный мистер Фокс. При некотором везении мы сумеем не сообщать ему эту новость еще несколько лет – пускай финансирует нашу работу над вакциной.

Марина пожала плечами. Слова доктора Свенсон она списала на тяжелые обстоятельства. Через пару месяцев, когда все окажется позади, профессор будет думать по-другому.

– Не надо так говорить. Вы работали над этим проектом слишком долго, чтобы отказываться от него.

– И как нам дальше тестировать препарат? Я ела кору годами, в шестьдесят лет ко мне вернулись менструации – вместе с прыщами и спазмами. Приятного мало, уж поверьте. Мне даром не нужен такой привет из юных лет.

– Так пусть «Фогель» найдет нормальных, здоровых волонтеров. Никто не требует, чтобы вы испытывали все на себе.

– Чтобы оценить безопасность препарата, нам придется найти огромное количество бездетных семидесятитрехлетних женщин и убедить их согласиться на оплодотворение. И не исключено, что в процессе испытаний мы убьем большинство из них.

– Да, не исключено, – согласилась Марина и пригладила ладонью взбалмошные кудри доктора Свенсон.

– Давайте без нежностей, доктор Сингх. Я говорю все это, чтобы вы знали, что не будете виноваты, если со мной что-либо случится. Я проделала это с собой в интересах науки и ни о чем не жалею. Вы понимаете? Все к лучшему. Мы очень близки к завершению работ над вакциной и, кроме прочего, лишний раз убедились в том, чему нас и так учит природа, – постмено-паузальные женщины не приспособлены к беременности. Этот урок надо запомнить.

– Ладно, допустим, в семьдесят три не получается. Но это же не значит, что не получится в пятьдесят. Нельзя все бросать сейчас.

– Пускай пятидесятилетние довольствуются, как и раньше, зачатием в пробирке. Я не собираюсь выпускать в мир такую напасть, не хочу отнимать у женщин право самим решать, когда пора остановиться. – Доктор Свен-сон вздохнула: – Итак, все хорошо, все нормально. Сейчас я хочу спать и хочу, чтобы вы тоже выспались. Мы сделаем операцию завтра после полудня, когда все уедут и будет много света. Постарайтесь спровадить наших гостей пораньше. Милтон и Барбара задерживаться не станут, а вот мистер Фокс может и застрять. Когда посадите их в лодку, попросите доктора Буди вам ассистировать. Нет смысла говорить ей об этом сегодня.

– Ладно, – согласилась Марина.

Она опустила сетку над кроватью, убавила пламя в фонаре, но никак не могла заставить себя уйти.

– Вы все еще здесь? – спросила доктор Свенсон.

– Хочу подождать, когда вы уснете.

– Я умею засыпать, доктор Сингх. И не нуждаюсь в том, чтобы вы наблюдали за мной. Разве если только вы хотите у меня поучиться чему-нибудь.

Когда Марина вернулась в лабораторию, доктор Нэнси Сатурн объясняла мистеру Фоксу связь между мартинами и лиловыми мартинетами, а Томас Нкомо показывал данные по беременностям, благополучным родам и весу детей при рождении, и оба обманывали его – потому что о многом умалчивали. Милтон и Барбара делали сэндвичи из магазинного хлеба, который привезли из Манауса. Все были при деле. Все прекрасно ладили.

– Вы это видели? – спросил мистер Фокс у Марины, когда она подошла.

– Видела. Ведь я здесь уже давно.

– Превосходная работа. Поистине превосходная.

Шеф улыбнулся ей – простодушно и восторженно. Скоро препарат будет у «Фогеля», акции взлетят до небес, а его деловую хватку будет прославлять еще не одно поколение членов правления.

Доктор Буди протянула Марине сэндвич с куриными консервами – приятное разнообразие после нескольких недель консервированной ветчины.

– Как доктор Свенсон? – спросила она.

– Давление очень высокое.

