Песня Вуалей Кузнецова Дарья

– Может, и влюблена, – покладисто согласилась я. Один раз мне этот вопрос сегодня уже задавали, не будем менять показания!

– У-у-у, с тобой все ясно, – рассмеялась Иффа. – Ладно, сиди отдыхай, а я пойду. Девчонок попрошу особо тебя не дергать, – проговорила она, поднимаясь с кресла, и красноречиво кивнула на стопку книжек на столе. – Но, боюсь, они не послушают. А еще Бьорн, как освободится, сразу приедет. И, мне кажется, он переполошил всех твоих кровников, так что жди гостей. Я слуг на всякий случай предупредила, так что на этот счет не волнуйся.

– Хорошо, – я обреченно кивнула. Похоже, не судьба мне сегодня спокойно почитать. Учитывая, что утро началось со старшего кровника, друга-и-наставника, остальные вряд ли отстанут от него. Это, конечно, крайне приятно, и я была бы последней сволочью, если бы жаловалась на заботу друзей, но сейчас хотелось немного посидеть в тишине и одиночестве.

Первой, к удивлению, навестить меня пришла Фарха. Наша вечно занятая и куда-то спешащая Целительница впорхнула в библиотеку, едва не столкнувшись в дверях с Иффой. Выглядела она довольно неожиданно: взъерошенной, раскрасневшейся и до крайности взбудораженной. То ли бежала откуда-то бегом, то ли случилось нечто очень необычное: Фарха прекрасно умела «держать лицо» и очень редко пренебрегала этим умением.

Я всегда немного завидовала Фари. Да и как не позавидовать, если наша Целительница – одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо встречала. С великолепной фигурой – широкие бедра, пышная грудь, тонкая талия, – роскошными волосами цвета крепкого кофе, идеальными чертами лица, выразительными карими глазами и улыбкой, способной свести с ума любого мужчину. Но главное не это, главное, что покоряло в Фархе, – воистину императорское достоинство. Она умудрялась делать с достоинством решительно все: есть, смеяться, переругиваться с Фреем. Да что там, это был, по-моему, единственный человек во всем мире, который не терял этого самого достоинства даже в те моменты, когда количество киначьей крови[16] в организме примерно равнялось количеству собственной (это сейчас мы вроде бы все взрослые солидные специалисты, а в годы учебы совершали те же глупости, что и остальные наши сверстники).

Увы, как это часто бывает, собственная красота не приносит радости нашей воспитанной в строгости Фархе. Она просто не верит, что кто-то может ее искренне любить, а не бежать за красивой мордашкой и прочими частями тела. Но все мы дружно надеемся, что Фрей рано или поздно пробьет эту стену – он очень настойчивый парень.

Так вот, настолько взбудораженной кровницу я видела от силы раза три в жизни.

– Что случилось? – Вопрос сорвался сам собой, опередив приветствие и все прочие мысли. – Тебя с работы выгнали?! – предположила, гадая, что могло настолько встряхнуть Фарху.

– На сегодня, – рассмеялась она, без труда угадав причину моего недоумения. Присела на подлокотник моего кресла, крепко обняла. Как бы невзначай на пару мгновений коснулась ладонями моих висков и, шумным вздохом выразив собственное облегчение, поднялась и устроилась в соседнем кресле. – Ну ты нас вчера переполошила! – укоризненно качнула головой девушка. – Точнее, Бьорн, но – из-за тебя.

– Ты поэтому такая взмыленная? – недоверчиво уточнила я. Нет, если бы неприятность со мной случилась только что и Фарха прибежала бы меня спасать, я бы в это легко поверила. Но сейчас, когда она точно знает – все обошлось?!

– Вчера была, – улыбнулась она, подтверждая мои предположения. – А сейчас нет, у нас просто в госпитале сегодня ТАКОЕ! – Фарь восторженно тряхнула головой. – Всю молодежь вроде меня с утра разогнали по домам. Так, рассказываю по порядку. – Заметив растерянность на моем лице, кровница взяла себя в руки. – Сегодня по какой-то невероятной причине, – я уж не знаю, что там Инина со звездами намудрила, – из небытия и забвения восстал сам Великий и Ужасный Хмер-ай-Моран!

– Почему из забвения? – опешила я. – Он же вроде бы продолжает заниматься целительством.

– Это-то да. Но от дел Дома устранился уже много лет назад, жил затворником, лишь иногда принимая больных. Оно и понятно, он же едва не всю жизнь специализируется на расстройствах разума и души, а это самое трудное и самое опасное для Целителя, так что для практики нужны покой и тишина. Он общался-то почти исключительно с Владыками да с парой своих учеников, которые нам во время учебы преподавали. В общем, сегодня утром он совершенно внезапно выбрался из своей норы и устроил грандиознейший разнос нашим мастерам, только пыль летела. Ну а они нас выставили, чтобы под ногами не мешались и не дайте боги на глаза Великому и Ужасному не попались. Чтобы мастерам еще и за нас не влетело.

– И это довело тебя до такого состояния? – недоверчиво уточнила я.

– Лель, это же Моран! – вытаращилась на меня Целительница.

– Нет, ну я в курсе, что он легендарный, и вообще ему несколько сотен лет, – продолжала недоумевать я. – Но откуда паника-то? Или он настолько ужасный? – растерянно хмыкнула.

Мне, в принципе, хватило разума и наблюдательности понять, что веселый и домашний Тахир – зрелище редкое и для избранных. Но, с другой стороны, и второй лик Тара не показался столь пугающим. Да, суровым, внушающим уважение и опасение. Но не до такой же степени!

Хотя, может, я просто еще не до конца отошла от Безумной Пляски, и меня пока не так-то просто впечатлить?

При воспоминании о недавнем заказе меня слегка передернуло от отвращения и замутило, поэтому я поспешила отвлечься. Благо несколько секунд сверлившая меня ошеломленным взглядом кровница наконец-то решила ответить.

– Лель, ты его просто не видела! – убежденно сообщила она.

– А ты, стало быть, видела? – поддела ее я.

– Мельком, но мне хватило, – отмахнулась подруга. Потом немного призадумалась и медленно качнула головой. – Хотя, может, я и предвзята. Просто уж очень ошалелыми выглядели все наши мастера, случилась натуральная паника. Плюс куча легенд о нем, которые ходят по всему миру. Да и вид у него действительно впечатляющий: взгляд полубезумный, так и хочется самого отправить лечиться.

Я вновь недоверчиво хмыкнула. Не только Иллюзионисты многолики, ох не только!

– И что же за легенды о нем ходят?

