Второе восстание Спартака Бушков Александр
Спартак лениво кивнул.
– Что у вас за команда? Мне о вашем присутствии в этом районе ничего неизвестно. Извольте отрекомендоваться по всем правилам и предъявить все имеющиеся документы.
Ах, как этот фриц шпрехал – завидки брали! Чем дальше, тем яснее было, что за камрада-тевтона Спартаку не сойти... Он оглянулся, послал выразительный взгляд Беате, с видом сконфуженной скромницы приводившей платье в порядок. Она, все еще сидя на куче соломы, потянула к себе за ремешок сумку.
Не удостоив ее и взглядом, немец напирал на Спартака:
– По-моему, я просил вас предъявить документы...
Судя по тону и роже, ни за что не отлипнет. Потянуть время, пока обозначится какая-то ясность и точный расклад сил? Пожав плечами – благо играть неприязнь особенно не пришлось – Спартак пробурчал:
– Даже так?
Говорить кратко, как можно короче – так дольше продержишься, а там, глядишь, и чудо какое произойдет...
– Даже так, представьте себе, – процедил немец.
– А вы кто? – все так же гнусаво, словно у него была каша во рту, буркнул Спартак.
Немец приосанился:
– Обер-лейтенант Роблиц, особая ягдкоманда «Зеро». Перестаньте валять дурака и изображать пьяного в стельку! От вас совершенно не пахнет спиртом, вы трезвехоньки. – Постукивая себя пальцами правой руки по ремню, он говорил спокойно и уверенно, как человек, имеющий право на многое. – Давайте внесем ясность, гауптман: я не собираюсь удаляться с извинениями, чтобы вы и дальше барахтались с этой шлюхой. У меня строго определенный круг обязанностей... о которых, судя по вашему мундиру и чину, вы просто не можете не знать. Мы – ягдкоманда «Зеро», повторяю. Так что извольте настроиться на серьезный лад. На ваших машинах номера «заведения Зеппа», так что не изображайте идиота, все вы понимаете лучше меня...
«Точно, – подумал Спартак. – Местный особист и, судя по тому, как держится, с немалыми полномочиями. О которых я по исполняемой в данный момент роли должен знать все точнехонько. Но я ж не знаю ничего! И говорить с ним сколько-нибудь долго не могу – уж особист-то быстренько расколет...»
Он запустил два пальца в нагрудный карман, вытянул гестаповский жетон и продемонстрировал немцу ту сторону, что была украшена разлапистым гитлеровским орлом.
– Ах, вот оно что... – голос немца чуточку подобрел. – То-то мне показалось, что маркировка машин у вас совершенно не соответствует номерам... Ну, теперь понятно: готовились в спешке, а? Вы от старины Норлица?
Спартак, пряча гестаповский жетон, кивнул с многозначительным видом.
– Сожалею, – сказал обер-лейтенант. – Право же, сожалею, что пришлось так вот беззастенчиво вторгнуться... Но – тем более! Уж гончая из своры Норлица должна понимать все гораздо лучше строевого офицера... Вы должны срочно присоединиться к моей группе. У меня ситуация... – он посмотрел через плечо Спартака на Беату, державшую на коленях сумку, понизил голос, – у меня ситуация, в кодовой таблице определяемая как два-восемь. Два-восемь, – повторил он значительно. – Вам понятно?
Спартак угрюмо кивнул.
– Ну так какого же черта вы стоите? – деловито спросил немец. – Быстренько прикажите вашим людям собираться – и едем на место. Право же, ситуация требует отказаться от любых развлечений... – в его голосе послышалось раздражение. – Что вы стоите, гауптман? Можете вы, наконец, членораздельно мне объяснить, почему Норлиц загнал своих ребят именно сюда?
Показалось даже, что он готов ухватить Спартака за шкирку и вытащить на улицу – так ему было невтерпеж. Ситуация усугубилась до крайности – ясно было, что немец не отвяжется, а если начать с ним препираться, расколет в два счета...
– Смотри, – сказал Спартак, показав пальцем в дальний угол амбара.
И немец попался на эту примитивную уловку – повернулся в ту сторону. Через его плечо Спартак видел, что мотоцикла за заборчиком уже нет...
И нанес мастерский удар, которому его давно научили здешние специалисты этого дела, насобачившиеся на двуногих в форме цвета фельдграу, – левой, в горло, чтоб немец ни дышать не смог, ни позвать на помощь. А правой выхватил эсэсовский кинжал, повторявший форму швейцарского средневекового (по заверению такого знатока старинного холодного оружия, как Борута) и аккуратненько вогнал его немцу в надлежащую точку, чуть повыше солнечного сплетения.
Придержал свободной рукой за шиворот, чтобы падающее тело не наделало лишнего шума. Обер-лейтенант осел с выпученными глазами и выражением безграничного удивления на лице, и Спартаку нисколечко не было его жаль – с какой стати?
Уложив покойника – в том, что именно так и обстояло, сомневаться не приходилось, – на присыпанные соломой доски пола, вышел наружу с самым беззаботным видом, одергивая китель. Беата следовала за ним с независимым и равнодушным видом легкомысленной девицы, которую и амбаром с кучей соломы не удивишь.
