Предчувствие чуда Пэтчетт Энн

– Поглядите-ка! Проще не бывает. – Доктор Свенсон хлопнула в ладоши. – Теперь отдайте им ребенка. Тут уж они сами все знают.

Индейцы мгновенно забрали из рук Марины скользкого малыша вместе с увесистой плацентой и унесли. Вся семья, от мала до велика, спешила порадоваться новоприбывшему. Роды у лакаши были столь часты, что младенцам никто не умилялся. Однако этот кроха был не просто младенцем, а свидетельством свершившегося волшебства.

– Помните остальное? Массируйте матку. Это один из моих любимых этапов кесарева – восстановление порядка после хаоса.

Доктор Свенсон нагнулась, чтобы лучше видеть.

– Ребенка унесли, теперь это не наша проблема. Срочности уже никакой нет, работайте тщательно.

Из другого конца комнаты донесся плач новорожденного, и супруг, все еще не отпускавший руку жены, обернулся на звук.

– Добавьте кетамина, – сказала доктор Свен-сон. – Ей пока рано просыпаться.

Марина снова откачала кровь и стала крупными стежками зашивать роженицу – процедура такая же деликатная, как зашивание рождественской индейки. Помощница, оказавшаяся куда храбрее, чем можно было предположить, сообразительно передвинула рожки, и Марина принялась убирать учиненный ею беспорядок – зашила матку, вернула на место мочевой пузырь…

– А он молодец, – похвалила доктор Свенсон, кивая на озабоченного супруга. – Остался с ней. Такое не часто бывает. Многие уходят рыбачить. Иногда, узнав, что родился сын, приходят на него взглянуть – и все.

– Может, это их первенец, – предположила Марина.

– Я бы знала. Но не помню.

Марина завязывала последний узелок, когда принесли младенца, завернутого в желтую полосатую материю. Доктор Сингх вытащила шприц из руки матери и положила ребенка ей на грудь. Правда, женщина еще толком не пришла в сознание и лишь еле заметно шевелила ресницами, даже не пытаясь придержать малыша. Младенец был хорошенький, с пухлыми губками и черными бровками. Он то ли зевнул, то ли заплакал, и все умилились.

Марина с трудом встала с пола, растирая затекшие колени.

– Видите? – сказала доктор Свенсон. – Тяжело даже вам.

Марина кивнула, стащила с рук перчатки и посмотрела на свои залитые кровью руки, залитое кровью платье, на громадную лужу крови на полу, в которой она сидела.

– Господи боже, – сказала она и заглянула в сумку в поисках тонометра.

Доктор Свенсон успокоила ее:

– Вы не представляете, сколько бывает крови, когда ее старательно откачивают. Сейчас вытекло как раз сколько надо. Вот увидите, у нее все будет хорошо. У них обоих все будет хорошо.

Подошла помощница и накрыла роженицу вторым одеялом.

– Надо бы передвинуть ее на сухое место, – сказала Марина. – Нельзя же ей лежать вот так.

– Чего-то лакаши, конечно, не умеют, – сказала доктор Свенсон. – Например, делать кесарево сечение; тут нужны инструменты и квалификация. Но они прекрасно понимают, что больную женщину нельзя оставлять на мокром одеяле, и прекрасно умеют наводить чистоту. Сегодня вечером вы зайдете проверить ваших пациентов, и завтра тоже. Вы увидите, как они справляются со всем и без вас.

Женщина, кормившая ребенка грудью, когда они пришли, теперь отдала кому-то своего отпрыска и кормила новорожденного, пока мать спала на полу. Отец ребенка подошел к Марине, собиравшей в сумку хирургические инструменты, и легонько похлопал по спине и рукам. Потом подошли остальные, все, кроме кормившей женщины и роженицы, и проделали то же самое. Малыши занялись ее ногами, а старик потянулся и шлепнул по ушам. Марина, в свою очередь, постучала по спине своей помощницы, которая не морщилась и не отворачивалась во время операции, и в ответ та ласково похлопала ее по лицу тыльной стороной ладони.

– Пойдемте, – сказала доктор Свенсон. – У них это может продолжаться часами. Вернетесь домой с синяками похуже, чем у Пасхи.

Помочь доктору Свенсон спуститься на землю оказалось задачей не из легких, но внизу собралась такая толпа, что упади профессор с лестницы, лакаши просто подхватили бы ее на лету и отнесли на руках до лаборатории. Оказавшись внизу, Марина несколько минут отдыхала и переводила дух. Было ясно, что весть об их успехе уже разлетелась по деревне. Туземцы окружили женщин плотным кольцом, что-то восклицали, ударяя ладонью о ладонь, – доктор Свенсон запретила хлопать себя и Марину.

– Все вами восхищаются! – прокричала исследовательница сквозь шум и гам.

Марина засмеялась. Какая-то женщина сзади «застолбила» ее, ухватив за косу.

– Это лишь ваши догадки. Вы же не понимаете, что они говорят.

– Я хорошо понимаю, когда они счастливы. Может, я и не удавливаю подробностей, но, поверьте, есть много способов слушать, а я слушаю этих людей уже много лет.

Толпа продвигалась вперед, а с нею – и двое медиков.

– Они думают, что вы замените меня, – заявила доктор Свенсон, – так же, как я заменила доктора Раппа. Беноит рассказал им, что это вы убили змею, чтобы спасти Пасху, и что вы привезли змею для них. Теперь они увидели, что вы достали ребенка и сохранили жизнь матери. Они потрясены.

– Они этого не видели, – возразила Марина.

– Видели наверняка. – Доктор Свенсон показала пальцем куда-то вверх. – Они сидели на деревьях. Хирургический театр был набит до отказа.

Марина взглянула на сияющие лица лакаши. А если бы роженица умерла? Или умер ребенок?

