Враг у порога Гаррисон Гарри
— Искренне верю. Север будет для нас крепким орешком, — Шерман поглядел на стенные часы. — Я просил генерала Мигера привести сюда военврача Рейнольдса к трем часам. Это северный католик, который может поведать нам все, что необходимо знать о ситуации в Ольстере. Я всерьез подумываю о том, чтобы открыть ему наши планы. Возможно, это единственный способ получить необходимую информацию.
— Более чем разумное предложение, — кивнул Ли. — И вполне в духе кое-каких идей, которые я вертел в голове так и эдак. Думаю, мы сходимся в том, что атаку на юге Ирландии должна возглавить Ирландская бригада. Она нас просто съест живьем, если мы не позволим ей этого сделать. Но я не сомневаюсь, что ты согласишься и с тем, что к северу их подпускать нельзя. Это вернее верного приведет к мятежам гражданского населения.
— Ты прямо с языка у меня это похитил, — отозвался Шерман.
— Ну, тогда, если ты считаешь, что я гожусь для этого, я бы предпочел командовать на севере. Вести в бой свои южные полки. Все солдаты в них до единого — тоже протестанты!
— Что ж, если хочешь, работа твоя. Не представляю другого офицера, который бы справился с тамошними проблемами так же хорошо, как ты. Ну, пока Мигер со своим костоправом не пришел, давай-ка посмотрим, как у нас обстоят дела в общем. Каким способом лучше всего охватить юг? Давай мыслить в категории всей этой карты. Солдаты и оборонительные сооружения на востоке, меньше людей и меньше укреплений на западе. Там высадиться гораздо легче.
— Да, но нам придется пересечь всю страну, прежде чем мы сможем добраться до значительных скоплений противника.
Шерман упорно постукивал пальцем по западному побережью страны, центральной ее части вокруг Голуэя, затем провел им на восток. Затем обратно, снова и снова. Попутно его палец проходил через условные обозначения на карте. Заметив это. Ли сосредоточился, раздумывая над чем-то, и улыбнулся.
— Не знаю, что ты думаешь, — сказал Ли, — но у меня складывается впечатление, что мы думаем об одном…
— Железные дороги.
— Верно, железные дороги, — Ли тоже подошел к карте, взмахнув рукой от побережья до побережья. — Высаживаемся здесь, в Лимерике, а потом поездом прямиком до Корка.
— А здесь в Голуэе прямиком до Дублина. Но ситуация на севере отнюдь не ясна. Там стоит по возможности уклоняться от Лондондерри. Судя по всему, этот город крепко обороняется. Надо сперва спросить совета у ирландцев. Но в поездах наша сила. Во время последнего конфликта мы недурно воспользовались железными дорогами.
Ли кивнул с напускным недовольством.
— Железные дороги всегда тревожили меня. Я понукал свои войска изо всех сил, а ты все равно при помощи поездов успевал забросить свои ко мне во фланг.
— Ну, так давай применим этот опыт в добром деле. В Ирландии отлично развитая сеть железных дорог. У меня складывается впечатление, что мы должны строить план вторжения, учитывая их.
— Полностью согласен, — кивнул Ли. — В этом плане атаки есть одно серьезное преимущество. Мы высаживаемся там, где рассчитываем на минимальное сопротивление. Укрепив плацдарм, продвигаемся вперед на поезде. Откуда следует, что мы прибудем к этим бастионам на восточном побережье с суши, — в то время как все их укрепления ориентированы на море Но мы должны воспользоваться преимуществами внезапной атаки. Мы не только должны захватить железные дороги и использовать их для своих нужд, но и перерезать линии связи, чтобы враг не знал о нашем появлении.
— И не просто перерезать, — встрепенулся Шерман; глаза его сияли от восторга перед вырисовывающимся планом. — Население здесь, на юге, будет на нашей стороне. Вместо того чтобы перерезать линии связи, что наверняка возбудит подозрения, — мы должны обратить их себе на пользу.
Ли устремил на карту невидящий взгляд, в задумчивости поглаживая свою седую бороду.
— Ты понимаешь, что мы говорим о совершенно новой войне?
— Понимаю. Мы просто используем на практике уроки, полученные во время нашей войны. Нанеси сильнейший удар там, где тебя не ожидают. Молниеносный удар по позициям неподготовленного противника. Плюс фальшивые донесения, не информация, а — как бы это назвать? — а дезинформация. Донесения будут запутанными и противоречащими друг другу, связь между вражескими подразделениями будет разорвана, так что они не смогут узнать правду из рапортов, которые получат.
— Мы должны привлечь флот при первом же удобном случае. Он поможет нам при высадке десанта…
— и предпримет отвлекающие атаки там, где мы не собираемся высаживаться! — воскликнул Шерман, окончив предложение Ли, настолько в унисон они мыслили.
— Сплошной дым, тучи пыли и замешательство, — подхватил Ли. — Но когда дым рассеется, враг будет разбит. По-моему, костяк плана готов. Теперь надо нарастить на нем плоть.
К трем часам пополудни они договорились об общем плане вторжения окончательно Бумаги были уже отложены в сторону, карта заперта, чтобы никто ее не увидел, когда в дверь деликатно постучали. Открыв, Ли пригласил внутрь двух пришедших офицеров. Прежде чем все уселись, Мигер представил всех друг другу. Рейнольдс принял присутствие всего этого генералитета с вальяжным ирландским апломбом.
— Вот генерал Мигер поговаривает, что вы всерьез интересуетесь движением фениев, в каковом, уверяю вас, я дока.
— Вы смотрите в самую суть дела, военврач Рейнольдс, — согласился генерал Шерман. — Но дело обстоит куда серьезнее. Можете ли вы заверить меня, что ничего из услышанного в этой комнате сегодня не прозвучит за ее стенами?
— Даю вам слово офицера и врача. А клятва эскулапа нерушима.
— Искренне верю. Итак, полагаю, слухи о грядущем ударе по врагу дошли и до вас.
— Разумеется, судя по всему, это секрет полишинеля. Собираемся атаковать британскую рокаду с тихоокеанского конца, пока генерал Грант треплет ее на суше. Похоже, план стоящий.
— А что если я вам скажу, что слухи распущены намеренно, а на деле осуществляется совершенно иной план?
— Что ж, если сказанное вами правда, то это мастерски разыгранное надувательство. Нипочем бы не поверил, что главнокомандование настолько коварно. Если мы атакуем не Мексику, то что же? Прорвемся в Темзу и выпустим несколько снарядов по Букингемскому дворцу? — при этой мысли он улыбнулся, и Шерман улыбнулся ему в ответ.
