Невеста проклятого волка Сапункова Наталья

Глава 10. Особенности волчьей жизни

Решение было принято, ушли сомнения и стало проще. Пропало беспокойство, мысли о том, насколько правильно она поступает. Окружающая действительность, мягко говоря, необычна? Ну и что же. Кто-то в её мире покрутил бы у виска, услышав, что она на второй день знакомства закрутила любовь с волком-оборотнем?

Да пусть идут лесом все несогласные! Ей так хорошо было с ним! И вообще – с ним хорошо. Может, и то, что ей толкуют про кольцо – не совсем ерунда?

Зря она тогда ушла от Савериных. Это непростительно. Может быть, ещё раз, или даже не раз она поговорила бы с айей Лидией и смогла бы поверить. Может, доказательства тоже нашлись бы. Айе Лидии нужна была помощь. А Кате захотелось семью, ребенка, двигаться дальше, поэтому она выбрала Руслана. Не влюбилась, а именно – хотелось двигаться дальше, в семью, в отношения. Теперь это понятно. Влипла она… в отношения. Глупая…

Айя Лидия пыталась излечить Данира. От проклятья. Конечно, если можно так выразиться – лечить от проклятья. И если бы получилось, наверное, ни о каких двух месяцах сейчас не было бы и речи. Что случится через два месяца?!

Данир даже попросил её не говорить об этом. Не думать, не вспоминать об их сроке. Но она ведь так ничего и не пообещала, верно?

Катя спустилась вниз по тропинке, прихватив ведро – не такая уж она беспомощная. Старалась, конечно, ступать осторожно и смотрела под ноги. Впрочем, нога не болела и ничто не напоминало о вчерашнем падении. Волчица, подруга волка-сторожа, следовала по пятам, и это даже успокаивало.

Внизу действительно текла, пенилась между камней узенькая горная речка. Катя зачерпнула воды, понюхала, попробовала, покосилась на волчицу – та смотрела одобрительно. Ну вода определенно вкусная. Если бы ещё не тащить её наверх.

Она оставила ведро и прошла немного вдоль русла – прогуляться и посмотреть окрестности. Что сказать – её занесло в чудное место. Обустроить бы тут всё, и чтобы были баня, и газовая плита, и электричество…

Вдруг впереди кто-то появился, вынырнул из-за скалы. Человек. Маленький. Да человек ли, или ещё какой-нибудь зверёк в человечьей ипостаси? Катя быстро оглянулась на волчицу – та была спокойна, даже хвостом помахала. А человек замер, увидев Катю, и издалека ей поклонился. И невозмутимо двинулся навстречу.

Мальчишка лет десяти или чуть старше. Темноволосый, худой, жилистый. Тоже волк? Волчонок. Он тащил на плече большую корзину, похожую на ту, с которой приходила вчера Турей.

Он подошёл, поклонился опять, придерживая корзину, и выразительно принюхался – даже крылья носа затрепетали. Ах ты ж… волчонок.

– Ты волчонок? – прямо спросила Катя и улыбнулась.

– Я волк, айя Катерина! – ответил тот звонко и немного вскинул подбородок.

Имя Кати он, кстати, выговорил легко и отчетливо – тренировался?

– А как тебя зовут, волк?

– Я Мих. Мих Черрин, моя айя.

Он был гораздо смуглее Данира, у каждого виска среди волос болтались косички, на кончиках туго перевязанные шнурками. Турей была светлокожей, но более тонкие и выразительные черты лица мальчика повторяли её черты с хорошей степенью сходства.

– Ты сын Турей? Ко мне идешь? А тебе не тяжело? Помочь, может? – действительно, корзина выглядела серьезно и заметно оттягивала не слишком пока широкое плечо мальчишки.

– Что вы, айя! – воскликнул он с обидой. – Разве это ноша! Вы думаете, я слабее вас? Думаете, я… – он умолк и поднял подбородок ещё выше.