– Я не смотрела наверх, – призналась она.

– И хорошо, что не смотрели, – не хватало вам еще разнервничаться из-за зрителей. Но вы прекрасно справились. Сразу вижу свою ученицу – классический Т-образный разрез, маленькое отверстие в матке. У вас твердая рука, доктор Сингх. Вы именно тот врач, у которого я хочу рожать.

Что?! Принимать роды у женщины, которая учила ее принимать роды?

– Когда вам придет время рожать, меня уже здесь не будет, – сказала Марина, и эта мысль ее успокоила. – Какой у вас срок?

– Чуть больше двадцати шести недель.

– Нет, нет, – заявила она. – Нечего и думать. К кому вы собирались обратиться?

– К повивальной бабке. Честно говоря, сначала я воображала, будто смогу родить в условиях максимально приближенных к туземным, но чем дальше, тем больше склоняюсь к тому, что потребуется кесарево. Сомневаюсь, что мой таз раздвинется. Жевание коры не обращает вспять процесс старения костей. Мне понадобится операция, и здесь больше нет никого, кому я могу это доверить.

– Тогда плывите в Манаус.

– Женщина моего возраста не может обратиться в больницу и рожать там. Возникнет слишком много вопросов.

– А мне кажется, женщине вашего возраста без больницы не обойтись. – Марина покосилась на доктора Свенсон и, видя, что та ее не слушает, начала опять: – Если бы даже я осталась здесь, – но, поверьте, я не останусь, – неизвестно, какие у вас могут возникнуть осложнения. Вы совершаете прорыв в медицинской науке – и собираетесь рожать в лагере на столе? Вы только что видели, как я выполнила свою первую хирургическую операцию за тринадцать лет. Для вашего случая моей квалификации явно не достаточно.

– Но вы могли бы попытаться! Я видела, как вы работали. В какой-то момент я поняла, что не слишком хорошо подготовилась к неминуемому. Но теперь здесь вы. Вы хирург, доктор Сингх, и никакая фармакология не изменит этого факта. – Она покачала головой: – Фармакологией пускай занимаются доктора, не умеющие общаться с живыми людьми или неспособные осуществлять клиническую практику по причине неконтролируемого тремора рук. Вы мне никогда не рассказывали, почему сменили специализацию.

Кто-то в толпе запел, кто-то затянул восторженное «ла-ла-ла», ударяя языком по нёбу. Дети расчищали взрослым дорогу, обрывая, словно кучка голодных коз, все листочки и ветки, выдергивая ползучие лианы, сбивая палкой паутину. Вскоре тропа впереди стала опрятной, точно в национальном парке.

– А вы мне не рассказывали, почему сменили свою специализацию, – сказала Марина.

– У меня не было выбора. Я должна была заняться этим сама. Нельзя пускать сюда толпы людей. Они растопчут раппы, переловят мартинетов, развратят племя. А когда опомнятся и поймут, что натворили, будет уже поздно, все погибнет. Нам еще надо научиться воспроизводить условия для этой уникальной экосистемы. Много лет мои исследования носили чисто академический характер. Я пыталась выявить роль мартинов в феномене фертильности лакаши и не собиралась создавать никаких препаратов. Я никогда не считала, что женский организм должен до смерти сохранять все свои функции неизменными. Забеременев, я еще больше утвердилась в своей позиции. Дайте я обопрусь на вас, доктор Сингх, эта проклятая нога меня прикончит. Да, вот так. Пойдем чуть помедленнее.

После этих слов лакаши, порой проявлявшие непостижимое умение понимать английский, сбавили скорость вдвое.

– Но когда я случайно обнаружила связь с малярией, все переменилось. Ни один ученый не откажется от попытки найти вакцину от малярии. Я самым тщательным образом отбирала людей для этого проекта. Все они чрезвычайно преданы науке. Я никому из них не доверю вырезать мне аппендикс, но в работе над препаратом они делают завидные успехи.

– Откуда вы знаете, что вакцина действует?

Доктор Свенсон похлопала свободной рукой по животу:

– Оттуда же, откуда знаю, что действует препарат, сохраняющий фертильность. Я проверяю их. Больше тридцати лет я регулярно заражаю себя малярией и ни разу не болела. Доктор Нкомо, доктор Буди и Сатурны тоже регулярно заражают себя. Я заражала лакаши. Я могу показать вам все записи. Все дело в комбинации коры мартинов и выделений лиловых мартинетов. Мы знаем это наверняка, осталось лишь научиться воспроизводить эту комбинацию.

– А «Фогель»?

– А «Фогель» платит. Должна сказать, что спонсора я тоже выбирала самым тщательным образом, но в последние годы мистер Фокс стал слишком настойчив. Его не интересуют перспективы исследований. Он лишь хочет видеть, куда идут деньги. Впрочем, другие компании вели бы себя не лучше. На словах все готовы поддерживать науку, не понимая, что это означает. Доктор Рапп провел здесь полжизни, выполнял работу огромной важности для ботаники – и ухватил лишь самые вершки микологии. Такого рода деятельность требует неимоверного количества времени, целую жизнь. И вы думаете, я дождусь благодарности от людей за то, что посвятила им свою жизнь? Все равно какой-нибудь Джим Фокс окажется неспособным это понять. Приезд доктора Экмана стал катастрофой для лагеря. Его смерть повергла всех в уныние. Пару недель мне даже казалось, что я потеряю своих сотрудников. Но потом приехали вы, доктор Сингх, и, хотя я прежде сопротивлялась всяким вторжениям, теперь вижу, что ваше место – тут. Вы со всеми ладите, у вас отменное здоровье, и я думаю, что вы сумеете уговорить мистера Фокса, убедить его, что все идет по плану и нам лишь требуется еще немного времени.