– А ты не слышала? Ну что он чуть ли не мертвеца воскресить может, и убить одним взглядом, и вообще едва ли не родной сын Ньяны.

– Но это же глупости, – вздохнула я.

– Это-то да, просто есть еще куча вполне реалистичных историй. Он воевал, причем не Целителем при полевом госпитале, а именно на передовой. Понимаешь, для Целителя убить человека – это… не то чтобы невозможно, просто морально гораздо труднее, чем для всех остальных. Ты практически умираешь сам. Ладно бы в качестве самообороны, но ходит слух, что он долгое время служил Имперским Змеем[17]. Что он спас какого-то человека, приставив на место отрубленную голову. Что он довел до самоубийства собственную жену, но сам же ее спас и едва ли не на привязи держал, а потом сам же и убил. Я понимаю, что правды во всем этом не так уж много, но про него ходит слишком много страшных и очень подробных историй, чтобы это было простыми наветами. – Фарха развела руками.

А я задумчиво разглядывала девушку и пыталась связать сказанное с образом ставшего моим кровником человека. И с ужасом понимала, что мне плевать, даже если это все правда до последнего слова. Мне просто по душе та маска, которую показал этот человек. Может быть, он что-то подковырнул в моих мозгах, что-то перевернул или добавил, но я всем своим существом чувствовала, что мне Хмер-ай-Моран не врет.

Глупо доверять собственному умению разбираться в людях, не раз доказавшему свою несостоятельность, но сомневаться просто не получалось.

– В общем, учитывая, что лично знающих его людей в этом мире очень и очень мало, и еще меньше – в курсе подлинной его истории, весь госпиталь вверх ногами, а у меня образовался внеплановый выходной, – бодро резюмировала Фарха. – Но хватит обо мне, это мелочи. Лучше объясни толком, что с тобой вчера было и что за Целитель приводил тебя в чувство? Бьорн сказал, какой-то уж очень сильный. И что за история у тебя приключилась с Дайроном Тай-ай-Арселем?! Мы с Данаб хотели тебя раньше расспросить, но боялись спугнуть. А тут вдруг он погибает, наши мальчики запихивают тебя к Бьорну… как ты вообще? – явно вспомнив, зачем пришла, накинулась на меня подруга. – От Данаб тебе, кстати, привет. У нее дите сильно болеет, да еще и муж от него заразился и слег, так что она извинялась, что не может прийти, и просила передать тебе наилучшие пожелания.

– Спасибо, – вздохнула я, понимая, что кровница настроена весьма серьезно. – Фарь, не было у меня ничего с дором Керцем. Я знаю, что писали в газетах, но я их не читала. Я вообще об этих статьях от Хара узнала, – и я вкратце пересказала последние несколько дней, опуская подробности вроде содержания контракта (потому что клятва) и некоторые сугубо личные моменты.

– Господин следователь любезно проводил меня сюда, а мне практически на пороге стало плохо. Кажется, запоздалая реакция на страх, – резюмировала я рассказ, опустив главную причину собственного срыва. Я надеялась, что у кровников есть дела поважнее сопоставления неточностей в моем рассказе и Бьорн не будет в подробностях пересказывать, при каких именно обстоятельствах мне «поплохело».

– Вот это да, – пробормотала Фарха, качая головой. – Даже не знаю, что тебе на это сказать! Разве что посочувствовать. А мы-то с Данаб, две дуры, радовались, думали, там романтическая история, как в книжке! Она на эту заметку наткнулась в тот же день, когда мы собирались у Пирлана, по пути домой. Рассказала мне, и мы решили пока тебя не дергать… кто же знал, что все вот так обернется.

– Хар что-то такое и предполагал, – хмыкнула я. А сама подумала, что это очень странно: почему на газету недельной давности все наткнулись одновременно, да еще по странному стечению обстоятельств именно тогда, когда было поздно что-то менять. Надо будет в следующий раз все-таки уточнить у господина подполковника, что он сам думает по этому поводу. Может, имеется какое-то простое и понятное объяснение? – А как вы вообще успеваете так часто видеться с Данаб? – с ноткой обиды поинтересовалась я.

– Не дуйся, – фыркнула Целительница. – Я просто наблюдаю нашу мать-героиню в порядке целительской практики. Случай интересный, у нее же тройняшки, ты в курсе?

– Да ладно! – опешила я. – И она молчала?

– Она просто боится сглазить, – скривилась подруга. – Мамочки – это такой сумасшедший народ, – она сокрушенно покачала головой. – Никогда не заведу детей! А если заведу, то только под постоянным надзором коллеги и исключительно на успокоительных средствах, чтобы не портить жизнь окружающим. Зато ты Бьорна видишь чаще и Хара, а я с ними уже давно толком не болтала. Что там нового у нашего загадочного?

«Нашим загадочным», разумеется, был Хаарам. Окончательно осознав через пару лет дружбы, что тайну Хара раскрыть не получится, мы дружно приняли его со всеми вопросами и недомолвками, оставив попытки вскрыть инкогнито. Только подтрунивали постоянно.

– Ты знаешь, загадочность его чуть пошатнулась, – оживилась я, не столько желая в самом деле сдать друга, сколько в надежде сменить тему. – Вся эта скрытность, как мне кажется, следствие его службы. Во всяком случае, следователи ИСА по субординации явно ниже него. Может, он в какой секретной императорской службе состоит? Вроде Змеев.

– У-у-у, – со сложной смесью восторга и разочарования в голосе протянула Фарха. – Тогда подробности мы точно никогда не узнаем. Странно только, он там что, с рождения состоит?

– Кто их знает, службы эти. – Я вздохнула. – А, вот еще что мне скажи, как у вас с Фреем?

– Нет у нас с ним ничего, – настолько живо и пламенно возмутилась она, что я поняла: врет.

– А если честно? – Я хихикнула.

– А честно – нет, не было и не будет, – возмутилась еще пламенней. – Хватит меня за него сватать, надоели уже! Он, значит, по бабам бегает, а я должна верить в его большое и светлое чувство? – прорычала Целительница, едва не подпрыгивая на месте.

– Ну, ты же ему и шагу к себе сделать не даешь: традиционные средства ухаживания отвергла, нетрадиционные – так и вовсе со скандалом. Что бедному парню остается делать? Только страдать, – продолжала подначивать я. Тема была благодатная, и мы все считали своим долгом периодически напоминать девушке про Фрея. Потому что если бы не ее глупое упрямство, они бы давно уже были вместе: слепому видно, что и он ей нравится.