– Я такое не думаю, Мих. Ты ведь волк, – поправилась Катя и посторонилась, пропуская отважного юного оборотня.

– Это вы, айя Катерина? Что вы здесь делаете, скажите на милость?! – раздался позади голос Турей.

Мих хмыкнул и заторопился, буркнул что-то волчице, и она побежала с ним рядом. А к Кате приближалась Турей, тоже с корзиной, только гораздо меньшей.

– Что вы тут делаете, моя айя? Я же велела вам беречь ногу. Только дети бывают такими неразумными и не слушаются! Опять покалечитесь и не сможете ходить, а ведь в храм надо зайти своими ногами, да ещё босыми. Что айт Данир станет с вами, с хромой, делать? На руках носить? Может, ему это и в радость, да только после храма ему и на другое силы понадобятся…

– Какой храм, Турей? – Катя замерла.

– Да в ближний поедете, он сказал. Это выше в горы подняться надо. Ну так что ж? Хороший храм. Я, как сына родила, шесть раз в год туда молиться хожу, пешком. Туда, говорят, каждый шаг уже молитва…

– Погоди, Турей, – взмолилась Катя, – тебе Данир сказал, что сбирается в храм со мной? А зачем?

И тут же сама поняла глупость вопроса. Турей посмотрела странно.

– Ох, айя Катерина. Не знаю я, зачем и почём, но надо сейчас платье подогнать для вас и башмачки изготовить. Так что пойдёмте уж!

Но ведь и правда – зачем? Если она вчера верно поняла слова Турей, надетый в храме браслет окончательно завершает заключение брака. С Даниром они об этом не говорили, она и не помышляла что ни о чём подобном. Зачем – на два месяца?..

– Пойдемте, айя, – строго сказала Турей. – А сюда вы за водой, что ли, пришли? Ручей куда ближе. И нарзанный источник неподалёку, я покажу. Выпьешь из него – и прямо на глазах силы прибывают!

Катя воды всё же зачерпнула, хоть и неполное ведёрко. Совсем не тяжело, и не зря же спускалась! И ведро понесла сама, не отдала. Турей недовольно пыхтела, но смирилась.

Платье оказалось красным, из плотного шелковистого льна, с вышивкой мелким бисером по вороту, рукавам и подолу. Бисер – чёрный и разные оттенки серого, а узор напоминал цветы. По бокам платье шнуровалось, и село на Катиной фигуре очень даже неплохо. Длина?..

– Длину добавим, на три пальца, – решила Турей. – Я специально взяла ленты. Хорошо будет. А Мих пока башмачки стачает. Берись за работу, бездельник, у тебя время до вечера! Будет удобно, айя, и не скользко, по нашим тропинкам ходить самое то! И не упадёте, и в пропасть не сорвётесь – подошвы заговорённые! К знахарке носили, айт за всё заплатил!

Башмаки с заговорённой подошвой, какая прелесть! Как раз для растяпы, которая и на ровном месте кочки найдёт.

Действительно, Мих извлёк из своей корзины вырезанные из мягкой чёрной кожи заготовки, примерил их Кате на ногу, сделал отметки и ушёл за порог, сел на чурбак у раскрытой двери, инструменты разложил перед собой на куске кожи. Конечно, внутри этой хибары шить нельзя – слишком мало света. Электричество тут насущная, но такая невозможная необходимость.

– Не беспокойтесь, айя Катерина, – Турей по-своему истолковала Катин озадаченный взгляд, – не смотрите что мал, сошьёт, как лучший мастер!

– А вы сами шьёте себе обувь?

– Мы? Шьём. Вся семья наша – башмачники, и лавку держим, и на заказ обуваем. И сынок тоже, уже башмачник. Будете довольны, точно говорю, ещё несколько пар закажете. Айт вам велел и меховые сшить. Холодает, снег скоро ляжет.

– И что, в заговорённых башмаках точно не упадёшь? Со скалы, например?