– Но зачем мне это делать? Я работаю на «Фогель». Компания тратит огромные деньги на создание препарата, который вы сами и предложили. Вы даже не заикнулись им о вакцине от малярии, а сейчас, помоему, вы все работаете именно над ней. Почему я должна вас прикрывать?

Марина поудобнее взяла доктора Свенсон под руку. Чем дольше они шли, тем сильнее профессор опиралась на нее.

– Никто никого не должен прикрывать. Мы не перед учительницей за невыученный урок оправдываемся. Препараты тесно связаны между собой; мы не в состоянии их разделить. Послушайте, я честно провожу исследования лекарства, улучшающего фертильность, хотя меня больше интересует малярия. Впрочем, мои личные пристрастия не имеют значения, ведь обе линии все равно сходятся в одной точке. Получив один препарат, мы получим другой. Я не вижу ничего плохого в том, что мы заставляем американскую фармакологическую компанию оплачивать разработку вакцины, которая принесет огромную пользу мировому здравоохранению, но ничего не даст акционерам. У людей, которые нуждаются в вакцине от малярии, никогда не будет средств за нее платить. В то же самое время я дам им препарат, который подорвет здоровье женщин и принесет компании бешеные доходы. Чем не выгодная сделка? Ежегодно от малярии умирают восемьсот тысяч детей. Представьте, что вакцина будет разработана, запущена в производство, и эти восемьсот тысяч будут бегать по планете. Может быть, тогда постменопаузальные женщины, мечтающие стать матерями, возьмут в свой дом таких детей, вместо того чтобы пытаться родить самим?

Как всегда в разговоре с доктором Свенсон, Марина почувствовала, что ее опередили на пять шагов.

– По-моему, следует дать «Фогелю» шанс. Вдруг они будут так же заинтересованы в вакцине, как и вы?

– Ваша вера в это была бы очаровательной, если бы не была столь наивной, – сказала доктор Свенсон без тени раздражения. – Ведь если вы ошибаетесь, а я абсолютно уверена, что вы ошибаетесь, насчет альтруизма американских фармакологов, тогда мы потеряем все. И мы не имеем права так рисковать в случае, когда неправильная оценка повлечет за собой ежегодную потерю сотен тысяч жизней.

К тому времени, как они добрались до деревни, толпа значительно выросла. Марине показалось, что собралось все племя.

– Пойдемте в лабораторию, – сказала доктор Свенсон, похлопав руку, что поддерживала ее. – Доктор Нкомо покажет вам наших москитов.

– Дайте мне сначала искупаться, – сказала Марина. – Смыть кровь.

– Помоетесь в тазу, – возразила доктор Свен-сон. – Я скажу, чтобы мужчины натаскали воды. Неразумно входить в реку, когда вы испачканы кровью. Кто-нибудь пообедает вами по ошибке.

– Я уже купалась в реке вся перемазанная в анаконде, – возразила Марина, глядя на свое платье, задубевшее от подсохшей крови.

– Теперь мы с вами будем более осторожными, – сказала доктор Свенсон.

Когда Марина вернулась на веранду, простыни на кровати были аккуратно расправлены, а на подушке лежало письмо. Она осторожно приподняла сетку и взяла его в руки. Марине не хотелось ни к чему притрагиваться, пока она не помоется, и все-таки она провела пальцем по краям аэрограммы и развернула листок. Там было написано только имя – Карен Экман, Карен Эллен Экман, миссис Андерс Экман, Карен Смитсон, Карен Экман. Буквы были корявые и неровные. В нескольких местах ручка прорвала бумагу. Он еще мог составлять слова, но рука уже плохо слушалась. Может, он сложил эту аэрограмму и просто держал у себя в постели. Может, он и не собирался ее отправлять.

10

Каждое утро Марина высвобождалась из сонных объятий ребенка, слегка одурманенного обезболивающим, и шла по тропе к мартиновой роще. Она не следовала примеру лакаши и не ждала, когда пройдет пять дней. Через пять дней ее тут, возможно, уже не будет. До возращения домой надо было успеть затолкать в себя побольше коры, превратить себя в наглядное доказательство успешности препарата. Она хотела наверстать упущенное, компенсировать всю кору, которую не ела в прошлом – и не съест в будущем. Нельзя было упустить ни дня. Марина больше не боялась ходить в джунгли без провожатых, впрочем, еще не было ни одного утра, когда бы она не встретила в роще женщин – лакаши и ученых. Доктор Буди сообщила, что прецеденты столь частого употребления коры на начальном этапе уже были, она и Нэнси Сатурн принимали ударную дозу. Может, так проявился восторг от совершенного открытия, а может, их организмы давно уже жаждали получить именно это вещество. Доктор Буди сказала Марине, что та уже сейчас может не бояться малярии, а окно фертильности расширится от трех до тринадцати дней в месяц. А еще Марина заподозрила, что в пахнущей фенхелем коре есть нечто, вызывающее своего рода зависимость, нечто, заставляющее женщин лакаши плестись к деревьям, даже до смерти устав от нескончаемых родов, а ученых – годами сидеть в лаборатории посреди джунглей, вместо того чтобы ехать домой. Может, первоначальное предположение доктора Раппа было верным? Что, если между грибами и деревьями существует некая связь, и крохотные дозы наркотического вещества поступают в кору, заставляя индианок снова и снова приходить в рощу?