— Не совсем. Но мы намерены атаковать Ирландию и вышвырнуть англичан.
Стул с грохотом повалился — Рейнольдс вскочил на ноги, разинув рот и выпучив глаза.
— Иисус, Мария и Иосиф! Скажите мне, что это не шутка!
— Я не могу быть серьезнее. Именно поэтому мы и обратились к вашей помощи.
Пальцы хирурга, всегда крепко сжимающие скальпель и не выходящие из-под его контроля ни при каких обстоятельствах, сейчас тряслись, пока он поднимал и устанавливал на место упавший стул, после чего тяжело плюхнулся на него. От переполнявших его душу чувств горло у врача перехватило, так что, когда он заговорил, слова прозвучали едва слышно:
— Мечта каждого ирландца, передаваемая из поколения в поколение, сбывается при моей жизни… Сердце у меня колотится так, что вот-вот вырвется из груди.
— Это правда, Фрэнсис, — заверил его Мигер. — Мы двинемся на Ирландию и дадим ей свободу.
— Просите у меня чего пожелаете. Чего угодно! Сказано это было с такой убежденностью, что никто не посмел усомниться в его искренности.
— Мы хотим, чтобы вы поведали нам об Ольстере и северных провинциях, — сказал Ли.
— Конечно. Теперь я понимаю, зачем меня пригласили. Первым делом суровое предупреждение, — он поглядел прямиком на генерала Мигера. — Берите своих отважных парней Ирландской бригады и маршируйте в Ирландию, чтобы освободить ее. Но не позволяйте ни одному ирландцу-католику вступить в провинцию Ольстер, ибо иначе по улицам потекут реки крови, — он обернулся к Шерману, от взгляда его веяло могильным холодом. — Там живут два племени, живут бок о бок на улицах и в деревнях провинции. Натравите их друг на друга, и последует жесточайшая, кровавейшая бойня.
— Мы уже решили этот вопрос, — спокойно отозвался Ли. — Атаку на север возглавлю я, и в бой пойдут мои южные войска. Сплошь протестанты.
— Мудрое, замечательное решение. Тогда американские войска будут сражаться только против британских войск. Это будет война между солдатами, и я сомневаюсь, что оранжевые[37] примут чью-либо сторону. По крайней мере, поначалу. По духу своему это высоконравственные люди, выросшие в атмосфере пресвитерианства. Но Плантации на севере Ирландии возникли в 1605 году, когда сэр Артур Чичестер предложил поселить туда англичан и шотландцев, чтобы укрепить королевскую власть в провинции. Местных ирландских католиков изгнали из городов, заставив жить за воротами. С семнадцатого века обстановка ничуть не переменилась. Каждому в Ольстере с точностью до дюйма известно, где кончается земля его племени. Все эти века там господствовала весьма гнетущая атмосфера. Правили мифы, а не история. То, что ведомо обеим сторонам об их прошлом, было подправлено, дабы удовлетворить их нужды.
— И как же мне с этим быть? — поинтересовался Ли. — Что будет, когда мои войска войдут в Белфаст и разобьют врага?
— Очень хороший вопрос, — Рейнольдс в задумчивости ухватился за подбородок. — Прежде всего, вы не должны делать между ними никаких различий. Обращайтесь с протестантами и католиками на равных. Объявите военное положение и комендантский час и следите, чтобы все им подчинялись. Вы должны мерить всех единой меркой, — он потер лоб в напряженных раздумьях. — Скажите-ка, нет ли среди южан полков из Луизианы, Нового Орлеана?
— Совершенно верно, есть, — подтвердил Ли.
— Французские полки? Католики?
— Да.
— Вы должны включить в ударную группировку хотя бы один из этих полков. Вы должны показать, что вы выше религиозной розни. Крайне важно продемонстрировать это, когда вы встретитесь с гражданскими вождями — разумеется, порознь. Они откажутся находиться вместе в одной и той же комнате.
— По-моему, я улавливаю, что вы имеете в виду, — жестом отчаяния взмахнул ладонью Ли, — хотя и не могу этого толком уяснить. Во всем этом мне будет нужен совет, руководство. Во-первых, мы должны найти правильную точку для десанта. На юге, где есть дороги и железнодорожные линии от Голуэя до Дублина, путь довольно очевиден — как и от Лимерика до Корка. Но как быть с севером? Как, по-вашему, нам следует начать наступление с Лондондерри? — Ли стремительно пересек комнату, чтобы отпереть шкафчик с картой и распахнуть дверцы.
— Не рекомендую, — встав, врач подошел, чтобы взглянуть на карту. — Если вы отправитесь этой дорогой, ваши корабли должны будут пройти через Лох-Фойл и войти в устье реки Фойл. И только тут вас будут ждать бастионы и орудия. Если подымется тревога, сражение будет трудным. Но даже когда вы выиграете его и захватите поезда — они вынуждены будут делать крюк по единственному пути вдоль побережья. Нет, то, что нужно вам, находится здесь. Я вырос там, в Колрейне, и прекрасно знаю весь этот район. Я не бывал там с той поры, как отправился изучать медицину в Королевский колледж в Белфасте, но там ничего не переменилось. — Он постучал пальцем по карте. — В Портраше, вот где вы должны ударить. Там отличная гавань с железнодорожной веткой до Колрейна — дальше соединяющейся с линией Лондондерри, по которой ходит больше поездов.
— А как насчет дорог? — поинтересовался Ли.
— Там отличные дороги. Вернее, отличные, если сравнивать их с остальными ирландскими. Ли пригляделся к карте повнимательней.
— Значит, у нас будут поезда и хорошие дороги, а до Белфаста, судя по всему, не больше пятидесяти миль. Хорошие войска пройдут этот путь за день, за полтора от силы. Мы отнесемся к вашему совету весьма внимательно. — Ли указал пальцем на хирурга. — С одобрения генерала Мигера вы сейчас получаете новое назначение. У военврача моего штаба возникли семейные проблемы, и он отправляется на побывку домой. Я бы хотел, чтобы до его возвращения вы заняли этот пост. А это очень надолго. Мне потребуется все ваше медицинское искусство, но заодно и ваша политическая осведомленность. Вы будете не только военным врачом, но и политическим советником. По силам ли вам это?
— С огромным удовольствием, генерал Ли.
— Берите его, — поддержал Мигер. — Держите у себя и верните в целости и сохранности по окончании войны.