Вездеход как раз подкатил, остановился рядом. Не до церемоний было – и Спартак, подтолкнув девушку к машине, бегом бросился обратно, с маху взвалил на плечо тяжелый сверток, предварительно сунув в карман драгоценную бутылку, пошатываясь, бегом преодолел небольшое расстояние от амбара до машины, свалил ношу на заднее сиденье.
И, распрямившись, обнаружил, что на той стороне улицы вновь объявилась парочка жандармов, уже без плащ-накидок, с поднятыми на каски мотоциклетными очками. Они глазели с некоторым изумлением: ну да, что это за гауптман, который не шофера послал, а сам попер тяжесть?
Тот, что повыше, спросил неуверенно:
– Герр гауптман, вы не видели господина обер-лейтенанта?
Беата уже сидела в машине, глядя перед собой, и Спартак видел со своего места, что она держит пистолет на коленях, прикрывая его сумочкой. Немцы стояли с видом людей, намеренных все же, кровь из носу, доискаться своего обер-лейтенанта.
– Не знаю, – сказал Спартак. – Кажется, он вот туда пошел... – и неопределенно махнул рукой куда-то вправо.
Светлые глаза немца вдруг раскрылись широко, изумленно, немец даже рот разинул – и второй, сразу видно, удивился не на шутку. Такую реакцию, молнией пронеслось в голове, могло вызвать только одно: в немецкой фразе, вроде бы построенной по всем правилам, Спартак допустил какой-то ляп, который исконный немец обнаружит в секунду, как, скажем, изумится русский, заслышав из уст человека, выдающего себя за земляка, что-нибудь вроде: «... твою бать!»
Сообразив, что инкогнито окончательно раскрыто, Спартак одной рукой схватил с заднего сиденья автомат и рубанул очередью по жандармам – но его на миг опередила Беата, открывшая огонь со своего места.
Лихо разделались с жандармами. Их мотоцикл стоял через три дома, у чьей-то калитки – оттуда опрометью выскочил всполошенный третий. Пару секунд он растерянно озирался, пытаясь оценить ситуацию. Этого времени как раз и хватило Спартаку, чтобы достать его.
Мимо них пронесся громадина «Бюссинг», мотор ревел на полных оборотах. В кузове стоял на коленях Янек и лупил из автомата. Он был один – значит, пятерка, как и было предусмотрено заранее, осталась прикрывать. Там, где совсем недавно стоял грузовик, грохотала такая пальба, что небу жарко стало. Судя по канонаде, немцев объявилось не менее взвода...
Вездеход, оставляя шлейф пыли, следом за грузом выскочил из деревни – безмолвной, словно вымершей, – и обе машины понеслись по широкой немощеной дороге. Спартак неотрывно смотрел назад, цепляясь за железный борт машины. Сверток елозил по сиденью, то и дело поддавая под бок, но некогда было обращать внимание на эти неудобства.
Все еще слышалась ожесточенная перестрелка, постепенно отдалявшаяся, слабевшая. Кранты ребятам, с сожалением подумал Спартак. Немцев там, похоже, полно. Ну, что поделать, такая у них была боевая задача...
Сзади появился мотоцикл – один-единственный, к счастью. Он приближался с нехорошей быстротой, справа от водителя в клубах пыли вспыхнуло желтое пятно – это пулеметчик геройствовал, но ничего путного у него, конечно же, не вышло, пули ушли в молоко...
Спартак стукнул шофера кулаком по спине, тот мельком оглянулся и, оценив ситуацию, прибавил газу. Вскоре задний борт грузовика навис над ними. Оттуда смотрел Янек, и Спартак, указав ему рукой на преследователей, сделал выразительный жест.
Кивнув, Янек, цепляясь за борта, перекинул ногу, примерился – и спрыгнул. Спартак видел, что он покатился кубарем, но вскоре ухитрился вскочить, тут же присел на корточки – застрочил длинными по преследователям. Остального Спартак уже не мог разглядеть – машины влетели в лес, дорога сразу, казалось, стала уже, запахло хвоей и смолой, звуки выстрелов почти не долетали, и они поняли, что оторвались. Лес был огромный, дорог, переплетавшихся самым причудливым образом, множество. С ищейками не сыщешь. А чтобы прочесать эти чащобы, понадобится не менее дивизии, которую немцам взять неоткуда – а если даже и раздобудут каким-то чудом, то, пока будут ее сюда перебрасывать, любой след затеряется... Примерно через час машины подъехали к лесничеству. Название чисто условное – от домов, конюшни и сараев остались только фундаменты, над которыми в трех местах вздымались уцелевшие в полной неприкосновенности печи – их высоченные трубы, как это обычно случается, казались теперь нелепыми.
Уцелела только небольшая избушка, когда-то, судя по остаткам изгороди и кирпичным столбам ворот, игравшая роль привратницкой – домик-крошечка в три окошечка. Машины въехали на бывший двор, и Спартак выпрыгнул из вездехода возле неплохо сохранившегося каменного крыльца, ведущего теперь в никуда.
Стояла мертвая тишина. Ничего удивительного. Оглядевшись, Спартак тихонько свистнул. Еще какое-то время было тихо, потом с совершенно неожиданной стороны, совсем не той, куда он смотрел, появился Щука, в высоких сапогах и охотничьей куртке, с перекинутым через плечо английским автоматом.