Самой Марине снились мартины. Стройные и красивые, они стояли у нее перед глазами в первые секунды после пробуждения. Засыпая ночью, она шла к ним. Именно боязнь привязаться здесь к чему-нибудь впервые заставила Марину подумать об отъезде из Амазонии, хотя все вокруг недвусмысленно намекало: пора! Неделей раньше она зашила веко девочки, которую укусила ее же ручная обезьянка. Ребенка держали родители, а Марина толстой иглой и грубой ниткой соединяла нежную ткань. Когда она попросила у доктора Свенсон вакцину от бешенства, та ответила, что нужно сначала взглянуть на срез мозга обезьянки. Еще Марина вынула шестидюймовую щепку, застрявшую между безымянным пальцем и мизинцем на ноге мужчины, рубившего деревья, из которых выдалбливали лодки, чтобы плавать в Манаус. Трое соплеменников притащили пострадавшего в лабораторию, не удосужившись даже сделать жгут, и Марине пришлось соединять мышцы и косточки, названия которых она не помнила. Ужас джунглей перевоплотился в бесконечную работу, которую придумывали для нее эти самые джунгли. Коллеги-ученые, избавленные Мариной от исполнения врачебных обязанностей, от радости чуть ли не на руках ее носили, лакаши заглядывали ночами на веранду, а подобравшись поближе, вставали на цыпочки, чтобы понюхать ее шею. Марине было ясно, что ничем хорошим это не кончится. Она устала от двух платьев, устала просыпаться среди ночи и размышлять, как ей взять с собой Пасху, когда соберется уезжать. Ее нервировали постоянные разговоры доктора Свенсон о «наших» родах и письма от умершего друга, поджидавшие вечером в постели. Марине хотелось сбежать от всего этого, но ее зачаровывал солнечный свет, играющий на прекрасных, похожих друг на друга как близнецы деревьях, и она обнимала рукой стройный ствол и наклонялась к коре.

Марина никогда не видела комнат, где жили другие ученые. За лабораторией кружком стояли хижины. В лаборатории обитатели лагеря трудились, обедали, а вечерами вели разговоры. В одной из хижин, как Марина уже знала, держали мышей, которых вынуждали беременеть; их раздутые животики стукались о колеса, где зверьки бегали. Знала она теперь и то, что другая хижина полна москитов. Их личинки росли в тепловатой воде, налитой в пластиковые подносы. Подносы стояли штабелями на высоком металлическом стеллаже. Когда личинки были готовы вылупиться, их переводили в большие пластиковые ведра, накрытые сверху кусками колготок, закрепленными резинкой. Там москитов заражали малярией. Ученые были настолько уверены в успехе их вакцины, что совсем не заботились о технике безопасности, но, когда Ален Сатурн впервые показал москитов Марине, ведра, наполненные сотнями насекомых, бьющихся легкими тельцами о нейлоновую сетку, не внушили ей доверия.

– Пора кормить наш зоопарк, – сказал Ален, макнув большой кусок ваты в чашку с сахарным сиропом. – Ну-ка, дайте им понюхать их любимое лакомство. Подышите на них. Просто наклонитесь и дыхните.

Она так и сделала – москиты дружно ударили в сетку, слившись в один бессильный черный кулак. Марина отшатнулась.

– Дыхание млекопитающих, вот что их притягивает. Кусают нас только самки, вы это знаете. Самцы не цепляют простейших и не распространяют.

Он бросил на сетку смоченную в сиропе вату, и москиты набросились на нее, как акулы на кусок кровавого мяса. С минуту Нкомо наблюдал за насекомыми.

– Такая сделка их неизменно устраивает.

На стене висели две пластиковые мухобойки с ржавыми ручками.

– Как же вы экспериментируете на себе? – спросила Марина, совсем не уверенная, что хочет это знать.

– Берем пять москитов из инфицированного ведра. – Ален похлопал по краю ведра, в которое она только что дышала. – Вы бы видели, какую канитель мы разводили, когда я сюда приехал! Надевали спец-костюмы – честное слово! – перчатки, маску на лицо… Как будто и без того каждый десятый москит в этой местности не переносит малярию. Теперь я просто опускаю туда сачок. И я знаю, что делаю. Помещаю пять москитов в чашку, накрываю куском нейлона, затем прикладываю чашку к руке, к ноге – не важно. Получив пять укусов, убиваю москитов и кладу под микроскоп, чтобы убедиться, что все были инфицированы. Вот и все.

– А потом?

– Ну, потом надо ждать. Малярия дает о себе знать в течение десяти дней. Но она не проявляется. Ни у кого из нас.

– Откуда же вы тогда знаете, что ваши москиты – малярийные?

– Это видно в микроскоп, к тому же время от времени мы инфицируем москитами из того же ведра какого-нибудь мужчину из племени. Ровно через десять дней у него начинается малярия. Мы приводим женщин, москиты из той же группы кусают их целый день – и ничего.

Ален наклонился над другим ведром. Подул в него, потом положил вату.

– А мужчина, который заражается малярией, – как он соглашается на это?

Ален встал и пожал плечами:

– Возможно, если бы у индейцев был адвокат, этот адвокат заявил бы, что его клиенты согласия не давали или не понимали в полной мере, на что соглашались. У меня тут есть небольшой запас кока-колы. Аннике я не говорю об этом. Колу они обожают.

– Вы угощаете их газировкой и взамен заражаете малярией?!

– Умоляю, у нас тут не Таскиги! Велики шансы, что эти мужчины и раньше болели малярией или все равно заболеют. Разница в том, что, если они заражаются в этой комнате, мы их лечим. Лечить малярию легко, трудно создать противомалярийную вакцину. Ничего страшного, если они пару дней поболеют во имя прогресса науки, ради создания препарата, который защитит все племя, весь мир.

– Да, – согласилась Марина, слегка шокированная такими доводами. – Но было бы неплохо услышать от самих лакаши, что это «ничего страшного».

Ален Сатурн поднял ведра и поставил их на полку.

– Марина, временами полезно отходить от американского видения медицины. Это раскрепощает и позволяет мыслить более широко.