Мистер Фокс озабоченно нахмурился, и Марина поспешила его успокоить:

– Она устала, ей просто нужен отдых, вот и все. И как можно меньше стрессов.

Такими же словами доктор Сингх успокаивала своих пациенток много лет назад – и всегда успешно. Кто не успокоится, услышав, что доктор прописывает всего-навсего отдохнуть?

– Мы уезжаем утром, – сказал Милтон.

– Когда посмотрим на деревья, – добавил мистер Фокс.

Марина подождала еще минуту – ради памяти о былом. Мистер Фокс снова склонился над бумагами, безумно хотелось погладить его по голове. Что ж, пожалуй, даже лучше, что он не глядит на нее, что он не отвел ее в сторонку и не шепнул ей на ухо свой истинный план. Если мистер Фокс любит ее сейчас, тем печальнее все будет потом, когда он поймет, что Марина лгала ему вместе с остальными. Он бросит ее сразу, как только развалится программа. Может, пройдет несколько лет, но когда он поймет, что вместо препарата от бесплодия финансировал противомалярийную вакцину, а Марина знала, но молчала, то порвет с ней все отношения. Если он ее любит, расставаться будет неизмеримо тяжелее.

– Пора в постель, – тихо сказала Марина.

Тут он все-таки поднял голову и посмотрел на нее, словно проверяя, не ослышался ли.

– Я с вами, – сказала Барбара Бовендер и положила вторую половину своего сэндвича в один из карманов платья.

Марина и миссис Бовендер позвали Пасху, а остальные пожелали им спокойной ночи. В том числе и мистер Фокс.

– Как вы тут размещаетесь? – поинтересовалась Барбара, оглядывая веранду.

– Я на койке, Пасха в гамаке, но сейчас Пасха спит со мной. Так что, думаю, вам достается гамак. Конечно, не очень удобно, но лучше, чем на полу.

Пасха старательно обтирал свои ступни мокрой тряпкой. Этой вечерней процедуре его научила Марина.

– Слушайте, – сказала Барбара, накручивая на пальцы кончик косы. – Я знаю, это ваше место, мне жутко неловко, но можно я посплю с Пасхой? Только эту ночь. Я весь день хожу еле живая. Честно говоря, если бы не было Пасхи, я бы напросилась спать с вами, но только мы вдвоем не уместимся на такой узкой койке. – Она грустно посмотрела на мальчика. – Как не вовремя Джеки уехал.

Марина кивнула. Она хорошо знала, как успокаивает соседство Пасхи. Но все-таки подумала, вытряхивая из гамака обезьяний помет, что именно в эту ночь ей и самой хотелось бы спать не одной.

Марине приснился не ее отец, а отец Барбары Бовендер, бегущий через лес к реке. Проснувшись, она обнаружила, что одна ее нога и обе руки свесились через край гамака, и тут же подумала о мартинах. На веранде было почти темно, Барбара и Пасха спали, мальчик – в нейлоновых шортах, которые носил днем, а писательница – в белой ночной рубашке. Пару секунд Марина смотрела на нее, дивясь. Она уже и забыла, что в мире существуют ночные рубашки и люди, надевающие их на ночь. Она взяла фонарик и вышла в джунгли, светя себе под ноги – в этот ранний час тарантулы как раз расползались по норам после охоты. Марине хотелось добраться до мартинов и вернуться назад до того, как в рощу придут другие. Теперь она не сомневалась, что кора обладала неким свойством, о котором все умалчивали, и знала, что сегодня без нее не выдержит. В последний день перед отъездом Марина придет сюда и отпилит от деревьев несколько веток на дальнем краю рощи. Потом распилит их на кусочки, свяжет бечевкой и увезет домой как память. Положит на кухне в морозильник и, когда потребуется, будет вынимать одну веточку и соскребать кору зубами. Размечтавшись, она едва не наступила на муравейник. Остановилась и понаблюдала за муравьями, прогрызавшими дорожку сквозь прелые листья. Дальше Марина решила не торопиться и всю оставшуюся дорогу внимательно смотрела под ноги, а когда подняла глаза, то увидела, что утреннее солнце уже позолотило стройные стволы мартинов, а на фоне поголубевшего неба стали заметны розовые цветочные гроздья. Пожалуй, Марина уже не жалела, что не уедет на лодке с мистером Фоксом. Она прижалась ртом к мягкой, надкусанной кем-то коре, и по телу разлилось ощущение покоя и радости. Может, и в самом деле рано уезжать отсюда?