– А как же! Не упадёшь, – серьёзно подтвердила Турей. – Только прыгать придётся. Но вы-то не станете?

– Не стану, конечно, – вздохнула Катя. – А платье? Ты и портниха?

– Да что платье? Каждая женщина шьет.

Она подошла к сыну, нагнулась, что-то ему сказала, водя пальцем по кожаной заготовке. А волчонок её выслушал, а потом, стрельнув глазами в Катю, пошептал что-то матери на ухо. Турей заулыбалась, тоже оглянулась на Катю и всплеснула руками:

– Вы хлеб ставьте, айя! Пора уже!

– Хлеб? – озадачилась та. – Но ты ведь принесла большую ковригу!

– Это чтобы днём не голодать. Но вам-то перед храмом надо хлеб испечь! Как же! Всегда пекут хлеб. И с собой возьмёте!

Сплошные сюрпризы. Попадись ей сейчас Данир, услышал бы много интересного! Хотя, конечно, добрый здравый смысл напомнил: Данир ушел, когда она спала. До рассвета. Им некогда было разговаривать. Но разбудил бы, подумаешь! Зачем и, главное, как печь хлеб, если она не умеет? Как вообще печь в этой печке?..

– Турей, я не знаю, как печь хлеб. Подскажи?

– Как это – не знаете? – не поняла Турей.

– Никогда не пекла. Я только покупала хлеб. У нас его все покупают.

– Шутите, айя? Это где же такое несчастное место? – на лице женщины было самое искреннее недоумение.

– Турей, ну ведь вы башмаки людям шьёте, и их покупают, да? А если бы все шили сами?

– Так то ж башмаки! – она махнула рукой. – Учиться надо, руку набить, это непросто. А хлеб что? Мука, вода, закваска, соли добавить да чуть подсластить, если нравится. И если бы башмаки нужно было жевать каждый день, то все бы умели, не сомневайтесь!

– С тобой сложно спорить, Турей! – рассмеялась Катя. – Хорошо, я поняла.

Бабушка иногда пекла хлеб. Это была её ностальгия по молодости, проведённой в глухой деревне, куда хлеб привозили раз в неделю, и то необязательно. Внучку она научила только пирожки печь и булочки, а хлеб – зачем? За углом магазин. Во всяком случае, Катя представляла себе процесс. Тонкости – нет, а процесс в целом – более или менее. И потом, Турей перешивала подол у платья, волчонок Мих шил башмаки, а Кате заняться было нечем. Она отыскала в сундуке деревянную кадушку, похожую на гибрид бочки и тазика. Муку вчера принесла Турей, и закваску тоже. Соль, мёд есть. Сахар волки в хозяйстве не держат. А вода? Её как-то незаметно выпили и использовали на разные надобности. Кажется, есть повод прогуляться, хотя бы снова к речке. Не так уж далеко.

Катя переобулась в кроссовки, которые, увы, не заговорённые, и взяла ведёрко.

– Я за водой схожу, Турей. Не беспокойся, со мной опять волчица пойдёт, – она в этом даже не усомнилась.

– Куда? – Турей так и подскочила. – Что, воды мало? Бестолковая я, надо же было сразу принести. Нет, айя Катерина, вы не пойдёте. Я сама.

– Тогда и я с тобой. Узнаю заодно, где тот ручей.

– Нет, айя! – заволновалась женщина. – Не пойдёте вы! Вы к нашим горам непривычны. А голова закружится? Что я айту Даниру скажу! Нет, и не думайте!

Она выдернула у Кати из рук ведерко и умчалась – быстрее, чем та начала возражать. Мих хихикнул и ниже склонился над работой. Посоветовал:

– Да не надо с матушкой спорить, айя. Я точно знаю, я пробовал!

– Хорошо, не буду спорить, – согласилась Катя, тоже развеселившись.

Странная у них получается субординация. Леди и служанка, вроде бы, точнее – айя и служанка, смысл тот же, но эта служанка вертит леди как знает, ещё и покрикивает.