Хрустнул сучок, появились еще двое, незнакомые, одетые примерно так же, тоже со «стэнами» через плечо. Беата посмотрела на Спартака с неприкрытым удивлением, и он слегка пожал плечами: о таком раскладе его никто не предупреждал, наоборот, подчеркивали, что Щука в целях сугубой конспирации будет их ожидать в бывшем лесничестве один-одинешенек... Ну что ж, помыслы начальства неисповедимы, и у него семь пятниц на неделе...
Поставив ногу на колесо, Щука ухватился за борт и, подпрыгнув, заглянул в кузов.
– Я так понимаю, это двигатель? – ровным голосом спросил он.
– Да вроде бы, – сказал Спартак. – Пилотирующее устройство в вездеходе, бутылка там же. Все в наличии, сдал-принял...
– Вы что, все здесь?
Спартак его понял моментально. Сказал не без горечи:
– Ребята остались прикрывать... Немцев, по-моему, было много...
– Война, – буркнул Щука. – Ну что же... Становись!
Они неторопливо выстроились шеренгой – оба шофера и Спартак с Беатой. Пришедшие со Щукой автоматчики торчали в стороне, а сам он, заложив руки за спину и остановившись перед невеликой воинской единицей, сказал спокойно:
– Объявляю всем благодарность за успешное выполнение задания. Ваша миссия окончена. Перегружайте устройство в грузовик, берите вездеход и отправляйтесь в точку «Це». Дальнейшее – согласно плану, без изменений.
Беата, сломав строй, выступила вперед:
– Так не пойдет... У меня четкий и ясный приказ: сопровождать груз до того момента, когда его погрузят в самолет. И покинуть борт не раньше, чем это случится.
– Между прочим, у меня точно такой же приказ, – сказал Спартак. – А приказы я привык выполнять...
– Борута отдал новый.
– Мне он его не отдавал, – решительно заявила Беата.
– Мне тоже, – сказал Спартак. – Я человек военный. Предыдущий приказ может быть отменен лишь последующим приказом, переданным командиром лично или письменно... У вас есть письменный приказ?
Он вовсе не пытался сделать Щуке мелкую пакость – приказы и в самом деле надлежало выполнять скрупулезно, особенно в подполье.
– Можете считать, что приказ Боруты вам передал я, – сказал Щука, все так же стоя с заложенными за спину руками. – Что за глупости – письменный приказ...
– Ну, в таком случае я буду в точности выполнять предыдущий приказ, – сказал Спартак, выходя из строя.
Судя по лицу Беаты, она придерживалась того же мнения. Спартаку показалось, что Щука сейчас вспылит, но он стоял на прежнем месте с непроницаемым лицом. Только вынул из-за спины правую руку и сделал короткий жест.
И тут же землю перед четверкой вспороли выпущенные крест-накрест автоматные очереди. Оба спутника Щуки стояли, расставив ноги, и у них был вид людей, способных выполнить любой приказ. Спартаку показалось, что дула автоматов направлены точнехонько ему в переносицу. Скорее всего то же ощущали и остальные.
– Что это... – выдохнула Беата.
– Сумку с плеча, – приказал ей Щука. – Бросьте ее вперед, насколько удастся... Кому говорю?
Он кивнул головой в их сторону – и стукнула короткая очередь «стэна». Один из шоферов, скрючившись, ничком опустился в траву, и Спартак увидел кровь на стебельках – на сей раз это был уже не розыгрыш ...
Рука сама дернулась к кобуре.
– Стоять! Руки вверх!
Трое оставшихся медленно подняли руки, поскольку ничего другого не оставалось. Щука запустил руку за отворот фасонной охотничьей куртки довоенного пошива, выбросил руку – и хлопнул пистолетный выстрел, второй шофер, качнувшись взад-вперед, навзничь рухнул на землю.
Щука хладнокровно прокомментировал, не убирая пистолета:
– Эти пешки меня совершенно не интересуют. От них не было никакого толку, а лишняя поклажа ни к чему – вокруг полно немцев, мало ли что... Не стоит обременять себя лишним багажом. А вас, молодые люди, могу обнадежить: вы-то мне как раз понадобитесь. Вы много знаете, а значит, люди полезные. Но, я вас умоляю, не вздумайте дергаться. Вообще-то, на крайний случай я и без вас обойдусь, коли у меня есть все это... – он дернул подбородком в сторону машин.
Спартак оторопело молчал. Происходящее было настолько неправильным, непредусмотренным, неожиданным, что не укладывалось в голове. Но все было всерьез...
Щука стоял в пяти шагах от них – далеко для неожиданного броска, да и автоматчики не оплошают.
– Расстегните ремень, – сказал ему Щука. – Вот так. И бросьте подальше. То же и вас касается, панна, – я о сумочке...
Беата подчинилась. Спартак отбросил ремень с кобурой и ножнами и хорошенько запомнил, куда он упал, вдруг пригодится.
– Кто вы такой? – спросила Беата.