– Страдает он! – раздраженно фыркнула Фарха. – Плевать мне на него и баб его постоянных, терпеть его не могу. Как только согласилась стать его кровницей, ума не приложу! Не в себе была, не иначе. Наглец и бабник! Мог бы и проявить настойчивость и терпение, – нелогично завершила она, как-то сдувшись.

– Так он и проявлял несколько лет, – растерялась я. Это был на моей памяти первый высказанный вслух намек на то, что у Фрея есть шансы.

– Ты только пообещай никому, особенно ему, не говорить, ладно? – подняв на меня неожиданно грустный взгляд, тихо проговорила подруга. И когда я пообещала, предчувствуя что-то важное, она продолжила. Предчувствия оправдались. – Он же мне правда нравится, и нравился всегда, – вздохнула Фарха, опуская глаза. – Очень нравится. Я именно из-за этого согласилась тогда стать его кровницей. Вот только я понимаю, что его не переделать, и никогда не позволю себе подпустить его ближе. Это вы думаете, что он такой весь преданный и влюбленный, а у него всегда были другие, даже когда он пытался активно за мной ухаживать. Вы не знаете, а я… я ведь в какой-то момент почти сдалась. Я даже сама решила как-то к нему вечером зайти в общежитие, конспекты по истории принести. Я знаешь как волновалась? Я хотела его поцеловать, сама, решилась, всю дорогу тряслась. Пришла, постучалась, – она запнулась, глубоко судорожно вздохнула. – Он сказал «не заперто, входите, кого там принесло!», – передразнила кровница. – Я зашла, а он там в кровати. С двумя девицами какими-то! Представляешь, с двумя сразу. Как меня увидел, побледнел, засуетился… – Она поморщилась и зябко потерла ладони. Хотя слез в глазах не было, они явно пролились гораздо раньше. – Но я собой потом гордилась: лицо удержала, улыбнулась даже, пошутила что-то. А внутри как перегорело все. Домой пришла, два дня ревела. Мама перепугалась, от меня на шаг не отходила, все пыталась выяснить, кто меня обидел. Он меня любит, да. Только он еще и против всяких встречных-поперечных интрижек не возражает, а я так не хочу. Меня воспитали, что если ты живешь с человеком, будь добра хранить ему верность, не хочешь – уходи.

– Вот же кобель, – только и сумела высказаться я, не выдержав повисшей в воздухе тишины. – А мы его жалели! Ну, я ему устрою…

– Лель! – оборвала меня Фарха, резко вскинулась. – Ты обещала, помнишь?!

– Да помню, помню, – вздохнула. – Ругаюсь просто… Но каков же жук, оказывается! Мы ему все сочувствовали, а он, значит, вот как любит?!

– Не обо мне ли, часом, речь? – прозвучал вслед за тихим скрипом двери бодрый голос легкого на помине Иллюзиониста.

– Избавь Караванщик, – не растерялась я.

– Кстати, добрый день, красавицы, – улыбнулся он. Подошел ко мне, чмокнул в щечку. Попытался проделать то же самое с Фархой, но наткнулся на ледяной предостерегающий взгляд, сделал вид, что ничего такого не планировал, и просто плюхнулся в кресло. – Ну, как ты тут, героиня? – бодро подмигнул он.

– Потихоньку. Ты же знаешь, я люблю гостить у Бьорна, – честно ответила я.

– Ладно, подруга, пойду я, – поднялась с места Фарха, с пристальным вниманием глядя на меня. Я ободряюще улыбнулась и слегка кивнула, давая понять, что тайна ее останется таковой. Хотя, Инина свидетельница, очень хотелось промыть нашему гулящему коту пространство промеж ушей.

Понятное дело, оставлять эту ситуацию в таком виде я не собиралась, обязательно нужно было как следует поговорить с Фреем. Но точно не сейчас и без тех подробностей, оглашения которых так боялась Фарха. В конце концов, я же пообещала. А если воспитательную беседу затеять сейчас, Фрей точно поймет, что обсуждали мы именно его. Многовато чести!

Но разговориться с очередным посетителем я не успела – наши ряды пополнил хозяин дома, то есть Бьорн. В присутствии Берггарена, бывшего практически свидетелем моего срыва, пришлось немного подкорректировать историю, сославшись на накопившееся напряжение, вылившееся при виде Разрушителя, напомнившего мне тщательно заталкиваемые в глубь подсознания воспоминания и проблемы. Можно было и Фархе рассказать то же самое, но я была не уверена, что Целительница поверит в возможность столь отсроченной реакции, вызванной столь незначительным раздражителем.

Мужчины развлекали меня довольно долго, но и они в итоге сдались обстоятельствам и разбрелись по своим делам. А у меня наконец-то появилась возможность почитать.

Начала я с тяжелого внушительного тома сакральных текстов и божественных историй. Даты написания на данном шедевре не было, но по плотным пергаментным страницам, явно от руки заполненным аккуратными буквами старомодного начертания, я решила, что по меньшей мере тысяча лет ему есть и этого должно хватить.

Книга изобиловала довольно наивными, но весьма яркими и четкими иллюстрациями, да и вообще производила впечатление нетронутой временем. Но я все равно испытывала трепет, держа в руках это сокровище; всегда чувствую определенную робость, сталкиваясь с вещами великими и древними.

Продираться через архаический стиль и непривычные буквы было тяжело, особенно поначалу. На третьей странице я устала и пошла за словарем, потому что некоторые слова уже вышли из употребления, и я их никогда не слышала, а угадать значение по контексту и логике словообразования удавалось не всегда.

Словарем пришлось ограничиться толковым и почти таким же старым, как изучаемый труд, но дело пошло на лад.

Начиналось все, разумеется, с рождения мира и богов.

Все началось с первородного пламени и Тайра[18], бывшего этим самым пламенем. Жилось ему в гордом одиночестве неплохо, ведь кроме пламени ничего больше не было: ни страданий, ни бед, ни радостей, ни вчера и сегодня, ни дня и ночи. Но уже тогда существовали другие миры, о которых Тайр, впрочем, почти ничего не знал, потому что и знания как такового тоже не было. Иногда только заглядывали в изначальное пламя Ветры-Между-Мирами, но надолго в этом негостеприимном месте не задерживались. Не нравилось им здесь, хотя причинить Ветрам серьезный вред не мог даже этот огонь: в конце концов, как можно уничтожить обычный сквозняк, не законопатив щели?