К деревьям шли первые женщины лакаши в мешковатых платьях – одетые так же, как и всегда, так же, как и Марина. Они помахали ей. Марина помахала в ответ и быстро пошла на край рощи. Вдали послышался голос Нэнси Сатурн; она рассказывала о лиловом мартинете, его пищеварении и выделениях. Марина знала лишь один путь из рощи к лагерю. Конечно, можно было бы выйти из нее в любом месте и обогнуть по краю, но Марина не могла без тропы, иначе она боялась заблудиться. Внезапно ей отчаянно захотелось убежать прямиком в джунгли – но зачем, от кого? Мистер Фокс был ее любимым мужчиной, Сатурны – друзьями. Раздумывая, доктор Сингх упустила время.

– Марина! – крикнул Ален.

Она направилась к коллегам. Лакаши принялись за кору, наполнив рощу тихим успокоительным похрустыванием. Одна из женщин, не отрывая губ от ствола, шлепнула Марину пониже спины, это была ее операционная сестра. Марина в ответ похлопала индианку по затылку.

– Ее теперь от местных и не отличишь, – сообщил Ален мистеру Фоксу.

Мистер Фокс стоял меж мартинов, одетый в голубую рубашку и синие брюки. При свете дня он выглядел лучше. Впрочем, в этой роще все выглядели лучше и здоровее. Марина поверить не могла, что, спешно отправляясь ее спасать, шеф захватил с собой смену одежды.

– Вчера я хотел спросить про платье.

– Такая тут мода. – Марина погладила грубую ткань.

– Где же ваша остальная одежда?

– С остальной одеждой произошло небольшое недоразумение. А в платье мне очень удобно, правда.

– Будь у меня ноги как у вас, я бы тоже носила такое, – вставила Нэнси Сатурн.

Ноги были самые обыкновенные, прямые, и к тому же небритые, исцарапанные, в синяках и сплошь покрытые знаками свирепого внимания местных насекомых. Марина вдруг осознала, что обманывала не только мистера Фокса. Обманывала она и ученых, своих друзей, – тем наверняка было бы интересно узнать, что с большим начальником, которому они пытаются навешать лапши на уши, доктора Сингх связывают не только рабочие отношения. Низенькая индианка, закончив свои древесные дела, подошла к Марине и решительно надавила ей на плечи. Марина послушно опустилась на землю – сидеть в роще было безопасно. Все насекомые, кроме лиловых мотыльков, облетали и обползали мартины стороной. Индианка распустила Маринину косу и стала расчесывать пятерней ее волосы.

– Это здесь такой сервис? – поинтересовался мистер Фокс.

– Обязательная процедура, – пояснила Марина. – Сопротивление бесполезно.

– Когда я сюда приехала, – сказала Нэнси, – у меня были длинные волосы. Лакаши не давали мне прохода. Месяц спустя я остриглась и стала для них невидимкой.

– Каждое утро они причесывают Буди, – добавил Ален. – Приходят прямо к ней в хижину.

– Ну и как, вы здесь обвыклись? – спросил мистер Фокс.

Впервые с момента приезда он говорил с Мариной не как с чужой.

Она кивнула:

– Когда экскурсия закончится, я отведу вас в лагерь. Расскажете мне, что происходило в компании после моего отъезда.