Что ж, кто может, тот и вертит. Катя пока не может, так что лучше ей какое-то время сидеть ровно и дышать глубоко.

– Там есть сыр и мясо, – сказала она, – не хочешь пожевать, а, Мих?

– Очень хочу, айя, – безо вежливых виляний согласился мальчик.

Ну конечно, чтобы здоровый мальчишка в этом возрасте и на свежем воздухе не хотел есть! А тут ещё и волк. А воздух в этих горах чудесный, свежий и вкусный, и аппетит от него разгорается зверский… волчий, вот именно.

Катя соорудила из хлеба, сыра и мяса по солидному бутерброду – ах, сюда бы ещё помидоров! – и вернулась к Миху.

– Руки мыть будешь?

Тот только заулыбался, отложил работу, с поклоном взял угощение и сразу впился в него зубами. Катя тоже принялась есть. Между делом спросила:

– Ты видел сегодня айта Данира, Мих? Он к вам приходил, да?

– А как же, – закивал тот. – До свету ещё.

– Ну да. Распоряжения оставить. Как бы он в волчьем облике это делал?

– Да обычно, – удивился Мих. – У нас по-волчьи все почти понимают. Чтобы нормально поговорить – это мало кто, а поймут – запросто. Чтобы поговорить, лучше перекинуться в волка, конечно. У волков ведь глотка другая. Но все равно можно.

Не то чтобы Катя удивилась – она ведь слышала уже эти «разговоры» с волками. Но уточнила:

– И что, обо всём поговорить можно? Совершенно обо всем?

– Почти, – кивнул мальчик. – Что-то далекое от волчьей жизни сложно объяснять. Математику – очень сложно. Грамматику – почти невозможно. Географию – можно, но исподволь. А про лес, и как охотиться, и где дичь, и где что растёт, куда идти, где встречаться – это запросто, волчий язык для этого и есть. Дикие волки об этом обычно и говорят.

Катя не ожидала услышать про математику и грамматику, поэтому закашлялась и помолчала, осознавая.

– И что, простые волки всё время разговаривают?

– Конечно, – Мих засмеялся над её удивлением. – Они умные. Некоторые вещи, которые им привычные, делают так же хорошо, как люди. Когда вместе загоняют оленя или кабана, например. А чаще они как дети, лет пяти или шести. Но есть и умнее, это точно. Вот брат Хорт – он очень умный.

– Понятно. Правда, эти дети могут нас съесть, случайно, да?

– Нас? – мальчик удивлённо распахнул глаза. – Нет, не могут. Только не здесь. И не нас. Если только людей, и по их же глупости, и не здесь, не в Веллекалене!

– Ладно, я что-то не то сказала, – поспешно признала Катя. – А ты сам обращаться можешь, Мих?

– А как же! – он важно кивнул. – А вы так мало знаете про волков, айя Катерина?

– Очень мало, Мих. Ты в любое время можешь превращаться? Хоть днем, хоть ночью?

– Конечно. Все так могут, кто двуличный, конечно.

– А если полная луна?

– И что? Когда луна – светло, но я в волчьем лике и без неё хорошо вижу. А, вы про Лунный праздник? Да, это здорово. Все обращаются. А сама луна ни при чём, айя Катерина.

– Понятно, – вздохнула Катя.

Кажется, важный миф про оборотней из её мира рассыпался.

– Айта Данира жаль, ему так мешает, наверное, что приходится днем быть волком, – сказал Мих рассудительно. – Когда с людьми говорить, то в человечьем лике проще. А волков он вчера собирал, на поляне за Маншем. Не всех, только близких. Скоро, дед сказал, соберет всех. Дед сказал, что айт Северин не станет прятаться, не сдаст свои земли. Айя, вы тоже так думаете?

– Да, думаю, – согласилась Катя.