Но Ветры-Между-Мирами по сути своей все-таки отличались от завывающих в старом ветхом доме ветров. Они представляли собой не движение воздуха, а поток информации, обладающий определенным если не разумом, то набором стремлений, желаний и предпочтений. Как у простейших одноклеточных организмов: комфортная среда – некомфортная среда, съедобный объект или несъедобный. И вот с их точки зрения наш мир был ужасной средой с полным отсутствием чего-то съедобного: информации-то никакой не было, одно только пламя и Тайр в нем.

Впрочем, Ветры-Между-Мирами своим краткосрочным присутствием все равно вносили определенный диссонанс. Тайр потихоньку впитывал разрозненные обрывки информации, занесенные в мир, и начала его снедать непонятная и необъяснимая тоска. Точнее, тогда это еще не называлось тоской, просто бог понял, что что-то не так. Еще сколько-то (времени как такового тоже не существовало, поэтому ситуация могла не меняться сколько угодно) он мучился, страдал и не знал почему.

А потом пришел Вечный Странник. И доходчиво объяснил Тайру, что мучается он от одиночества, скуки и, что уж там, зависти к соседним мирам, откуда заглядывали к нам вездесущие Ветры-Между-Мирами. Странник ушел, а Тайр подумал-подумал (потихоньку уже стала формироваться его личность) и в первую очередь начал борьбу с одиночеством. И создал себе Ньяну[19].

Новая жительница получилась удачной, но очень уж капризной. И пламя ей первозданное не нравится, жжется-колется, и вообще скучно.

Тайр, конечно, мог свое творение за капризы изничтожить, но и сам незаметно увлекся созиданием. Ему понравилось творить, поскольку творить было нескучно.

Под давлением Ньяны он создал ночь. Первая ночь прошла весело, и в мире появилась Глера. Без воли на то старших богов и сразу взрослой, а не как дитя союза Тайра и Ньяны. Дальше по мере сотворения мира появлялись и остальные боги, но это я пролистала мельком.

Пока единственным отличием от привычной истории было явление Вечного Странника. По словам нынешних книг, Тайр сам дошел до мысли о собственном одиночестве, без участия страшнейшего из богов. А тут выходило, что он как раз неплохо всем помог. Да и после первого явления еще несколько раз приходил и помогал советом, правда, с тем же успехом он кое-что портил, но сам факт участия Странника в сотворении мира уже удивлял.

С другой стороны, он многое объяснял. Например, то, что Странник – сильнейший из всех богов: вряд ли Тайр мог создать кого-то сильнее себя. Или это его странное имя, в отличие от бога мертвых, у Странника других имен не было.

Да и вообще в этих историях он представал не столько злым роком, сколько воплощением Случая, не всегда несчастного.

Интересно было узнать, когда и как изменились представления об этом боге. Уж не после ли Безумной Пляски? Но ничего похожего на «Эволюцию божественных представлений» в библиотеке Берггаренов не нашлось, поэтому выяснение данного вопроса я немного отложила, пока занятая другой идеей.

Которую, впрочем, в ближайшем будущем реализовать не светило: меня вновь навестили.

На этот раз проведать меня заскочил Хар. И выглядел он настолько заморенным, что я скорее готова была поверить, что это именно он побывал при смерти совсем недавно, а не я.

– Привет, – поприветствовала я его, с удивлением разглядывая. Кровник почему-то был одет в черное – не в форменный наряд Разрушителей, в обычные шаровары и рубаху. Но этот цвет у нас в одежде использовался крайне редко, кажется, вообще исключительно теми самыми Разрушителями. Жарко под нашим солнцем в черном.

– Привет, – вздохнул он, приземляясь на подлокотник кресла и обнимая меня за плечи. – Как ты?

– Я-то неплохо. Лучше скажи, что с тобой происходит?! В прошлый раз был несчастный-замученный, а сейчас вообще чуть живой! – проворчала я, снизу вверх глядя на Хаарама.

– Сложный период на работе, – вымученно улыбнулся он. Намек был понятен: лучше не спрашивать. – Слушай, пойдем на улице посидим? Не могу я уже в четырех стенах.

– Меня просили без особой надобности не выходить наружу, – с сомнением протянула я.

– А мы без особой надобности и не пойдем, пойдем по ней самой. – Хар поднялся с кресла, потянул меня за ладонь.

– Но, Хар, господин следователь…

– Пойдем, Лель. Или ты мне не доверяешь? – Беспечная улыбка продолжала сиять на губах кровника, но взгляд был очень серьезный, никак не вяжущийся с безалаберностью поведения и легкомыслием слов.

– Доверяю, но меня один раз уже…

– Пытались убить, я в курсе, – кивнул Хаарам, на буксире выволакивая меня из библиотеки. – Со мной тебе ничего не грозит, не бойся. Я сумею тебя защитить от чего угодно. К тому же далеко мы не пойдем, тут в двух шагах чудесный парк.

– Это Дом Луны, что ли? – с сомнением проговорила я.

– Ну да. Там, конечно, лучше всего ночью, но днем тоже неплохо. Обещаю, все будет хорошо, – сообщил кровник, распахивая передо мной очередную дверь. Учитывая, что выбора у меня особого не было, я продолжала покорно плестись за мужчиной.

Было очень странно наблюдать такое поведение Хара, он ведь очень рассудительный человек. Всегда любил пошутить и подшутить, погулять и повеселиться, но я не могла вспомнить ни единого случая, чтобы все это в итоге вышло ему боком. Казалось, он до мелочей просчитывает каждое слово и каждый жест, а как еще можно объяснить тот странный факт, что Хаарам никогда не совершал глупостей и не ошибался? Нет, ошибки-то были, но мелкие, обычные: неправильно решенная задача или неправильно составленное заклинание. А вот так, чтобы он ошибся в жизни, в поступках – такого я припомнить не могла. Он насквозь видел всех вокруг и точно знал, чего от них ждать и как добиться нужной реакции. Если подумать, страшный человек.

Так что чувствовала я себя не сказать чтобы хорошо. С одной стороны, Хару я действительно верила. Но, с другой, неужели он может не понимать, насколько опрометчиво поступает, вытаскивая меня сейчас из дома? Здесь меня никто не достанет, так зачем тащить туда, где сделать это будет гораздо легче?

В общем-то вариант напрашивается один: зачем-то он хочет спровоцировать нападение. И любой из мотивов этого поступка мне не нравился.

Но спрашивать я не стала. У нас говорят, что женщина, способная промолчать в нужный момент, ценится на вес золота. Да и жизненный опыт подсказывал, что большинство собственных выводов и вопросов лучше держать при себе и проверять их не самым очевидным, а самым осторожным и безопасным способом. Поэтому я даже не заикнулась о том, что мой наряд не слишком подходит для прогулок, особенно растоптанные домашние туфли. Накинула иллюзию и тем ограничилась.