Он взял со стола пустую пластиковую чашку и протянул коллеге:

– Не хотите попробовать? Вы, по крайней мере, полностью информированы о рисках. Заодно спасете от этой повинности какого-нибудь несчастного туземца. А самое главное – вы обойдетесь лишь пятью укусами, которые немного почешутся.

Марина подумала о лариаме – тот давно закончился. Подумала об отце. Заглянула в чашку и покачала головой:

– Нет, пожалуй, я подожду.

– Вы ведь и сами прекрасно знаете, что новые препараты создаются не в чашке Петри, и мыши вовсе не последняя инстанция. Решающий момент наступает на стадии испытаний на людях. И иногда приходится самому становиться испытуемым.

Но Марина не согласилась. Прежде чем участвовать в эксперименте, она хотела съесть побольше коры.

«Дорогой Джим!

Теперь я понимаю, что исследования могут растянуться на годы, и никакого времени не хватит, чтобы понять, что тут происходит. Но все-таки начинаю собираться домой. Первая проблема – лодка. Учитывая все усилия, которые предпринимает доктор Свен-сон, чтобы удержать меня, сомневаюсь, что она предоставит мне свое транспортное средство. Впрочем, мимо проплывают и другие лодки, а в какой стороне расположен Манаус, я знаю. Думаю, я высмотрю какую-нибудь лодку и поплыву к ней сама. Если со мной поплывет Пасха, кто нас остановит?»

Марина написала уже много писем. Она писала каждый день. Доктор Буди оставляла на своем столе открытую пачку конвертов, а Нэнси Сатурн великодушно делилась марками. Итак, она возьмет с собой Пасху к реке, и они доберутся до фарватера – по камням или вплавь. Мимо лагеря время от времени проплывали дети в каноэ, изредка к племени жинта направлялось речное такси. Но бывало, что по два-три дня не было вообще никого. Когда Марина была занята, она вручала Пасхе письма и отправляла мальчика наблюдать за рекой. Марина сама ни за что бы не поверила, что такое может сработать, но ведь прецеденты были! Андерсу удавалось отправлять письма, бог знает сколько он их отправил, и некоторые добрались-таки до Карен. Впрочем, ни в одном из своих многочисленных писем к мистеру Фоксу Марина не упомянула главного. Она не написала ни про малярию, ни про беременность доктора Свен-сон, ни про похороны Андерса. Обо всем этом она хотела рассказать лично.

Больше всего Пасха и Марина любили смотреть на реку вечером, часов в шесть, когда птицы начинали устраиваться на ночлег, а солнце бросало на воду длинные тени. Они усаживались на сыром берегу, подальше от жарких костров лакаши. В это время ужинать было еще рано, но уже хотелось уйти из лаборатории, размять затекшие ноги и шею. Иногда они сидели полчаса, иногда до темноты. После наступления сумерек по реке никто не проплывал, но Марине так нравилось наблюдать за тем, как тонет в джунглях красный солнечный диск, что она убеждала себя – вот, еще немного, и появится лодка. Пасха показывал пальцем на каждую рыбу, выскакивавшую из реки, а она – на летучих мышей, мелькавших в багровом небе. Доктор Сингх уже привыкла коротать время с молчуном и обнаружила, что от безмолвного созерцания сумерек в душе наступает небывалый покой.

Покой переполнял Марину, когда она заметила лодку.

Сначала издалека донесся звук хорошо отлаженного мотора. Это было примечательно само по себе, ведь местные плавсредства делились на две категории: бесшумные каноэ /плоты /связки бревен и тарахтящие моторки. Марина вскочила на ноги, стиснув в руке четыре письма – одно к матери, одно к Карен и два для мистера Фокса. Лодка быстро приближалась – маленькая сияющая точка. Смекалистый Пасха мигом выхватил из костра две ветки – Марине и себе. Размахивая своими факелами над головой, они зашли по колено в воду. Такая быстрая моторка в конечном итоге наверняка должна была следовать в Манаус, пусть даже сейчас она двигалась в противоположную сторону. Марине срочно нужна была эта лодка. Подняв горящую ветку над головой, доктор Сингх закричала, тонко и пронзительно – она даже не подозревала, что способна издавать такие звуки. Марина надеялась, что крик «Стой!» будет понятен на любом языке. Услышали ее на борту или нет, сказать было невозможно – речные путешественники были не то чтобы далеко, но и не особо близко, – но лакаши услышали мгновенно и примчались через джунгли быстрее всякой лодки. Они похватали из костров горящие ветки и затянули свое фирменное оглушительное «ла-ла-ла» – все ради того, чтобы Марина могла отправить письма. Этой ночью неуемное любопытство индейцев обернулось благословением – берег озарился огнями, и лодка, почти поравнявшаяся с ними, замедлила ход, хотя и не собиралась останавливаться. Тут Марина, воодушевленная лакаши, завопила не хуже оперной сопрано:

– Сто-о-о-ой!

Вокруг все затихло, лакаши онемели от силы Марининого голоса. Даже лягушки и насекомые задержали на миг дыхание. Доктор Сингх и сама изумилась – и в тишине крикнула опять: «Стой!» И лодка, уже почти проплывшая мимо, остановилась, развернулась и медленно причалила к пристани. Луч ее прожектора двигался туда-сюда, шаря по толпе на берегу.

– Correspondncia![14] – крикнула Марина. Вечерами, помимо Диккенса, она читала португальский словарь. – Obrigado, obrigado[15].

Она выбралась из воды и побежала по доскам пристани – письма в одной руке, горящая ветка в другой. Свет прожектора скользнул по ней, потом вернулся и ударил прямо в лицо. Доктор Сингх застыла на бегу, загородив локтем глаза.