– Охотник за кладами, – с усмешечкой ответил Щука. – Вам доводилось читать в юности приключенческие романы? Если да, то вы должны знать, что найти клад – еще не самое главное. Главное – удержать его при себе, потому что охотников бывает немало. Такова жизнь... Но вы не огорчайтесь, для вас все складывается не так уж плохо: девушка, которая столько знает, для меня всегда будет желанным гостем.
– А вы – это кто? – сердито глядя на него, спросила Беата.
– Долго объяснять, – сказал Щука. – Скажем так – любопытный человек, обожающий задавать вопросы, особенно тем, кто знает массу интересных вещей. Между прочим, вы, Котляревский, меня интересуете значительно меньше, так что советую это учитывать и не лезть на рожон. Собственно говоря, я бы вас сразу пристрелил, но в этом случае девушка обидится и замкнется, а я хочу подольше сохранить с ней теплые, душевные отношения. Но все равно не особенно дергайтесь, вы тут персонаж второстепенный...
– Сволочь... – прошипела Беата.
– Извините, профессионал...
– Сволочь, – убежденно повторила Беата. – Красная сволочь... Москальский прислужник...
– С чего вы взяли? – усмехнулся Щука.
– Да потому что это лежит на поверхности, – воскликнула девушка. – Немец держался бы совершенно иначе, будь ты, паскуда, из гестапо, тут бы уже было не протолкнуться от эсэсманов и егерей... Значит, красный. Вы ж тоже охотитесь за ракетами, я прекрасно знаю...
Щука склонил голову:
– Дорогая, позвольте, я ничего не стану подтверждать... и ничего не буду опровергать. Я просто-напросто позволю себе выразить восхищение остротой вашего ума... Красотой пусть восторгаются романтические юноши вроде вашего любовничка, – он пренебрежительно покосился в сторону Спартака, – а вот мои интересы лежат в качественно иной плоскости, и меня восхищает в первую очередь ум... Будьте так добры, вы оба, лечь на землю и сложить руки за спиной. Не бойтесь, никто вас не собирается убивать. Если бы я хотел кого-то из вас пристукнуть, давно бы это сделал... Но вот руки вам связать непременно следует. Во избежание глупых осложнений... Я кому говорю? – он приподнял пистолет. – Повторяю, в самом крайнем случае я и без вас обойдусь, у меня есть главное...
Спартак с отчаянием убедился – не в первый раз, – что сделать тут ничего нельзя. Капкан захлопнулся, и даже лапу не отгрызешь... Видя, как Беата с окаменевшим лицом опускается на колени, а потом ложится лицом вниз в зеленую сочную траву, сплошь покрывавшую бывший двор, он последовал ее примеру. Лежа щекой в приятно пахнущей траве, заложил руки за спину. На щеку ему прыгнул толстый зеленый кузнечик, солнце стояло высоко в небе...
Неужели этот тип и в самом деле...
Додумать он не успел. Совсем неподалеку застучала длинная автоматная очередь, и еще одна, а потом автомат лупил беспрерывно, рядом кто-то вскрикнул, упало что-то тяжелое...
И наступила вязкая тишина. Спартак так и лежал, вжимаясь щекой в траву, чувствуя кузнечика пониже уха. Он подозревал очередную изощренную ловушку, на которые Щука, как уже выяснилось, был большой мастер, а потому не двигался с места – будь что будет, авось...
– Эй! – закричал поблизости знакомый голос. – Долго вы так прохлаждаться собираетесь, мне интересно? Можно вставать, все в полном порядке... Пся крев, их и в самом деле только трое было!
Спартак вскочил, кинул по сторонам быстрые взгляды. И Щука, и его молчаливые подчиненные лежали на тех местах, где их настигли выстрелы, – уже совершенно неподвижные. А над ними стоял Зух со «стэном» наперевес и ухмылялся во весь рот.
– Мы люди простые, без претензий, – сказал парень жизнерадостно. – В герои не рвемся. Но если понадобится кого спасать, благородную там панну княгиню или еще кого, – он покосился на Спартака, – с полным нашим удовольствием, за нами не заржавеет...
– Бог ты мой, – сказала Беата, поднимаясь из травы с неописуемым выражением лица. – Ты откуда здесь взялся?
– С чердака, – Зух показал стволом автомата на крышу сторожки. – Чердачок крохотный, в три погибели едва уместишься, но наблюдательный пункт отличный, и окошки имеются для стрельбы практически на все стороны света, словно специально кто-то задумывал в старые времена...
– Я не о том. Как ты здесь вообще оказался? Тебя же в состав группы не включали...
– Это вам так думается, панна Беата, – не без важности сказал Зух. – А Борута раскладывал иначе. Он мне и велел с самого начала засесть на чердачке и при малейшей надобности вступать в работу. Вот мне и показалось, что надобность настала самая насущная... Эх, кто б знал, как тяжело было там чуть ли не сутки напролет париться... Но ведь не зря, а? Прав Борута: иногда никому доверять нельзя... Это что, гестапо?
Беата отвернулась и долго смотрела на лежащего лицом вверх Щуку, казавшегося совершенно спокойным – скорее всего, он и в самом деле ничего не сумел понять, так быстро все произошло.
– Наверняка нет, – сказала она медленно. – Это определенно красные, хотели перехватить добычу для своей Москвы...