– Ну, рассказывай, что с тобой вчера случилось? – бодро поинтересовался Хар, когда мы вышли из дома.

– Да почти как обычно, – вздохнула я. – Просто переволновалась сильно. Сначала встреча с Его Величеством, потом нападение это. Ты не знаешь, сыскари что-нибудь выяснили о нападавших? – Я покосилась на кровника, не спешащего выпускать мою руку.

– Почти ничего, – досадливо поморщился Хаарам. – Господин подполковник очень… талантливый Разрушитель.

– Хар, а почему их так странно учат? Ну, отдельно ото всех, изолированно.

– Считается, что так безопасней. – Он пожал плечами. – Но лично я думаю, все это из соображений секретности. Они ведь очень серьезное и нужное стране оружие, и так их легче контролировать.

– Это как-то… бесчеловечно, – нахмурилась я. – Никакого нормального общения, только друг с другом. А потом еще удивляются, что у них проблемы с эмоциями!

– Это ты так думаешь. И я. И кто-то еще. Но любой Разрушитель или Материалист скажет тебе, что это гораздо разумнее, и польза от изоляции существенно превышает вред. Вот как раз во избежание таких разговоров про них стараются лишний раз не упоминать. Общество взбунтуется, а сами Разрушители будут против перемен. Они не просто привыкли так жить, они действительно считают, что это правильно.

– А семьи они не создают? – растерянно уточнила я.

– А что, есть Разрушитель на примете? – ехидно ухмыльнулся Хар.

Мне же осталось только порадоваться, что я Иллюзионистка и моего смущения друг не заметил. Лицо, поверхностные эмоции – это всегда маска. В любой ситуации, в любой момент. Точнее, почти в любой – рядом с одним упомянутым тут Разрушителем все мои маски с завидным постоянством летят Караванщику под хвост. Странная реакция, которую нельзя списать на влюбленность или даже неземную любовь. Данаб вон тоже любит своего мужа очень нежно и искренне, но с ней ничего такого не происходит и не происходило, даже когда их отношения только начинались и пребывали в «буйной» фазе.

– Так не терпится выдать меня замуж? – хмыкнула я в ответ. – Нет, я гипотетически интересуюсь.

– Насколько я знаю, это происходит довольно редко. Не настолько, чтобы быть исключением из правил, но все-таки. Причем куда чаще к созданию семьи стремятся женщины, да оно и понятно. Уф, наконец-то! – выдохнул Хаарам, сходя с тропинки и растягиваясь в траве.

За разговором мы незаметно дошли до парка, который действительно находился буквально за углом. Впрочем, парк – это слишком громкое слово. Скорее Дом Луны можно было назвать сквером, уж очень небольшую площадь он занимал. Но что бы ни говорил Хар про день и безопасность, врал он безбожно.

Дом Луны представлял собой небольшой участок почти что джунглей. Яркая пышная растительность отделяла от всего мира множество узких тенистых дорожек, уютных беседок и крошечных полянок, изобилующих фонтанами и искусственными водоемами. Ночью тут и там загорались крошечные серебристые огоньки, света которых едва хватало, чтобы не натыкаться на предметы и деревья.

Главное, в любое время суток это место не для прогулок с семьей и друзьями, а для уединения. Я сейчас даже вспомнила, что на Дом Луны наложили специальные иллюзорные чары: если кто-то не хочет, чтобы его беспокоили, его становится просто невозможно найти. Излюбленное место свидания парочек. Наверное, именно поэтому я здесь была один или два раза за всю жизнь.

– Хар, зачем мы сюда пришли? – озираясь, спросила я.

– Отдохнуть, – отозвался Хаарам с земли. – Ты не представляешь, как я устал от города, камней и песка, – шумно вздохнул он. – Присоединяйся.

Я даже поверила. Тому, что он устал, но не тому, что пришли мы сюда отдыхать. Но сделала вид, что объяснение меня устроило, и даже разлеглась на траве рядом с Харом. В конце концов, если мне не собираются говорить правду, остается только расслабиться и получать удовольствие. Чем я и занялась.

Лежать в траве было действительно довольно приятно, но скорее из-за запаха и ощущения прохлады. Минусом оказались колючие стебли, впивающиеся во все части тела сразу. А еще я чувствовала, что вот прямо сейчас, буквально в ближайшие пару секунд, мне в рукава, штанины, в волосы начнут заползать многочисленные насекомые, живущие в этой самой траве, и это ощущение ужасно раздражало.

– Какое-то у тебя выражение лица… не расслабленное, – ухмыльнулся Хар, нависая надо мной. Кровник лежал, подпирая ладонью голову, очень близко. Он вообще обожает провоцировать людей, вторгаясь в их личное пространство, а сейчас наша поза была особенно интимной. Отлично вписывалось в окружение, но зачем? Не мог же Хаарам вдруг воспылать ко мне страстными чувствами?!

Вел он себя так, как будто мог. Но он ведь тоже мастер Иллюзий.

Еще одна причина, по которой два Иллюзиониста никогда не уживутся в одном доме как муж и жена: очень сложно поверить, что другой не играет.

– Колется, – улыбнулась я в ответ. Легкое смущение, удовольствие, растерянность, предвкушение, нежность. Я приняла и поддержала игру; Хар улыбнулся одними губами, едва заметно кивнул – и отразил мою собственную маску.

Ладонь мужчины медленно и лениво скользнула мне на живот.

– Я соскучился. Как удачно, что удалось тебя оттуда умыкнуть, – и игривая улыбка, так великолепно всегда смотревшаяся на красивом необычном лице Хаарама.

Интересно, почему я никогда раньше не задумывалась, откуда он родом? Слишком странная внешность. Таких белоснежных волос не бывает в нашей пустыне, их и на севере не бывает. Хар – это вообще единственный человек, у кого я видела подобные. И разрез глаз непривычный. И цвет волос – яркий, живой, насыщенный. Почти идеальной формы губы, высокие резные скулы, тяжелый подбородок. Маска?

– Мне все равно кажется, что это была плохая идея, – нахмурилась я, капризно изгибая губы. – Господин следователь…

– Много он понимает, – проворчал, морщась, Хар. – Здесь нам точно никто не помешает, ты даже не представляешь, насколько тут сильные охранные чары.

– Ну, если только, – вздохнула я в ответ, сдаваясь.

Зачем делать маску настолько приметной и яркой? Ведь куда проще спрятаться за заурядной внешностью!