– Марина? – спросил чей-то голос.

– Да? – отозвалась она.

Почему ей не показалось странным, что кто-то зовет ее по имени? Из-за прожектора Марина совсем растерялась.

– Марина! – в голосе зазвучала радость.

Секунду спустя она узнала его и закричала:

– Милтон!

Счастью Марины не было предела. Из всех притоков Амазонки он выбрал нужный. Милтон – ее защита, Милтон, который всегда знает, как все исправить! Она бросила ветку в воду и издала вопль чистой радости, воплощенной в одном-единственном имени – «Ми-и-и-лтон!». Но с лодки Марине откликнулся звонкий и вне всякого сомнения женский голос, а мгновение спустя Барбара Бовендер, в изумительно элегантном платье цвета хаки с множеством карманов, перепрыгнула через борт и бросилась к ней в объятья. Милтон привез Барбару Бовендер! Огонь всех факелов лакаши заискрился в зеркале ее длинных, взъерошенных ветром волос. Марина обняла подругу за тонкую талию, и та что-то прошептала ей на ухо, слишком тихо, чтобы можно было расслышать за криками лакаши. От Барбары пахло липовым цветом.

– Как вы сюда попали? – спросила Марина.

В один вопрос она пыталась уместить несколько: как вы нашли нас, зачем приехали, надолго ли, возьмете ли меня с собой, когда уедете? Пасха ликующим галопом пронесся по пристани и бросился в объятья Барбары, уткнувшись лицом в ее волосы. Марина почувствовала легкий укол – неужели ревности? Нет, так нельзя. И вообще, все было так замечательно и непонятно. Лакаши продолжали петь, и дым от костров слепил глаза не меньше, чем прожектор на лодке. Марина перелезла через борт лодки, чтобы обнять Милтона – босая, платье разорвано слева по шву, зато волосы после долгого сидения на берегу аккуратно расчесаны и заплетены. Она протянула руки к Милтону, тот взял их в ладони и повернул Марину в сторону кормы, чтобы она увидела, что на лодке есть еще один человек. Он сидел в тени, и Марина сначала подумала, что это Джеки. Но это был не Джеки.

– Марина, – сказал мистер Фокс.

Всего одно слово, ее имя – и внезапно она растерялась. Сможет ли она его обнять? Поцеловать? При свете огней она заметила, что у всех троих приехавших на лице застыло одинаковое выражение – усталое, измученное и испуганное. Несомненно, такое же выражение было и на ее лице в ту первую ночь, когда она увидела огни лакаши. Остальные ученые, услышав из лаборатории шум и гам, наверняка уже спешили на берег – узнать, что нарушило обычное течение вечера. Можно ли поцеловать мистера Фокса на глазах у доктора Свенсон? Или Барбары Бовендер? Марина ни разу не упоминала, что мистер Фокс – близкий ей человек.

– Вот, я написала вам, – сказала она и показала письма, как бы оправдываясь.

На мистере Фоксе была белая хлопковая рубашка, как у Милтона. Интересно, он прилетел в Манаус в шерстяном костюме? И его Милтон тоже привез среди ночи к Родриго, чтобы купить более подходящую одежду?

– Я ловила лодку, чтобы отправить письма.

Он взял письма. Взял ее за руку.

– Я не получал никаких писем, – сказал он. – Я ничего не слышал о тебе. Не знал, что с тобой. Ты поранилась?

Его голос был хриплым. Он постарел за это время. И постарел от плавания на лодке. Сколько он уже в Бразилии? Долго ли ему пришлось уламывать Бовендеров?

– У меня все нормально, – ответила Марина.

– У тебя пятна крови по всему платью.

Марина посмотрела на перед платья – действительно, кровь – но не могла даже припомнить, чья она и точно ли это кровь, а не въевшаяся грязь. Лакаши уже лезли на борт, смеялись, хлопали мистера Фокса по плечам и спине. Тот сначала вздрагивал, потом поднял руку, как бы защищаясь. Марина оттащила шефа подальше. Тогда индейцы обрушили всю устрашающую мощь своего наивного дружелюбия на Милтона и Барбару Бовендер. Две женщины уже запустили руки в золотые волосы Барбары; она безуспешно пыталась вырваться. Кто-то из лакаши поднял над головой чемодан и уже хотел передать соплеменникам на берег, но Марина подскочила и отобрала его.

– Милтон! – крикнула она. – Не позволяйте им брать вещи!

Милтон не без труда вырвал у туземцев остальной багаж и махнул рукой Пасхе. Мальчик прыгнул на борт, радостно хлопнул Милтона по пояснице и схватил сразу несколько сумок.

Марина взяла мистера Фокса за руку и крепко сжала:

– Надо присмотреть за Барбарой. Она не справится с ними.

– Я бы не стал волноваться за миссис Бовендер, – сухо ответил шеф.

Нет, не так они должны были встретиться. Ну почему он не мог просто ждать в аэропорту Миннеаполиса? на ведь и так собралась уезжать. На пристани мистер Фокс отпустил ее руку. Лучше бы эта лодка вовсе не приплывала сюда. Амазония – не Миннесота. Два разных мира. Навстречу им шла доктор Свенсон.

– Хватит, – прикрикнула она, хлопнув в ладоши. – Оставьте ее в покое.

Две индианки, успевшие перессориться из-за волос Барбары, тут же уладили свои разногласия и ушли, оставив ее с двумя длинными косами, завязанными на концах нитями, которые женщины выдернули из своих платьев. Доктор Свенсон прошла мимо миссис Бовендер, едва удостоив ту взглядом.

– Мы потом поговорим, – бросила она на ходу, и Барбара опустила голову.

Дойдя до конца пристани, профессор обратилась к Милтону:

– Чья это лодка?