Её сердце сжалось: кажется, Данир собирается взять на себя слишком много. И кто знает, по силам ли ему это? Он ведь много лет провел не просто на чужбине, а в другом мире и в личине волка! Какое там счастье длиной в два месяца…

– Вы меня обо всем спрашивайте, айя Катерина, – великодушно предложил мальчик. – И про волков, и всё что хотите. Я буду рассказывать, я ведь всё знаю.

– Спасибо, Мих! – Катя обрадовалась. – Так и буду делать!

Кажется, волчонка забыли научить, чего ей нельзя говорить, и этим грешно было не воспользоваться!

– А айт Данир скоро уйдёт, да? – опустив голову, спросил мальчик.

– Не знаю, – осторожно ответила Катя. – Он сам решит. А с чего ты взял, что он уйдёт?

– Дед сказал. Что срок айта Данира истекает, ему недолго осталось жить в нашем мире. Он должен будет опять уйти в мир без магии, там он сможет жить, и долго. Со временем, может, и найдётся способ снять заклятье! Он потому и прожил так долго, что его догадались оправить в мир без магии!

– А вот и вода! – прозвенел над дорожкой голос Турей. – Как вы, айя Катерина? Всё в порядке?

– В полном, – Катя встала, благодарно улыбнувшись Миху и хотела перехватить у Турей ведерко, но та не дала, сама занесла в дом.

Она это уже знала. В их мире магические часы, отсчитывающие срок «проклятой» жизни Данира, останавливались. Но он мог находиться лишь в одной своей ипостаси – в волчьей. Значит, через два месяца Даниру снова придётся прятаться от проклятья там, где нет магии? Опять жить где-нибудь в волчьей шкуре? Ужасно.

– Великая Мать вам в помощь, айя Катерина! Пышного и сладкого хлеба к радостной жизни!

Помогать Турей не стала, только махала руками, когда Катя попробовала выспрашивать, чего и сколько класть в тесто. Ну глупо же – какой тут сладкий хлеб, если его готовят впервые в жизни? И какая радостная жизнь, при таком-то раскладе?!

Но тесто она замесила, мягкое, в меру упругое и податливое – такое, как надо. Получилось. Мука, подогретая в чайнике вода, закваска, соль и немного мёда. Растительного масла не нашлось – ну и пусть.

Она прикрыла кадушку льняной тряпкой, которая нашлась в сундуке. Турей уже успела приготовить кашу с мясом и овощами и закончила трудиться над платьем, Мих с гордым видом и церемонным поклоном вручил Кате мягкие башмачки на кожаной подошве, которые сели на ноги просто удивительно хорошо. Катя настояла, чтобы они поужинали все вместе – к смущению Турей и удовольствию Миха, тем более что каши получилось на семерых. Уже вечерело, а тесто увеличилось в объеме.

– Турей, как печь хлеб? В какой посуде?

– Это вам виднее, айя.

– Турей, ну пожалуйста. Мне надо дождаться, пока прогорят все угли, и выгрести их?

– Да. Сначала совком, потом метелкой. Вот, за печкой, – она показала. – А потом как знаете, айя. Я кладу на под, – всё-таки снизошла она до пояснений.

– На под – значит, прямо на дно печи?

– Ну да. Радостной вам ночи, айя!

Радостной ночи, серьезно? Вот сгорит до углей это тесто – и останется только радоваться. Рассказала бы Турей нормально про технологию – возможно, получилось бы. Но раз она решила вредничать, пусть будет как будет.

Прогоревшие угли точно надо из печи убрать. Катя и убрала, выгребая их совком в глиняную посудину, которую тоже обнаружила за печкой. Обожгла руку, просыпав на неё угольки – потому что было неудобным всё, и посудина, и совок, не говоря уже о печке. Не сильно обожглась, но всё равно было больно, и это не добавило настроения.

Она замотала руку мокрой тряпкой и вымела метёлкой горячий под печи. Захотелось посидеть у порога и поплакать. Как её угораздило угодить в это дивное место?!

– Моя, ты что делаешь?

Она резко обернулась. Данир смотрел на неё, стоя у двери. И он ещё спрашивает!