СХВАТКА
Лондон представлял собой жалкое зрелище уже больше недели. Нежданные для этого времени года штормы и крепкие ветра хлестали столицу, вымачивая ее жителей до нитки. Все это время Уильям Гладстон, ненавидевший сырость, не отходил от камина в собственном кабинете. Приказы Пальмерстона были весьма конкретными: армии нужны деньги — необходимо повысить налоги. Из камня, который представляет собой британский народ, снова нужно выжать соки. Выжать деньги, а не кровь.
В понедельник утром Гладстон проснулся с ощущением ужаса. День совещания кабинета министров. Премьер-министр наверняка будет недоволен новыми налогами. Ничего странного: он вечно недоволен. Но ужасало его не только совещание кабинета, но и визит к Ее Величеству после того. Последние дни она невероятно докучлива. Либо уходит в себя и горюет о своем дорогом Альберте, но это еще сносно, хотя и невероятно скучно, однако куда лучше, чем другая крайность: налившееся кровью лицо и пронзительный визг. Уже не в первый раз он припомнил, что, как ни крути, она дочь безумного Георга III.
И все-таки когда лакей распахнул шторы, дух Гладстона если и не воспарил, то порядком приподнялся. В комнату падали золотые лучи солнца; вдали распевал дрозд. А завтрак улучшил его настроение еще более того. Он оставит карету дома и отправится на встречу пешком, вот как он поступит. От его жилища на Бонд-стрит до Уайтхолла можно очень приятно прогуляться. Налив себе еще чашку чая, он отправил слугу за личным секретарем.
— А-а, Эдуард, у меня для вас небольшое дельце, — Гладстон кивнул секретарю, застывшему в безмолвном ожидании. — Насчет тех бюджетных бумаг, над которыми вы работали. Соберите их и отнесите в зал кабинета для меня. Оставьте у секретаря лорда Пальмерстона.
— Вы хотите, чтобы я прихватил и военно-морские предложения?
— Да, непременно. Соберите все.
Солнце лучезарно сияло сквозь полукруглое окно над парадной дверью. Надев шляпу, Гладстон подровнял ее, подхватил трость и вышел. День выдался и вправду великолепный. На улицах было полно народу, особенно на Пикадилли, но толпа была настроена дружелюбно, солнце развеселило всех и вся. Чуть подальше, близ Пикадилли-Секас, какой-то человек взывал к прохожим. Судя по одежде, квакер — один из этой непокорной секты. Гладстону пришлось помимо воли слушать проповедника, поскольку люди на запруженной улице едва двигались.
— …нарушают господню волю. Чума падет на человечество, живущее не праведно, но чумы не избежать актом воли, ибо она не делает различия между классами и титулами. Говорю я вам, война есть мерзость и грех. Неужели же это лучшее, к чему мы можем приложить разум, данный нам богом, деньги, заработанные в поте лица своего? Вместо того чтобы тратить их на пропитание и мир, мы растрачиваем свое достояние на пушки и войну. Граждане Америки — наши братья, наши друзья, плоды того же лона, каковое породило нас. Однако же те, кто мнит себя нашими хозяевами, понукает нас проливать кровь, нападая на них. Непристойные листки, которые мы называем газетами, брызжут ненавистью и клеветой, вещая голосами кривды и злодеяния. Посему призываю вас: отступитесь от зла, скажите своим хозяевам, что война — не выход. Неужели вы и вправду хотите видеть, как наши сыновья проливают кровь и умирают на далеких берегах? Воскликните же в один голос…
Что именно должен сказать этот голос, никто так и не узнал. Крепкие руки двух дюжих солдат стащили человека с ящика и под присмотром сержанта потащили прочь. Толпа добродушно разразилась приветственными возгласами и разошлась по своим делам. Встревоженный увиденным, Гладстон свернул в боковую улицу, прочь от толпы.
Неужели это действительно антивоенное движение? Уж насчет поднятых налогов недовольство наверняка возрастает. Но толпа любит цирк и с удовольствием читает о блистательной — хоть и преувеличенной — доблести британского оружия. Многие все еще не забыли поражения в Америке и жаждут победы силой оружия, чтобы избавиться от дурного привкуса поражения. Порой настроение толпы понять бывает трудновато. Уже поворачивая на Даунинг-стрит, он догнал лорда Джона Рассела, шагавшего в том же направлении.
— Готовы войти в клетку льва, а? — осведомился Гладстон.
— Поговаривают, что рявканье Пальмерстона похуже, чем укус кобры, — ответил министр иностранных дел, вальяжно взмахнув ладонью.
— Я бы сказал, что рявканье и укусы мучительны в равной степени. Кстати, по пути сюда я слышал, как уличный оратор возглашал о порочности нашей военной политики. И как вы думаете, он был одиночкой или в массах зреет тяга к миру?
— Весьма сомневаюсь. Парламент по-прежнему поддерживает военную партию, а газеты прямо-таки криком кричат, требуя побед. Может быть, отдельные индивидуумы думают иначе, но, клянусь святым Георгием, страна на нашей стороне.
— Хотелось бы мне разделить вашу уверенность, лорд Джон. И все же я нахожу это тревожным, весьма тревожным.
— Voxpopuli не всегда vox dei,[38] чтобы там ни говорили. На самом деле надо прислушиваться только к голосу Пальмерстона. Пока его партия у власти, последнее слово остается за ним.
Действительно, этот голос требовал уважения. Как только кабинет собрался вокруг длинного стола, лорд Пальмерстон хмуро оглядел министров и потер ладони. Он привык тиранить свой кабинет. В конце концов, он премьер-министр, это он назначил их всех до единого. Так что они должны хранить верность ему и только ему одному. С парламентом порой бывает трудновато, но его боевой дух высок, так что обычно парламентариев удается улестить, чтобы они поддержали его предложение. Но еще, конечно, всегда остается королева. Когда принц Альберт был жив, случались бурные сцены и трудности, если Пальмерстон принимал односторонние решения, не проконсультировавшись с королевской четой, как он поступил в деле дона Пасифико. Давид Пасифико был португальским евреем, рожденным в Гибралтаре. В Афинах он стал негоциантом. Во время атнисемитских мятежей его тамошний дом сожгли. Под весьма сомнительным предлогом он подал иск на греческое правительство, но практически безрезультатно. Не проконсультировавшись с королевой или ее супругом, Пальмерстон организовал нападение на Грецию во имя дона Пасифико. Сказать, что королева была раздосадована, было бы сильным преуменьшением. Но, к счастью, это дело прошлое. После смерти Альберта она все больше и больше уходит в себя. Хотя порой с ней все-таки приходится консультироваться, иначе она может выйти из себя из-за какого-нибудь вымышленного оскорбления или, что более реально, из-за серьезного решения, принятого без ее ведома. Но сейчас не тот случай. Проконсультироваться с ней надо до начала планируемой экспансии.
