Враг у порога Гаррисон Гарри

Кивая, Ли делал какие-то пометки в бумагах, лежащих перед ним.

— Вы упомянули о плантациях. Конечно, речь идет не о сахарных или хлопковых плантациях?

— Вовсе нет. Я имел в виду изгнание ирландцев-католиков из их домов в Ольстере и передаче опустевших жилищ протестантам из Шотландии. Это вражеское племя столь жестоко насаждено посреди нас. Посему и назвали сие плантациями. Можете перечесть по именам! В каждом городе Ирландии есть часть, район, которые называются ирландскими. Там живут истинные ирландцы, изгнанные из своих жилищ.

— Значит, запланированное вами восстание носит религиозный характер. Ирландские католики против англичан и их союзников-протестантов?

— Ничуть не бывало. Протестанты были в Ирландии всегда. Некоторые из ее величайших патриотов и сами были протестантами. Но вообще-то да, вот здесь, на севере, живут несгибаемые, упрямые люди — здесь, в Ольстере. Помню одну фразу, которую заставили нас заучить священники в школе. Это сказал англичанин, знаменитый сочинитель. «Ни разу не видел я более богатой страны или, откровенно говоря, более чудесного народа». Вот что он сказал. Но он продолжал: «И худшее в них — это горькая и ядовитая неприязнь, испытываемая ими друг к другу. Их клики испытывают столь давнюю ненависть, но притом сражаются на таком клочке суши, что напоминают людей, бьющихся на шпагах в бочке». Это сказал сэр Вальтер Скотт еще в 1825 году.

Подойдя к карте, Мигер притронулся в Белфасту и обвел вокруг него пальцем кружок.

— Они великие доки по части ненависти, вот так. Они ненавидят римского папу, но столь же сильно обожают толстую коротышку, сидящую на троне. Эта рознь тянется столетиями. Но не спрашивайте меня — сам я никогда не был на севере. С кем вам следует поговорить, так это с доктором из нашей Ирландской бригады — военврачом Фрэнсисом Рейнольдсом. Он родом из Портстюарта в Дерри, на самом северном побережье. Но он изучал медицину в Белфасте, а потом практиковал там несколько лет. Если вам хочется узнать побольше о делах в Ольстере, он как раз тот самый, кто вам нужен.

— А он надежен? — поинтересовался Ли.

— Это самый непоколебимый фений среди нас!

— Значит, надо уделить особое внимание Белфасту и северу, — проговорил Ли, быстро набрасывая что-то на бумаге. — Подумать о консультации с врачом Рейнольдсом. Итак, что вы можете сказать о британском военном присутствии в Ирландии?

— Обычно в стране находится от двадцати до тридцати тысяч британских солдат. Наиболее массированное скопление вот здесь, в Каррике, на высокогорье к югу от Дублина. Оккупационные войска стоят там испокон веков, а теперь они расквартированы в кирпичных зданиях и постоянно готовы перейти к действию.

— А в других местах?

— Конечно, в Белфасте. И в Дублине, и Касле, и в Корке на юге, а еще вот здесь и здесь.

Ли подошел к Мигеру, стоящему перед картой.

— А что вы можете сказать о дорогах и поездах?

— Почти все они идут из Дублина. На север к Белфасту. Затем еще поезда на юг из Дублина вдоль побережья до Корка. На запад из Дублина через Шэннон до Голуэя и Керри. Ах, какое там замечательное побережье — цветущие заводи и синие реки!

Приглядевшись к карте поближе, Ли провел пальцем вдоль железнодорожных линий.

— Вы имеете в виду вот эту линию? Она не доходит до Дублина.

— Вообще-то нет. Эта местная ветка, связывающая Лимерик с Корком. Точно такие же идут на севере между Дерри, Колрейном и Белфастом.

Мигер улыбнулся, полуприкрыв глаза; он видел не карту, а страну, из которой его изгнали столь жестоко.

Неужели мечта о свободе, на которую уповали ирландцы веками, наконец-то сбудется?

* * *

Бригадир Сомервилл пустил лошадь рысцой посреди дороги. Шкура животного лоснилась от пота, хотя оно почти всю дорогу шло шагом, лишь иногда переходя на рысь на ровных, утрамбованных участках. Черт бы побрал эту вечную жару! Бригадир миновал роту сипаев, копавших дренажную канаву вдоль дороги. Эти люди куда лучше приспособлены к подобному климату, чем он. Впереди показалась группа офицеров, сгрудившихся вокруг стола на козлах. Заслышав его приближение, они обернулись, и Сомервилл узнал их командира.

— Все идет по плану, Уолсли? — спросил он, спешившись. И козырнул, отвечая на приветствие офицера.

— Во время вашего отсутствия все было в порядке, генерал! — отрапортовал полковник Гарнет Уолсли из королевских инженерных войск, командующий постройкой дороги. — Выравниваем по миле в день с тех самых пор, когда сняли часть людей с укреплений, — указал он на груду свежевырытой земли и гладкую поверхность дороги позади нее. — Постройка бастионов заняла больше времени, чем мы рассчитывали. Теперь укрепления — лучше и не придумаешь. Кроме того, для их обороны нужно куда меньше солдат, чем для постройки. Располагая хорошей дорогой, мы можем быстро перебросить войска к обороняемым пунктам, подвергшимся атаке.

— Вот уж, право, воодушевляющая новость.

— Искренне надеюсь, что я не слишком много на себя возьму, если поинтересуюсь, как продвигается более обширный план? Я по уши зарылся в землю и почти ничего не знаю о том, что происходит в окружающем мире.