Спартак почувствовал себя чуточку неловко, хотя был ни при чем. Чтобы заполнить тягостную паузу, он громко сказал:
– Нужно отсюда убираться.
– Точно, – поддержал его Зух. – Может, в лесу другие рыщут...
– С грузовиком я как-нибудь справлюсь, – решительно сказал Спартак. – Проще в него перегрузить что полегче, чем наоборот. Эту громадину мы все равно втроем не поднимем... Пошли. Зух, слей бензин из вездехода. Лучше его на всякий случай подпалить, чтобы уже все концы в воду...
Через пять минут на поляне возле пылающей машины остались только три человека, смотревшие в небо неподвижными мертвыми глазами...
Глава пятая
Старинный город Лондон
Наблюдать за погрузкой не было особенной нужды – этим как раз распоряжался незнакомый Спартаку ни по имени, ни по кличке суетливый человек, до войны, говорили, крупный инженер. Именно он и занимался ракетами с самого начала.
Судя по тому, что Спартак видел, инженер и в самом деле был толковый – его ребята в два счета собрали из бревен импровизированный подъемный кран наподобие треноги, как-то скрепили эту штуку прочно и надежно, и теперь повисший на тросах сигарообразный ракетный двигатель осторожненько направляли торцом в люк английского самолета. За чем с тревогой, вполне понятной в их положении, наблюдал экипаж.
Слова-то каковы: экипаж, командир, бортинженер... Впервые за целый год Спартак так близко видел самолет, пусть и не бравый бомбардировщик, а всего лишь транспортник. Плевать. Главное, это был самый настоящий самолет, всего час назад спустившийся с неба, – двухмоторная «Дакота» королевских военно-воздушных сил, прилетевшая прямиком из Англии.
Все было таким знакомым, родным – гудение мотора, могучие лопасти пропеллеров, букет самолетных запахов, волны, бегущие по траве, когда машина приземлилась и покатила по огромному лугу...
Стоя под крылом, касаясь его ладонью, Спартак ощущал приступы нечеловеческой тоски и зависти к этим парням, которые сейчас усядутся за штурвалы, не видя в этом ничего необыкновенного, поднимут машину в воздух и лягут на курс, привычно перебрасываясь знакомыми до боли словечками – у них наверняка все то же самое, вряд ли есть принципиальные отличия. Курс, скорость, направление ветра, обороты, давление масла, баки...
На миг все окружающее показалось ему абсолютно чужим и даже противоестественным – настолько хотелось взмыть в небо за штурвалом самолета. Он даже тихонько застонал.
Услышав чей-то возглас, поднял голову. К нему внимательно приглядывался один из британцев – счастливец в кожаной куртке с незнакомыми крылышками слева. Он спросил что-то, но Спартак, не поняв, смущенно пожал плечами.
Потом сообразил. Постучал себя в грудь, сделал вид, будто крутит штурвал, похлопал по крылу. Жестикулировал выразительно, размашисто, разнообразно.
Англичанин, вот чудо, понял... Ткнул ему в грудь пальцем:
– Пайлот?
Спартак обрадованно закивал. Изобразил с помощью растопыренных ладоней полет, бомбардировочный вылет,– и англичанин догадался еще быстрее:
– Бомбер?
– Бомбы, бомбы! – обрадованно подтвердил Спартак, изображая выход на цель с потерей высоты и отрыв бомб.
Они еще долго «разговаривали» – что-то совершенно непонятное тараторил веснушчатый англичанин, выразительными жестами отвечал Спартак. Получилось нормальное общение двух пилотов, и не имело значения, что они не понимали ни словечка на языке другого. Жестов хватало.
Потом Спартак встрепенулся, заслышав конский топот. Вспомнил о своих прямых обязанностях, улыбнулся англичанину, развел руками и отошел от самолета.
Незнакомый парень с автоматом за спиной осадил высокого красивого коня под военным седлом:
– Пан поручик, немцы!
– Где? Сколько? – спросил Спартак озабоченно.
– Вон там, – всадник показал рукой. – Примерно два взвода, и не простая пехота – в камуфляже, в ботинках, то ли егеря, то ли какая-то зондеркоманда... Самое скверное, пан поручик, – к ним только что пошло подкрепление, я сам видел бронетранспортер... Рыжий с ребятами занял позицию, но многовато их на группу Рыжего...
Отойдя от самолета метров на пятьдесят – теперь шум погрузки стал гораздо тише, – Спартак прислушался. Далеко-далеко, на пределе слышимости, словно заработало одновременно немалое количество швейных машинок. И пулеметы, судя по перестуку. А теперь кто-то гранату рванул... Группа Рыжего засела не более чем километрах в полутора отсюда...
Подошла Беата, и Спартак молча показал ей рукой: мол, помалкивай и слушай... Она с озабоченным лицом уставилась в ту сторону:
– Бой?
– Точно так! – подтвердил гонец, крутясь на коне совсем рядом. – Немцев до холеры...
«Это еще не до холеры, – подумал Спартак угрюмо. – Ты всего не знаешь...»