– Мы тут весь день выполняем твои распоряжения, дорогой, – отчиталась она не без сарказма.

– И что же я такого распорядился? – он подошёл, обнял её, прижал к себе. – Ты злишься. Что случилось?

– Данир, я не умею печь хлеб!

– Турей разве не принесла хлеба?..

– И я не пойду ни в какой храм! Хочу в душ и спать!

Это она капризничала, конечно. Но в храм действительно не хотелось. А в душ – очень.

– Я и не собирался в храм, – ответил Данир удивлённо. – То есть не сегодня. Ты решила хлеб печь? А, я понял, – и он вдруг расхохотался, – ну Турей…

– Что? – она дернулась и повернулась к нему, оставаясь в его объятиях, потому что он не выпустил. – Ты не собирался в храм? Тогда зачем мы тут возились?..

– Что это у тебя? – одной рукой он аккуратно снял повязку. – Обожглась? – и прижал ожог к губам, потом прошелся по нему языком.

В самый первый момент стрельнуло болью, но боль быстро прошла почти совсем.

– Лучше? Зализывать раны лучше в волчьем лике, конечно.

– Лучше. Спасибо. А я ведь неумеха безрукая! Не приспособлена к экстремальным условиям! – сварливо пожаловалась она, благодарно прижавшись к нему. – Если ты думал, что это не так…

– Если ты решила, что это экстремальные условия, то это ещё не они, – с ласковой усмешкой сообщил он. – Ты тоже можешь зализывать раны, кстати.

– Я не могу. Я могу пользоваться бальзамом «Спасатель» из холодильника. Лучше бы Юлана вместо косметики собрала аптечку, раз уж такое дело!

– Поругаешь её потом, – посоветовал Данир. – Подожди, я сейчас.

Он вышел и вернулся буквально через несколько минут – принес какие-то листья, измял их в ладонях и прижал к ожогу.

– Боль сейчас пройдёт. Ты отдохнула сегодня? Успела поспать?

– Даже как-то в голову не пришло. А надо было? – Катя взяла брошенную тряпку и принялась опять наматывать повязку поверх компресса из листьев.

– Эта несносная Турей! – Данир опять смеялся. – Не сердись на неё. Она хотела, как лучше. То есть чтобы всё было по обычаю, и мы своей небрежностью не испортили себе долгую и счастливую жизнь, – Кате услышала горечь в его голосе. – В деревнях всегда устраивают хлебный обряд. Турей и мысли, видно, не допускает, чтобы обойтись. А я лишь хотел, чтобы тебе заранее приготовили платье и обувь. И просил передать, чтобы ты выспалась. Ведь у нас с тобой есть только ночи, не хочется их терять.

– Значит, хлеб не нужен? И что с ним делать теперь?

Ей было обидно. Столько трудов – и всё напрасно?

Данир снова обнял её со спины, прижал к себе и не спеша поцеловал в шею – то ли целуя, то ли пробуя на вкус. Потом ответил:

– Хлеб надо испечь. Каждый замешанный хлеб должен быть испечён, это дар Великой Матери, выбросить – позвать зло. А нам лишнего зла не нужно совершенно.

– Ты тоже веришь в обычаи.

– Приходится. Мы сделаем это вместе – тоже хорошая примета, да?

– Да, наверное, – вздохнула Катя и покосилась на перевязанную руку. – Великую Мать сердить не будем, а то мало ли, я уже боюсь. Ты хоть будешь мне подсказывать, что делать?

– Мне проще делать, – он провел языком у неё за ухом и нехотя отстранил от себя. – Сядь и смотри. Ты всё отлично приготовила. Не так много работы осталось. Я слышал запах капусты, – он огляделся, – вот же она.

Теперь и Катя увидела – под лавкой у двери лежал крупный кочан капусты. И когда её принесла Турей? Или Мих так ловко спрятал – и на виду, и в то же время в глаза не бросается.