— Тогда радуйтесь — все идет, как задумано. Транспорты ныне собираются в портах вдоль побережья Британских островов. А из Индии уже отплывают последние войска. Когда все будет готово, мы нанесем удар… — заслышав дальний рокот канонады, он замолк и наклонил голову, прислушиваясь. — Атака?

— Сомневаюсь, что крупная, — покачал головой Уолсли. — Судя по звуку, они снова нас прощупывают. Хотят посмотреть, хорошо ли мы обороняем определенный отрезок дороги.

Пропели трубы, и полк гуркхов рысцой побежал на звук перестрелки. Сомервилл пришпорил коня, направляя его следом за солдатами. Грохот орудий непрерывно нарастал, пока к нему не присоединился визг снарядов над головами. Сомервилл придержал коня рядом с ротой солдат в красных мундирах, стоявших по стойке «вольно». Капитан, командовавший ими, приказал одному из солдат подержать его лошадь под уздцы, пока бригадир спешивался, и отдал ему честь.

— Пока что только одна пушка. Мы отвечаем на их огонь. Это уже не в первый раз. Но если они бросят на штурм войска, мы здесь. Этот генерал — упрямец. Пытается истерзать нас постоянными обстрелами. А если почувствует, что есть хоть малейшая возможность, бросит вперед войска.

— Ваш противник — настоящий бульдог. Американские газеты только об этом и трубят. Улисс С. Грант, не знающий поражений.

— Ну, здесь-то его ждет поражение, если это лучшее, на что он способен.

— Искренне надеюсь, что вы правы, капитан. Пожалуй, я бы хотел взглянуть лично, как развивается атака.

Капитан повел его по крутой дорожке к гребню укреплений. Пушки грохотали совсем близко по обе стороны.

— Лучше не высовываться, — заметил капитан. — Их снайперы знают свое дело. Но вы вполне можете все рассмотреть сквозь амбразуру.

Пушка в соседнем редуте выстрелила, и потные артиллеристы, обнаженные до пояса, откатили ее, чтобы перезарядить.

— Прекратить огонь, — приказал Сомервилл, проходя мимо пушки, чтобы выглянуть через щель между бревнами, сквозь которую она стреляла. Внизу почти ничего не было видно. Только кучка бурой мертвой растительности, а дальше джунгли. Пушка стреляла из укрытия, хотя облако дыма и выдавало ее позицию. Ядро, отскочив от наклонного земляного вала, с визгом пролетело над головой.

Сомервилл довольно улыбнулся. Все идет в точности по плану.

В ТЫЛУ ВРАГА

До начала гражданской войны Аллистер Пейсли чересчур часто пребывал на грани голода. Он сошел на берег с эмигрантского корабля из Англии в 1855 году, меньше десяти лет назад, почувствовав громадное облегчение, как только вступил на американскую почву. Не то чтобы ему в самом деле нравилась новая родина — правду говоря, он скорее презирал ее. Он уж наверняка никогда бы добровольно не пересек океан, чтобы поселиться в этом голом и грязном краю. К незапланированной эмиграции из Британии его вынудили бейлифы, шедшие за ним по пятам. Примерно то же самое произошло несколькими годами ранее в Шотландии, которую его вынудили поспешно покинуть практически такие же обстоятельства, какие погнали его из Англии. Обвинения были известны только ему — да еще властям и полиции. У него не было друзей, которым он мог бы открыться, — да он и не хотел заводить друзей. Он был просто отчаявшимся, одиноким человеком, мелким воришкой и мошенником, не преуспевшим даже в этом неприглядном ремесле.

Первая удача в Америке ждала его, как только он сошел с корабля. Выкарабкавшись из каютки третьего класса в трюме навстречу холодному свету дня, он впервые почувствовал, что почти ничем не связан со столь же жалкими и зловонными попутчиками. В сутолоке на палубе он умудрился затесаться среди хорошо одетых пассажиров и даже подобраться к одному из них настолько близко, чтобы стащить его карманные часы. Позади раздался крик: «Вор!»:

— но к тому времени он уже давным-давно был на берегу. Повинуясь инстинкту, он пробрался в трущобы Манхэттена и отыскал там ломбард. Процентщик надул его при расчете, и все же он получил достаточно скомканных банкнот и диковинно выглядевших монет, чтобы упиться до бесчувствия; выпивка в то время была его единственной отрадой и пороком.

И снова благосклонное провидение улыбнулось ему. Прежде чем напиться до потери сознания, он сообразил, что мужчина, сидевший рядом с ним в баре, вышел через заднюю дверь, чтобы справить нужду.

Пейсли смутно помнилось, что незнакомец засунул что-то под лавку, когда садился. Поерзав на сиденье, Пейсли сдвинулся и пощупал. Да, какой-то чемоданчик. Так уж получилось, что никто в этот момент в его сторону не смотрел. Он ухватил чемоданчик за ручку, поднялся и незамеченным выскользнул через переднюю дверь. Обогнув достаточное количество углов и удалившись от питейного заведения на приличное расстояние, он остановился на заваленном мусором пустыре и открыл чемоданчик.