Кивнув, мистер Фокс ушел с Сатурнами. Марина прислушалась к их голосам – всё мартины и мартинеты, ни слова о раппах. Она протянула руку и сорвала крохотный, чуть больше ее мизинца, ярко-голубой гриб, росший у корней дерева. Поднесла к носу, понюхала, словно цветок. Женщина, заплетавшая ей косу, засмеялась, нагнулась через Маринино плечо, тоже понюхала гриб, потом обхватила Марину руками и, хихикая, уткнулась в ее шею. Марина тоже засмеялась. Закончив свою работу, женщина взяла гриб из пальцев Марины и, с опаской оглядевшись по сторонам, сунула в рот. И ушла прочь.

Сатурны остались в роще брать анализы, а Марина повела мистера Фокса в лабораторию. Проходившие мимо индианки махали ей.

– А ты у них уважаемый человек, – заметил шеф.

Она остановилась и повернулась к нему, взяла за руки. Когда-то они летали вместе в Чикаго, взяли в отеле «Дрейк» роскошный номер и полдня не вставали с постели.

– Я написала тебе много писем. Некоторые обязательно дойдут. Вторая сумка тоже потерялась, вместе с телефоном.

Мимо прошли три женщины, одна хлопнула Марину по бедру. Мистер Фокс торопливо убрал свои руки.

– Не бойся, они никому не расскажут.

– Но все-таки… – пробормотал он.

– Забудь. Никого не волнует, что мы делаем. И раньше это никого не волновало.

Марина поцеловала его, потому что не знала, будет ли другая возможность. И тут же подумала, что от нее наверняка ужасно воняет, хотя сама почти перестала ощущать запахи. Встреча с анакондой лишила доктора Сингх обоняния.

Поцелуй вышел совсем не долгим. Слишком много женщин проходили мимо, разговаривая и пересмеиваясь.

– Ты жива-здорова, – сказал мистер Фокс, отстраняясь. – Скоро приедешь домой, и тогда мы обо всем поговорим. То, что я тут увидел, превосходит все мои ожидания, и я очень тебе благодарен. Теперь я понимаю, каким храбрым поступком было приехать сюда одной.

Он развернулся, сделал шаг в сторону, и тут Марина увидела змею. Она обхватила шефа и дернула к себе – сильно дернула – за секунду до того, как нога мистера Фокса опустилась на рептилию. Еще мгновение спустя та скрылась в высокой траве. Это была маленькая копьеголовая змея, скорее всего детеныш. Марина видела ее в атласе-определителе Андерса и распознала мгновенно.

– Марина! – сердито воскликнул мистер Фокс, но доктор Сингх держала его так крепко, что он не мог высвободиться. Марина не сразу отпустила шефа, сначала легко коснулась губами его уха:

– Змея.

Как только они вернулись в лагерь, Марина отправилась проведать доктора Свенсон и по дороге встретила Барбару. Щеки у миссис Бовендер горели, а глаза были заплаканные. Были ли это остатки ночных слез, или она рыдала недавно – Марина не поняла.

– У нее все хорошо, – сказала Барбара и преградила Марине дорогу. – Но вы туда не ходите. Она сказала, что хочет отдохнуть.

– Вы вернулись к своим обязанностям стража ворот?

На Барбаре были белые льняные брюки и облегающий топик цвета морской волны. Вероятно, она решила, что морские мотивы подойдут и для плавания по реке.

– Может, вы замолвите за меня словечко? Скажите ей, что я все-таки делаю свое дело.

– Она собирается вас уволить за то, что вы привезли сюда мистера Фокса?

Барбара оглянулась на дверь, из которой только что вышла, – проверить, не стоит ли доктор Свенсон на пороге.

– Не знаю. Может, она просто меня пугает. Сказала, что еще не решила. Кстати, выглядит она жутко. Раньше мне казалось, что это так здорово, когда можно не торопиться с детьми, а теперь я что-то уже не уверена.

– Да, – согласилась Марина. – Лучше не откладывать.

Миссис Бовендер взяла ее под руку, и женщины направились к реке.