– Родриго одолжил у друга.

– У друзей Родриго нет таких денег.

– У одного есть, – возразил Милтон. – У него бизнес по розливу инка-колы. Родриго продает ее у себя в магазине.

Доктор Свенсон кивнула:

– Вы привезли что-нибудь полезное? Или только гостей?

– Родриго прикинул, что у вас уже наверняка закончилось, и добавил немного ваших любимых продуктов. Он только что получил ящик апельсинов и отправил его вам. Мне кажется, он молодец.

Разобравшись с двумя визитерами, исследовательница повернулась к третьему:

– Не сомневаюсь, что вы свернули горы ради этой поездки, мистер Фокс.

Мистер Фокс стоял на пристани и смотрел на доктора Свенсон и на огненный берег за ее спиной. Летучая мышь спикировала и пронеслась в опасной близости от его головы, но глава «Фогеля» и глазом не моргнул.

– У нас была трудная дорога. Ясное дело, нам нужно многое обсудить, включая и горы, которые я свернул, но сейчас скажите, где мы будем спать.

– Я не знаю, где вы будете спать! – рявкнула доктор Свенсон, даже не пытаясь соблюдать приличия. – Мы тут работаем, у нас не отель «Хилтон».

Лакаши почувствовали, что праздновать нечего, и побросали свои горящие палки в кучу. Огонь от получившегося костра грозил перекинуться на пристань.

Томас Нкомо шагнул вперед и поклонился гостям. – Давайте отойдем от огня, – спокойно сказал он. – Мы обязательно всех разместим.

Осторожно выведя всю компанию на берег, Томас принялся распределять постояльцев: Барбара Бовендер пойдет с Мариной, мистер Фокс переночует у него, а Милтон…

– Я могу спать в лодке, – заявил Милтон.

Томас покачал головой:

– В лаборатории, возле комнаты доктора Свенсон, есть койка. Она будет рада вас приютить.

– Давайте-ка вы не будете фантазировать насчет того, чему я буду рада, – отрезала доктор Свенсон, повернулась и пошла прочь.

Марина увидела, что профессор ужасно хромает. Она хотела догнать ее и поддержать под локоть. И хотела пойти с мистером Фоксом, потому что деликатный Томас наверняка оставил бы их ненадолго наедине, не задавая вопросов. Но вместо этого она взяла за руку Барбару Бовендер и повела через джунгли к кладовой.

– Вы знаете, куда мы идем? – спросила Барбара.

– Знаю, – ответила Марина.

Джеки уехал в Лиму пять дней назад. На побережье Перу начинался сезон больших приливов. В эти недели слабые серферы даже не подходят к океану, а опытные съезжаются на перуанские пляжи со всех континентов. Бовендеры решили, что для них обоих будет лучше разделиться. Барбара сможет поработать над своей повестью, а Джеки покатается пару недель на гигантской волне.

– Мы тщательно обсудили возможные риски и решили, что я со всем справлюсь.

Марина сидела на своей койке, а Барбара устроилась на стуле, на Маринином втором платье.

– Вот только приезда мистера Фокса мы никак не ожидали. Я стала уверять, что не знаю, где работает Анника. Хватило меня минуты на три.

– Он умеет добиваться своего. У него это получается лучше, чем у меня.

Голубые глаза миссис Бовендер округлились от одного воспоминания о беседе с мистером Фоксом.

– Еще бы у него не получилось! «Фогель» арендует квартиру для доктора Свенсон. Он сказал, что если я не помогу ему, то через час выкачусь с вещами на тротуар. Он нашел Милтона, Милтон нашел лодку. Я сказала – ладно, желаю удачи, и тогда он сказал, что я поеду с ними. Милтон никогда не был в лагере Анники, я была лишь один раз, с Джеки. И спала почти всю дорогу. Джеки страдает от морской болезни, если сам не ведет лодку. И теперь я должна была показывать, куда ехать. Господи, какой это был ужас! Стоило нам проплыть мимо какой-нибудь речки, как я начинала дергаться: а вдруг нам именно туда и надо было свернуть?

– Но ведь вы привезли их сюда, – сказала Марина.

Сама она едва ли смогла бы это сделать.

– Марина, мы отправились из Манауса два дня назад. Все эти реки, деревья… Я в Манаусе и то могу заблудиться. – Руки Барбары дрожали, и она села на них. – У вас найдется сигарета? Ужасно хочется курить.

– Увы, – ответила Марина.

– Слава богу, что с нами был Милтон! Сначала мистер Фокс засыпал меня вопросами, в основном спрашивал про вас, но, когда убедился, что я ничего не знаю, вообще перестал со мной разговаривать.

Косы преобразили Барбару. Новая прическа начисто лишила ее ореола таинственности. Миссис Бовендер превратилась в четырнадцатилетнюю девочку.

– Я глаз не смыкая таращилась на берега, пыталась каким-то шестым чувством угадать, где вы. Как будто я была обязана это знать! Мистер Фокс не верил мне, когда я говорила, что не помню. Считал, что я пытаюсь увести его подальше от Анники. Будто мне больше развлекаться нечем, кроме как заманивать людей в джунгли. Потом я увидела одну речку, совсем маленькую, и вдруг подумала, что это та самая. Она была совсем незаметная. Если бы я в ту минуту стояла у другого борта, мы бы так и плыли дальше. Мистер Фокс и Милтон сначала эту речку даже не разглядели, но когда я их заверила, что нам туда, сразу приободрились. Полдня мы плыли вверх по течению, и все было тихо. Мне казалось, что мы двигаемся правильно, но потом я засомневалась и даже хотела сказать об этом, как раз собиралась с духом – и тут речка повернула, и мы увидели на берегу индейцев в набедренных повязках и с желтыми полосами на лбу. Они словно ждали нас, а я не могла вспомнить, как выглядят лакаши. Честное слово, не могла! Я была совсем без сил и издергалась из-за ошибок, которые наделала.