Встреча проходила, как и большинство встреч кабинета министров в последнее время. Пальмерстон говорил министрам, каких дел он от них ждет. После чего следовала дискуссия о том, как это следует сделать, — и никогда никаких дискуссий о том, а делать ли это вообще. Сегодняшний день не стал исключением.
— Итак, как я заключаю, мы все пришли к полному согласию? — раздраженно осведомился Пальмерстон у своего кабинета, дав понять, что малейшее несогласие было бы воспринято им как личное оскорбление. И в семьдесят девять лет голос его ничуть не утратил язвительности, а глаза были так же холодны, как глаза змеи.
— Мне потребуется солидное финансирование, — чуть ли не с обидой заявил канцлер казначейства. Но Пальмерстон отмахнулся даже от этого незначительного возражения.
— Разумеется, — безапелляционным тоном отрезал Пальмерстон. — Вы ведь и есть тот индивидуум, который всегда добывает деньги. Именно поэтому вы мне нужны на сегодняшнем tete-a-tete, — добавил он, совершенно не по назначению употребив термин, разумеется, означающий встречу двух людей лицом к лицу. Гладстон предпочел не поправлять его, зная, что премьер-министр гордится своим невежеством во всех языках, кроме английского. Но мысль о визите к королеве темным облаком заволокла для Гладстона солнце.
— Вы же знаете мое мнение, — сказал он. — Я полагаю, Ее Величество одна из величайших живущих ура-патриоток. А если мы упомянем Альберта и американцев, то можем растянуть войну на столетия. Но вообще-то ее вмешательства в государственные дела достаточно, чтобы прикончить любого.
Пальмерстон не мог не улыбнуться, выслушав тираду Гладстона, потому что ненависть эта была взаимной. Однажды королева назвала его полубезумной головешкой. Оба друг друга стоили, оба были поглощены собой и невероятно упрямы.
— Пожалуй, вы правы, но мы должны хотя бы явиться, чтобы проконсультироваться с ней. Нам нужны деньги. И пока вы будете оперировать цифрами, присутствующий здесь адмирал Сойер введет ее в курс относящихся к делу военно-морских соображений.
Адмирала пригласили на заседание кабинета, чтобы он представил точку зрения королевского военного флота. Конечно, нужно больше кораблей и больше моряков для их экипажей. Новые броненосцы докажут, что они непобедимы, и посеют ужас в сердцах американцев. Теперь адмирал величественно кивнул, признавая свою ответственность, и кончик его мясистого носа качнулся вверх-вниз.
— Я с удовольствием проинформирую Ее Величество касательно всех военно-морских вопросов, дабы заверить ее, что этот род войск пребывает в добрых и умелых руках.
— Вот и хорошо, вот и договорились. Во дворец! Когда их ввели в аудиенц-залу в Букингемском дворце, королева позировала для портрета, а ее фрейлины смотрели за продвижением работы, тихо переговариваясь между собой. Как только члены кабинета вошли, королева отослала художника, и тот поспешно удалился, всю дорогу пятясь и кланяясь.
— Это полотно для нашей дражайшей Викки, которой так одиноко в прусском дворе, — растолковала королева, объясняясь скорее с собой, чем с остальными присутствующими. — Малыш Вилли такой болезненный ребенок, и его больная рука — вечная докука. Она будет так счастлива получить это. — Едва уловимый намек на улыбку исчез с монаршего лица, когда она поглядела на трех пришедших мужчин. И тут же обиженно надула губы. — Это вторжение нам не по душе.
— Иначе и быть не могло, мэм, — произнес лорд Пальмерстон, изображая едва уловимый намек на поклон. — Военные нужды.
— Когда мы беседовали в последний раз, вы уверяли меня, что все хорошо.
— Так оно и есть. Когда войска будут стоять наготове в Мексике, флот отплывет. Но там враг оказался достаточно наглым, чтобы атаковать наш торговый флот, мирно стоявший в порту в Мексике, причинив серьезный ущерб.
— Пострадали торговые корабли?! Где же был наш военный флот?!
— Уместный вопрос, мэм. Как всегда, ваш проницательный ум смотрит в самую суть дела. У нас всего пара линейных кораблей в Тихом океане. Главным образом из-за того, что у врага вообще ни единого. Но теперь есть, и поэтому мы должны предусмотрительно принять меры, чтобы ситуация не усугубилась.
— О чем вы таком толкуете? Все это крайне невнятно. Пальмерстон быстро кивнул, и адмирал выступил вперед.
— Позвольте мне объяснить, мэм. Нынешние обстоятельства вынуждают нас к формированию более мощного тихоокеанского флота. Мы получили информацию, что американцы не только наращивают свой флот, но и готовят пункты заправки углем, которые должны позволить им атаковать нас в Тихом океане.
— Вы повергли нас в полнейшее замешательство. Угольные порты, это что еще такое, в каком это смысле?!
— Это означает, мэм, что американцы расширяют линию фронта. Надо немедленно отрядить крупные корабли, дабы отразить эту атаку, — произнес Глад стон, неохотно выступая вперед. — Мы должны нарастить свой флот, чтобы ответить на их вызов. Больше кораблей — значит, больше денег. Каковые надо собрать незамедлительно. Я хочу представить вашему вниманию определенные предложения по поводу налогов…
— Снова! — заверещала она; лицо ее внезапно покрылось багровыми пятнами. — Я только и слышу, эти постоянные требования денег, денег, снова денег. Будет ли этому конец?!
— Когда враг будет разбит, — ответил Пальмерстон. — Люди поддерживают рас в этом, Ваше Величество, они последуют туда, куда вы их поведете, пожертвуют тем, чем вы скажете. А с победой придут и репарации — богатства Америки снова потекут в наши сундуки.
Но Виктория уже не слушала его, тяжело откинувшись в кресле. Фрейлины ринулись к ней, а делегация безмолвно попятилась. Проект новых налогов пройдет.