Нет, ерунда. Скорее всего, я просто придумываю всякие глупости, а на самом деле все куда проще. Например, случайное отклонение в генах; все остальное как обычно, а вот в цвете волос стоит прочерк. И тогда он может быть результатом смешения двух людей разных рас. Скажем, халейца и узкоглазой тиянитки.

– Но скоро нас хватятся, так что не будем терять времени. – Улыбка стала удивительно злорадной, и Хар меня поцеловал.

Всерьез.

Целоваться он умел очень хорошо. Впрочем, было бы чему удивляться!

А я продолжала играть. Мы ведь не первый раз целуемся, разве нет?

Очень легко прятаться за инстинктами. Это вообще самая удобная маска, когда можно инстинктивную реакцию немного подстегнуть и вытащить на поверхность. Ее даже маской в полном смысле считать нельзя: инстинкты ведь тоже часть личности, просто все остальные части «я» обычно их подавляют.

Пробуждение оказалось внезапным. Даже несмотря на то, что я ожидала чего-нибудь в этом духе.

– Лежи, – выдохнул мне в губы Хар и резко сел. Во все стороны плеснула волна пламени. Я дернулась, но кровник придержал меня за плечо, не давая подняться.

А я во все глаза таращилась на друга и понимала, что знаю о нем даже меньше, чем думала до сих пор.

Это пламя было настоящим, не иллюзорным, а на такое способны маги только двух направлений – Материалисты и Разрушители, причем скорее – последние.

Бывает ли так, что у одного человека сразу просыпается два дара? Двуталанты? Я слышала сказки о таких, но это были именно сказки. Официальная наука считала, что человек не может вместить сразу два дара. У каждой магии есть своя оборотная сторона, и если управлять двумя силами еще может получиться, то пережить негативное воздействие в таком случае будет невозможно. Крошечная часть силы Разрушителя едва не довела меня до сумасшествия, но я уже была достаточно опытной Иллюзионисткой, когда столкнулась с чужой силой, а мы с самого начала учимся изменять свою личность. А если ребенок, с самого рождения?

Хар – Иллюзионист. Но вот этот огонь…

Не это ли скрывал от всего мира друг? Кто он на самом деле? Уж не результат ли какого-нибудь сложного эксперимента по созданию двуталантов? Или официальная наука попросту лжет?

Хаарам над ухом грязно выругался, и я увидела, как пламя наткнулось на невидимую преграду – и просто исчезло. А в следующий момент нас накрыла мелкая сеть. Тонкая, вроде вуали, она тем не менее пригвоздила нас к земле подобно гранитной плите. Даже дышать под ней получалось с трудом, легкие едва преодолевали давление. Хаарам пытался дернуться, но это явно давалось ему с трудом и отнимало последние силы.

Я точно знала, что сейчас нас будут убивать, но почему-то совсем не было страшно. Я, наверное, просто не могла поверить. Хар, предусмотрительный умница Хар, как он мог так глупо подставиться? Жалко, что я не видела его лица, он бы, может, подал мне какой-то знак. Вдруг все так и должно быть и все идет строго по плану?

Но страх все же скрыл остальные маски. Рваный, черный, будто выползающий на поверхность сквозь тщательно наведенную иллюзию спокойствия и уверенности. Сложно делать вид, что все нормально, когда видишь тень Караванщика, так ведь?

– Глупый молодой Разрушитель, – проговорил незнакомый голос. На нашу поляну кто-то вошел, но из своего нынешнего положения я могла видеть только высокое небо, часть фигуры Хаарама и склонившиеся со всех сторон азалии. – Девчонка-то умнее, она тебя предупреждала. Что с людьми похоть делает… Убрать тут, и чтобы без осечек.

Но волна огня была не единственным сюрпризом из запасов «нашего загадочного». Он вдруг увеличился в объеме, загораживая половину обозримого пространства. Сетка разлетелась клочьями, а кровник исчез из виду. Я, нарушая приказ Хаарама, села, пытаясь понять, что происходит. И, главное, что все-таки случилось с моим другом?

Все было кончено за пару секунд. Четверо, не то пятеро человек лежали вповалку – живы они или нет, я не знала, – а еще одного осторожно, почти нежно держал зубами за горло огромный зверь, похожий на пустынного кота, только ослепительно белый и размером с годовалого жеребенка.

Так мы и застыли на какое-то время: хищник, периодически предупреждающе порыкивающий на замершего под его огромной тушей незнакомца, и я, озадаченно этого самого хищника разглядывающая.

Ошметки одежды на теле зверя не оставляли простора фантазии, и воссоздать события последних секунд было несложно. Воссоздать – да, а вот понять!

Хар, маг-Иллюзионист, применил магию другого направления, а потом превратился в большого хищного зверя. Те чудеса, о которых говорил Тар, которые Иллюзионисты способны творить, нарушая законы магии и природы? Слишком маловероятно, но другого объяснения я тоже не видела. Ведь не может же все это быть по-настоящему, правда?!

Чего мы ждали, стало понятно довольно быстро. По одной из тропинок на поляну стали выходить люди, всего около десятка. Большинство было в типичной рабочей одежде, так любимой ремесленниками всех направлений: светло-коричневые шаровары, кожаные жилетки со множеством удобных карманов и небольшие тюрбаны на головах. Они принялись с деловитой суетой разбирать груду тел, причем на лицах читались безразличная скука повседневности и легкая брезгливость. Оторванные конечности и зияющие раны вызывали столько же эмоций, сколько вызывают у обычных уборщиков брошенные в пыль огрызки и очистки.

А вот еще двое отличались от остальных. Во-первых, написанным на лицах любопытством, а во-вторых, одеждой. Обычные прохожие, один в немарких серых штанах и белой рубахе, второй – в синем, разве что верх и низ отличались оттенком.

– Отличная работа, Кот, – с улыбкой кивнул старший из двоих, «синий», и двинулся ко мне. Поскольку, остановившись рядом, он не предпринял никаких действий, только молча навис и о чем-то задумался, я наблюдала за действиями его товарища. Который тем временем принял из пасти хищника полузадушенную жертву, ловко и быстро скрутил вынутыми из незамеченной мной поначалу сумки веревками. Оттуда же мужчина извлек широкий темно-зеленый плащ (или платок, или вовсе покрывало) и жестом балаганного фокусника накинул на невозмутимо сидящего зверя. Мгновение, и вот уже на ноги поднимается, кутаясь в складки ткани, мой кровник. Выглядел он не лучшим образом; взъерошенный, в пятнах крови. Впрочем, я быстро сообразила, что кровь принадлежала не ему.