Фортуна и вправду улыбнулась ему. Это оказался чемоданчик коммивояжера с образцами патентованных снадобий. Основным снадобьем была «Флетчеровская кастория» — универсальное лекарство от детских болезней и прочих недугов. Гордый девиз на каждой этикетке гласил: «Дети умоляют о ней». Вполне вероятно, поскольку внутри оказался алкоголь, сдобренный изрядным количеством опиума. Пейсли тут же пристрастился к снадобью, но у него хватило здравого смысла не выпивать все, поскольку этот чемоданчик должен был стать его пропуском в новую жизнь.

Путешествовать по этой дикой стране было легко и недорого, а личина разъездного фармацевта была идеальным прикрытием для его мелких преступлений. Он обворовывал коллег-коммивояжеров в дешевых гостиницах, что еще больше облегчалось американской практикой селить вместе по четыре-пять человек. Он всегда вставал до рассвета, забирая с собой все ценное. Эти мелкие кражи в магазинах и мелкие грабежи обеспечивали его средствами к существованию — пока приближение войны не дало ему идеальный шанс приложить свои исключительные дарования.

Все сводилось исключительно к деньгам и не имело ни малейшего отношения к рабству или правам южан.

Так уж получилось, что он в тот момент был в Ричмонде, штат Виргиния, когда прочел об обстреле Форт-Самтера. Гражданская война в Америке началась 12 апреля, после того как Форт-Самтер на острове Чарлстон был обстрелян войсками генерала Борагара. Будь Пейсли в Нью-Йорке, он бы начал работать на правительство янки. Но при сложившихся обстоятельствах он отправился искать ближайшее военное учреждение конфедератов. Посреди неразберихи и замешательства первых дней войны ему потребовалось некоторое время обивать пороги, прежде чем удалось найти человека, готового его выслушать. Но он не сдавался и в конце концов нашел офицера, прислушавшегося к нему и распознавшего уникальную возможность, которую означал этот чужестранец, говоривший с сильным заморским акцентом.

С этого момента Аллистер Пейсли стал чуть ли не первым шпионом на службе южан.

Война была благосклонна к нему, он челноком мотался туда-сюда между воюющими сторонами. Его шотландский акцент и пузырьки с лекарствами служили идеальным прикрытием, никто ни разу не заподозрил его истинной специальности. Он выставлял свои образчики на обозрение маркитантов, сопровождавших каждый полк и военный лагерь. Вскоре он обнаружил, что солдаты-северяне разделяют его пристрастие к алкогольным напиткам. Поскольку денег у них было маловато, а то и вовсе не было, они были вынуждены пускаться на ухищрения, выделывая брагу и перегоняя ее в самогон низкого пошиба. Как только Пейсли узнал об этом, дрожжи, изюм и прочие сушеные фрукты стали непременным атрибутом его багажа. Деньгами ему платили редко; но выпивкой — всегда. За собранные сведения ему всегда приходилось расплачиваться головной болью, трясущимися руками и мучительной рвотой. Названия и номера полков, количество орудий и боевой распорядок — все эти военные сведения он терпеливо запоминал и записывал. Узенькие полоски бумаги в полнейшей безопасности путешествовали в запечатанной пробирке, скрытой внутри большой темной бутылки «Флетчеровской кастории». Его темный секрет так никогда и не был раскрыт.

Сверх того в пробирке находился пропуск, подписанный самим генералом Робертом Э. Ли. Когда Пейсли возвращался в тыл южан, пропуск обеспечивал ему быструю доставку к работодателям в Ричмонд. Получив плату, он пил более пристойные алкогольные напитки, пока бедность или военная надобность не отправляли его в дорогу снова.

А когда в газетах напечатали об афере «Трента» и ультиматуме Британии, Пейсли увидел шанс расширить диапазон своей деятельности. Он знал англичан просто великолепно, а еще знал, как выудить у них деньги. Добравшись до Вашингтона, он без труда отыскал резиденцию лорда Лайонса — британского посланника в американской столице. В соответствующий момент, когда его светлость наверняка был дома, Пейсли добился возможности повидаться с ним. Лайонс признал факт, что в случае войны весьма небесполезен будет шпион вроде Маклеода — под этим именем представился ему шотландец на тот случай, если он все еще числится в розыске.

К счастью для Пейсли, война пришла, и он без труда сменил привязанности и хозяев. Именно на этой новой службе он снова оказался в филадельфийском порту, возобновив старое знакомство.

Хорст Кречманн, как и его шотландский работодатель, не испытывал любви к своей новой родине. Он был владельцем весьма затрапезной пивной неподалеку от филадельфийской военно-морской верфи. Здесь он варил собственное пиво — очень крепкое и совершенно омерзительное на вкус. Но поскольку оно было весьма дешево, посетители не жаловались. Зато они толковали между собой, быстро пьянея от гадостного пойла. Хорст внимательно прислушивался к их словам, каждую ночь записывая услышанное в своем замусоленном дневнике в кожаном переплете. Записи он делал крохотными витиеватыми буковками на своем родном баварском диалекте. Теперь, когда гражданская война подошла к концу, он решил, что уже никогда не свидится со своим работодателем. И потому он весьма обрадовался, увидев Schotte, явившегося однажды утром, когда Кречманн надраивал полы в пивной.

— Не ждал тебя видеть тута, раз война кончилася. Пейсли не ответил, пока владелец пивной не запер дверь за ним на засов.

— Мы все еще воюем, разве нет?

— Правда? — Кречманн принес бутылку шнапса и поставил ее на стол; ни тот ни другой не пили тошнотворного пива. — Разве мы не погнали британцов прочь с поджатыми хвостами?

— Пожалуй, что так, но они настырное племя. И хорошо платят за новости.

— Это очень приятно слышать. Prosit.