В Мексике бои шли не очень хорошо. Генерал Улисс С. Грант стоял перед своей палаткой, глядя на войска, медленно шагающие в первых лучах рассвета. Он жевал сигару, почти не замечая, что она погасла. Это добрые воины, ветераны, они сделают все, что потребуется. Даже здесь, в этих вонючих джунглях. Лихорадка уже косит людей, но это лишь первые жертвы. Перед его отъездом из Вашингтона Шерман отвел его в сторонку, чтобы растолковать, насколько важен мексиканский фронт. Давление его атак в сочетании с тихоокеанскими военно-морскими операциями заставит британцев сосредоточиться на этом театре военных действий. Но все это было Гранту по-прежнему не по нутру — бросать хороших солдат в мясорубку войны, выиграть которую невозможно. Он выплюнул размокшую сигару, закурил свежую и пошел к своему штабу.
Вскоре после рассвета три американских полка собрались неподалеку от опушки джунглей, скрытые пышной зеленью. Взмокшие изнуренные солдаты выдвинули пушки на позиции еще вчера, вручную. Ясный, чистый звук трубы дал им сигнал, что пора открыть огонь. Артиллерийский огонь был очень плотным, пушки стояли почти колесом к колесу. Фугас за фугасом разрывались на бастионах вверху. От пламенных разрывов поднимались черные облака дыма. Когда плотность огня достигла предела, солдаты ринулись в атаку. Они пересекли полоску мертвой растительности и начали взбираться по крутому склону к укреплениям. Как только они двинулись вверх, барражирование ослабло, а затем и вовсе прекратилось, когда атакующие поднялись повыше.
Генерал Улисс С. Грант стоял впереди, посылая войска в атаку взмахами сабли. Проходя мимо, солдаты оглашали воздух громким «ура», но вскоре смолкали, карабкаясь вверх по крутому склону в нескончаемой жаре. Вот они начали падать, потому что обороняющиеся, несмотря на град пушечных снарядов, выползали вперед, чтобы стрелять в атакующих. Когда первые ряды были на полпути вверх по склону, американские артиллеристы совсем прекратили огонь из страха попасть по своим. Теперь огонь британцев усилился, смешиваясь с рявканьем пушек, скрытых за земляными валами.
Люди падали со всех сторон — и все-таки шли вперед. Несмотря на то что губительный огонь проредил его цепи, 23-й Миссисипский полк ворвался на вершину с громовым «ура», началась рукопашная — штыки против кукри, потому что этот отрезок укреплений защищали отряды гуркхов — невысоких, яростных бойцов из Непала, никогда не просивших о жалости — и не знавших ее. Но к атакующим присоединялось все больше и больше американцев, и гуркхи вынуждены были отступить. Когда третья волна перевалила через внешнюю линию укреплений, генерал Грант был среди солдат. Он и его адъютант вынуждены были откатывать в сторону трупы атакующих, чтобы добраться до вершины.
— Проклятье, — сквозь зубы процедил Грант, яростно закусив свою дорогую сигару. — Дальше пути нет.
Точнее не скажешь. Внизу протянулась дорога — грунтовый тракт через джунгли, за обладание которым сейчас сражались две армии. И хотя на уходящем вниз склоне не было ни одного живого врага, с дальней стороной дороги все обстояло в точности наоборот. Скрытые в окопах англичане и пушки сеяли урон в рядах американцев. А внизу, по дороге, с обеих сторон галопом мчались лошади, везущие пушки. Да и с нынешней позиции американцы не могли двинуться ни вправо, ни влево, потому что оттуда их продолжали осыпать огнем обороняющиеся, с грехом пополам удержавшиеся на гребне благодаря хорошо укрепленным позициям.
Выплюнув сигару, Грант встал, хотя град свинца усилился.
— Тут мы долго не продержимся. Как только эти пушки выйдут на позиции, они сметут нас первым же залпом. Оставаться здесь равноценно самоубийству. А идти больше некуда — разве что назад. — Он обернулся к адъютанту. — Выводите миссисипцев первыми, им и так чертовски крепко досталось для одного дня. Когда они выйдут из-под огня, сигнальте отход, и пусть остальные бегут во весь дух.
Он не покидал позиций, пока первые солдаты не скрылись под защитой джунглей. Лишь после этого он неохотно присоединился к отступающим с боем войскам.
Что ж, сегодня они вкусили первой крови. Но зато он взглянул на вражескую работу и столкнулся лицом к лицу с их войсками. Сплошь цветные, но настоящие воины. Кроме того, он прорвал британские линии однажды, а что сделано однажды, можно повторить, если придется. Но в следующий раз они пробьют настоящую брешь, а потом расширят ее и рассекут дорогу надвое. Надо переговорить с инженерами. Быть может, удастся проложить тоннель под бастионами, чтобы заминировать их. Если мина будет достаточно крупной, она сможет разорвать и дорогу, и укрепления одним махом. А если удастся еще и удержать эту брешь, то уж с наплывом вражеских войск вниз по дороге он как-нибудь справится.
Но сделать это будет адски трудно.
МЕКСИКАНСКАЯ ПАПКА
Густав Фокс уселся в приемной комнаты 313 за полчаса до полудня — запланированного времени начала встречи. Он уже отметил две фамилии в списке присутствующих. Генерала Шермана и генерала Ли, потребовавших провести это совещание. Когда он пришел в восемь утра, чтобы отпереть дверь, они уже дожидались его. Ли принес потрепанную кожаную седельную сумку и с тех пор не выпускал ее из рук. Фокс не интересовался ее содержимым — оно и так станет известно достаточно скоро. Но любопытство его было столь велико, что он не мог отвести от сумки глаза. Заметив это, Ли улыбнулся.
— Уже скоро, Гус, скоро. Потерпите.
Фокс как раз и пытался терпеть, но все равно то и дело бросал взгляды на часы. Без четверти двенадцать в дверь дробно постучали, и Фокс встал, чтобы отпереть. Двое часовых по бокам двери вытянулись по стойке «смирно»; Фокс и сам вытянулся, когда порог переступил долговязый, нескладный президент. Подождав, когда дверь снова запрут, Линкольн проговорил:
— Наконец-то мы заглянем внутрь, как сказал мальчик, вскрывая рождественский подарок.
— Искренне надеюсь, сэр. Генералы Шерман и Ли провели здесь все утро, а генерал Ли принес набитую до отказа седельную сумку.
— Что ж, мы уделим ему самое пристальное внимание, уверяю вас. Как идет наша вторая операция?