– Как ты? – бодро и невозмутимо поинтересовался у кровника сероштанный. В отличие от Хара, внешностью он обладал вполне заурядной: темно-рыжие волосы, загорелое лицо с веснушками. Как, впрочем, и все остальные пришельцы, включая самого старшего. Разве что последний был совершенно лыс, а изрезанное морщинами лицо напоминало подсохшую на солнце виноградину, которая через пару десятков лет обратится в изюм. Годы, они мало к кому благосклонны.

– Терпимо, – хрипло выдохнул Хар.

– Предлагаю проследовать для беседы в более удобное место, – прозвучал над моей головой голос старшего. – Позвольте вашу руку, госпожа.

Догадавшись, что обращаются ко мне (больше ни одной женщины на поляне не было), я подняла на него взгляд и увидела протянутую ладонь. Не пытаясь искать подвох в этом обычном и естественном жесте, приняла предложенную помощь. Рука помощи оказалась такой же, какой казалась на вид: сухой, твердой и сильной, с грубой шершавой кожей, покрытой старыми мозолями.

Мужчина поднял меня на ноги, аккуратно придержал под локоть. Но, видя, что на ногах я держусь уверенно, оставил меня стоять самостоятельно.

Нельзя сказать, что я действительно оставалась невозмутимой, но поддерживать нужную маску было нетрудно. Все-таки наибольшее неудобство мне сейчас доставляли толпящиеся в голове вопросы, а в остальном я сохраняла спокойствие и без щита иллюзий. В конце концов, кем бы ни оказались эти люди, они явно хорошо знали Хара и были настроены ко мне вполне мирно. А Хаараму я доверяла, несмотря на последние события.

Пока я отвлеклась на старшего из компании, кровник под покровом плаща успел натянуть штаны и сбросил покрывало, являя собой ожившее полуобнаженное видение девичьих грез.

Все-таки Хаарам красив, как только может быть красив молодой полный сил мужчина и воин. Сильный, гибкий, опасный – клинок из самой лучшей стали.

– Пойдем, – подойдя ближе, закончивший одевание Хар взял меня за руку и повел за собой куда-то в хитросплетение парковых дорожек.

Долго путь не продлился. Через минуту наша процессия в полной тишине выбралась из парка и очень споро погрузилась в несколько экипажей. Я мельком отметила, что в обозримом пространстве не было ни одного постороннего человека; надо полагать, об этом загадочные организаторы позаботились особо.

– Во-первых, извини, – начал Хаарам, когда мы вчетвером расселись в одном из экипажей. – Мы хотели обойтись без подобных мер, подвергавших твою жизнь опасности, но медлить было опасно, а выманить их другими способами не получалось.

– Я примерно так и подумала, – вздохнула я в ответ. – Но почему нельзя было предупредить меня заранее? Я бы подыграла вполне сознательно. Вдруг не сообразила бы в нужный момент, что именно ты хочешь изобразить!

– Извини, – он обезоруживающе улыбнулся. – Я просто очень спешил, некогда было вдаваться в подробности. А без подробностей…

– Без подробностей все просто: надо иногда отдыхать, чем ты и займешься сегодня вечером. От усталости люди часто совершают ошибки, даже лучшие профессионалы, – возразил ему старший.

Нельзя сказать, что я сердилась на друга. В конце концов, покушение бы наверняка последовало, так пусть лучше подобные вещи происходят под защитой и контролем опытных профессионалов, чем спонтанно. Кто знает, насколько и кому я помешала? Может быть, этот человек со временем в отчаянии мог дойти до нападения на приютивший меня дом. У Берггаренов, конечно, отличная защита, но любая защита имеет бреши, и ее преодоление зависит только от желания и финансовых возможностей организаторов.

Да и на скрытность Хаарама, по-хорошему, глупо было обижаться. Сама этим грешна, а некоторые из моих проблем, в отличие от тайн Хара, как раз должны были быть достоянием моих кровников. В его же случае скрытность – это скорее вопрос государственной необходимости. Я ведь ничего не путаю, и работает эта служба под императорским контролем?

Не удержавшись, я задала последний вопрос вслух. Хар с младшим как-то странно переглянулись, очень похоже усмехнувшись, а вслух вновь высказался старший:

– Надо же, какая верность отечеству, – с легкой необидной насмешкой проговорил он. – Вы интересная особа, Лейла. Думаю, мы еще вернемся к этому разговору. – На этом месте Хаарам вскинулся, бросив удивленный взгляд на старшего, но тот проигнорировал невысказанный вопрос. – Пока же успокою вашу совесть, мы действительно служим императору. Меня можете называть Пень, а это Клякса, – он кивнул на своего младшего товарища. – Но я вас перебил, – и Пень кивнул Хару. Тот выразительно хмыкнул, но никак иначе своего недовольства не выказал.

– Так вот, во-вторых, большое спасибо. Я всегда знал, что ты умница, но сейчас было бы просто свинством с моей стороны это не отметить. Я сплоховал, увлекшись скрытностью, но ты сумела подыграть в нужный момент, спасибо. Ну и, в-третьих, в связи с этим, а еще с чрезмерной общительностью Пня, предостерегаю. – Он усмехнулся. – Поосторожнее с этими наглецами, а то быстро окольцуют по всем правилам.

– Окольцуют? – растерянно уточнила я.

– Это жаргон, не обращай внимания, – ободряюще улыбнулся мне старший. – Тебе в любом случае ничто подобное не грозит, по меньшей мере до окончания нынешнего дела. – Это мнительность или последняя фраза была адресована отнюдь не мне?

– А далеко до него, до окончания? Вы же, кажется, взяли одного из негодяев живьем, – с надеждой поинтересовалась я.

– Боюсь, все только начинается, – нахмурившись, покачал головой Пень и резко, без перехода, сменил тему: – Как вы себя чувствуете? Голова не кружится, не мутит?

И я вдруг с удивлением отметила, что – да, кружится, и чувствуется дезориентация в пространстве, как будто я успела слегка задремать.

– Немного кружится, – ответила честно.

– Это хорошо, – удовлетворенно улыбнулся старший. – Значит, все в порядке. Мы, кстати, уже приехали. – Он качнул головой в сторону двери, и будто в ответ на этот жест экипаж, дернувшись, остановился.

Клякса (за что его, интересно, так прозвали?) распахнул дверцу, легко спрыгнул вниз и обернулся, чтобы помочь спуститься мне. Я не стала пренебрегать помощью, тем более что перед глазами по-прежнему плыло.