Облизнувшись, Хорст наполнил стаканы снова. Осушив свой, Пейсли громко рыгнул; немец одобрительно кивнул.

— Что поговаривают моряки? — осведомился Пейсли.

— Да мало чего. Со времени конца войны корабли плавают мало. Но они жалуются, моряки вечно жалуются. Теперь насчет угольной пыли на борту «Диктатора». Его бункеры набиты до отказа, да еще мешки в коридорах.

— Значит, долгое путешествие, — заинтересовался Пейсли. — Не знаешь куда?

— Да вроде бы никто из них не знает. Но сейчас в доках загружаются углем три корабля. Schwwarzen,[36] которые грузят, они выпивают тута.

— Им что-нибудь известно?

— Да, но понять их трудновато. Один все ж поминал Южную Америку.

Кивнув, Пейсли выудил из кармана стопку засаленных долларов, свернутых в рулончик. С этими сведениями и сведениями о перемещениях войск, которые он уже записал, у него вполне довольно, чтобы рапортовать. Как раз вовремя, поскольку «Примавера» через три дня отплывает в Бельгию. Как раз столько ему понадобится, чтобы зашифровать послание, за неимением лучшего пользуясь в качестве шифровальной книги Библией.

* * *

Визит на родину для Патрика Джозефа Кондона был совершенно неожиданным. Он бежал из Дублина в 1848 году, преследуемый по пятам королевскими ирландскими констеблями и солдатами. Мятеж, затеянный Юными Островитянами, не удался. О'Брайен, как и Мигер, и Макманус, был схвачен и приговорен к пожизненной каторге на Тасмании. Но Кондона предупредили вовремя, он бежал через заднее окно в том, в чем был. С тех пор ему довелось немало пережить. Теперь он капитан армии Соединенных Штатов и прибыл с совершенно иным заданием.

Дублин не изменился. Направляясь в город из Кингстонского порта, он будто возвращался в прошлое.

Сквозь трущобы Ирландского квартала, мимо Тринити-колледжа. Он там учился, но был вынужден оставить учебу, чтобы присоединиться к мятежу. Проходя по Нассау-стрит, он смотрел сквозь решетку ограды: все осталось точь-в-точь таким, как ему запомнилось. Они пересекли мост Ха'Пинни, уплатив причитающийся сбор, затем зашагали по набережной вдоль Лиффи. Память, память…

Но для Джеймса Галлахера, шагавшего рядом с ним, все это было в новинку. Он вырос в крохотной деревушке в Голуэе и помнил только голод и холодные зимние ветры, дующие с Атлантики. Ему было пятнадцать лет, когда семья эмигрировала в Америку, воспользовавшись билетами, присланными старшим братом, устроившимся в Бостоне. Теперь, когда ему едва-едва исполнилось двадцать, он был рядовым американской армии и никак не мог взять в толк, что же он делает здесь, в Ирландии. Он только и знал, что всех поголовно в Ирландской бригаде попросили написать, из какого места в Ирландии они приехали. Из Голуэя было добрых два десятка человек, но по каким-то неведомым ему причинам выбрали его. Хотя среди них хватало куда более сообразительных, чем он, даже более храбрых и желающих снова повидать Ирландию, вполне подходящих кандидатов. Но только у него есть дядя, работающий машинистом на железной дороге. Выбор его не обрадовал, даже напугал, и Джеймс старался не дрожать, когда они проходили мимо человека в мундире.

— Далеко еще, сэр? Иисусе, ну и дьявольский путь…

— Мы совсем рядом, Джимми. Впереди набережная Арран. Найти магазин будет довольно легко.

Над затрапезным заведением не было никакой вывески, но висевшая снаружи поношенная одежда вполне заменяла ее. Их элегантное платье не привлекло бы внимания в Дублине, но стоит им покинуть город — и на них начнут обращать внимание, запомнят — чего они не хотели ни в коем случае. Поднырнув под веревку с раскачивающимися на ней одеяниями, они вошли во тьму лавки. А выйдя несколько минут спустя, оба были одеты в потрепанную серую одежду, точь-в-точь такую же, как у прочих обнищавших граждан этого края. Кондон нес старый картонный чемодан, перевязанный веревкой. Галлахер уложил все свои пожитки в грязный картофельный мешок.

Они дошли до станции Кингсбридж, где Кондон купил билеты третьего класса до Голуэя. И хотя их вид не привлек особого внимания, оба испытали немалое облегчение, когда паровоз дал гудок и поезд медленно, постукивая на стыках, двинулся на восток.

Кондон читал грошовый бульварный листок, купленный на станции в Холихеде; а Галлахер поглядывал из окна на зеленые ирландские пейзажи, проплывающие мимо, от всей души желая снова оказаться в армии. Конечно, он жаловался на службу и ныл вместе с остальными солдатами, но теперь он присягнул в душе, что никогда-никогда в жизни больше не будет жаловаться, если вернется в целости и невредимости после этой ужасающей миссии.

Когда они въехали на станцию Голуэй, фонари только-только зажгли. Вслед за остальными пассажирами они сошли с поезда, радуясь анонимности, предоставленной сумерками.

— А ты уверен, что сможешь найти дорогу до деревни?

— Может быть, но не уверен. Мы никогда не ходили в город, не считая того раза, как уезжали.

— Ладно, тогда тебе придется спросить у кого-нибудь, — сказал Кондон, когда они вышли на улицу. Булочная перед ними как раз закрывалась, и пекарь собственноручно навешивал ставни. — Попробуй-ка выяснить у того человека, пока он не зашел.