– Зачем капуста?

– Подкладывать под тесто. На ней и будем печь, – Данир принёс кочан и принялся потрошить его, снимая большие верхние листья и обрезая утолщения.

Листья он раскладывал на столе.

– Нет… Шутишь? – растерялась Катя.

– Нет же, моя. Чем ты недовольна?

– Печь на этом?..

– Так и делают. И другие листья можно. Главное – большие и съедобные*.

– Я должна была догадаться?! И зачем было прятать эту капусту? – вздохнула она, – Турей совсем отказалась помогать.

– Не сердись. Она ведь даже не догадывается, что ты можешь, а что нет. Капусту легко найти по запаху. Она решила, что и ты справишься.

– Я найду её по запаху, когда она испортится. Я не волк, у меня так себе нюх, – Катя смотрела, как он мнёт в руках её тесто, подбрасывает, бросает на стол и снова мнёт, и движения у него такие уверенные, тягучие и плавные.

Как красиво. А ведь он всего лишь месит тесто.

– И Турей не волк, – повёл плечом Данир. – Но вы в своем мире убили свои природные способности. Точнее, какие-то остались, но вы ими не пользуетесь или пользуетесь бессознательно, потом несёте чушь про интуицию или помощь свыше. Для вас главное знание, а не ощущение мира вокруг. Кто угодно почуял бы тут запах капусты. И вот ещё, Турей не помогала тебе печь хлеб из лучших побуждений. Так принято, – он объяснял, посмеиваясь. – Когда невеста печёт свадебный хлеб, ей мешают вовсю, прячут утварь, продукты, могут в муку что-то подмешать. Чем больше она испытает невзгод во время этого дела, тем глаже и спокойней будет ей вести хозяйство в доме мужа. Вот Турей и решила, что тебе не обойтись без этого, как можно? Семейное счастье важнее, чем выспаться. И она тебе ещё не особо мешала, так ведь?

– Ужас какой-то, – искренне высказалась Катя, чем снова рассмешила Данира.

Он ловко разделил тесто на несколько частей, каждую скатал в шар и положил на капустные листья. Потом плеснул в печь воды из ведёрка, лопатой ловко переложил заготовки вместе с капустой на выметенный Катей под и прикрыл зев печи заслонкой.

– Вот и всё, моя. Видишь, несложно.

– Я потрясена. Где ты этому научился, Данир Саверин?

– Отец научил. Нас с братом. На дальней охоте. Это было в таком же охотничьем домике, как этот. Мужчины многое должны делать сами, если они не дома. У меня был старший брат, – и у него вдруг сел голос.

– Я знаю, – поспешно сказала Катя. – Айя Лидия мне рассказала.

– Да?.. Хорошо.

*это не выдумка автора, а реальность и нашего мира тоже. Подовый хлеб в каменных печах можно печь на капусте, свекольных, кленовых листьях, на листьях салата и аира, и этот список наверняка не полон…

Дверь неслышно открылась, и волк скользнул в хижину. Катя не испугалась зверя, но напряглась – что ему надо?

Волк проворчал что-то, Данир ответил по-сандански:

– Хорошо, я понял, иди, – и притянул к себе Катю, обнял крепко.

Волк опять поворчал и бросил на Катю такой осмысленный взгляд, что она невольно дёрнулась. А волк так же неслышно удалился.

– А приучить их стучаться можно?

– Можно. А зачем?

– Погоди. Вот это кто был? Просто волк или оборотень? Что-то я стесняюсь, когда ты при нем меня трогаешь…

И Данир, недавно хмурый, снова улыбнулся:

– Это просто волк. Из моей стаи. Для него естественно, что мы вместе, раз мы пара. Пусть видит. И ты должна пахнуть мной, всегда. Тогда тебе нечего будет бояться на землях Манша. Волкам непонятна твоя стеснительность, а двуликие будут вести себя вполне гм… церемонно.

– А я когда-нибудь смогу их отличать? – вздохнула Катя.