– Ты не волнуйся, – улыбнулся мне Клякса, придерживая за локоть. – Сейчас внутрь пройдем, и станет легче. Это реакция на защитные чары, чтобы не было возможности запомнить дорогу и место.

Оглядевшись по сторонам, я поспешно уткнулась взглядом в пол: кроме пестроты расплывчатых цветных пятен вокруг ничего не было. Впрочем, это не помогло – в глазах, дополнением к общей мутной круговерти, еще и зарябило от повторяющегося мелкого рисунка, так что я попробовала зажмуриться. Эта мера оказалась куда более действенной – меня, по крайней мере, перестало укачивать. Зато мысли стали вдруг вялыми и ленивыми, ползающими по кругу, и никак не удавалось ни на чем сосредоточиться.

– Так будет быстрее, – раздался веселый голос Хара, и кровник подхватил меня на руки. Мы куда-то двинулись, но к этому моменту я окончательно «поплыла» и не могла уже сказать, сколько времени и в каком направлении продолжался путь. Хорошая у них тут защита, качественная.

Прояснилось в голове, когда меня поставили на ноги. Оглядываться было страшновато, и я на всякий случай продолжала цепляться за плечо Хаарама. Широкий светлый коридор, посреди которого мы стояли, был совершенно пустым и безликим, но хотя бы не плыл и не кружился перед глазами.

– Все в порядке? – участливо поинтересовался Хар. Я только кивнула, привыкая к нормальному состоянию. – Неприятно, согласен, но пока еще никого даже не стошнило, – хмыкнул он.

– Ты меня утешил, – со вздохом ответила я, отпуская дополнительную опору и пробуя на прочность собственные ноги и вестибулярный аппарат. – А вы всех на руках носите или кто-то доползает самостоятельно?

– Есть специальные кресла на колесах, – рассмеялся Хар. – Но тебя я, после всего что между нами было, могу и на руках поносить!

– Еще скажи, что обязан на мне жениться, – насмешливо фыркнула я.

– Э-нет, хорошая моя, тут ты промахнулась! Не те нынче времена, – и он, дурашливо погрозив пальцем, показал мне язык.

– Ладно, молодежь, пойдемте, – подбодрил нас обнаружившийся тут же Пень. Клякса за время пути успел где-то потеряться. – Дел много, а времени мало.

Мы немного прошли по коридору, миновали несколько одинаковых дверей без опознавательных знаков. Как они вообще тут работают? Все одинаковое, бесцветное, совершенно пустое. Ладно, те, кто привык, но новички-то как ориентируются? Так и суют голову в каждую дверь, пока методом исключения не найдут нужную?!

– Хм, странно, – пробормотал себе под нос Пень, останавливаясь у ничем не примечательной двери, такой же бело-безликой, как и прочие. – Кого могло принести? – сам у себя спросил мужчина, уже шагая внутрь. Следом за ним просочились и мы, в недоумении обходя замершего едва не на пороге хозяина помещения. И тоже замерли от неожиданности. Во всяком случае, я – точно.

За простым письменным столом в кресле сидел хорошо знакомый человек, которого я совершенно не ожидала здесь увидеть. Как, судя по всему, не ожидал и Пень.

– Сахим?[20] – наконец справился с удивлением старший. – Как и зачем ты сюда попал?!

А я, честно говоря, даже не удивилась. Ни тесноте мира, ни знакомству этих загадочных людей, ни грозному прозвищу хмурого Разрушителя.

В пятнадцать лет, прочитав статью в газете, в которой не было практически никакой конкретной информации, только общие рассуждения о мужестве, долге и чести, я совершенно не задумалась, чем именно этот штабс-капитан настолько особенный, что его некролог, да еще с портретом, удостоился публикации на целом газетном листе. Да и потом об этом не думала – сначала ждала его возвращения, а потом уже вовсе сознательно старалась о нем не вспоминать.

Теперь же все известные мне факты об этом человеке начали аккуратно собираться в логичную и ясную картину.

Думаю, не так много подполковников лично знает и очень уважает генерал-лейтенант Оллан Берггарен. Да и Его Величество явно был неплохо осведомлен относительно личности господина следователя. И уж совершенно очевидно, абы кому не доверили бы расследование смерти императорского родственника. А еще, не слишком ли внезапная карьера, от штабс-капитана до подполковника за те несколько лет, что прошли с момента его выздоровления?

Так что встреча здесь, среди всех этих глубоко засекреченных личностей, стала скорее закономерным развитием сюжета, чем шокирующим открытием.

– Мне казалось, я имею право по меньшей мере быть в курсе, когда моего важного свидетеля какие-то посторонние личности втягивают в сомнительные авантюры, – таким уже привычным тихим голосом начал господин следователь, откладывая какую-то папку и поднимаясь из-за стола. Пень неожиданно отступил на шаг назад, напрочь забыв, что это вообще-то его кабинет. Хар удивил меня еще сильнее – скользнул в угол, задвигая меня себе за спину, явно намереваясь от чего-то защищать. Впрочем, понятно, от чего, но… они это всерьез?!

– Сахим, все было под контролем, она ведь не пострадала, – пробормотал, явно с трудом борясь с желанием выскочить за дверь, Пень.

– Почему меня не поставили в известность? – все так же тихо и невыразительно проговорил Разрушитель, упираясь обеими ладонями в стол.

А я, внимательно приглядевшись к сыскарю из-за плеча кровника, почувствовала слабость в коленках и острое желание оказаться где-нибудь подальше. Мне вдруг стала понятна причина опасений присутствующих мужчин.

Господин следователь ИСА, подполковник-Разрушитель Дагор Зирц-ай-Реттер был очень-очень зол. Вернее, не совсем зол – он пребывал в той характерной, беспросветной полубезумной ярости, из-за периодических приступов которой так боялись в народе магов этой специальности. Пообщавшись со сдержанным терпеливым сыскарем, я позабыла об этой особенности Разрушителей, решив для себя, что это очередной миф. Оказывается, не миф… И представив, на что способен данный конкретный маг в подобном припадке, поняла, что сейчас я куда ближе к встрече с Караванщиком, чем была когда-либо в жизни. И, боюсь, я совершенно не преувеличивала, скорее недооценивала следователя из-за недостатка информации.

– Извини, Сахим, я дурак, совсем не подумал, – виновато вздохнул Пень, упираясь лопатками в дверь. Дальше отступать было некуда, и он, кажется, это понял. – Я даже не знал, что это дело ведешь ты, привык, что раз нам поручают заняться, значит, свалилось какому-нибудь бездарю в ИСА.