— Я не уверен, капитан.., сэр. Может быть, вы могли бы…

— Чушь, Галлахер, ты вполне справишься. Как только он услышит мой дублинский акцент, это пробудит его любопытство. Может быть, он даже запомнит нас. А ты местный парнишка с отличным голуэйским говорком. Так что действуй.

Благодарение господу за темноту, никто не увидит, как он дрожит.

— Извините, сэр, — промямлил Джеймс, когда пекарь уже хотел зайти. Тот обернулся, устало буркнув что-то. — Я ищу.., своего кузена. То бишь, не здесь, а в Дуалле.

Снова буркнув что-то себе под нос, пекарь очень строго посмотрел на парнишку и отвернулся.

— Пожалуйста, сэр! — безысходно проговорил он. Пекарь зашел в магазин, закрывая за собой дверь. В отчаянии Галлахер ухватился за край двери.

— Ну-ка отпусти, олух, или так съезжу тебе по уху, что полетишь до самого Керри, — Галлахер отпустил дверь, и пекарь немножко обмяк. — Прямо, потом сверни под мост, мили две.

Дверь с грохотом захлопнулась, и в замке лязгнул ключ. Джеймс поспешил к капитану, чувствуя, как холодный пот заливает глаза.

— Вон туда, сэр, под мост.

— Отличная работа, парень. Ну, пошли искать твоего дядюшку Пэдди. А ты уверен, что он тебя узнает?

— Никаких сомнений, он узнает даже мою задницу. Он завсегда шлепал меня, когда папаши не было на месте, чтоб заняться этим. Перебрался к нам, когда тетушка Мари померла. Имел постоянную работу и все такое, так что еда на столе не переводилась.

Ночь выдалась безлунная, но при свете звезд они видели темную тропу достаточно четко. Чуть ли не час спустя они разглядели острые силуэты крыш Дуаллы на фоне звезд.

— Сможешь найти дом? — поинтересовался Кондон.

— С закрытыми глазами. Я родился там, никогда нигде не бывал больше, пока мы не сели на корабль.

— Хорошо. Слушай, я подожду здесь, пока ты не найдешь своего дядюшку и не поймешь, что все в порядке. Спрячусь в этой рощице у дороги. Приходи за мной, если он один. И помни: моя фамилия Келли. Тебе ясно?

— Да, сэр, — пробормотал Галлахер. Он слышал этот вопрос уже раз десять, если не больше. — Сперва повидаю дядю.

Он затрусил через деревню, угадывая дорогу инстинктивно и гадая, какой прием его ждет. Но когда он проходил мимо темной двери деревенской лавки, из тени донесся голос:

— И кто бы это мог разгуливать в этакое время ночи?

Заслонка фонаря с рефлектором открылась, и Галлахер оцепенел в луче света. Внезапная вспышка позволила ему различить ужасно знакомую фуражку королевского ирландского констебля. Джимми ощутил, как сердце уходит в пятки, и решил, что помрет на месте.

— Ну-ка выкладывай, парниша, — довольно добродушно произнес констебль. Джимми собрался с духом и сумел выдавить из себя несколько слов:

— Мой дядюшка, здесь, Патрик Галлахер…

— А-а, ты племяш Пэдди! Охотно верю, ты — вылитый он. Работал в чужих краях?

— Да, сэр.

— Ну, тогда ступай. Он тебя ждет не дождется. Поворачиваясь, Джимми изо всех сил старался не споткнуться. Силком заставил себя идти, а не бежать от этого пугающего собеседника. А вон и его дом, чуть дальше по улице, и свет падает из щели у окна. Заперта ли дверь? На его памяти она никогда не запиралась. Подняв щеколду, он распахнул дверь.

— Уффф, — проговорил мужчина, сидевший в кресле перед камином. Он дремал, но скрип двери разбудил его. — Кто там?

— Это я, дядя! Джимми.

Тут Галлахер проснулся окончательно и разинул рот от изумления.

— Да хранят нас святые угодники, неужто это и вправду ты, малыш Джимми?! Видит бог, так оно и есть, эвон как вырос и поправился! Но ты ж в Америке, за океаном…

— Это долгий рассказ, дядя Пэдди, я щас тебе все расскажу. Но со мной друг, можно его привести?

— Конечно, парень.

— Я встретил тут по пути констебля, он меня остановил…

— Наверно, старина Берт. Завсегда дергает ручки дверей в этот поздний час.

— А как по-твоему, он еще там?

— Нет, теперь он, наверно, отправился на боковую, — Пэдди нахмурился. — У тебя что, нелады с законом, а?

— Нет, вовсе нет. Дай-ка я схожу за кап.., мистером Келли. Он растолкует все куда лучше, чем я.

Джимми вышел чуть ли не насвистывая. Он дома и в полной безопасности. Все будет отлично.

Все в деревне отходили ко сну рано, потому что свет стоит денег, а их как раз вечно не хватает. Джимми не встретил никого, шагая между темными безмолвными коттеджами. И отыскал рощицу без особого труда.

— Капитан, — прошептал он, и Кондон тут же появился чуть ли не у самого его бока.

— Постарайся забыть о моем звании, Джимми, будь так добр. Ты должен забыть об армии, пока мы в Ирландии. Если не можешь звать меня Патриком — что ж, сгодится и «сэр». Ты нашел дядю?

— Да. Я сказал ему, что схожу за вами. Больше ничего.