Он-то как раз знал: район вокруг буквально кишит немцами, в трех-четырех километрах отсюда расквартированы эсэсовские части и отведенные с фронта для переформирования подразделения вермахта. Неудачное местечко для импровизированного аэродрома, но выбирать было не из чего. До утра, конечно, еще далеко, но лунная выдалась ночка, все видно как на ладони, и подкрепление к немцам прибудет моментально, в таких количествах, что Рыжего с его парнями вмиг по стволам размажут...
– Пан поручик! – отчаянно выкрикнул всадник. – Какие будут приказы? Что передать?
– Держаться! – рявкнул Спартак. – Какой еще может быть приказ?
Всадник неловко отдал честь, развернул коня и галопом унесся в темноту. Спартак пригляделся: в той стороне появились крохотные, с булавочную головку, яркие вспышки, их становилось все больше и больше, и наконец взметнулось пламя далекого пожара. Там разворачивалось на полную...
Он подбежал к треноге из бревен и заорал что есть мочи:
– Немцы рядом! Немцы, мать вашу! Шевелись!
И выпустил весь запас здешних предосудительных выражений, какие только знал. Ага, двигатель уже исчез в самолете, люди инженера (тоже неумело выкрикивавшего черную матерщину) принялись оттаскивать за тросы «подъемный кран».
– Посмотри, как там, – сказал Спартак Беате.
Она кивнула, побежала к алюминиевой лесенке, приставленной к другому люку, моментально взобралась наверх и пропала с глаз. А парой секунд позже к той же лесенке опрометью кинулись английские летчики, получившие от своего старшего какую-то громкую команду. Мощно чихнули, заработали двигатели, винты дрогнули, провернулись...
Все, отметил Спартак. Бревна оттащили далеко, хвост их при взлете уже не заденет...
В той стороне сверкали вспышки выстрелов, уже различимых вполне явственно, пожары полыхали в трех местах. «Только бы они не догадались, что здесь – самолет, – подумал Спартак, карабкаясь по шатавшейся лесенке. – Иначе поднимут чертову тучу ночников и раздолбают, как бог черепаху, вместе с бесценным грузом. Вся работа пойдет псу под хвост...»
В свете тусклых лампочек он прекрасно разглядел происходящее в грузовом отсеке: несколько человек в незнакомой военной форме, с польскими орлами на защитного цвета беретах лихорадочно крепили двигатель деревянными клиньями и растяжками. Спартак кинулся помогать... Временами он видел за иллюминатором ночную тьму, раздираемую яркими вспышками. За усиливавшимся гулом моторов не слышно было выстрелов.
Рядом возилась Беата, загоняя клин меж двумя другими, – фуражка слетела, волосы рассыпались.
Ух ты! Трасса прошла не так уж далеко от самолета, словно бы нащупывая его. Спартак отшатнулся, ему показалось, что он вновь за штурвалом, и справа объявился «ночник». Но тут же сообразил: это земля... и немцы вышли на дистанцию прямой стрельбы... мать твою, да это уж угловатые открытые бронетранспортеры показались на опушке леса!
Его вдруг бросило к стене, он ударился плечом – а потом прямо на него рухнул еще кто-то, судя по внушительному весу, уж никак не Беата. Спартак проехал на пузе по ребристому металлическому полу, едва увернулся от черного зева двигателя, который все же успели закрепить... Схватился обеими руками за края сопла, пронзительно воняющие той самой паскудной химией.
Похоже, ему удалось зацепиться – а вот остальных все еще мотало от стены к стене, катались, как куклы, тщетно пытаясь подняться на ноги или надежно ухватиться за что-нибудь подходящее. Выбросив руку, Спартак ухватил Беату, летевшую прямо на него спиной, своим телом создал преграду меж ней и тяжеленной железной дурой, творением мрачного тевтонского гения.
И только теперь сообразил, что происходит, – самолет уже начал разбег по лугу, все ускоряя бег; знакомый шум двигателей Спартак читал, как книгу: «Дакота» вот-вот оторвется от земли, проситься наружу поздно, да и не стоит, откровенно-то говоря, – там чертовски неуютно для партизан...
Вытянув шею, он ухитрился разглядеть в иллюминаторе новые трассы, летевшие сзади, пытавшиеся нащупать самолет – но «Дакота», как безошибочно определил Спартак, только что оторвалась от твердой земли и, натужно воя моторами, взмывала все выше в ночное небо.
...Беата, легонько подтолкнув его в бок кулачком, ехидно сказала:
– У тебя сейчас берет свалится... Как деревенщина, честное слово.
– Красиво... – сказал Спартак.
Как ни грустно это признавать советскому человеку, но лондонский собор святого Павла был гораздо выше, больше и величественнее Исаакия. А впрочем, Спартак тут же подыскал неплохое уточнение: Исаакий возведен в царские времена, а вот пусть они попробуют превзойти советские строительные достижения, империалисты хреновы, колонизаторы, угнетатели индусов...
Собор тем не менее впечатлял. Бомбежки его счастливым образом не накрыли. Домам, стоявшим меж ним и какой-то плюгавой церковью, повезло гораздо меньше: там простирался огромный пустырь, где в высокой траве тянулись утоптанные тропинки, там и сям виднелись таблички на воткнутых в землю кольях. Сам он ни за что бы не догадался, но бывавшая до войны в Лондоне Беата моментально объяснила: тут немецкие бомбы сравняли с землей сразу несколько улиц, остался пустырь, а таблички как раз и есть названия бывших улиц...