— Чрезвычайно хорошо. Все меры по поводу угля уже приняты. А мои агенты из Англии доносят, что наши приготовления не только замечены, но и подготовлен план контрмер. Шпионы противника очень быстро попались на крючок. Их агент в нашей стране действует очень результативно. Я с радостью узнаю, кто это.
— Но не сейчас.
— Ни в коем случае! Кто бы он — или она — ни был, сейчас он работает на меня.
— А платят ему англичане. Замечательное соглашение! А, вот и вы, Сьюард, — обернулся президент к вошедшему госсекретарю.
Члены избранного круга прибывали один за другим. Уэллс и Стэнтон прибыли вместе, на чем список был исчерпан.
— Не пора ли нам войти? — Линкольн указал на запертую внутреннюю дверь.
— Секундочку, джентльмены, — отозвался Фокс, и в этот момент во входную дверь постучали. Линкольн приподнял брови в невысказанном вопросе. — Со времени последней встречи нас стало на одного больше, — пояснил Фокс, отпирая.
Вошел подтянутый седовласый мужчина в мундире моряка. Заперев дверь. Фокс обернулся.
— Джентльмены, это адмирал Фаррагут, уже помогающий нам. Не войти ли нам внутрь? Прошу, джентльмены, — Фокс отпер дверь во внутреннюю комнату. Сам же вошел последним и запер за собой.
Шерман и Ли уже сидели за столом совещаний, положив седельную сумку на стол между собой. Как только все расселись, Ли открыл сумку, вытащил толстую стопку бумаг и передал ее Шерману. Легонько притронувшись к ней кончиками пальцев, тот оглядел присутствующих холодным, отстраненным взором своих прозрачных глаз.
— Я вижу, все вы знакомы с адмиралом Фаррагутом, оказавшим нам исключительно большую помощь при разработке планов, — сказал Шерман. — Его познания в военно-морском деле сыграли неоценимую роль в подготовке документа, названного нами «Мексиканской папкой». Так что если название операции будет случайно подслушано, оно наведет на мысль, что речь идет о нашей тихоокеанской операции. «Мексиканская папка» состоит из двух частей. — Он приподнял верхнюю стопку, перевязанную красной лентой. — Эти приказы относятся к предполагаемому нападению, о котором британцам уже известно. После этого совещания мы хотели бы проконсультироваться с министром военного флота, чтобы от общих передвижений флотов перейти к конкретным приказам для кораблей. Эта операция начнется, когда группа военных судов, включающая в себя четыре наших новых броненосца, проследует на юг вплоть до Ресифи в Бразилии. Там они пополнят запасы угля, после чего покинут порт и отплывут в южном направлении. Капитаны кораблей имеют приказ снова дозаправиться углем в порту Роусон в Аргентине. Аргентинцы извещены об их прибытии. У капитанов также имеются приказы следовать в Салина-Крус, дабы уничтожить все британские корабли, находящиеся там.
Открыв папку, он разгладил страницы.
— Следующий этап наступает через две недели после отплытия броненосцев. К этому времени будет собрана флотилия военных транспортов. Они отплывут из ряда портов восточного побережья, чтобы собраться близ Джексонвилля, во Флориде. Там же к ним присоединятся броненосцы. В полдень первого сентября они построятся в походные порядки и отплывут на юг.
В тот же вечер, в девять часов, все они вскроют свои запечатанные приказы — направляющие их на новый курс. — Он кивнул Фоксу. Тот встал и подошел к шкафчику, отпер и распахнул его. К дверце изнутри была прикреплена карта Атлантического океана, а в самом шкафчике хранилась карта Ирландии. Провожаемый взглядами всех присутствующих Шерман пересек комнату и прикоснулся к карте Атлантики к западу от Иберийского полуострова.
— Вот место их встречи. Сомневаюсь, что вы можете разглядеть эту группу островов со своих мест, но уверяю вас, они здесь. Это Азоры. На самом северном из этих островов — Грасиозе — находится порт Санта-Круж-де-Грасиоза. Там корабли из Португалии и Испании заправляются углем по пути в Южную Америку. Здесь и будет новое место сбора наступательного флота. В тот же день туда прибудут и броненосцы, по мнению всего света направлявшиеся к мысу Горн. Как только земля скроется из виду, они тоже распечатают приказы, направляющие их в тот же порт. Адмирал Фаррагут, не будете ли вы любезны. — Он сел, а адмирал Фаррагут, приблизившись к карте, очертил пальцем кружок вокруг Азорских островов.
— Время в пути тщательно просчитано, внесены допуски на непредвиденные обстоятельства, наподобие штормов или несчастных случаев. Как только оба флота потеряют землю из виду, новые приказы направят их к этой секретной точке сбора на Азорах. Изменение курса не вызовет подозрений, потому что они должны быть в море вне пределов видимости с земли именно в течение этого тщательно рассчитанного периода. По прибытии на остров Грасиоза они получают двадцать четыре часа на дозаправку топливом — после чего снова отплывают. Прежде чем я перейду к описанию последнего этапа — есть ли вопросы?
— Когда в море выходит так много кораблей, — с сомнением посмотрел на него министр военного флота Гидеон Уэллс, — у них наверняка велик шанс встретиться с другими судами.
— Несомненно, сэр, — твердо ответил Фаррагут. — Но мы находимся в состоянии войны, нам грозит вторжение, и наши контрмеры по поводу этого планируемого вторжения — чистая самооборона. Встреченные британские корабли будут захвачены в качестве трофеев. Корабли прочих наций будут взяты под контроль и последуют за нашим флотом до Грасиозы. Там они будут оставаться еще трое суток по отплытии флота. Лишь после этого им будет позволено следовать дальше. Даже если один из них отправится прямиком в Испанию, где расположен ближайший телеграф, будет уже слишком поздно. Наше вторжение уже начнется.
Но Уэллс все еще не удовлетворился ответом.
— Так много кораблей, так много изменений планов, дозаправка топливом — может возникнуть масса неурядиц…
— В таком случае это будет не из-за недосмотров в наших планах. Все расстояния строго выверены, каждая тонна угля учтена. Случайности, без них маневры подобного масштаба не обходятся, но тут уж ничего не поделаешь. Это не изменит общий план и не помешает ему.
— Какой же это? — негромко спросил президент.
— Передаю слово генералу Шерману, — адмирал вернулся на свое место.
Встав рядом с картой Ирландии, Шерман указал на нее.
— Вот где мы высадимся. Вот где будет театр военных действий — и где будет поставлен крест на угрозе вторжения в нашу страну. Британия не посмеет отослать такое множество войск на заморскую авантюру, когда враг будет у ворот, угрожая самому сердцу ее империи.