— Молодец!

Когда они вернулись, дядя Джимми успел заварить чай и наливал его в толстостенные глиняные кружки. Они обменялись рукопожатием, и Пэдди с любознательным видом склонил голову к плечу.

— Значится, вы друг Джимми, а, мистер Келли?

— С радостью признаю, что это так.

— Оно верно, но вы порядком постарше его будете.

— Так оно и есть. Но все легко объяснить. Впервые я с ним познакомился в организации, к которой мы оба принадлежим, — патриотической группе, собирающей деньги во имя Ирландии.

— Пожалуй, они ей не повредят, — с чувством заметил Пэдди. — Это край бедных и голодных.

— Так и есть. И мы знаем, кто в этом повинен. Пэдди резко вскинул голову; на лице его залегли угрюмые тени.

— Значится, деньги вы пускаете не против голода, а на политику. И скажу я вам, политика не по моей части.

— Политика по части каждого из нас, — угрюмо возразил Кондон, — когда речь заходит о свободе Ирландии.

— Я не приглашал вас в свой дом, мистер Келли, — холодно проронил Пэдди. — И могу попросить вас удалиться.

— Можете — и я подчинюсь. Но сперва выслушайте меня. Я член кружка фениев. Цель наша — освободить Ирландию. И чтобы осуществить это когда-нибудь, мы должны знать о враге все, что можно. Где стоят войска, сколько их, насколько они боеготовны. Но еще нам надо знать все об их железных дорогах, потому что войска ездят на поездах. Мы не ищем бойцов — пока, но нам нужны добрые ирландцы, которые могут поставлять нам столь необходимые сведения. Станете ли вы одним из них?

— Я ничего не знаю про военные дела, — отмахнулся Пэдди. — Я машинист паровоза, и только.

Подавшись вперед, Кондон навалился на стол и негромко, вкрадчиво проговорил:

— Мы живем в новое время, и военное искусство сейчас новое. Как я сказал, войска ездят на поездах. И чем больше мы будем знать, тем лучше подготовимся.

— Так вот оно что, а? Вы хотите, чтоб я шпионил на вас.

— Нам не нужны шпионы. Нам нужны верные ирландцы, которые могут записывать, что видят. Вам могут платить…

— Умолкни, человече! — вскинулся Галлахер. — Деньги нужны осведомителям, шпионам и доносчикам. Ежели я что и сделаю для вас, то во благо Ирландии, а не мое собственное.

— Значит, сделаете?

Машинист обернулся к племяннику.

— А ты работаешь на этих фениев, Джимми?

— Ага.

— Это опасно?

— Не знаю, — пожал плечами Джимми. — Может, и так. Но, вступамши, я ведал, на что иду. И я буду сражаться, — имел ли он в виду армию — или фениев? Или и то и другое сразу? Да, пожалуй, что так. Пэдди с улыбкой откинулся на спинку стула.

— Ну, ежели крохотному парнишке по плечу такое, то уж человек моих лет не может сказать «нет». Я никогда не путался в политику. Но ежели уж дело дошло до этого, я верный ирландец и с радостью умру за свободу Ирландии. Это вы хотели услышать, мистер Келли?

— Совершенно верно, и я не могу не преклоняться перед человеком, который ставит родину превыше собственных здоровья и благополучия.

Лед был сломлен. Пэдди заварил свежий чайник чаю, и они попивали чаек в полном согласии. Кондон растолковал все, что им необходимо знать, и просил запоминать все сведения, не доверяя их бумаге. А в конце извлек пятифунтовую банкноту и улыбнулся, заметив, как нахмурился Пэдди.

— Это не для вас, мой друг, а чтобы узнать еще кое-кого, кто тоже наш друг. — Разорвав купюру пополам, он передал железнодорожнику одну половину.

— Тот, кто покажет вторую половину, — один из нас. Расскажите ему все, что знаете. Договорились?

— Договорились. Хотя поступать так с пятеркой — жуткое злодеяние.

— Очень скоро эти два куска воссоединятся, и купюра будет как новенькая. А теперь скажите-ка мне, когда мы сможем сесть на поезд обратно в Дублин?

— В семь есть поезд. Но ежели вы хотите пораньше, я веду товарняк в четыре. Вы можете поехать на площадке, ежели не будете путаться под ногами.

— Ваш кочегар увидит меня и запомнит.

— Старина Симус? — рассмеялся Пэдди. — Да ни в жисть! Он глух как колода, а любопытства у него не больше, чем у телеграфного столба. И потом, вы будете не первый, инспектора и навроде их ездют в будке. Симус не станет мараться, позабудет все напрочь.

— А где поедет Джимми?

— А он не поедет этим поездом. Констебль видал его вчера ночью и будет ломать голову, кудай-то он запропастился, ежели не увидит его. Пускай побудет тут денек-другой, а я уж позабочусь доставить его в Дублин. Да и воды уж немало утекло. Нам с парнишкой есть о чем потолковать.

— Меня это вполне устроит. Значит, даю тебе три дня, Джимми, до четверга. А в четверг езжай первым утренним поездом, я буду ждать тебя на станции в Дублине.