Марина наклонилась вперед и положила руки на колени Барбары Бовендер. Она безошибочно догадалась, о каком из бесчисленных притоков Амазонки идет речь.

– Я сказала: «Вот они!» – и Милтон сбавил скорость. Он все шептал мне: «Вы точно уверены, точно?» Он встречал лакаши раньше. Они приплывают в Манаус с бревнами и продают их там; иногда их берет с собой Анника. Он быстро понял, что это не те индейцы, и тогда я тоже поняла, а река там была совсем узкая, и тут они стали метать в нас дротики!

Барбара расплакалась, размазывая слезы дрожащими руками.

– Все хорошо, все уже кончилось, – успокоила ее Марина. – Вы нашли меня. Милтон вас спас.

Барбара кивнула, но ее пальцы не поспевали за слезами – те все лились и лились.

– Да, он всех нас спас. Умчал нас оттуда. Милтону медаль надо дать. Прежде он никогда не управлял такой лодкой – и так быстро ее развернул, что мы едва не опрокинулись. Я обернулась – а небо просто потемнело от дротиков! Дротики! Я глазам своим поверить не могла! А потом я увидела такое… Мне показалось, будто я увидела…

– Что? – спросила Марина.

Барбара покачала головой:

– Это было хуже всего, хуже, чем мистер Фокс, хуже, чем заблудиться, и даже хуже индейцев.

Она заглянула Марине в лицо. Слезы на миг перестали течь из ее глаз, и хорошенькое лицо Барба-ры сделалось отчаянно серьезным. Миссис Бовендер схватила Марину за руки.

– Я увидела, как между деревьев бежит мой отец, – прошептала Барбара. – Я не знаю, как это называется – видение, визуализация? Он бежал прямо ко мне, вошел в воду, и я бросилась на дно лодки. Там были дротики, и Милтон велел их не трогать. Я хотела привстать и еще раз посмотреть на отца, но Милтон не позволил. Марина, мой отец умер. Он умер в Австралии, когда мне было десять лет. Я часто думаю о нем, иногда он мне снится, но я никогда его не видела. И там он явился мне, потому что знал, что я умру.

– А Милтон его видел? Или мистер Фокс?

Барбара пожала плечами:

– Мистер Фокс был на палубе, а Милтон стоял у штурвала. Но вообще я не думаю, что они могли его видеть. Думаю, отец явился только мне.

– А если бы вы пропали, что бы было дальше? – вопрошала доктор Свенсон мистера Фокса, когда Бар-бара и Марина вошли в лабораторию. Доктор Буди качала головой, а Сатурны стояли почти обнявшись. По лицу доктора Нкомо разлилась скорбь – видимо, он слишком живо вообразил гибель мистера Фокса в дебрях Амазонки.

– Вероятно, рано или поздно производитель инка-колы захотел бы получить назад свою лодку. Джеки Бовендер вернулся бы из Лимы через пару недель. И тогда они явились бы сюда. Верно, Барбара? Джеки поехал бы вас искать?

Всеобщее тревожное внимание обратилось на Бар-бару, и та едва заметно дернула подбородком.

Доктор Свенсон торжественно указала собравшимся на сей знак подтверждения:

– Вот видите! Один потерял лодку, другой жену – и что бы я им сказала? Я бы понятия не имела, где вы есть.

– Если бы у вас был телефон, никто бы не рисковал жизнью, разыскивая вас, – заявил мистер Фокс.

Почему Марина не пришла к нему? Почему он не пришел к ней, пережив дождь из отравленных дротиков? Почему не обнял ее на глазах у всех? Он казался здесь таким чужим, в белой рубашке с вышивкой и брюках хаки, словно пришел на «амазонскую» костюмированную вечеринку.

– Ах, так вся беда в том, что у меня нет телефона? Вы думаете, доктор Рапп приезжал на Амазонку с телефоном? Я пытаюсь закончить свою работу. А вы сначала присылаете сюда своего сотрудника, и он умирает, затем являетесь сами. По-видимому, вы тоже вознамерились умереть и прихватить с собой двух моих помощников. Вы понимаете, что ваше поведение деструктивно, мистер Фокс? Вы не способствуете завершению вашего собственного проекта, сея в этих лесах трагедии.

– Я искал доктора Сингх, – заявил мистер Фокс, нервно поправив указательным пальцем очки на переносице, – этот хорошо знакомый Марине скромный жест свидетельствовал о том, что шеф закипает. – Я не получил от нее ни слова и не мог допустить, чтобы еще один из моих сотрудников заболел или оказался в опасности.

«Еще один из его сотрудников?» – подумала Марина. Вот так дела.

– Но вы сами подвергаете их опасности! – воскликнула доктор Свенсон. – Вы швыряете беднягу в реку, а потом устраиваете спектакль, прыгая туда же, чтобы его спасти!

Не успел мистер Фокс что-то ответить, как между ним и доктором Свенсон встала доктор Буди.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Проект «Надежда» – фантастический роман Александра Седых, первая книга одноименного цикла, жанр косм...
Что есть обольщение? Что есть грех? Что есть запретная любовь и что есть искупление?Сильвейн Рейнард...
Впервые на русском – новейший роман современного классика Дэвида Митчелла, дважды финалиста Букеровс...
Фэй Адельхейм добилась всего, чего хотела. Созданная ею косметическая империя «Ревендж» процветает, ...
Андре Моруа, классик французской литературы XX века, автор знаменитых романизированных биографий Дюм...
Первая авторская антология лучшей короткой прозы Роллинса.Аризонские индейцы называют эту часть пуст...