А теперь я поведаю вам, как мы это осуществим.
Аллистер Пейсли был любопытен — и весьма подозрителен при этом. Он всегда был готов ухватиться за удобный случай, большинство своих мелких преступлений он совершил, повинуясь мгновенному импульсу. Порой ценные вещи оставались без присмотра или дверь была зазывно распахнута. А подозрительность заставляла его видеть в каждом человеке своего врага. Пожалуй, в этом он почти не заблуждался. Уже отправив через Бельгию свой рапорт о деятельности американцев в Англии, он все еще стремился собрать дополнительную информацию. Ему платят за то, что он доставляет, и чем больше он доставит, тем больше денег у него будет. В эти дни не столько на алкоголь, сколько на куда более приятный опиум. Сейчас Пейсли сидел в захламленной меблированной комнатенке в Александрии, штат Виргиния, разогревая черный шарик в дырчатой металлической чашечке своей трубки. Когда тот хорошенько забулькал, Пейсли глубоко затянулся через длинный чубук и улыбнулся, что доводилось видеть очень немногим. Возможно, будучи ребенком, он и улыбался, но все видевшие это давным-давно на том свете. Теперь же сладостный дым развеял все его заботы. Пока у него есть деньги, он может улыбаться; это чудесно, просто чудесно!
Но не таким было следующее утро, напоенное промозглой рассветной сыростью. Сквозь полураскрытое окно врывался дождь. Вскочив, чтобы захлопнуть окно, Пейсли наступил на лужу. Весь дым ночных удовольствий теперь развеялся. Сквозь пелену дождя Пейсли с трудом разглядел здания Вашингтона за рекой. Дрожа от холода, натянул рубашку и хлебнул виски, чтобы малость согреться.
К полудню дождь перестал и жиденький свет солнца время от времени прорывался из-за туч. В пять пополудни Пейсли перешел через реку в столицу и теперь стоял, облокотившись о стену на Пенсильвания-авеню, наблюдая за толпой клерков, выходящих из военного министерства. Глубоко затягиваясь своей дешевой сигаркой, он высматривал в толпе нужное лицо Да, вот он. Серенький человечек в серой одежонке, суетливый, как крыса. Отделившись от стены, Аллистер пристроился бок о бок с ним и успел пройти шагов пять, прежде чем тот заметил его — и испуганно съежился.
— Привет, Джорджи! — бросил Пейсли.
— Мистер Маклеод, я вас не заметил, — настоящее имя Пейсли знали очень немногие, а то и вовсе никто.
— Как идет работа, Джорджи?
— Вы же знаете, нам не дают сидеть сложа руки. — Сын эмигрантов из Италии, Джорджио Весселла был несчастным человеком. Его родители, безграмотные крестьяне из Меццоджиорно, гордились сыном — образованным, работающим в правительстве. Да, он образованный человек, работающий в правительстве, но кому, как не ему, знать, как мало он зарабатывает, насколько шатко его положение. Только в военное время могли нанять на работу иностранца, которым он останется с точки зрения англосаксонских властей до скончания веков; и от подозрений ему не избавиться никогда. Теперь, и уже не в первый раз, он пожалел, что вообще встретился с этим шотландцем.
— Давай-ка зайдем сюда, выпьем по маленько».
— Я же говорил вам, мистер Маклеод, я не пью. Разве что изредка винца.
— Все свиньи пьют, — огрызнулся Пейсли, внезапно охваченный расовой нетерпимостью. — Если не хочешь, я выпью за тебя.
Они зашли в убогую маленькую пивную, в другие Пейсли и не хаживал, и уселись за столик в углу, вдали от остальных немногочисленных посетителей. Выпив добрую порцию неразбавленного скверного виски, Пейсли утер рот тыльной стороной ладони, одновременно другой рукой постукивая по заляпанному столу серебряным долларом. Джорджио старался не смотреть на монету, но просто не мог отвести от нее глаз.
— Значит, не дают сидеть без дела?
— Как всегда.
— Я ждал пару раз. Ты не выходил.
— Мы уже не первую неделю работаем допоздна. У военно-морского ведомства не хватает клерков для переписывания приказов. Оно рассылает массу приказов по кораблям, и мы переписываем их для него.
— Об этом я знаю, — Пейсли широко зевнул. — Корабли в Мексику.
— Совершенно верно. Огромное множество.
— Это старые новости. А я плачу только за новые.
Есть у тебя такие?
— Нет, сэр. Я просто переписываю, что мне говорят. Все то же, что и всегда. Вот мистер Андертон и мистер Фойл, вот у них другая работа в запертой комнате.
— Что это за другая работа? — небрежно, чуть ли не скучающим тоном поинтересовался Пейсли, допивая виски. Похоже, наклевывается нечто важное.
— Еще какие-то военно-морские приказы, я слышал, как они разговаривали. Оба были в восторге. Потом поглядели на меня, засмеялись и больше ничего не сказали.
«Всем военным писарям доверяют, — подумал Пейсли. — Но некоторым доверяют больше, чем другим. Писарям, работающим в запертой комнате внутри запертой комнаты. И с чего бы это они смеялись? Секрет внутри секрета? Чувство превосходства? Им известно что-то такое, чего не знают остальные клерки».
— Я бы хотел знать, над чем работают Андертон и Фойл. И ты можешь выяснить это для меня.
— Нет, пожалуйста, не просите об этом! — побледнел Джорджио. Его оливковое лицо приобрело землистый оттенок.
— Я не прошу, Джорджи, я велю.
— Я не могу, правда, вы не знаете…
— Нет, знаю, — Пейсли подался вперед, глядя собеседнику прямо в глаза, и в голосе его зарокотала угроза. — Я написал письмо, перечисляющее ряд любопытных фактов, о которых ты мне поведал. Не пора ли мне его отправить? Для тебя это будет означать тюрьму, унижение, а то и повешение. Разве не к повешению приговаривают за предательство в военное время?
Онемев от ужаса, Джорджио только ловил воздух, широко разевая рот, как выброшенная на берег рыба.
— Но я щедрый человек, — сложив десятидолларовую купюру пополам, Пейсли передал ее собеседнику. — И в следующий раз, когда узнаешь, тебя будет ждать еще столько же. Ну, недурно, а?
Пейсли широко ухмыльнулся, когда коротышка сграбастал купюру и, пошатываясь, вышел из пивной. А Пейсли постучал по столу, заказав еще выпивки. Денек, судя по всему, выдался удачный.