ОТВЕТНЫЙ УДАР

Капитан Грин очень гордился собой, своим кораблем и своим экипажем. Корабль ВМФ США «Хартфорд» во время войны был порядком потрепан, крейсировал между Форт-Джексоном и фортом Святого Филиппа на Миссисипи. Однажды он сел на мель, но сумел с нее сняться и вернуться в реку, потом пережил пожар, но все равно возглавлял флот, захвативший Новый Орлеан. После битвы адмирал Фаррагут перенес свой флаг на другой корабль, сделав флагманом его, а «Хартфорд» вперевалку заковылял в вашингтонскую военно-морскую верфь для ремонта. Починка шла ни шатко ни валко, прежде всего потому, что большинство боеприпасов и орудий предназначались для новых броненосцев. И хотя у «Хартфорда» корпус был деревянный, он был прекрасно вооружен пушками, а поскольку ходил и на парусах, и на пару, то мог отправиться, куда только пожелает его капитан. Через два дня по окончании ремонта капитан находился в своей каюте, изучая свежие списки доставленных грузов, когда его первый помощник Лэзерс постучал в дверь.

— На борт поднимается офицер, сэр, мне только что доложили. Густав Фокс, заместитель министра военного флота.

— Какая честь! Как только он поднимется, ведите его ко мне.

Гус фоке надел свой морской мундир, не так бросающийся в глаза на военной верфи. Капитан и первый помощник дожидались его, пытаясь скрыть любопытство по поводу причины его визита.

— Я доставил боевой приказ, капитан, — Фокс вручил Грину конверт с сургучной печатью. — И буду искренне благодарен, если вы прочтете его сию же минуту.

Вскрыв конверт, капитан Грин быстро пробежал глазами лежавшие в нем листки. Приказ был лаконичен и деловит. Капитан передал листок Лэзерсу. Прочитав, тот озадаченно тряхнул головой.

— Салина-Крус в Мексике? Ну.., никогда не слыхал об этом месте!

Улыбнувшись, капитан Грин постучал пальцем по карте, развернутой на столе перед ним.

— Вы не следите за новостями. Раньше это был мелкий рыбачий порт в Мексике на берегу залива Теуантепек…

— Ну конечно! Это тихоокеанский порт, где британцы высадили все эти войска.

— Вот именно.

Оба моряка обернулись к Фоксу.

— Полагаю, вы доставили этот приказ лично не без причины, — заметил капитан.

— Определенно. Я хотел вам сказать, что надо сделать, когда вы доберетесь до этого порта. Вас посылают, чтобы вы напомнили там о нас, и из всех американских кораблей этой чести ваш корабль удостоен первым. Мы хотим, что вы осуществили это по собственному усмотрению. Там стоят британские корабли, и мы хотим, чтобы вы их уничтожили. Вы отправляетесь в Мексику, как только ваши угольные бункеры будут полны, а припасы погружены.

Оба офицера с улыбкой переглянулись. Лейтенант Лэзерс провел пальцем вдоль атлантического побережья Южной Америки до Огненной Земли и через пролив Дрейка, мимо мыса Горн.

— Чертовски длинный путь. И сплошь на юг, а потом обратно вдоль тихоокеанского побережья.

— Но нам это по силам, — заметил Грин. — Мы пойдем под парами только до Монтевидео. Затем наполним там угольные бункеры — и на всех парусах к Мысу. Пройдем через пролив Дрейка под парами, чтобы не торчать там неделями. Придется идти порядком медленнее, чем обычно, но мы справимся. А потом, как только достигнем Мексики… — он припечатал карту кулаком. — Кошка окажется среди воробьев! — Он обернулся к Фоксу. — Вы хоть сколько-нибудь представляете, что ждет нас там?

— Согласно последним донесениям, — радостно ухмыльнулся Фокс, — там только транспортники. Некоторые из них вооружены, тут уж я не сомневаюсь. Но, согласно донесениям, ни одного линейного корабля. Определенно ни одного броненосца. Если малость повезет…

Ему не требовалось договаривать. Все они знали, какую огневую мощь может продемонстрировать этот корабль.

— Вы должны затопить все корабли в порту без исключения. Если сможете обстрелять огневые позиции, не подвергая опасности собственный корабль, — что ж, сделайте заодно и это. Когда покончите с этим, отправляйтесь в Сан-Франциско, где вас будет дожидаться новый приказ. Есть вопросы?

— Ни единого, сэр. Но я хочу поблагодарить вас за назначение. Все будет сделано в точности, как вы сказали.

* * *

Два дня спустя, в грозу, они отдали швартовы и на всех парах устремились на юг. После загрузки углем в Аргентине они даже близко не подойдут к земле, пока не достигнут тихоокеанского побережья.

У мыса Горн они столкнулись с обычными штормами, а на подходе к Огненной Земле их приветствовали западные ветры. Но вместо того чтобы торчать на месте в ожидании попутных ветров, они развели пары и устремились через пролив Дрейка вокруг мыса. Затем, потушив топки, на всех парусах шли на север, пока не добрались до Эль-Сальвадора и высадились на берег в Акахутле. Там они вылили из бочек зловонную зеленую воду и наполнили их свежей родниковой, а кок купил свежих овощей и фруктов. После чего легли на курс на запад — северо-запад, ведущий их к заливу Теуантепек.

На рассвете по штирборту показалась узкая зеленая полоска джунглей на фоне зубчатых силуэтов гор Сьерра-Мадре. Западные ветры стремительно несли их вперед, и теперь не было нужды расходовать невосполнимый запас угля. Машина молчала, котел остыл, поскольку им не пользовались с тех самых пор, когда пробивались на запад вокруг мыса Горн против ветра. И лишь когда впереди показались горы Оахака, а на берегу белыми точками запестрели дома деревни, капитан приказал машинному отделению поднять пары. Он не знал, что ждет их впереди, — и предпочитал на всякий случай перестраховаться. Уже не в первый раз он благословил в душе паровую машину, способную вытащить парусник из беды.

— Паруса прямо по курсу! — крикнул впередсмотрящий.

— Три, четыре.., может, пять, — прикинул капитан Грин, направив подзорную трубу в сторону берега. — Какое роскошное зрелище!

Спустив паруса и исторгая в воздух клубы черного дыма, «Хартфорд» устремился к вражеским кораблям. Его наверняка заметили, потому что на голых мачтах британских кораблей внезапно расцвели белые паруса. Но поздно, слишком поздно, потому что военный корабль уже мчался к ним на скорости в добрых одиннадцать узлов. А эти толстые индийцы, все до единого, не слишком-то привыкли поднимать паруса с такой поспешностью. Первые два судна стояли на якорях не более чем в ста футах друг от друга.

— Рулевой, — распорядился Грин, — пройти между ними! Канониры, стреляйте, как только прицелитесь. — И приказал машинному отделению сбавить ход.

«Хартфорд» скользил по зеленой прозрачной воде. На орудийных палубах пушки подкатили к амбразурам, и канониры схватили тлеющие фитили.

Первая пушка выстрелила, и корпус корабля содрогнулся. Потом следующие, одна за другой, пока «Хартфорд» проходил между кораблями.

Индиец по левому борту выпустил облачко желтого дыма — единственный знак сопротивления, но ядро с воем пролетело над палубой «Хартфорда», не нанеся ни малейшего ущерба.

Зато пушки американского крейсера даром боеприпасов не расходовали, с ревом стреляя в упор. Ядра крушили корпуса британских кораблей, раздирая переборки, сметая мачты, разжигая пожары. Когда «Хартфорд» устремился дальше, два исковерканных корпуса понемногу погружались в воду, пылая и дрейфуя в сторону берега. А нападающий снова поднял пары и повернул к остальным кораблям.

Через полчаса мирный пейзаж со стоявшими на якоре судами изменился до неузнаваемости. Одно изувеченное судно пылало, сев на мель. Три других, безжалостно изрешеченных снарядами, тонули, охваченные пожаром. Один из капитанов в отчаянии выбросил корабль на берег, но и это не спасло его. «Хартфорд» подошел как можно ближе, чуть ли не в полосу прибоя, и изрешетил его насквозь.

— Пушка на берегу, сэр, — доложил первый помощник. И тут капитан в первый раз осознал, что их обстреливают. Как минимум шесть орудий на берегу стреляли в них. Но стреляли ужасно неточно, всего пара снарядов подняла фонтаны воды неподалеку от «Хартфорда».

— Ладно, мы сделали, что могли, — с удовлетворением сказал капитан. — Поднять паруса! Остановим машину, как только ляжем на запад — северо-западный курс, чтобы обогнуть этот мыс. Потом на север к Калифорнии. Будем надеяться, что там для нас припасли угля. — Оглянувшись на уничтоженные корабли, он улыбнулся. — Ну, по крайней мере, мы сможем телеграфировать в Вашингтон добрые вести. Отличная работа, парни, просто великолепная.

* * *

Генерал Уильям Тикамси Шерман и генерал Роберт Э. Ли находились в комнате 313 вдвоем, строго-настрого приказав, чтобы их не беспокоили. Теперь у Шермана имелся собственный ключ от шкафчика с картой. Задвинув засов на двери комнаты, он отпер шкафчик и распахнул дверцы.

— Вот она, Роберт. Эту страну мы должны освободить.

Оба генерала стали не просто союзниками, работая на общее дело, их связали тесные узы дружбы. Оба имели одинаковый склад ума, оба были тактиками, безжалостно и решительно устремленными к победе. Оборона не доставляла удовольствия ни тому ни другому, оба предпочитали атаку. А теперь они работали ради общей цели.

— У тебя уже сложился какой-нибудь план? — поинтересовался Ли.

— Есть наметки. Потому-то я и позвал тебя сегодня сюда. Во-первых, давай взглянем на вражескую оборону. Британцев давно тревожила возможность нападения французов на этот остров, и потому они строили форты и береговые укрепления годами. Большинство расположено вдоль восточного побережья, в районе крупнейших населенных пунктов. Они идут от Лондон-дерри на северном побережье, прямиком до Белфаста и вниз к Ньюри, мимо Дублина, до Уотерфорда и Корка. Повсюду форты и бастионы, так что берег очень негостеприимный. Не вижу причины пытаться прошибить эту стену лбом.

— Совершенно согласен, Камп. Есть и еще одна важная причина — народ.

— Согласен. На юге у нас есть друзья, но все наши донесения уверяют нас, что северные протестанты возьмут сторону англичан. Знающие люди утверждают, что тамошнее население может восстать против любого вторжения.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

"Судьба попугая" – вторая книга фантастической трилогии А. Куркова "География одиночного выстрела". ...
"Сказание об истинно народном контролере" – первая книга фантастической трилогии А. Куркова "Географ...
 Куда податься спортсмену, бывшему олимпийскому чемпиону по стендовой стрельбе, после того как закон...
Среди людей появляются одержимые бесами – люди, мутирующие под действием благодати – некоторые из ни...
Для того, чтобы возродить разрушенную экологию Земли необходимо повернуть историю, заменяя реальных ...
Что есть реальность? Все ли видят мир одинаково? И чей взгляд верен? И на чьей стороне окажется Сист...