– Не понимаю, как вы тут живете. Вы так страдали в Манаусе, но ведь здесь в тысячу раз хуже. Может, я и обрадуюсь, если она нас уволит. Я хочу домой, в Австралию. У меня эта страна в печенках сидит. И у Джеки тоже.

– Тогда уезжайте.

Марина поймала себя на желании расчесать и заплести в косу золотистые пряди, рассыпавшиеся по плечам Барбары. Возможно, непреодолимая тяга к чужим волосам – одно из побочных действий коры мартинов, доселе не выявленное исследователями.

– Но все дело в том, – доверительно проговорила Барбара, – что мы больше нигде на всем белом свете не найдем такой халявы.

Уезжая, Барбара щедро поделилась с Мариной: дала ей двое кружевных трусов и к ним парные бюстгальтеры, белую хлопковую ночнушку и баночку жасминового крема для лица. Мистер Фокс отдал белую рубашку, в которой приехал накануне, и вторые брюки – можно носить, если подвязать бечевкой. Милтон подарил свою соломенную шляпу с красной лентой.

– Но ведь это ваша, – запротестовала Марина.

– Заведу другую, – пожал он плечами.

Марина покрутила шляпу в руках, надела на голову и сразу почувствовала себя отважней.

– Потом я верну ее вам.

– Тогда она станет для меня драгоценностью, и я уже не смогу ее носить.

Марина подумала, что надо было сбежать с Милтоном в первый же день, прямо из аэропорта. Она упросила бы отвезти ее в Рио, и там они затерялись бы в толпе танцующих девушек и парней. На пристани она расцеловала всех троих гостей – смутился лишь мистер Фокс – и хлопнула каждого по пояснице. Потом Марина с Пасхой и непременные лакаши стояли и смотрели, как отплывает красавица-лодка. Все махали руками на прощание. Чтобы утешиться, Марина положила руку на макушку Пасхи. Еще долго после того, как лица друзей стали неразличимы в речной дали, Марина видела блеск волос Барбары, реющих на ветру подобно золотистому знамени.

Мысль о предстоящей операции камнем лежала на сердце. Лодка давно уже скрылась из виду, а Марина все стояла на пристани, чувствуя, как растет внутри невыносимая тяжесть. Наконец она отправилась в лабораторию – провести ревизию хирургических инструментов, сообщить доктору Буди, что той придется ассистировать при кесаревом сечении, принять все возможные меры по предотвращению неизбежного. Но вместо Буди в лаборатории она нашла доктора Свенсон. Профессор склонилась над огромной кучей бланков, отчетов и вырванных из блокнота листков, исписанных от руки.

– Вы ведь не собираетесь увольнять Бовендеров? – спросила Марина.

– С каких пор вы печетесь о Бовендерах? Они же столько держали вас в Манаусе.

– Это вы держали меня в Манаусе, – возразила Марина. – Они лишь делали свою работу.

– Ну, в случае с мистером Фоксом они плохо справились с работой, точнее, совсем не справились.

– Но в конечном счете все сложилось в вашу пользу.

– Доктор Сингх, мы с вами не торопимся, но и бесконечными запасами времени тоже не располагаем. Вы уж простите, что в такой момент мне трудно сосредоточиться на проблеме трудоустройства четы Бовендер. Мне нужно много чего сделать. Я пытаюсь привести дела в порядок. Так, на всякий случай.

Ее опухшие пальцы перебирали листки бумаги, словно огромные игральные карты.

– Но теперь вижу, что это бесполезно. Понадобится по меньшей мере три месяца, чтобы сделать мои записи сколь-нибудь понятными кому-либо помимо меня. Теперь я вижу, что слишком много зашифровала, слишком много держала в голове. Какие-то заметки я сейчас и сама с трудом разбираю. Меня подвел мой оптимизм. Надо было учитывать и возможную неудачу.

– Неудачу в чем? – удивилась Марина.

Далеко ли лодка? Что, если кто-нибудь передумает и решит вернуться, чтобы забрать ее? Если не мистер Фокс, то, может, Милтон или Барбара?

Доктор Свенсон поглядела на нее поверх очков:

– Думаю, можно с полной уверенностью сказать, что сегодня мы войдем в историю гинекологической хирургии, хотя лавров, понятное дело, не дождемся. Не представляю, чтобы еще какой-нибудь женщине моего возраста делали кесарево сечение.

Марина села, устало оперлась локтями о стол, спугнув стайку гнездившихся под столешницей мелких летучих мышей. Пять или шесть рукокрылых закружились по комнате, растерявшись от яркого света, а потом одна за другой повисли на стенах, налипли на них точно комья грязи.

– Велика вероятность сильного кровотечения, но доктор Нкомо предложил себя в качестве донора, на случай если понадобится переливание. У него вторая положительная группа. Очень удачно.

– У вас найдется мешок? – спросила Марина.

Что есть у доктора Свенсон, а чего нет, угадать было невозможно.

– Есть одна трубка, две иглы, а остальное сделает гравитация.

– Вы шутите?

Доктор Свенсон улыбнулась:

– Чего только не придумаешь при тотальном дефиците! Главное – включить голову. Не торопитесь, доктор Сингх. Торопиться нам некуда. Спешка – худший враг хирурга. Она-то и подвела вас в Балтиморе.

Марина вскочила. В голове словно колокол ударил.

– В Балтиморе?

Доктор Свенсон взглянула на нее без насмешки и без сочувствия – без того, что ожидала увидеть Марина. И снова перевела взгляд на бумаги.

– Вы думали, я забыла?

– Но вы действительно забыли. Вы не узнали меня там, в опере.

– Верно, не узнала. Я вспомнила вас позже, после того как мы вернулись, когда это уже не имело никакого значения.

Она вытянула из кучи бумаг толстую статью и, что-то неразборчиво нацарапав на первой странице, убрала в голубую картонную папку.

– Сейчас я заговорила об этом, потому что не хочу, чтобы тот инцидент давил на вас во время операции. Вот почему я заставила вас сделать то кесарево, а не просто ради того, чтобы посмотреть, получится у вас или нет. Я хотела, чтобы к вам вернулась уверенность. В ту ночь вы совершили очень распространенную ошибку. Поторопились, вот и все. Если бы не глаз, вы бы забыли про все через неделю. Любой хирург однажды задевает скальпелем череп или ухо. Вам просто не повезло, что голова ребенка лежала именно так. Оглядываясь назад, скажу, что ваша главная ошибка – уход из гинекологии. Если бы я знала вас лучше, я бы вмешалась. Впрочем, тогда, – она пожала плечами, – это было ваше решение. Сейчас будет проще. Нет необходимости сохранить плод.

Марина снова опустилась на стул. Вот и все. Тягчайшее бремя упало с ее плеч. Доктор Сингх взглянула на свои руки. Может быть, они могли бы и перевернуть того кроху-лакаши? Кто знает, на что еще они способны?

– Конечно, было бы занятно суметь родить в таком возрасте ребенка, увидеть в нем себя. Впрочем, лучше и не думать об этом. Будем помнить лишь тот факт, что мы очень близко подошли к цели.

Доктор Свенсон сделала еще одну нечитаемую запись и положила листок на другой край стола.

– Обязательно заморозьте его, доктор Сингх. Я хочу потом произвести некоторые анализы. Мне нужно знать уровень препарата в тканях.

Марина кивнула. Ей хотелось понять тайный смысл слов доктора Свенсон, особенно тех, что касались ее самой, но мысли путались. Мистер Фокс стремительно уносился от нее вниз по реке, а так хотелось, чтобы он вернулся! Она расскажет про все. Начнет с интернатуры и доведет историю до сегодняшнего дня.

Доктор Свенсон посмотрела на часы, потом сняла их с отекшей руки и положила на стол. С трудом поднялась со стула, выставив огромный живот, свою беременность, свою неудачу.

– Пора нам браться за дело, верно? Выбора нет.