Вообще, уже в первую прогулку он понял, что досталось городу Лондону на всю катушку. Разрушений масса, а за уцелевшими домами нет прежнего присмотра: общественные здания с облупившимися фасадами, металлические решетки срезаны на переработку. На одном из пустырей у разрушенной церкви Спартак собственными глазами видел натуральный свинарник, устроенный на скорую руку, – зато на других пустырях цвели ландыши, белая сирень.
– Город не узнать, – сокрушенно сказала Беата, когда они двинулись по одной из бывших улиц, – утоптанной тропинке с непонятными Спартаку надписями на указателях. – Раньше здесь было так красиво...
Спартак молчал, поддерживая ее под локоть. Очередной виток судьбы оказался чересчур уж сильной эмоциональной встряской. Внезапно очутиться в Лондоне – это, знаете ли, переживание не из рядовых...
Хорошо еще, что к нему особенно не цеплялись – ни здешние поляки, ни тем более англичане. Спасибо Беате, это она сразу сумела наладить все должным образом и наспех проинструктировала Спартака в машине, везшей их с аэродрома. Во избежание возможных сложностей, просто-напросто не следует говорить всей правды: ну да, еще один поручик из подполья, и не более того. Польский знает плохо, потому что перед самой войной приехал из Бразилии, где, собственно, и провел с родителями всю сознательную жизнь. «Мало кто бывал в Бразилии, – сказала Беата позже, в казарме, разместившейся в чьем-то конфискованном для военных нужд поместьице близ Лондона. – Шанс попасть на «земляка» очень уж невелик, а врать насчет попугаев, обезьян и индейцев-людоедов ты сможешь, сдается мне, язык у тебя подвешен. Если рассказать всю правду, в тебя обязательно вцепится контрразведка, они тут, в тылу сидя, от безделья озверели... Черт с ним. Я тебя делом проверила, при чем тут эти тыловые крысы?»
А в общем, никто их на допросы и не таскал – у Беаты тут были какие-то достаточно высокопоставленные знакомые, прекрасно ее знавшие, а за компанию и Спартак проскочил мимо здешних особистов, которые, есть подозрения, во всем мире одинаковы и милыми, душевными людьми поименованы быть не могут... Всем было не до них – тут шла своя деловая суета, кипели свои заморочки. Оставалось сидеть смирнехонько и ждать, когда их перебросят назад в Польшу.
Вот Спартак и разгуливал третий день по древнему городу Лондону – в мундире британского фасона, украшенном соответствующими нашивками польских вооруженных сил за границей, в берете цвета хаки с коронованным орлом и прикрепленными под ним звездочками поручика. И, между прочим, Беата говорила: ходили слухи, что их собираются наградить, чуть ли даже не английскими медалями. Так оно на войне и бывает: наградить, по совести, следовало бы очень многих, но все они далеко, за линией фронта, и только они с Беатой наличествуют вживую.
Спартак в раздумье покачал головой. С одной стороны, английская боевая медаль – это несомненный почет, с другой же – дома придется объяснять еще и это... Вообще, собирается он домой или нет? Этот вопрос как-то сам по себе уползал в глубины сознания, думать над ним не хотелось, и все тут...
– Сэр!
Он остановился. Беата, метрах в десяти от него, разглядывала груду кирпичей, откуда торчали металлические балки: судя по печальному виду, с этим местечком у девушки связаны давние воспоминания. А совсем рядом оказалась машина, откуда выглядывал, дружелюбно улыбаясь, человек в штатском, показывал какую-то карту и трещал нечто неразборчивое.
Карта города, ага. Не знает, как проехать. Только чем же ему помочь, если мы сами не тутошние? Спартак развел руками, сожалея, что не знает на английском ни словечка.
Человек настаивал, тыча пальцем в карту, он выглядел настолько озабоченным и несчастным, что Спартак невольно согнулся в три погибели, заглядывая в карту, как будто прекрасно в ней разбирался...
Улыбчивый человек в штатском вдруг выбросил руку, и Спартак согнулся пополам от жесточайшего удара в горло, который и сам прекрасно умел проводить. Дыхание перехватило, словно навсегда запечатало, он отчаянно пытался протолкнуть в глотку воздух – а его уже головой вперед закидывали на заднее сиденье. Он расслышал еще крик Беаты – но машина рванула с места, и кто-то на чистейшем русском языке прикрикнул:
– Лежи смирно, падла! Отбегался...
Он поневоле лежал смирнехонько – сразу два человека припечатали его к сиденью, скрутивши так, что пошевелиться не было никакой возможности. Понемногу удалось протолкнуть в горло немножко живительного воздуха – полное впечатление, куском – а там и дыхание наладилось, но особой радости это не принесло. В том, что он серьезно влип, сомнений никаких не оставалось.
Вокруг раздавался обычный уличный шум – гудки машин, разговоры. Никто ничего не замечал – с какой стати? – и в голову Спартаку поначалу полезли самые дурные оптимистические мысли: сейчас Беата куда-нибудь сообщит, кто-нибудь примет меры...