СХВАТКА НА МОРЕ
Матрос Уэбб широко зевнул, потом описал полный круг, топая по металлической палубе. Выстоять ночную вахту, не засыпая, очень нелегко. Два часа на посту, четыре часа отдыха. Эти четыре часа пролетели, как единый миг, потому что он спал, — зато другие два на вахте тянутся целую вечность. Звезды над головой мерцали крохотными светлячками на фоне бездонной черноты небес, луна висела узеньким серпиком над западным горизонтом. А что это на востоке, уже посветлело? Он поднес к глазам ночной бинокль. Да, там уже светает. В тропиках рассвет настает быстро. Уэбб снова с прищуром всмотрелся через бинокль, потом оглядел горизонт в разгорающемся свете утра, повернувшись на юг вплоть до четких очертаний гор, встречающихся с морем. И вдруг замер… Что это за крохотное темное пятнышко? Непонятно. Он протер глаза, поглядел снова — да, определенно.
— Мостик! Вижу судно — юг — юго-восток! Услышал, как крик его повторили, и вахтенный офицер вышел на летучий мостик. Подождал, пока небо посветлеет и изображение станет четче.
— Доложите капитану.
Корабль ВМФ США «Мститель» стоял на рейде порта Коатсакоалькос именно по этой причине, чтобы перехватывать любые корабли, пытающиеся приблизиться к оккупированному врагом порту. Всегда остается шанс, что этот корабль может оказаться американским, но внезапное появление судна на рассвете у самого берега сводит такую вероятность практически на нет. Дружественный корабль пришел бы с востока при ярком свете дня. Зато британец мог подойти к земле южнее вчера ночью и проскользнуть на север вдоль берега, чтобы внезапно появиться на рассвете. Такое случалось уже не раз. В машинном отделении уже развели пары, и броненосец рассекал воду, когда капитан появился на палубе.
Новоприбывшего заметили не только они. Два британских броненосца «Завоеватель» и «Смелый», стоявшие на рейде перед самой гаванью, тоже сдвинулись с места. Теперь все три корабля устремились на юг параллельными курсами. Вернее, не совсем параллельными.
— Ближайший, — сказал вахтенный офицер капитану Голдсборо, появившемуся на палубе, — это «Завоеватель». Судя по всему, он идет нам наперерез.
— Пускай пытается. Я с радостью взгляну на него через орудийный прицел.
Они простояли на этом посту уже не одну неделю, не сделав ни единого выстрела. Всякий раз, когда Голдсборо приближался к двум британским сторожевикам, те отступали под защиту береговой артиллерии.
Уже окончательно рассвело, и приближающийся корабль стал ясно виден. Из-за его парусов вырывались тучи дыма.
— Брони нет! — с явным вожделением проговорил Голдсборо. — Один бы залп, больше я ни о чем не прошу!
На приближающемся британском броненосце тоже осознавали эту опасность. Так что он подходил все ближе и ближе, вклиниваясь между американским кораблем и пришедшим парусником, явно из английских.
— Он дорого заплатит за это, — яростно бросил Голдсборо, отрезанный от жертвы. — Рулевой, приготовиться, я хочу изменить курс, как только мы дадим залп.
Чудовищные семисотфунтовые орудия обеих башен выпалили почти в тот же миг. Несколько секунд спустя вражеский броненосец выстрелил в ответ. «Мститель», вздыбившийся от отдачи своих орудий, вздрогнул от раскатистого лязга, когда британские ядра врезались в его броню.
— Руль круто на штирборт! — рявкнул капитан. И корабль вздыбился снова, разворачиваясь прочь от противника — тоже поворачивавшего. Похоже, ни один из кораблей в стычке не пострадал.
— Проклятье! — крикнул капитан Голдсборо, когда дым рассеялся. Их жертва ускользнула, и сейчас второй броненосец прикрывал ее от врага. «Завоеватель» тоже повернул прочь от них и направлялся в порт. «Мститель» устремился за ними следом, но замедлил ход, как только первые снаряды береговых орудий подняли воду фонтаном неподалеку от его носа.
— Ладно, один корабль особой роли не сыграет, — проворчал Голдсборо. — Вернуться на исходную позицию.
На борту вновь прибывшего корабля майор в форме королевской гвардии нетерпеливо выхаживал взад-вперед по палубе, пока корабль медленно выруливал к берегу. Когда шлюпку с кормовых шлюпбалок спускали на воду, он дожидался у веревочной лестницы. Матросы спустились до него и только успели установить весла в уключины, как он уже скатился следом, чуть ли не рухнув посреди них.
— Ну-ка, дружно! — скомандовал рулевой, как только весла погрузились в гладкие воды бухты.
Их приближение заметили, и ожидавший на берегу дежурный офицер отдал майору честь, когда тот спрыгнул с носа шлюпки на песок.
— Где ваш командир?
— Еще спит, сэр.
— Тогда лучше разбудите его. Приказ. — Майор приподнял завернутый в брезент пакет, шагая вместе с офицером в здание. Поглядев на пакет, тот не мог сдержать любопытства.
— Вам известно?..
— Конечно, известно, — ответил майор. — Американцы готовят атаку на Салина-Крус, наш порт на другом конце дороги. Их ударная группировка уже вышла в море. Приказ подписан лично главнокомандующим.
Он хочет, чтобы каждая третья пушка отсюда была отправлена на усиление Салина-Крус. И не только эти, но и каждая третья пушка, обороняющая дорогу, должна быть отправлена на усиление обороны гавани.
— Это просто-таки адская работа.
— Совершенно верно. Но у нас ведь нет выбора, не так ли? А теперь пойдем и поднимем вашего командира на ноги.
Джорджио Весселла проклял тот день, когда впервые встретил шотландца. Тот наплел ему, будто он газетчик, и поначалу Джорджио ему поверил. Якобы один из множества репортеров, работающих на Ричарда Гардинга Дэвиса, рыскающих по стране в поисках информации. Они поговорили о работе Джорджио в качестве военного писаря в министерстве, и шотландец проникся к нему уважением. Таким уважением, что купил обоим выпить, хотя Джорджио отказался от крепкого пойла и предпочел вместо него стаканчик вина. Затем все пошло еще лучше: Джорджио пересказал кое-какие безвредные служебные сплетни, и новый друг проникся к нему еще большим уважением, даже кое-что записал. Да еще и дал Джорджио серебряный доллар, всучив его чуть ли не силком, да сказал, что его сведения заслуживают внимания.