«Интересно, какие такие меры? – издевательски вопросил неведомо откуда возникший в сознании язвенник. – Какие такие меры могут быть? Вы что, гражданин Великобритании, а?»
И крыть тут было нечем. Машина остановилась ненадолго, послышался скрип распахивающихся ворот – петли приржавели, давно не смазывали, – и вскоре Спартака потянули за ворот френча:
– Эй, вылезай... фельдмаршал!
Он вылез. Машина стояла в крохотном дворике, со всех сторон окруженном квадратом дома, вроде бы не похожего на жилой. Во дворике зеленели газоны, неправдоподобно ровные, идеально прямоугольные, каких дома не бывает.
Двое в штатском стояли у Спартака по бокам и ждали, когда из машины выберется третий, тот, что подловил на карту. Потом один, словно спохватившись, залез в машину, неуклюже выбрался, протянул Спартаку берет:
– Головку прикройте, господин хороший. Форму одежды надобно соблюдать согласно уставу, вы ж как-никак офицер, хоть и бывший, сами понимать должны...
Судя по физиономиям и речи, не было никаких сомнений, что он имеет дело с соотечественниками. Костюмы на обоих сидели скверно, на что Спартак моментально обратил внимание: как-никак его в этом вопросе изрядно образовали. Третий, правда, выглядел вполне европейцем.
Они сомкнулись вокруг Спартака, один многозначительно мотнул головой в сторону крыльца, и Спартак направился туда. За руки его никто не держал – но вся компания сгрудилась вокруг него, то и дело задевая боками.
Чистые коридоры – нет, на жилой дом положительно не похоже, совершенно конторский вид и расположение дверей, без табличек, исключительно с номерами. Пару раз навстречу попадались люди в штатском, но внимания на процессию не обращали, словно так и нужно было.
У двери под номером семь вся компания остановилась. Третий – судя по осанке, мелкий, но начальничек – осторожно ее приотворил, просунул внутрь голову и мгновение спустя вновь показался, вздыхая словно бы с облегчением. Кивнул Спартаку:
– Шагом марш!
Вся троица осталась в коридоре. Спартак вошел и, видя, что никто не собирается за ним последовать, прикрыл дверь. Остановился на пороге.
– Проходи, проходи, соколик...
Это с ухмылочкой произнес мужчина цыганского вида, чернявый, горбоносый, стоявший у окна. Размашисто шагая, он пересек комнату, проворно охлопал Спартака по всему телу с нешуточной сноровкой и, обернувшись к сидящему за столом, весело сообщил:
– Нету у него ни единой пушки в пальто! Расслабился, гнида.
– Проходите, – сухо сказал человек за столом. – Садитесь.
Спартак сел. Уставился на хозяина кабинета. Они оба были в цивильном, и цыганистый, и второй, но выправку-то никуда не спрячешь...
– Внесем ясность, гражданин Котляревский, – сказал человек за столом. – Я – майор Плещеев. Это – капитан Шумов, – повел он подбородком в сторону цыганистого. – Вы находитесь в одном из зданий, принадлежащих советскому посольству в Великобритании, следовательно – на территории Советского Союза. Мы оба, я и капитан, имеем самое непосредственное отношение к органам государственной безопасности. Хотите сделать какое-нибудь заявление?
Спартак с искренним недоумением пожал плечами: он и в самом деле представления не имел, с каким заявлением можно в данной ситуации выступить.
– Ему только заявления делать, паскуде, – глядя с ненавистью, бросил капитан. – Я ему такое заявление по печенкам заделаю...
– Прекратите, – сухо сказал майор.
– Ага, – произнес Спартак довольно-таки независимо. – В злого и доброго, стало быть, играете? Наслышаны краем уха...
– Ничего подобного, – отрезал майор. – Просто капитан совсем недавно переведен на кабинетную работу с... более оживленной и не вполне еще усвоил правила. Мы оба – следователи по вашему делу.
– Прекрасно, – сказал Спартак с горькой иронией. – Значит, уже и дело сшили?
– Дела не шьются. Дела заводятся. При наличии достаточно веских оснований, каковых в вашем случае предостаточно...
«Да это же и есть язвенник! – стукнуло Спартаку в голову. – Ну, предположим, не совсем такой, каким мысленному взору рисовался, не похож на обладателя застарелой хронической хворобы, и лицо не брюзгливое, но это именно он и есть...»
– И какие же основания?
– Этот человек вам известен? – резко спросил майор, выбросив вперед руку с фотокарточкой.
Щуку Спартак опознал с полувзгляда – вот только на снимке Щука был запечатлен не в штатском, а в форме с тремя шпалами подполковника на петлицах, и на груди у него красовалась Красная Звезда, два Красных Знамени, медаль в честь двадцатилетия РККА, разлапистый монгольский орден и какие-то значки...
– Известен, – сказал Спартак. – Как зовут, не знаю. Там... там, где мы встречались, он кличкой именовался.
– И вы участвовали в его убийстве?
– Да ничего подобного! – сказал Спартак. – Я его пальцем не трогал, все без меня произошло... Значит, дело было так...
Читать бесплатно другие книги:
